Мне удалось каким-то образом в последнюю минуту выцарапать у Переса Олиндо приглашение на конференцию рабочей группы КИТЕС по африканским слонам, которая проходила в здании ООН в Найроби.

Своей целью рабочая группа объявила поиски новых путей контроля за торговлей слоновой костью. Участниками конференции были главным образом представители африканских стран — главных экспортеров кости и стран — главных ее импортеров: США, Гонконга, Германии, Китая, Японии. Также были представлены ассоциации крупных торговцев костью. Ну и несколько тщательно отобранных «борцов за охрану природы», отличающихся умеренными взглядами. Были представители от ВВФ, но ни одного полномочного представителя от групп, публично поддерживающих введение запрета на торговлю костью. (Я присутствовал, можно сказать, инкогнито: когда Олиндо сказал, что я представляю «Гринпис», я не стал его разубеждать.)

Когда зам. генерального секретаря секретариата КИТЕС Жак Бернэ посмотрел в мою сторону, я увидел, как он буквально раскрыл рот: он явно помнил меня по состоявшейся за несколько недель до этого встрече, где я открыто представлял интересы «Гринпис». В его глазах я был возмутителем спокойствия. К счастью, не все смотрели на меня в таком вот свете. Единственный человек, с которым я действительно хотел поговорить на этой встрече, вошел в зал вскоре после того, как вошел я. Это был Йан Паркер, эксперт по международной торговле костью, ярый противник введения запрета на торговлю ею и странным образом назначенный КИТЕС в качестве консультанта.

На этом этапе я очень волновался, как бы не оттолкнуть Паркера. Прежде чем я раскрою свои карты, я собирался довести до него всю, какую возможно, информацию о нелегальной торговле костью. Ранее в том же году я имел с ним в Лондоне беседу по делам «Гринпис» и тщательно готовил почву для будущих встреч. Я целый день расшаркивался перед ним, стараясь вселиться в его доверие. Паркер был с виду невзрачен, но, тем не менее, ему нельзя было отказать в шарме. «Терпеть не могу этих защитничков природы», — весело сказал он мне при нашей первой встрече. Я попытался потрафить ему — все, что я высказывал, было достаточно умеренным и отнюдь не содержало вызова: я пытался внушить ему, что его мнение о «Гринпис» как о чем-то особенно радикальном было преувеличенным.

Более того, я подсюсюкнул ему, когда он высказал мнение, что торговля костью не повинна в снижении поголовья африканских слонов.

— Снижение поголовья происходит только из-за увеличения числа людского населения и недостатка инвестиций в национальные парки, — доверительно сказал он.

— Правда? Я не знал этого, — ответил я, раскрыв глаза якобы от удивления. Я похвалил его познания в области торговли костью и вообще валял дурака, притворяясь, что ничего не знаю на предмет слонов. Я пытался склонить его к мысли, что могу быть ему полезен, что он может убедить меня повлиять на политику «Гринпис» в отношении слонов; не говоря об этом прямо, я внушил ему, что «Гринпис» нуждается в консультанте по слонам. Я высказал мысль, что «Гринпис» стала теперь богатой и успешной организацией и, может быть, сможет платить существенный гонорар классному специалисту. Я прекрасно знал, что Паркер зарабатывал на жизнь главным образом консультациями.

Похоже, уловка сработала. Когда Йан Паркер пришел на конференцию КИТЕС в Найроби, он, слегка улыбаясь, прочертил в воздухе линию в направлении ко мне:

— Привет, Эллан. Не возражаешь, если я сяду рядом с тобой?

Он представил меня своему соседу. Это был Роуан Мартин, зам. директора по научным исследованиям Управления природы Зимбабве и тоже сторонник торговли костью.

— Мистер Торнтон и его группа «Гринпис» стали куда умереннее, — покровительственно сказал Паркер.

Я пожал Мартину руку и напустил на себя вид сторонника умеренности.

Тем временем участников встречи призвали к порядку. Одним из первых выступавших был американец Рон Лэмберстон.

— Это самая важная конференция КИТЕС со времени встречи в Оттаве в 1987 году, — заявил он. — Принимаемые КИТЕС меры по контролю за торговлей слоновой костью с целью обеспечения охраны слонов все менее соответствуют действительности. Если не будет достигнуто существенного прогресса в совершенствовании системы контроля за торговлей костью, США могут поддержать запрет на торговлю ею.

Вызов брошен. Как на него ответит КИТЕС?

Ответ разочаровал, хотя только этого от них и следовало ожидать. Очень скоро работа конференции свелась к узкой теме — легализации кости, находившейся в Бурунди. История с бурундийской костью была непростой, тем более в условиях беспрестанной смены правительств в этой стране. Мы уже кое-что знали о ней из расследования Дейва, проведенного в Гонконге. В 1986 году правительство Бурунди объявило, что присоединится к КИТЕС и займется контролем за костью. Взамен оно уломало секретариат КИТЕС легализовать 89 тонн имевшейся у них контрабандной кости.

Амнистия, дарованная кости, явилась благом для Бурунди. За это время цена кости на мировом рынке выросла более чем вдвое. Бурундийские власти продали ее, не спешили присоединиться к КИТЕС и по-прежнему продолжали ввозить к себе контрабандную кость из других стран Африки. Неудивительно, что теперь у них объявился еще один склад нелегальной кости, на сей раз в 90 тонн. Если легально продать ее на мировом рынке, за нее можно выручить порядка 20 млн. долларов; на черном рынке за нее дали бы, разумеется, куда меньше. И вот очередное правительство Бурунди обратилось в КИТЕС с просьбой легализовать и этот склад. Оно заверяло собравшихся, что прекратило ввоз слоновой кости в страну и что если просьба будет удовлетворена, то теперь-то Бурунди уж точно вступит в КИТЕС…

Жак Бернэ горячо высказывался за то, чтобы удовлетворить просьбу Бурунди. Об этом умолял, конечно же, сам делегат из Бурунди. Как бы меня это ни бесило, я вынужден был прикусить язык: я еще не выцарапал из Паркера все что хотел. В конце концов, на встрече был достигнут компромисс: было рекомендовано тут же легализовать одну треть бурундийской кости, ту самую, что была конфискована бурундийскими властями после введения запрета на импорт. Вырученные от этого средства следовало направить на природоохранные мероприятия в Бурунди. Решение же судьбы остальных двух третей отложено до генеральной конференции КИТЕС в октябре 1989 года. Похоже, Паркер был хорошо осведомлен об этой кости. Он склонился ко мне и прошептал:

— Остальные две трети по-прежнему в собственности независимых торговцев. Средства от ее продажи никак не удастся направить на охрану природы.

Следующим пунктом повестки дня был вопрос о нелегальной торговле костью в Объединенных Арабских Эмиратах.

— Мы не знаем, что там происходит, — сказал Бернэ.

— Мы как раз разрабатываем план послать делегацию в ОАЭ. Мы знаем, что эта страна используется как перевалочный пункт, но точно не знаем, как это происходит.

Блестящий пример ошибочности политики КИТЕС. Судя по всему, важнейшие решения принимались, несмотря на недостаток информации. Слухов о торговле костью ходило столько, что их и приняли за факты. Складывалось впечатление, что или члены КИТЕС вопиюще некомпетентны, или ими кто-то манипулирует. А может быть, и то и другое.

Программа конференции была рассчитана всего на три дня, и первый же день не принес никаких конкретных предложений по новым методам контроля. Так же безрезультатно прошел и второй день: он был полностью посвящен предложению о проведении исследования торговли костью, для осуществления которого еще на встрече КИТЕС-87 была уполномочена группа. Паркер и Роуан Мартин высказывались в один голос против проведения исследований за пределами Африки.

— Что-то слишком много ходит слухов, что торговля костью влияет на снижение поголовья слонов, — заявил Роуан Мартин.

Жак Бернэ объявил, что секретариат КИТЕС назначил Паркера — «как лучшего знатока торговли костью» — консультантом для выработки отчета о рынке слоновой кости в пределах Африки. Этого, заверил он, будет достаточно.

«К тому времени, — подумал я, — пока они раскачаются и проведут это исследование, слонов не останется вовсе и беспокоиться будет не о ком».

На третий день конференции я окончательно расстался с надеждой, что эти люди сделают хоть что-то, что принесет пользу слонам. В зале заседаний я заметил Джоргена Томсена, возглавлявшего Бюро по торговле при ВВФ США, которое ведало контролем за торговлей дикими видами; не далее как в прошлом году он доказывал мне, что системы контроля КИТЕС со временем заработают. Теперь он, как видно, был сильно расстроен. Я догадался, что система квот, лояльность которой он сохранял столько времени, теперь подвергалась серьезной проверке. Австралийский ученый высказал предположение, что в Восточной Африке слоны будут истреблены в ближайшие шесть лет, а в Африке в целом — через двадцать пять. Другие эксперты называли срок и того меньший — десять лет. Несмотря на мрачные прогнозы, это странное сборище приняло решения, не только одобряющие продолжение торговли костью, но и могущие повлиять на ее возрастание.

— Не пойти ли нам вечером пропустить по маленькой? — спросил я Джоргена за чашкой кофе во время перерыва.

— Поди сам, выпей за мое здоровье, — угрюмо улыбнулся он.

Я все еще надеялся выудить у Паркера полезную информацию, но время истекало. Мы по-прежнему сидели на заседаниях рядом, и наше шушуканье вызывало удивление по всему залу. Но, хотя за два предыдущих дня кое-что из него вытянуть все же удалось, мне хотелось чего-то более специфического.

— Написал бы, что ли, книгу о торговле костью, — подольщался я, — ты ведь знаешь сей предмет как никто другой.

Он сделал кислую улыбку.

— Торговцы костью свернут мне голову, если я это сделаю, — сказал он и посмотрел на часы. — Скоро кончится наше утреннее заседание. Не хочешь присоединиться к нам за ленчем?

С нами за ленчем были Роуан Мартин и Джордж Пангетти из зимбабвийского Отдела природы. Все трое сидевших со мной за столом были влиятельными сторонниками торговли костью. Я сделал вид, что занят едой, а сам жадно прислушивался к их разговору.

— Мне нужно встретиться с бурундийской делегацией, — сказал Паркер. — Я с ними ужинаю сегодня вечером. Они попросили меня выступить и «очистить» накопившуюся у них кость, как я это сделал в 1986 году, — хихикнул он. — Вопрос в том, как бы содрать с них за это денежки. Увиливают, говорят, предыдущее правительство уже заплатило. Ну да ладно, все не так уж страшно. Я уже получил деньги с торговца, владеющего этой костью, да еще от секретариата КИТЕС — я у них консультантом. А неплохо — получить три разных гонорара за один и тот же росчерк пера!

Сумев скрыть потрясение от услышанного, я восхищенно сказал:

— Ну и как тебе это удается?

Паркер попался на приманку.

— Вот как. В 1986 году торговец костью в Бурунди обратился в секретариат КИТЕС, сказав, что хочет легализовать свою кость. Бросить нелегальную торговлю и торговать легально. Секретариат КИТЕС назначил встречу с этим торговцем, и при встрече он предложил им сумму в пятьдесят тысяч долларов. Но секретариат сказал торговцу: «Обратитесь к консультанту в Найроби». То есть ко мне.

— Ну а дальше что?

— Через несколько дней он мне позвонил и пригласил на ленч. Я пришел, и парень спросил, как ему легализовать шестьдесят тонн кости. Я сказал, что объясню ему — как, но возьму гонорар в размере трех процентов стоимости.

— И он согласился? — спросил я, быстро считая в уме.

— А как же?

— И что ты ему сказал? — не отступал я, удивляясь, за какой же такой совет можно получить гонорар в сто тысяч долларов.

Паркер ухмыльнулся.

— Да очень просто. Я сказал ему, что для того, чтобы получить регистрацию своей кости, нужно обратиться к бурундийскому правительству с просьбой присоединиться к КИТЕС. Он сказал, что никаких проблем и что нужно лишь подмаслить нужных людей. Я уверен совершенно, что времени на улаживание дел с правительством Бурунди он затратил не больше, чем нужно на то, чтобы проштемпелевать документы КИТЕС.

«Славная работа», — подумал я.

Но Паркер не отступал:

— Затем секретариат КИТЕС нанял меня в качестве консультанта и командировал в Бурунди для регистрации всего находящегося там склада. Я перерегистрировал все находившиеся там восемьдесят девять тонн за девять дней и сам промаркировал их номерами КИТЕС.

— И как тебе удалось организовать это?

— Я сказал торговцам, что до двадцать пятого сентября они должны доставить туда всю свою кость и что после этой даты кость приниматься не будет. Торговцы даже предлагали мне семьсот пятьдесят тысяч долларов за отсрочку. Они сказали, что у них масса кости в Танзании и Заире, которую они не успеют привезти к этому сроку.

То, что я слышал, не укладывалось в голове. Амнистия КИТЕС распространялась на уже имевшиеся к тому времени склады. Бурундийские же торговцы обнаглели до того, что просили Паркера распространить амнистию на любое количество браконьерски добытой кости, которую они смогут прибрать к рукам.

— И ты пошел на это? — спросил я.

Паркер уныло покачал головой.

— Я в любом случае сомневался, чтобы эти парни перевели деньги на мой счет. Да и протащить три четверти миллиона наличными через аэропорт будет трудненько. Так что я отказался. Когда же я отказался дать отсрочку, торговцы всем скопом затащили меня в темную комнату и один из них приставил мне нож к горлу. У них был мой домашний адрес, они угрожали и моей жене. Но в любом случае, — заключил он, — развитие ситуации имело бы сложные последствия. КИТЕС подвергалась критике уже за то, что легализовала эти склады, а когда я сообщил о том, что торговцы требовали отсрочки, в секретариате КИТЕС началась паника.

Я едва скрывал почти физическое чувство оскорбления. Откровения Паркера трудно было даже комментировать. Будучи назначенным консультантом КИТЕС, он был на грани того, чтобы взять деньги у нелегальных торговцев костью. И такого человека секретариат назначил для официального исследования торговли! Стал бы ВВФ и дальше доверять нормативным актам КИТЕС, если бы то, что я услышал, до них дошло?

Перед тем как вернуться в зал заседаний, я, извинившись, покинул ресторан и, зайдя в мужской туалет, записал все, что услышал от Паркера. Я обязан был довести это до сведения всех. Авось это побудит их к действию. Если все, что сказал Паркер, правда, это выставляло совсем в ином свете разгоряченные дискуссии вокруг бурундийского склада кости. Какие еще дела могли творить там, за кулисами?

Встреча подходила к концу. Делегат из Гонконга обратился с вопросом к представителям Соединенных Штатов и Европейского сообщества: разрешат ли они импорт кости, если на выданном КИТЕС разрешении не указана страна происхождения? Было ясно, зачем им это нужно. Разрешения, в которых не указана страна происхождения, обычно выдавались добытой браконьерами кости, прошедшей «амнистию». Конечно же Гонконг был заинтересован в покупке бурундийской кости, но сначала им нужна была гарантия, что они смогут продать ее в Соединенные Штаты и в Европу.

До сих пор я хранил молчание. Но после всего того, что я узнал от Паркера, дальше молчать смысла не имело. Попытка Гонконга подорвать усилия США, направленные против браконьерства, была слишком наглой, чтобы позволить ей сойти с рук. Настало время раскрыть свои карты. Я поднял руку.

Перес Олиндо, сидя в своем председательском кресле, заметил это.

— Просите слова, мистер Торнтон?

Я встал.

— Господин председатель. Я только что выслушал просьбу делегата из Гонконга. Весь мир должен бы быть оскорблен низменным поведением гонконгских торговцев костью, и мы должны предать огласке их предосудительную роль в исчезновении африканских слонов. Их просьба к другим странам признать законной кость сомнительного происхождения есть не что иное, как призыв к поддержке браконьерства, взяточничества и коррупции, и должна быть решительно отвергнута.

Я сделал паузу, чтобы мои следующие слова возымели максимальный эффект.

— Представляемая мной организация — новичок в спорах о слонах. Но я считаю нашей обязанностью спасти слонов. Это значит, что мы должны поставить заслон торговле слоновой костью и сотрудничать со всеми, кто посвятил себя той же цели.

Я сел.

На меня смотрели десятки потрясенных лиц. Паркер, сидевший слева от меня, взирал на меня, словно пораженный громом. «Предатель!» — горело в его глазах. Уютного ощущения благодушия, царившего в зале до настоящего момента, не осталось и следа: прежде на встречах КИТЕС никому не случалось давать бой воротилам из Гонконга.

С другого конца зала Джорген подал мне знак одобрения, подняв большой палец вверх.

— Видел бы ты лицо Бернэ! — Джорген промочил горло холодным пивом, которым я обещал его угостить, и осклабленно улыбнулся, с наслаждением вспоминая случившееся. — А когда он увидел, что я одобряю тебя, — глядел так, будто готов был убить! — С этими словами он похлопал меня по спине. — Нет, правда, сильная речь! После этого только и разговоров что о ней.

— И все-таки это была жуткая встреча, Джорген. Неужели ты после этого до сих пор считаешь, что торговлю костью можно взять под контроль?

— Встреча действительно оставила тягостное впечатление, — хмуро признал Джорген. — Я думал, что за три дня мы добьемся значительного прогресса, а не сделали ничего.

— Единственный путь пресечь браконьерство — тотальный запрет, — сказал я. — Я ныне более, чем когда-либо прежде, убежден в этом.

От вечерней кенийской жары хотелось пить. Джорген осушил стакан и бросил мне неестественную улыбку. — Н-да, ты прав, — сдался он. — Надо поставить заслон торговле.

Видно, Джоргену трудно далось это признание после того, как он вколотил столько сил, чтобы система контроля заработала. За это он заслуживал уважения. Но, поскольку теперь Джорген был по одну со мной сторону баррикады, а хотел закрепить его там, пока он не передумал.

— Джорген, если ты искренне считаешь, что запрет необходим, почему бы тебе не написать предложение по Приложению I по африканским слонам для представления в КИТЕС?

Чтобы счесть тот или иной вид подлежащим занесению в Приложение I, что означает запрет на торговлю, КИТЕС запрашивает ту или другую страну о представлении подробного, с научной и технической точек зрения, предложения, содержащего аргументы в пользу изменения статуса данного вида. Благодаря своему положению в ВВФ Джорген имел доступ к самой свежей научной информации, которая бы резко усилила эффект от предложения. Более того — в написанном им предложении он мог бы заявить о своем личном обязательстве добиваться запрета. Такое обязательство в устах одного из виднейших представителей ВВФ могло бы вызвать коренной поворот в его политике.

К моему облегчению, Джорген не сомневался.

— О’кей, я сделаю это. Я на месяц оторвусь от работы, но сделаю. Я вернусь сюда как раз к сроку. Но только… — смутился он, колеблясь, — сам видишь, я не могу сделать это в рамках ВВФ. Не может ли ЕИА помочь мне средствами на оплату авиабилетов?

Я рассмеялся от всей души.

— Мы, как всегда, голы как соколы, но не беспокойся. Деньги я как-нибудь наскребу. У нас еще одиннадцать месяцев до следующей конференции КИТЕС, а все предложения должны быть поданы за пять месяцев до нее. То есть нужно успеть к маю. А прежде чем найдем страну, которая согласится выступить с этим, надо иметь с чем. Успеешь написать предложение по Приложению I к марту?

— Постараюсь к концу марта, — обещал Джорген.

Впервые за эту неделю я был настроен оптимистично.