Книга: Душитель из Пентекост-элли
Назад: Глава 5
Дальше: Глава 7

Глава 6

Пока Эмили помогала Таллуле в ее бедах, суперинтендант Питт продолжал изучать характер и связи членов семьи Фитцджеймсов. Телману он поручил добыть все возможные сведения у других членов «Клуба Адского Пламени», у которых, случайно или намеренно, мог оказаться значок Финли. Несмотря на их нынешний образ жизни, как бы исключающий посещение борделей Уайтчепела, произойти могло всякое. Женатые мужчины, вроде Хеллиуэлла, не раз захаживали туда, да и в отношении Тирлстоуна не следовало исключать такую возможность.
Как бы Питту ни хотелось верить в то, что Яго Джонс – именно такой человек, каким кажется, у того тоже могли быть свои слабости, и, поддавшись им, он скорее предпочел бы услуги проститутки, что выглядело бы вполне естественным и не вызвало бы пересудов. Да и кому его судить в его бедном приходе? Священник сам объяснится со своей совестью. Не он первый из людей в сутанах, кто станет искать успокоения в обществе красивой и неглупой прихожанки и внезапно обнаружит, что границы перейдены и физическое желание восторжествовало. Он сам будет давать себе отчет в этом. При теперешнем воздержании, одиночестве, самодисциплине и тяготах избранного им пути его нетрудно понять. В те дни, когда Яго был членом «Клуба Адского Пламени», он жил полнокровной жизнью и ни в чем себе не отказывал. Что же так разительно изменило его? Что такое ужасное могло произойти, что заставило бы его убить Аду Маккинли? Возможно, она сказала или сделала что-то непростительное? Посмеялась над ним… зло высмеяла его за слабость? Не стала ли она для Джонса орудием предательства самого себя, змием-искусителем и Евой одновременно? Или Ада просто пригрозила священнику тем, что все о нем расскажет? Требовала ли она с него деньги, грозила ли шантажом? Роза Берк и Нэн Салливан говорили о ее алчности и желании сорвать большой куш.
Все это казалось вполне возможным, и чем больше Томас думал, тем больнее ему становилось. Яго Джонс нравился ему, но исключать такую возможность полицейский не мог. Он уже не раз ошибался, когда ему нравился тот, кто впоследствии оказывался виновен.
При этом Питт не мог испытывать симпатию к Огастесу Фитцджеймсу. Чем больше он возвращался к версии о происках врагов Фитцджеймса-старшего, которые могли пойти на крайние меры, лишь бы рассчитаться с ним, тем меньше ему это нравилось.
Чтобы проверить эту версию, суперинтендант вернулся к прошлому Огастеса и понял, что узнать что-то конкретное о нем не так просто. Ясно было одно – в свое время отец не оставил ему никаких денег. Это был нерадивый землевладелец где-то в Линкольншире, который заложил все, что мог. Некоторое время Огастес прослужил в торговом флоте, главным образом на судах дальневосточных линий. Он вернулся в Англию в 1860 году, сразу же по окончании Второй опиумной войны, с суммой, достаточной, чтобы вложить ее в дело. В этом искусстве он преуспел, и порой его считали чуть ли не финансовым гением.
Теперь Фитцджеймс был главой финансовой империи огромных размеров, с щупальцами, протянувшимися во все уголки земного шара, где имелись британские владения. Его деньги были вложены в дело в таких странах, как Индия и Египет, он финансировал экспедиции Сесиля Родса в Африке и освоение Австралии. Часто интересы Огастеса сталкивались с интересами других финансистов и предпринимателей, и обычно все споры заканчиваются его победой.
Питт услышал немало рассказов как о щедрости, так и о жестокости этого человека. Друзей, как и врагов, Фитцджеймс никогда не забывал. Рассказывали истории о том, как он мог десятилетиями таить обиду и выжидать подходящего момента для реванша.
Ему не хватало светского лоска и манер, но он и без этого неизменно нравился женщинам. Элозия вышла за него замуж по любви, и он был не единственным, кто добивался ее руки. У многих из остальных ее поклонников было гораздо больше чувства юмора и привлекательности, чем у Огастеса. Но Элоизии не нужны были деньги. В это время ее состояние было больше, чем у ее будущего мужа. Возможно, ее привлекали его энергия, тщеславие и внутренняя сила.
Сын Финли унаследовал от матери не только внешность и изящество манер, но и ее безвольный характер и уступчивость, а также ограниченный ум. Он был довольно приятным человеком, но, пожалуй, слишком занятым самим собой, что было вполне понятно в его молодом возрасте и еще понятнее, если учесть тщеславные надежды, которые возлагались на него семьей.
Инспектор Юарт был уверен в своих утверждениях, что Финли не виновен и что убийство Ады – месть врагов Фитцджеймса-старшего. Питт, ранее не желавший даже слышать этого, теперь стал относиться к такой версии более серьезно.
– Слуга Фитцджеймсов никогда не видел этих запонок, – продолжал высказывать свои аргументы Юарт, когда они встретились в кабинете Томаса на Боу-стрит. – Они, возможно, потерялись много лет назад, как считает Финли.
– Но каким образом одна из них могла попасть в складку кресла в комнате Ады? – парировал суперинтендант, хотя и знал, что ему ответит его коллега.
Юарт поморщился. Он выглядел усталым и изможденным. Сюртук его был измят, а галстук сбился набок. Под глазами инспектора лежали темные тени, словно от постоянного недосыпания.
– Мне известно, что Финли отрицает, что когда-либо бывал в Уайтчепеле, – ответил он, покачав головой. – Учитывая обстоятельства, это вполне понятная ложь. Возможно, он и был там, но очень давно. К тому же он мог тогда быть пьян и совершенно забыть об этом.
Все это казалось вполне правдоподобным, и Питт не пытался спорить. Он понимал, почему Юарт не верит в виновность Финли. Существующие доказательства не являются неоспоримыми, это верно, и если они будут выдвинуты, то на суде предстоит тяжелая борьба, во время которой будет вскрыто много неприглядного. Проиграть такой процесс было бы большой неудачей, которая, возможно, непоправимо сказалась бы на их карьере.
– А как же значок? – спросил суперинтендант, думая вслух и вспоминая слова Шарлотты, сказанные ему накануне вечером.
– Он же объяснил, что потерял его много лет назад, – напомнил ему Юарт. – Я полагаю, он говорил правду. Разумеется, мы не можем доказать, что члены клуба собирались в течение этих пяти… или шести лет. Они утверждают, что встреч не было, и я склонен им верить. Они не поддерживали связь друг с другом. Хеллиуэлл женат и процветает в Сити. Тирлстоун близок к эстетствующим кругам интеллигенции. А Джонс стал священником и поселился в Ист-Энде. Если подозреваемый – не один из врагов Огастеса Фитцджеймса, тогда первым, кого бы я назвал, был бы Джонс. Возможно, между Финли и Джонсом когда-то произошла ссора?
Томас поудобней умостился в огромном кресле. Их с Юартом разделял отлично отполированный письменный стол с крышкой из зеленого сафьяна.
– Значит, по-видимому, Джонс шесть лет ждал возможности убить проститутку и навесить это убийство на Финли? – Он высоко вскинул брови.
– Согласен, это глупо. Потерянная запонка – это случайность. Так что Финли все-таки был там, хотя бы один раз. А вот значок был кем-то туда подброшен. Зачем? Это нам предстоит еще узнать.
Подумав, Питт решил высказать Юарту догадку Шарлотты:
– Если кто-то так ненавидит Огастеса Фитцджеймса, тогда может статься, что эмблема, которую мы нашли, – это подделка, копия, специально изготовленная, чтобы бросить тень на Финли.
Лицо его собеседника просияло, и он стал легонько постукивать кулаком по краю стола.
– Да! – закивал он. – Это наиболее вероятное предположение, которое могло нам прийти в голову. Так, должно быть, и произошло. – Но тут блеск в его глазах погас. – А как мы докажем это? Я направлю своего человека к ювелирам, но тому, кто сделал копию значка, наверняка хорошо заплатили за то, чтобы он молчал.
– Мы начнем с того, что снова произведем обыск в комнате Финли и попробуем найти оригинал значка, – ответил Томас, хотя мало верил в успех этого дела. – Кто знает, так это или не так… И еще неизвестно, как поведет себя опытный адвокат на суде. Он может заявить, что значок легко подделать, чтобы вызвать сомнение у суда присяжных. Это очень важно для нас.
Вместо того чтобы огорчиться, Юарт был на седьмом небе.
– Сомнение здесь вполне оправданно! – горячо заявил он. – Если мы не раздобудем других улик, нам невыгодно брать его под арест, что бы мы ни думали об этом деле.
– Да, это верно, – согласился Питт, уже уступая коллеге.
Он пока еще не разобрался, было ли поведение инспектора продиктовано убежденностью в том, что Финли невиновен, или же простой трусостью, страхом перед необходимостью бороться на суде и перед тем, что эта борьба может помешать его карьере. Суперинтендант понимал, что обвинение Финли Фитцджеймса в убийстве несет за собой множество мелких осложнений и неприятностей. Фитцджеймс-старший будет бороться за свой престиж в светской и политической жизни. И пощады тут не будет, как не будет и правил игры, ибо все будет диктоваться обстоятельствами.
…Питт сам решил провести повторный обыск в доме Фитцджеймсов и взял с собой двух констеблей. Их приход сначала был встречен с недовольством, но после объяснения причины визита – с удивлением и даже пониманием.
Сорок пять минут спустя во внутреннем кармане старого пиджака Финли была найдена его клубная эмблема, та самая, о котором слуга сказал, что никогда ее не видел, так как этот пиджак с потертыми локтями и обтрепанным воротником его хозяин давно не носит. Пиджак оставили в гардеробе молодого человека, должно быть, из сентиментальных причин. Вот он и висел где-то в глубине платяного шкафа. Когда-то в нем было удобно совершать прогулки летом, так как не жалко было порвать его или испачкать травой. Но в последние годы времени на прогулки у Финли становилось все меньше, и пиджак был забыт. К булавке значка пристали ворсинки ткани, а на эмали была легкая царапина.
Все объяснения давала мисс Таллула Фитцджеймс, которая в это утро оказалась дома, потому что занялась почтой и отвечала на письма друзей и приглашения.
Томас стоял в малой гостиной и вертел значок в руках. Он был точной копией того, что уже был передан полиции. Разумеется, суперинтендант не заметил между ними особой разницы, разве что некоторое различие в тщательно выгравированном имени Финли Фитцджеймса на обратной стороне, там, где крепилась булавка. Буквы были немного другими. Но так и должно было быть. Оставалось лишь сличить этот значок со значком кого-либо из других членов клуба, чтобы узнать, какой из них является оригиналом. Иного способа не было.
Однако остальные члены «Клуба Адского Пламени» утверждали, что не знают, где сейчас их эмблемы.
– В чем дело, суперинтендант? – спросила Таллула Томаса с несколько озабоченным видом.
– У меня теперь два значка вашего брата, мисс Фитцджеймс. Один из них – копия. Я хочу знать, какой из них – оригинал и кто и почему сделал копию, – объяснил полицейский.
Девушка спокойно посмотрела на него:
– Оригинал у вас в руках. Тот, что вы нашли в Пентекост-элли, – это копия, сделанная кем-то из наших врагов, чтобы погубить нашу семью.
Питт с любопытством разглядывал сестру подозреваемого. Она была в белом платье, украшенном лентами. Под легкой прозрачной тканью платья была бледно-голубая нижняя юбка. Этот наряд шел Таллуле, делал ее женственной и хрупкой. Однако ее истинный характер выдавали волевые черты лица и горящие решимостью глаза.
– Вы действительно верите, что у вашего отца есть враги, способные ради мести убить ни в чем не повинную женщину? – спросил ее Томас.
Мисс Фитцджеймс ответила сразу, не задумываясь, словно знала, что надо отвечать. Однако в ее голосе звучало с трудом сдерживаемое волнение:
– Да, суперинтендант, я верю, что это враги отца. Вы представляете, как он могущественен и как разбогател за эти тридцать лет. А зависть – очень жестокое чувство. Она захватывает человека целиком, поглощая все другие чувства и всякое понятие о честности. А некоторые люди не… – девушка прикусила губу, – не считают убийство проститутки преступлением. Мне жаль, что приходится говорить такие ужасные вещи. – Она вздрогнула, и Питт почему-то поверил ей. – Однако это правда, – заключила его собеседница.
Томас и сам знал, что это правда. Если бы убийство Маккинли произошло не в Уайтчепеле, где еще не забыта серия зверских убийств Потрошителя, совершенных совсем недавно, газеты едва ли уделили бы этому делу столько внимания.
– Думаю, вам следует составить список этих людей, мисс Фитцджеймс, и вспомнить или хотя бы предположить причины их мести, – сказал он. – Я попрошу и вашего отца тоже сделать это.
– Конечно, суперинтендант.
Питт, поблагодарив помогавших ему констеблей, отпустил их, а вскоре и сам покинул дом Фитцджеймсов и направился по Девоншир-стрит в сторону Гайд-парка. Купив пару бутербродов у лотошника на углу, он съел их, пока шел по Мэрилебон-роуд. Свернув к Йорк-гейт, полицейский наконец вошел в парк. В этот теплый день там было полно прогуливающейся публики, разряженных дам и влюбленных парочек. Дети на аллеях катали обручи, прыгали со скакалочками и безуспешно пытались пускать бумажных змеев – день для них был слишком тихим и безветренным.
Нянюшки в аккуратных униформах катили перед собой коляски с младенцами или же вели детишек за руки. Кто-то из них расположился посудачить на скамейках. Старые джентльмены, разморенные солнцем, вспоминали былые дни и подвиги. Пробегали, хихикая, стайки молодых девушек. Вдали играл оркестр.
Питт не собирался говорить Юарту, почему не верит в то, что кто-то из врагов Огастеса Фитцджеймса, пытаясь отомстить ему, убил проститутку и подбросил улики против Финли. У него не было достаточно веских аргументов, чтобы спорить с инспектором. Однако по своему опыту он знал, что столь хитроумно обычно готовятся ограбления, но не такие убийства. Там, где все диктуется ненавистью и люди теряют контроль над собой, мысли переложить вину за преступление на другого приходят уже потом. Каким бы злобным и мстительным ни был враг Огастеса, трудно было поверить, что он намеренно и продуманно решился на преступление, за которое ему может грозить повешение.
И все же Томас не мог освободиться от чувства, что во всем этом был какой-то замысел. Об этом свидетельствовали значок и запонки. Не мог преступник быть столь беспечным, чтобы оставить после себя подобные улики.
Суперинтендант решил, что ему следует еще раз и основательно прижать Хеллиуэлла, Тирлстоуна и, при всем его сопротивлении, Джонса. Наличие двух одинаковых клубных значков должно решить судьбу Финли: виновен он или нет.
– Вот неожиданность, суперинтендант! – невольно воскликнул Норберт Хеллиуэлл, когда Питт нагнал его на улице. Он возвращался после отличного ланча на Грейт-Джордж-стрит. – Только ничем не могу вам помочь. Я ничего не знаю о Фитцджеймсе и его нынешнем времяпрепровождении. – Лицо молодого человека стало сердитым. – Мне кажется, я уже объяснил вам, что мы когда-то давно действительно были друзьями, но отнюдь не теперь. Я рад был бы сказать вам что-либо, что могло бы снять с него подозрения, но, поверьте мне, я не в состоянии сделать это. А теперь, простите, я очень занят и уже опаздываю. Прошу извинить меня. – Он ускорил шаги.
Томас тоже зашагал быстрее.
– Я нашел еще одну эмблему «Клуба Адского Пламени», – сообщил он, поравнявшись с Хеллиуэллом.
– Неужели? – Норберт даже не повернулся и продолжал идти таким же быстрым шагом. Казалось, его не интересовало, где полиция обнаружила еще один значок. – Не понимаю, какое это имеет отношение ко мне? Если вы нашли мой значок, то повторяю: я потерял его много лет назад. Он может оказаться где угодно.
Питт бросил взгляд на лицо Норберта. Ему показалось, что оно покраснело – то ли от быстрой ходьбы, то ли от стакана портвейна за ланчем, – однако на нем не было и признаков смущения. Хеллиуэлл был раздражен, и если даже испугался, то умело скрыл это. Впрочем, судя по его характеру, это было маловероятно.
– Нет, – успокоил его суперинтендант. – Это не ваша эмблема. Это значок все того же мистера Фитцджеймса.
На этот раз Норберт остановился и круто повернулся к собеседнику:
– Что вы сказали? Это абсурд! У каждого из нас всегда был только один значок. Что вы хотите этим сказать?..
– Только то, что кто-то сделал копию значка мистера Фитцджеймса, мистер Хеллиуэлл. Поэтому мне бы хотелось взглянуть на вашу эмблему и таким образом определить, где оригинал, а где копия.
– О! – Молодой человек облегченно вздохнул. – Да, я вас понимаю. Но все равно не могу вам помочь. Призна́юсь вам честно, эти допросы начинают меня раздражать. – Он посмотрел полицейскому в лицо, чтобы показать ему, что ничуть не напуган, а просто начинает сердиться. – Фитцджеймс был мне другом в ранней юности, но все это осталось позади, и что теперь он делает или не делает, никак меня не касается. Хотя мне трудно поверить в то, что он имеет какое-то отношение к смерти проститутки в Ист-Энде. Думаю, что лишь полная неудача вашего расследования заставляет вас считать иначе. Лучше бы вы поинтересовались знакомыми, врагами или должниками этой несчастной женщины. Я уже сказал вам, что занят и спешу на встречу, иначе сэру Филиппу придется ждать меня. Всего доброго, суперинтендант. – С этими словами он повернулся и зашагал прочь, не оглянувшись на Питта и вообще не глядя даже по сторонам.
Мортимера Тирлстоуна Томас нашел не сразу. Тот не увлекался ни политикой, ни общественными делами, и его отсутствие или присутствие где-либо зависело от его собственной прихоти. Но в конце концов Питт разыскал его в мастерской художника в Кембервелле. День уже клонился к вечеру, когда полицейскому удалось с ним побеседовать. Их встреча проходила в большой светлой комнате, где кучка молодых людей и дам о чем-то горячо спорили. Все стены комнаты были увешаны полотнами художника, а окна в ней были там, где их никогда бы не поместил ни один здравомыслящий архитектор. И тем не менее мастерская производила удивительно приятное впечатление своими переливами красок, желтыми и голубыми пятнами и каким-то мерцанием воздуха. На все здесь следовало смотреть из-под полуопущенных ресниц, а не прямым взглядом, каким смотришь в объектив фотоаппарата.
– О господи! – устало вздохнул Мортимер, облокотившись о подоконник и глядя на Питта. На нем была просторная белая рубаха с мягким воротником и огромным бантом. Все в этом человеке было вычурно и манерно, но сам он этого не сознавал.
– Добрый день, мистер Тирлстоун, – окликнул его суперинтендант и хотел было продолжить говорить дальше, но молодой эстет вдруг грозно выпрямился.
– Опять вы! – Его глаза обежали комнату, словно искали, куда бы скрыться. – Это становится уже скучным, дорогой друг! – Он впился взглядом в Томаса. – Что я могу вам сказать? Я знал Финли, но это было давно. Неплохой юноша, но всегда был повесой. Думаю, все мы были такими… в ту пору. Но сейчас я с ним не встречаюсь. Он приятный человек, но это классический тип обывателя, не способный отличить старое золото от позолоты. Иногда мне казалось, что он страдает дальтонизмом.
– Я хотел спросить вас, нашли ли вы свой значок «Клуба Адского Пламени»? – тихо спросил Питт, глядя на взволнованное лицо Тирлстоуна и думая, что же могло так его растревожить. На этот раз пугаться его общества было нечего, поскольку Томас был в штатском и совсем не походил на полицейского.
– Я уже сказал вам. У меня нет значка, – ответил Мортимер, нахмурившись. В его голосе было почти отчаяние. – Зачем он вам сейчас?
Питт терпеливо рассказал ему о появлении еще одного значка с именем Финли Фитцджеймса.
– О! – Трилстоун был окончательно растерян. Он сглотнул и хотел было что-то сказать, но промолчал. Двигался молодой человек как-то неловко, словно его просторная рубаха сковывала движения, а ворот натирал шею. – Что ж… если я… найду свою эмблему, то обязательно принесу ее вам. Но едва ли она отыщется. – Он тряхнул головой. – Не могу поверить, что Финли мог совершить такое, однако люди меняются…
Мимо них, проведя рукой по своей густой гриве волос, прошла статная молодая женщина. Человек, сидевший на подоконнике, рисовал ее, и она это знала.
– Я думаю, вы находите нас… о!.. – Мортимер повел плечами. – Я, право, не знаю, что сказать. Да, не знаю. – Он посмотрел на женщину, потом на Питта. – Предательство – это гнусная вещь, больше мне нечего вам добавить.
А Томас гадал, какой бы вопрос ему задать, чтобы разрушить этот фасад непроницаемости и понять наконец, что эти четыре молодых человека знают друг о друге, какая дружба могла их связывать, а какая ревность – разделять. Что скрепляло их союз?
– Был ли у Финли среди вас близкий друг? – спросил он ровным голосом, словно эта мысль случайно пришла ему в голову.
– Нет, – не задумываясь, быстро ответил Тирлстоун. – Мы все были вместе… Возможно, ближе других ему был Хеллиуэлл. У них было больше общего. – Он почему-то покраснел, словно все-таки совершил предательство, но понимал, что обратно сказанных слов не заберешь.
– У Финли было больше денег, чем у остальных? – продолжал задавать вопросы Питт. – Ведь его отец очень богат.
Его собеседник облегченно вздохнул:
– Да… да. У него было больше денег, чем у нас. Во всяком случае, больше, чем у Яго или у меня. Да, пожалуй, и у Хеллиуэлла тоже.
– Он был щедр?
На лице Мортимера появилось странное выражение – смесь горечи, иронии и, пожалуй, осторожного сожаления. Ему явно не хотелось ничего рассказывать о тех временах, возможно, из-за чувства какой-то вины. А может быть, Тирлстоун считал воспоминания пустой тратой времени и предпочитал жить настоящим.
– Так был он щедрым человеком? – повторил суперинтендант.
Мортимер пожал плечами:
– Да… бывал, и частенько.
– Он играл в карты?
Это было не столь уж важно, просто еще один штрих к характеру Финли. Томас хотел только, чтобы их разговор не прерывался.
Взрыв смеха, однако, помешал ходу его мыслей. Оба собеседника невольно повернулись и увидели небольшую группку людей, тоже забредших в комнату, где они находились.
– Да. Мы все играли в карты, – подтвердил Тирлстоун. – Но он, пожалуй, играл больше остальных. Карты были его страстью, и он вполне мог себе это позволить… Послушайте, суперинтендант, разве сейчас все это так уж важно? Я понятия не имею, кто убил ту женщину в Уайтчепеле. Но, как я уже говорил, мне трудно поверить, что это сделал Финли. Если у вас есть доказательства, что ж, я буду вынужден принять это. Если же доказательств нет, то вы попусту тратите ваше время. Конечно, оно ваше и вы вправе это делать, но вы тратите также и мое время, а для меня оно драгоценно. Я не видел своего старого клубного значка даже не знаю уже сколько лет, но если я его найду, то обещаю принести его вам на Боу-стрит.
– Я был бы вам очень признателен, мистер Тирлстоун, если бы вы его поискали. Это помогло бы доказать невиновность мистера Фитцджеймса.
– Или же его вину, не так ли? – заметил Мортимер, пристально глядя на полицейского.
В этот день Шарлотта нанесла визит матери и принесла от нее кучу новостей, которыми готова была поделиться, как только Томас придет домой. В основном это были забавные истории и сплетни из театральной жизни.
Но когда в семь вечера муж вошел в дом, усталый и измученный жарой, а еще больше – своими тяжелыми мыслями, миссис Питт, увидев его лицо, поняла, как некстати будет ее болтовня.
– Ты искал значок? – спросила она за ужином. Дети к тому времени уже поели и отправились спать. Грейси, недавно научившаяся читать, с удовольствием готовилась разделить с ними очередную главу «Алисы в Зазеркалье». Это было лучшее время и для горничной, и для малышей.
Котята спали в корзине для белья в углу кухни, где все уже было чисто убрано, кроме их мисочек, которые Грейси вымоет позже.
– Да, искал, – ответил Питт на вопрос жены, встретив ее взгляд через стол. Закатное солнце щедро светило в широкие окна. Его лучи падали на стол и чисто выскобленный пол, и их блики играли на фаянсе чашек в буфете и горели красным огнем на днищах висевших на стене медных кастрюль. – И мы его нашли.
У Шарлотты перехватило дыхание.
– Значит, Финли Фитцджеймс невиновен?
Суперинтендант улыбнулся:
– Это всего лишь означает, что существует два значка и один из них – подделка.
– Возможно, подделку и нашли в переулке Пентекост? Настоящий же значок оказался там, где ты его сейчас нашел, не так ли? Где он был?
– В кармане старого пиджака, который не носили уже много лет.
– И что теперь?
Питт отправил в рот еще один кусок пирога с курятиной. Пирог показался ему очень вкусным, как и поданные на гарнир свежие помидоры и огурцы.
– Томас, я тебя спрашиваю! – воскликнула Шарлотта и состроила нетерпеливую гримаску.
– Кто-то сделал копию и положил ее то ли в постель Ады Маккинли в Пентекост-элли, то ли в карман пиджака Финли Фитцджеймса на Девоншир-стрит, – наконец обстоятельно ответил ее супруг с набитым ртом.
– И ты до сих пор не знаешь, какой из значков настоящий? – Шарлотта вспомнила слова Эмили, сказанные накануне, и ее нескрываемое желание устроить так, чтобы Питт обязательно снова произвел обыск в доме Фитцджеймсов. В голову полезли нехорошие мысли, но она прогнала их. – Должен же ты это знать, Томас? – горячо продолжила она, забыв о своей порции пирога на тарелке.
– Нет, я не знаю. – Нахмурившись, Томас смотрел на жену. – Надо хотя бы сравнить их с другими настоящими эмблемами, а для этого мне нужен значок кого-то из его друзей. Надписи на значках Финли несколько различаются. Должно быть, все подлинные значки изготовлял один ювелир, а тот, где надпись отлична, и есть копия.
– Разве… – вырвалось у Шарлотты, но она тут же все поняла и умолкла.
– Что ты хотела сказать? – насторожился полицейский.
– Ничего. Так, пустяк, – помотала головой его супруга.
– Кто-то сделал копию, чтобы переложить вину на невиновного, – пояснил Питт. – Или, наоборот, чтобы доказать невиновность того, кто виноват или кого подозревают. Копию вполне мог сделать кто-то из членов семьи Финли или даже он сам.
– Да, – осторожно согласилась молодая женщина, уставившись в тарелку. – Да, вполне возможно. – Она не могла поделиться с мужем своими мыслями. Эти мысли жгли ее, но высказать их миссис Питт не решилась бы даже самой себе. – Тебе дать еще помидоров? Они очень хороши в этом году, – отвернувшись, сказала Шарлотта.
Утром следующего дня, как только Питт ушел, его жена наняла кеб и отправилась к Эмили. В четверть десятого несколько испуганная горничная провела ее в утреннюю гостиную и пообещала справиться, дома ли миссис Рэдли. Из этого Шарлотта заключила, что сестра дома. Если бы она отправилась на верховую прогулку в Гайд-парк, горничная бы так и сказала. Хотя миссис Питт и в этом случае настроилась дождаться ее, даже если бы на это ушел весь день.
Хозяйка вышла к ней минут через десять, однако она была все еще в пеньюаре и с неубранными волосами, падающими красивыми локонами, которым старшая сестра всегда завидовала. Миссис Рэдли с улыбкой поприветствовала Шарлотту и крепко расцеловала ее.
– Эмили! – наконец смогла воскликнуть та таким голосом, что ее сестра испугалась и растерянно заморгала.
– Да, Шарлотта, – ответила она нервно. – Ты раздражена? Что случилось? Что-то с бабушкой?
– Нет, при чем здесь бабушка? Зачем ты просила меня надоумить Томаса снова обыскать дом Фитцджеймсов? Из-за значка? – Миссис Питт посмотрела на сестру взглядом, который должен был бы превратить ту в соляной столп.
Эмили растерялась лишь на мгновение, но затем опустилась в одно из кресел.
– Если Томас нашел значок, это означает, что Финли Фитцджеймс невиновен, а это лучшее, что может быть для Томаса, – уже спокойно ответила она, глядя на стоявшую над ней Шарлотту. – Разве не так? Огастес Фитцджеймс – могущественный человек, он способен на все. Конечно, если его сын виновен, его следует арестовать, судить, и все такое прочее. Но если он невиновен, будет лучше для всех, и особенно для Томаса, доказать это до предъявления обвинения в суде. Разве это не ясно?
– Предельно ясно, – не собиралась отступать от своего старшая сестра. – Ты его знаешь?
Младшая сестра вопросительно посмотрела на нее широко открытыми голубыми глазами. Солнце щедро лилось в высокие окна. Глаза Эмили казались Шарлотте слишком невинными и слишком голубыми.
– Кого знаю? Ты имеешь в виду Огастеса Фитцджеймса? – поинтересовалась миссис Рэдли. – Только понаслышке. Но я уверена, что в целом правильно его оценила. Джонс упоминал о нем несколько раз. Он действительно очень влиятельный человек, потому что сказочно богат.
– А Финли Фитцджеймса ты тоже знаешь? – Шарлотта уже с трудом себя контролировала.
– Нет, не знаю, – ответила Эмили невинным тоном. – Однажды видела его, но мельком. Обменялись приветствиями, и всё. Боюсь, при новой встрече он меня не узнает.
Миссис Питт пыталась ухватиться за главное. Она слишком хорошо знала сестру, чтобы не понять, что та все время уходит от ответов. В каждом ее движении, в широко распахнутом взгляде ее голубых глаз читалась вина. Взяв стул, Шарлотта решительно села напротив Эмили.
– Он обручен с кем-нибудь? – спросила она строго.
– Не думаю, я не слышала об этом. – Миссис Рэдли не спросила, почему это интересует сестру, и той стало ясно: Эмили скрывает что-то и говорит ей неправду. Страхи Шарлотты подтвердились.
– А Таллула? – процедила она сквозь зубы. – Неужели она тебе так близка, что ради нее ты заставила меня подбить Томаса на повторный обыск?
Миссис Рэдли вспыхнула:
– Я говорила тебе, Шарлотта… что если Финли невиновен, то это поможет…
– Ерунда! Ты знала, что в доме есть значок, потому что или ты сама, или Таллула подбросила его! Ты понимаешь, что вы сделали?
Эмили промолчала, не зная, что лучше: все отрицать или признаться. Пока она еще ничем себя не выдала – во всяком случае, не с головой.
– У Огастеса Фитцджеймса действительно есть могущественные враги, ты это знаешь, Шарлотта, – пролепетала молодая женщина.
– И безжалостные друзья, как видно, тоже! – рассвирепела ее гостья. – Ты сама заказала эмблему или научила этому Таллулу?
Эмили выпрямилась:
– Я думаю, Шарлотта, что с тобой, как с женой полицейского, мне не следует обсуждать это. Ты будешь чувствовать себя обязанной обо всем рассказать Томасу, и тогда я поставлю в неловкое положение себя и моих друзей. Я уверена, что Финли невиновен, и поступила так, потому что считала свой поступок правильным – как для Финли, так и для Томаса. Ты сама знаешь, что опознание ровным счетом ничего не стоит.
– Какое опознание? – Шарлотта внезапно почувствовала, как исчезает ее прежняя уверенность в своей правоте. Конечно, Эмили поступила безответственно, даже преступно и к тому же глупо, но, кажется, она знает то, чего не знает она, Шарлотта, и, возможно, даже Томас.
– Что это за опознание? – нервно переспросила миссис Питт.
Младшая сестра облегченно вздохнула. В лучах солнца ее светлые кудри казались золотым ореолом. За дверью слышался успокаивающий шум просыпающегося дома. Хихикнула служанка.
– Опознание, сделанное проституткой, показавшей, что она видела Финли в Пентекост-элли в вечер убийства, – объяснила Эмили.
– Что? – Шарлотта почувствовала неприятный холодок под ложечкой. – Что ты сказала?
– Но это даже нельзя назвать опознанием, – объяснила миссис Рэдли. – Она не уверена, был ли это Финли, и охотнее скажет, что это был дворецкий, если дело дойдет до суда.
– Какой дворецкий? – Миссис Питт была потрясена и растеряна. – Чей дворецкий? Почему она укажет на дворецкого?
– Тот самый дворецкий, от которого забеременела Ада, – пояснила Эмили. – Из-за него она потеряла место и оказалась на панели.
– Откуда ты все это знаешь? – ледяным тоном спросила Шарлотта.
Отступать было поздно.
– Я сама разговаривала со свидетельницей, – тихо призналась ее сестра.
Миссис Питт, почувствовав легкую дурноту, опустилась на стул.
– Тебе не следует так нервничать, – успокоила ее Эмили. – Вспомни, ведь нам и прежде приходилось участвовать в расследованиях Томаса, и всегда все хорошо кончалось. Помнишь убийство в Гайд-парке…
– Замолчи! – поморщилась Шарлотта. – Ты забыла, что после этого сказал тебе Джек?
Миссис Рэдли побледнела:
– Нет, не забыла. Но сейчас он ничего не узнает, к тому же я не делаю ничего опасного… вернее, очень опасного. Здесь нет никаких маньяков. Я просто собираю сведения, чтобы помочь Финли. Я не говорила с подозреваемыми и никого ни к чему не принуждала.
– Не будь дурой! – рассердилась миссис Питт. – Если ты оправдаешь Финли, виновным окажется кто-то другой. Кто-то из ближайшего окружения убитой. Возможно, так оно и есть. Впрочем, – добавила она безжалостно, – поскольку ты подбросила в дом Финли копию значка, это может указывать и на него тоже, и все решат, что он виновен, так же, как был виновен Джек Потрошитель. Ведь тот значок, что был найден полицией в постели убитой, – на самом деле настоящий! Или ты об этом не подумала?
– Конечно, подумала! Даже если полиция узнает, что настоящая эмблема была найдена у Ады, это совсем не означает, что сам Финли оставил его там, – защищалась Эмили. – Мы обе знаем, что его и близко не было там, в Уайтчепеле, в тот вечер. Он был на вечеринке в Челси.
– Ни ты, ни я этого не знаем, – опять рассердилась ее сташая сестра. – Мы знаем только то, что тебе сказала Таллула. Ведь это она сказала тебе, что видела там брата?
– Я верю ей! А без опознания значок – единственная улика, связывающая Финли с убийством в Уайтчепеле. Любой мог украсть эмблему или найти ее много лет назад, а сейчас воспользовался ею, чтобы отомстить Огастесу. Зачем Финли убивать такую женщину, как Ада Маккинли? Или любую другую, если на то пошло?
– Но кто-то же убил ее, – ядовито напомнила Шарлотта.
– И скорее, это тот, кто хорошо знал ее, – не сдавалась миссис Рэдли, чуть подавшись вперед. – Соперница или, может быть, тот, у кого она что-то украла или кого сильно обидела. Она могла поссориться с подружкой или клиентом, над которым к тому же еще и смеялась, или со своим любовником, которого отвергла… – Молодая женщина устало вздохнула. – Шарлотта!..
Сестра выжидающе смотрела на нее.
– Шарлотта, пожалуйста, не говори Томасу о значке. Он мне этого никогда не простит. Он не поймет, зачем я это сделала. Но я действительно верю, что Финли невиновен.
– Я знаю, – посерьезнев, согласилась миссис Питт. – Иначе ты не решилась бы на такой идиотский поступок.
– Так ты не скажешь Томасу? – смиренно спросила Эмили.
– Нет, – пообещала Шарлотта, скорее из жалости к сестре, чем по здравом размышлении. – Во всяком случае, до тех пор, пока не буду вынуждена сделать это. Он… он может сам найти все, что ему нужно, до того, как ему понадобится для расследования этот факт с подделкой.
– Спасибо, Шарлотта!
Питту, когда под вечер они с Юартом вернулись в Пентекост-элли, пришлось самому узнать кое-что из того, о чем говорили сестры. Нэн Салливан, как и в первую встречу, по-прежнему не была уверена в своих показаниях. Однако Томас больше всего рассчитывал на показания Розы Берк. Поэтому перемена в ней его ошеломила.
– Не знаю, – проворчала она и, посмотрев на полицейских, тут же отвернулась.
Они снова сидели в кухне. На столе стоял большой старый эмалированный чайник и разномастные фаянсовые чашки. От горячей плиты было жарко и душно. Никому и в голову не пришло открыть окно из-за зловонного двора, пропитанного запахами гниющих отходов и расположенного по соседству свинарника.
– Как это вы не знаете? – Питт еле сдерживал раздражение, но не хотел, чтобы голос выдал его. – Вы были совершенно уверены, что узнали его, тогда, на Девоншир-стрит! Даже собирались повесить его собственными руками!
– Я готова повесить любого, кто сделал это, – упрямо поправила его свидетельница. – Но я не могу точно сказать, что это был он. Я видела его в тот вечер лишь мельком и одно мгновение, да и темно уже было.
– Вы боитесь, Роза? – Суперинтендант старался, чтобы его голос не выдал гнева и презрения.
– Нет! – Берк уставилась в угол и словно совсем не замечала присутствия инспектора Юарта. – Нет, никого я не боюсь. А чего мне бояться?
– Ну, например, чьих-то угроз, – ответил Томас. – Человек, которого вы опознали, из очень богатой семьи, не забывайте этого.
– Может, это и так, но он не говорил со мной, – скривив губы, ответила женщина. – Если вы думаете иначе, то ошибаетесь… очень ошибаетесь. Я просто хочу, чтобы вы поймали того, кого нужно поймать, того, кто сотворил такое с бедняжкой Адой. – Она поиграла чайной ложкой в чашке. – И мне кажется, что это скорее мог быть дворецкий, который первым обидел ее. Что, если он опять это сделал? На этот раз ему уже нечего было рассчитывать на помощь хозяйки. У него была причина отделаться от Ады. Щеголи вроде того, что я видела на Девоншир-стрит, не ходят в кварталы Уайтчепела. Свое удовольствие они получают на Хеймаркет и Уиндмилл-стрит.
– Да, это верно, – поддержал ее Юарт.
– Но вы говорили, что Ада тоже частенько бывала там, – напомнил Питт.
– Да. Но я не говорила, что она приводила их к себе сюда! – насмешливо ответила Роза. – Она не такая дура. Если бы она сделала это, обо всем тотчас бы узнал ее сутенер Костиган и отобрал бы у нее больше половины заработанных денег. Да и зачем джентльменам ехать с ней сюда? Для чего? Не такая уж она знаменитость. Таких, как она, полно кругом, а для мужчин все равно, какая из них им попадется.
– Вы хотите сказать, что видели в тот вечер дворецкого? – быстро перебил ее Юарт, перегнувшись через стол. – Опишите нам его!
– Нет, я не говорю, что это был дворецкий, – настороженно ответила Берк. – Я просто хочу сказать, что это мог быть и он. Черт побери! Неужели вам все равно, кого поймать?
– Мне отнюдь не все равно, – сквозь зубы процедил суперинтендант, едва сдерживая себя. – Но ваши сомнения и перемена показаний кажутся мне подозрительными. Я начинаю думать, что кто-то помог вам сменить их, пригрозив, а то и пообещав награду.
– Вы говорите так, будто мне заплатили за вранье! – сердито огрызнулась Роза.
– Нет, нет, – примирительно сказал инспектор. – Никто не говорит, что вы врете, Роза. Просто мы хотим во всем быть уверенными. Аду уже не вернешь, но теперь речь идет о жизни другого человека. Несправедливое обвинение будет вторым убийством.
– Может, я и врала когда, но по пустякам, – осторожно начала свидетельница, на этот раз глядя уже на Юарта. – И только не для того, чтобы какому-то бедолаге из-за меня отрубили голову. По правде сказать, мне было очень плохо, когда убили Аду. – Она виновато и отрешенно пожала плечами. – Я была напугана и чертовски зла, вот и поспешила сказать, не подумав. Хотела, чтобы скорее нашли негодяя и отсекли ему голову. Нам всем здесь стало бы легче и не так страшно. – Она прерывисто вздохнула и снова повернулась к Питту. – Мне хотелось подумать, кто бы мог это сделать. Время у меня для этого было, я подумала и поняла, что наделала глупостей. Ведь надо найти того, кто это сделал, а не любого, кто показался мне похожим. Так или не так?
– Так, – мрачно согласился суперинтендант. – Нам нужен тот, кто совершил это.
– Конечно, – подтвердил его коллега и сделал рукой такое движение, словно хотел похлопать Розу по плечу, но поостерегся. – Конечно, нам нужен только виновный, – тихо добавил он.
Покинув Пентекост-элли, полицейские сели в кеб.
– Нам лучше найти этого дворецкого, – устало сказал Питт. – Хотя бы для того, чтобы исключить его из числа подозреваемых.
– По-моему, он и вправду тот, кто нам нужен, – громко и уверенно согласился его спутник, глядя перед собой на Уайтчепел-Хай-стрит. – Это совершенно очевидно. Ада забеременела от него. Тогда ему удалось отвертеться, соврав хозяевам. На этот раз он опять нашкодил, а Маккинли, видно, решила все о нем рассказать, и тут бы ему пришел конец.
– Она и в первый раз все рассказала, – заметил Томас. – Что бы ей это дало, обвини она его на этот раз?
– Она бы ему отомстила, – не раздумывая, нашелся Юарт, словно иного ответа и быть не могло. – Он погубил ее. Месть – самый древний мотив убийства.
Питт покосился на коллегу. Юарт считался хорошим полицейским, у него был отличный послужной список, он являлся кандидатом на очередное повышение, но его аргументация в данном случае оставляла желать лучшего. С самого начала работы над этим делом казалось, что инспектор постоянно находится под грузом каких-то забот и эмоций. Что это – сострадание к жертве или отвращение? Или же страх перед всемогущим Огастесом Фитцджеймсом, способным погубить каждого, кто посмеет обвинить его сына в преступлении независимо от того, виноват тот или нет? Если бы Огастес решил отомстить Юарту, инспектору не помогла бы даже долгая безупречная служба…
Конечно, их ждет неприятная работа. Но предъявление кому-либо обвинения – это всегда трагедия, от которой страдают невиновные: те, кто просто любит обвиняемого – мужа, сына, другого близкого человека… Для них эти события будут тяжкими испытаниями, а когда все уляжется и забудется, пострадавшие останутся один на один со своим горем.
– Что нам дадут эти новые показания? – помолчав, спросил Питт, искоса поглядывая на Юарта, на его лицо с темными глазами и линиями усталости у рта. – Ада уже рассказала свою историю. Мертвая, она лишь подтвердила ее. Если бы дворецкий и убил сейчас кого-то, то, скорее, очередную горничную. И сделал бы это до того, как та успела пожаловаться хозяйке. Судьба уже рассудила его и Маккинли. Проиграла Ада. Вот ей было бы за что убить его, а зачем ему убивать ее, я причин не вижу.
Лицо инспектора стало напряженным, по нему словно пробежала тень – то ли гнев, то ли страх. Он выглядел очень усталым, руки его чуть заметно дрожали. Видимо, этому человеку было непросто смириться с тем, что приходится работать с начальником другого полицейского участка, который вторгся в следствие так, будто Юарт сам не может справиться со случаем, где попахивает политическими осложнениями. Любой на его месте почувствовал бы себя так, даже сам Томас.
В данном случае инспектор, пожалуй, больше подходит, чтобы вести это расследование, чем он, Питт. Юарта устраивает любое решение, кроме опасного. На его месте суперинтендант имел бы зуб не только на того, кого ему прислали сверху, но и на того, кто принял такое решение.
– Я с вами согласен, – сказал он тихо. – Улик против Фитцджеймса пока недостаточно. Опознание здесь бесполезно. Запонка была потеряна много лет назад, а значок, кажется, тоже вызывает сомнения. Да и утратил он свою ценность как улика, после того как была найдена его копия. Все придется начинать сначала. Надо подробнее разузнать о жизни Ады Маккинли, а также Фитцджеймса, а потом уже искать подозреваемых.
Юарт повернулся к нему.
– Подозреваемых? – медленно переспросил он. Казалось, инспектор так устал от ударов и неудач, что не сразу схватывал то, что говорил его напарник.
– Если у Фитцджеймсов есть столь злобные и изобретательные враги, они вполне могли подложить улики на место преступления, чтобы были основания для обвинения, – постарался объяснить Томас. – В этом случае…
Юарт выпрямился, и его на лице появилось понимание:
– Да, да, конечно. Вы хотите, чтобы я это сделал? Я начну завтра же.
– Хорошо, – согласился Питт. – А я продолжу заниматься Адой.
Все вконец запуталось, подумал суперинтендант, и он должен, как сам только что и сказал, начать все сначала.
Томас вернулся домой почти ночью и был встревожен присутствием в столь поздний час такой гостьи, как леди Веспасия Камминг-Гульд. Она была теткой первого мужа Эмили, лорда Эшворда. Старая дама вместе с Шарлоттой сидели за чаем в гостиной и мирно беседовали. Быстро распахнув дверь, Питт по привычке хотел было что-то воскликнуть, но, увидев Веспасию, осекся и застыл на пороге.
– Добрый вечер, Томас, – спокойно поздоровалась с ним гостья, вздернув свои серебристые брови.
Как всегда, она была безукоризненно одета, а ее лицо красивой лепки с глазами, полуприкрытыми тяжелыми веками, с годами стало еще благородней и выразительней. Это была не просто красота черт, но и отпечаток всей ее жизни, в своем роде уникальной.
Леди Камминг-Гульд разрешила Питту называть себя просто по имени, как близкому родственнику, и он с удовольствием пользовался этим правом.
– Добрый вечер, Веспасия. Как я рад видеть вас здесь, – улыбнулся он гостье.
– И удивлен, не так ли, судя по твоему лицу? – ответила та. – Ты, видимо, голоден и не откажешься от ужина. Кажется, Грейси уже все приготовила.
Хозяин дома наконец вошел в гостиную и закрыл за собой дверь. Он был голоден, устал, но не мог отказаться от удовольствия побыть в обществе дальней родственницы, а главное, от беседы с ней. Разумеется, она не просто так заглянула к ним, якобы проезжая мимо. Эта пожилая леди никогда ничего не делала случайно, да и район Блумсбери никак не мог оказаться у нее на пути. Питт внимательно посмотрел сначала на Шарлотту, потом на Веспасию.
– Вы знакомы с Огастесом Фитцджеймсом? – не задумываясь, спросил он.
Гостья улыбнулась:
– Нет, Томас, я не знаю его. Я была бы оскорблена, если бы ты подумал, будто я, зная, что ты ведешь это страшное дело об убийстве в Уайтчепеле, явилась в ваш дом, чтобы похлопотать за своего друга Огастеса Фитцджеймса, чей сын считается в этом замешанным.
– Все, кто вас знает, Веспасия, никогда не заподозрил бы вас в таком грехе, – искренне возразил суперинтендант.
Глаза его собеседницы расширились.
– Дорогой Томас, ты прав – никто из тех, кто знает меня, не допустит и мысли, что моим другом может оказаться такой грубиян и нувориш, как Огастес Фитцджеймс. Пожалуйста, сядь, милый, мои глаза устали все время смотреть вверх.
Питт невольно улыбнулся и наконец с облегчением сел, забыв об усталости и полной сумятице в голове от мыслей о том, что все его усилия ни к чему не привели.
– Но, признаюсь, я искренне сочувствую его жене, – продолжала Веспасия. – Хотя все это не имеет никакого отношения к моему визиту к вам. Меня больше всего интересуешь ты, Томас, а затем и Джон Корнуоллис. – Она слегка нахмурилась. – Если ты собираешься предъявить Финли Фитцджеймсу обвинение, будь осторожен: у тебя должны быть очень веские доказательства. Его отец – человек огромной власти, и он начисто лишен какого-либо милосердия.
Полицейский уже давно это понял, но, услышав предупреждение тетушки, почувствовал внутри холодок.
Веспасия не была ни глупой, ни самонадеянной, но и человеком робкого десятка ее нельзя было назвать. Если она решала предупредить Томаса, что случалось, как он помнил, крайне редко, это всегда касалось могущества какого-либо тайного общества, но не отдельной личности. И ее теперешние слова лишь усилили чувство неприятной тревоги и осознание мрачной таинственности, которая окружала убийство в Пентекост-элли.
Шарлотта с беспокойством смотрела на мужа.
– Все пока указывает, – осторожно начал Питт, – что Финли Фитцджеймс, возможно, невиновен. Во всяком случае, улики против него в большинстве своем недействительны или получили свое объяснение.
– Все, что ты рассказал, весьма туманно. Лучше скажи то, что хочешь сказать, – велела ему Веспасия.
И суперинтендант рассказал ей все о клубном значке, о том, как была внезапно обнаружена его копия в доме Финли Фитцджеймса, и о своих тщетных попытках раздобыть оригинал эмблемы у кого-нибудь из бывших членов клуба, чтобы сличить его с найденной копией. Говоря все это, Томас не замечал виновато порозовевших щек Шарлотты и ее отведенных глаз. Он был слишком поглощен своим рассказом о собирании улик.
– Гм, – хмыкнула леди Камминг-Гульд, когда ее родственник умолк. – Не очень убедительно, но понятно. Кроме одного.
– Чего же? – не удержалась миссис Питт.
– Почему Огастес сам немедленно не изготовил копию значка, – ответила Веспасия, – а затем не потребовал более тщательного обыска в доме? Его можно было бы провести самое позднее через два дня после первого обыска. Если он собирался сделать копию, зачем было ждать, когда события примут такой оборот? Разве что для того, чтобы преподать сыну горький урок, напугать его как следует и добиться от него наконец полного послушания…
– А почему этого не сделал сам Финли? – не выдержав, спросила Шарлотта, опустив глаза, словно извинялась за свою дерзость.
– Потому что впал в панику, да и мозгов ему на это не хватило, – просто резюмировала пожилая леди.
Питт вспомнил свою первую встречу с Финли.
– Мне не показалось, что он в панике, – искренне признался полицейский. – Он был немного напуган, это верно, был расстроен и даже в некотором шоке от неожиданности, но подлинного страха не было. Я бы сказал, что страх стал появляться потом, когда время шло, а мы не снимали с него подозрений.
– Странно, – заметила Веспасия. – Какие еще улики у тебя были?
Томаса удивило, что она говорит об уликах в прошедшем времени, и он невесело улыбнулся.
– Опознание его одной из свидетельниц, – ответил он и рассказал об опросе Нэн Салливан и Розы Берк и о том, как обе женщины сняли потом свои показания.
Леди Камминг-Гульд немного помолчала, раздумывая.
– Не очень радостные вести, – согласилась она наконец. – Этому может быть несколько объяснений: возможно, вначале Роза Берк сказала тебе правду, а затем ее убедили отказаться от своих показаний то ли угрозой, то ли обещанием награды. Или она сама из чувства самосохранения погасила в себе всякую ненависть и гнев против убийцы. Или же решила, что ее информация стоит большего и лучше хранить ее до тех времен, когда за нее можно что-то получить. – Веспасия нахмурилась. – Либо сначала она говорила искренне, что узнала Финли. Страх и желание увидеть убийцу наказанным за смерть Ады заставили ее так говорить. Но потом, поразмыслив, она поняла, что не может давать показания и опознавать человека, не будучи совершенно уверенной. А история с дворецким трагична, но не имеет отношения к смерти Ады.
– Ты все еще считаешь, что это сделал Финли? – робко спросила Шарлотта, обращаясь к мужу, и словно от боли сдвинула брови. – Я хочу сказать… это правда, что доказательства недостаточны? Или его отец очень ловко убрал их и сделал юридически недействительными?
Питт подумал, прежде чем ответить.
– Не знаю, – сказал он наконец. – Если бы мне предстояло принять решение, я бы признал Финли невиновным, но полной уверенности в этом у меня нет.
– Печально, – как бы констатировала факт Веспасия, и в голосе ее теперь было сочувствие. – Если он невиновен, то у него, очевидно, есть лютый враг. Либо все просто сложилось не в его пользу, вся цепь событий и обстоятельств. А это, друг мой Томас, маловероятно.
– Да, видимо, так, – вынужден был признаться суперинтендант. – Кажется, мне придется вернуться к чрезвычайно неприятной задаче поиска врагов семейства Фитцджеймсов. – Он вздохнул. – Хотелось бы знать, чьи это враги – Финли или его отца? Наследник показался мне совсем безобидным молодым человеком и куда более заурядным, чем ему этого бы хотелось…
– Да, куда более заурядным, – повторила старая леди с печальной улыбкой. – Мне кажется, у его сестры гораздо больше шансов сделать в жизни что-либо значительное, если она не выскочит замуж. Сейчас она ведет себя весьма легкомысленно, словно у нее ветер в голове, и ни о чем другом, кроме развлечений, не думает. Она делает это с таким азартом, что дай ей бог, чтобы она нашла то, что ей нужно, и на этом все закончилось.
Шарлотта открыла было рот, чтобы что-то сказать, но тут же осеклась.
Это обеспокоило Питта. Обычно замечания его супруги, отличавшиеся прямотой, бывали по делу. Что ж, он спросит ее потом, что она хотела сказать, когда Веспасия уедет.
– Однако Финли высокомерен, как и все люди, знающие о своей ограниченности, – продолжала леди Камминг-Гульд, глядя на полицейского. Лицо ее было серьезным. – Они опасаются, что их возможности значительно ниже их амбиций или тех надежд, которые на них возлагаются. Кто еще был членом этого клуба мальчишек? Кто-то из них имел прекрасные возможности достать образец значка и хорошо знал привычки Финли, знал, где лучше всего подбросить значок как опасную улику.
Томас назвал имена остальных членов «Клуба Адского Пламени».
Веспасия невозмутимо выслушала его.
– Имя Трилстоуна мне ничего не говорит, – сказала она, – а вот о Джеймсе Хеллиуэлле я наслышана. Кажется, у него есть сын, если не ошибаюсь, его зовут Герберт…
– Норберт, – поправил ее Питт.
– Да, конечно. Пусть будет Норберт, – кивнула его собеседница. – Но это весьма посредственная личность. Он достаточно обеспечен, но начисто лишен воображения, чтобы в чем-то чувствовать неловкость, разве что если сядет на гвоздь. Что касается Джонсов, то их бог знает сколько, так же как и Браунов или Робинсонов. Яго Джонс может быть кем угодно… или никем.
Суперинтендант почувствовал, как не может удержаться от улыбки.
– Хеллиуэлл, по вашему описанию, пожалуй, похож на того, с кем я встречался, – подтвердил он. – Этот человек весьма озабочен тем, какое впечатление производит на окружающих, особенно на тестя и тещу, и, как вы верно заметили, он весьма доволен собой, своей жизнью и положением и не хочет, чтобы его беспокоили. Он, пожалуй, и не собирался помогать Финли, опасаясь, что это станет известным. Хотя он решительно не одобрил моего намерения продолжать расследование.
– Он может быть врагом Финли? – с сомнением спросила Шарлотта.
– На это у него смелости не хватит, – небрежно отмахнулась Веспасия и вопросительно посмотрела на Томаса.
– Полагаю, вы правы, тетя, – согласился тот и вспомнил красное, в испарине лицо Норберта, его нервное подергивание и ту горячность, с которой он отрицал какие-либо связи с младшим Фитцджеймсом в последние годы. – Он из тех, кто мигом забывает о чести и долге, если они требуют жертв.
– А Тирлстоун? – вспомнила о другом члене клуба миссис Питт.
– Возможно. – Сказав это, суперинтендант почему-то вспомнил лицо Яго Джонса. Вот у кого есть смелость, порыв и убеждения! Но есть ли у него цель? – Мне кажется… – медленно произнес он, – что прежде всего я должен хорошенько разузнать, почему именно Ада Маккинли стала жертвой. Почему выбрали кого-то из Уайтчепела, а не из Вест-Энда? Это как-то нелогично. Возможно, есть причина, которая может привести нас к разгадке.
Веспасия поднялась. Следом за ней встал и Питт, предложив ей руку. Пожилая дама милостиво оценила его жест, но на руку не оперлась.
– Спасибо, милый. Хотела бы сказать тебе, что после этого разговора у меня отлегло от сердца, но не могу. – Она посмотрела на суперинтенданта долгим пытливым взглядом. – Боюсь, что это очень неприятное дело, Томас. Будь осторожен. Ты можешь полностью полагаться на честь и смелость Джона Корнуоллиса. Но он едва ли способен разбираться в уловках политиканов. Поэтому не заставляй его подводить тебя, не требуй от него того опыта, которого у него нет, или особой лояльности, хотя она ему присуща. Доброй ночи, дорогой.
– Доброй ночи, Веспасия. – Питт смотрел, как она легонько поцеловала в обе щеки Шарлотту и, высоко подняв голову, вышла из дома к ждавшему ее экипажу.
Утром следующего дня он без особого энтузиазма, но с твердым намерением решил начать расследование сначала. Юарт получил четкие указания собрать все сведения об Огастесе и Финли Фитцджеймсах, Телман занялся остальными членами «Клуба Адского Пламени», а сам Томас снова направился в Пентекост-элли поговорить со всеми, кто знал Аду.
Утро было не самым благоприятным временем, чтобы беседовать с ее товарками, но у суперинтенданта не было ни времени, ни терпения ждать полудня, когда они проснутся и для них начнется новый день.
Разумеется, фабрика через дорогу работала вовсю, и все ее двери были распахнуты. К девяти утра в помещении, должно быть, нечем было дышать.
Поднявшись на крыльцо, Питт постучал в дверь дома в Пентекост-элли. Стук пришлось повторить несколько раз, пока ему наконец не открыла рассерженная Мадж. Вид у старухи был усталый и раздраженный, заплывшие глаза прятались в припухших складках ее широкого лица.
– Который сейчас час, черт побери?! – набросилась она на посетителя. – У вас что… – Но тут, узнав Питта, хозяйка сердито прищурила глаза и уставилась на него. – А, это вы! Что вам нужно в такой ранний час? Мне больше нечего вам сказать. Да и Розе с Нэн и Агнес тоже.
– Нет, есть что, – возразил полицейский и попытался протиснуться в дверь. Однако Мадж стояла незыблемо, как скала.
– Вы все равно не поймаете негодяя! – презрительно воскликнула она. – Ваше усердие меня не обманет.
– Кто-то убил Аду, – настаивал Томас. – И этот человек на свободе. Вы хотите, чтобы я его нашел?
– Я хочу быть молодой и красивой и иметь дом – полную чашу, – насмешливо передразнила его пожилая женщина. – Разве кого-нибудь, черт побери, интересует, чего я хочу?
– Я не уйду, Мадж, пока не узнаю все об Аде, – сдерживая себя, упорствовал Питт. – Если вы хотите немного покоя, возможность заниматься своим делом и кое-что даже зарабатывать, вы поможете мне, нравится это вам или нет.
Но он мог уже и не говорить этого. Старуха устало и покорно отступила, открыла дверь и, повернувшись, пошла по коридору. Она слышала, с какой силой за ее спиной полицейский захлопнул входную дверь. Мадж провела его в маленькую комнатушку, должно быть служившую ей кухней, откуда ей был слышен любой крик или шум, да и вообще все, что происходило в доме.
Питт задал ей все вопросы, какие только мог, об Аде и о ее образе жизни и привычках: когда она вставала, как одевалась, когда уходила и приходила, известно ли Мадж, где она бывала, откуда возвращалась и с кем встречалась. Он попросил хозяйку рассказать обо всех возможных врагах и друзьях Маккинли – хотя бы приблизительно, – назвать имена ее клиентов и возможные связи. Попросил он Мадж и примерно оценить заработки убитой, оценив ее гардероб, поведение и подарки, которые она делала подружкам.
– Что ж, – задумчиво промолвила старая женщина, глядя на грязный в пятнах стол, возле которого сидела. – Она бывала щедрой, когда у нее водились деньги, надо отдать ей должное… каждый вам это скажет. В последние два месяца Ада стала неплохо зарабатывать. В тот день, когда ее убили, она как раз купила новые ботинки. Радовалась покупке, хвалилась. Расхаживала в них перед всеми, поднимала юбки, показывала мне, как смотрится обновка на ее ногах. Хорошие ботинки с перламутровыми застежками. – Лицо Мадж стало напряженным. – Думаю, вы и сами это знаете, потому что видели их, когда пришли в ее комнату в тот вечер.
Томас вспомнил, как странно были связаны ботинки Маккинли. Они действительно были хороши. Тогда полицейский не подумал о том, сколько они могут стоить.
– Да, помню. Она всегда носила такую дорогую обувь? – поинтересовался он.
Старуха громко рассмеялась:
– Конечно, нет! Она снашивала и чинила старую обувь, как и все мы. Но в последнее время у нее, должно быть, дела пошли хорошо, как я уже вам говорила. – Мадж прищурилась, и ее глаза совсем исчезли в складках одутловатого лица. – Вы хотите сказать, она сделала что-то дурное ради денег?
– Нет, я не имел этого в виду, – успокоил ее Питт. – Но хотел бы знать, откуда у Ады появились деньги. Это началось после того, как она поменяла сутенера?
– Да, – ответила его собеседница. – Примерно в это самое время. А что? Интересует вас, что Берт Костиган ничуть не лучше прежнего ее сутенера? Он щеголь, это верно, но ума у него не так уж много. Он никогда мне не нравился. – Она презрительно пожала плечами. – Впрочем, мне и тот и другой были не по душе. Оба – порядочные скоты, если на то пошло. Выжимали из нее все соки. А где он был, этот Костиган, когда ей нужна была его помощь? – Старуха всхлипнула, и скупые слезинки потекли по ее толстым щекам. – Только здесь его не было, – заключила она.
Суперинтенданту пришлось разбудить также Розу и Нэн и задать им те же вопросы. Ответы обеих мало отличались от тех, что он получил от Мадж. К этому времени проснулась и Агнес. Томас допросил и ее, но и это не дало ничего нового, разве что эта девушка, по просьбе Питта, описала ему внешность Ады, которую сам он видел уже обезображенную насильственной смертью. Неохотные скупые слова Агнес мало что дали бы полицейскому, если бы он случайно не подметил у нее способность к рисованию, когда она набросала пусть немного карикатурный, но достаточно выразительный карандашный портрет Маккинли. Перед ним вдруг предстал образ женщины с чувством юмора, задором и силой воли. Даже на линованной бумаге блокнота Ада выглядела живой. Питт вдруг смог представить себе, как она ходит и держит голову, и даже предположил, какой у нее мог быть голос. Это еще сильнее усугубило трагизм мучительной смерти Маккинли, и Томасу стало еще тяжелее думать об этом.
Вернувшись на Боу-стрит, начальник участка лишь в шесть часов вечера смог подкрепиться бутербродом с холодной бараниной и кружкой горячего чая. Он привел в порядок всю добытую информацию и тщательно ее записал. Теперь ему казалось, что он начинает понимать образ жизни и поведение Ады. Разумеется, она регулярно отрабатывала свое время на Олд-Монтегю-стрит, а потом на Уайтчепел-роуд. Это бывало в начале вечера, и иногда убитая задерживалась в своем районе допоздна, но были вечера, когда ее там не видели. Прекрасная возможность подработать в других местах влекла Маккинли, и она пользовалась этим, как могла.
Тут же возник ответ на многие вопросы: Ада искала более прибыльных клиентов в других кварталах. Не Костиган ли подбивал ее на это? Он был тщеславен, а Маккинли всегда хотела заработать побольше. Не могла ли она в этом своем новом амплуа встретить кого-нибудь из недругов Финли или его отца? Стоит ли та версия того, чтобы ее разрабатывать?
К тому времени ни Юарт, ни Телман не преуспели в своих попытках разузнать что-либо стоящее.
Вечер этого дня и бо́льшую часть следующего, а затем еще один день Питт потратил на то, что обошел все пятачки, где собирались проститутки в Вест-Энде, на Уиндмилл-стрит, Хеймаркет и Лестер-сквер, а также на прилегающих к ним улицах и в расположенных рядом переулках. Он видел тысячи женщин, похожих на Аду; одни были роскошно одеты и прогуливались как распустившие хвост павлины, другие выглядели поскромнее, а кое-кто и вовсе работал в старом тряпье. При свете газовых фонарей Томас видел немало женщин не первой молодости, с провалившимися щеками и дряблым телом. Попадались ему и молодые, цветущие, приехавшие из деревень искать свое счастье и нашедшие вместо него грязные меблированные комнаты и поспешную любовь незнакомых мужчин, часто годящихся им в отцы, а то и в деды.
На улицах было и много детворы, лет восьми-десяти. Они останавливали мужчин и, ухватив их за рукав, шептали им на ухо непристойности, в надежде разжечь нездоровый интерес, и совали в руки порнографические открытки.
А рядом шумели толпы нарядной публики – респектабельные дамы и очень богатые леди, опирающиеся на руку мужей, то ли приехавшие на поздний концерт, то ли покидающие его.
Питт использовал все свои контакты среди сутенеров и содержательниц борделей и побывал в некоторых зданиях, где сдавались меблированные комнаты, но никто не припомнил, чтобы Ада бывала в его доме, и не знал ее имени, разве что из газет, оповестивших о ее убийстве. Имени Финли Фитцджеймса тоже никто не знал: он не был упомянут в связи с убийством Маккинли, и газеты о нем не писали. Также никто, кроме доктора Леннокса, полицейского следователя Юарта, их начальника Корнуоллиса и отвечающего за следствие Питта, не знал о сломанных ногтях на руках и ногах убитой.
Суперинтендант уже окончательно потерял веру в возможность что-либо узнать, как вдруг решил попробовать изучить район Гайд-парка. Там у него тоже был кое-кто из личных знакомых – огромный, самодовольный и льстивый Жирный Джордж. Он управлял своими проститутками железной рукой, а его ближайшим подручным был Малыш Джорджи, злобный карлик с садистскими наклонностями, чуть что хватавшийся за нож, который он постоянно носил при себе.
Томас застал Жирного Джорджа в его доме – красивом, классических пропорций особняке на Инвернес-террас.
Толстяк и не подумал встать при его появлении. Он, казалось, накрепко увяз своим огромным телом в кресле. День был теплым, и на Джордже была свежевыстиранная просторная рубаха, на чистый ворот которой падали лоснящиеся кудряшки его седых волос.
– Чем обязан, мистер Питт? – спросил сутенер негромким, сипящим от одышки голосом. – Какая неотложная причина привела вас ко мне? Должно быть, что-то чертовски для вас важное. Прошу, садитесь! Да садитесь же! Не видел вас со времен того ужасного убийства в Гайд-парке. Немало вам тогда пришлось потрудиться. Не очень-то вы были тогда сообразительны и споры. – Жирный Джордж покачал головой, и его кудряшки запрыгали. – А ведь мы не за это платим нашей полиции. Вы должны получше охранять нас, мистер Питт. Нам хочется спокойно спать в своих постелях и быть уверенными, что вы всегда начеку и заботитесь о нашем покое. – Если это и была шутка, то выражение его темных глаз того не подтверждало.
– Полиция расследует убийства лишь тогда, когда они уже совершены, Джордж, – ответил суперинтендант и сел. – Да и вокруг тебя творится немало плохого, так что ты мог бы и сам предупредить зло. Ты знал эту женщину? – Томас протянул толстяку карандашный набросок лица Ады, сделанный Агнес.
Тот взял его бледной, усыпанной веснушками рукой, пухлые пальцы которой казались лишенными костей.
– Да, я видел ее, – сказал сутенер спустя минуту. – Умная девчонка, с амбициями. Хотел взять ее к себе, да уж больно жадная она была. Хотела все деньги оставлять себе. А это опасно, мистер Питт, очень опасно. Это ее прикончили в Уайтчепеле, не так ли? Стоило ожидать! Но зачем же вам так далеко ходить, мистер Питт?
– Неужели я зря сюда пришел?
– Не очень остроумно. – Джордж покачал головой и выпятил нижнюю губу. – Вы тратите время напрасно, разве не так? Порасспрашивайте лучше ее нового сутенера; его зовут Костиган, как я слышал.
– Не знал, что ты такой сознательный гражданин. Ведь не задумываясь указываешь на коллегу, – сухо заметил полицейский.
– Хотя это кое-кому и не понравится, – назидательно просипел в ответ его собеседник, – но скажу прямо: немного острастки в работе с девчонками не помешает. Без этого нельзя, а то сядут на голову эти красотки; не успеешь опомниться, как обведут вокруг пальца. Но чтобы задушить кого из них – это уж последнее дело. Тут же вмешается полиция, вот как вы сейчас, а это для нашего дела плохо. – Он закашлялся, и его огромная грудь отозвалась застарелыми хрипами. В комнате стояла духота, высокие окна были закрыты, и, несмотря на строгий холодный цвет стен, их красивые чистые линии, высокий потолок и около полудюжины пальм в кадках, здесь пахло затхлостью.
– Почему же Костиган не просто припугнул ее, а пошел дальше? – настаивал Томас. – Зачем ее надо было убивать? Какая ему от этого выгода? Только дурак убивает курицу, несущую золотые яйца.
Джордж сделал брезгливый жест рукой:
– Зачем же так грубо, мистер Питт? Очень грубо!
– Так же грубо, как и вся ваша работа. Откуда тебе известно, что Костиган знал о похождениях Ады, о том, что временами она работала в западных кварталах и все деньги оставляла себе?
Толстяк пожал плечами, и по его грузному телу словно пробежала рябь, как по воде.
– Может, он следил за ней, – предположил он. – Это бывает в таких случаях.
– Если бы следил, то знал бы, когда она впервые покинула Уайтчепел, а это началось уже несколько недель назад.
Глаза Джорджа округлились:
– А мне откуда это знать?
– Может, кто-то донес на нее? – высказал предположение Питт, не отрывая взгляда от лица толстяка. Что-то мелькнуло на нем, чуть напряглись мускулы – этого Томасу было достаточно.
– Это ты сказал ему, Джордж, не так ли? – Суперинтендант произнес это скорее как утверждение, чем как вопрос. – Ада работала на твоем пятачке и отказалась платить тебе. Ты не натравил на нее Малыша Джорджи, чтобы самому избежать неприятностей, а рассказал обо всем ее сутенеру. Пусть, мол, сам с ней разбирается. А тот вместо острастки видишь как далеко зашел! Это твоя вина, Джордж, – беспощадно, словно вынося приговор, заявил полицейский. – Когда ты ему об этом сказал?
В комнате было душно, как в джунглях.
Толстяк вскинул бесцветные брови:
– В тот день, когда ее убили, но я тут ни при чем, мистер Питт. Вы не очень вежливы со мной. И несправедливы, а это нехорошо, хотя чего можно ожидать от полиции? Если бы правосудие…
Вскочивший со стула Томас посмотрел на него таким презрительным взглядом, что Жирный Джордж так и не решился закончить фразу.
– Костиган мешает тебе, не так ли? – с горечью, отдышавшись, спросил суперинтендант. – Он для тебя угроза?
– Едва ли. – Сутенер попытался рассмеяться, но задохнулся и засопел пуще прежнего. В конце концов он сильно и надолго раскашлялся. Его массивная грудь ходила ходуном в попытке втянуть глоток воздуха.
Питт, не испытывая к нему никакого сострадания, круто повернулся и покинул комнату, оставив толстяка, чье лицо побагровело от злости, самому справляться со своей одышкой.
Когда позже, в этот же день, Томас решил навестить Альберта Костигана, он взял с собой констебля Бинса. Зная район, они без труда нашли меблированные комнаты, где поселился сутенер Ады. Это было на Пламберс-роу, по другую сторону от Уайтчепел-роуд и Пентекост-элли. Дом был узок по фасаду и сер, как и все дома в этом районе, но комнаты Костигана оказались неплохо обставленными и вполне комфортабельными. Видимо, он любил уют и удобства, а кое-какие мелочи говорили о его пристрастии к хорошим вещам: газовые светильники в витых железных бра, новый ковер и красивый дубовый стол с откидной крышкой и раздвижными ножками.
Сам Альберт оказался невысок ростом и белозуб, с бледно-голубыми глазами навыкате, красивым носом и зачесанными назад волнистыми каштановыми волосами. На первый взгляд, если не заметить обиженного выражения его лица, настороженности и некой резкости движений, он чем-то напоминал Финли Фитцджеймса. Получи этот человек от судьбы шанс стать богатым и уверенным в себе да подучись хорошим манерам, он вполне мог бы сойти за двоюродного брата Фитцджеймса-младшего.
У Питта не было улик против Костигана, кроме слов Джорджа, которые, как свидетельство, ничего не значили. Чего могут стоить слова одного сутенера против другого? Обыск в квартире Берта ничего бы не дал, даже если бы в ней оказались вещи Маккинли. Это легко можно было бы объяснить.
– Вы все еще ищете, кто убил Аду? – с недовольством произнес Костиган. – Так ничего и не нашли? – Его презрение было очевидным.
– У меня есть несколько версий, – ответил Томас, усаживаясь в огромное и удобное кресло. Констебля Бинса он оставил стоять у двери.
Альберт тоже остался стоять, с неодобрением глядя на суперинтенданта.
– Вот вы как? Что еще вы мне скажете? – пробурчал он недовольно.
– А то, что убийство Ады, оказывается, связано с тем, что она наведывалась в район Гайд-парка, – не задумываясь, ответил Питт.
Сутенер, прекратив переступать с ноги на ногу, остолбенело уставился на него:
– Кто сказал, что она туда ходила? Я этого не говорил!
– Вы, очевидно, хотите мне сказать, что ничего об этом не знали? – с невинным видом изобразил удивление Томас. – Полно вам, мистер Костиган! Одна из ваших девиц ходит в богатые кварталы Лондона, уже примелькалась там и стала своей, а вы ничего об этом не знаете? Полагаю, вам с этого ничего не перепадало, а? – Полицейский улыбнулся. – Что, будет кому в этом квартале потешиться над вами?
– Конечно, я знал, – не выдержал Берт, вскинув подбородок. – Считаете меня дураком?! Я не спустил бы этого ни одной из моих девиц. Но убивать за такое не стал бы! Это глупо. Разве с мертвой что возьмешь? – Он не сводил своих больших глаз с Питта; в них были вызов и торжество, словно он одержал над собеседником победу в невидимом поединке.
Томас быстро обвел взглядом комнату и снова посмотрел на Костигана. У него более не было сомнений в том, что сутенер делал на ком-то немалые деньги. Возможно, он говорил правду, кроме разве того, о чем поведал суперинтенданту Жирный Джордж; но тут ложь была вполне уместна, чтобы напакостить конкуренту.
– Вы посылали туда еще кого-нибудь из ваших девиц? – спросил Питт, уже ни на что не надеясь.
Альберт чуть помедлил с ответом, видимо решая, где следует солгать, а где не стоит.
– Нет… только Аду. У нее был класс, – сказал он наконец. Видимо, во всей этой ситуации сутенер прежде всего жалел самого себя и поэтому недовольно косился на констебля Бинса, записывающего все его слова.
– Класс? – с сомнением переспросил Томас.
– Да! – дернув головой, ответил Костиган. – Она умела со вкусом одеваться, была красивой и смешила клиентов. А им это нравилось. Есть красивые девушки, но, увы, они чаще глупы. А Ада была умна и остра на язык. – Он распрямил плечи и уставился на полицейского, явно хвастаясь. – И, как я уже сказал, она красиво одевалась, как и положено проституткам в богатых кварталах. Не так, как наши, которые и понятия не имеют о том, как должна выглядеть леди.
У дверей громко хмыкнул Бинс. Берт воспринял это как недоверие к его словам.
– Ада была леди, да еще какая! – воскликнул он, вдруг рассердившись. – Ее красное с черным платье было не хуже тех, что носят на Хеймаркет. И ботинки с перламутровыми пуговицами. Стоили целое состояние… Девкам в этом квартале такие и не снились.
– Ботинки? – медленно переспросил Питт, чувствуя волнение. Он вдруг осознал весь трагизм этой ужасной истории.
– И ботинки тоже, – коротко подтвердил сутенер, не совсем его понимая.
– Когда вы их видели, мистер Костиган? – Томас бросил взгляд на Бинса, чтобы убедиться, что тот по-прежнему все записывает.
– Что? – удивился Альберт. – Я не понимаю. А почему это вас интересует?
– Припомните! – приказал ему суперинтендант. – Когда вы видели ее ботинки?
– А зачем это? Да, я видел их. – Костиган покраснел, и глаза его засверкали. Он сжал кулаки, и на верхней губе у него появилась испарина.
– Уверен, что вы их видели, – сказал Питт. – Я полагаю, вы отправились в Гайд-парк – возможно, разведать, нельзя ли вам и там иметь свое дело. Или вы уже подозревали, что Ада там понемногу подрабатывает. Именно там вы и повстречались с Жирным Джорджем. Он не преминул сообщить вам, что Маккинли захаживает в Гайд-парк, и не без успеха. Так вы узнали, что она вас обманывает. Вернувшись, вы высказали ей все, что думаете о ее поведении, а она заявила вам в ответ, что вы ей больше не нужны и плакали ваши большие деньги. Вы, возможно, решили припугнуть ее, да только она была не из пугливых. Вот тогда вы потеряли контроль над собой, произошла ссора, и вы убили ее. Возможно, вы не хотели этого, возможно, даже не помышляли, но ваше самолюбие было слишком уязвлено. Допускаю даже, что она посмеялась над вами. Вы больно сжали ей горло и прежде чем опомнились, она была уже мертва.
Костиган смотрел на полицейского, слишком ошарашенный, чтобы что-то сказать. Лицо его исказилось от страха.
– А когда вы поняли, что она мертва, – продолжал тот, – вы надели ей на руку повязку для чулок и застегнули и связали ее башмаки, сделав все так, будто это злая шутка клиента, некий садистский ритуал. А потом ушли.
Берт судорожно глотнул воздух. Во рту у него пересохло, кровь отлила от лица.
– Вас видели. – Томас не останавливался, торопясь сказать все, что хотел. – Думаю, если спросить Розу Берк, она узнает вас. А Нэн Салливан узнает ваше пальто. Она когда-то работала швеей на фабрике, и у нее наметанный глаз. Альберт Костиган, вы арестованы за убийство Ады Маккинли…
Сутенер, издав вздох полного отчаяния, рухнул в кресло и от охватившего его ужаса не смог вымолвить ни слова.
Назад: Глава 5
Дальше: Глава 7