Глава 5

Для Эмили этот день был самым обычным, как и любой другой летний день в Лондоне. Она встала в восемь утра, а в девять уже была в Гайд-парке, где обменялась кивками со всеми многочисленными знакомыми, кто был ей приятен, но не числился у нее в настоящих друзьях. Это был погожий день, воздух был свеж и ароматен, а лошадь вела себя просто великолепно. После хорошей прогулки миссис Рэдли уже в десять часов была дома, чувствуя себя бодрой и полной сил.

Джек уже ушел в Уайтхолл, а сын был в учительской, поэтому Эмили завтракала в одиночестве. Малютка Эви, как всегда, была в детской на попечении няньки.

Последующие два часа хозяйка дома бралась за книгу, затем отвечала на письма, которых оказалось немного, и, по собственному заключению, тратила время попусту. Пришлось составить меню на день, на сей раз без советов Джека из-за его отсутствия. Наконец молодая дама решила вызвать экономку и обсудила с ней домашние дела: белье и обязанности горничных, ведающих кладовыми. Миссис Рэдли расспросила ее о том, как справляется с работой новая горничная при кухне и откуда появилось пятно на ковре в библиотеке. Все прочее, о чем она вспомнила, оказалось уже благополучно решено без ее советов и распоряжений.

Затем, заведя разговор со своей горничной, Эмили обнаружила, что та уже сама разрешила все мелкие проблемы, которые возникли в этот день.

– Пятно красных чернил на рукаве моего утреннего пеньюара, – начала было хозяйка, с удовольствием разглядывая карту Индии, которую нашла среди учебников Эдварда.

– Все исправлено, миледи, – с удовольствием доложила служанка.

– Неужели оно сошло? – удивилась Эмили. – Ведь это красные чернила!

– Все сошло, миледи. От горчицы. Я немного намазала пятно горчицей, простирала, и оно исчезло.

– Спасибо.

– Если вы дадите мне несколько капель джина, я почищу бриллиант на вашем браслете. Он немного потускнел. Я попросила джин у кухарки, но она не дает без вашего разрешения. Наверное, думает, что я собираюсь его выпить!

– Да, конечно, я ей скажу, – ответила Эмили, чувствуя себя ненужной в собственном доме.

Столь же безуспешными были и ее встречи с кухаркой и нянькой.

В полдень миссис Рэдли решила повидаться с матерью, но оказалось, что той нет дома. Погадав, что лучше – поехать по магазинам или зайти на художественную выставку, – молодая женщина решила в пользу последней. Но выставка оказалась ужасно скучной. Картины были сентиментальны и манерны, а их расположение в галерее удивительно напоминало то, что Эмили видела в прошлом году.

Вернувшись домой, она разделила ланч с бабушкой, которая настояла на том, чтобы внучка рассказала ей, как провела утро и о ее планах на целую неделю. Выслушав ее, старая леди нашла все банальным, бесцельным и легкомысленным. Ворчала она намеренно, потому что завидовала Эмили и сама бы с удовольствием потратила время именно так. Миссис Рэдли же в душе была полностью согласна с бабушкиной оценкой.

– Ты должна помогать мужу, – сердито упрекнула ее старушка. – Ты должна делать что-то полезное, как я в твои годы. Я состояла в совете помощи незамужним матерям при нашем приходе. Ты не представляешь, скольким непутевым девчонкам я помогла устроить свое будущее!

– Да поможет им Бог, – пробормотала про себя Эмили.

– Что ты сказала? – сердито переспросила бабушка.

– Как это хорошо, что ты им помогала, – соврала внучка. Ей не хотелось открывать широкомасштабные боевые действия против пожилой леди.

В половине четвертого она побывала на концерте в обществе жены одного из друзей Джека, почтенной дамы с чрезвычайно ограниченным лексиконом. По всякому поводу и без оного она произносила одно слово: «волнительно». В половине пятого они с этой дамой отправились на устроенный в саду прием, где пробыли около часа. К этому времени Эмили уже находилась на грани истерики. Она пожалела, что вместо этого не совершила несколько визитов или не побывала на благотворительном базаре. Но день уже подходил к концу.

В полшестого приехал как всегда спешащий Джек. Наскоро пообедав и переодевшись, они отправились в театр еще с одними своими знакомыми. В половине двенадцатого ночи был ужин с блеском огней и пустыми разговорами. В без четверти час миссис Рэдли уже была в постели, настолько уставшая, что в голове у нее не было ни единой стоящей мысли. Но одно она понимала хорошо: день потрачен впустую.

Завтра она должна сделать что-то полезное, решила молодая дама. Утром она обзвонит всех и разузнает, на каком светском сборище ей удастся невзначай столкнуться с Таллулой Фитцджеймс. Эмили была полна решимости оказать ей помощь в этой зашедшей в тупик романтической истории с Яго или же найти способ снять с ее брата подозрение в убийстве в Уайтчепеле. А может, она сделает и то и другое, если это возможно.

На следующий день, после раннего ланча, чуть позднее двух часов пополудни, Эмили Рэдли уже надевала свое самое роскошное платье для дневных выездов, из розовой парчи с шелковым лифом и рукавами. Пышная юбка была особенно хороша, когда Эмили двигалась. Выбрав самую экстравагантную из своих шляп, которая поразила бы даже воображение тетушки Веспасии, миссис Рэдли прихватила к ней еще и зонтик и смело отправилась в Кенсингтонский сад на выставку цветов, которую, она была уверена, Таллула не может пропустить.

В три часа пополудни молодая женщина уже выходила из экипажа – и тут же увидела нескольких знакомых дам. Ей пришлось задержаться, чтобы поздороваться с каждой из них, а затем они все вместе проследовали к тентам, под которыми экспонировались цветы, декоративный кустарник и деревья. Повсюду в изобилии были расставлены витые железные столики, окрашенные белой краской, и такие же стулья – два или три у каждого столика. Красиво одетые дамы прохаживались вдоль экспонатов, иногда сопровождаемые джентльменами в сюртуках, открытых жилетах, брюках в тонкую полоску и блестящих цилиндрах. Девочки-подростки в нарядных платьицах с множеством воланов и с длинными волосами, стянутыми лентами, стояли то здесь, то там группками, держась чопорно и чинно, что не мешало им строить гримасы друг другу, когда они были уверены, что на них никто не смотрит.

Сердце Эмили упало. Она совсем забыла, какими многолюдными бывают цветочные выставки, сколько там петляющих дорожек и ходов между композициями из цветов и шпалерами кустарников и деревьев в кадках, сколько беседок, где можно интимно уединиться и пофлиртовать. На выставке легко было укрыться от тех, с кем не хочешь встречаться. Скорее всего, Таллула была где-то здесь. Что может быть респектабельней и удобней для молодой девушки? Здесь все так красиво и невинно, и можно узнать столько полезного и нужного о садах, оранжереях или искусственных декорациях из цветов на званом обеде, ужине или любом приеме гостей… Хотя на самом деле обо всем этом мисс Фитцджеймс могла сейчас думать меньше всего.

Эмили попробовала, как бы невзначай, расспросить знакомых, не видел ли кто Таллулу, каждый раз придумывая пустячную причину для этого – якобы ей хотелось поговорить с девушкой об общих друзьях или узнать у нее фамилию модной модистки.

Лишь спустя час миссис Рэдли удалось найти ту, кого она искала. Это произошло совершенно случайно. Обходя киоск с поздними розами и высокими желтыми лилиями, она увидела Таллулу в беседке из виноградной лозы. Откинувшись на спинку одного стула и положив ноги на другой, молодая барышня полулежала, как в шезлонге. Ее легкие юбки небрежно свисали вниз со стула, голова была запрокинута, нежная шея открыта, а из темных волос уже выпало несколько шпилек – все это пленяло взор и соблазняло.

Поэтому молодой человек, стоявший около нее, смотрел на девушку как зачарованный. Он все ниже склонялся над Таллулой, а она томно смотрела на него сквозь опущенные ресницы.

Эмили было хорошо знакомо это желание бросить вызов, шокировать. Сама она никогда не прибегала к таким крайним мерам, да и поводов для этого у нее не было… Пока не было.

– О, Таллула! Как я рада видеть вас! – не раздумывая, воскликнула она так, будто они с мисс Фитцджеймс случайно столкнулись в Гайд-парке. – Какие восхитительные цветы, не правда ли? Не ожидала, что удастся собрать такое множество их в это время года.

Девушка смотрела на нее с удивлением, которое постепенно сменялось отчаянием. Вмешательство миссис Рэдли было верхом бестактности, и, казалось бы, она тут же должна была бы остановиться, смутиться и немедленно ретироваться.

Но Эмили не собиралась этого делать и лишь ослепительно улыбалась.

– Я всегда считала, что август – это неудачный месяц для выставок. Для чего-то слишком рано, для чего-то уже поздно, – добавила она.

– Мне кажется, на выставке предостаточно цветов, – заметил молодой человек, порозовев. Он, будто невзначай, поправил галстук и воротничок.

– Боюсь, что вы правы, – согласилась Эмили, следя за его руками. – Для любителей всегда что-то найдется. – Она сделала многозначительную паузу, а затем улыбнулась еще ослепительней и повернулась к Таллуле: – Я много думала над тем, о чем мы говорили с вами в нашу последнюю встречу. Я хочу вам помочь. Я уверена, что можно что-то сделать.

Мисс Фитцджеймс продолжала смотреть на свою новую приятельницу. От ее легкомыслия не осталось и следа. Выпрямившись, девушка тем не менее не обратила внимания на то, что ее юбку давно следовало бы оправить.

– Вы хотите мне помочь? – спросила она. – Сейчас все стало еще хуже. Намного хуже.

Молодой человек, сообразив, что разговор принимает серьезный характер и в нем ему нет места, поднялся. Он поспешил извиниться и, поклонившись дамам, с удивительной готовностью, учитывая обстоятельства, тут же покинул их.

Лишь теперь Таллула поправила одежду, и ее лицо стало серьезным.

– Я снова виделась с Яго, – промолвила она тихо. – Совсем недолго. На благотворительном базаре. Я знала, что он будет там по делам своей нищей церкви. Он смотрел сквозь меня, словно я была напроказившим ребенком, с которым он вынужден быть вежливым. Так взрослые обращаются с чужими детьми, которые ведут себя плохо, но вмешаться нельзя, потому что родители не позволят. – Она скорчила гримаску. – В его взгляде было страдание и терпение. А я так разозлилась, что готова была избить его.

Эмили видела по глазам собеседницы, как она страдает. Таллула не знала, как себя вести – отрицать эту обиду или принять и попытаться превозмочь ее. Казалось, ей легче было делать вид, что она зла, чем сознаваться в том, что ей плохо.

Миссис Рэдли села на стул, на котором только что сидел кавалер ее подруги. От аромата цветов воздух был душен, и Эмили была рада, когда подул слабый ветерок.

– Вам не кажется, что вы отвергаете Яго потому, что он для вас недоступен? – прямо спросила она у девушки.

Мисс Фитцджеймс молчала, раздумывая. Она снова села, но теперь ее поза не была столь вызывающе картинной, и она не стала класть ноги на стул.

– Вам нравятся мужчины, восхищающиеся вами? – не отступала Эмили.

– Нет, – тут же ответила Таллула и улыбнулась. – А вам?

– Ни в коей мере, – решительно сказала миссис Рэдли. – Мужчина должен казаться чуточку не тем, кто вам нужен, и вместе с тем он заслуживает того, чтобы его завоевать. Чем труднее это сделать, тем выше цена этого. Мужчины, кстати, тоже такие. Но женщины в этом преуспевают больше. Мы умеем притворяться, скрывать свои чувства, казаться равнодушными, хотя уже потеряли голову.

– Яго никогда не терял голову, – печально произнесла мисс Фитцджеймс. – Во всяком случае, из-за меня. Я скорее тронула бы его, если бы была падшей женщиной. Тогда он попытался бы спасти мою душу.

– И поэтому вы решили прямо сейчас заняться этим? – воскликнула Эмили и улыбнулась. – Я хочу сказать, грехопадением?

Но ее подруга была слишком несчастной, чтобы оценить шутку.

– Нет, конечно, нет, – резко сказала она. – С этим джентльменом мне было скучно. Одни слова и идеи, а за ними ничего. Если бы вы знали Сойера, вы бы поняли это без объяснений. В нем же всё – поза.

Ее собеседница уселась на стуле поудобнее. В беседке было душно – аромат цветов казался невыносимо приторным.

– Почему бы вам не забыть о Яго? – Эмили решила не ходить вокруг да около. – Мысли о нем будут лишь расстраивать вас. Бросать вызов доставляет удовольствие, но не тогда, когда вы заранее знаете, что вас ждет неудача. В таких случаях все кончается депрессией. Кстати, что бы вы с ним делали, если бы добились своего? Он беден, у него нет денег. Или вы хотите отомстить ему за то, что он презирает вас? Но возможно, вы просто вбили себе в голову, что это так.

– Он презирает меня, – упрямо стояла на своем девушка.

– И вы хотите отомстить ему за это?

Таллула пристально посмотрела на приятельницу. Солнечный луч упал на лицо миссис Рэдли, и оно стало красивым той красотой, которая рождена отвагой и любовью к жизни.

– Нет, я не собираюсь мстить. Это было бы ужасно. – От отчаяния голос девушки стал еще резче. – Вы просто ничего не понимаете, разве не так? Лучше Яго я никого не знала. Ему известно, что такое честь, и он добр, как никто другой, кого я когда-либо встречала. Он честен. – Она подалась вперед. – Не в том смысле, что просто никогда не возьмет чужого, – ему и в голову это не придет. Еще он никому не лжет, как не лжет самому себе. А это редкость, не так ли? Я же лгу себе постоянно. Моя семья лжет, главным образом когда речь идет о делах и поступках. Они утверждают, что вынуждены так поступать, постоянно находят себе оправдание. Я все больше в этом убеждаюсь.

– И я тоже, – согласилась с ней Эмили. – Но не уверена, что смогла бы жить с человеком, который всегда говорит одну только правду. Мне не хотелось бы знать ее в таком количестве, и, боюсь, я не смогла бы ее все время слышать. Правда бывает и приятной, я знаю, но мне проще было бы восторгаться ею на расстоянии… и чем оно больше, тем лучше.

Таллула рассмеялась, но в ее смехе было мало радости.

– Вы сознательно не хотите понять меня, – упрекнула она собеседницу. – Я не говорю, что Яго бестактен или жесток, я хочу сказать, что у него есть… какой-то светильник внутри. Он цельная натура, он не разрывается на части, как многие, гоняясь то за одним, то за другим, он не пытается лгать, не хочет получить все и не убеждает себя в том, что это правильно.

– Откуда вам это известно?

– Что?

– Откуда вы знаете, – повторила миссис Рэдли, – что у него внутри?

Мисс Фитцджеймс промолчала. Две девочки в розовых платьях прошли мимо. Склонив друг к другу головки, они о чем-то шептались.

– Не знаю, зачем я вам все это говорю! – наконец воскликнула Таллула. – Это словами не выскажешь. Но я знаю, что хочу сказать. Знаю, что у него есть та смелость, которой многим не хватает. Яго способен видеть главное, и он никогда не уклонялся от исполнения долга или от трудностей. Ему незачем искать для себя оправданий. Его вера и убеждения предельно искренны. – Она пристально посмотрела в глаза Эмили: – Вы меня понимаете?

– Да, – ответила миссис Рэдли, решив говорить более сдержанным тоном. – Я просто хочу убедиться в том, что он вам действительно нравится и это не просто ваша фантазия. Не кажется ли вам, что он чересчур серьезен? Со временем праведность становится предсказуемой, а потом даже скучной.

Таллула отвернулась. Эмили залюбовалась ее профилем на фоне ярких композиций из цветов.

– Это уже не имеет значения, – вздохнула девушка. – Для него я навсегда останусь легкомысленной сестрой Финли Фитцджеймса, впустую тратящей на свои наряды суммы, достаточные, чтобы годами кормить и одевать не одну семью в Уайтчепеле. – Она невольно посмотрела на свое изысканное платье и, разгладив его на своем плоском животе, добавила: – Вот это платье, например, стоит пятьдесят один фунт семнадцать шиллингов и шесть пенсов. Нашей лучшей горничной мы платим двадцать фунтов в год. А служанки при кухне получают вдвое меньше. Я узнала это из наших счетов на расходы по дому. У меня же более дюжины таких платьев, как это.

Пожав плечами, она улыбнулась и продолжила:

– Я хожу в церковь по воскресеньям и молюсь. Так поступают все, кто одевается так же, как я. Яго не сможет упрекнуть меня за это. Ведь если никто не станет покупать эти наряды, те, кто их шьет, лишатся средств к существованию. Да и для незамужней женщины наряды много значат. – Это был не вопрос, а утверждение.

Эмили не стала спорить, и ей даже не пришло в голову напомнить о богатстве и влиянии семьи Таллулы. Обе они, не договариваясь, не нарушали правил этикета.

– Вы вышли бы за него замуж? – тихо спросила миссис Рэдли, вспомнив о браке Томаса Питта и своей сестры.

Впрочем, Шарлотта была совсем другой. Она не была столь светской леди, как Таллула. Старшая сестра Эмили могла быть язвительно-остроумной, а ее прямота редко бывала приятной. К тому же у Шарлотты не было большого выбора: она не особенно располагала к себе женихов.

А мисс Фитцджеймс, если она и дальше будет вести себя так, как сегодня или как в тот вечер в Челси, несмотря на богатство своего отца, едва ли сможет рассчитывать на хорошую партию. В свете мужчины считают интересными и привлекательными очень многих женщин, но готовы жениться далеко не на каждой из них.

Таллула вздохнула и перевела взгляд на цветы. На лице ее была теперь странная смесь грусти, отчаяния и самоиронии.

– Если я выйду за него замуж, то мне придется жить в Уайтчепеле, носить серые платья и разливать суп бедным, – сказала она. – Мне придется быть вежливой со всеми добродетельными матронами, для которых смех – уже грехопадение, а любовь – это умение поучать других, как и что следует делать. Каждый день я буду есть одно и то же, сама открывать дверь гостям и всегда следить за каждым своим словом, чтобы кого-нибудь не задеть. Мне больше не ходить в театры и в оперу, не бывать в ресторанах и не совершать конные прогулки в Гайд-парке.

– Хуже того, – прервала ее Эмили. – Еще вам придется ездить в переполненных омнибусах, зажатой в толпе тучных потных простолюдинов, у которых изо рта пахнет луком. Самой придется готовить пищу, считать каждый пенс, прежде чем отважиться что-то купить, – и скорее всего, отказываться от покупки…

Она вновь подумала о сестре и первых годах ее замужества, еще до того, как Томас получил свое нынешнее повышение по службе. Некоторые из тех лет были очень трудными. Но Шарлотта с Томасом были так дружны, так хорошо понимали друг друга, что ее младшая сестра вспоминала об этом с легким чувством зависти. Между нею и Джеком было больше доверия и близости до того, как он стал членом парламента. Она помнила, как они были заняты тогда, как мало верили в его победу и каким долгим и трудным был путь к ней. Муж нуждался в ней тогда намного больше, чем сейчас.

– Но все не может быть так плохо! – возразила Таллула. – Может быть, папа определит мне содержание.

– Даже если вы выйдете замуж за простого священника, а не за того, кого он сам вам выберет? – скептически спросила Эмили. – Вы в этом уверены?

Мисс Фитцджеймс смотрела на нее широко открытыми глазами, которые даже потемнели от волнения.

– Нет, – сказала она тихо. – Отец будет в бешенстве. Он никогда не простит мне этого. Он хочет выдать меня замуж за герцога, хотя граф или маркиз его тоже устроят. Но, честно говоря, его амбициям нет предела. Если бы я хорошенько призадумалась над этим, то, возможно, испугалась бы. Отца ничто не может остановить, он всегда найдет выход и добьется своего. Находились храбрецы, пытавшиеся ему помешать, но у них ничего не вышло.

Где-то за их спиной был слышен веселый смех, хихикнула какая-то девушка. Духота под тентами становилась невыносимой.

– А вы сами пытались это сделать? – спросила миссис Рэдли.

Таллула покачала головой:

– Нет, этого мне делать не приходилось, да и не было необходимости.

– А если бы это понадобилось, чтобы выйти замуж за Яго?

Юная леди отвернулась:

– Не знаю. Скорее всего, нет. Как я уже сказала, это не имеет значения. Яго не захочет жениться на мне.

– Что ж, это, возможно, к лучшему, – намеренно жестко сказала Эмили. – Вам не придется делать выбор и решать, что лучше: быть богатой, иметь красивые наряды, ездить в театр и выйти замуж за того, кого для вас выберет отец… или же стать женой того, кого вы сами полюбили, кому доверяете и хотели бы помочь в трудах и с кем готовы разделить относительную бедность. Не думаю, что вы будете испытывать настоящий голод. У вас будет постоянная крыша над головой, но вполне возможно, что она будет протекать.

Таллула резко повернулась и уставилась на Эмили. Глаза ее метали молнии.

– Не думаю, что у вас, миссис Рэдли, когда-либо протекала крыша над головой! – воскликнула она. – Хотя у Джека Рэдли – вполне возможно. Но готова побиться об заклад, что у лорда Эшворда крыша не протекала никогда.

Она явно намекала на солидное состояние первого мужа ее собеседницы. Эмили могла бы ответить ей тем же, но понимала, что сама спровоцировала подругу на этот выпад, и не обиделась.

– Да, не протекала, – согласилась она. – Но принимала ли я сама решение в этом случае или это сделал за меня кто-то другой, не имеет сейчас особого значения. Важно, чтобы вы поняли реальную необходимость сделать выбор. Никому еще не удавалось иметь все, что он хочет. Невозможно это и в человеческих отношениях. Присмотритесь пристальнее к Яго. Оглянитесь вокруг и решайте, чего вы хотите… а потом боритесь за это.

– У вас все так просто получается!

– Но эта часть действительно проста для принятия решения.

– Это не так. – Таллула наклонилась вперед и сжала лицо ладонями. Этот жест свидетельствовал о ее озабоченности.

Мимо них прошла о чем-то беседующая пожилая пара. Зонт в опущенной руке женщины волочился по дорожке, а у мужчины был лихо сдвинут набок цилиндр. Женщина что-то сказала ему, и это рассмешило их обоих.

– Если этот ужасный случай с Финли не прояснится в ближайшие же дни, – неожиданно сказала мисс Фитцджеймс, понизив голос, в котором звучали страх и раздражение, – и полиция не прекратит задавать нам свои вопросы, все остальное уже не будет иметь никакого значения. Наша семья будет обесчещена. С нами никто не станет разговаривать, разве что по крайней необходимости. Я знаю, как это бывает. Сначала слухи, шепот за спиной, а потом тебя не замечают. Ты становишься невидимкой. Идешь по улице, а встречные отводят от тебя глаза. Пробуешь заговорить с кем-нибудь, а он делает вид, что не слышит. – Голос девушки дрожал от страха, который охватывал ее все сильнее. – В ресторане, где вам захочется поужинать, оказывается, нет свободного столика, когда бы вы ни пытались заказать его по телефону. Портниха ссылается на перегрузку с заказами и не может принять ваш. Другой портной откладывает вашу примерку. Вы решаете нанести визит, но слышите от слуг, что хозяев нет дома, хотя в доме светятся все окна, а у крыльца стоят экипажи. Ты как будто бы умер, хотя и не знаешь этого. Тебе дают это знать даже за карточным столом, где тебя несправедливо могут обвинить в мошенничестве, нарушении слова чести и неуплате карточного долга. Что по сравнению с этим быть повешенным за убийство?

На этот раз Эмили не спешила с возражениями. Вопрос был слишком деликатным и болезненным. Трудно было что-то противопоставить убеждению и, если на то пошло, самоанализу. Таллуле, без сомнения, хотелось бы думать, что ее брат невиновен. Надо только подождать, когда Питт найдет доказательства этого. Но миссис Рэдли, давно знавшая мужа своей сестры и достаточно осведомленная о многих делах, которые он вел – а за каждым из них стояла трагедия или насилие, – не собиралась тешить себя иллюзиями. Близкие нам люди, которых мы любим и, казалось бы, все о них знаем, могут раскрыться перед нами с неожиданной стороны. Это может быть невыносимая боль и бесконтрольный гнев или что-то темное, что порой совсем недоступно нашему пониманию, – Эмили хорошо это знала.

– Если Финли все еще под следствием, это значит, что у них нет достаточных доказательств, – громко сказала она, тщательно взвешивая каждое слово.

– Но еще это значит, что его все еще подозревают, – не задумываясь, добавила Таллула, глаза ее блестели. – Иначе они оставили бы его в покое.

В беседке становилось нестерпимо душно. Издалека слышался смех, хотя смеяться могли и совсем близко, всего лишь за углом. Жужжание голосов не заглушало звон бокалов, стук блюдец и чайных чашек. Однако подруги были слишком поглощены своим разговором, чтобы думать о чае или прохладительных напитках.

– Вы знаете, почему ваш брат под подозрением? – тихо спросила Эмили.

– Да. На месте убийства той женщины были найдены его вещи: эмблема какого-то дурацкого клуба, в котором он состоял когда-то давно, и запонка. Финли сам сказал о них полиции, а еще сказал, что потерял и то и другое много лет назад. Он давно не видел ни значка, ни запонки, как не видел их вообще никто в нашем доме. – Лицо Таллулы словно застыло. – Какой-то ничтожный полицейский допрашивал слугу брата, а тот служит у нас недавно и не мог видеть этих вещей. Их не было у Финли в тот вечер. – Девушка смотрела на собеседницу в упор, не допуская и мысли, что та ей не поверит.

– И это всё? – спросила миссис Рэдли так же спокойно, словно ей нужны были только факты.

– Да… Но кто-то из проституток видел человека, который вошел в комнату убитой женщины. Они клялись, что он похож на Финли. Но как можно верить слову гулящей женщины, когда мой брат утверждает обратное? Суд присяжных никогда не поверит ей. – Мисс Фитцджеймс попыталась поймать взгляд Эмили. – Как вы считаете?

Миссис Рэдли ощущала страх Таллулы физически, как тепло солнца и приторный запах цветов. Этот страх был более реален, чем гомон голосов вокруг или яркое платье только что прошедшей мимо дамы. Был ли это страх перед возможным крахом репутации семьи или страх, вызванный столь несправедливым обвинением брата девушки? Или же это был страх сомнения, что брат все-таки может быть виновным?

– Я так не считаю, – осторожно ответила Эмили на ее вопрос. – Вы знаете, где Финли был в тот вечер?

– Вечеринка на Бофорт-стрит. Не помню номер дома. По улице вниз ближе к реке.

– Он может доказать это? – с надеждой спросила миссис Рэдли. – Кто-то, возможно, запомнил его. Собственно, его должны были видеть многие. Очевидно, он об этом сказал полиции?

Таллула промолчала, и вид у нее стал совсем убитый.

– Он действительно был там? – настаивала Эмили.

– Да… да, он был там. – Лицо девушки сморщилось от растерянности и страдания. – Я сама его там видела…

Мимо прошел официант, неся поднос с охлажденным вином в высоких, тихо позвякивающих бокалах. Вновь послышался смех.

Миссис Рэдли почувствовала, что за этим признанием кроется что-то постыдное и очень личное, и не стала расспрашивать дальше.

– Однако вы не сможете никому этого сказать? – как бы подвела она итог их разговору.

Мисс Фитцджеймс резко повернулась к ней:

– Я бы сказала, если бы знала, что мне поверят. Я не пытаюсь защитить себя, но я бы не задумываясь встала на защиту брата, если бы могла. Просто это не была обычная вечеринка. Там все курили опиум и тому подобное. Я была там не более получаса, а потом ушла. Но я видела Финли, хотя он уже не узнавал меня. Было очень многолюдно, все были веселы, много смеялись и пили…

– Но вы точно видели там Финли? – воскликнула Эмили. – Вы не были пьяны… и не курили опиум?

– Нет, – решительно тряхнула головой Таллула. – Вы должны понять меня, миссис Рэдли. Отец спросил меня, где я была, при маме, слугах и мамином враче… поэтому я сказала, что была в другом месте. И теперь мне никто не поверит. Все подумают, что я выгораживаю Финли. А как же иначе? Я на их месте тоже не поверила бы.

Ее подруге хотелось возразить или сказать что-то утешительное. Она знала, что девушка говорит правду. Это верно, никто не придал бы особого значения таким ее показаниям.

Таллула посмотрела на свои руки, лежащие на коленях.

– Проклятье! – гневно воскликнула она. – Какой ужас! – Она сжала руки в кулаки. – Иногда брат бывает таким дураком, что я просто ненавижу его за это!

Эмили промолчала. Она задумалась, пытаясь найти хоть какую-то ниточку, за которую можно было бы ухватиться. Здесь требовалось разумное решение. Эмоции, пусть и справедливые, не могли ей помочь.

– Помню, как я восхищалась им, – продолжила мисс Фитцджеймс, как бы разговаривая сама с собой, а не с подругой. – Когда я была девчонкой, все его выдумки и идеи казались мне такими увлекательными! Он придумывал для нас игры и мог превратить детскую во что угодно – в пустыню, пиратский корабль, Трафальгар во время сражения, дворец или же парламент. – Она улыбнулась, и глаза ее потеплели от воспоминаний. – Он мог сделать из нашей комнаты таинственный лес с драконами. Я была плененной девицей, а он – моим спасителем. Но мог быть и драконом тоже. Он умел смешить меня.

Миссис Рэдли слушала девушку не перебивая.

– А потом его отправили в школу, – продолжала вспоминать та. – Мне ужасно не хватало его. Я не думаю, что ему было знакомо то острое чувство одиночества, которое испытывала я, когда с трудом дожидалась его приезда на каникулы. Казалось, Финли остался прежним, но перемены были неизбежны. Разумеется, брат менялся и взрослел. Теперь он играл только с мальчишками. Он был по-прежнему ласков со мной, но терпения ему уже не хватало. Он был устремлен в будущее, и прошлое его уже не интересовало. Я же осталась в его прошлом. Вот тогда я поняла, что позволено мужчине и что не позволено женщине. – Таллула проводила взглядом джентльмена в цилиндре и повисших на его руках двух дам. На голове той, что была постарше, красовалась великолепная шляпа со страусовым пером. Эмили показалось, что хотя ее собеседница смотрит на этих людей, она их не видит.

– Мужчина может стать членом парламента или послом, – задумчиво перечисляла Таллула. – Он может служить в армии или на флоте, быть исследователем или банкиром, играть на бирже, заниматься импортом или экспортом товаров… – Она с трагическим выражением пожала плечами. – Он может писать драмы, сочинять музыку, быть философом или поэтом. Женщина же может только выйти замуж. Мужчины тоже женятся, но для них это лишь эпизод. Я поняла это, когда узнала, какие у папы планы насчет меня и какие – насчет Финли. Отцу всегда хотелось иметь как можно больше сыновей. Да и мама тоже об этом постоянно сожалела. Думаю, это была ее вина – в том, что у них не было больше детей.

Перед глазами Эмили тут же предстала унылая картина семейной жизни Фитцджеймсов – и маленькая девочка, столь рано осознавшая с холодком страха, как мало ее жизнь зависит от нее самой и как ограничен ее выбор по сравнению с выбором брата. Победа или поражение ее матери зависели от того, сколько сыновей та была способна подарить мужу, хотя это никак не могло зависеть от нее. Возможно, Таллула будет такой же… неудачницей. От нее попросят только одного важного поступка в ее жизни, а она окажется не способной совершить его.

Жизнь миссис Рэдли была во многом похожа на жизнь таких семей. В первый раз она вышла замуж за человека, который хотел иметь сыновей. Они должны были унаследовать его титул. Но Эмили никогда не испытывала давления и не помнила, чтобы когда-либо сомневалась в себе. Может, потому, что у нее не было братьев?

– Когда Финли бывал дома на каникулах, в доме иногда случались ужасные скандалы. – Таллула, вспоминая, смотрела в пространство. – Папа часто вызывал его к себе в кабинет, а когда брат выходил оттуда, его лицо бывало белее бумаги. Но в конце концов все как-то улаживалось. Никогда не случалось ничего ужасного. В первый раз я очень испугалась. Помню, сидела на лестничной площадке, смотрела вниз, в холл – ждала, когда брат выйдет от отца, – и с ужасом думала, что отец изобьет его или случится что-то еще более страшное. Я сама не знала, чего так опасаюсь. Но ничего не происходило. Все всегда кончалось благополучно.

Откуда-то вновь донесся смех.

– Отец и Фин продолжали строить планы на будущее; брат, как положено, возвращался в школу, затем в университет, а потом в Министерство иностранных дел, – продолжала девушка. – Если сейчас все обойдется без скандала, он получит свое назначение в посольство, скорее всего в Париж. Ему придется жениться, но это для него совсем не трудно. Есть около десятка подходящих невест, которые будут рады принять его предложение.

Таллула сделала глубокий вдох и повернулась к Эмили. Глаза ее блестели от слез:

– Мне так хотелось бы ему помочь, но я даже не знаю, с чего начать. Брат не станет разговаривать со мной об этом, но я знаю, что он напуган. С мамой тоже говорить бесполезно, да она и сама не станет это обсуждать. Только будет твердить, что с Финли все будет хорошо, что он не может быть в чем-либо виновен, а отец сделает все, чтобы его не обвинили в том, чего он не делал.

Миссис Рэдли представила себе перепуганную женщину, которая любит сына, но совсем не знает его. В ее сердце он все еще ребенок, каким она знала его много лет назад. Она не видит, каким он стал, не знает мира, в котором он живет, его вкусов, чувств и запросов. Эта женщина по-прежнему цепляется за свои понятия о приличиях и порядочности, по каким и, возможно, ради каких она жила. Что могла знать Элоизия Фитцджеймс о реальности, существующей за красивой и прочной дверью ее дома?

Конечно, современная, бросающая всем вызов Таллула не находила общего языка с матерью и не могла разделять ее страхов. Всякие попытки поговорить с Элоизией были бы сейчас жестокостью по отношению к ней и не принесли бы никому совсем никакой пользы. К кому же могла обратиться за советом мисс Фитцджеймс? К своим подругам, занятым лишь поисками женихов? К эстетствующим и эпатирующим общество знакомым, готовым просидеть всю ночь напролет, говоря об искусстве и его смысле, о красоте и обожествлении чувств и игре ума? Или к Яго? Но он отдает свое время и внимание бедным. Он не видит, как за экстравагантными нарядами и вызывающим поведением влюбленная в него девушка скрывает свое одиночество и порою панический страх…

– Мы что-нибудь сделаем, – решительно заявила Эмили. – Прежде всего займемся значком, который, как говорят, принадлежит Финли. Если ваш брат не оставлял его там, то это сделал кто-то другой, случайно или намеренно.

– Намеренно? – недоуменно посмотрела на нее Таллула. – Вы хотите сказать, что кто-то украл его, а потом подкинул, чтобы Финли повесили? – Она вся дрожала, несмотря на жару, которая все усиливалась. Лоб девушки был покрыт капельками пота. Ее собеседница тоже чувствовала, как тонкий муслин ее платья неприятно прилипает к телу.

– А разве это невозможно? – спросила она.

Мисс Фитцджеймс колебалась лишь мгновение.

– Нет, конечно, нет, – заявила она, и голос ее дрогнул. – У отца довольно много недоброжелателей. В последнее время я это хорошо поняла. Ему, возможно, захотят нанести удар по самому больному и незащищенному месту. Финли действительно иногда ведет себя ужасно глупо. Я знаю это. – Она легонько покачала головой. – Думаю, что он сам побаивается стать послом, а потом членом парламента, ибо может не оправдать папиных ожиданий. Похоже, что брат нарочно делает все, чтобы помешать надеждам отца сбыться, даже до того, как он попытается попробовать свои силы. Не намеренно, – быстро добавила девушка с улыбкой, которая тут же исчезла. – Лишь тогда, когда он… теряет уверенность в себе. У нас у всех бывают такие моменты.

– Кого из врагов отца вы можете назвать? – вернулась к началу разговора Эмили, отмахиваясь от назойливой мухи.

Таллула задумалась.

– Роджер Балфур, например, – ответила она после паузы. – Отец почти разорил его, кажется, в сделках, связанных с поставками для армии. Еще Питер Зоффани. Когда-то он мне нравился, он рассказывал необыкновенные истории о своей жизни в Индии. Мне кажется, я ему тоже нравилась. Я думала, папа постарается выдать меня за него замуж; но затем он использовал его в каких-то других целях, был грандиозный скандал, и более я его не видела. Фин никогда не повел бы себя так, – заявила Таллула, но не добавила ничего, что подкрепило бы такую уверенность.

Нахмурившись, она посмотрела на подругу:

– Разве так уж важно, кто из них подбросил значок? Все, что можно сейчас сделать, – это сообщить полиции, что я согласна снова поговорить с мистером Питтом, если он зайдет к нам. Но именно с ним – я не буду говорить с тем человеком с кислым лицом. Кажется, его зовут Телман, или Белман, или еще как-то. Он смотрел на меня так, словно я прокаженная, и, очевидно, думал, что я пытаюсь выгородить Финли.

– Да, пожалуй, это не так уж важно, – согласилась Эмили. – Главное – значок. Если бы мы могли бросить тень на эту улику, это намного ослабило бы доказательства.

– Но значок у них! – воскликнула мисс Фитцджеймс. – Какие могут быть сомнения? На нем стоит имя Финли. Он мне это сказал. Да я и сама видела.

– Как он выглядит? – быстро спросила миссис Рэдли. – Опишите эту эмблему как можно точнее. Вы помните, какая она была?

– Конечно. Вот такая. – Девушка показала размер значка, сложив указательный палец с большим. – Круглая. Серая эмаль с лицевой стороны и надпись «Клуб Адского Пламени, 1881» золотыми буквами. С оборотной стороны – булавка. Почему это вас интересует?

– А где выгравировано имя вашего брата?

– На оборотной стороне под булавкой. Почему вы спрашиваете?

– Как это написано?

– Что вы хотите сказать?

– Каким шрифтом сделана надпись? Каллиграфическим, готическим, просто латинским?

– Каллиграфическим. Как личная подпись, только аккуратнее. – Мисс Фитцджеймс оживилась. – Но почему вас это интересует? Вы думаете, мы сможем его скопировать? Сделаем еще один значок? Но как мы будем его использовать?

– Если будет два значка… – Эмили лихорадочно обдумывала все, что вертелось у нее в голове, – это может посеять сомнения в том, какой из них подлинный. Один из двух одинаковых должен быть фальшивым. Так почему бы не тот, что найден в постели проститутки? Во всяком случае, это докажет хотя бы то, что любой мог сделать фальшивую эмблему и оставить ее там, где ему нужно.

– Да, это возможно, – охотно согласилась Таллула, выпрямившись. – Где же мы оставим его?

– Я не знаю, – задумалась миссис Рэдли. – Где-нибудь там, где его могли случайно обронить или где Финли не смог бы его найти. В дальнем углу ящика комода или в кармане сюртука, который он давно не носит.

– Но если мы найдем значок, – заметила ее приятельница, – они догадаются, что это мы его подложили, или хотя бы заподозрят нас в этом.

– Да, сами мы не должны этого делать, – согласилась Эмили. – Но мы можем устроить так, чтобы полиция снова произвела обыск и нашла эмблему.

– Как же это сделать?

– Я попробую это устроить. Не беспокойтесь. – Миссис Рэдли не собиралась сообщать девушке, что суперинтендант Питт, ведущий расследование этого дела, – муж ее сестры. – Я что-нибудь придумаю, – скромно сказала она.

– А полиция не станет допрашивать нас всех, заподозрив, что мы сами изготовили фальшивый значок? – по-прежнему беспокоилась Таллула. – Ведь я и вправду могла бы это сделать. Телман – препротивный тип, но у меня такое чувство, что он по-своему чертовски сообразителен. А мистер Питт – тем более. Если он узнает о втором значке, то может снова прийти к нам в дом. Он прекрасно умеет говорить, хотя всего лишь полицейский, и за его хорошими манерами прячется человек, который едва ли позволит себя одурачить!

– Поэтому вам и миссис Фитцджеймс надо точно сказать, где вы были в тот вечер, когда было совершено убийство. Да и Финли тоже следовало бы сделать это, если возможно, – решительно сказала Эмили. – Что касается вашего отца, то здесь мы ничего не сможем поделать. Я же попытаюсь заняться изготовлением значка. Нарисуйте мне его как можно точнее, лицевую и оборотную стороны. И надпись точно такую, какая была на значке вашего брата.

Мисс Фитцджеймс встревожилась:

– Я не уверена, что все хорошо помню.

– Тогда разузнайте у брата, но так, чтобы тот ничего не заподозрил. Не следует расспрашивать других членов клуба. Они могут догадаться, и даже если не выдадут Финли сознательно, могут ненароком проговориться, спасая себя.

– Да… – протянула Таллула, но в ее голосе уже появилась уверенность. Поднявшись со стула, она стояла, не двигаясь, какое-то время, словно ослабела от духоты и густого аромата цветов.

Миссис Рэдли тоже поднялась.

– Хорошо, – сказала наконец мисс Фитцджеймс, – я сразу же начну. Рисунок значка пошлю вам по почте. Вы получите его завтра же. Эмили… спасибо вам! Не знаю, чем я заслужила вашу дружбу, и мне трудно выразить словами всю мою благодарность вам!

Эмили великодушно успокоила ее. Она сама была порядком смущена, ибо сделала все это скорее от скуки, от ощущения пустоты и бесцельности своей жизни, а еще из-за того, что она, в сущности, никому не нужна.

Они расстались, удивленные тем, что публика уже давно разошлась с выставки. Наступал час визитов, да и вообще пора было возвращаться домой, если кто-то собирался пораньше поужинать перед выездом в оперу.

Таллула сдержала свое слово, и на следующий день, ровно в полдень, Эмили получила ее письмо, написанное наспех небрежным почерком, и два довольно хороших рисунка значка, его лицевой и обратной стороны. На одном из рисунков были хорошо изображены все детали в увеличенном виде, другой же показывал значок в натуральную величину. Мисс Фитцджеймс указала даже металл, из которого он был изготовлен, и приложила аккуратно сложенную банкноту в пять фунтов для покрытия расходов. Письмо заканчивалось словами благодарности.

Ее помощница уже знала, куда можно обратиться с просьбой изготовить копию значка. Одна или две ее подруги тайно пользовались услугами опытного ювелира, когда надо было скопировать дорогое украшение с рисунка или фотографии. А случаев, когда это оказывалось необходимым, было достаточно: бывало так, что кому-то приходилось заложить дорогую вещь или продать ее, чтобы заплатить долги, но надо было скрыть это от мужа, а необходимую для погашения долга сумму невозможно было сэкономить из денег, выдаваемых супругом «на булавки». Иногда драгоценность случайно теряли, и нужно было – опять-таки скрыв это от мужа – сделать копию, а иногда кто-то просто опасался носить слишком дорогую вещь и предпочитал заменить ее подделкой. О ювелире, помогавшем женщинам в таких случаях, никто в их семьях не знал, а он сам свято хранил тайны своих клиенток и стал им почти другом, которым они очень дорожили.

Разумеется, Эмили не назвала своего настоящего имени, но ювелир уже привык к леди в темных вуалях, чьих имен нет ни в каких списках знати, хотя, судя по их манерам и одежде, они, несомненно, должны были бы там числиться. Ювелир без всякого смущения принял комиссионные и пообещал изготовить нужную вещь в течение двух дней. Поблагодарив его, миссис Рэдли отдала половину суммы, а вторую пообещала заплатить после исполнения.

Она вернулась домой чуть раньше Джека. Вскоре усталый супруг вошел в ее будуар с виноватым видом.

– Прости, – искренне извинился он. Муж и вправду показался Эмили очень расстроенным. Его обычно безукоризненно отглаженный сюртук был измят, а глаза говорили об усталости.

– Что с тобой? – обеспокоилась молодая дама. – Что-то произошло? – Она вскочила со стула и подошла к мужу, озабоченно вглядываясь в его лицо.

– Министр собирает совещание сегодня вечером, – сказал Рэдли устало. – Я должен присутствовать, иначе никто не защитит мою точку зрения. Мне очень жаль, но это важно для меня.

– Разумеется, ты должен быть там, – согласилась его жена с облегчением.

– Но я обещал отвезти тебя в оперу. У нас есть билеты, к тому же я знаю, как тебе этого хотелось.

На самом деле Эмили совсем забыла об опере. Да и по сравнению с бедами Таллулы это был сущий пустяк. Можно ли сравнить оперу с теми мгновениями, наполненными страхом и одиночеством, которые ей пришлось совсем недавно разделить с ней?

– Ничего, – сказала миссис Рэдли, улыбаясь мужу. – Для тебя это очень важно, не так ли? Я, возможно, загляну к Шарлотте или еще к кому-нибудь. А оперу послушаю в другой раз. – Она видела, как исчезает озабоченность с лица мужа, и почувствовала укол совести. На самом деле молодая женщина уже отлично знала, на что использует выдавшийся свободный вечер.

– Спасибо, дорогая. – Джек нежно коснулся ее щеки.

Стоя к нему так близко, его супруга увидела тонкие линии усталости у его глаз и в уголках рта и вдруг с испугом поняла, как много ему, впервые в его жизни, приходится работать, чтобы добиться того, что он задумал ради себя и ради Эмили тоже, и как он боится, что это окажется выше его сил. Младший сын в семье, красивый бездельник, умеющий быть обаятельным в обществе, Рэдли пользовался этим, и это позволяло ему жить беспечно за счет тех, чье общество было ему приятно. Он свободно менял друзей и компании, ничего не задумывая наперед и не заглядывая в будущее дальше чем на пару недель.

Теперь, любя Эмили, он хотел быть частью ее жизни, ее круга людей и, заглянув наконец в себя, вдруг нашел силы на то, чтобы все изменить. Он поставил перед собой труднодостижимую цель, где неудача была более чем возможна, особенно если учесть, что это затрагивало интересы и права чьих-то крупных капиталовложений. Времена побед без борьбы, лишь благодаря приятным манерам и улыбкам, были теперь позади.

Миссис Рэдли потянулась, чтобы поцеловать мужа, но одумалась и поняла, что сейчас для этого не время. Он очень устал. Ему предстоит трудный и, возможно, не очень приятный вечер, и его мысли уже сейчас заняты этими проблемами. Джек предвидит трудности их решения и думает о том, что должен сказать и сделать.

Она схватила супруга за руку и почувствовала, как его пальцы сжимают ее ладонь: в этом пожатии были удивленная благодарность и тепло.

– Не говори глупости, милый, – быстро сказала миссис Рэдли. – Я не стану печалиться из-за того, что не попала в оперу, когда у тебя такие важные дела. Надеюсь, я никогда не стану такой недалекой и ограниченной. Я ведь знаю, что важно, а что нет, ты согласен?

Джек улыбнулся, и в его глазах блеснули искорки юмора и на мгновение исчезла усталость.

– Это правда! – горячо воскликнула Эмили. – И даже в большей степени, чем ты думаешь!

Как только Рэдли уехал на деловое свидание, его жена оделась в одно из тех своих платьев, которые давно уже не носила, взяла экипаж попроще и велела кучеру ехать в Блумсбери на Кеппел-стрит.

…Выйдя из экипажа и приказав кучеру ждать ее, Эмили постучалась в дверь. Как только горничная Грейси открыла ей, она быстрыми шагами проследовала в гостиную, где застала свою старшую сестру за починкой школьного фартука ее дочери Джемаймы.

– Выслушай меня, пожалуйста, Шарлотта! – воскликнула гостья и опустилась в кресло Питта, даже не попытавшись, как обычно, оправить пышные юбки. – Я знаю, какое дело ведет сейчас Томас. У меня близкое знакомство с сестрой главного подозреваемого, и я знаю, как он может доказать свою невиновность. – Она не обращала внимания на испуганное удивление сестры. – Поверь мне, Томас будет мне благодарен. Подозреваемый не из тех, кого ему хотелось бы обвинить, но это может произойти, если кто-то даст показания, что видел его на месте преступления.

Хозяйка дома отложила шитье. Она стала серьезной и смотрела на сестру уже с подозрением.

– Судя по твоему решительному виду и поведению, у тебя уже есть план, что делать, если полиция потерпит поражение? – наконец осторожно произнесла она.

Эмили глубоко втянула в себя воздух и выпалила:

– Да, у меня есть план. Подозреваемый сам не помнит, где он был в тот вечер, но это помнит и знает его сестра Таллула, потому что тоже была на этой вечеринке. Она видела его там.

– Неужели? – не удержалась Шарлотта не без иронии. – Почему же она не сказала об этом полиции?

– Потому что никто бы ей не поверил.

– Кроме тебя, конечно. – Миссис Питт снова взяла в руки шитье. Новость была не столь важной, чтобы откладывать ради нее свои дела.

Миссис Рэдли нетерпеливо вырвала у нее из рук фартук Джемаймы.

– Послушай меня, однако. Это очень важно! – воскликнула она. – Если Финли видели на этой вечеринке в Челси, то он не мог быть в Уайтчепеле и не убивал проститутку. Если он сможет это доказать, мы спасем не только его, но и Томаса, которому не придется арестовывать сына одного из богатейших людей Лондона!

Шарлотта взяла фартук обратно и аккуратно отложила его в сторону.

– Итак, что ты предлагаешь? – спросила она уже с некоторым интересом. – Не может ли… Таллула… да, да, Таллула, найти свидетелей, которые подтвердили бы, что видели Финли на этой вечеринке? Зачем именно ты понадобилась этой Таллуле? Или не ты, а я?

– Потому что она уже сказала полиции, что не была там! – теряя терпение, воскликнула ее младшая сестра. – Пожалуйста, выслушай меня! Она была там всего несколько минут, может, полчаса, не более, и не помнит, кто еще там был.

– Кажется, это вечеринка, о которой все хотят поскорее забыть, – сказала Шарлотта с ироничной улыбкой, которая показалась насмешкой ее нетерпеливой гостье. – Ты действительно веришь во все это, Эмили? Это смешно. Твоя Таллула не помнит никого из гостей, кроме своего брата, а он не помнит не только того, что там была его сестра, но даже собственного присутствия… Что уж говорить об остальных гостях!

– Они все курили опиум! – не выдержав, выкрикнула вконец раздраженная Эмили. – Это место было… притоном. Когда Таллула это поняла, она тут же ушла. А гостей не запомнила, потому что не знала никого из них. А Финли ничего не помнит, потому что был под воздействием опиума.

– Этому я охотно поверю, – сухо сказала миссис Питт. – Но если все это правда, чем мы с тобой можем помочь?

– Мы должны пойти в тот дом, где была вечеринка, и убедиться, что все так и было, как говорит Таллула, – ответила ее сестра, но, слушая саму себя, вдруг поняла, что говорит глупости. – Во всяком случае… мы хотя бы удостоверимся, что в тот вечер там действительно была вечеринка и, возможно, кто-то видел там Таллулу или Финли. Это хотя бы что-то даст нам!

– Я полагаю, ей удастся найти кого-нибудь… – с сомнением сказала Шарлотта. – Почему бы ей самой не сходить туда? Она, очевидно, знает этих людей, а мы – нет. – Молодая женщина прищурила глаза. – Или я ошибаюсь?

– Нет, конечно, нет! – поспешно опровергла догадки сестры Эмили. – Именно поэтому будет лучше, если туда пойдем мы. Мы будем важными свидетелями.

– Где это?

– Бофорт-стрит, в Челси. Оденься так, словно мы собрались на вечеринку.

– Поскольку на этих вечеринках никто ничего не помнит и не видит, стоит ли наряжаться? – проворчала Шарлотта, однако поднялась и направилась к двери. – Я вернусь через несколько минут. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь!

Миссис Рэдли не ответила.

Полчаса спустя они уже сидели в экипаже, который, свернув с набережной, ехал по Бофорт-стрит.

– Где этот дом? – спросила миссис Питт.

– Где-то здесь, – ответила Эмили неопределенно.

– Что значит «где-то здесь»? Я спрашиваю номер дома.

– Я не уверена, что знаю его. Таллула тоже не знает.

– Ты хочешь сказать, не помнит? – съязвила Шарлотта. – Если Томасу удастся все же арестовать кого-либо из семьи Фитцджеймсов, у этого человека будет достаточно оснований объявить себя невменяемым и уйти от наказания. Кстати, то же самое можно сказать и о нас.

– Мы не делаем ничего такого, за что нас следовало бы арестовать, – резко возразила миссис Рэдли.

Ее спутница промолчала.

Эмили велела кучеру остановиться и, с вызовом посмотрев на сестру, первой вышла из экипажа, отряхнула юбки и, перейдя тротуар, взошла на крыльцо дома, перед которым стояли три экипажа в ожидании своих пассажиров. Шарлотта успела догнать молодую женщину еще до того, как та коснулась звонка.

– Что ты скажешь? – воскликнула она строгим голосом. – Не можешь же ты спросить, не в этом ли доме устроили оргию в прошлую пятницу, и потребовать, чтобы тебе назвали имена гостей?!

– Конечно, нет, – шепотом ответила Эмили. – Я скажу, что оставила здесь… э-э-э… перчатку.

– Непохоже, что этот дом посещают дамы в перчатках.

– Не могу же я сказать, что оставила здесь туфлю!

– Если отсюда уезжают, оставляя память и разум, то почему нельзя забыть здесь и туфельку?

Открывшаяся дверь помешала миссис Рэдли ответить. На пороге стоял лакей и в упор смотрел на нее. Он был в ливрее и на голову выше неожиданной гостьи.

– Добрый день, – промолвила Эмили с ослепительной улыбкой, нервно сглотнув. – Я была у вас в пятницу вечером, и мне кажется, я забыла у вас… э-э-э… мою…

Лакей смотрел на нее ледяным взглядом и, казалось, готов был превратить ее в сосульку.

– Боюсь, мэм, что это случилось в доме шестнадцать, а это дом шесть, – объявил он и, не дожидаясь ответа, отступил назад и захлопнул дверь. Сестры так и остались стоять на ступенях.

– Похоже, дом шестнадцать имеет громкую славу, – проворчала Шарлотта и натянуто улыбнулась.

Эмили ничего не ответила. Лицо ее залилось краской стыда и гнева.

– Пойдем дальше, – коснулась ее руки старшая сестра. – Потратив столько времени на то, чтобы добраться сюда, мы должны довести дело до конца.

Миссис Рэдли сейчас многое бы отдала за то, чтобы снова оказаться в экипаже и никогда больше не возвращаться на Бофорт-стрит. Выражение лица лакея отныне будет преследовать ее в кошмарных снах.

– Да ну же, Эмили, пойдем, наконец, – торопила ее Шарлотта. Младшей сестре показалось, что в ее голосе звучат веселые смешинки.

Эмили неохотно подчинилась. Они двинулись по тротуару к дому номер шестнадцать. На этот раз в дверь позвонила миссис Питт.

Им открыл дверь стройный молодой человек. Ворот его белой и, должно быть, шелковой сорочки был расстегнут, темные растрепанные волосы закрывали лоб.

– Хэлло! – воскликнул он и обаятельно улыбнулся. – Я вас знаю? Если это так, то простите мою рассеянность, но временами в моей голове бывает пусто. Тогда кажется, что ты улетаешь в далекие миры, где случаются фантастические вещи. – Он разглядывал Шарлотту с искренним и дружеским интересом, ожидая ее ответа, словно все уже ей объяснил.

– Мы знакомы, но не близко, – ответила миссис Питт. – Боюсь, в прошлую пятницу я оставила у вас свою перчатку. Глупо было приходить сюда в перчатках, но я сказала отцу, что еду в оперу, поэтому пришлось одеться соответственно. Я была у вас с Таллулой Фитцджеймс, – добавила она как бы между прочим.

Молодой человек был несколько озадачен.

– Я ее тоже знаю? – уточнил он.

– Она такая стройная, темноволосая, – вмешалась Эмили. – Очень элегантная и даже красивая леди. У нее… длинный нос и прелестные глаза.

– Звучит интригующе, – одобрительно согласился хозяин дома.

– Я уверена, вы знаете ее брата Финли, – сделала последнюю попытку Шарлотта.

– О, Фин… да, конечно, я знаю его, – промолвил молодой человек. – Не хотите ли зайти и поискать вашу перчатку?

Приняв приглашение, дамы последовали за хозяином в просторный холл, а затем прошли через анфиладу комнат, каждая из которых была в своем стиле – китайском, турецком и псевдоегипетском. Эмили и Шарлотта, делая вид, что ищут забытую перчатку, не теряли времени и расспрашивали хозяина о Финли Фитцджеймсе. Но кроме того, что он бывал здесь несколько раз, они ничего больше не узнали. Молодой человек понятия не имел, был ли Финли здесь в ту пятницу, когда в Уайтчепеле произошло убийство.

Поблагодарив его, сестры ушли, так и не найдя перчатки.

– Что ж, это вполне могло быть здесь, – заметила миссис Рэдли, как только они оказались на тротуаре. – Очень похоже на то место, о котором рассказывала Таллула. Во всяком случае, хотя бы это правда.

– Ты веришь ей, не так ли? – озабоченно спросила миссис Питт.

– Да, верю. Мне действительно хочется ей помочь. Я отлично знаю, что такое быть под подозрением за то, чего ты не сделал… и ждать виселицы.

– Понимаю, – согласилась Шарлотта и взяла сестру за руку. – Особенно когда ты не виновата.

– Думаю, он тоже не виноват, – сказала Эмили. – И я сделаю все, чтобы помочь ему!

Утром следующего дня миссис Рэдли поспешила отправить Таллуле записку, где сообщила о дальнейшем плане действий и договаривалась о встрече. Ответ она просила послать ей с тем же посыльным.

Через час молодая женщина уже получила его. Мисс Фитцджеймс согласилась встретиться с ней в семь вечера у церкви Святой Марии в Уайтчепеле. Оттуда они предполагали начать свое расследование. Таллула обещала выполнить просьбу Эмили и одеться поскромнее, чтобы не привлекать внимания. Она заверила ее, что будет похожа на горничную, собравшуюся в свой свободный день навестить родственников.

По мере того как резвые лошади, цокая копытами по булыжной мостовой, увозили миссис Рэдли все дальше от знакомых фешенебельных районов Лондона, ей становилось все тревожнее. Позади остались красивые улицы Вест-Энда и дома с высокими окнами, выходящими на чистые тротуары, и не было больше встречных экипажей с ливрейными лакеями на запятках. Картина города стала меняться, как только кеб въехал в Сити. Здесь было засилье контор, торговых домов и лавок. Движение на улицах становилось все оживленнее, а шум – все громче. Кеб не раз останавливался из-за заторов на перекрестках.

Минуя банковские и торговые кварталы Лондона, экипаж выехал под сень собора Святого Павла к набережным. Был тихий летний вечер. С прогулочных катеров на реке долетали обрывки музыки, заглушаемые цокотом копыт и стуком колес.

Вскоре улицы стали более тесными и темными. Над ними возвышались фасады многоквартирных домов с узкими прорезями окон. Тротуары были не шире тропок, и по ним, опустив головы, озабоченно спешили пешеходы. Здесь не было места для прогулок и тихой беседы. Да и движение на улицах не располагало к этому. Экипажи и кебы сменились телегами и повозками ломовых извозчиков. Здесь не в диковинку было увидеть стадо свиней, гонимых на бойню, – в такие моменты на время перекрывалось всякое движение. В воздухе резко пахло конским навозом.

У церкви Святой Марии кеб остановился. Эмили торопливо расплатилась с возницей и отпустила его, испугавшись, что у нее не хватит мужества и она повернет обратно. Что, если ей не удастся быстро найти кеб для обратной дороги? Неужели придется идти отсюда пешком? Далеко ли это? Что, если ее примут за уличную девку? Миссис Рэдли слышала, что полиция арестовывала одиноких женщин в кварталах, пользующихся дурной славой… и даже в Вест-Энде. Что подумает о ней Джек? Он никогда не простит ей этого, и его никто не осудит. Поймет ли он, что его жена просто хотела помочь человеку, чья честь под угрозой, тому, кому грозит позор за преступление, которого он не совершал? Шарлотта поступила бы так же. Хотя это не может служить оправданием.

Где же Таллула? Что, если она не придет?

Придется вернуться домой, пока еще светит солнце и тепло. Может, ей не следует так кутаться в шаль, словно на дворе зима?

– Заблудилась, дорогуша?

Эмили резко обернулась. Перед ней стоял маленький человек с уродливым, но добрым лицом. Кепка на его голове съехала набок, лицо было грязным, а во рту не хватало зубов.

– Нет… ничего, спасибо. – Молодая женщина судорожно глотнула воздух и попыталась улыбнуться. – Я жду подругу, а ее почему-то нет. Это церковь Святой Марии, не так ли?

– Да, это так. Не мистер ли Джонс вам нужен, а? Преподобный отец? Он на Кок-стрит у Мейзи Уоллес. У нее вчера умерла дочурка. Скарлатина. Мейзи так убивается, страшно смотреть, вот отец Джонс и сидит у нее.

– Мне очень жаль, – быстро сказала миссис Рэдли, на мгновение забыв о своих страхах, и тут же подумала о малышке Эви, спящей в своей чистенькой кроватке в тихой, полной полуденного солнца детской, под бдительным надзором кого-нибудь из домашних. А Эдвард сейчас с учителем в классной комнате… Уходя, Эмили их видела. – Мне очень жаль, – искренне повторила она еще раз.

– Да хранит вас Господь! Такое случается каждый день с какой-нибудь бедной душой.

– Боюсь, что так, но когда это случается с тобой, кажется, что пришел конец света.

– Ну это не совсем так. А с тобой все в порядке, дорогуша? Ты не здешняя, я не ошибся? – Незнакомец внимательно прищурился.

Эмили внезапно пришла в голову ужасная мысль, что он подумает о ней и о причинах, по которым она здесь оказалась: бегство из дома, тайное венчание или, в худшем случае, что она вполне приличная женщина, но, наделав ошибок, пошла на панель, чтобы вернуть неотложный долг либо чтобы заплатить врачу за подпольный аборт. Миссис Рэдли с трудом изобразила беспечную улыбку, прочтя подлинную тревогу в глазах своего собеседника.

– Да, не здешняя, и со мною все в порядке, – решительно заверила она его. – Если моя подруга не придет, где я смогу найти здесь кеб, чтобы вернуться домой? Деньги у меня есть, – торопливо добавила она.

– Да прямо тут и найдешь, – ответил мужчина. – Или на Коммершл-роуд. Вон там. – Он указал рукой в конец улицы. – Что ж, если с тобой все в порядке, я, пожалуй, поплетусь домой попить чайку. Да хранит тебя Бог!

– И вас тоже, – ответила Эмили с неожиданной теплотой. Она смотрела незнакомцу вслед, пока он не свернул налево в переулок, и гадала, кто он и есть ли у него семья.

Она все еще смотрела туда, куда ушел этот добрый человек, когда в нескольких шагах от нее остановился кеб. Из него вышла Таллула и, расплатившись, поспешила к своей подруге.

– Прошу извинить, я опоздала, – сказала она, еле переводя дыхание. – Мне пришлось столько лгать, чтобы папа не заподозрил неладное! Иногда я так устаю от всех их советов… А теперь даже мама считает, что я должна принять первое мало-мальски приемлемое предложение, лишь бы у жениха был титул. Даже денег у него может не быть – отец продолжает стоять на своем. – Таллула непроизвольно посмотрела на церковь, а потом снова на Эмили. Глаза ее потемнели от тревоги и дурных предчувствий. – Хотя, конечно, никакого титулованного жениха не будет, если Финли окажется виновным. Вы по-прежнему считаете, что мы сможем что-то сделать?

– Конечно, сможем, – смело заявила миссис Рэдли, взяв ее под руку. – И я верю вам, что Финли в тот вечер был на вечеринке.

Мисс Фитцджеймс как-то странно посмотрела на нее.

– Я хочу сказать, – поспешила успокоить ее Эмили, – что не просто верю вашим словам. Меня они радуют, но, увы, это нам пока не помогает. Но я была в том доме вчера и говорила с молодым человеком, должно быть, его хозяином. Он понятия не имеет, кто был у него в тот вечер, но он знает Финли.

– И что это нам даст? – спросила Таллула. Она продолжала стоять на тротуаре, и с лица ее не сходил испуг.

– Ничто пока не доказывает, что Финли был там, но он мог там быть, и вы, по крайней мере, знаете это место. Во всяком случае… если придется, вы сможете доказать, что сами были на вечеринке, а отцу просто сказали неправду.

– Да… да… конечно.

– Отлично. А теперь поговорим о Яго. – Эмили решила перейти ко второму вопросу. – Это будет нелегко, но мы попытаемся. Только прежде всего нам надо найти женщин, которые заявили, что видели Финли в тот вечер. Они, видимо, ошиблись. Это был кто-то другой, вот и всё. Джентльмен с такими же светлыми волосами, как у вашего брата. Таких блондинов вокруг множество, а уж в Лондоне – тысячи.

– Да, конечно, – согласилась мисс Фитцджеймс. Она смотрела в конец улицы. – Как здесь мрачно, не правда ли? Кажется, там – Олд-Монтегю-стрит. – Она слабо улыбнулась. – Я справилась у кебмена.

– Очень хорошо, – одобрила ее спутница и ускорила шаги. Таллула не отставала от нее. – Я не догадалась этого сделать.

Они перешли улицу, минули Осборн-стрит и оказались на нужной им стороне Олд-Монтегю-стрит. От нагретого солнцем булыжника мостовой исходило тепло, повсюду пахло гнилью сточных канав. Эмили захотелось задержать дыхание, но это едва ли было возможно. Нахлынули воспоминания об их первом с Шарлоттой визите – как же давно это было! – в кварталы бедноты. Они навещали больную женщину, которая лежала под ворохом ветхих одеял в дальнем углу комнаты. Сейчас миссис Рэдли почувствовала ту же острую жалость, какую испытала тогда. Лучше бы не видеть и не знать всего этого, чтобы не испытывать укоров совести.

Мимо проехала тяжело груженная телега, запряженная парой битюгов в мыле. На тротуаре громко бранились две женщины – предметом их ссоры была миска с устрицами. На пороге открытой двери спал старик, возможно сильно подвыпивший. Дети играли, подбрасывая вверх камешки и ловя их и радостно крича после каждого ловкого броска.

Фабрика напротив входа в Пентекост-элли все еще работала. Ее окна были распахнуты, и в них виднелись низко склоненные над шитьем головы женщин. До конца их рабочего дня оставалось еще много времени. А затем и они разойдутся по своим комнатушкам, чтобы урвать несколько часов сна, и в половине пятого утра – снова на работу. Были среди работниц и такие, кому уходить было некуда: они ночевали на фабрике.

Таллула внезапно остановилась и посмотрела на Эмили. Обе почувствовали, как от их храбрости почти ничего не осталось. Должны ли они заходить в бордель, чтобы найти хотя бы одну из двух женщин, якобы видевших Финли? Как они узнают ее среди других? Все это донельзя глупо!

Миссис Рэдли глубоко вздохнула.

– Виноват ваш брат или нет? – яростным шепотом спросила она. – Говорите, это он задушил ту несчастную?

– Нет! Нет! Он этого не делал! – воскликнула, сжав кулаки, ее спутница и торопливо поднялась по ступеням крыльца. Эмили послушно последовала за ней.

Деревянная, тронутая плесенью дверь оказалась запертой, и Таллула с силой дернула за потемневшую ручку медного звонка. Никто не ответил. Мисс Фитцджеймс дернула еще раз. Она даже не осмеливалась оглянуться на подругу. Несмотря на душный вечер, ее пронимала дрожь.

Спустя несколько минут дверь со скрипом приоткрылась. В щели показалось чье-то отечное лицо. Принадлежало оно крупной, тяжелого телосложения женщине.

– У нас есть всего одна свободная комната. Для второй из вас комнаты нет. Мы здесь люди деловые, – сообщила она.

– Нам не нужна комната, спасибо, – вежливо ответила Таллула. Эмили видела, как сжались ее кулаки и с какой силой ее ногти впились в ладони. – Мы пришли поговорить с одной из ваших… жиличек. Мы точно не знаем с которой, но кто-то из них видел мужчину в тот вечер, когда убили Аду Маккинли. Нам надо поговорить именно с ней.

Женщина подняла белесые брови:

– Зачем? Вы не из полиции. Кто вы?

– Мы раньше работали вместе с Адой, – быстро нашлась миссис Рэдли. – Меня зовут Мили, и я тоже была горничной в том доме. А Лулла вот – прачкой.

Мисс Фитцджеймс испуганно сглотнула:

– Да, это так. Нам надо поговорить, пожалуйста!

– Тогда вам нужно поговорить с Розой. Я ее позову. – С этими словами хозяйка захлопнула дверь, оставив подруг ждать на крыльце.

– Это было здорово! – с чувством воскликнула повеселевшая Таллула. – Теперь нам остается только надеяться на то, что Ада тоже где-то была в услужении.

– Это наш шанс, – согласилась миссис Рэдли. – А если нет, нам придется сказать, что мы ошиблись.

– Если эта Роза захочет видеть нас…

Они ждали в молчании, пока не вернулась толстуха.

На этот раз она улыбалась и беспрепятственно впустила их в дом.

– Вот комната Розы, – сказала хозяйка, указывая на одну из дверей в коридоре.

– Спасибо, – поблагодарила ее мисс Фитцджеймс и, распрямив плечи, громко постучала. Услышав ответ, открыла дверь и вошла. Эмили не отставала от нее ни на шаг, на тот случай, если Таллула в чем-нибудь оплошает.

Комната была богато, хотя и аляповато обставлена в ярко-красных тонах. В центре стояла огромная кровать под красным с розовым балдахином, перехваченным шелковыми шнурами. Миссис Рэдли мрачно подумала о том, что, в случае чего, этот шнур может стать отличной удавкой. Возможно, убийца этим и воспользовался, если в комнате Ады тоже есть такой балдахин со шнурами.

Роза оказалась довольно привлекательной женщиной средних лет. Сейчас ее лицо было чистым от пудры и помады, и она явно хорошо выспалась днем. Эмили подумала про себя, что если бы хозяйке этой комнаты умыться и одеться получше, она была бы красавицей. Теперь же Роза, откинувшись на спинку единственного стула, с любопытством разглядывала своих неожиданных гостей.

– Значит, вы знали бедную Аду? – спросила она сдержанно. – Но чего вы хотите от меня? Я уже ничем ей не помогу. Если она была вам не безразлична, где же вы были, когда этот негодяй так обошелся с бедняжкой, а?

На бледном лице Таллулы была растерянность, а глаза ее казались провалившимися.

Эмили же сразу поняла, что хотела сказать соседка Ады.

– Ада все от нас скрыла, – поспешила она сказать громким голосом. – Об этом никто не узнал, пока уже не было поздно. А вы и вправду видели человека, который убил ее?

– Да, видела. – Роза чуть переменила позу на стуле. – Но почему это вас интересует? Вы тоже его знаете? Он из знатных, с западных районов.

– Мы там работаем, – подчеркнула миссис Рэдли. – Скажите, вы хорошо его разглядели?

– Более или менее. – Глаза ее собеседницы сузились. – А какой у вас интерес?

Эмили решила рискнуть еще раз. Терять было нечего.

– Мы думали, что это все же он, тот человек, который ее тогда обидел, – объяснила она. – Может, вы не так хорошо его разглядели? Похоже, он снова взялся за старое, и мы не хотим, чтобы ему снова сошло с рук. Если бы все тогда поверили Аде!..

Роза насторожилась. Теперь она слушала с большим вниманием.

– Вы так считаете? Я охотно помогла бы поймать эту свинью. Проклятый ублюдок! – воскликнула она гневно.

– Вы уверены, что это был другой мужчина, а не наш дворецкий? – снова с сомнением повторила миссис Рэдли. – Может, вы слышали его голос?

– Нет. Я просто видела, как какой-то тип прошел мимо.

– Это мог быть и дворецкий?

– Конечно, мог. А он отлучался в тот вечер из дома?

– Да, – быстро подсказала Таллула. Она все так же стояла неподвижно, словно любое ее движение могло привести к катастрофе.

Из уст Розы вырвался долгий вздох, и глаза ее заблестели интересом:

– Черт побери, я с радостью засажу этого сукина сына. Может, это и взаправду был он? Вот когда мы достанем этого негодяя!

– А как же ваши показания полиции? – поспешила спросить Эмили.

Подруга Ады пожала плечами:

– О, это ничего не значит! Ведь я сказала это не в суде. Полиция ничего со мной не сделает. Я не присягала. Это был разговор с одним полицейским в кебе. Тогда я думала, что это был один джентльмен, но теперь я уже не уверена. И Нэн тоже не уверена, а я ее поддержу.

Мисс Фитцджеймс бесшумно вздохнула от облегчения. Во всяком случае, плечи ее свободно опустились, хотя она по-прежнему держалась прямо и не сдвинулась с места.

– Благодарю вас, – горячо произнесла она. – Я так вам благодарна!

Покинув дом, Таллула и Эмили быстро прошли по Олд-Монтегю-стрит, не промолвив ни слова и даже ни разу не взглянув друг на друга, пока не достигли Осборн-стрит и поворота на Уайтчепел-роуд. Тут мисс Фитцджеймс остановилась.

– Мы сделали это! – почти выкрикнула она. – Мы сделали! – Она сжала свою спутницу в объятиях так сильно, что та чуть не задохнулась. – Спасибо вам! О, как я вам благодарна! Не только за то, что вы помогли защитить Финли, но и за то, что доказали мне, что против него нет достаточных улик. – Отпустив Эмили, девушка отступила назад, и глаза ее наполнились слезами. Она даже всхлипнула. – Если бы не ваша храбрость, я бы или торчала дома, думая только об этом, или же ходила бы по разным дурацким вечеринкам, делая вид, будто мне весело и я беспечна, а на самом деле мучилась бы страхами, что брату так никогда и не удастся доказать свою невиновность.

– Давайте теперь перейдем к решению второй проблемы, – твердо заявила Эмили. – Если Финли ни при чем и ему не будет предъявлено обвинение, вас выдадут замуж за богатого аристократа, которому вы приглянетесь. Вы готовы к тому, что такое может случиться?

– Придется, – ответила Таллула, и радость исчезла с ее лица. – Яго же презирает меня… Я не страдаю от ложной скромности, вы это знаете.

– Тогда мы попробуем все изменить, – сказала ее собеседница, слишком окрыленная первой победой, чтобы думать о возможности поражения. – Хотя бы попытаемся это сделать. – С этими словами она решительно направила свои шаги к церкви Святой Марии, и мисс Фитцджеймс растерянно последовала за ней.

Они приблизились к церкви в тот момент, когда преподобный Яго Джонс покидал ее. Он был настолько поглощен своими делами и думами, что не заметил бы двух женщин и прошел бы мимо, если бы Эмили не вскрикнула и не остановилась. Яго быстро обернулся и уставился на нее.

– Что-то случилось, мэм? – спросил он, нахмурившись.

Посмотрев ему в лицо, миссис Рэдли сначала испугалась, но в следующую же минуту поняла, что бояться нечего. Она ожидала увидеть человека более светского, красивого и не столь импульсивного, которого ей удалось бы тут же покорить своим умом и остроумием. Но в этом незнакомце молодая дама безошибочно почувствовала ум и волю. Таких не удается обмануть лестью или сбить с толку неожиданными вопросами в лоб. Однако теперь, когда она привлекла его внимание, надо что-то сказать. Но что?

– Да… спасибо, – ответила она, словно извиняясь. – Мы были недалеко… в этом квартале из-за…

Джонс бросил взгляд на Таллулу и, казалось, не узнал ее. Снова повернувшись к Эмили, он словно бы дал ей понять, что ждет объяснений.

– …из-за смерти Ады Маккинли… – выпалила миссис Рэдли, почти с отчаянием. – Это близко касается нас… потому что…

– Потому что подозрение пало на моего брата, – пришла ей на помощь мисс Фитцджеймс.

– Не думаю, что… – начал было Яго, но, приглядевшись, вдруг воскликнул: – Таллула, это ты? – Его чуть резковатый голос выражал безмерное удивление. Даже назвав ее имя, священник, казалось, не верил в такую возможность.

– Здравствуй, Яго, – поздоровалась девушка хрипловатым от волнения голосом. – Тебе известно, что полиция подозревает Финли?

– Да, известно, но я не верю в то, что он виновен. Это… – Джонс так и не закончил фразу, словно передумал. Лицо его стало суровым, и написанные на нем сострадание и доброта исчезли. – Здесь вам нечего делать. Вам лучше вернуться домой, пока не стемнело. Я должен быть на Кок-стрит, где буду раздавать суп бедным, но готов проводить вас до того места, где всегда можно достать кеб. Пойдемте.

– Мы поможем тебе разливать суп, – неожиданно предложила мисс Фитцджеймс.

Но Яго нахмурился и решительно отказался:

– Не говори глупостей, Таллула. Здесь вы чужие. Испачкаете одежду, разболятся ноги от долгого стояния, вам будет неприятен запах этих людей, станет скучно, да и устанете с непривычки. – В его глазах и в линиях рта было заметно нарастающее раздражение. – Голод – не очень приятное зрелище. Но у этих людей есть своя гордость и достоинство, они живые люди, а не нечто любопытное, на что можно поглазеть, чтобы потом рассказывать об этом друзьям.

Эмили почувствовала себя так, словно ей дали пощечину. Нет, Таллула не преувеличивала, когда говорила о презрении этого человека к ней!

– Почему вы думаете, что вы единственный, кто искренне хочет помочь бедным, мистер Джонс? – язвительно и резко спросила миссис Рэдли. – Считаете, что чувство сострадания присуще только вам?

Таллула испуганно смотрела на нее.

Яго шумно втянул в себя воздух, и лицо его стало напряженным. В сумерках Эмили не удалось заметить, покраснел он или нет.

– Нет, мисс… – начал было священник и осекся.

– Рэдли, – подсказала ему молодая женщина. – Миссис Рэдли.

– Так вот, миссис Рэдли, разумеется, я так не считаю. Но хорошо и давно знаю мисс Фитцджеймс. Возможно, я не имел права судить о вас на основании своего прошлого знакомства с Таллулой. В таком случае прошу извинить меня.

– Принимаю ваши извинения, – быстро ответила Эмили примирительным тоном. – Но на вашем месте я бы также извинилась перед Таллулой, ибо это она предложила вам свою помощь. А теперь, если вы укажете нам дорогу, мы последуем за вами. Чем больше рук, тем скорее пойдет дело.

Джонс не удержался от улыбки, однако подчинился и, сойдя с узкой полосы тротуара, зашагал рядом с дамами.

Он был прав. Работа оказалась нелегкой. У Эмили ныли ноги, плечи и руки, а спина, казалось, никогда уже не разогнется. Кругом стоял шум, воздух до тошноты был пропитан по́том, запахами немытых тел и грязной одежды. Но больше всего угнетали ее печать голода во взгляде людей, которых они кормили, их ввалившиеся глаза, исхудавшие тела и лица, темные от въевшейся в кожу грязи. Тусклый свет лампы только усугублял это ужасное зрелище. Перед миссис Рэдли были усталые женщины и больные дети, на лицах которых не было надежды. Эмили взглянула на Таллулу и поняла, как та потрясена. За какие-то пару часов голод и нужда воочию предстали перед ними в своей зловещей реальности. Это была сама жизнь, ее страдания. Человек из плоти и крови, который должен любить и мечтать, несправедливо обречен на постоянный страх и усталость, какую испытывала сейчас Эмили, но не эпизодически, как она, а постоянно, из года в год…

Теперь и Яго Джонс казался другим, не идеализированной личностью, а мужчиной с волей и духом, с подлинными человеческими чувствами. Миссис Рэдли видела, как порой он бывал неловок и неуклюж, как он что-то ронял на пол. Костяшки его пальцев уже кровоточили, оцарапанные о грубый камень церковных стен, когда он неловко поворачивал тележку с тяжелым чаном супа. Но он умел посмеяться глупой шутке ребенка или посочувствовать с опечаленным лицом, узнав, что женщина, не доносив, потеряла свое дитя.

Эмили, наблюдая за священником, заметила, как медленно, но бесспорно улетучивается его чувство неприязни к Таллуле, когда он видел, как, переломив себя и забыв об отвращении, она помогает ему, как учится улыбаться беззубым, изможденным лицам, сначала вымученно и неохотно, а потом искренне и естественно, забыв о разделяющей их пропасти.

Когда последний голодный был накормлен, Джонс и его помощницы вместе убрали чаны, погрузили их на тележку и отвезли в сторожку, где все это хранилось и где готовилась еда. Обеды для бедных оплачивались из подаяний прихожан и взносов, которые делали не только зажиточные люди, но и те, кто сам еле сводил концы с концами.

Было без четверти девять и уже стемнело, когда они снова вернулись в церковь. Яго настоял на том, чтобы сопровождать их до тех пор, пока они не найдут кеб.

– Что вас заставило приехать в Уайтчепел? – упрекнул он Таллулу. Свет фонаря, упав на его лицо, убедил женщин в его искренности. В глазах этого человека не было ни язвительной усмешки, ни ожидания ответа. Эмили с удивлением подумала, что молодому священнику и в голову не пришло, что он сам мог стать причиной этого визита. Яго положительно начинал ей нравиться.

– Я хотела помочь Финли, – после мгновенного раздумья ответила на его вопрос мисс Фитцджеймс.

Миссис Рэдли не знала, как дать ей понять, что не следует говорить Яго об их визите к Розе и о том, как их разговор с ней может изменить показания этой женщины. Это Джонсу не понравится. Поэтому Эмили сделала вид, что оступилась, и, ухватившись за руку Таллулы, сильно дернула ее.

– Вы не ушиблись? – заботливо спросил священник, поддержав свою новую знакомую под руку.

– Нет, благодарю вас. – Эмили выпрямилась и улыбнулась. Слава богу, они миновали фонарь и были снова в темноте! – Возможно, это была глупая затея. Мы просто не знаем, что делать, поэтому решили посмотреть на то место, где все произошло. Возможно, это нам что-нибудь подскажет…

Яго покачал головой, но от замечаний воздержался. Он умел быть тактичным, если хотел.

Когда они снова оказались под фонарем, Таллула бросила быстрый взгляд на подругу и дала ей понять, что больше ничего не скажет.

На Коммершл-роуд их провожатый наконец нашел кеб. Усадив дам, он попрощался с ними и, еще раз с легкой улыбкой поблагодарив за помощь, зашагал прочь, ни разу не оглянувшись.

Оказавшись в экипаже, мисс Фитцджеймс тут же порывисто повернулась к Эмили, хотя в кебе было темно и видеть ее лицо та не могла.

– Теперь я знаю его еще меньше, чем прежде, – растерянно и устало пожаловалась она. – Я знаю, что люблю его, но не представляю, как смогла бы жить здесь. Эта ужасная вонь! И все такое… грязное! Здесь и поговорить не с кем! Как он может все это выносить?

Ее спутница промолчала. Что здесь скажешь? Спорить с девушкой или убеждать ее не было смысла. В этой ситуации можно было только принять то или иное решение, а в этом Таллуле никто не мог помочь.

…Получив от ювелира копию значка «Клуба Адского Пламени», Эмили встретилась с Таллулой на выставке собак, устраиваемой дамами – патронессами клуба собаководства. Выставка была тем местом, куда обе подруги могли отправиться, не давая особых объяснений. Здесь посетительницы могли обмениваться мнениями и сравнивать свои оценки собак, их пород и выучки с замечаниями других.

Мисс Фитцджеймс была в великолепном платье из муслина в цветочек, украшенном белой лентой. Никто не сказал бы, что накануне вечером эта девушка раздавала суп бедным на Кок-стрит. Она казалась беспечной, жизнерадостной, полной грации и веселья, пока не увидела Эмили. Извинившись, Таллула покинула подруг и поспешила ей навстречу. На лице ее снова были тревога и страдание.

Миссис Рэдли поспешно вложила в ее протянутые руки значок.

– Что с вами? Что-то случилось? – испуганно спросила она, отстранившись.

– Нет. Я… – Девушка тряхнула головой. – Просто я очень люблю выставки собак. Посмотрите на них. Они такие красивые и умные, вам не кажется?

– Кто, собаки или их хозяева?

– Конечно, собаки! – Мисс Фитцджеймс коснулась рукой своего платья. – А еще мне нравится мое платье, – добавила она.

– Вам оно очень идет, – искренне сказала Эмили.

– Но можете ли вы представить меня в этом платье в Уайтчепеле? Оно стоит больше, чем Яго может заработать за год. Или за два года.

– Никто не будет решать этот вопрос за вас, Таллула, – тихо промолвила ее подруга, одновременно улыбаясь и раскланиваясь с женой члена парламента с датским догом на поводке. Сложно было сказать, вела ли она этого пса или это он тащил свою хозяйку, а она изо всех сил пыталась это скрыть. – Единственное, что вы никогда не должны делать, – это винить потом кого-нибудь за ваш неудачный выбор. Будьте честны с собой, Таллула. Если вы не хотите терять свой прежний образ жизни, деньги, наряды и, возможно, будущего нелюбимого мужа, то так и скажите это себе. – Эмили улыбнулась и приветственно помахала рукой жене министра, которую терпеть не могла. – Если же вам нужен Яго со всем тем, что связано с ним, не пытайтесь переделать его или винить его в том, что он такой, какой есть.

– Разве вы никогда не пытались хоть чуточку переделать своего мужа? – разумно заметила девушка. – Почему одна я должна приспосабливаться?

– Потому что иначе нельзя, – заявила благоразумная миссис Рэдли. – Нет смысла думать о том, как что-то могло бы быть таким прекрасным, а лучше подумать о том, что у вас есть в реальности. Неужели вы хотите, чтобы в угоду вам Яго отказался от своих убеждений? Кем бы он тогда стал?

– Я думала, брак должен изменить мужчину, хотя бы немного! – протестующе воскликнула Таллула. – Разве мы не должны стать мягче, добрее и цивилизованнее? Разве не для этого мы живем? Чтобы растить детей в мире, добродетели и в вере в высокие идеалы, подальше от ожесточения и конфликтов, которые будоражат мир…

Эмили почти прикусила язык, чтобы не нагрубить ей.

– Вы когда-нибудь видели мужчину, который захотел бы, чтобы его сделали лучше и цивилизованнее? – поинтересовалась она.

– Нет, – удивилась мисс Фитцджеймс. – Все мужчины, которых я знаю, хотят, чтобы их во всем поддерживали, или чтобы ими восхищались, или чтобы им подчинялись. Именно так ведет себя мой отец. За это он платит нам заботой, дает советы и временами защищает нас.

– Конечно, – ответила ее собеседница с улыбкой. – Иногда мы ведем себя так, что мужчине невольно самому хочется быть более цивилизованным и измениться к лучшему. Но это совсем другое дело. Одно дело – просить о чем-то, и совсем другое – принять то, что тебе предлагают.

Подошедшие к ним три дамы с двумя спаниелями и одним сеттером помешали Таллуле продолжить дискуссию. Разговор неизбежно перешел на собак.

Эмили побыла на выставке еще около десяти минут, а затем, извинившись, ушла. Они договорились, что мисс Фитцджеймс положит эмблему куда требуется. Теперь надо было, чтобы кто-то надоумил Питта повторно произвести обыск в ее доме, и тогда еще один клубный значок Финли будет найден.

Миссис Рэдли велела везти себя к Шарлотте в Блумсбери и теперь, откинувшись на спинку сиденья, старалась обдумать, как лучше всего в разговоре с сестрой высказать предположение о необходимости повторного обыска особняка Фитцджеймсов. Разумеется, она не скажет миссис Питт, почему это так необходимо. Для ее сестры станет тяжелым испытанием скрыть это от мужа, и если она не выдержит его, все усилия Эмили и Таллулы окажутся под угрозой.

Был прекрасный теплый и тихий день, какие бывают только в конце лета. Воздух казался золотым, дурманяще пахли цветы, но все уже напоминало о том, что через месяц появится первая желтая листва, вечера станут холоднее и будут наступать раньше…

Шарлотта была в саду, где проверяла новые посадки хризантем и любовалась цветущими астрами и пурпурными фуксиями.

– Какая прелесть! – совершенно искренне воскликнула ее гостья.

Хозяйка скептически посмотрела на нее:

– И ради этого ты ко мне пожаловала, не так ли?

– Конечно же, нет. – Эмили подумала, что ссора с сестрой отвлечет ее от того, что она собирается ей сказать, и решила сдержать себя. Важнее было придумать, как может Шарлотта убедить Томаса снова произвести обыск, но так, чтобы она ни в коем случае не догадалась, что действует по чужой подсказке, и не задумалась, зачем это ей нужно.

– Я только что с выставки собак, – осторожно начала гостья. – Встретилась там с Таллулой Фитцджеймс. Она ужасно волнуется. Я просто не знала, как ее успокоить. Неужели Томас действительно верит, что ее брат виновен? Ты не говорила ему… – Эмили умолкла.

– Что мы были на Бофорд-стрит? – Шарлотта сделала круглые глаза. – Нет, конечно, не говорила. Что я, по-твоему, должна была ему сказать? Что сестра Финли видела его на вечеринке, но не помнит, кто еще там был, и что все, кто там присутствовал, тоже ничего не помнят, кроме, кажется, места, где это было, и времени?

– Да, пожалуй, это едва ли чем-либо поможет, – печально согласилась миссис Рэдли.

Сестры медленно шли по лужайке, направляясь к яблоне, минуя кусты все еще цветущей жимолости. День клонился к вечеру, и воздух был напоен ароматом цветов.

– Но все это говорит о том, – опять начала Эмили, воспользовавшись возможностью, – что Таллула – преданная сестра.

Шарлотта понимающе кивнула:

– Она ему предана, но не может ничего сделать из-за значка, да? В нем главная опасность для Финли. Как он оказался на месте преступления?

Они дошли до края лужайки и остановились в тени.

– Если Финли невиновен, – продолжала думать вслух миссис Рэдли, – то это или ужасное невезение, или же козни коварных врагов. Из того, что мне рассказала Таллула, последнее вполне вероятно. По крайней мере, – поспешила она помешать Шарлотте задать неизбежный вопрос, – такие враги есть у его отца.

– Ты полагаешь, что кто-то украл значок Финли и, совершив убийство, умышленно оставил его на месте преступления, как улику? – удивленно спросила миссис Питт. – В таком случае этот недоброжелатель сознательно рискует оказаться на виселице!

Ее сестра сделала глубокий вдох и так же медленно и шумно выдохнула.

– Это сделал тот, кто был уверен, что никогда не будет пойман, – заявила она. – Я подумала, что эмблему у Финли могли украсть. Но проще всего было бы изготовить его копию. Как ты считаешь? Это ведь совсем не трудно. Ее-то, скорее всего, и оставили на месте преступления.

– А что, если полиция найдет подлинный значок? Или найдет, но решит, что все подстроил сам Финли? – разумно заметила Шарлотта.

– Клуб давным-давно перестал существовать. Финли даже не помнит, когда видел свою эмблему в последний раз и где.

– Полиция занимается этим… Во всяком случае, Томас.

– Он сам этим занимается? – настаивала Эмили. – Или просто поручил это подчиненному, потому что считает, что Финли знает, где значок, и сам предъявит его полиции?

– Возможно, Томас поручил это кому-то. Я просто не знаю, – задумчиво ответила миссис Питт.

Ласточки то взмывали в воздух, то низко кружили над землей, ловя на лету насекомых. Закат стал золотым, а тени под яблоней удлинились.

– Тогда спроси у Томаса, – подсказала Эмили сестре, стараясь казаться равнодушной. – Во всяком случае, если он найдет еще одну эмблему, это намного все упростит, тебе не кажется? Я имею в виду положение твоего мужа. В этом случае доказательства против Финли перестанут казаться неопровержимыми, и Томасу будет трудно выдвинуть против него обвинение. Власти и Министерство внутренних дел больше не станут оказывать давление на Томаса, а у прессы не будет оснований считать, что обвинение снято из-за положения Финли в обществе. А то ведь представляешь, что они могут об этом написать!

– Пожалуй, ты права, – еще сильнее задумавшись, промолвила Шарлотта. – Я поговорю об этом с Томасом.

Эмили подхватила сестру под руку, и они направились через лужайку к дому. Миссис Рэдли, боясь выдать свое волнение, больше не открывала рта.

Назад: Глава 4

Дальше: Глава 6