Глава 6
«Да что же это такое! – мысленно восклицала я. – Куда ни кинь, везде клин. Ни одной зацепки не осталось…»
Но, достигнув низшей точки, настроение постепенно начало обратное движение, и вскоре я уже вновь воинственно грозила кому-то, заверяя, что не на ту напали и что голыми руками меня не возьмешь.
«Нераскрытое дело?! Ну, это уж дудки! Это мы еще посмотрим… как им удастся».
Как будто в ответ на мою бесповоротную решимость ни за что не сдаваться вновь раздался телефонный звонок.
– Слушаю! – воинственно крикнула я в трубку.
– Анжела? – прозвучал вкрадчивый голос.
– Э-э-э… Да. А кто это?
– Это Игорь Владленович из галереи.
– Ах да! Очень… очень приятно, – бормотала я, теряясь в догадках, что бы сей звонок мог значить.
– Вы еще не передумали заказывать копию?
– О… Нет! Конечно, нет…
– Мы подыскали подходящего для такой работы исполнителя. Вы ведь понимаете, произведение сложное, нельзя привлекать к такой работе абы кого.
– О да! Да, разумеется.
– Ну вот мы и старались. Мастер – из самых талантливых. Копии его работы даже опытным профессионалам не всегда удавалось отличить от оригинала.
– О! Я очень рада.
– Так вот, не могли бы вы подъехать к нам сегодня около пяти часов вечера? К этому времени подойдет и мастер, вы бы поговорили, обсудили детали…
– Да! Да, конечно! С удовольствием.
– Ну что ж, отлично. Мы будем ждать. До встречи.
В трубке давно уже звучали короткие гудки, а я все не могла ответить самой себе на вопрос: на что это я согласилась сейчас? Я что, действительно хочу иметь у себя эту картину?
Но какое-то шестое чувство тихо нашептывало, что как знать, а может быть, это она и есть – та самая долгожданная зацепка…
«Звонок – из галереи Мазурицкого, – нажав наконец сброс, рассуждала я сама с собой. – А именно там – главный подозреваемый. Так зачем же я буду отказываться лишний раз сходить туда? Ведь денег с меня пока никто не требует. А отболтаться всегда можно. Скажу, что художник не внушает доверия или что совсем уже было собралась заказывать, да вдруг поссорилась с мужем… Мало ли что можно сказать…»
Но в галерее ждали Анжелу, а вовсе не Татьяну Иванову, и я набрала номер незаменимой Светки.
– Светик, как поживаешь?
– Ничего, сегодня хорошо.
– Что, клиент валит?
– Жаловаться грех.
– А у меня к тебе эксклюзивный заказ.
– Ты же говорила, что преображаться больше не будешь?
– Говорила. Ан, выходит, соврала. Придется тебе еще разок потрудиться.
– Эльвира или Анжела?
– Рыжая.
– Ладно, приходи. Тебе прямо сейчас?
– Нет. На месте я должна быть к пяти часам, соответственно, у тебя появлюсь где-то в районе четырех.
– Молодец, что заранее предупредила.
– Я старалась.
До встречи оставалось изрядно времени, и, чтобы не сидеть совсем уж без дела, я решила, что нелишним будет мне немного приоткрыть завесу будущего и узнать, что скажут о сложившейся ситуации мои прозорливые кости.
Первый же бросок попал в самую суть. 27+3+20 – «Вы не удовлетворены своей текущей работой».
Еще бы! Мы даже не припомним случая, когда еще были до такой степени не удовлетворены.
Предсказание было верным, но оно не подсказывало, завершится ли когда-нибудь эта неудовлетворенность, и я кинула кости еще раз. Выпало: 34+9+18. Это означало: «Вы вспомните о том, что у вас есть старый верный друг, способный поддержать вас и даже преподнести сюрприз».
Хм… А вот это уже интересно. «Старый друг, верный друг…» Кто бы это мог быть? Впрочем, время покажет.
«Ну все, если и в третий раз кости не ответят на мой основной вопрос, больше не бросаю. Буду действовать на свой страх и риск. Без предзнаменований», – думала я, делая завершающий, контрольный бросок.
Но кости моих ожиданий не обманули. 33+20+6. «Вскоре вы успешно завершите крайне утомительную работу, результатами которой для вас будут почет и уважение» – вот что показал прогноз в третий раз, и, признаюсь, мое настроение после этого заметно улучшилось.
«Вот так-то! – язвительно говорила я воображаемому противнику. – Нераскрытое дело… Еще посмотрим!»
Было около трех часов дня, и перед тем, как ехать к Светке, я решила зайти в соседний ресторанчик подкрепиться. От расстройства, что расследование никак не клеится, я с самого утра ничего, кроме кофе, не ела, а для визита в стан врага необходимо было быть в форме.
Салат и мясное рагу подкрепили мои угасающие силы, и, полная оптимизма и радужных надежд, я поехала к Светке.
Мастер, с которым я должна встретиться, несомненно, тот самый Вася, интересную биографию которого записала горошина. Он близко знаком с Сеней, время от времени участвует в перепродажах, то есть находится в курсе всех дел. Более или менее. Если как следует разговорить его, думаю, можно узнать немало интересного. Хотя бы о тех же взаимоотношениях Всеславина и Мазурицкого. А может, и об их грязных делишках что-нибудь промелькнет. Правда, неудобно будет расспрашивать об этом в присутствии самого Сени… Он ведь наверняка будет там.
Ну да ладно, что-нибудь придумаю.
Вдохновленная оптимистическим предсказанием костей, я снова поверила в успех и в то, что для частного детектива Татьяны Ивановой не существует непреодолимых преград.
Если я ничего не путаю, в разговоре, зафиксированном мини-камерой, упоминалось, что Вася «слаб на горлышко». Это нам как раз на руку. Завлечь его в укромное местечко, немного угостить… и не сомневаюсь, я узнаю очень и очень много нового и интересного о том, как работает художественно-антикварный бизнес.
Бодрая и веселая подъехала я к Светкиному салону и через некоторое время уже входила в знакомое роскошное помещение, блистая отливающими медью кудрями.
– Милости просим! Милости просим! – широко улыбался Игорь Владленович, гостеприимно разводя руки.
«А похоже, роль мне удалась, – между тем думала я, наблюдая эту доброжелательную мимику. – Видимо, они и впрямь приняли меня за лохушку, только и думающую о том, как избавиться от лишних денег».
– Позвольте представить, Василий Александров – Микеланджело, Гоген и Дюрер в одном лице.
– В самом деле? Изумительно!
Я удивленно поднимала брови и выражала восхищение, а между тем исподволь пристально всматривалась в «Микеланджело и Дюрера», оценивая, насколько он может оказаться полезным в нужном мне смысле.
Преждевременные морщины, опущенные книзу углы губ и глубокие складки на щеках – все говорило о разочаровании жизнью и об отсутствии перспектив. Пристрастие к крепким напиткам тоже уже отражалось на внешнем облике, и трехдневная щетина, в любом другом случае выглядевшая бы стильно и креативно, здесь наводила только на мысль о неопрятности.
Разумеется, внешне я постаралась не показывать, на какие выводы меня натолкнули результаты сделанного осмотра, и, обращаясь к Васе, улыбалась так же лучезарно и доверчиво, как и в разговоре со всеми, к кому мне доводилось обращаться, посещая художественные салоны.
– Как завидую я людям искусства! – восхищенно говорила я. – Всем, кто имеет дело с прекрасным. Вы занимаетесь такими удивительными вещами…
Вася опускал взор, и только непреодолимая внутренняя деликатность мешала ему в глаза сказать мне, какой вздор я несу.
Но Сеня понимал, что с точки зрения коммерции мой настрой – именно то, что нужно, поэтому всячески старался его поддержать и развить.
– Да, художники – необыкновенные люди, – разглагольствовал он. – Я бы сказал, люди не от мира сего. Но что делать? Талант – дар божий. Приходится мириться с некоторыми… странностями.
Тут Сеня быстро и многозначительно посмотрел на Василия и тот окончательно потупился. Очевидно, намек был сделан по поводу нежелательных вредных привычек необыкновенного человека, и я поспешила прийти ему на помощь.
Мне не понравилось, что Сеня с первых же слов старается дать понять Васе, что ему как бы делают большое одолжение, тогда как, собственно, только от него зависел успех всей коммерческой операции и то, сможет ли фирма получить немаленькие, как я догадывалась, деньги.
«Мазурицкий загребет кассу, а Вася, главный исполнитель, получит полтину на опохмел» – вот что думала я, когда, обращаясь к художнику, восхищенно говорила:
– Мне сказали, что я смогу посмотреть ваши работы… Это действительно можно сделать? Я была бы просто счастлива…
Похоже, стрела попала в цель.
Глазки Сени беспокойно забегали, и даже невозмутимый Игорь Владленович повернулся в своем солидном кресле. Вася загнанным зверем глянул в сторону начальства, и на лице его ясно читалось: «Разве выпустят, гады».
Но он просто не знал, с кем имеет дело. Поняв, что бдительные стражи сделают все, что только можно, чтобы не дать мне пообщаться с Васей тет-а-тет, я решила, что вылезу вон из кожи, но добьюсь этого.
– Даже не знаю… – между тем начал отвечать Сеня на вопрос, который задавали не ему. – Видите ли, творческий процесс… художники – люди увлеченные, для них ничего не существует в мире, кроме искусства, а обычному человеку… многое может показаться странным.
– О, я прекрасно это понимаю! Ничего страшного. Я готова к неожиданностям.
– Но, возможно, не к таким, – уже довольно жестко проговорил Сеня. – Мастерская Василия даже нас, людей, давно знающих его, всякий раз поражает своей крайней неопрятностью. А вы, прекрасная юная леди, привыкшая, что совершенно очевидно, к совсем другой обстановке… Я просто побоялся бы привести вас туда.
– Нет, нет, ничего не нужно бояться. Я совершенно спокойно воспринимаю любую обстановку. Мы с мужем часто посещаем мою бабушку в деревне, и там у них коровы… и даже свинарник… вы не представляете, что это такое… Даже муж с трудом переносит это. Такой запах… А я отношусь вполне адекватно, даже помогаю ухаживать. Бабушка такая старенькая…
Судя по циничному и недоверчивому взгляду, который исподволь бросил в мою сторону даже Игорь Владленович, не говоря уж о Сене, я поняла, что рассказ мой – уже перебор. То, что такая девушка, как Анжела, ездит в деревню помогать старой бабушке ухаживать за свиньями, действительно походило на сонный бред какого-нибудь ненаучного фантаста, но главного я, кажется, добилась. Ни на грош не поверив моему рассказу, Сеня, несомненно, убедился в твердости моего основного намерения. По выражению его лица мне было понятно, что до него дошло: правдами или неправдами, но я хочу побывать в Васиной мастерской, и до тех пор, пока не посмотрю его работы, на заказ с моей стороны рассчитывать не стоит.
– Даже не знаю… – озабоченно повторял Сеня, на чьей физиономии боролись самые разнообразные эмоции. – По сути, там… даже не мастерская.
– Да это не имеет значения, – успокоила я. – Мне только взглянуть на работы. Я ведь не помещение себе присматриваю. Мы можем даже прямо сейчас съездить, я как раз на машине…
– Нет, сейчас… сейчас не стоит, – возразил уже сам Вася, кинув обеспокоенный взор почему-то в сторону Семена Петровича.
– Ну хорошо… хорошо, – с шумом выдохнув, как будто только что принял самое важное в своей жизни решение, произнес тот. – Если вы так настаиваете, Анжела… хорошо. У вас будет возможность ознакомиться с работами Василия, но, скорее всего… наверное, завтра. Часам к двенадцати дня мы сможем пригласить даму, Василий?
«Да, количество пустых бутылок, похоже, зашкаливает», – думала я, ловя пронзительные взгляды, которыми, как буравчиками, впивался жестокий Сеня в беззащитного Васю.
– Да, завтра… сможем, – смущенный, ответствовал тот, по-видимому, уже предчувствуя, что разговор «за кадром» будет весьма неприятным.
Добившись того, что мне было нужно, я еще раз искренне заверила всех и вся, что, если только мне понравятся Васины работы – а учитывая рекомендации таких солидных специалистов, они просто не могут мне не понравиться, – я обязательно, непременно, не отходя от кассы закажу копию. Тем более что муж мой в восторге от картины и ждет не дождется, когда же шедевр появится у нас в спальне.
Одарив всех на прощание самой лучезарной из своих улыбок, я вылетела из галереи.
Когда я поднялась к себе в квартиру, было уже около семи часов вечера, и, не особенно надеясь на успех, я набрала номер Тамары, чтобы узнать, сможем ли мы встретиться хотя бы завтра. На удивление бодрый голос радостно ответил, что да, конечно, к девяти часам меня будут ждать.
В очередной раз придя в недоумение от неожиданной перемены, я уже не знала, что и думать.
«Что там такое происходит с ней? Откуда все эти резкие перепады? Шалун Эдик капризничает или что-то действительно серьезное? Пожалуй, завтра мне предстоит «поколоть» не только подозреваемых в преступлении, но и саму мою переменчивую заказчицу».
Вечером, укладываясь спать, я думала о том, что день разочарований закончился не так уж плохо. У всех бывают черные полосы. Однако итог сегодняшнего дня нельзя назвать плохим, и, похоже, настало время собирать камни. Завтра – день получения информации, и я буду не я, если не выжму из нее все, что только можно.
С таким решительным настроем я заснула, и уж не знаю, благодаря ли этому или чему-то еще, но следующий день оказался прямой противоположностью предыдущего.
Утром, приняв контрастный душ и выпив кофе, я предупредила Светку, что заеду в одиннадцать часов, чтобы снова перевоплотиться в Анжелу, и, бодрая и веселая, отправилась на свидание к Тамаре.
Уже наученная опытом, я знала, что настроение ее меняется каждую минуту, поэтому, надеясь на лучшее, внутренне готовила себя и к неласковой встрече тоже. С момента начала расследования прошла почти неделя, а я еще ни разу не сделала полноценного отчета перед заказчиком, и, если бы Тамаре вздумалось предъявить какие-то претензии по этому поводу, я была готова дать ответ.
Но, приехав, я обнаружила клиентку в наилучшем расположении духа, сохранившемся, по-видимому, еще со вчерашнего вечера. Никаких претензий никто мне не предъявлял. Напротив, меня приняли радостно, как старого друга, с которым давно не встречались и по которому очень соскучились.
Тамара самолично включила в розетку какой-то блистающий стеклом и металлом киберчайник и, когда я завела было речь о том, что причиной смерти ее мужа явился редкий и своеобразный вид бактерий и что, учитывая не менее своеобразный способ заражения, это позволяет предположить участие кого-то извне, не проявила к этой информации ни малейшего интереса.
– А что это за бактерии? – рассеяно спросила она, всем своим видом невольно показывая, что интересуется только из вежливости.
– Бактерии рода Legionella, вызывающие довольно редкое заболевание под названием легионеллез. Вспышки, как правило, бывают массовыми, а поскольку в вашем случае заражение произошло индивидуально, это дает нам повод предполагать…
– И что они, эти бактерии, так редко встречаются?
– Ну, в каком-то смысле они встречаются довольно часто и, даже можно сказать, повсеместно, но дело в том, что именно заразиться ими можно только…
– Ну вот, видите. Значит, заразиться все-таки можно.
– Да, но… дело в том, что, если заражение происходит, это, как правило, случается массово, то есть заболевают сразу несколько человек. В вашем же случае…
– Ну а в нашем случае заразился один человек. Ничего удивительного. Впрочем… я не следователь. Вам, конечно, виднее.
Я смотрела на Тамару во все глаза и не верила своим ушам.
Позвольте! Не эта ли женщина еще несколько дней назад рвала и метала передо мной, доказывая, что ее мужа коварно убили? Не она ли требовала во что бы то ни стало найти этого самого убийцу? Не она ли говорила, что даже знает, где именно нужно искать?
И что мы теперь видим? Нерушимое спокойствие и неколебимое равнодушие. «Что воля, что неволя – все равно».
Слыша, как Тамара, еще недавно в каждой мелочи склонная видеть криминал и подвох, сейчас даже очевидные доказательства этого подвоха упорно объясняет естественными причинами, я уже готова была спросить, не передумала ли она и не считает ли теперь смерть мужа следствием несчастного случая, а вовсе не итогом вражьих происков.
Но проблема была в том, что в настоящее время сама я уже так не считала. Роли неожиданно переменились, и если раньше Тамара видела во всем происшедшем криминал, а я – нет, то теперь все было с точностью до наоборот.
«Если я задам сейчас ключевой вопрос и выяснится, что Тамара действительно стала по-другому смотреть на вещи и не видит смысла в продолжении расследования, что это нам даст? Ничего хорошего. Деньги, конечно, останутся у меня, но возможность в любое время задать клиенту любой интересующий меня вопрос я потеряю, поскольку клиент уже не будет клиентом. А я, в отличие от Тамары, совсем не уверена, что вопросов здесь больше нет».
И я не стала сжигать мосты.
Постепенно и незаметно отведя разговор от рискованной темы, я сосредоточила его на том, что, поскольку расследование имеет место, необходимо его вести, а чтобы его вести, я должна задать несколько вопросов.
– Да, конечно, спрашивайте, – все так же доброжелательно ответила Тамара, по-видимому, и не понимая, что вся ее речь, произнесенная несколько минут назад, сводилась к тому, что спрашивать уже не имеет смысла.
– Камеры, которые я устанавливала у вас во время церемонии прощания, зафиксировали несколько высказываний, касающихся какого-то Виктора, – говорила я, слегка переиначивая события в удобном для себя ключе. – Из слов понятно, что этот Виктор должен был купить что-то у Владислава. Вы не могли бы объяснить, о чем может идти речь?
– Виктор? Кто бы это мог… Ах да! Ну конечно! Приходько. Виктор Приходько. Это – один из давних партнеров мужа, коллекционер, увлекающийся импрессионистами. Он задействован в схеме по «Сотбис». Я ведь говорила вам, что московский владелец картины, которую мы хотим обменять на Серова, предназначенного для аукциона, увлекается импрессионистами. Он согласен обменять своего Поленова на Дега, и этот обмен должен был произойти через моего мужа. А Виктор как раз владелец этого Дега. Картина не особой художественной ценности, хотя и, несомненно, подлинная. Но московскому клиенту, по-видимому, только это и нужно, в художественности он не разбирается. Сам Виктор за свою услугу получает половину стоимости великолепного Моне из личной коллекции моего мужа. Кстати, вы, возможно, обратили внимание на эту картину, она висит в кабинете. Владислав и сам очень любил эту работу, но… дело есть дело.
– А вот этот… Виктор, он… хороший специалист?
– В каком смысле? – недоуменно взглянула на меня Тамара.
– Ну, то есть, я имею в виду, если, например, ему придется определять, подлинник перед ним или копия, он сможет справиться?
– Ах, вот вы о чем… В общем-то мне трудно судить, сами понимаете, лично с коллекционерами работал в основном Владислав…
– Но теперь, возможно, вам придется заняться этим самой. Как бы вы оценили профессионализм того же Виктора? Вам ведь предстоит иметь с ним дело, и, возможно, не только в сделке по «Сотбис».
– Да… здесь вы правы, – как-то загадочно посмотрев вдаль, произнесла Тамара. – Ну, что я могу сказать… Пока я могу судить только со слов мужа. Он говорил, что Виктор очень въедлив, когда приходится оформлять с ним бумаги по какой-либо сделке, замучит уточнениями. Придирается к каждой запятой. Но как профессионал он, по-видимому, до высшей категории недотягивает, по крайней мере, Владислав никогда не отзывался о нем с особым восторгом.
– А вот если предположить, что, например, этому Виктору кто-то продал копию, утверждая, что это оригинал, и он бы не заметил? Как бы он себя повел, выяснив, что с ним сыграли такую шутку?
– По судам бы затаскал, – слегка улыбнувшись, ответила Тамара. – Похожий случай с ним однажды чуть было не произошел, но все обнаружилось еще в процессе покупки: благодаря своей дотошности Виктор вовремя выяснил, что ему предлагают. Ох уж и был скандал! Недели две он не мог успокоиться. И другим покоя не давал. Даже Владиславу пришлось выслушивать возмущенные речи, хотя он-то уж там вообще был в стороне.
– То есть подобные случаи вызывают со стороны Виктора весьма отрицательную реакцию, правильно я поняла вас?
– Еще какую отрицательную! Тот человек, который пытался таким образом подзаработать (увы, он сделал все вполне сознательно и даже не смог сослаться на собственную некомпетентность), – так вот, о нем и по сей день ничего не слышно. Виктор сделал ему такую рекламу, что тому, кажется, пришлось вообще уйти из этой сферы деятельности.
– Понятно. То есть шутить шутки с таким человеком, как Виктор Приходько, не рекомендуется?
– Категорически.
– Спасибо, Тамара Львовна, вы дали мне весьма полезную и важную информацию. Теперь еще вопрос. Тоже касающийся материала, отснятого на прощальной церемонии. Было несколько недоуменных высказываний по поводу отсутствия здесь какого-то Лени, вы не могли бы прокомментировать это?
– Лени?.. Ну да, конечно. Леня… он не смог прийти, у него самого горе. Леонид, друг мужа, – втолковывала мне Тамара. – Вы спрашивали о нем, когда мы смотрели фотографии. Он вместе с Аллой встречал меня из роддома, вы еще спросили, что это за мужчина. Помните?
– Ах да! – радостно воскликнула я, как будто только что припомнив. – Да, действительно. Теперь я вспоминаю. Вы не могли бы рассказать о нем? Если я правильно поняла, Леонид довольно близкий человек для вашей семьи, а между тем мне до сих пор не удалось даже повидаться с ним. Как он отнесся к кончине Владислава? Тоже усмотрел в ней криминальный подтекст?
– Трудно сказать. Я сама уже очень давно не видела Леню. Но, судя по той информации, которая до меня доходит, у него сейчас не самый лучший период. Владислав берег меня, иногда не говорил всего. Он знал, как я отношусь к Лене и, возможно, думал, что, узнав о его проблемах, я тоже начну переживать…
– Вы упоминали о каком-то горе…
– Да, у Лени заболела дочь. Я не знаю, насколько серьезно, но знаю, что она сейчас в больнице, и после того, что он сделал для нашего сына, конечно, не могу спокойно думать об этом.
– Извините, если я касаюсь каких-то интимных семейных тайн, но вы не могли бы хотя бы в общих словах объяснить, о чем идет речь? Что именно сделал Леонид?
– О… это такие тяжелые воспоминания, – проговорила Тамара, и по лицу ее было видно, что ей действительно непросто говорить об этом. – Когда Сереже было пять лет, он серьезно заболел, начались проблемы с легкими. Заболевание прогрессировало, никто не мог помочь, и мы уже стали терять надежду… понимаете… единственный сын… поздний ребенок… Мы с Владиславом больше не надеялись иметь детей, и потерять Сережу для нас означало потерять жизнь. И от всего этого спас нас Леонид. Его самоотверженность. Самоотверженность как отца. У него ведь тоже был сын… А теперь осталась только Нэля. Бедная девочка… когда я думаю об этом, я просто…
Железная Тамара утирала настоящие слезы, забыв и про свои недавние криминальные подозрения, и про пока непонятные мне сегодняшние романтические мечтания. У меня же из всего ее монолога засела в голове только одна фраза.
«Проблемы с легкими, проблемы с легкими», – будто молотом стучало в висок, и я понимала, что и сейчас знаю о своей скрытной клиентке так же мало, как и в самом начале расследования.
В одночасье новых вопросов у меня возникло столько, что я чувствовала, что могу взорваться, но женщина не на шутку расчувствовалась, и я понимала, что прямо сейчас обрушивать на нее весь этот шквал не стоит.
Давно закипел чайник, и я, взяв на себя смелость, разлила кипяток по чашкам.
– Там… в шкафу… пакетики, – хлюпая носом, проговорила Тамара.
Опустив в кипяток треугольнички с заваркой, я подала одну из чашек Тамаре.
Всхлипывая и прихлебывая ароматный кипяток, она постепенно успокаивалась, и вскоре я уже видела, что могу продолжить разговор. Но Тамара сделала это сама.
– Нет… потерять ребенка, это… это немыслимо. Я бы не пережила. Не знаю, как Леня справился. А теперь еще дочь…
– Вы говорили, что он как-то помог вам поставить на ноги сына?
– Да! Именно! Именно поставить на ноги. Вы очень точно выразились сейчас. Сережа жив, совершенно здоров, бегает и резвится, как все дети в его возрасте… И это благодаря самоотверженности Лени. Его неравнодушию, его пониманию… Хотя и мы тоже не остались неблагодарными. Я ведь, кажется, говорила вам, Владислав сошелся с Леонидом на почве коллекционирования. И, в отличие от того же Виктора, например, Леня очень тонкий ценитель. Он очень хорошо разбирается в живописи и никогда не купит абы что только из-за того, что это подлинник. Его страсть – Дюрер. Изумительный мастер! Он прославился своими гравюрами, но, если вы посмотрите на его рисунки, все остальные художественные произведения покажутся вам некачественной, размытой фотографией. Такой точности линий, формы, цвета вы не найдете ни у кого. Обычная зарисовка для ботанической энциклопедии, какая-нибудь травинка, цветок под его кистью превращается в художественный шедевр. А животные? Птицы? Возьмите того же зайца. Говорят, что такую широкую популярность он получил не по праву, что у Дюрера можно найти и более качественные рисунки, но посмотрите на этот без преувеличения портрет. Сколько характера, сколько выразительности. Он – живой. Живой совершенно. Кажется, вот сейчас прямо с листа прыгнет к вам на руки.
– Вы так увлеченно рассказываете об этом. Наверное, вы тоже его поклонница, этого… Дюрера. Дюрер, правильно?
– Да, Альбрехт Дюрер. Но я не могу сказать, что я вообще поклонница живописи. Только потому, что муж занимается… Приходится сталкиваться, смотришь, оцениваешь. По своим склонностям я далека от всяческих абстракций, видимо, поэтому современное искусство мне как-то не близко. Вот Алла… ей нравится.
Тамара, кажется, собиралась сказать еще что-то, видимо, про Эдика, но почему-то не сказала.
– А я люблю, когда все реально, – продолжила она. – Если это человек, так и должен быть человек, а не смешение каких-то фиолетово-коричневых пятен. Если животное, то животное. Так что, когда муж по случаю приобрел несколько работ Дюрера, я, кажется, впервые увидела, что картина может быть не только коммерческим объектом, но и способна приносить настоящее эстетическое удовольствие. Но Владислав приобретал рисунки с целью перепродажи и, надо сказать, продал очень выгодно. У нас оставалась только одна работа, когда Леня узнал об этом. Разумеется, Владиславу было известно, что является главной страстью его лучшего друга, но он не стал предлагать Лене работы как раз именно из-за их цены. Сами понимаете, подлинники такого мастера на улице не валяются, и уж если представился случай, нужно использовать его по полной. Два раза такая удача не выпадает. Владислава интересовала хорошая цена за хорошую вещь, а Леня, даже если бы продал все свое имущество, не смог бы оплатить и один рисунок. Хотя у него очень хорошая коллекция, но большинство экспонатов приобретались все-таки обменами, а не покупкой. В этом, кстати, тоже очень часто ему помогал Владислав. Иногда требовалась доплата, иногда Леня даже приобретал что-то за полную стоимость, в общем, он довольно состоятельный человек… Но чтобы купить подлинник такого мастера, как Дюрер, нужны… несколько иные средства. Поэтому понятно, что муж не особенно распространялся о том, что у него появились новые поступления. Но последний рисунок он повесил в кабинете, вот там же, где висит сейчас Моне, и однажды, придя к нам в гости, Леня увидел его. Разумеется, он сразу начал просить Владислава продать работу. Но муж отказывался, говоря, что приобретал для себя, что ему самому рисунок тоже очень нравится и он никак не планировал его продавать. То есть он старался приводить такие причины отказа, которые не обидели бы Леонида.
– А в действительности причина заключалась только в цене?
– Да, только в этом. Ведь я же уже объяснила вам. Вообще Владислав в тот момент оказался в весьма щекотливом положении. С одной стороны, он не мог продать за треть стоимости действительно классную вещь, а с другой стороны, назвав реальную цену, мог довести до разорения своего лучшего друга. Довольно долго пришлось ему так лавировать – между Сциллой и Харибдой, пока сама жизнь, распорядившись по-своему, не решила эту дилемму. Леонид помог нам поставить на ноги Сережу, и в благодарность Владислав просто подарил ему рисунок, ни словом не упомянув о деньгах. А ведь это – целое состояние.
Нет, все-таки купля-продажа вечных ценностей меняет человека. И меняет, увы, не в лучшую сторону. Коротко сказать, ничего не остается ценного в этих ценностях для таких людей, кроме их рыночной стоимости.
Сама же Тамара говорила сейчас, что сын ее был на грани, никто не мог помочь, и тут же следующим же словом объясняет, какое одолжение сделали они человеку, спасшему их единственного сына, подарив ему рисунок, а не продав. Никогда мне этого не понять.
– Впрочем, теперь все это уже в прошлом, – окончательно успокоившись, бодро заключила Тамара. – Только вот у Лени… Как-то не везет ему. Но я буду молиться. Мы оба с Сережей.
– Э-э-э… да. Да, разумеется. А вы не могли бы дать мне координаты Леонида? Я думаю, в рамках расследования будет очень полезно побеседовать с ним.
– Не знаю… мне кажется, ему сейчас не до того.
– Возможно, но речь не идет о многочасовом интервью. Всего лишь несколько коротких вопросов о контактах Владислава. Вы ведь сказали, что вас он в нюансы бизнеса не посвящал, а Леонид, как человек, профессионально занимающийся коллекционированием, может обладать какой-то интересной информацией. Причем, вполне возможно, сам того не подозревая. Уверяю вас, я вполне понимаю, что ему сейчас не до меня, и не буду надоедать.
– Ну хорошо… – все еще не будучи уверенной, проговорила Тамара. – Только… на память я не скажу вам телефон. Нужно посмотреть у Владислава.
Она вышла из кухни и вскоре появилась снова, держа в руках уже знакомый мне смартфон. Поводив пальцем по экрану, Тамара нашла номер и продиктовала мне.
– А адрес? Где живет Леонид, вы не в курсе?
– О, это как раз самое несложное. Его дом – в частном секторе на Лесной. Ужасный район, самая окраина, но Лене в наследство достался там огромный кусок земли с какой-то деревянной развалюхой, и он решил стать частным домовладельцем. Впрочем, надо отдать ему должное, отстроился он просто великолепно. Так что номер дома можете даже не спрашивать. Во-первых, я все равно не помню, а во-вторых, это и не нужно. Езжайте на Лесную и, как увидите среди сараев настоящий дом, знайте – это и есть место обитания Лени.
Я записала адрес и стала прощаться. Все, что интересовало меня на сегодняшний день, я выяснила, и, кроме того, время подходило к одиннадцати, а мне нужно было еще успеть в парикмахерскую.
Только один вопрос оставался открытым – удивительная смена настроения заказчицы. Неизвестно в какой омут канувшие властность и резкость, невесть откуда пришедшая на их место доброжелательность и рядом со всем этим, полное равнодушие к тому, как проходят поиски убийц ее мужа, еще совсем недавно так волновавшие ее.
«А уж не отсутствие ли Владислава Викентьевича так благотворно подействовало? – думала я, нажимая на газ. – Кто знает, может быть, он был домашним тираном. Издевался над слабой женщиной, вот она и кидалась на всех. А сейчас нет его – и всем спокойно. И ей и окружающим. Нет, не иначе это сама она его пришила. А сваливает на ни в чем не повинного Мазурицкого».
Улыбаясь этой мысли, я вошла в зал, где орудовала неутомимая подруга, и сразу получила на голову ведро ледяной воды.
– Посмотрите на нее! – набросилась на меня добрая Света. – Улыбается! Конечно, тебе-то что… Света – в одиннадцать, Света – в двенадцать. Только указания дает.
– Свет, ты чего? – оторопело уставилась я на нее.
– А ничего! Ты вот вчера вечером не могла позвонить? А?! Не могла?!
– Ну… в целом могла, но я приехала уже поздно, потом еще там… занята была, ночью уже не стала беспокоить.
– Беспокоить она не стала. А ты знаешь, что из-за тебя я свадьбу отменила?!
– Свадьбу отменила? А ты что, собиралась замуж?
– Танька, я тебя сейчас убью! Где твой револьвер, давай сюда!
– Да там он… в машине. Да и не револьвер это… погоди, ты скажи толком…
– Толком ей сказать. На бабки я пролетела из-за тебя. Понятно? Обалденный заказ, декоративный макияж на свадьбу, пришлось отменить, отдала девчонкам. Это тебе как? Нравится? Улыбнешься теперь?
– Свет, ну ты… ты уж не расстраивайся… так-то… вот если бы действительно свадьбу отменила… свою…
После этих слов ярость моей подруги достигла апогея, и она уже схватила огромный профессиональный фен с явным намерением разбить его об мою голову, но в салон вошел какой-то очередной клиент, и Свете пришлось усмирить свои порывы.
– Ну смотри, – шипела она, усаживая меня в кресло. – Отольются тебе мои слезы.
– Да чего ты, Светка, была бы и правда проблема, – примирительно говорила я. – А то – бабки. Да наверстаешь еще десять раз.
– Угу, – бурчала Светка, с яростью потрясая над моей головой рыжим париком.
– А я тебе в этот раз с бонусом заплачу. Не кисни.
– Угу.
Неизвестно, что явилось тому причиной, – вспышка ли Светкиной ярости или магнитные бури, но Анжела в этот раз получилась такая, что даже я не могла отвести глаз.
– Класс! – восхищенно глядя в зеркало, произнесла я, когда Светка делала последние штрихи.
Да и сама она, любуясь делом рук своих, кажется, уже позабыла недавнюю злость.
– Ну, Света, за такую работу не жалко и двойную цену отдать.
– Да ладно тебе, – смущенно проговорила подруга, как будто это не она еще совсем недавно собиралась убить меня из-за денег.
В конце концов мы остановились на пятидесятипроцентной премии, и, взглянув на часы, я заторопилась.
Осторожный Сеня так и не дал мне адрес той заповедной обители, где творил художник Вася. Предполагалось, что к двенадцати я подъеду в галерею, и оттуда все вместе под его чутким руководством мы отправимся на место.
По всей видимости, такой тотальный контроль осуществлялся не без ведома, а возможно, по прямой рекомендации хозяина галереи, и возражать здесь я даже не пыталась. В мастерской у меня все-таки будет больше возможностей, а главное – поводов поговорить с самим Васей, и я надеялась, что среди этих разговоров как-нибудь невзначай либо сумею передать ему свои координаты, либо взять его, либо просто условиться о встрече где-нибудь в другом месте, где нас не будут повсюду сопровождать бдительные взоры Семена Петровича.
Я появилась в галерее, как солнце появляется утром из-за горизонта, освещая землю. На какое-то мгновение даже Сеня потерял дар речи.
«Браво, Света! Ты заработала свою премию», – думала я, победоносно осматриваясь вокруг.
Невозмутимый Игорь Владленович улыбался до ушей с самым глупым видом, как мальчик, впервые оставшийся наедине с девочкой, которая ему давно нравилась. Бедный Вася вообще выпал в осадок.
Но я понимала, что торжествовать рано и что главное сражение впереди. Любой ценой мне нужно было вырвать Васю из цепких рук наблюдателей, и, внешне демонстрируя расслабленность и легкомысленное простодушие, внутренне я вся подобралась, готовясь к бою.
– Когда мы можем ехать? – улыбаясь, спросила я у всех сразу.
– Да хоть прямо сейчас! – восторженно ответил Сеня, хотя в самом факте поездки куда-то, пожалуй, было не много такого, что могло вызвать восторг.
Игорь остался караулить картины, а мы втроем уселись в мою машину и тронулись в путь.
Я очень хорошо заметила скептицизм, сквозь все неуемные восторги пробившийся на лице Сени при виде моей машины, и, когда услышала его вопрос, уже была готова к ответу.
– Что это муж так плохо жену свою любит? – вкрадчиво произнес наблюдательный мужчина. – На такой машине ездить заставляет.
– Я недавно за рулем, «БМВ» не доверяет пока, говорит, разобью еще.
– Вот оно как… Ну что ж, учиться никогда не поздно.
– Я тоже так считаю, – произнесла я, очень невежливо подрезая какого-то зазевавшегося лоха на светофоре.
– Э-э, девушка! Вы поосторожнее! У вас пассажиры, – забеспокоился Сеня.
– А что? По-моему, я хорошо проехала. Главное – быстро. А то жди их тут всех…
– Да, на «БМВ» вам пока рано, – резюмировал Сеня и больше глупых вопросов не задавал.
Мы направлялись в один из спальных районов Тарасова, и, когда приехали на место, выяснилось, что мастерская, она же место постоянного проживания Василия Александрова, находится в обычной трехкомнатной квартире на первом этаже древней кирпичной пятиэтажки.
Всякого хлама в квартирке было более чем достаточно, но пустую тару, по-видимому, все-таки успели прибрать.
– Проходите сюда, – смущенно произнес Вася, сознавая, что неопрятность помещения – его непростительная вина.
– Ну вот, милости просим, – иронически прокомментировал Сеня. – Хотели видеть процесс, так сказать, изнутри – извольте. Мы предупреждали.
– Ничего, ничего. Все совершенно нормально, – уверила я их. – Художественный беспорядок… Для творческого человека это очень естественно.
– Ну да… – сквозь зубы процедил Сеня, и, даже не видя его лица, я могла бы безошибочно сказать, какое оно имело сейчас выражение.
В самой большой комнате стояло несколько мольбертов разных размеров и конфигураций и по стенам, приблизительно так же, как у Эдика, были расставлены прислоненные друг к дружке картины.
– Что вы хотите посмотреть? – тихо спросил Вася, беспокойно оглянувшись на Сеню, напрягавшегося всякий раз, как он открывал рот.
– Ну, если я собираюсь заказывать копию, то логично будет взглянуть на подобные же работы, если они имеются у вас. Ведь копии, наверное, чаще всего делаются под заказ?
– Нет, отчего же, – заговорил Семен Петрович, не дав бедному Васе опомниться. – У Василия имеются работы подобного плана. Правда, многие из них – еще студенческих лет, созданные в процессе обучения… проба кисти, так сказать.
– А где вы учились? – снова обратилась я к Васе, чтобы опять услышать ответ от Сени.
– О! Наш талант обучался в академии, в Москве. Правда, семейные обстоятельства помешали закончить учебу. Знаете, как это бывает… Неожиданно жизнь разворачивается на сто восемьдесят градусов, и волей-неволей приходится забыть о честолюбивых планах. Василию пришлось прервать обучение и вернуться в Тарасов, но настоящий талант везде найдет для себя нишу. Вот и Вася… не сидит без дела. Ну что же ты, давай, хвастайся. Вон те, они подготовлены специально для вас, Анжела. Не буду скрывать, мы тоже рискнули предположить, что в первую очередь вы захотите посмотреть на копии известных полотен работы Василия, поэтому, чтобы долго не искать, заранее выбрали эти картины и сложили отдельно. Здесь – работы разных лет. И те, что относятся к студенческим годам, и более поздние. Прошу вас, вот сюда…
Я прошла в дальний угол комнаты, где у окна стояли мольберт и довольно много картин, большинство которых было без рам.
По всему было видно, что к моему визиту здесь готовились тщательно, ибо первое же полотно, поставленное Васей на мольберт, производило впечатление неизгладимое. «Девочка с персиками», вся нежно-розовая в лучах солнца, известная, наверное, всему миру, включая людей, неизмеримо далеких от изобразительного искусства, таких, например, как частные сыщики.
Не разбираясь в тонкостях живописи, я, конечно же, не могла судить о качестве представшей моему взору копии. Но картина сама по себе была великолепна, и если копия и имела какие-либо недостатки, то увидеть их мог только специалист.
В общем, непрофессионал, падкий на внешнюю привлекательность, должен был быть сражен наповал первым же выстрелом, на что, конечно же, и рассчитывал Сеня, угадав во мне непрофессионала с первой секунды моего появления в галерее.
Однако, подавшись в непрофессиональные коллекционеры, я продолжала оставаться вполне профессиональным сыщиком и ни на минуту не забывала о том, для чего пришла сюда.
– О, это просто великолепно! – как бы едва обретя дар речи, воскликнула я. – И сколько времени заняла у вас такая работа?
– Эта – около трех месяцев, – впервые подал голос Вася.
– В общем-то не так уж много. Но масштабное полотно, наверное, потребует больше времени.
– Не всегда это зависит от размера картины, сложность работы тоже имеет значение.
– А вот эта работа, какой она сложности?
– Эта средней.
Надеюсь, Сеня не рассчитывал, что я сдамся после первой же картины, потому что я твердо решила не уходить, пока не пересмотрю их все. Все стоящие у окна – как минимум. Не зря же они старались, готовили для меня все это. Нехорошо будет обижать.
Но, похоже, Сеня рассчитывал на победу именно с первого залпа. Наблюдая, как я неторопливо рассматриваю одну за другой картины, подробно расспрашивая обо всем у осмелевшего и почувствовавшего даже некоторый кураж Васи, он заметно нервничал и то и дело раздраженно поглядывал на часы.
Но я ничего не замечала. Увлеченная интересной беседой с творческим человеком, я как бы даже совсем и позабыла, что в комнате находится кто-то еще.
Наконец Сеня не вытерпел.
– Ну что, составилось у вас какое-то впечатление? – натужно улыбаясь, спросил он.
– О! Тут столько интересного! Мне бы хотелось еще посмотреть. А что, я задерживаю вас? – по-детски простодушно округлив глаза, спросила я.
– Нет… в целом нет. Если вам нравится…
– Мне очень нравится! Никогда не бывала в настоящей мастерской настоящего художника, – бессовестно соврала я.
Я понимала, что Сеню сейчас обуревают два противоположных чувства – желание выставить меня отсюда и удалить на безопасное расстояние от начинавшего становиться слишком разговорчивым Васи и желание сделать на мне деньги. Поскольку чувства эти были взаимоисключающими, сделать между ними выбор было нелегко, и я сколько угодно могла испытывать терпение бедного Семена Петровича, наслаждаясь созерцанием шедевров руки Василия Александрова, «Микеланджело и Гогена в одном лице».
Постойте-ка, а кого это еще он там называл? Микеланджело, Гоген и… неужели Дюрер? Ну да, конечно. Именно это имя было третьим.
Как интересно…
Впрочем, вполне возможно, все это являлось обычным совпадением. Но, вспоминая сегодняшнюю беседу с Тамарой и повинуясь какому-то странному шестому чувству, я решила прощупать почву.
– А у вас есть копии рисунков Альбрехта Дюрера? – с самым простодушным выражением спросила я. – Мне говорили, что это очень интересный художник.
Реакция собеседников меня просто поразила. Казалось, на мгновение остановилась жизнь на земле и солнце перестало светить.
Камнем застыло лицо Сени, беспокойно заметались, не зная куда деться, виноватые Васины глазки, и в комнате повисла такая тяжелая пауза, что я даже не смогла сделать вид, что не замечаю ее.
– Извините, – смущенно пробормотала я. – Я сказала что-то не то?
– Нет, все в порядке, – голосом Железного Дровосека ответил Сеня. – Но, к сожалению, копий Дюрера у нас нет.
Неизвестно, чем мог бы закончиться этот опасный разговор, но, к счастью, у Сени зазвонил телефон и всех нас выручил.
После короткого разговора, состоявшего в основном из слов «да» и «нет», он сообщил нам, что, к сожалению, должен немедленно уехать, за ним уже послана машина.
Извинившись передо мной, он вызвал Васю в коридор и довольно долго и, судя по тону, жестко инструктировал. Наконец из открытой форточки донеслось шуршание шин, голоса в коридоре смолкли, и, еще раз заглянув в комнату, чтобы со мной попрощаться, Сеня отбыл.
Не знаю, может, это особенности моего эмоционального восприятия, но мне показалось, что с его уходом в комнате стало даже легче дышать.
Впрочем, и Вася, кажется, почувствовал себя вольготнее. Он как-то распрямился, перестал сутулиться и теперь, разговаривая, смотрел прямо в глаза, а не блуждал взорами по углам.
Поняв, что тянула время не напрасно и что вожделенный шанс – вот он, я, не откладывая в долгий ящик, приступила к решительным действиям.
– Ой, что-то есть хочется, – наморщив носик, капризно проговорила я. – Я с утра только кофе попила, в желудке – просто колики уже какие-то. Как вы смотрите на то, чтобы немного перекусить? Я угощаю.
Видя, что Вася пребывает в нерешительности, и приписывая это деликатному нежеланию обедать за счет дамы, я посчитала нужным его подбодрить.
– Ну, смелее. Ведь я – ваш потенциальный заказчик. Мне все равно придется платить вам. Так что запишете на мой счет.
Вася невесело улыбнулся, но предложение принял.
