11. На море

Когда мы вышли за пределы дворца, где можно было говорить свободно, я спросила Эзопа:

— Как ты убедил его отпустить нас?

— Я думал, это ты убедила его, бередя разговорами о персах и лидийцах.

— Это сделала Родопис, — сказала я. — Мне неприятно это признавать, но кое-какие вещи она умеет делать неплохо. Она напугала его рассказом о том, что другие правители отправили своих посланников к оракулу. Он явно боится, что они что-то узнают в Дельфах и получат преимущество перед Египтом.

— Мужчина показывает свою ахиллесову пяту женщине. Но перед другими мужчинами выставляет себя неуязвимым, — заметил Эзоп.

— Если это кому известно, то Родопис — в первую очередь, — ответила я. — С неохотой признаю, что я в восторге от нее. Иногда мне даже кажется, что я немного в нее влюблена. В ней есть какой-то огонь. У нее дар Афродиты. Я даже могу понять, почему моих братьев влекло к ней. Меня и саму влечет. Любопытно, правда, что эротическое влечение не имеет ничего общего с великодушием и добротой. Напротив, доброта и великодушие могут убить влечение. Будь проклята Афродита! Будь проклят ее коварный сын.

— Значит, ты хочешь быть похожей на Родопис, — сказал Эзоп.

— Да!

— В ее светловолосой красоте нет ни грана той исключительности, которая присуща твоей смуглости. Поверь мне. Я в этом разбираюсь.

— Значит, ты считаешь меня красивой?

— На совершенно особый манер, — сказал Эзоп. — Часть твоей красоты — это твой острый ум. Твои глаза бездонны. Они, кажется, видят все.

Мне стало неловко от этих восторженных слов.

— Как и твои, — сказала я ему. — Ты самый выдающийся учитель из тех, что у меня были.

— Я бы предпочел быть твоим любовником, а не учителем, — ответил он. — Но я возьму все, что ты готова дать.

Я оставила это без внимания. Мне было неловко слышать о том, что он вожделеет меня, ведь я все еще тосковала по Алкею. Я знала, что Эзоп меня любит, но старалась не замечать этого. Я переменила тему.

— Позволь мне напомнить, что ты не был абсолютно прав касательно Родопис. Рок не постиг ее. Она по-прежнему процветает.

— Пока еще не постиг. Подожди, Сапфо. Ты слишком нетерпелива. Родопис стоит на краю змеиной ямы. Она просто еще не знает этого.

— Сирена и змеиная яма!

— Подожди — и ты увидишь, как сбудется мое пророчество!

Я пожала плечами.

— Поверю, когда увижу.

— Мои притчи всегда сбываются. Как и твои песни.

— Значит, ты уверен, что твои притчи — пророческие?

— Абсолютно уверен. А ты разве не уверена, что твои песни всегда угождают богам?

— Конечно уверена!

Однако моя уверенность вовсе не была такой уж твердой. Мне не хватало наглой самонадеянности Родопис.

Я сочинила гневную песню о моем брате Хараксе и о том, как его обманула Родопис, но мое творение мне не понравилось, и я порвала папирус на мелкие кусочки. Много лет спустя мои последователи нашли фрагменты этой песни и использовали их как доказательство скандальной связи между мной и братом. Нет, не достаточно порвать отвергнутый черновик. Его нужно сжечь!

В последующие недели фараон подготовил для нас корабль и дал нам пятьдесят самых выносливых гребцов-нубийцев, самого знающего адмирала, поваров и слуг. Он организовал несколько обсуждений, на которых вместе с советниками подготовил самые подробные вопросы для оракула. Мы должны были спросить одно, спросить другое, а потом непременно спросить третье. Бурными были дебаты о Пифии и о том, как наилучшим образом выудить из нее сведения о будущем. Некоторые из министров фараона хотели присоединиться к нашей экспедиции. Кому же не хочется побывать в Дельфах? Поначалу я боялась, что фараон разрешит им. Но мудрость Эзопа, как всегда, спасла нас.

— Поскольку Пифия гречанка и говорит по-гречески, появление варваров может ее оскорбить. Нет-нет, царь, твои советники весьма мудры. Они очень мудры, даже мудрее греков, но они не говорят на языке Пифии. Давайте будем осторожны, чтобы случайно не оскорбить ее.

Фараон задумался ненадолго, потом согласился.

— Да, лучше не оскорблять Пифию, — сказал он.

— Пифия необыкновенно жадна до золота, — сказал Эзоп. — Как и ее помощники. Мы должны быть готовы к этому.

И ювелиры фараона изготовили множество замысловатых вещиц, чтобы умаслить оракула, — статуэтки богов и богинь, изображения птиц, кошек, лошадей, верблюдов, сфинксы, тазы, винные кувшины, кубки, золотые диски, похожие на солнце.

— Мы будем представлять твои интересы, как должно, — заверил фараона Эзоп.

— В этом у меня нет сомнений. Но мне жалко отпускать женщину Сапфо. Верни мне ее целой и невредимой, иначе я найду тебя даже на краю света и предам мучительной смерти.

— Если такова будет воля богов, так тому и быть, — сказал Эзоп.

Египет изменил меня. Дело было не только в том, что моим настоящим другом стал Эзоп и я многое узнала о сильных мира сего, имея дело с фараоном, но еще и в том, как перераспределились роли в моей семье. Я стала спасительницей для моих братьев и не собиралась позволить им забыть об этом. Поскольку они не участвовали в заговоре против Питтака, то могли свободно вернуться па Лесбос. Настанет день — и они мне понадобятся. Тогда я напомню им, что могла бы оставить их на произвол судьбы.

Но у меня не шла из головы моя дочь. Она, наверное, уже пошла, начала лепетать. Я редко говорила о ней, боясь разрыдаться, но ложилась спать и просыпалась с мыслью о ней. Во сне я держала ее на руках. Я постоянно чувствовала ее сладкий младенческий запах.

Прошла всего неделя нашего плавания из Навкратиса в Дельфы, как мы с Эзопом стали замечать, что моряки время от времени спускаются в трюм, довольно долго там остаются, а когда возвращаются на палубу, вид у них пьяный и растрепанный. Трюм нашего корабля являл собой далеко не радующее глаз зрелище. Гребцы испражнялись прямо там, как козы и свиньи, которых мы взяли для еды. Никто без крайней необходимости не спускался туда. Теперь же снизу доносился смех, а то и крики радости.

Эзоп спросил об этом капитана.

— Я уверен, что там все в порядке, — ответил тот. — Но на всякий случай я сам проверю.

Сказав это, капитан исчез в трюме и не возвращался несколько часов. Весла были так же ленивы, как паруса. Корабль плыл по течению.

Мы с Эзопом начали беспокоиться. Не хотелось спускаться в трюм за капитаном, чтобы не оскорбить его недоверием, но нам было не по себе.

— Может быть, все-таки спуститься туда? — спросила я Эзопа.

— Давай проявим осмотрительность.

— И сколько мы будет проявлять осмотрительность? Пока не пойдем ко дну вместе с кораблем?

— Уверен, у нас нет повода для беспокойства, — сказал Эзоп.

— Думаю, мы должны спуститься и посмотреть, в чем дело, прямо сейчас.

Мы осторожно ступали по сходням, которые вели в чрево корабля. Чем ниже мы спускались, тем острее чувствовали вонь. Наконец раздался пьяный смех.

И кого же увидели в трюме? Можете себе представить — Родопис! Она сняла оковы с гребцов, соблазнила и рабов, и свободных и теперь была чрезвычайно довольна собой.

— Сапфо! Эзоп! — воскликнула она. — Добро пожаловать!

Вокруг валялись разбитые амфоры из-под вина. Капитан допился до бесчувствия. Среди этих спящих животных Родопис выглядела Цирцеей.

— Рада видеть вас обоих, — сказала она. — Эх, хорошо мы повеселимся в Дельфах!

— Ты здесь не главная, — мрачно заметил Эзоп.

— Неужели? — парировала Родопис. — А кто же главный на море? Только Посейдон. Я повелеваю Посейдоном, как Афродита повелевает всеми — даже богами! Кто может сказать, что я не больше Афродита, чем сама Афродита?!

— Это корабль фараона, — тихо сказала я. — А что касается твоих спесивых речей о богах, то тут мне нечего добавить.

— Не боюсь я твоих богов, — сказала Родопис. — И потом, корабль принадлежит тому, кому подчиняется команда. Я уверена, так или иначе они будут подчиняться мне. Капитан мой близкий друг.

Она показала на бесчувственное тело капитана.

— Как фараон — мой, — напомнила я.

— Но не здесь. От отсутствующих друзей мало проку, — заявила эта сирена. — Ну так что? Может, обсудим маршрут? Я полагаю, нам следует зайти на Самос, Хиос, а потом Лесбос, где, уверяю тебя, Питтак будет очень рад твоему появлению. А потом я смогу продолжить путь в Дельфы, не думая о фаворитке фараона. Что скажешь, малютка Сапфо?

Но прежде чем я успела вымолвить хоть слово, заговорил Эзоп.

— Сапфо будет рада снова увидеть Лесбос… и свою дочь. Такой угрозой ты ее не напугаешь, — мягким голосом сказал он. — Она примет все, что будет угодно богам. И мы позволим тебе руководить нами.

— Прекрасно, — сказала Родопис. — Прежде всего я займу вашу каюту. Мне не нравится здесь, в трюме.

— Твое желание для нас закон, — ответил Эзоп.

Я посмотрела на него как на сумасшедшего. Родопис явно была довольна. Она улыбнулась уголками рта.

— А знаешь, Сапфо, — самодовольно заметила она, — Харакс обещал жениться на мне.

Я рассмеялась.

— Конечно. Именно поэтому ты и обратила в рабство его и другого моего брата.

— Это была маленькая шутка — в конечном счете какая разница между рабством и браком? — спросила Родопис.

И теперь Эзопу пришлось вывернуть мне руку, чтобы я промолчала.

— Ты будешь подружкой невесты на моей свадьбе, Сапфо?

Услышав это, я не смогла сдержать смех.

— Смейся сколько угодно, — сказала Родопис. — Я знаю то, что знаю.

— Вы сможете обсудить все это, когда мы доберемся до Митилены, — сохраняя спокойствие, предложил Эзоп. — А теперь давайте продолжим плавание, иначе мы никогда не доберемся до берегов Лесбоса. Постарайся-ка поднять капитана на ноги, Родопис.

Но у той было на уме совсем другое.

— Поскольку ты моя золовка, Сапфо, может быть, тебе пора научить меня тайнам симпосия. Или чему там ты обучала фараона.

Эзоп снова ущипнул меня и вдобавок наступил мне на ногу.

— С удовольствием, — согласилась я, — Поднимайся на палубу, и я научу тебя всему, что знаю.

На палубе нас ждала Праксиноя. Пока мы были в трюме, она дремала. Меньше всего она ожидала увидеть Родопис, и ее удивлению не было предела.

— Праксиноя, принеси мою лиру. У меня, похоже, появилась новая ученица.

Нас несло по течению. Я обучала Родопис основам песнопения, Эзоп пытался поставить на ноги команду и капитана, чтобы они вернулись к своим обязанностям. Но те были слишком пьяны. Они отсыпались, а корабль несло по воле волн.

— Нам бы лучше уметь управлять кораблем, чем учиться искусству пения, — сказала я Родопис. — Атомы можем и не добраться до Лесбоса или Дельф, а оказаться в царстве мертвых. Если бы ты знала, как мне не везет во время плаваний, то вряд ли села бы со мной на один корабль!

На меня снизошло спокойствие, что неизменно случаюсь, когда я делилась своим искусством. Если боги были с нами, нам ничего не грозило, если же нет — нас ждала гибель. Все остальное было сумасбродством.

— Нам лучше быть союзницами, — сказала я Родописе, — иначе мы можем не дожить до конца путешествия. Я несколько раз попадала в кораблекрушения, на меня нападали пираты, я была обречена вечно плыть под палящим солнцем или холодной луной. Море жестоко далее к тем, кто путешествует зайцем.

Узнав о моих кораблекрушениях, Родопис поспешно поклонилась и отправилась вниз — помогать Эзопу, который возился с ничего не соображающим капитаном и командой. Они так напились ее дурманящего вина, что могли проспать и несколько дней.

Мы с Праксиноей на заходе солнца стали вглядываться в горизонт. Что это было — игра воображения или к нам действительно приближался другой корабль?

Сомнений не осталось. На линии горизонта возникал корабль с красными парусами. На палубе мы увидели курчавобородых людей, вооруженных бронзовыми копьями. Они были так же готовы к бою и свирепы, как наша команда — пьяна. Эти люди легко накинули тросы на таран нашего корабля и подтащили его к своему борту, после чего бросились к нам на палубу.

Высокий красивый юноша с копной рыжих волос и очень знакомым лицом приблизился ко мне. Поначалу мне показалось, что это Алкей, и сердце у меня екнуло.

— Антименид с Лесбоса, недавно из Вавилона, сейчас па службе великого Навуходоносора, — представился молодой красавец. — Мы видели висячие сады, изгнали из Иерусалима евреев, которые делают обрезание и верят в одного бога, прошли по пути пряностей до великого красного города Набатеи, а теперь направляемся назад, в цивилизованный мир, где мужчины говорят по-гречески.

— И женщины тоже, господин. Я — Сапфо, а это — Праксиноя. Мы обе с Лесбоса.

— Сапфо! Я — брат Алкея! — воскликнул Антименид.

После этого мы втроем, рыдая, заключили друг друга в объятия. Да, передо мной был не Алкей, но его родной брат. Я хотела обнять Антименида уже потому, что он был похож на Алкея.

— Когда ты в последний раз видел брата? — спросила я.

— При дворе Алиатта, когда он отправлялся в Дельфы.

— А где он сейчас?

— Это известно одним богам, — сказал Антименид. — Надеюсь, он жив, если нет — я бы наверняка об этом услышал. Он может быть в Дельфах, в Сардах, в Сиракузах, в Эфесе — кто может знать?

— Твой брат и в самом деле жив, — раздался голос, в котором явно слышалась издевка.

Это была Родопис, поднявшаяся из трюма. На ней не было ничего, кроме самой соблазнительной из ее улыбок, да еще от тела исходил аромат самых терпких ее духов.

— У тебя есть известия от него?

— Подойди поближе. Я тебе расскажу все, что мне удалось узнать о нем в Дельфах.

Я в панике посмотрела на Праксиною. Не хватало еще, чтобы Родопис соблазнила и этих моряков.

Эзоп тоже возвратился на палубу, оценил обстановку и отозвал Антименида в сторону, чтобы перекинуться с ним парой слов. Люди Антименида хотели обыскать корабль в надежде найти сокровища, но он остановил их.

Эзоп и Антименид разговаривали долго. Они что-то бурно обсуждали и спорили.

Наконец эти двое о чем-то договорились. Мы с Праксиноей изумленно смотрели на Антименида, который отдавал своим людям приказы на каком-то варварском, непонятном мне языке.

Его люди без лишних разговоров схватили Родопис, наткнули ей рот кляпом, связали руку с ногой — она стала похожа на египетскую мумию. Родопис издавала хриплые звуки через кляп, а мы смотрели на нее, разинув рты. Она сверкала глазами, глядя на меня, словно хотела скапать: «Ну подожди, я тебя еще достану!» Потом ее унесли па другой корабль. Мы освободились от Родопис!

Мы отблагодарили людей Антименида, отдав им часть наших золотых подношений. Мы даже передали им нескольких людей из команды, все еще пребывавшей в беспамятстве, — они валялись, словно мертвые тела на поле битвы. Ну и удивятся же египетские моряки, когда придут в себя и обнаружат, что направляются в Вавилон, а вовсе не в Дельфы.

Люди Антименида были рады заполучить Родопис, не говоря о золоте. Мы низко поклонились Антимениду и не пожалели слов благодарности. Им еще предстояло узнать, какой подарочек они получили! Наконец наши спасители вернулись на свой корабль.

Антименид, прежде чем покинуть нашу палубу, обнял нас и пожелал счастливого пути.

— Если увидишь моего дорогого брата, передай ему мой горячий привет, — сказал он.

— В этом можешь не сомневаться, — сказала я, пожирая глазами лицо Антименида, так похожего на моего возлюбленного.

Глядя, как он нам машет, как удаляется его корабль, я вспомнила мое прощание с Алкеем, и рана моего сердца снова открылась.

— Что ты сказал Антимениду? — спросила я Эзопа.

— Я просто напомнил ему кое о чем, что он знал и без меня. Навуходоносор очень любит светловолосых куртизанок, и за Родопис в Вавилоне можно выручить хорошие деньги. А кроме того, во время пути им будет не скучно.

— Значит, ты продал Родопис вавилонскому царю?

— Ни одно другое существо я бы не продал в рабство — я просто высказал предположение о том, сколько она может стоить как украшение висячих садов. И потом, Родопис никогда не остается в рабстве надолго. Она знает, как превратить хозяина в раба. Иные женщины умеют только превращать рабов в хозяев.

— Надеюсь, ты не меня имеешь в виду, — сказала я. Эзоп смерил меня ироническим взглядом.

Наконец мы подняли нашего капитана, и корабль был готов продолжить плавание, но я должна признать, что мне не хватало беспокойной Родопис. Без нее наше судно казалось пустым и печальным, а Дельфы — более скучным местом назначения, чем Вавилон. Мне и самой хотелось бы посмотреть на легендарные висячие сады.