Глава десятая
Декабрь 1988 — январь 1989
Лондон — Дубай

«Борцы за сохранение природы предупреждают: африканские слоны исчезнут с лица Земли в ближайшие десять лет, если во всем мире не будут предприняты шаги к обузданию спроса на слоновую кость». Это заявление из уст комментатора Джулии Соммервилл в выпуске новостей Ай-ти-эн 5 декабря 1988 года знаменовало собой конец партизанской борьбы ЕИА за спасение слонов. Теперь мы открыто требовали запрета на торговлю слоновой костью.

Решение «выйти в народ» далось непросто. Обычно мы стремились довести до конца наше расследование, прежде чем давать ход кампании: заявивши о себе, вести подпольную работу куда труднее. Но после нашей последней поездки мы чувствовали, что выбирать не приходится. Дни африканского слона были сочтены. Все, что мы видели и слышали в Африке, говорило о том, что торговля костью находится вне всякого контроля. И поскольку ни одна организация, как видно, не стремилась этого добиться, этим «кем-то» выпало стать ЕИА.

Работая в Лондоне, мы сознавали, что время поджимает. За десять месяцев до следующей конференции КИТЕС нужно было сделать бездну дел: оказать влияние на ВВФ, чтобы заставить его изменить свою позицию; до мая месяца успеть подобрать страну, которая согласится внести предложение запрета на торговлю костью; и, самое главное, нужно было растормошить общественное мнение и создать такую атмосферу, которая сделала бы социально неприемлемой покупку слоновой кости. Это было серьезной задачей, и чем раньше мы начнем, тем лучше.

Через несколько дней по возвращении из Дар-эс-Салама я позвонил Мэгги Илс, главному редактору иностранного отдела компании Ай-ти-эн, и предложил ее вниманию наш фильм о Кении и Танзании. Мэгги заинтересовалась нашей историей еще с нашей первой поездки в Объединенные Арабские Эмираты, имевшей место восемь месяцев назад, и Ай-ти-эн уже оказала нам большую поддержку, одолжив видеокамеру-«восьмерку», которой мы пользовались в Африке, и проявив нашу кинопленку. Когда я рассказал, о чем наш фильм, Мэгги тут же проявила живой интерес.

— Можете прийти к нам завтра же утром? — спросила она.

В студии Мэгги представила меня Полу Дейвису, которому и предстояло сделать репортаж из нашего материала. Мы вместе посмотрели фильм, и, похоже, обоим нашим друзьям понравилось.

— Прекрасная история, Дейв, — спокойно сказала Мэгги.

Материал вышел в эфир на следующий же день во всех трех важнейших выпусках новостей Ай-ти-эн. Он открывался кадрами, запечатлевшими второе стадо диких слонов, увиденных нами в Цаво, затем на экране возникли трупы изуродованных браконьерами слонов, обнаруженные нами в ходе той же поездки. Вслед за этим был показан питомник Дафны Шелдрик для осиротевших слонят: «Перед вами слоненок Дика, до сих пор не оправившийся от шока после того, как у него убили мать и других членов семьи».

Наконец на экране крупным планом возникла Дафна и выступила со страстным обращением «к народам Америки, Британии и других стран» с призывом перестать покупать конечный результат браконьерской охоты — резную кость. «В конце концов, без кости отлично можно обойтись, — подчеркнула она, — но пока существует спрос на кость, слонов в Африке будут продолжать убивать».

Следующим сюжетом была кладовая слоновой кости в Дар-эс-Саламе с комментарием Пола Дейвиса: «Только в этой кладовой хранятся бивни 3000 слонов, погибших в страшных мучениях. Некоторым было всего несколько месяцев от роду».

Фильм заканчивался сценой, в которой слониха Элеанора, приемная мать осиротевших слонят, удалялась от камеры в гаснущий вечерний свет, что символизировало угасание этого вида животных. Телефильм получился впечатляющим. Сразу за выпуском новостей последовало записанное заранее интервью с Джулией Соммервилл, в котором я повторил свой призыв к британскому народу прекратить покупать изделия из кости. Теперь оставалось ждать реакции.

А реакция себя ждать не заставила. Следующим же утром я давал интервью в студии Би-би-си для программы «Время завтракать». Ведущая выразила удивление, что до сих пор ни одна из крупных природоохранных организаций не провела антибраконьерской кампании, — ведь, сколько горя от браконьеров, если судить по нашему фильму. Я сказал ей, что сам удивляюсь.

Вскоре после того, как программа увидела свет в новостях Ай-ти-эн, мы продали наш фильм программе новостей Си-би-эс для демонстрации в Соединенных Штатах. Этим мы заработали кое-какие деньги, столь необходимые нам для финансирования следующей поездки. Теперь мы стояли перед дилеммой: либо вести переговоры — возможно, весьма длительные — о продаже нашего фильма другим телекомпаниям по всему миру, либо предложить его Всемирной службе теленовостей, которая передает программы новостей по спутниковой связи на весь мир, но не платит их авторам. Последний вариант гарантировал бы фильму немедленный и широкий отклик во всем мире, и это повлияло на наше решение. Правда, это лишало нас столь необходимых для ЕИА средств, но куда сильнее будет эффект от нашей кампании и куда быстрее дойдет до сознания публики, что такое торговля слоновой костью. А для нас это было самое главное. Решение оказалось оправданным. В считанные дни наши материалы увидели свет на первых полосах газет, и затем в течение многих месяцев они публиковались на страницах журналов.

Мы видели показанный в новостях Си-би-эс вариант нашего фильма; он оказался еще более впечатляющим, чем в редакции Ай-ти-эн. В нем нашлось место для маленькой Файоны, играющей в питомнике осиротевших слонят; при этом голос за кадром читал леденящий душу комментарий: «Все, что осталось от ее семьи, находится на полках магазина по соседству с вами». Си-би-эс также включила в программу архивные кадры, показывающие отстрел целого стада слонов — это было травмирующее зрелище, как огромные животные, одно за другим настигнутые пулями, бились в конвульсиях, прежде чем упасть бездыханными на землю. Кристина Стивенс сообщила, что эта передача породила волну протеста против торговли костью в Америке. Разве могло быть иначе? Пущенный нами снежный ком набирал скорость. В первых числах нового года окрыленный Эллан примчался в офис. «Отделение „Гринпис“ в Германии готово поддерживать нас шесть месяцев!» — восторженно воскликнул он. Отделение «Гринпис» в Германии всегда проявляло активный интерес к исчезающим видам, и в прошлом Эллан проводил расследования совместно с ними. Едва мы вернулись в Лондон, мы тут же сообщили им о миссионерах, занимающихся контрабандой слоновой кости; эта история, укрепившая в членах «Гринпис» решение помочь спасению слонов, побудила их предоставить нам грант в размере 50 000 долларов на продолжение расследования контрабанды слоновой кости.

За это время с нами искали контактов не менее четырех телевизионных компаний, каждая из которых планировала сделать фильм о торговле слоновой костью. Мы вели долгие дискуссии с Роджером Куком и его командой, которая готовит программы о расследованиях «Кук Рипорт» для Центрального телевидения. Компания приглашала одного из нас поехать с ними на месяц в Африку в качестве консультанта, но мы отклонили их предложение. «Кук Рипорт» собиралась лишь повторить наш материал, а связь с ними затруднила бы наши собственные расследования.

Первым, что я счел нужным сделать, было отправиться в Дубай. Кларк Бейвин из департамента рыбоохраны и дикой природы США сообщил нам, что если бы мы могли добыть документы, подтверждающие, что Дубай продолжает вывозить кость в Тайвань, Сингапур или Гонконг и после августа 1988 года, США будут вынуждены запретить импорт из этих стран. От ВВФ до нас донеслись слухи, что после того, как Гонконг закрыл лазейку, на воротах косторезных фабрик, в Джебель-Али появился замок; но мы не были в этом уверены. Дубай был далеко не самым любимым нашим местом на земном шаре, но, по крайней мере, одному из нас придется ехать туда и выяснять, остались ли фабрики на прежнем месте.

По понятным причинам мы всегда старались избегать проводить требующую точности или секретности работу в одиночку. Но драматическое развитие событий в Танзании побудило Эллана немедленно возвращаться туда. У нас в офисе ЕИА работало несколько добровольных помощников, и я попросил одну из них — Сьюзи Уоттс — отправиться в Дубай вместо Эллана. Сьюзи, полуангличанка-полуяпонка, провела детство в Танзании и с теплотой вспоминала о слонах, составлявших часть ее детского мира. А главное, она была куда очаровательнее, чем Эллан. «Чаще улыбайся арабским мужчинам, и они сами во всем сознаются!» — поддразнивал я Сьюзи.

…Прошла еще неделя, и вот мы со Сьюзи в Свободной зоне Джебель-Али — ставим машину и шагаем к корпусу 65-А, наслаждаясь средневосточным солнцем, которое греет нам спины: благодатная перемена после промозглого январского Лондона. Теперь я уже знал, за какие ниточки надо потянуть, чтобы без особого труда получить пропуск в Джебель-Али. Мы выхлопотали разрешение свободно разъезжать по зоне в течение нескольких часов.

Двери обеих косторезных фабрик были тщательно завинчены болтами. Я приложил ухо к двери «МК-Джувелри». В ответ — тишина: не слышно ни бормашин, ни китайской музыки, ничего. Мы побывали в смежных цехах и спросили, что случилось с косторезными фабриками.

— Они съехали в сентябре. Власти Дубая предписали им убраться, — сказал один начальник цеха.

— Они вернулись назад в Гонконг?

Наш собеседник покачал головой.

— Не думаю. Я слышал, что они перебрались в Аджман.

Хорошенькое утешение для ВВФ, не правда ли? Аджман — соседний эмират, всего в часе езды от Джебель-Али. Мы со Сьюзи решили было сегодня же съездить туда, но передумали: сначала правильнее было проделать кое-какую подготовительную работу да предварительно выведать, где находятся фабрики и работают ли они по-прежнему.

— Мы привезли вам фотографии.

Завотделом грузоперевозок недоверчиво взял у меня из рук снимок, но затем улыбнулся, узнав себя. Специально к этому визиту я заготовил целую папку фотографий, что мы отсняли в Дубае в ходе предыдущей поездки.

— Забыли, что ли? Мы-то закончили наш фильм о торговле, что снимали в прошлом году.

— Как же, помню, — улыбнулся он.

— Позвольте мне в последний разочек взглянуть на авианакладные, — продолжил я. — Они оказались очень полезными для нашего фильма. Нам нужно быть в курсе текущих контактов — хотим знать, какие компании экспортировали свои грузы в прошлом году, с тем, чтобы ввести свежие данные в наш фильм. Можно ли взглянуть на последние авианакладные?

Зав. отделом не высказал возражений, более того, и в этот раз позволил делать все, что хотим, с авианакладными. Теперь я знал, где искать, и поиски свидетельств не заняли мною времени.

— Взгляни, — прошептал я Сьюзи и подал ей пачку накладных на обработанную кость, отгруженную в Тайвань.

Именно это нам и надо было для требования окончательного запрета ввоза кости в США из Тайваня. Вот бы еще найти такие же доказательства в отношении Сингапура и Гонконга! Продолжение экспорта значило почти наверняка, что косторезные фабрики продолжают работу где-то в Объединенных Арабских Эмиратах. Я переснял ряд инкриминирующих накладных, а Сьюзи просто-напросто сунула их к себе в сумку: поскольку груз уже ушел, накладных едва ли кто-то хватится, а съемка была сделана для страховки: вдруг нам почему-либо не удастся вывезти подлинные свидетельства из страны, тогда остались бы хоть фотокопии.

Для помощи нам был придан служащий офиса, показывавший нам записи об импорте и помогавший в поисках. Мы просмотрели сведения по африканским авиалиниям, но — что вряд ли вызывало удивление — не нашли ни одного документа о слоновой кости. Впрочем, вскоре наш помощник, вытащив какую-то бумагу, помахал ею в воздухе.

— Взгляните, — с улыбкой сказал он, — вот так товар: зубы бегемота из Танзании.

— Правда? Как интересно, — сказала Сьюзи и нахмурилась: зубы бегемота приравнивались к слоновой кости.

— Кому адресован этот груз? — спросил я.

Наш помощник прочел адрес вслух:

— Компания «Аль-Редха Трейдинг» в Дубае.

Это была та самая компания, которая, по словам шотландского моряка, владела кораблем «Фадхил Аллах», перевозившим контрабандную кость.

Делая вид, что теряю интерес, я побрел в другой конец офиса и попросил чиновника помочь мне найти документы «Уганда Эйрлайнз». Взглянув через его плечо, я увидел, как накладная на зубы бегемота скользнула в сумку Сьюзи.

Вернувшись в номер, мы вытряхнули на постель содержимое сумки Сьюзи и принялись изучать наши трофеи. Подробности, которые мы узнавали из накладных, были интереснейшие. На накладной на зубы бегемота значился адрес экспортера в Танзании: Аль-Ваффа. Эллан мог бы с ним встретиться — он собрался лететь в Танзанию на этой неделе. Этим мог бы заинтересоваться и Коста.

Из остальных накладных было ясно, что косторезная фабрика Пуна «МК-Джувелри» по-прежнему являлась главным экспортером кости, каждые две недели отсылая груз в Тайвань, хотя и пользовалась услугами другой авиакомпании. Но была еще одна фирма, экспортировавшая кость, — «Дубай Трейд энд Траст», с которой мы ранее не сталкивались. Вместо адреса на накладной значился дубайский почтовый ящик. Я тут же созвонился с журналистом, которого помнил по своей первой поездке в Дубай.

— Вы слышали что-нибудь о компании «Дубай Трейд энд Траст»? — спросил я.

— Еще бы! — ответил он. — Будете смеяться, но я как раз сейчас делаю материал о его визите в Дубай. Все лимузины и вся охрана эмира отдана в его распоряжение.

— Чей визит? В чье распоряжение? — не понял я.

— Простите. Я думал, вы знаете. Мохаммед Файед. Компания «Дубай Трейд энд Траст» принадлежит братьям Файед. Они купили знаменитый лондонский универмаг «Хэрродс».

Вот след, по которому надо идти. Из дальнейших расспросов выяснилось, что штаб-квартира компании «Дубай Трейд энд Траст» находится в Международном торговом центре Дубая — импозантном небоскребе на шоссе Абу-Даби. На следующий же день я сунул выданную мне Ай-ти-эн видеокамеру в свой вещевой мешок, и мы со Сьюзи отправились по следу «Хэрродс».

Офис компании «Дубай Трейд энд Траст» находился на 20-м этаже торгового центра. Выйдя из лифта, мы оказались в фойе, устланном плюшевыми коврами. За столом сидела секретарь; позади нее был список всех компаний, связанных с «Дубай Трейд энд Траст». В конце списка значилось название, состоящее из единственного слова: «Хэрродс».

— Надо как-то заснять этот список на видео, — прошептал я Сьюзи. — С добрым утром, — сердечно приветствовал я секретаря. — Мы хотели бы отправить кое-что из наших вещей из Танзании в Дубай. Мне посоветовали обратиться именно к вам.

— Да, сэр. Я позвоню, сейчас к вам выйдут.

Она набрала номер, вышел молодой человек и провел нас в офис. Десять минут спустя мы вернулись в приемную, обещав молодому человеку позвонить, «когда будут уточнены данные».

— Вы не возражаете, если мы на минутку присядем? — спросил я секретаря.

— Пожалуйста. Будьте как дома, — улыбнулась она.

Сьюзи села рядом со мной. Я развязал мешок и вытащил оттуда видеокамеру. Список фирм, который мне хотелось заснять, находился позади нас. Выглядело бы слишком подозрительно, если бы я встал и начал снимать его открыто. Я несколько секунд подержал камеру на вытянутых руках и набросился на Сьюзи.

— Так я и знал! Сколько раз говорил: бережнее обращайся с камерой! — прорычал я.

На лице Сьюзи было написано удивление.

— Ну, вот же, сломана! Видишь, в окошечке нет картинки.

— Я обращалась с ней бережно, — запротестовала она. — Ты что-то сочиняешь, она не могла сломаться.

Я встал и сделал несколько шагов по приемной, прижав глаз к окошечку, а затем посмотрел в глаза Сьюзи.

— Ни черта не работает, — сердито сказал я и направил камеру прямо на перечень компаний. — Да, починка влетит нам в копеечку.

Как я и думал, секретарь, не желая быть свидетелем столь неприятной семейной сцены, и не глядела в нашу сторону.

— Ей-богу, я обращалась с ней бережно, — сказала Сьюзи, — ума не приложу, как это могло случиться.

Видно было, что она вот-вот зальется слезами. Я и не подозревал в ней такую замечательную артистку.

— Хочешь, не хочешь, а придется искать мастерскую, — холодно сказал я. — Пойдем.

Как только за нами закрылись двери лифта, Сьюзи снова набросилась на меня с протестами.

— А что бы изменилось, если б она работала? Нам все равно не удалось бы заснять этот список, не вызвав подозрений.

Похоже, она и вправду была в отчаянии.

— А что, ремонт действительно стоит так дорого?

Я чувствовал, что виноват.

— Извини меня, Сьюзи. Я думал, ты так здорово вошла в роль. Так ты не поняла, зачем мне все это было надо? — улыбнулся я. — Камера-то в полном порядке. Просто иначе этот список было никак не заснять.

Сьюзи мгновение потрясенно смотрела на меня, а затем разразилась смехом.

Мы договорились побывать в ходе нашей поездки в компании «Аль-Редха Дженерал Трейдинг», той самой, в чьей собственности находилось судно «Фадхил Аллах». Адрес мы нашли на авианакладной. Оказалось, под столь помпезным названием скрывается крошечный магазинчик одежды в старой части Дубая. Мы поставили машину на стоянку при коммерческом банке; Сьюзи проверила микрофон, скрытый за брошью у нее на блузе, и подключила маленький диктофон, спрятанный под ремнем у нее на джинсах. Впервые за все время наших расследований она явно нервничала.

— Ничего, сойдем за туристов и разведаем, что там происходит, — успокоил я Сьюзи. — Не будем напрашиваться на неприятности — их и не будет. А знаешь что? Давай-ка сойдем за молодоженов, о’кей?

Сьюзи неуверенно взглянула на меня, улыбнулась — и мы, взявшись за руки, направились к выходу.

Магазинчик и в самом деле был крошечным, с небольшим офисом позади торгового зала. Араб и два индуса восхищенно смотрели на Сьюзи, пока я копался в грудах тщательно упакованных рубашек и джинсов.

— Как тебе вот эти, милая? — спросил я, вытащив пару голубых джинсов.

Сьюзи бросила на меня озорной взгляд.

— Я предпочитаю, когда ты носишь черные. А ну-ка примерь!

Я подобрал пару черных джинсов, и араб повел меня через офис в маленькую примерочную за лестничным пролетом. Я заметил, что лестница ведет в более крупный офис — должно быть, там-то и совершаются операции «Аль-Редха». Надев пару джинсов, я вернулся в магазин, где Сьюзи мило болтала с тремя мужчинами — от ее былой нервозности не осталось и следа.

— Маловаты что-то. Примерю-ка другие, — пробормотал я, чтобы не прерывать ее разговор.

Сьюзи поглядела на меня.

— Вот это да! Три месяца не прошло, как поженились, а ты успел отрастить брюшко! Дождешься, что будешь по целым дням искать для себя пятьдесят восьмой размер!

Я скорчил ей кислую мину. Мужчины загоготали на мой счет. Взяв еще три пары джинсов, я снова скрылся в том же направлении. Осматриваясь, я с опаской взобрался по лестнице.

Офис наверху был куда больше, чем тот, что находился внизу. Внутри — телефоны и телекс, но никаких следов обычной для офиса бумажной работы. И уж тем более никаких инкриминирующих документов. Очевидно, хозяин офиса был или сверхаккуратным, или сверхбдительным.

Спустившись вниз, я надел пару джинсов и вернулся к Сьюзи. Она с мужчинами зашла в дальний угол магазинчика и с интересом разглядывала покрытый стеклом стол. Под стеклом — уложенные рядками комплекты африканских банкнот.

— Какие милые бумажки! — воскликнула Сьюзи. — Вы, наверно, часто бываете в Африке. Я не знала, что джинсы оттуда.

— Да нет, — ответил араб, — я не за джинсами туда езжу. За слоновой костью!

— Правда? Как здорово! Куда вы за ней ездите? — спросила Сьюзи с невинным видом.

— Да куда только не ездим! И в Танзанию, и в Бурунди, и в Замбию, и в Руанду, и в Кению, — хвастался он.

Я сделал вид, что мне это безразлично, и взял еще одну пару джинсов для примерки, чтобы дать Сьюзи еще пять минут для расспросов. Наконец я вернулся, остановив свой выбор на паре джинсов, и присоединился к разговору.

— А что вы потом делаете с этой костью, посылаете в другие страны? Здесь-то она зачем? — бросил я якобы мимоходом, подавая пару джинсов, чтобы мне ее завернули.

— Кое-что посылаем, но большую часть обрабатываем здесь же, на фабриках, — ответил он.

— Как, в самом Дубае? — спросил я и осекся.

К счастью, он не заметил изменения тона моего голоса. Взгляд его был устремлен на Сьюзи.

— Да, а еще в Аджмане, недалеко от здания муниципалитета. Мы везем кость из Танзании в небольшой дубайский порт Хамрийя. Там все законно, никаких проблем, — благодушно сказал он, протягивая мне сдачу.

— А неплохо было бы посетить эти фабрики, — сказала Сьюзи. — Не знаете, кто ими владеет?

— Китайцы, — бросил ее собеседник и на мгновение задумался — очень уж хотелось ему угодить Сьюзи. — Сейчас у них Новый год, и все боссы сейчас в Гонконге, но фабрики могут быть открыты. Дубайская фабрика находится близ транспортной развязки имени Обороны.

Сьюзи осмотрелась в поисках стула и, усевшись, раскрыла сумочку.

— Вы не возражаете, если я закурю?

Ни один из троих не возражал. Никто из них не запротестовал, когда она вынула фотоаппарат и сфотографировала их — «я так хочу, чтобы у меня осталась память о вас, когда вернусь домой». Очевидно, они решили, что так и должно быть, и охотно позировали, гордясь собой.

— Как вас зовут? — спросила она проболтавшегося контрабандиста, когда мы уже собрались уходить.

— Абдулла Ямви, — произнес он внушительным тоном. — А моего босса зовут шейх Абдулла Али Бамакрама.

Указанная транспортная развязка находилась на границе Дубая, на дороге в Джебель-Али. Мы припарковали машину и начали бродить вокруг в неведении, где что искать, пока Сьюзи не наткнулась на валявшийся неподалеку от здания «Шейх Рашид» деревянный упаковочный ящик с надписью: «Сделано в Бурунди. Ки Лунг, Тайвань». Цель наших поисков была где-то рядом! На другом валявшемся рядом ящике значилось содержимое: зубоврачебные бормашины; надпись была на китайском и английском. Наконец, рядом лежал еще железный сундучок с наклейкой авиакомпании «Эйр Зимбабве».

Мы спросили у одного-двух прохожих, не знают ли они, что находится в здании. Нам сказали, что его занимает местная компания «Белон-Трейдинг», но, как и предупреждал приятель Сьюзи Абдулла Ямви, она не работала по случаю китайского Нового года. Не важно. Самого факта ее существования достаточно, чтобы развеять миф, будто дубайские косторезы остались не у дел.

Я побывал в Статистическом управлении, справившись о новейших данных по экспорту-импорту. Более всего я интересовался данными по торговле с августа 1988 года, но, к моему огорчению, эти сведения еще не были готовы. Впрочем, я обнаружил, что свыше шестнадцати тонн кости было вывезено из Танзании за первые девять месяцев 1988 года. Это будет интересно и Косте, подумал я. Дубай ввозил также кость из Бурунди, Кении, Зимбабве, Камеруна, Греции и Англии. Крупнейшими же получателями были Гонконг и Тайвань, не говоря уже о Сингапуре.

Придерживаясь выработанной нами политики, самую рискованную, как мы ожидали, часть расследования — поиск аджманских фабрик — мы оставили напоследок. Прежде мы решили заручиться каким-нибудь официальным прикрытием, и Сьюзи, дозвонившись до офисов правительства Аджмана, договорилась о встрече с советником управления экономики.

Аджман разительно отличается от Дубая и других эмиратов. Он меньше и беднее, чем соседи, с пустынными, грязными и немощеными закоулками. Чиновники, расшибаясь в лепешку, чтобы помочь нам со съемками «фильма о торговле», устроили нам экскурсию в Свободную зону Аджмана. Она оказалась в самой запущенной части порта — куда там до оснащенного по-современному Дубая! Нас таскали от одного предприятия к другому — но нигде ничего имеющего хотя бы отдаленное отношение к торговле костью. Я неоднократно пытался склонить нашего гида к разговору о кости, но, сколько ни пытался заговаривать о китайских предприятиях, ремеслах или изготовлении украшений, наталкивался лишь на пустой взгляд. Мы сделали вид, что интересуемся другими производствами, но, похоже, день у нас пропадал зазря, пока в ходе нашей поездки по зоне порта с нашим гидом мы не очутились перед небольшим каботажным судном.

Что-то в его внешнем виде заинтриговало меня. Корабль был явно старым, но красили его совсем недавно, и притом в яркую окраску; корпус судна был светло-голубым. Я наклонился, чтобы прочесть название, и обомлел. Это был тот самый «Фадхил Аллах», с известия о контрабандных операциях которого началась вся наша кампания.

Сьюзи и я одновременно записали это название и, недолго думая, отправились поговорить с командой, которая болталась без дела на набережной. Я не ошибся в способностях Сьюзи сводить с ума мужчин-арабов: минута — и нас уже встречали на борту как дорогих гостей и представили самому капитану. Увы, то, что мы услышали, нас разочаровало.

— Моя компания лишь недавно приобрела этот корабль, — сказал капитан. — Вот только что сделали рейс в Бомбей.

Стало быть, судно уже не принадлежит шейху Абдулле Али Бамакрама.

Но Сьюзи не отступала.

— Меня всегда захватывали судьбы кораблей. Не поведаете мне историю этого?

Снисходительно улыбаясь, капитан наклонился и отпер буфет.

— Вот судовой журнал за последние несколько лет, — сказал он и протянул Сьюзи растрепанный журнал. — Посмотрите, если вам угодно.

В журнале были записаны маршруты, даты, имена членов экипажа, названия портов захода за последние пару лет.

— Можно сфотографировать несколько страниц? Просто на память о вашем корабле, когда вернемся домой, — попросил я.

— Безусловно.

На второй странице обложки значилось имя Саид Фарадж — это было имя агента в Момбасе, которое два года назад называл нам шотландский моряк. Я тут же сфотографировал эту страницу. Я стал листать дальше, и мне в глаза бросались названия портов захода — Могадишо, Ламу, Момбаса, Танга, Дар-эс-Салам — все крупнейшие порты в Восточной Африке, через которые вывозится контрабандная кость. Теперь не оставалось ни тени сомнения в достоверности информации, побудившей нас удариться в эту кампанию.

Как бы там ни было, но нам не удавалось выцарапать из аджманских чиновников даже намека на то, где могут располагаться косторезные фабрики. Единственное, чем мы располагали, — это сведения, сообщенные Сьюзи Абдуллой Ямви из «Аль-Редха Дженерал Трейдинг». Распростившись с нашими гидами, мы поехали к зданию аджманского муниципалитета, которое назвал Абдулла. Было жарко и пыльно. Мы обратили внимание на свежевыстроенные пристройки к зданию. Туда мы и направились. Так и есть: подойдя возможно ближе, я безошибочно расслышал знакомый звук сверления.

— Вот они где! — прошептал я Сьюзи, включившей потайной диктофон. Видеокамера, правда, пока нацеленная в землю, тоже заработала.

Стеклянная дверь фабрики была прикрыта газетами, явно от посторонних глаз. Наружный металлический затвор был вытащен на одну треть.

— Улыбайся, — проинструктировал я Сьюзи. В ответ она скорчила мне рожу. Открыв дверь толчком, мы вошли внутрь.

В нашу сторону обернулись десятки изумленных лиц. Судя по всему, большинство работающих были индийцы или пакистанцы.

— Привет! Мы из компании «Фильм-Лондон», — заявил я на весь цех. — Мы снимаем фильм о промышленности Аджмана. Что вы производите? Нам так любопытно!

— Здесь никого нет, — ответил один из индийцев. — Через неделю прибудет мистер Пун.

Тут какой-то китаец, одетый в нечто подобное пижаме, выскочил за дверь. Остальные немедленно прекратили работу и столпились вокруг нас, силясь понять, что происходит. Фабрика оказалась еще меньше, чем в Джебель-Али; она состояла из двух цехов, вдоль стен которых стояли сверлильные машины. На полу валялся мешок, из которого в беспорядке рассыпались бивни. Никаких признаков изготовления печатей или крупных резных изделий. Судя по всему, все занимались изготовлением бус. Наполненные ими пластмассовые пакеты были сложены у одной из стен.

Я вынул фотоаппарат, и тут же всеобщее изумление сменилось гневом.

— Вы не имеете права здесь снимать! — кричал рабочий, с которым я только что разговаривал. Пользуясь тем, что рабочие сгрудились вокруг меня, Сьюзи проскользнула с видеокамерой в соседний цех.

— Мы направлены сюда правительством Аджмана, — соврал я. — Они разрешили нам снимать здесь все, что угодно.

Это заявление вроде утихомирило рабочих, но они по-прежнему смотрели с подозрением. Тем временем я лихорадочно отщелкивал кадр за кадром.

Вдруг дверь распахнулась — это вернулся китаец и заорал на нас на кантонском наречии.

— Он из Гонконга. Очень волнуется, — сказал индус, хотя в объяснениях не было никакой необходимости.

Я продолжал снимать, чем окончательно вывел китайца из себя. Вынув из кармана листок бумаги, он стал набирать номер телефона. По цифрам я понял, что номер международный. Я подошел и взглянул на листок; на нем значилось два номера. Не обращая внимания на свирепые взгляды китайца, я переписал номера к себе в блокнот. В этот момент вошла Сьюзи с улыбкой на лице, хотя в улыбке ее явно ощущалась тревога.

— Поехали отсюда, Дейв, — шепнула она краешком губ. — Я не в восторге от сегодняшней съемки. Я держала камеру на уровне пояса, чтобы они не видели. Боюсь, из этого ничего не получится.

— О’кей. Дай сюда камеру, я сниму все как надо, и поехали, — сказал я. Теперь нам, похоже, терять было нечего — маска сорвана и поэтому можно было рисковать чем угодно. Но эта возможность, очевидно, была последней.

Бросив уставившимся на меня рабочим безмятежную улыбку, я направил объектив видеокамеры на пакеты с бусами. На одном из них я заметил название «Ф-ка Фунь» — это была одна из сингапурских фабрик Пуна, посылавшая полуфабрикаты в Гонконг. Однако в этом году Сингапур еще не значился в официальной статистике в качестве направления экспорта слоновой кости из Дубая. Если так, значит, Соединенные Штаты внесли Сингапур в «черный список». Тогда каким же кружным путем она шла? Или декларировалась на таможне под видом чего-то другого?

Сьюзи прервала мои раздумья.

— Ну, поехали же, Дейв, — умоляла она, — ну, ради Бога!

Что касается китайца, единственного не уехавшего из Аджмана на празднование китайского Нового года, он продолжал неистово набирать номер, когда мы вышли. Вернувшись в гостиницу, я поискал у себя в папках визитную карточку Пун Тат Хонга, которую тот вручил мне при знакомстве в Гонконге. Я сравнил два телефонных номера на карточке с теми, по которым менеджер безуспешно пытался дозвониться. Как я и подозревал, одним из них был номер фабрики Пуна в Гонконге. Другой — номер магазина по продаже кости в Коулуне. Через каких-нибудь несколько часов семейство Пун поймет, что их аджманские фабрики разоблачены.

— Пакуй сумку, — сказал я Сьюзи. — Пора домой.