Добыча, захваченная на асьенде «Райское яблоко», включала в себя несколько откормленных свиней, пять тысяч песо в звонкой монете, столовое серебро, какао, табак, одежду, шелк, хлопок, усыпанное жемчугом золотое распятие, холодное и огнестрельное оружие и женские украшения.

 Известную ценность представляла также Глория Бенавидес. Ее можно было использовать в качестве прислуги, а позже продать на Ямайке какому–нибудь состоятельному плантатору или трактирщику.

 Доставив добычу на борт баркалоны, которую они переименовали в «Плутовку», флибустьеры переночевали в устье Санта–Марты, а в шесть часов утра снялись с якоря и при ветре от норд–оста вышли под парусами в открытое море, ведя за кормой каноэ. Спустя час они привели южную оконечность мыса Кабана на норд и, придерживаясь западного курса, пошли к Москитовому острову. Там решено было выгрузить все добро на берег и разделить в соответствии с обычаем.

 Подсчет денег не потребовал от пиратов чрезмерного напряжения мозговых извилин: на «Санта Барбаре» они захватили двенадцать с половиной тысяч песо, на асьенде — пять тысяч, итого — семнадцать с половиной тысяч. Столовое серебро они взвешивали и приравнивали один фунт к десяти песо, а, кроме того, каждый должен был получить более чем на сотню песо табака, шелка и предметов туалета.

 Вся вышеназванная добыча была разделена по правилам шасс–парти, причем капитан Рок, получая свою долю, первым поклялся на Библии, что не возьмет ничего лишнего. Так жe поступили все остальные разбойники.

 Та часть добычи, которую невозможно было разделить на всех — оружие, хлопок, какао, женские украшения и золотое распятие, — пошла в общую казну. Любой пират, который претендовал на ту или иную вещь из общего сундука, мог заплатить за нее наличными и стать ее полноправным владельцем. Если на одну вещь претендовали не менее двух разбойников, устраивали аукцион. Нераспроданные товары позже можно было сбыть на рынках Ямайки или Тортуги, а выручку поделить поровну между участниками похода.

 Когда деньги и товары были разделены, пираты неожиданно затеяли спор по поводу того, во сколько монет им следует оценить испанскую пленницу. Ее благородное происхождение, молодость и красота делали ее весьма лакомым кусочком, за обладание которым люди с тугими кошельками могли заплатить хорошие деньги.

 - Я думаю, — сказал Фрэнсис Тью, — эта девчонка стоит не меньше пятисот песо.

 - Пятьсот песо? — удавился бомбардир. — Господь с тобой, Фрэнсис! Я еще не встречал девок, которые стоили бы больше трехсот.

 - Бразилец! — окликнул вожака Пузатый Якоб. — А не позабавиться ли нам со столь дорогой игрушкой?

 Обращаясь к капитану, Якоб в то же время искоса поглядывал на Джона Боулза. Последний сидел на своем сундучке, с мрачным видом попыхивая трубкой.

 Рок Бразилец оторвался от бутылки вина и, облизнувшись, процедил:

 - Если с ней переваляется вся команда, она упадет в цене. На кой черт тогда везти ее в Порт–Ройял?

 - А ежели я выложу за девчонку триста монет, ты отдашь ее мне? — осклабился Пузатый Якоб.

 - Я торгами не заведую, — буркнул капитан. — Обращайся к Железнобокому, он у нас квартирмейстер.

 - С Железнобоким опасно иметь дело, — покачал головой Якоб.

 - Почему же? — поинтересовался Джон Боулз.

 - Так ведь ты уже спровадил одного претендента на тот свет.

 - Он хотел взять сеньориту, не заплатив братству ни шиллинга. А сколько ты, Пузатый, готов дать за нее?

 - Я же сказал — триста.

 Боулз обвел разбойников пристальным взглядом и, сплюнув себе под ноги, спросил:

 - Джентльмены, кто из вас согласен поучаствовать в торгах и дать за девчонку больше?

 - Ищи дураков! — захохотал Ян Кун. — Кто захочет отдать за какую–то тощую бабенку несколько сот монет? На Ямайке за сто монет можно купить себе дюжину таких же.

 - Это твое дело, — сказал Боулз, вытряхивая пепел из трубки. — Повторяю свой вопрос, джентльмены. Кто из вас желает потягаться с Пузатым Якобом и, добавив к тремстам еще одну сотню песо, купить сеньориту?

 Вопрос квартирмейстера остался без ответа.

 - Ну что ж…

 И вдруг случилось то, во что взрослым мужчинам трудно было поверить. Юнга Робин несмело поднял руку и срывающимся голосом воскликнул:

 - Я! Я дам за сеньориту четыреста монет.

 Все взоры обратились в сторону четырнадцатилетнего флибустьера. Послышался чей–то грубый смех.

 - Кто бы мог подумать, что наш метис окажется таким бабником, — игриво промолвил лекарь Питер Грааф. — Браво!

 Черты лица Робина исказились, а уши и щеки сделались пунцовыми.

 - Я сказал: даю за пленницу четыреста песо! — Голос его дрожал от ярости. — Кто даст больше?

 - А что ты с ней будешь делать? — полюбопытствовал Бэзил Блейк.

 - Заставит ее стирать свои дырявые штаны, — прыснул со смеху Длинный Пьер.

 Робин проворно выхватил из–за пояса пистолет и навел его на нормандца.

 - Сначала я заставлю тебя извиниться! — заорал он, брызжа слюной. — Или, даю слово, продырявлю твою шкуру.

 Длинный Пьер не ожидал от мальчишки подобной прыти и замер с открытым ртом, не в силах вымолвить ни слова.

 - Ну! — нетерпеливо топнул ногой Робин. — Попробуй вытащить свою пушку и доказать всем, что ты крутой. Попробуй, если успеешь!

 Нормандец побледнел и стоял, не зная как поступить. С одной стороны, ему не хотелось унижаться и просить у юнги прощения; с другой стороны, он понимал, что стоит ему сделать неосторожное движение, и юнга не замедлит всадить в него пулю. Попасть с десяти шагов в такого здоровенного увальня, каким был Пьер, способен был даже косоглазый.

 - Ладно, приятель, — нормандец попробовал улыбнуться, — я пошутил. Приношу свои извинения.

 - Принимается, — ответил Робин.

 В ту же секунду в руке Длинного Пьера появился нож. Пригнувшись, он метнул его в юнгу.

 Робин, не успевший еще опустить пистолет, ахнул и непроизвольно нажал на спусковой крючок. Эхо выстрела глухо отозвалось в соседнем лесу.

 Пуля пробила нормандцу грудь. Пошатнувшись, он выпучил глаза, сделал два нетвердых шага в сторону стрелявшего и, словно подкошенный, рухнул на землю.

 - Я не хотел его убивать, — прошептал Робин, испуганно озираясь по сторонам. — Он вынудил меня…

 - Не оправдывайся, — оборвал юнгу Рок. — Ты отправил его к праотцам честно… Эй, Обри! Убитый был твоим компаньоном, не так ли?

 - Да.

 - Так оттащи его труп подальше отсюда и закопай.

 Оливье Обри хмуро кивнул.

 Весельчак Томми ленивой походкой подошел к квартирмейстеру и, покусывая ноготь на мизинце, процедил:

 - Джон, отдай девчонку метису. Больше, чем он, за нее все равно никто не даст.

 - На Ямайке или Тортуге за нее можно получить пятьсот, а может, и больше, — возразил Боулз.

 - Робин готов уплатить за нее наличными сейчас, — напомнил Флетчер.

 Железнобокий поднялся с сундучка, расправил могучие плечи и задумчиво произнес:

 - У меня в Порт–Ройяле есть тетка. Она уже стара и нуждается в служанке, которая могла бы присматривать за ней. Пожалуй, я куплю эту девчонку для нее.

 - За сколько? — сощурился Рок, обмахиваясь шляпой.

 - За пятьсот.

 Кто–то из пиратов удивленно присвистнул.

 - Отдаю за нее всю свою долю, — не пожелал сдаваться Робин. — Кладу на бочку шестьсот!

 Разбойники, столпившиеся полукругом возле участников аукциона, отказывались верить своим ушам. Поведение юнги сначала казалось им игрой, детской забавой, но теперь у многих возникли сомнения по поводу того, все ли в порядке у него с головой.

 - Малыш, ты, случайно, не перегрелся на солнце? — спросил у Робина капитан. — Или, может, поединок с Длинным Пьером настолько потрясла тебя, что ты утратил способность трезво смотреть на вещи?

 - Я вправе распорядиться своей долей так, как сам того желаю, — упрямо стоял на своем Робин.

 - Конечно, — кивнул Бразилец. — Но позволь тебе заметить, что за такие деньги ты мог бы купить себе на Ямайке целый гарем.

 - Капитан, мне не нужен гарем. Я хочу купить пленную сеньориту.

 - Поступай, как знаешь.

 - Постой, Робин, — мягко сказал квартирмейстер. — Не спеши. Ты, кажется, забыл, что моя доля добычи несколько больше твоей.

 - Неужели вы…

 - Да, сынок, я дам за Глорию Бенавидес семьсот песо — и закончим на этом! — Железнобокий обвел пиратов взглядом, в котором читался вызов. — Вы слышали, джентльмены? Я сказал, что покупаю испанскую пленницу за семьсот монет. Кто может дать за нее больше? Никто? Тогда прекратим торги.

 Через четверть часа Боулз зашел в букан, в котором держали в заточении Глорию, и объявил, что отныне она находится в его власти и под его защитой.

 - Если кто–либо обидит тебя словом или попытается совершить над тобой насилие, — сказал он напоследок, — дай знать об этом мне и, клянусь, обидчик пожалеет о том, что родился на свет.

 Глория никак не отреагировала на это заявление флибустьера. Она сидела в темном углу на тростниковой циновке — после всего пережитого ноги не держали ее, — и в ее потухших, красных от слез глазах застыла смертельная тоска.

 На Москитовом острове пираты провели всего два дня, после чего вывели «Плутовку» в открытое море. Сильное течение, шедшее в направлении норд–вест, ударяло судно в наветренную часть носа и сбивало его под ветер, поэтому Флетчер предложил Бразильцу идти на зюйд–зюйд–ост — это был один из способов держать полнее. Ночью заштилело, и баркалона вынуждена была лежать в дрейфе до семи утра, когда снова засвежело — на сей раз от норд–норд–веста — и пираты, поставив все паруса, смогли двинуться кратчайшим путем в сторону Ямайки.

 На подходе к Порт–Ройялу разбойники встретили небольшую рыбацкую барку, владелец которой охотно поделился с ними свежими новостями. Оказалось, что за время их отсутствия на острове успел обосноваться новый губернатор.

 - Кто же он? — спросил Рок.

 - Полковник Модифорд.

 Будучи двоюродным братом прославленного генерала Джорджа Монка, получившего от короля Чарлза II титул герцога Альбемарля и пост заместителя верховного лорда–адмирала Англии, сэр Томас Модифорд был назначен его величеством не только губернатором Ямайки, но и «адмиралом на всех морях и берегах вокруг названного острова с полномочиями учредить один или несколько адмиралтейских судов для слушания и решения всех флотских дел и вопросов, со всеми иными полномочиями, соответствующими посту и службе вице–адмирала, выполняя в силу данного поручения указания и инструкции нашего возлюбленнейшего брата герцога Йоркского, великого адмирала Англии». В инструкциях, датированных 18 февраля 1664 года, Модифорду предписывалось «запретить выдачу каперских свидетельств, поощрять торговлю и особенно сохранять добрые отношения с испанскими владениями», а также «подвергнуть заслуженному наказанию нарушителей, полностью возместить ущерб и удовлетворить пострадавших».

 Прибыв в Порт–Ройял 1 июня, Модифорд уже шестнадцатого числа издал прокламацию, которая запрещала антииспанские рейды и аннулировала ранее выданные каперские поручения, направленные против испанских подданных и их собственности. Однако не ясно было, каким образом новый губернатор, не располагавший военными фрегатами, сможет подчинить своей власти пиратскую флотилию, насчитывавшую до пятнадцати кораблей и от полутора до двух тысяч человек.

 Когда «Плутовка», салютовав Форт–Чарлзу, появилась на рейде морской столицы Ямайки и отдала якорь рядом с другими пиратскими судами, капитан Джордж Брэннинхэм первым приветствовал Рока Бразильца с борта своего легкого шестипушечного фрегата «Удача» и в завязавшемся разговоре подтвердил все то, что Рок узнал от владельца рыбацкой барки.

 - Однако я и мои люди не отчаиваемся, — добавил Брэннинхэм в конце беседы. — Каперство уже не раз запрещалось в этой колонии, но, слава Богу, живет и поныне.

 - Разделяю ваш оптимизм, капитан, — кивнул Бразилец. — Всем известно, что Порт–Ройял вырос и разбогател за счет таких людей, как мы с вами. Если умрет пиратский промысел, умрет и этот город.

 Вечером, сунув таможенному досмотрщику взятку, пираты с «Плутовки» беспрепятственно сошли на берег и тут же сбыли часть награбленной добычи ловкому еврею, назвавшемуся «мистером Мойшей». Если бы об этой сделке узнал Уильям Коллинз, он наверняка сильно изумился бы. До сих пор Рок и его дружки сбывали свои трофеи лишь ему или кому–либо из его агентов. Да и по договору, заключенному между хозяином таверны «Услада холостяка» и капитаном Роком, последний обязывался передать почти весь «урожай», собранный в этой экспедиции, в руки ненасытного ростовщика.

 Однако, еще находясь на Москитовом острове, Рок Бразилец и его команда пришли к мнению, что Красная Рожа — не тот деловой партнер, который им нужен. Награбленные ими товары он обычно скупал за бесценок, зато потом, когда пираты, пропив и проиграв свои деньги, оставались в одних рубахах, давал им ссуды под такие чудовищные проценты, что даже Гамбия — его рабыня и наложница — краснела от стыда.

 Приняв во внимание эти и иные соображения, флибустьеры с «Плутовки» решили впредь не показываться в «Усладе холостяка», а обосноваться в двух–трех портовых гостиницах. Рок Бразилец и его ближайшие компаньоны бросили якорь в «Доме для заезжих Джона Стивена»; Оливье Обри, Холера, Том–Гром и Касик Сэм нашли пристанище в соседнем трактире «Зеленый попугай» — заведении, которому гораздо больше подошло бы название «Зеленый змий»; часть буканьеров осела в публичном доме «Девственница», в то время как их старый вожак Джон Боулз отвел невольницу в дом своей вдовствующей тетки миссис Маргарэт Пикерсгилл.

 Небольшого наследства, оставленного этой бедной женщине покойным мужем, едва хватало на то, чтобы она не протянула ноги от голода, поэтому появление в ее доме еще одного рта в лице Глории Бенавидес было встречено ею без особого энтузиазма.

 - Не бойтесь, тетушка, — успокоил престарелую леди племянник, усаживаясь за стол, — содержание служанки не будет стоить вам ни пенни. Я уже принял ее на довольствие.

 - Говоришь, она испанка?

 - Да.

 - Католичка?

 - Не знаю. Должно быть…

 - Что она умеет делать?

 - Не знаю. Наверно, ничего.

 - Боже мой, — вздохнула миссис Пикерсгилл, качая головой. — И это называется «он привел в дом помощницу»!

 - Думаю, она сумеет справиться с любой домашней работой, — пожал плечами Боулз.

 - Почему она все время молчит? — продолжала допрос тетушка. — Прошло уже полчаса с той минуты, как вы ступили на порог этого дома, но я пока не услышала от нее ни одного слова.

 - Прошло уже больше недели с тех пор, как я купил ее, — сказал Боулз, — и все это время она хранит упорное молчание.

 - Да что ты! Может, она немая?

 - Нет.

 - Ты уверен?

 - Там, на Кубе, я слышал, как она кричала…

 - Зачем ты купил ее, Джонни?

 Боулз покосился на Глорию, тихо сидевшую на лавке у маленького запыленного оконца с остекленными деревянными переплетами.

 «Зачем?»

 Он сам уже не раз задавал себе этот вопрос и не мог найти на него вразумительного ответа. Из жалости? Вряд ли. В его огрубевшей душе давно уже не осталось места для этого чувства. Может, из желания обладать ее молодым красивым телом? Пожалуй, тоже нет. Если бы дело обстояло именно так, разве стал бы он столь долго изводить себя сомнениями? Определенно не стал бы. Зачем же ему понадобилась эта испанская пленница?

 Он сложил руки на груди и, взглянув исподлобья на миссис Пикерсгилл, философски изрек:

 - Тетушка, я всегда, сколько помню себя, совершал ошибки. Вся моя жизнь — цепь сплошных ошибок. И то, что я купил эту девушку, наверно, тоже является ошибкой. Но, поверьте, мне себя уже не переделать. Совершать ошибки — мое призвание, моя судьба, мой крест. Пока я их совершаю, я живу. Когда же я перестану ошибаться и начну поступать правильно, моя мятежная душа не перенесет этого и тут же покинет тело.