Глава двадцатая

Изумруд и аметист, лазурь и золото, и еще синий ветер – так встретил Евхиния Океан Вероятности. Все его страшатся, многие ненавидят, но Евхиний любил Великий океан. Ему нравилось водить суда во Внешние земли и возвращаться на Авалон. Он был Лоцман из рода феаков, они рождались в море и уходили умирать за горизонт. Вкус соленой воды – первое, что узнавали феаки, и последнее, что касалось их губ.

Но в первый раз, с тех пор как он встал к кормилу, Евхиний не радовался Великому океану.

Волны-горы поднимали челн, изумрудная глубина темнела во впадинах у их подножия, а вершины их, сверкая аметистом, увенчивались снежно-белой пеной. По меркам Великого океана небольшие волны, метров двадцать в высоту. Но корабль, идущий следом, может не пережить столкновения и с такими малютками. Впервые Евхиний не слишком бы печалился, если бы ведомое им судно пошло ко дну. Он оперся на борт. Справа и слева два десантных корабля, а челны Лоцманов впереди. Ресенор и Навсифой точно так же, как и он, исполняют приказ Талоса, ведут войска темников на Авалон. «Если это не предательство, тогда для чего придумали это слово?» – спросил сам себя Евхиний. Он обернулся. На тупом носу десантного корабля большие буквы – «Агарес». У края – хрупкая фигура в черном комбинезоне: Эмиссар темника, одна из трех его командиров, которые возглавляют десантные корабли. Неведомое существо, пронизанное багровым пламенем, не человек, а нечто чудовищное – он лишь однажды взглянул на нее ясным взором и более не решался. Существование этих созданий оскорбляло саму идею жизни. И подобные твари ступят на священную землю Авалона?!

Евхиний отвернулся. Ему хотелось сплюнуть, но оскорблять Великий океан в самом начале пути было более чем неразумно.

Кто-то гладит ее по щеке, нежно и тепло. Женщина, волосы ее светлы, как у самой Дженни, и лицо… она видела это лицо, она помнила его – но откуда? Все так неясно, все неуловимо, едва она останавливает взгляд на лице, как черты его расплываются.

– Дженни…

«Я на Дороге Снов», – думает Дженни, но не в силах ничего сделать. Она может только лежать и слушать.

Дженни вдруг понимает, кто это, и даже во сне задыхается – так остро, так сильно пронзает ее радость и грусть.

– Мама… Где ты, мама?

– Очень далеко. И совсем рядом.

– Ты никогда не была одна. – Мама склоняется, она совсем близко, Дженни видит ее синие глаза, ее улыбку, ямочки на щеках.

– Где вы? Где папа? Где Марко?

Мама не отвечала, очертания ее таяли, она растворялась в серой дымке…

Дженни открыла глаза.

Черно-белый мир, мир без красок и цветов. Мир без надежды. Мир без Марко. Она с трудом села.

В дверь постучали – быстро, уверенно, требовательно:

– Дженни! Ты скоро?

Германика.

– Собор вот-вот начнется.

Ах да, Собор Магуса. Решение вопросов мирового значения. Спасение Авалона. Боги, какая ерунда…

Дженни спустила ноги с кровати, с трудом вдела их в тапочки. Дошлепала до двери. Открыла замок…

– Чем ты занимаешься? Собор… – Германика осеклась. – Что с тобой?

– Я не знаю, – Дженни рухнула на кровать. – У меня нет сил.

– У тебя их никогда нет! – возмутилась Германика. – Опять куролесила до утра? Учти, я знаю про твою авантюру в лесу. Об этом мы еще поговорим. Вот вернется Марко, и я ему устрою…

Германика замолчала. Дженни беззвучно плакала. Дженни Далфин, которую можно было по кусочку скармливать драконам, и она бы даже не пикнула.

– Что с тобой? Что случилось?

– Марко… – Девушка взяла конверт со стола, протянула Германике. – Он не вернется.

Опер-Ловец пробежала глазами строчки. Опустила задрожавшую руку:

– Боги, какой дурак! – губы ее дрогнули, Германика резко встала: – Оставайся здесь, я кого-нибудь пришлю. На Собор не ходи, я сообщу, что ты заболела.

Дверь хлопнула, Дженни опустилась на кровать. Она ведь действительно заболела, и даже не Марко тому причиной. Что с ней происходит, почему она больше не различает цветов? Откуда эта тоска, эта боль, как будто она кого-то очень сильно обидела и не может извиниться?

Дженни накрылась одеялом и свернулась, подтянув колени к груди. Пусть светлыми шагами придет сон, пусть приведет с собой маму.

…Германика вернулась как раз вовремя. Морель закончил говорить, и теперь слово перешло к представителям Талоса. Они были полны решимости опровергнуть все обвинения Ловцов перед лицом Совета. Стремительными шагами на арену вышел старший из Лекарей – черноволосый мужчина с суровым лицом. Господин Аверроэс. Повернулся к выходу в закулисную часть, где ребята Мореля установили столы и кресла для членов Совета.

Германика заставила себя сосредоточиться на его словах. Марко, Марко! Что бы он ни натворил, сейчас она не может отвлекаться. Она должна выиграть эту схватку!

Опер-Ловец Бодден запретила себе думать о нем, заперла сердце на замок. Пусть печаль стучит в закрытые двери, у нее нет времени горевать.

– Мы полностью отвергаем обвинения мятежников! – заявил Лекарь. – Красная печать находится там, где ей полагается быть, – в руках Судьи Авалона Талоса Далфина. Мы можем это подтвердить.

– С нетерпением ждем, – сказала Германика. Она оглядывала зал. Вчера они смогли обезвредить три делегации: Магусы Испании, Австрии и Бельгии теперь на их стороне. Их выборщики жаждут поквитаться с Талосом за шутку, которую он с ними сыграл, и Германике пришлось долго им объяснять, что их действия раньше времени сорвут весь план. Надо дождаться Арвета, он должен привезти владычицу диббуков. На случай, если он не справится, у Германики Бодден заготовлен второй план – менее изящный. По правде сказать, он был совсем лишен изящества и мог обернуться нешуточным кровопролитием прямо на Соборе. Но выбирать не приходилось, каждый день, проведенный здесь, увеличивал риск серьезного прорыва с Той стороны, который никто не сможет ликвидировать. Башня Дождя блокирована, и значит, СВЛ не сможет выслать своих бойцов на помощь местным Магусам. А прорыв возможен, Германика чувствовала, что назревает что-то очень серьезное. Все увязывалось в единый клубок – деревня диббуков, этот философский камень, который привезла Дженни, Альберт Фреймус, планы которого может угадать только такой же безумец, как он, – все это были части одного пазла.

А еще буря, какой Германика никогда не видела на Дороге Снов. Всесокрушающий ураган сминал тонкие слои Дороги, ничто не могло устоять перед его силой.

Что породило такую бурю планетарного масштаба? Словно они жили на поверхности тихого озера, в глубинах которого внезапно проснулся вулкан.

Работа с вероятностями была крайне ограниченна, предсказать погоду на два дня вперед – задача, требующая от Властных всех их сил. Хождение по снам, дистант-разведка – все способности, связанные с Дорогой Снов, оказались почти бесполезными. Буря вносила помехи даже в плотные слои Дороги, наиболее близкие к Внешним землям, кольца Сновидцев сбоили, и последняя схватка с диббуками далась куда тяжелее, чем ожидала Германика.

Связь с Авалоном прервалась еще два дня назад, и радовало только одно – посланцы Талоса тоже отрезаны от Судьи. Однако они могут в любой момент отплыть на острова Блаженных, а вот Ловцы такой возможности лишены. Дженни не в том состоянии, чтобы плыть сквозь Океан Вероятности.

Марко, Марко, как же не вовремя ты затеял свой крестовый поход!

Германика вздохнула и вступила в бой:

– Так предъявите свои доказательства, господин Аввероэс.

Лекарь кивнул. На арену вышел человек в глухом плаще. Встал в центре, снял капюшон. Ярко-рыжие волосы засверкали в свете софитов, огоньки заплясали в янтарных глазах, белая, будто фарфоровая, кожа засияла лунным светом.

Ропот прокатился по шатру, крики и шум, потрясенные выборщики вскакивали:

– Это же…

– Быть не может!

– Как они его сюда привезли?!

– Это туата! Первый, чтоб мне провалиться!

– Что эта тварь здесь делает?!

– Потрудитесь объяснить, что первый делает на Соборе Магуса? – спросил Никифор Ермаков.

Туата стоял, оглядывая зал своими янтарными глазами, и невозможно было угадать, о чем он думает. Он склонил голову и заговорил на певучем языке, который был понятен всем, кто использует ясный взор:

– Я Глау из рода Луга, командир Зеленого копья, покорный слуга Талоса Далфина. Я приветствую высокое собрание людей Договора.

– Что ты здесь забыл, эльфийское отродье?! – закричали в задних рядах.

Янтарь вспыхнул в глазах туата, но он отвечал спокойно и уважительно:

– Я должен свидетельствовать о местонахождении Красной печати, в которой заключен господин мой Луг.

– Просветите несведущих, господин Глау, – полюбопытствовал Никифор Ермаков, который разглядывал туата с нескрываемым интересом. – Как связаны туата и Красная печать?

– Короткоживущие быстро забывают даже собственные дела, – сказал туата, и тут же за его спиной накатила новая волна возмущенного ропота. Морель двинулся в зал, увещевая особо разошедшихся крикунов.

– После заключения Договора семь владык фейри были заключены в печатях, которые сковали Врата Фейри, – сказал он. – В Красной печати томится господин Луг, величайший из владык фейри.

– Как килька в банке! – захохотали в зале.

– Не стоит излишне гордиться тем, что совершили ваши предки, – спокойно сказал Глау. – Стоит спросить – сможете ли вы повторить их деяния?

Свист и крики возмущения сотрясли шатер.

– Еще немного – и они его линчуют, – озабоченно сказал Эдвард.

– Эльф явно нарывается, – согласился Брэдли. – Кстати, а где наша принцесса цирка? Ей бы это зрелище понравилось, у нее с этими рыжиками давние счеты. Верно, Тэдди?

Тадеуш мрачно пробурчал что-то неразборчивое. Верхняя губа у него чуть поддергивалась, обнажая несуществующие клыки. У него тоже были счеты с туата Медного дворца.

– Ей нехорошо, приболела, – быстро сказала Германика. – Я разрешила ей не ходить.

Эдвард и Роджер обменялись быстрыми взглядами.

– Вы хотите оскорбить Собор Магуса? – спросил Никифор с любопытством.

Туата едва заметно качнул головой:

– Я лишь призываю быть достойными славы предков. Семь печатей были отданы на хранение семи самым уважаемым родам Магуса. Красная печать досталась роду Далфин. Во времена исхода племен туата мы не ушли в Скрытые земли, а остались на Авалоне. Мы присягнули на верность роду Далфин, Хранителям Красной печати, в которой заключен наш господин. И от имени всех туата из рода Луга я клянусь, что Красная печать в безопасности!

Никифор Ермаков задумчиво потер бороду. Черные глаза его блеснули:

– Вы готовы поклясться кровью и Древней землей, что это правда?

Глау кивнул.

– Что ж… Господин Морель, вы позволите использовать вашу Древнюю землю для этого ритуала?

– Разумеется. – Морель распорядился, и один из униформистов умчался за кулисы. Сам же Морис Морель встал на колени в центре арены и бережно разгреб опилки. Убрал защитное покрывало, вытащил и осторожно расстелил небольшое полотнище.

– Это Древняя земля? – прищурился Брэдли. – Вот как она выглядит…

– Ты что, никогда не видел ее у нас в цирке? – удивилась Эвелина.

– Откуда? Морриган никогда ее не достает!

– Вообще-то регулярно, на собраниях, – заметил Эдвард. – Только тебя там никогда не бывает.

– Ты про эти скучные заседания? Так вот чем вы там занимаетесь! – Брэдли зевнул. – А я всегда прогуливал, думал, что лучше в паб заглянуть, чем слушать болтовню Билла.

– Интересно, он уже приехал? – задумалась Эвелина.

– Кто? Морриган? – Ловец даже подпрыгнул. – Только его тут не хватало!

– А ты как думал, это же Собор…

– Может, вы уже прекратите вечер воспоминаний? – прошипела Германика.

Туата встал на полотнище, в которое была зашита Древняя земля Бретани. В руках его была чаша – униформисты не нашли ничего более подходящего, чем металлическая походная кружка, из которой Морель обычно пил чай с чабрецом.

– Интересно, они хотя бы ее сполоснули? – хмыкнул Жозеф.

Туата чай не смущал. Он коснулся пальца острием узкого кинжала. Светло-оранжевая капля крови упала в чашу.

– Я клянусь своей кровью и Древней землей, что Красная печать находится там, где ей следует быть, – произнес он.

– И она по-прежнему принадлежит Талосу Далфину, который волен распоряжаться ею как пожелает, – добавил Никифор Ермаков.

Туата молчал.

– Ну что же вы, господин Глау, – председатель Совета смотрел на него маленькими черными глазками из-под сдвинутых бровей. – Не медлите, нельзя затягивать ритуал.

Туата сверкнул глазами, голос его прозвенел под сводами шатра, придавил все смешки и шепоты:

– Я Глау из рода Луга, командир Зеленого копья, клянусь и свидетельствую о том, что Красная печать находится в руках Талоса Далфина и он волен распоряжаться ею, как пожелает! Все обстоит именно так и не иначе!

Он перевернул чашу, капля крови упала на полотнище и мгновенно впиталась.

Туата сошел с места и двинулся к выходу, накидывая капюшон. Выборщики провожали его взглядами в полной тишине. Он шел твердо и непривычно тяжело, так не ходят эльфы, подумала Германика. Шел, будто каменея с каждым шагом.

– Господин Глау, вы поклялись кровью, – догнал его вопрос Ермакова в проходе. – Вы же знаете, что ждет клятвопреступника?

Туата распахнул двери и канул в белую мглу дня.

«Сильный ход, – подумала Германика. – Притащить туата… Молодцы. Что дальше?»

– Вы все были свидетелями! – на арену выскочил Аввероэс. – Красная печать в руках Талоса Далфина. Все остальное – лишь ложь мятежников. Башня Дождя стоит на лжи, вся Служба Вольных Ловцов – один большой обман!

– Господин Лекарь, поменьше патетики, – призвал Никифор. – Есть ли конкретные доказательства против СВЛ?

– Есть вещи, которые Башня Дождя скрывала столетиями! – провозгласил Лекарь. – Служба Вольных Ловцов создавалась для того, чтобы предотвращать и останавливать прорывы из Скрытых земель. И в ее рядах всегда состояли только члены Магуса…

Эдвард задумчиво разглядывал противоположный ряд, в котором пустели кресла. Один, два, три, четыре…

– Германика, сколько Лекарей было в делегации?

– Издеваешься?! – вскипела опер-Ловец. – Нашел время!

– Роджер, Жозеф, Тэд, Дьюла, не помните?

– Десять, может, двенадцать, – пожал плечами Роджер.

– Тринадцать делегатов, включая туата, – уточнил Дьюла.

– Туата ушел. Аввероэс на сцене. В зале еще четверо. А где остальные?

– Да какая разница, где их носит! – возмутилась Германика. – Вы слушаете?

– Да-да, – рассеянно сказал Эдвард. – Страшная ложь про Башню Дождя… Но все-таки семь Лекарей бродят где-то снаружи. А мы все здесь…

– Не томите уже, – попросил Ермаков.

– Хватит нагнетать интригу, не в театре! – возмутились из зала.

– У нас есть доказательства, что глава СВЛ Юки Мацуда – одна из первых! – заявил Аввероэс. – Службу Вольных Ловцов возглавляет чудовище, а не человек!

Тишина, которая установилась в шатре, была куда глуше, чем та, которой добился туата.

Потом раздался громовой хохот. Роджер Брэдли ржал так, словно ему рассказали непристойный анекдот про трех гоблинов, которые решили поймать единорога с помощью невинной девы. Он хлопал себя по коленям и утирал глаза.

Аввероэс смерил его мрачным взглядом:

– Смейтесь, сколько угодно, господин Ловец, но это правда.

Роджер захрюкал и сполз бы на пол, если бы твердая рука Эдварда его не поддержала. Бард не смеялся, он тревожно смотрел на ряды Лекарей и напряженно размышлял. Брэдли он поймал почти рефлекторно.

– Такого спьяну не придумаешь! Что вы там в Замке Печали употребляете? Паучий яд внутривенно? – не унимался Роджер.

– Это крайне серьезное обвинение, господин Аввероэс, – заметил Никифор Ермаков. – Чем вы можете его подтвердить?

– Лучший способ – вызвать Юки Мацуду на Собор, – сказал Аввероэс. – Но она не явится. Поэтому я предлагаю…

– Дженни, – сказал Эдвард. Германика непонимающе посмотрела на него. – Дженни осталась в вагончике. И семь из тринадцати Лекарей не явились на заседание Собора. Важнейшее заседание.

Эвелина закусила губу:

– Не только они. В зале нет многих делегатов, в задних рядах. Из числа тех, кто мог быть захвачен диббуками. Человек двадцать точно отсутствуют.

Тадеуш подскочил:

– Они же не могли…

– Мы же смогли вчера напасть на делегации, – возразил Эдвард.

– Тогда почему вы еще здесь?! – Германика шагнула на арену. – Я займу Аввероэса. Быстрее!

Опер-Ловец вышла в центр, встала напротив Лекаря.

– Если Юки Мацуда не человек, то кто же она? – Краем глаза она наблюдала, как ее команда бежит по проходу. Тадеуш на бегу срывал рубашку, Дьюла уже был голым по пояс, Жозеф расстегивал пальто. Ребята решили обернуться прямо на улице. У самого шатра их закроет светлый сон, но потом… Хлопот не оберешься, если люди заметят разгуливающего на свободе леопарда. Плевать! Лишь бы Дженни была цела.

«Как я ошиблась! – Германика не злилась – лед не может злиться. Холодная ярость бурлила в ней, она не затуманивала голову, а давала силы. – Если с Дженни что-то случилось… Я же обещала Марко уберечь ее. Главное, чтобы им хватило сил, мы еще не расплатились за вчерашний день».

– Мы можем только предполагать, к какому роду первых она принадлежит, – признался Лекарь. – Но она чудовище, очень древнее, могучее и хитрое. Она способна принимать обличье человека и может обмануть даже Властных и Ловцов. Я вас не виню, госпожа Бодден, вы тоже не знали этого. Вы занимаете не такой высокий пост, чтобы быть посвященной в подобные тайны. Однако… подумайте, господа выборные заседатели! Многие из вас бывали в Башне Дождя – разве не казалось вам это место странным?

– На Авалоне все странное, – заметил из второго ряда рыжий парень с кольцом в ухе.

– Да, но остров Ловцов выделяется даже на Авалоне! – сказал Аввероэс. – Вам никогда не казалось необычным, что там слишком много первых? Библиотекарь Мимир, который помнит еще времена прежнего владыки Авалона Мананнана Мак Лира? Секретарь Мацуды из рода лепреконов? Интендант Башни Эвклид Сатырос – наполовину первый, потомок одноглазых кузнецов? Даже хозяйка кафе, одна из тех кровожадных тварей, которая завлекала моряков своими песнями! А полигон Ловцов? А их экзопарк, где собраны сотни тварей, место которым в Скрытых землях? Ведь любого фейри легко можно отправить на Ту сторону, приведя в Золотой зал. Стоит коснуться врат, как он немедля исчезнет. Так зачем Юки Мацуда их бережет? Не потому ли, что она с ними одной крови?!

– Это лишь слова, – парировала Германика. – Вы прекрасно знаете, что на Авалоне множество первых. Более того, Судье Талосу также служат первые, одного из которых мы все здесь видели. Это не доказательство нечеловеческой природы директора.

– Она права, господин Аввероэс, – сказал Никифор. – Лекари и сами используют волшебных существ. Хотя бы ваши пауки, которые охраняют Замок Печали. Нужны более веские доказательства.

– Есть еще одно доказательство, – Аввероэс вынул из-под плаща тубус.

– Что это? – напряглась Германика.

– Историческая хроника времен заключения Договора.

– Откуда? Их же не осталось!

– Вот тоже вопрос, господа! – Аввероэс повернулся к залу. – В Башне Дождя богатейшая библиотека, однако там нет ни одного документа эпохи Договора. Казалось бы, почему?

– И почему же?

– Потому что в этих документах можно было проследить ее след, – пояснил Лекарь. Он открыл тубус и бережно выронил на ладонь легкий, почти невесомый свиток из белой материи.

– Это фрагмент. Перечень тех, кто первым вступил на берег острова Ловцов, когда он еще принадлежал Мананнану Мак Лиру, Старику моря. Двенадцатая строка сверху…

Никифор Ермаков взглянул на свиток, лицо его стало задумчивым. Он протянул свиток Германике, девушка пробежала глазами выцветшие строки, едва разбирая старинные витиеватые буквы, слитые воедино, без пробелов. Нашла строчку.

– «И наш союзник, Юки Мацуда…», здесь кончается… и что это за слово?

– Девятихвостая, – с некоторой ласковостью сказал Аввероэс.

Зал взорвался:

– Позор!

– Это ложь! Кому вы верите – Лекарям?!

– Душепийцы!

– Ловцы всех обманывали!

Никифор Ермаков повел плечами и шагнул вперед. Нога его ушла по щиколотку в опилки, земля дрогнула. Закачались софиты под потолком, заскрежетали балки, Германика едва удержалась на ногах – а вот особо резвые крикуны в зале не устояли, попадали.

– Я прошу уважения к Совету! – сказал Ермаков негромко, но так, что его все услышали. – Мы не закончили заседание. Господин Аввероэс, при всем уважении, это доказывает лишь то, что тысячи лет назад на остров Ловцов высадился некто с тем же именем, что и у нынешнего директора СВЛ. Не более.

Лекарь кивнул:

– Мы предлагаем Собору создать комиссию и вызвать Юки Мацуду на допрос на Дороге Снов. Есть особый ритуал, мы можем заставить проявиться ее подлинную сущность.

– Значит, у вас нет доказательств? – снова пошла в бой Германика. Увидеть имя Юки в этом свитке – такого она не ожидала. Столько прожить не может ни один человек. Но председатель прав, это может быть обычным совпадением. Талос хочет запутать Собор.

– Есть еще способ, – продолжил Лекарь. – У оборотней, подобных ей, есть некий предмет, в котором они прячут часть свой силы и сущности. Если вы найдете его, госпожа Бодден, то сможете заставить ее принять истинный облик.

– Это домыслы и пустые обвинения! – громогласно заявила Германика. – От имени Башни Дождя я заявляю протест!

– Ваше право, – нехорошо улыбнулся Аввероэс, слишком уверенно для человека, у которого нет на руках никаких козырей. Чего он достиг на сегодняшнем заседании? Отбил обвинение в утрате Красной печати и выдвинул какую-то невероятную теорию про Юки? Слишком мало для торжества.

«Дженни… – похолодела Германика. – Они точно на нее нацелились…»

Она встретилась с Лекарем взглядом – холодная ярость столкнулась с торжествующей темнотой.

– Итак, сегодня на голосование выносится два вопроса, – Никифор Ермаков надвинул очки на нос. – Первый: считает ли Собор достаточным доказательства невиновности Талоса Далфина и снимает ли с него обвинение в утрате Красной печати? И второй: следует ли принять во внимание обвинение против Юки Мацуда? Если да, то нам предстоит создать комиссию, которая подвергнет ее испытанию на Дороге Снов, чтобы выявить ее подлинную природу. Господа, займите свои места. Сейчас мы начнем голосование. Кстати, почему в зале отсутствуют члены ваших делегаций?

Ермаков снял очки, посмотрел на Германику и Аввероэса.

– Приношу свои извинения, господин председатель, возникли непреодолимые обстоятельства, которые помешали им посетить сегодняшнее заседание.

– Ваша команда так спешно покинула шатер тоже в связи с непреодолимыми обстоятельствами? – поинтересовался Ермаков у Германики.

– Скорее в связи с жизненной необходимостью, – опер-Ловец сверлила взглядом Лекаря.

«Если они хоть пальцем ее тронут, я развяжу войну прямо здесь!»

Она вернулась на свое место – одна в первом ряду, никого больше. Служители обходили ряды с мешочками для голосования: камень черный – нет, камень белый – да. Оба были зажаты в ее руках. Сейчас она сражается здесь.