Глава девятая
Ноябрь 1988
Танзания
Эллан
— Я думал насчет Бурунди и Заира, — сказал я, — и не уверен, что если мы сейчас туда отправимся, то проведем время с наибольшей пользой.
Рос, которая была занята переписыванием содержимого своей записной книжки, взглянула с удивлением:
— Ну а куда, по-вашему, нам бы еще податься?
— У нас много информации по Танзании. Во-первых, это судно «Фадхил Аллах», которое ходит туда и забирает с побережья кость; во-вторых, когда мы были в Дубае, мы нашли записи об экспорте из Танзании; и вообще сведений по Танзании все больше и больше. Сдается мне, что это весьма крупный центр контрабанды костью.
Я порылся в сумке и вытащил оттуда тетрадь с отрывными листами.
— Йен Дуглас-Гамильтон составил мне отчет о браконьерстве в Селусском заповеднике и назвал ряд имен для контактов. У нас будет возможность проследить множество путей, если отправимся в Танзанию.
Дейв бросил взгляд на тетрадь и нахмурился:
— Так-то так, но если мы отправимся в Танзанию, мы не попадем тем же заходом в Бурунди, а там как раз девяносто тонн кости.
— Видишь ли, после того, что я услышал на встрече КИТЕС, я полагаю, что шансы выведать что-либо новое о кости в Бурунди более чем скромны. Кроме того, там и без нас хватает людей, стремящихся понять, что там происходит. И они уж за себя постоят. Нужно будет, всегда успеем съездить. Но сейчас я решительно чувствую, что лучше будет на десять дней отправиться в Дар-эс-Салам.
— А что ж, правильно, — согласилась Рос.
Дейв колебался.
— Слушай, — сказал я. — Не валяй дурака. Не забудь, Дейв, что в Танзании находится Серенгети.
Он рассмеялся.
— Да будет тебе. Ты не из тех, кого надуешь!
* * *
Танзания давно очаровала меня. Мне доводилось обсуждать проблемы слоновой кости с Хрисом Хаксли, в прошлом членом секретариата КИТЕС, при встрече с ним в Англии в начале этого года.
— Ты не добьешься поддержки департамента живой природы в Танзании, — пророчил Хаксли, — его директор Фред Львесуэла отнюдь не фанатик в деле защиты природы.
Я дал понять, что рано или поздно присмотреться к Танзании придется все равно. Хаксли словно читал мои мысли.
— Кстати, — сказал он, — тебе было бы нелишним знать, что торговцы костью поступили круто с последним из тех, кто расследовал торговлю в Дар-эс-Саламе: слишком глубоко сунул свой нос, так они оттяпали его вместе с головой, водрузили ее на капот «лендровера» и целый день возили по городу для острастки другим.
— Кто тебе это рассказал? — скептически спросил я.
Хаксли таинственно поглядел на меня.
— Не могу тебе этого сказать. Я только предупреждаю тебя. Всё.
Хаксли и был тем, кто впервые представил меня Йану Паркеру, и Паркер подтвердил его рассказ:
— Точно-точно. Отрезали башку и возили на машине. Я им не верил. История выглядела слишком притянутой за уши, чтобы воспринять ее всерьез. Но почему оба рассказали мне одно и то же? Чтобы отговорить от поездки в Танзанию? Неужели боялись, что я открою там что-то, для них нежелательное?
Первым же развлечением по прибытии в Дар-эс-Салам для Рос и Дейва, но никак не для меня, явилось то, что я забыл справку о прививках. Два часа я спорил с аэропортовским «доктором», которой, держа наизготовку отвратительнейший шприц, грозил мне неминуемым уколом. Единственной альтернативой, объяснил он с едкой ухмылкой, было бы «позолотить ему ручку». К счастью, мой канадский паспорт помог мне избежать и того и другого. «Канада и Танзания — большие друзья, — талдычил я ему, — Канада делает много подарков Танзании», — повторял я, пока у него не лопнуло терпение, и он не помахал мне ручкой.
Дар-эс-Салам — что в переводе означает «Гавань мира» — стал для меня шоком после Найроби, довольно богатого по африканским меркам. Здесь же, напротив, улицы были грязны и изрыты, здания обветшали, уличного освещения не было и в помине. Первую ночь мы провели, шлепая комаров в ветхой гостинице на берегу моря, где не было не то что кондиционеров, но и исправных телефонов. На следующее утро, по общему согласию, мы переехали в гостиницу «Кундучи-Бич» в пятнадцати милях от столицы — одно из немногих мест, где можно было достать комнаты.
Это было каким-никаким, но улучшением. Отель «Кундучи-Бич» знавал лучшие времена, его некогда роскошный декор в стиле шестидесятых сильно потускнел. Двери в наши номера, похоже, не раз пытались выбить, а стены покрыты многолетней грязью. В Танзании было еще жарче, чем даже в Кении, но в гостинице, по крайней мере, нашлось несколько вентиляторов, гонявших лопастями воздух, и, что особенно важно, здесь были телефоны. Наши номера имели еще одно неожиданное преимущество: великолепный вид на идиллический тропический пляж.
Еще когда мы были в Кении, нам посоветовали разыскать некоего Нейла Бейкера, когда мы приедем. Нейл, инженер и орнитолог, отдавал много сил сохранению природы. Мы оставили у него записку с просьбой встретиться с нами и поехали назад в город. Мы наняли красный «фольксваген» типа жука, вместе с шофером, что оказалось весьма полезной затеей ввиду чудовищного состояния дорог, как будто подвергшихся ковровой бомбардировке. Шофер по имени Джон мастерски вел машину, объезжая воронки, но даже с таким асом нам понадобилось три четверти часа, чтобы покрыть 15 миль до города.
Мы искали еще одного человека, рекомендованного нам: егеря по имени Джезон, который возил богатых клиентов — преимущественно американцев — на отстрел слонов по лицензии. Конечно, я был против любого вида отстрела слонов, но понимал, что егерь может располагать ценной для нас информацией. С точки зрения ВВФ, спортивная охота как раз и являлась блестящим примером «использования живой природы на разумной основе» — ведь американцы и европейцы, лелеющие мечту поохотиться на крупного зверя, готовы платить бешеные деньги за право отстрелять одного слона.
И еще один момент — фактически-то егерь должен был быть по одну с нами сторону баррикады, так как его заработку браконьеры угрожали в той же мере, что и заработку гида по заповеднику. Джезон оказался смуглокожим парнем, по-видимому, средиземноморского происхождения.
— Президент Мвиньи запретил торговлю слоновой костью в пределах Танзании в конце 1986 года, — сообщил он нам, — он страстный защитник живой природы. Он даже возглавляет Общество сохранения живой природы Танзании. Но это никогда не давалось ему легко. Многие в правительстве противостоят этому запрету. Оно и понятно — некоторые из них замешаны в бизнесе на слоновой кости. Но Таможенное управление настроено решительно. С 1986 года оно перехватило много кости. Вам будет интересно взглянуть на кладовую, где они ее держат. Да нет, с этим не так строго, как вы думаете.
— Что вы имеете в виду? — спросил я.
— А то, что кость периодически исчезает оттуда, — улыбнулся он с видом знающего человека.
— Не знаете ли, с кем было бы интересно поговорить на предмет браконьерства? — спросил Дейв.
Джезон кивнул.
— Вот Коста Млэ — добрый человек. Он работает в департаменте живой природы. Вам бы с ним встретиться.
— Правда? Что-то много мы слышали дурного о здешнем департаменте живой природы, — засомневался я.
Джезон хихикнул.
— Я тоже уверен, что это во многом так. Но Коста честный малый. Очень честный. Преданный всей душой защите живой природы. Его пригласили в департамент два года назад, чтобы следить за Фредом Львесуэлой. Вы слышали о таком?
Я кивнул. Директора департамента живой природы Львесуэлу мне называли и Хаксли и Паркер. Я видел его на конференции в Найроби.
— Ходят слухи, что Фреду кое-что ведомо насчет кости, которая по-прежнему исчезает из таможенных кладовых, — продолжал Джезон, — он, конечно, весьма влиятельный малый. Думаю, президент Мвиньи хотел бы, чтобы Коста сменил Фреда на посту директора, но у Фреда немало влиятельных сторонников в правительстве, которые не хотели бы, чтоб он ушел. Словом, все, что сейчас может Коста, — наблюдать за всем, что доступно его глазу. Он вам понравится. Он человек цельный. Весьма редкая вещь в нашем деле, — добавил он.
— Прекрасно. Поговорим с ним. Знаете еще кого-нибудь, кто мог бы помочь нам? — спросила Рос.
— Есть гусь такой, — подумав, сказал Джезон, — он, пожалуй, пойдет на разговор с вами. Только доверяться ему особенно не следует. Малого зовут Рекс, он тоже берет туристов на охоту. Он может много рассказать вам о слоновой кости, но не слишком распространяйтесь о себе. По-моему, он сам не прочь подстрелить слона, когда выпадает шанс. — Джезон написал номер телефона и адрес на клочке бумаги и сунул нам: — Будьте осторожны.
Завтрак в отеле «Кундучи-Бич» утром следующего дня стал памятным событием — не столько благодаря качеству пищи (поджаренные ломти хлеба с прогорклым маслом и клейстероподобным джемом), сколько из-за дебильного характера обслуги. Гостей в отеле было немного, и официанты ходили за нами табунами. Не менее четырех официантов подходили к нам за заказом. К несчастью, мы, видимо, не смогли найти контакт с кухней, потому что прошло двадцать минут, а мы все еще сидели и ждали заказанного нами кофе.
Мы получили известие, что Нейл Бейкер прибудет в отель этим вечером в шесть. Поскольку день был воскресный, мы решили устроить себе выходной и после завтрака отправились на пляж понежиться на солнце. Пустынные белые пески, на которые отбрасывали тень стройные пальмы, словно звали насладиться жизнью; нас обвевал легкий бриз с Индийского океана.
— А в Англии сейчас, наверно, идет снег, — задумчиво сказала Рос.
Ближе к вечеру, отдохнувшие и слегка загоревшие, мы зашли в бар при гостинице отведать местного пивца «Сафари», как оказалось, убойной крепости.
— Извините, вы Эллан Торнтон?
Я повернулся на вращающемся стуле и оказался лицом к лицу с худощавым мужчиной в шортах; с ним были улыбчивая, бойкая женщина и девчушка лет восьми.
— Нейл Бейкер? — догадался я.
— Он самый. — Нейл протянул мне руку. — Познакомьтесь: Лиз Боуэлл, почетный секретарь Общества сохранения живой природы Танзании. А это наша дочурка Кэти.
Представившись друг другу, мы пошли к стойке поговорить.
На сей раз нам незачем было корчить из себя киносъемочную группу. В наших глазах Лиз и Нейл были истинными защитниками природы. Даже плюшевый мишка, которого Кэти носила с собой, именовался Рейнбоу Уорриор!
Нам уже доводилось видеть экземпляр журнала «Майомбо», издаваемого Обществом сохранения живой природы Танзании, и читать в нем авторитетные статьи Лиз. Когда мы объяснили, что ведем расследование торговли слоновой костью, Нейл пригласил нас к себе домой в Дар-эс-Салам, чтобы поговорить в более конфиденциальной обстановке. Проплутав два часа из-за полного отсутствия уличного освещения (привычное дело, как сказал наш шофер Джон!), мы оказались у ворот дома Нейла и Лиз, где были встречены лаем полудюжины сторожевых собак.
К счастью, Лиз заверила нас еще в гостинице, что они только и могут, что лаять, и не успели мы подойти к двери дома, как собаки потеряли к нам всякий интерес.
— Входите, — улыбнулась Лиз, и мы вошли гуськом в большую прихожую, вдоль стен которой тянулись книжные полки, содержавшие впечатляющее собрание книг и журналов о дикой природе. Лиз проводила нас в гостиную, в которой основной мебелью были опять-таки книжные полки, и мы расселись за большим обеденным столом.
— Надеюсь, вы извлечете больше пользы из того, что мы вам расскажем, чем наш предыдущий собеседник, — сказал Нейл.
— Кто именно? — спросил Дейв.
— Бафф Боулен из ВВФ США. Он был здесь проездом в апреле по пути на конференцию в Лусаке.
Рос бросила презрительный взгляд.
— Мы пытались довести до сведения Боулена и его коллег все, что знали о торговле костью, но, похоже, это их не заинтересовало. Они сказали: «Она вся под нашим контролем». Они мнят себя великими экспертами, — с насмешкой сказала она, — и в самом деле верят, что контролируют ситуацию.
Таким образом, мы были не одни, кто разочаровался в деятельности ВВФ.
— Нам-то ведомо, что ситуация не контролируется, — сказал я. — У нас не осталось иллюзий после того, что мы видели в Дубае и Гонконге. Теперь же мы хотим собрать в единое целое материал против торговли костью. Мы хотим доказать, что браконьерство губит африканских слонов. А для этого нам нужны контакты с людьми, которые ввели бы нас в тайную сторону дела.
Нейл был в восторге.
— Я, кажется, знаю, кто будет полезен, — сказал он. — Подождите-ка минутку. Я только звякну.
Через двадцать минут он вернулся с пивом «Таскер» и двумя большими сумками, наполненными жареными цыплятами и французским жарким. Со времени нашего малоаппетитного завтрака прошло уже двенадцать часов, так что мы поужинали с аппетитом. Мы уже почти кончили, когда сторожевые собаки подняли вой и Нейл исчез за дверью. Вскоре он вернулся в сопровождении щеголеватого темнокожего мужчины.
— Рад представить вам Косту Млэ, — сказал он.
Лиз, Коста и Нейл обменялись приветственными церемониями, которые, как мы поняли, являлись неотъемлемой частью общественного этикета в танзанийском обществе. На этом фоне наша лондонская привычка сразу вступать в дискуссии без предварительных обменов любезностями выглядела дико.
Коста пододвинул стул к столу.
— Что ж, — сказал он, когда церемонии закончились, — Нейл рассказал мне, что вы ведете расследование торговли слоновой костью. Больше всего мне хотелось бы услышать, что вы открыли в Кении.
Я изложил ему добытую там информацию, а также рассказал о пустопорожнем заседании КИТЕС в Найроби, на котором я побывал перед тем, как заняться положением дел в Танзании.
— Как себя чувствует здесь торговля костью? — спросил я. — До нас дошли сведения, что контрабандистам тут приходится выкручиваться.
— Приходится, — согласился Коста. — К каким только ухищрениям не прибегают. Ясно одно — это очень масштабное дело.
— Не обходится без Бурунди? — спросила Рос.
— Еще бы. С этой страной хлопот полон рот. Если бы не Бурунди, браконьерам было бы куда труднее вывозить кость из Африки. Эта страна замешана, по крайней мере, в двух аспектах дела. Во-первых, туда ввозится кость, добытая браконьерами в Селусском заповеднике. Она ввозится в Бурунди водителями грузовиков из Сомали. У них излюбленный маршрут — через Додому, Сингиду и затем Кигому на севере, и заканчивается он в столице Бурунди — Бужумбуре. Провезти ее через таможню — никаких проблем: Бурунди не облагает налогом все ценное, что ввозится в страну, даже если нелегально. Кость облагается налогом только при вывозе из страны.
— Вы сказали, что есть и второй аспект участия Бурунди в этом деле?
— Да, но заключается он совсем в другом. Представьте себе, что некто посылает контейнер бывшей в употреблении одежды или чего-нибудь в этом роде из Дубая в Бурунди через Танзанию. Но в таком виде контейнер до Бурунди не доходит. Где-то на полпути в Танзании грузовик останавливается, барахло из контейнера выкидывается, а на его место загружается добытая браконьерами кость. Вот тут-то начинается самое хитрое. У браконьеров есть свой человек в Таможенном управлении Бурунди. Когда браконьеры сообщают ему, что набралось достаточно груза для отправки, он вылетает в Танзанию. Встретив грузовик, уже нагруженный костью, он опечатывает контейнер печатью бурундийской таможни и выдает кучу фиктивных бумаг, снабженных официальными печатями и описывающими содержимое контейнера как разную ерунду. Но грузовик с контейнером до Бурунди не доходит. Он поворачивает назад в Дар-эс-Салам, где контейнер грузят на корабль и везут в Дубай. Проще простого.
— Как вы дознались до этого? — спросил Дейв.
Коста улыбнулся и взял кусок цыпленка.
— Мы перехватили один такой груз кости близ Додомы, когда грузовик попал в аварию. Шофер погиб, а контейнер получил столь серьезные повреждения, что груз вывалился наружу. Мы насчитали триста восемьдесят три бивня. Затем мы нашли тайник, в котором было спрятано еще девяносто два. При грузовике были все фиктивные бурундийские бумаги и печати.
Увидев, как мы потрясены услышанным, он улыбнулся.
— Пойдем завтра ко мне в офис, я расскажу вам все подробности, — заявил он.
* * *
Но понедельник начался у нас не с похода в офис Косты. Мы договорились осмотреть правительственную кладовую кости, где хранилась кость, конфискованная таможенниками со времени введения Танзанией запрета на торговлю ею. Мы назвались простыми туристами: соблюдать осторожность надо было еще строже, чем при посещении кладовой в Гонконге. Охранник выдал нам пропуска, и теперь оставалось дождаться в небольшой конторе, пока не придет человек с ключом от кладовой. На письменном столе лежала книга посетителей. Я машинально открыл ее и перелистал несколько страниц. Вдруг я остолбенел: в глаза бросилось знакомое имя. Джордж Пун.
— Дейв, можешь сфотографировать вот это? — указал я на подпись.
Дейв слегка присвистнул и поднял фотоаппарат. Но нам помешало внезапное появление стража. Дейв расстроенно посмотрел на меня, когда страж подал знак следовать за ним.
— Ничего, еще успеется, — сказал я.
Страж провел нас через две массивные двери в помещение, похожее на склеп. Тем не менее, воздух там был горячим и душным. Поначалу, после слепящего солнца снаружи, мы не могли ничего видеть, но вскоре наши глаза привыкли, и мы смотрели на тысячи и тысячи бивней, лежащих ровными рядами и подобранных по размеру и весу.
— Сколько же их здесь?! — изумилась Рос.
— Около шести тысяч бивней. Двадцать тонн.
Судя по тому, как страж помнил цифры, я догадался, что «туристы» здесь довольно частые гости. Интересно, Джордж Пун тоже объявил себя «туристом», когда побывал в кладовой конфискованных бивней? И что он делал здесь? Покупал кость?
Мы все ходили вдоль рядов. Десятки куч; большинство бивней маленькие, килограммов по пять весом. В одном углу были сложены совсем крошечные, от пяти до шестнадцати дюймов в длину.
— Так это были еще совсем детеныши! — воскликнула Рос.
— Да, — сочувственно кивнул страж, — совсем детеныши.
Увиденный нами объем конфискованного пугал. Тем не менее, большинство людей считает, что кости, как и наркотиков, конфискуется лишь малая часть того, что находятся в обороте. Но если даже то, что мы видели, было когда-то тремя тысячами слонов, сколько же их в действительности пало от пуль браконьеров в последние годы?
— Можно снимать? — спросил Дейв.
— Да, да, пожалуйста, — согласился страж.
В течение сорока пяти минут Дейв и Рос снимали фотоаппаратами, а я достал видеокамеру-«восьмерку», которую нам одолжила компания Ай-ти-эн, чтобы запечатлеть африканскую поездку. В то утро в отеле я извлек ее из металлического футляра, придававшего ей слишком профессиональный вид, и сунул в небольшой холщовый рюкзак, сочтя, что так она скорее сойдет за обыкновенную любительскую видеокамеру. Уловка сработала. Страж снисходительно смотрел, как Дейв, я и Рос снимали друг друга, бродя вдоль уложенных в ряды бивней. Потом и страж включился в нашу игру, поднимая разные бивни и определяя примерный возраст слона, которому они принадлежали.
— Этому, наверное, был годик, — сказал он, показывая пятидюймовый бивень.
— А этим? — спросил Дейв, указывая на полудюжину могучих бивней, поддерживаемых железными подпорками.
— О, это старые, — покачал головой наш гид, — весят от пятидесяти до шестидесяти кило. Принадлежали очень старым самцам. Теперь таких не найдешь. Эти бивни были конфискованы двадцать лет назад.
Мы провели в душном склепе целый час, и с нас катил градом пот. Довольные съемками, мы вернулись в контору к стражу. По-видимому, он не питал никаких подозрений к нашей работе, и я рискнул обратиться к нему с последней просьбой:
— Можно сделать несколько снимков книги посетителей? Чисто ради интереса.
Страж не возражал, и Дейв заснял несколько страниц, в том числе и с подписью Джорджа Пуна. Интересно, что сказал бы страж, если бы знал, что рука, которая вывела эту подпись, возможно, подписала смертный приговор многим из тех слонов, чьи бивни только что были у нас перед глазами!
* * *
Направляясь с визитом к Косте, мы изъявили желание повидать заодно и Фреда Львесуэлу, но нам сказали, что его нет в городе. Офис Косты располагался на десятом этаже здания министерства земель, туризма и природных ресурсов, откуда открывался великолепный вид на гавань. Он тепло приветствовал нас и, открыв запертый на замок шкаф с картотеками, вынул пухлую подшивку документов.
— Вот подробности о грузе, попавшем в автокатастрофу, о которой мы говорили вчера вечером, — сказал Коста и разложил бумаги на столе перед нами, — а есть еще материалы о другой партии слоновой кости, перехваченной в Бельгии; думаю, она вас тоже заинтересует. Она была раскрыта благодаря тому, что бельгийские таможенные чиновники заподозрили неладное, осматривая контейнеры, приплывшие из Танзании. Они шли в Дубай через Антверпен, и, по документам, в них находился пчелиный воск. Бельгийские таможенники заподозрили, что там могут оказаться наркотики, и вскрыли контейнеры. Всего в их руки попало одна тысяча девятьсот бивней.
— А этот груз как был вывезен из Танзании? — спросил я. — Тем же путем, что и груз, попавший в аварию?
— Нет. Эти контейнеры были направлены через Западную Африку, так что теперь нам ведома другая дорога, используемая контрабандистами. Вокруг этого груза было много споров. Он был адресован одной из фирм в Дубае. Они требовали переслать им его, но бельгийцы задержали груз. Они сообщили нам об этом, но нам не вернули. В конце концов они продали его за семьсот пятьдесят тысяч долларов торговцам костью, а деньги оставили у себя. — Тут Коста философски пожал плечами. — Это не первый случай, когда Бельгия оказывается замешанной в торговле слоновой костью. Очень жаль, но мы мало что можем с этим поделать. Но хорошо хоть мы нашли друг друга и сможем друг другу помогать. Ну, есть у вас еще, что рассказать о том, что вы открыли насчет танзанийской кости?
— Нам известно, что значительная часть ее весь этот год шла через Дубай, — сказал Дейв. — Только через Дубай прошло, по крайней мере, восемьдесят тонн.
В одно мгновение Коста встревожился.
— У вас есть доказательства?
— Да, мы добрались до документов в Статистическом управлении Дубая. Вот вам копии.
— Это будет весьма полезным. Мы никогда не располагали доказательствами, какое количество кости приходит в Дубай.
Рос вернула нас к разговору о Бурунди.
— Как вы думаете, что там дальше будет? Ведь они говорят, что запрещают торговлю костью. Значит, браконьеры уже не смогут использовать эту страну для вывоза?
Коста покачал головой.
— Есть указания на то, что Бурунди по-прежнему будет ввозить кость в течение ближайших лет. Рынок готовится к тому, чтобы получать кость и организовывать отправку. Похоже, торговцы уверены, что смогут подкупить или обхитрить тамошние власти. Если с правительством Бурунди договориться будет туго, боюсь, торговцы найдут путь через какую-нибудь лишенную законов страну типа Восточного Заира или через Уганду и Руанду в Момбасу. Торговцы уж как-нибудь найдут путь — они столь богаты, что кого угодно купят.
«Да, пока есть люди, согласные на подкуп, таможня Бурунди будет давать добро на ввоз в страну кости, — подумал я. — На границе ей заслона не поставить».
— А что, если ввести патрулирование дорог в Танзании? Нельзя ли остановить вывоз этих контейнеров путем регулярных проверок на дорогах? — спросил Дейв.
Коста встал и подошел к карте на стене.
— Если бросить все наши ресурсы на патрулирование участка дороги, ведущего в Кигому, я думаю, мы могли бы в два счета пресечь контрабанду: большая часть нелегальной кости идет именно этим путем. Вообще-то был такой план, но с ним пришлось расстаться: это обошлось бы чересчур дорого. Танзанийское правительство не в силах тратить деньги на подобные вещи, мы небогатая страна.
В общем, за краткое время нашего знакомства, Коста сообщил нам ценнейшие сведения о тайнах торговли костью; я же чувствовал, что, кроме краткого отчета о наших открытиях в Дубае и в Гонконге, мы очень мало дали ему взамен.
— А мы-то чем можем помочь вам, Коста? — спросил я.
— Мне хотелось бы от вас две вещи, — подумав, ответил он. — Постарайтесь разузнать как можно больше о людях, связанных с конечной стадией торговли костью. И главное, выведайте, кто у них агенты в Африке. Если бы мы могли разоблачить их, это дало бы нам шанс взять ситуацию под контроль.
* * *
Следующим, с кем у нас состоялась встреча, был егерь по имени Рекс — тот самый, с кем его коллега Джезон советовал нам не слишком откровенничать. Крепкий детина, с характером под стать самому Хемингуэю. Хотя он мельком поглядел на нашу карточку «Фильм-Лондон», похоже, он и не подозревал, что ему что-то могут вменить в вину. Во всяком случае, он явно не считал, что трое жалких киношников представляют для него какую-то угрозу.
— Что мне известно о нелегальной охоте на слонов? — недоверчиво повторил он наш вопрос. — Вам пришлось бы арестовать половину дипкорпуса в этой стране, если хотите ее прекратить. Они творят что хотят, а потом отсылают кость домой в своем багаже под прикрытием дипломатического иммунитета. — (Судя по манере изложения, он находил сие весьма забавным.) — Я сам возил эту дипломатическую братию на охоту на слонов, — добавил он. — Сунут десяток-другой баксов, чтобы егерь отвел глаза. Но это не самое страшное.
— О! Что же тогда самое страшное? — вступила Рос.
— Эти посольские — настоящие разбойники с большой дороги, — сказал Рекс. — Мало им подстрелить парочку слонов для собственного удовольствия, так они нанимают целые банды, которые стреляют для них слонов, а затем вывозят кость тоннами в дипломатическом багаже. Чтобы припереть их к стенке, полиция должна застать их тепленькими, с добытой костью. Но если кость погружена в дипломатическую машину, полиция бессильна: машина тоже подпадает под дипломатический иммунитет.
— Какие посольства замешаны в этом? — спросил я.
— Секрета нет. Можете даже прочитать об этом в наших газетах, — ухмыльнулся он. — Об этом пишут, когда поймают. Иранцы, пакистанцы, китайцы… Все кому не лень. А чего ж? Ведь никакого риска!
— А как насчет сафари? — спросил я. — Уж там-то все должно быть по правилам.
— Не смешите меня, — сказал Рекс. — Слушайте, как все это происходит. Вы, допустим, берете лицензию на отстрел одного слона, леопарда — кого закажут. Вот вы стреляете слона. Но он не такой уж крупный. Ваш клиент, старый толстопузый американец, который только что выложил двадцать пять тысяч долларов за сафари, недоволен. Брюзжит: мол, бивни больно малы. Что же вы делаете? Поджидаете другого слона с более крупными бивнями. С вами егерь, который, считается, что надзирает за тем, чтобы вы соблюдали правила. Вы суете ему десять — двадцать долларов, чтобы он отвернулся, и стреляете крупного слона. Ну, американец доволен, увозит с собой крупные бивни, а у вас остается еще пара бивней на продажу. А кто проверит? Многие так делают. Если так не делать, то прощай бизнес: второй раз клиент на сафари не поедет. Понимаю, слонам от этого туго, но… — тут Рекс пожал плечами, — нам-то жить тоже хочется!
* * *
— Карибу, — улыбнулась Лиз, когда мы вошли в офис Общества сохранения живой природы Танзании. И она, и Нейл всегда приветствовали посетителей этим словом, что на языке суахили означает: «Добро пожаловать».
— Входите сюда, ребята. — Нейл привел нас в свою святая святых — небольшую комнату, где он занимался как своей инженерной специальностью, так и делом сохранения природы. — Здесь еще кое-кто ищет встречи с вами.
Когда мы вошли, со стула встал сидевший в комнате мужчина.
— Сидни, познакомьтесь: вот Рос, Дейв и Эллан. А это Сидни Мабавики, танзанийский журналист. Он расследует ту же проблему, что и вы. Примите к сведению. Возможно, вас что-то заинтересует. Вот плоды его труда.
Нейл подал мне толстую оранжевую папку. Чем дольше я листал страницы, тем больше во мне возрастал интерес. Истории, связанные с нелегальной торговлей костью, одна любопытнее другой. И все расписано в самом доходчивом виде — даты, места событий, имена, количества — все на своем месте. Папка Сидни соперничала бы с любым полицейским досье, когда-либо существовавшим. Я передал Дейву и Рос для изучения пачку листов.
— Впечатляет. Сколько же времени вы все это собирали, Сидни? — спросил я наконец.
— Да собирал уже три года, когда встретил мистера Бейкера. Он помог мне пополнить эти сведения, — скромно сказал Сидни. — Меня всегда беспокоила браконьерская охота за костью. Захотелось составить картину того, что происходит в Танзании.
— Вы публиковали что-либо из ваших данных?
Сидни покачал головой.
— Если будет возбуждено дело, я, конечно же, дам материал на страницы своей газеты. Но, исходя из нынешнего положения вещей в Танзании, было бы неразумно привлекать внимание к своей работе. Думаю, многие жаждали бы остановить меня. Сами понимаете.
— Довелось ли вам раскрыть какую-либо организацию за спиной браконьеров?
Сидни кивнул.
— Мне известно следующее. Первоначальным пунктом сбора кости является Ифакара. Отсюда кость переправляют в маленьких машинах на потайные склады в Дар-эс-Саламе. Для вывоза кости из национальных парков и заповедников используются различные пути. Больше всего кости идет из Селусского заповедника. На складах в Дар-эс-Саламе ее перегружают в фургоны и разными путями везут в Бурунди.
— А как контрабандистам удается избежать разоблачения? Что, если полиция остановит их до того, как они доберутся до Бурунди? — спросил Дейв.
— А, — улыбнулся Сидни. — Есть три способа. Первое — это когда тайник находится в самом фургоне. Он отделен от основного отсека, загружается и разгружается через крышу. Таким образом, если длина фургона десять метров, то на основной отсек приходится только восемь.
Я кивнул. Видно, Коста рассказывал нам именно о таком грузовике, попавшем в аварию.
Сидни взял со стола Дейва лист бумаги и начертил нам примитивную схему грузовика.
— Другой способ — иметь на грузовике большие топливные баки с каждой стороны, по шестьсот литров каждый. — Он нарисовал два бака, похожие на торпеды, с каждой стороны грузовика. — Шоферы говорят, что им нужен запас топлива, чтобы пройти до Бурунди без дозаправки. — Он прокашлялся. — Один бак действительно заполняется топливом, а второй костью. Но даже если их и поймают, все равно отмажутся. Грузовик сопровождает легковая машина, а у водителя деньги. Если полиция останавливает грузовик, они просто суют взятку и следуют дальше.
— А третий путь? — спросила Рос.
— Третий заключается в использовании опечатанных контейнеров. Договариваются с подкупленным человеком на бурундийской таможне, тот тайком выезжает навстречу контейнерам, опечатывает их и снабжает бумагами — «Транзитный груз, следующий в Бурунди». Таким образом, даже если грузовик будет остановлен по пути в Бурунди, контейнер не может быть вскрыт.
— Почти так, как описывал Коста, но с иным исходом, — сказал я.
Я описал ему, как грузовики, следующие якобы в Бурунди и соответствующим образом снабженные печатями и документами где-нибудь в кустах, поворачивали назад на Дар-эс-Салам. Сидни внимательно слушал. Я понял, что за непритязательной манерой поведения скрывались огромные знания о целостной системе торговли костью.
— Что ж. Вполне возможно. Видимо, они поступают так же, как с контейнерами, следующими в Бурунди, и при проезде каждого города меняют таблички с пунктом назначения, чтобы труднее было проследить их маршрут.
Я слушал его откровения со все возрастающим волнением. То, что он говорил, было крайне важно: это был кладезь информации, подобно золотой жиле в пустыне. Чтобы докопаться до всего этого самим, нам потребовались бы годы. Я спросил Сидни, в курсе ли он непосредственно действий браконьеров.
— Конечно, — спокойно сказал он. — Убив слона, они вырубают бивни с помощью мачете. Затем они уносят их куда-нибудь подальше и закапывают тут же в кустах. Там они какое-то время лежат. Я разговаривал с людьми, которых нанимают подбирать припрятанные бивни. Потом их прячут на фермах среди мешков с продуктами. Эти люди всего лишь на побегушках, поэтому платят-то им каких-нибудь несколько тысяч танзанийских шиллингов, но для них и это неплохо. Всего же за месяц у них выходит где-то полторы тысячи шиллингов, или десять Долларов, так что найти людей на такую работу нет проблемы. Подборщикам обычно выдают также машину — пикап. Они же и передают деньги браконьерам. Деньги — примерно по тысяче шиллингов за кило — выдаются главарю шайки браконьеров, он и делит их между сообщниками. В общем, с момента убийства слона до прибытия его бивней в Дар-эс-Салам проходит около двух месяцев. Мне было интересно знать, какой навар получали дельцы от одного грузовика с костью. Но все равно это составляло лишь половину того, что можно было бы выручить, если бы кость продавалась легально.
Сидни не нужно было даже заглядывать в записи.
— Средняя партия груза — сто бивней по пяти кило. Это дает семьдесят пять долларов. На эти деньги делец закупает в Дубае двадцать пикапов, которые здесь в большом спросе. Он отсылает их в Танзанию и продает с большой выгодой: почти вдвое против того, что он выручил за слоновую кость. На эти деньги он снова закупает кость у браконьеров.
— Как же вам удалось раздобыть столько информации?! — спросил Дейв, потрясенный ничуть не меньше, чем я.
Сидни скромно сказал:
— О, я долго был журналистом. Целых семнадцать лет. Я работал во всех уголках Танзании. Я знаю полицейских и таможенников в каждом районе, и с годами складывается представление, кому из них можно верить. Некоторые показывали мне досье на торговцев. Я все списал. Это важно. Записывать все, что видишь.
— Замечательный труд, — чистосердечно признался я.
— Спасибо. Если хотите, я назову вам имена крупных торговцев. А почему бы вам не взять папку на ночь? Поработаете, а завтра встретимся снова, — улыбнулся Сидни. — Я хочу вам помочь. Какой смысл хранить всю эту информацию, если ее никто не использует?
— А вам не кажется, что ходите по лезвию ножа? — спросил я.
— Да, было дело, — философски пожал плечами Сидни. — Пытался на меня наехать один сомалийский браконьер, угрожал, присматривался ко мне, да вот погиб в автокатастрофе близ Додомы. Может, мне просто повезло.
* * *
Вернувшись в гостиницу, мы всю ночь просидели над собранным Сидни досье, и, когда забрезжил рассвет, у нас уже был готов обширный список вопросов. Нам хотелось знать имена крупнейших дельцов, где они ведут торговлю костью и как организуют ее.
Мы встретились, как было условлено, в отеле «Ойстер-Бей» вдали от центра Дар-эс-Салама.
— Привет, друзья! — зевая, Сидни пожал руку каждому из нас.
Мы заказали напитки с содовой и сели, приготовившись к длительному разговору.
— Людьми, занимающимися сбором добытой кости, командует некий Заиди Барака из Ифакары, — вспомнил Сидни. — Он родом из Азии. Живет в Бурунди, но у него много родственников в Дар-эс-Саламе. На него было возбудили дело, когда один из подчиненных ему шоферов был арестован и показал, что за три года сделал двадцать три рейса с контрабандой кости. Но, боюсь, в расследовании дела Барака воз и ныне там. Как только Управление безопасности и сотрудники Бюро криминального расследования пытаются выяснить, как он вывозит кость из Дар-эс-Салама, они говорят, что их инициатива пресекается начальником полиции. Они говорят также, что начальник полиции частый гость в доме у Барака. Что они могут поделать?
Сидни продолжил свой рассказ о коррупции, о крупных дельцах, о замешанных в этом деле торговцах, их союзниках в мире политики и уплачиваемых ими взятках.
— Знаете ли вы, что один из членов парламента Танзании только что попал в тюрьму за торговлю костью? — внезапно сказал он.
Я так и сел.
— Нет, не слышал. Расскажите все, что знаете.
— Это весьма запутанная история, но я расскажу вам то, что, мне кажется, для вас будет интереснее всего. Это то, что имеет отношение к Европе. Видите ли, этот парламентарий продавал кость в южных районах Танзании через посредника. Среди его клиентов было несколько миссионеров, которые вывозили кость в Германию.
— Вы шутите! — воскликнула Рос.
— Нет, это правда.
— Вам известны подробности?
— Не слишком. Парламентарий, который мне все это поведал, не хочет рассказывать, кто еще замешан. «Я хочу дожить до старости», — сказал он. Но вот статья на эту тему. — Сидни порылся в папке и извлек оттуда вырезку из «Танзаниэн дейли ньюс» за 1987 год.
Я быстро пробежал по ней глазами. Речь шла о священнике церкви в Мтваре, у которого нашли 224 бивня и которого приговорили за это к тюремному заключению.
— Этот священник работал на другого «отца церкви», который контролирует нелегальную торговлю костью в различных миссиях. Этот церковный босс недаром заслужил здесь прозвище «король». Он могуч и обладает огромным влиянием на всех местных чиновников и полицейских. Он собирает добытую браконьерами кость по всему югу Танзании и отсылает в Германию на кораблях-контейнеровозах.
— Но теперь-то с этим покончено? — сказал Дейв.
— Отнюдь, — сказал Сидни. — Даже после того, как попавшегося священника посадили, они продолжили сбор кости.
— Откуда вы знаете?
— Я был в этом регионе, — просто сказал Сидни. — Я говорил с жителями деревень, находящихся близ миссии, и они знают всё. Некоторые работают при самой миссии и рассказывали мне, как в двенадцать часов по ночам приходит этот парламентарий выгружать мешки. Когда кости накапливается достаточно, ее отсылают в Гамбург.
— Как часто уходят контейнеры?
— Примерно раз в три-четыре месяца.
Я заерзал на краешке стула. Я подумал о своем друге Петере Пюшеле из офиса «Гринпис» в Гамбурге — какова будет его реакция на эту историю. Наверняка за этим последует, что отделение «Гринпис» в Германии захочет помочь делу спасения слонов.
— Вы могли бы узнать, когда пойдет следующая партия? — спросил я.
— Да мог бы, — сомневаясь, сказал Сидни, — но для этого мне придется отправиться в эту часть страны. На это уйдут все мои отпускные деньги.
— Мы найдем вам средства, — сказал я.
В самом деле, не могли же мы бросить дело на полпути. До чего дожили — святые отцы занимаются контрабандой кости! Что дальше? Чем глубже мы копали, тем невероятнее казался след, по которому мы шли.
* * *
Настала пора возвращаться в Англию. Лиз и Нейл прокатили нас до аэропорта. Мы пробыли в Восточной Африке месяц и собрали больше информации, чем могли ожидать. Расследование танзанийского участия в этой игре явилось громадным прорывом. Теперь в наших руках были подробности всего пути, который проходит контрабандная кость, от начала и до конца. Это знаменовало собой конец пассивной стороны нашей работы. Настала пора менять положение вещей. Отныне у нас были союзники в Африке, так что предложение к Приложению I относительно африканского слона теперь выглядело не несбыточной мечтой, но реальной возможностью.
Но мы не питали иллюзий, что это удастся легко. Слишком много влиятельных людей в Африке заинтересовано в сохранении браконьерства. Оставшиеся без ответа вопросы, вызванные нашими открытиями, мучили нас. Почему скандалы с сотрудниками посольств, попавшимися на контрабанде, не получили достаточно широкой огласки? Почему никто из «экспертов» КИТЕС не упомянул о коррупции и взяточничестве, окутавших торговлю костью в странах Африки? Сочли несущественным? По-нашему, это был один из ключевых факторов во всем этом грязном бизнесе.
Откинув спинки наших кресел, мы сразу же приступили к разработке плана наших дальнейших действий по возвращении в Англию. С одним пунктом согласились единодушно: хоть и с опозданием, но скандалы с дипломатами, попавшимися на контрабанде, обойдут передние полосы газет по всему свету, как на это отважилась «Танзаниэн дейли ньюс».
Назад: Эллан
Дальше: Глава десятая Декабрь 1988 — январь 1989 Лондон — Дубай
