Глава 12.
Каменные великаны
– Начинайте же, и пусть Темное Небо, Тескатлипока явит свою волю! – сказал правитель хуастеков, а все его воины издали дружный крик.
– Укуси тебя Нидхёгг, – пробормотал Ивар, покрепче ухватив рукоять меча.
Противник улыбнулся, показав ровные белые зубы, шагнул вперед и чуть в сторону. Ивар отступил, ловя малейшие движения хуастека, положение ног, частоту дыхания, напряжение мышц и дрожание век.
Нерейд смотрел, как два бойца готовятся к схватке, ощущал, что волнуется и даже боится – не за себя, а за друга, с которым провел на одном драккаре столько лет.
Тело хуастека казалось высеченным из красного дерева, на руках вздувались могучие мышцы. Он выглядел опасным, как молодой ягуар, а с губ его не сходила улыбка.
Ивар топтался на месте, чувствуя себя неловко без одежды. По пояс был загорелым, а вот ноги белели, будто рыбье брюхо, копна выгоревших волос падала на плечи.
Опытный глаз мог заметить в движениях конунга легкую заторможенность, появляющуюся у того, кто сильно устал.
Зрители дружно вздохнули, когда обсидиановый меч, похожий на кусок ночного неба, метнулся вперед, туда, где только что стоял конунг. Но тот стремительно отскочил.
Бойцы заплясали, обмениваясь ударами, полетели искры, из толпы донеслись одобрительные возгласы. Хуастеки поддерживали своего, желали победы, поскорее выпустить кишки белоголовому чужаку.
Нерейд сжал кулаки, ощутил, что вздрагивает, про себя повторяя движения конунга.
– Давай! Бей! – выкрикнул Ульв. – Покажи, где йотуны зимуют!
Ивар словно услышал, задвигался быстрее, стал бить чаще. Хуастек прекратился улыбаться, торжество ушло с его лица, он все чаще отступал, забывая о том, чтобы атаковать.
– Еще, еще… – шептал Нерейд. – Дави, дави…
И тут Ивар самым жутким образом раскрылся. Точно безусый мальчишка, только взявший в руки меч, он остановился, не доведя удар до конца, безвольно развел руки.
Хуастек с гортанным ревом бросился в атаку, выбросил клинок, лицо его исказила довольная усмешка. И тут же краснокожий воин замер, глянул вниз, не веря в раздирающую живот боль…
Ивар отступил, из нанесенной им раны потекла кровь, закапала на землю. Хуастек сделал шаг в сторону, схватился за живот, упал тяжело, брякнул отлетевший в сторону меч.
Кто-то из викингов завопил, в толпе за троном правителя раздались удивленные возгласы.
Ивар стоял, тяжело дыша, едва удерживался на трясущихся ногах, молясь всем асам сразу, чтобы не упасть. Рассеченное предплечье дергало болью, но он чувствовал, что рана небольшая, скорее даже царапина.
Подставлялся, рисковал, пойдя на хитрость, но иного не оставалось – продлись схватка еще немного, хуастек взял бы верх.
– Ну что… – голос родился в груди слабый, как писк новорожденного котенка. – Что дальше?
– Темное Небо показало свою волю, – лицо правителя хуастеков было мрачным, точно маска грозного божества, на скулах набухли желваки. – И никто не посмеет пойти против нее…
Воины за его спиной стояли, опустив головы, другие мрачно зыркали на викингов, старик в плаще скалился, будто готовый завыть беззубый волк, его била крупная дрожь.
– Наш воин был силен и отважен, – продолжил правитель, – но теперь он возродится в свите Солнца. Что до вас, сыны Кецалькоатля, вы должны уйти немедленно!
– Куда… куда ты дел наших? – с усилием проговорил Ивар.
– Они сейчас на дороге в Теночтитлан, – правитель поморщился. – Я дам вам проводника, несколько мешков продуктов, воинов в сопровождение, чтобы вы могли спокойно уйти…
– Ишь, как перепугались, – Нерейд зло хохотнул. – Все готовы дать, лишь бы мы убрались отсюда! Эй, конунг, иди сюда, оденься, а то еще простудишься…
Викинги засмеялись. Ивар криво, одним уголком рта улыбнулся. Тяжело, неуверенно развернулся, сделал пару шагов и практически упал на руки собственным дружинникам.
Равнина была усеяна зелеными скалами. Покрывающие их округлые пупырышки испускали яркий белый свет, а скалы казались мягкими, словно творог, и подпрыгивали при каждом шаге Арнвида.
Серо-голубое небо нависало так низко, что эриль пару раз пытался подпрыгнуть, чтобы дотянуться до него, но ноги почему-то отказывались отрываться от земли.
Даже идти приходилось, шаркая.
Арнвид неспешно шагал, пытался понять, где он находится, как тут оказался. Мысли путались, все вокруг плыло, а руки с ногами порой начинали двигаться самостоятельно.
Он попытался остановиться, перед глазами мелькнуло что-то золотисто-алое. Воткнулось в землю, равнина со скалами с чудовищным грохотом рухнула куда-то вниз.
Тело пронзила острая боль. Арнвид судорожно вдохнул, услышал, как захрипело в груди. Облизал пересохшие губы, распахнул глаза, от обрушившегося яркого света брызнули слезы. Попытался шевельнуться, но понял, что связан, лежит на раскачивающейся твердой поверхности.
– И тогда прекрасная Шихекинецин зарезала сына, пролила его кровь на алтарь, – бормотал кто-то неподалеку, – обрадовались боги, получив жертву, кукуруза и табак дали всходы…
– Эх, какая история, – слезливо вздохнул другой голос. – Тебе бы жрецом быть!
– Смеешься, что ли? – польщенно хмыкнул рассказчик.
Арнвид повторно, на этот раз много осторожнее поднял веки.
Вверху колыхалось залитое светом, прозрачное небо, в стороны, насколько хватало глаз, простиралась мешанина хребтов и пиков. Сверкал лед на вершинах, зеленели леса на склонах.
Пейзаж вокруг мало напоминал окрестности Дома Неба.
Эриль чуть скосил глаза, обнаружил, что лежит на носилках, а их тащат на плечах четверо почти голых хуастеков.
Все тело ныло, во рту ощущался пакостный вкус, как будто туда вылили бадью помоев, голова тяжестью напоминала валун, а в животе что-то неприятно бурчало и дрожало. В голове бился один вопрос – сколько дней его несут вот так?
Арнвид ощутил, как наваливается слабость, как кружится все вокруг, и закрыл глаза.
В памяти вставали какие-то обрывки – дорога по краю пропасти, виднеющийся внизу лес, парящая в вышине хищная птица; костер в темноте, плюющийся искрами; мерзкий вкус трухи из грибов…
Носилки наклонились, веревки впились в тело, он невольно ухватился за край, чтобы не свалиться.
– Смотри, шевелится! – с тревогой в голосе воскликнул рассказчик. – Господин, быстрее сюда!
– Заешь вас Фенрир! – Арнвид открыл глаза, дернулся, но путы держали крепко.
Подбежал жрец, называемый Ицкоатлем, потянулся к висящему на поясе мешочку.
– Опять эта дрянь! – взвыл эриль. – Не надо! Клянусь чем угодно, я не буду убегать!
– Сыны Кецалькоатля свирепы и коварны, – проговорил жрец. – У меня приказ, и я должен его исполнять. Таков порядок мироздания – старшие приказывают, младшие повинуются.
– Что это? – Арнвид выпучил глаза, увидев в руках Ицкоатля штуковины, похожие на толстые зеленые пальцы, усеянные короткими мягкими шипами.
– Пейотль, чей дух силен, а плоть привязана к земле, – с благоговением проговорил жрец, – ешь, а не то мы заставим тебя силой.
– Меня тошнит от этой вашей дряни, – эриль скривился, но послушно открыл рот, ощутил, как губ коснулось жесткое и шершавое.
Пейотль оказался горьким, точно ивовая кора, а чтобы разжевать его твердую волокнистую плоть, приходилось работать челюстями. Рот одеревенел, онемение пошло по горлу.
Арнвид жевал, глядя на небо, на ползущие по нему облака, и чувствовал, как усиливается апатия, как становится все равно, где он находится, что с ним делают.
Эриля напоили, почти насильно, и он послушно проглотил теплую воду с неприятным привкусом, не обращая внимания, что она стекает на подбородок, льется по волосам.
А потом Арнвид уснул, словно провалился в глубокую темную яму.
Горы торчали со всех сторон, будто сооруженный богами исполинский частокол. Сырые леса побережья остались позади, глаза викингов натыкались лишь на камни и пятачки сухой и жесткой травы.
В вышине болтался неподвижный, точно приколоченный к небу орел.
– И долго нам идти вверх? – спросил Ивар у проводника, широкоплечего хуастека, по обычаю своего племени наряженного лишь в набедренную повязку и татуировку.
– Нет, – ответил тот, не оборачиваясь. – Завтра подъем закончится, дорога станет легче.
Проводник пошел впереди с того дня, как они покинули Дом Неба. Только вчера отстало навязанное правителем хуастеков сопровождение – отряд воинов человек в сто.
На их лицах в момент расставания не было печали, только облегчение.
– Ты доведешь нас до Теночтитлана, а потом двинешься назад один? – с сомнением в голосе поинтересовался Нерейд. – И дойдешь?
– Почему один? – на этот раз проводник обернулся. – Там наше посольство, с ними обратно и отправлюсь. Хотя если надо, я бы и один добрался. Я исходил все дороги отсюда и до самого залива Теуантепек…
– Выходит, что ты лазутчик, – сказал Ивар. – Должен знать об окрестных народах.
– Знаю, – хуастек не стал отпираться. – На севере живут чичимеки, «собачий народ». Не строят жилищ, не знают огня, обитают в пещерах и питаются сырым мясом, но в бою они – страшные противники…
– Тоже, что ли, перейти на сырое мясо? – Нерейд озадаченно почесал затылок.
– Ты и так страшен – дальше некуда, – хмыкнул Ивар.
– Далеко на западе, около озера Пацкуаро, богатого рыбой, – продолжил проводник, – обитают тараски, сбривающие волосы на теле. Южнее находятся земли отоми, а за ними, в стране Анагуак живут страшные мешики, свирепые потомки диких кочевников, чьи воины не знают жалости… Их называют еще теночки или ацтеки.
– Это они выстроили Теночтитлан? – с трудом выговорив название, осведомился Рёгнвальд.
– Они, – кивнул хуастек, в голосе его появилось отвращение. – Сотни лет жили, ютясь на островах посреди озера Тецкоко, но потом обманом и жестокостью покорили соседние племена, так что ныне императорские воины появляются от реки Пануко на севере до брошенных городов в стране Шикаланко…
– Да, аппетиты у них немалые, – Ивар кивнул, вспомнив рассказ правителя ольмеков о мешикских притязаниях. А те земли, по которым мы сейчас идем, принадлежат кому-нибудь?
– Разве что богам, – проводник выразительно развел руки. – Кто, кроме них, позарится на бесплодный камень?
Костер, сложенный из чахлых веточек, горел слабо, изредка выстреливал яркими искрами, но потом вновь съеживался, словно темнота давила на него, спешила поглотить.
Сидящему неподалеку Арнвиду огненный цветок казался живым существом.
Пленников второй день не кормили дурманом, но все трое оставались слабыми, ходили с трудом, так что мысли о побеге если у кого и возникали, то больше по привычке.
Сегодня после остановки викингов отвязали от носилок, позволили немного пройтись, размять руки и ноги, а потом усадили рядом, под присмотром бдительных воинов.
Хуастеки переговаривались, негромко смеялись. Гримгельмир спал, еле слышно похрапывая, Ингьяльд клевал носом, и только Арнвид сидел прямо, продолжая смотреть на огонь.
Послышались мягкие шаги, к костру подошел Ицкоатль.
– Есть хотите? – спросил он. – Могу предложить лепешки и сушеное мясо.
– С чего такая доброта? – еле ворочая языком, осведомился Арнвид. – Или мы скоро прибудем к цели? Нужно, чтобы преподносимые в подарок пленники выглядели хорошо?
– Все верно, – кивнул жрец. – Правитель мешиков разгневается, если ему подарят еле стоящих на ногах дохляков. Так что в ближайшие дни будем вас откармливать.
– Тащи еду, – при одной мысли о мясе в животе Арнвида выразительно квакнуло. – И попить чего-нибудь.
Ицкоатль махнул рукой, из тьмы вынырнул раб с мешком в одной руке и высоким кувшином в другой.
– Ешьте и пейте, – жрец поднялся. – Но даже не думайте о побеге.
Арнвид махнул рукой, показывая, что какой уж тут побег, потянулся к мешку. Первый кусок мяса сжевал медленно, едва ощущая вкус, во второй вцепился с остервенелым рычанием.
Ингьяльд шумно сглотнул, поднял голову.
– Еда? – в голосе звучало недоверие. – Или это мне привиделось?
– Настоящая, – ответил Арнвид, вытаскивая из мешка сложенную вдвое лепешку. – Присоединяйся.
С каждым проглоченным куском тяжелело в животе, по телу расползалась приятная истома.
– И правда, – Ингьяльд осторожно откусил, пожевал, глаза его хищно блеснули.
В вышине захлопало, будто в ночном небе непонятно откуда появился косяк диких гусей. Хуастеки, как по команде, уставились вверх, лица их стали белыми, как у обитателей Северных Земель.
– Нет, не может быть… – пробормотал Ицкоатль.
Хлопанье усилилось, Арнвид невольно пригнул голову, ожидая, что глупая птица свалится прямо на голову.
– На землю! – рявкнул жрец и первым брякнулся, уткнулся лицом, прикрыл уши руками.
Хуастеки один за другим упали ничком, точно подрубленные деревья.
– Может, сбежим? – предложил Ингьяльд.
– Куда? – махнул рукой Арнвид. – Клянусь медом Игга, я не в состоянии пройти и мили.
Хлопанье стихло, наступила полная тишина, даже ветер замолк, перестали трещать веточки в костре. А потом с севера донесся неприятный ритмичный звук – будто скрипела открывающаяся и закрывающаяся дверца.
– Ты уверен, что в еде нет какой-нибудь гадости? – Ингьяльд озабоченно заглянул в кувшин.
– Кто ж его знает? – Арнвид потянулся, коснулся плеча ближайшего воина. – Эй, приятель, что случилось? Не спи, а не то мы сейчас деру дадим. Намучаетесь потом ловить.
Хуастек дернулся, неразборчиво прошипел что-то, но головы не поднял.
Скрип усиливался, приближался, Арнвид вглядывался во тьму, но пока не видел ничего. Ингьяльд жевал, но все медленнее и медленнее, а лежащие на земле воины мелко дрожали.
– Ой… – сказал эриль, когда из мрака выступила гигантская фигура странных очертаний.
Костер, хоть и горел, но словно прижался к земле, почти не давал света. Явившееся из ночи существо напоминало человека, блестела кожа, черная и лоснящаяся, как смола.
– Мама, – прошептал Ингьяльд, когда гость сделал шаг вперед и эриль наконец сообразил, что на широких плечах нет головы.
– Вряд ли это она, – сказал он, оглядываясь в поисках оружия или хотя бы дров, чтобы подбросить в пламя и отогнать чудовище. – А вот наши приятели знают, что это за птица.
Существо шагнуло еще, вновь раздался скрип. Костер поднялся, затрещал, осветил прямоугольное отверстие в груди у ночного гостя, равномерно покачивающуюся в нем пластину.
– Дверь, – Ингьяльд почесал в затылке. – Ну и образина! Рядом с ним Йормундганд красавцем покажется.
– Как будто ты его видел, – хмыкнул Арнвид, ощущая, что страх развеялся без следа, оставив только любопытство. – Эй ты, иди сюда, угостим тебя лепешками. Только куда ты будешь их совать?
Гримгельмир заворочался во сне, перевернулся на спину, разбросал руки.
Черное существо отступило на шаг, на мгновение Арнвиду показалось, что оно выросло, превратилось в тень до неба, держащую в руке нечто круглое, исторгающее дым.
А потом все исчезло. В вышине прозвучал и затих хлопающий звук многих крыльев.
– Он ушел? – Ицкоатль осторожно поднял голову, огляделся.
– Кто это был? – поинтересовался Арнвид.
– Великий и могучий Черный Тескатлипока, тот, кто смотрит на нас с севера, – нараспев продекламировал жрец, – хозяин темного неба и ночного ветра, тот, кто видит все в дымящемся зеркале. Насылающий болезни и несчастья, дарующий победу и успех…
– Ладно тебе, – Арнвид махнул рукой, зевнул с тягучим завыванием. – Понятное дело – бог. Но почему у него нет головы?
Ицкоатль поперхнулся, глаза его выпучились, он спешно замахал руками.
– Хватит вопросов! Вы и так разговаривали с ним непочтительно и наверняка вызвали его гнев!
– Да ладно, я чего? – эриль сделал оскорбленную мину. – Вон Один без глаза живет – и ничего. А ваш значит без головы…
Ингьяльд спал, осоловев от сытости. Воины-хуастеки поднимались с земли, оглядывались, точно не веря, что грозное божество удалилось, в глазах, обращенных на Арнвида, плескался страх.
Текущая рядом с тропой речушка журчала негромко и музыкально, а сквозь прозрачную воду можно было разглядеть каждый камешек. От воды веяло свежестью, вдоль берега тянулась полоса густого кустарника, в то время как над сухими пустошами ветер носил облака пыли.
Третий день викинги шли по холмистому плато, со всех сторон синели горы, и все вокруг дышало таким покоем, что даже кровожадный Нерейд перестал ныть, что пора бы с кем-нибудь сразиться.
Тропа не выглядела заброшенной, но от самых хуастекских владений они не встретили никого. Сначала Ивар беспокоился, а когда спросил проводника, тот ответил, что середина лета, когда жара достигает пика – не лучшее время для путешествий.
Хуастек держался настороженно, сам в разговоры не вступал, на привалах сидел в одиночестве и даже ел отдельно.
– Что это там, впереди? – спросил Ивар, когда над южным горизонтом поднялась гряда зеленых холмов.
– Земли тольтеков, – не очень охотно сообщил проводник. – Народ это древний, но малочисленный и не воинственный, хотя, говорят, тысячелетия назад они были очень сильны.
Холмы приближались, стали видны прямоугольники обработанных полей, тянущиеся к солнцу побеги кукурузы, ходящие между ними люди – невысокие, узкоплечие и темноволосые, в длинных одеяниях из хлопка.
На чужаков они смотрели без особого страха, тут же возвращались к работе.
– Не боятся, что нападем? Надо же, – удивился Нерейд.
– Только глупец отважится пойти войной на тольтеков, – хуастек посмотрел на рыжего викинга с укором. – Их защищает древнее чародейство, созданное первыми правителями этих мест. Любой, кто убьет или возьмет в плен тольтека, погибнет в том же месяце от жуткой болезни, разъедающей внутренности, и земля не примет его прах!
– Удивительно, – сказал Ивар. – Хотя отважных бойцов из Северных Земель это не остановило бы.
Дорога поднялась на вершину одного из холмов. Забравшиеся на нее викинги увидели раскинувшийся внизу город. Раздались удивленные возгласы, все остановились в изумлении.
Огромный, точно Миклагард, он выглядел наполовину разрушенным. Высилась в центре исполинская пирамида в шесть этажей, рядом поднимались здания поменьше, изящные, ажурные, блестящие под лучами солнца. Вдоль широких дорог тянулись развалины еще более величественных строений, из руин торчали изваяния и стелы.
– Это Толлан, – сказал проводник.
– Мы должны зайти туда, – проговорил Ивар.
– Нет, – проводник нахмурился, покачал головой. – Помните о проклятии!
– Мы же не собираемся никого убивать? – конунг глянул на хуастека с удивлением. – Просто посмотрим и уйдем.
– Ладно, – проводник сдался. – Но Толлан лежит в стороне от нашего пути, так что потеряем время.
– Ничего, на такое зрелище его не жалко… – хмыкнул Ульв.
Спустились по склону, миновали рощу низкорослых деревьев с жесткими узкими листьями. У самой окраины города встретили группу тольтеков, бредущих спокойно и печально, глядя куда-то в землю.
Ивару, несмотря на гладкие лица и волосы без седины, они показались чудовищно старыми.
– Какие-то они… полупрозрачные, что ли, – заметил Нерейд.
– Такое ощущение, что их почти нет, – добавил Рёгнвальд. – Как и города.
Окраины Толлана выглядели громадной свалкой, оставшейся после строителей-великанов. Из хаоса каменных блоков, постаментов и обломков статуй поднимались небольшие пирамиды, прямоугольные, квадратные, и даже круглые, с обрушившими лестницами, обвалившимися украшениями.
Словно часовые, стояли вдоль дороги громадные колонны, стелы разных форм. Все покрывал толстый слой пыли, кое-где через камень пробивалась зелень, торчали пучки жесткой травы.
Ближе к центру стали попадаться жилые дома, сначала обыкновенные хижины, почти такие же, как у тотонаков и ольмеков, только из камня, потом более крупные.
Медленно надвигалась возвышающаяся над остальными домами громада центральной пирамиды.
– Почему тут все так разрушено? – спросил Нерейд. – Что случилось?
– Прежние вожди Толлана чем-то прогневали богов, – сказал проводник. – И те обрушили на эти места голод, землетрясения, наслали многочисленные раздоры и иные беды…
– Может, еще все возродится, – Ивар вздохнул, ощутил острую тоску по некогда царившей здесь красоте.
– Вряд ли, – Ульв помотал головой. – В жителях этого места нет огня, они все медленно умирают. Вы же видели их лица? Если только молодой народ поселится в этих развалинах, принесет свежую кровь.
– Сомневаюсь, что кто-то захочет поселиться в месте, проклятом богами, – хмыкнул проводник.
Толлан был на удивление тих, викинги ни разу не услышали громких голосов, детского смеха, словно шагали не по городу, а по исполинскому, уставленному надгробиями кладбищу.
На перекрестке столкнулись с процессией, участники которой были облачены в сморщенные, покрытые кровью одежды. Приглядевшись, Ивар вздрогнул от отвращения – обитатели Толлана облачились в содранную с людей кожу.
Тольтеки брели, что-то монотонно напевая, из разрезов в их губах, щеках и ушах текла кровь.
– Фу, гадость какая, – Нерейд сморщился, как чистюля при виде кучи мусора.
– Шипе Тотек – великий бог, – не очень внятно пояснил проводник.
Вышли на площадь, окруженную высокими, изящными зданиями.
Стены их сверкали, выложенные плитками из нефрита, лазурита и других цветных камней, на фасадах там и сям торчали алые и белые раковины, отличные от настоящих лишь размерами.
В центре площади высился громадный монумент, изображающий лежащего человека с огромным ртом в центре живота. Губы клыкастой пасти были вымазаны свежей, еще не просохшей кровью, а на постаменте лежали букеты цветов, красных, белых и розовых.
– Это что еще за страшилище? – поинтересовался Ульв.
Проводник смерил его взглядом, полным искреннего презрения.
– Чак-Мооль, – сказал он и отвернулся, два понять, что этим все сказано.
– Ну Моль так Моль, – несколько растерянно пробормотал Ульв.
За первой площадью открылась вторая, еще больше. Отсюда стал виден вход в недра громадной пирамиды, охраняемый двумя колоннами в виде покрытых оперением змей.
Стены нижнего яруса украшали барельефы – такие же змеи, раскинувшие крылья орлы, высеченные так искусно, что можно было различить каждое перышко и даже зрачок.
– Храм Утренней Звезды, Приносящей Свет, – сказал проводник торжественно. – Вашего отца.
– Отца? – удивился Ивар.
– Кецалькоатля, – хуастек изумился еще более, его темные глаза блеснули.
Из пирамиды вышел человек в ниспадающем до земли белом одеянии, неспешно пошел к викингам.
– Чего ему надо? – пробурчал Нерейд. – За осмотр денег не берут!
– Привет вам в сердце Толлана, чужеземцы, – сказал человек, ничем не показав, что услышал слова рыжего викинга. – Да будут благосклонны к вам боги.
– И к тебе, – настороженно ответил Ивар, заметив, как напрягся проводник.
– Благородный Топильцин хочет побеседовать с вами, – человек мягко улыбнулся и сделал приглашающий жест в сторону пирамиды.
– Кто? – Ивар положил руку на меч и тут же убрал, устыдившись ставшего привычным жеста.
– Правитель Толлана.
– Откуда он узнал о нас? – высунулся Нерейд.
– Он знает все о том, что творится на земле его предков, – человек в белом повернулся. – Пойдемте. Вашей жизни ничто не угрожает, кроме вашей собственной злобы.
– Чего он сказал? – возбужденно прошептал Ульв. – Я не понял.
– Засуньте мечи в ножны, а языки – в горло, – посоветовал Ивар. – Тогда, может быть и обойдется.
Человек в белом шел неспешно, край одеяния волочился по земле, но грязь странным образом к нему не приставала.
Когда подошли к пирамиде вплотную, Ивар заметил, как каменные змеи чуть повернули головы, следя за гостями. До слуха донеслось еле уловимое шипение, смешанное с орлиным клекотом.
Окунулись в темноту прохода, где пахло пылью и камнем, впереди забрезжил багровый свет.
– Так я не понял, их правитель что, живет в храме? – спросил Кари, до которого все, как обычно, доходило не очень быстро.
Ивар только вздохнул.
Открылся зал, где убрался бы небольшой поселок вроде Хальтдалена. Своды терялись во мраке, на стенах пылали светильники в форме чаш, в высоту уходили необычной формы колонны.
Приглядевшись, Ивар ощутил невольный трепет – крышу поддерживали исполинские фигуры воинов. Несмотря на тьму, конунг рассмотрел их глаза, блестящие и печальные.
– Йотуны… – отчаянно прохрипел Нерейд, раздался шорох извлекаемого из ножен клинка.
Ближайшая фигура зашевелилась, поднялась рука толщиной со ствол векового дуба. Послышался скрежет, сверху полетели мелкие камушки, а в недрах зародился тяжелый и очень грозный рокот.
– Я же сказал – вам ничего не угрожает, кроме вашей злобы, – провожатый обернулся, посмотрел укоризненно.
– Меч на место! – рыкнул Ивар.
Лязгнул задвинутый до упора клинок, статуя медленно и очень плавно встала на место, вновь став просто камнем. Рокот стих.
– Вот и отлично, – человек в белом улыбнулся, пошел дальше.
За статуями обнаружился ярко освещенный закуток, стоящее у стены низкое кресло из черного дерева.
Сидящий в нем человек был высок и широкоплеч, блестели черные, близко посаженные глаза, придающие хозяину сходство с птицей, седые волосы белой гривой падали на плечи.
– Приветствуйте благородного Топильцина! – воскликнул провожатый, сгибаясь и касаясь руками пола.
– Э… привет, – сказал Нерейд и помахал рукой.
Сидящий на троне человек засмеялся. У Ивара отлегло от сердца – кто хохочет таким образом, не может таить зла.
– За восемьдесят лет так меня не приветствовали ни разу, – Топильцин обвел викингов пристальным, тяжелым взглядом, кое-кто под ним поежился. – И все же вы не дети Кецалькоатля…
– Мы этого никогда и не утверждали, – Ивар содрогнулся, поняв, что глаза у правителя Толлана меняют цвет, становятся то серыми, как облачное небо, то зелеными, словно море, то черными…
– Я знаю, – кивнул Топильцин. – И знаю так же, что вы прибыли из таких дальних земель, о каких никто даже помыслить не смеет. Вижу чудные города, странно одетых людей, плывущих по морю змеев из дерева…
Взор его затуманился, голос сделался вибрирующим, в углах проснулось, зашуршало эхо.
– Вам многое кажется странным у нас, – правитель Толлана встряхнулся, точно выходящая из воды утка, заговорил нормально. – А мне было бы интересно послушать о том, как живут у вас.
Ивар вздохнул, вспомнился Миклагард, где дочь императора тоже возжелала услышать рассказ о Северных Землях.
– Конунг, можно я расскажу? – неожиданно высунулся Нерейд.
– Только без шуточек, – Ивар кинул на рыжего викинга грозный взгляд.
Нерейд заговорил, необычайно мягко, рассказал о том, как зимой падает снег, покрывает землю белым пухом – лица Топильцина и провожатого вытянулись – а море замерзает.
Вспомнил о фьордах, о ходящих по ним драккарах, о людях, что живут на суровой, но такой прекрасной земле, о зеленых лесах и прозрачных реках, о женщинах, красивее которых нет на свете.
Ивар ощутил, как сердце сжала тоска, краем глаза увидел, как потупился Ульв. Кари шумно вздохнул, будто всплывший из глубины кит, провел ручищей по лицу.
– Да, – проговорил Топильцин, когда рассказа оказался завершен. – Сегодня я узнал больше, чем за предыдущие десять лет. Пусть светит вам Утренняя Звезда, указывает путь даже в непогоду…
– Благодарим, – Ивар чуть наклонил голову. – Мы можем идти?
– Да, – правитель Толлана поднялся во весь немалый рост. – Идите, люди с глазами изо льда и сердцами из обсидиана, и свершите то, что вам суждено судьбой…
– Опять непонятно, – вздохнул Нерейд, когда викинги шагали между исполинскими колоннами-статуями. – Чего он нам пожелал?
– Удачи, чтобы все получилось, – ответил Ивар.
– А, ну-ну…
Вышли из пирамиды, окунулись в солнечный свет, показавшийся необычайно ярким.
– Куда теперь? – спросил Ивар, дав глазам привыкнуть.
– Все туда же, – ответил проводник и решительно зашагал к улице, ведущей на юг.
Деревушка выглядела так, будто ее строили наспех. Хижины стояли кривые, покосившиеся, из стен и крыш торчали ветки, засохшие или еще с листьями, сквозь дыры в крышах выходил дым.
При появлении чужаков поднялся переполох, забегали дети, закричали женщины. Навстречу путешественникам вышел осанистый мужик в плаще из заячьих шкур и с заплетенными в косички черными волосами.
– Мир вам, странствующие по воле богов, – сказал он, глядя на хуастеков без особого дружелюбия.
– Мир и тебе, почтенный вождь, – ответил глава посольства, чье имя викинги, как ни пытались, выговорить не могли.
– Что это за люди? – негромко спросил Арнвид.
Последние дни пленники шли сами, ноги им связывали только на ночь, а руки освобождали дважды в день – для утренней и вечерней трапезы.
– Отоми, – сказал Ицкоатль. – Сегодня мы дальше не пойдем, заночуем у них.
– А нас не перережут втихомолку? – эриль с недоверием вглядывался в звероватых, мрачного вида мужчин, толпившихся за спиной вождя.
Они спокойно внимали словам посла, призывавшего на обитателей селения благоволение богов.
– Ни в коем случае, – жрец улыбнулся. – Это племя еще дикое. По их поверьям, гостей посылают боги, и пока мы находимся в селении или рядом, никто нас пальцем не тронет…
Глава посольства закончил длинную и довольно невразумительную речь, вождь отоми отступил, сделал радушный жест. На лицах его соплеменников появились кислые, как стухшее пиво, улыбки.
Арнвид шел по селению и с любопытством крутил головой. Земля около хижин блестела от грязи, там и сям валялись кости, осколки глиняной посуды, на воткнутых в землю кольях сушились шкуры, пахло нечистотами, кровью и горелым мясом.
В центре деревни открылась широкая утоптанная площадка, снабженная кострищем и торчащим из земли идолом, довольно грубо вырезанным из цельного ствола.
– Да, – сказал Арнвид, разглядывая выдающиеся уды бога, размерами превосходящие бычьи. – Сильно.
– Куда уж сильнее, – добавил Ингьяльд.
Хуастеки снимали груз, разжигали костер, разговаривали о чем-то, на пленников вроде не обращали внимания, но Арнвид то и дело ловил на себе острые взгляды.
– Грязь, – пробормотал Гримгельмир, с отвращением оглядываясь. – Обычная человеческая грязь! Я всегда поражался, как вы в ней живете?
– Поэтому и хочешь вырваться из нашего мира? – Арнвид глянул на отпрыска великанов с сочувствием: жить там, где тебе все кажется отвратительным – не лучшая доля.
Костер запылал, задвигался над ним вертел, на который нанизали выпотрошенную собачью тушку. Около стоянки хуастеков появились отоми, мужчины в набедренных повязках, женщины в длинных юбках и кофтах.
На викингов смотрели с откровенным ужасом, делали охраняющие от сглаза знаки.
– Не любят нас здесь, – печально сказал Ингьяльд. – Того гляди, и эти захотят в жертву принести…
– Не сезон сейчас, – крохотный старичок, обвешанный нитками разноцветных бус, ухитрился подойти неслышно. – Камаштли, Великому Лучнику, приносят жертвы ближе к осени.
– Так это он там стоит? – спросил Арнвид, ткнув связанными руками в сторону идола.
– Он самый, – старичок деловито почесал голое пузо, на поясе его колыхнулся кривой нож из камня. – А вы те самые? Дети Кецалькоатля?
– О нас что, каждая собака тут знает? – удивился Арнвид.
– Насчет собак не уверен, – старичок захихикал. – Но меж жрецами новости расходятся быстро. Выглядите вы на самом деле чудно, особенно вон тот, с черными зубами.
Гримгельмир заворчал и отвернулся.
– А кому вы еще жертвуете? – спросил Арнвид. – Кроме этого, лучника…
– Много кому, – старый жрец в задумчивости поднял глаза к небу. – В тайной пещере хранится мумия Отонтекутли, основателя племени, ему каждый год нужно по красивой девушке…
– Ай да мумия, – улыбнулся Ингьяльд.
– Уэуэкойотль, бог-ящерица, тоже требует жертв, – продолжал старик. – Нельзя забыть и о солнце, что освещает нас и согревает, о Тескатлипоке, Темном Господине, о Эекатле и прочих, и прочих…
– И все требуют людей? – на взгляд Арнвида, местные боги отличались кровожадностью бешеных волков.
– Ваш отец, Кецалькоатль, обходится цветами, – старый жрец покачал головой, явно не одобряя такого поведения. – Он…
– Прошу простить, уважаемый, – сказал подошедший Ицкоатль. – Наступило время ужина.
Старый жрец буркнул что-то невразумительное, но вряд ли лестное для хуастека, и отошел.
– Вот так всегда, – Ингьяльд потянулся всем телом, так что затрещали кости. – Пищу духовную грубо променяли на телесную…
От костра тянуло жареной собачатиной.
Вода в озере была не голубая, а какая-то серая, цвета старого серебра, отраженные в ней вершины гор казались черными, а висящее в зените солнце – белым.
– Тецкоко, – сказал глава посольства и, опустившись на корточки, коснулся воды кончиками пальцев.
Берег тянулся в обе стороны ровный, словно лезвие меча, на юге виднелась деревня, от нее к хуастекам спешили какие-то люди.
– Неужто передерутся? – с надеждой спросил Ингьяльд. – А мы под шумок удерем, клянусь ушами Фреки.
– Размечтался, – буркнул Арнвид.
Глава посольства вышел вперед, поднял руки, показывая, что в них нет оружия, и бегущие по берегу люди, вооруженные мечами и облаченные в длинные, цветастые накидки, перешли на шаг.
– Кто вы такие? – спросил передний, багроволицый толстяк, по лицу которого стекали крупные капли пота, а в ушах колыхались золотые серьги, украшенные кусочками бирюзы.
– Послы из страны хуастеков к великому императору народа мешиков.
– Вот как? – в голосе толстяка появилось уныние. – Это вам что, в Теночтитлан надо?
– Именно, – глава посольства кивнул. – И как можно быстрее.
– Видит Тлалок, все люди на счету, работы в полях полно, а тут еще всякие… – проворчал толстяк. – Пойдемте, я дам вам лодки и гребцов…
Развернувшись, он зашагал обратно к деревне.
