Он ничего не сказал, когда вернулся. Ни слова.

Маг был доволен, как кот, шлёпнувшийся в миску со сметаной, несмотря на то, что из двоих, затянутых в этот мир-болото, не случилось ни одного Одарённого. Обоих — мужчину средних лет и мальчишку-подростка — забрал волостной маг, даже не соизволивший заехать в городок. Ульсе достались вещи пленников, и по этому поводу он пребывал в прекрасном настроении. У старшего иномирянина обнаружился не только большой сенсорный телефон, но и массивный золотой перстень с довольно крупным камнем. Я не успела толком разглядеть, с каким: Ульса, повертев его в руках, сразу спрятал в поясной кошель. Мой доклад о событиях в доме его не заинтересовал. Сообщение о самоубийстве слуги не вызвало реакции сильнее, чем равнодушный взмах рукой.

— На, разберись, — маг, не скрывая своего довольства, сунул мне в руки трофейный телефон. — Завтра утром принесёшь наполненным электричеством и с пояснениями.

— Этот не отличается от вашего прежнего артефакта, учитель, — ответила я. В самом деле, всё та же серия Galaxy, только модель Grand Duos. Существенных отличий всего два — две симки и версия андроида 4.1.

— Посмотри, нет ли там книг по технологии, — Ульса посмотрел на меня таким с видом, будто хотел сказать совсем другое. Например: «Все бабы дуры». — Если есть, переведёшь.

— За одну ночь, учитель? — раз он считает меня дурой, не буду разочаровывать.

— Не порть мне настроение, женщина! — фыркнул маг. — Ступай к себе!

Вот так. Большой красивый телефон из иного мира важнее, чем повесившийся мальчишка.

А чего я хотела от мира, где любая одарённость, так или иначе — проклятие?

Самоубийство слуги произвело на Ирочку страшное впечатление. Девчонка весь вечер боялась высунуть нос за дверь, вздрагивала при каждом подозрительном шуме. Я заставила её поесть хоть немного и отнесла грязные миски на кухню. На душе было удивительно паршиво.

— Госпожа ученица, что ж это вы — сами ручки пачкаете?

Голос пожилой судомойки был донельзя удивлённым. Ещё бы: не каждый день тут увидишь будущую ведьму за мытьём посуды. Прислуга Ульсы обращалась к ученикам исключительно в почтительном тоне, иначе нельзя, но удивление в сочетании с этой добровольно-принудительной почтительностью звучало неприятно.

— Что ж вы рыженькую не прислали-то, госпожа ученица? — сокрушалась служанка, всплескивая пухлыми руками. — Ой, не дело это — госпоже работой утруждаться… Дайте-ка я сама.

— Ей… Она плохо себя чувствует, — мне уже, честно говоря, было всё равно. Усталость — не тела, а души — парализовала все эмоции, я присела на скамью и облокотилась о грубый стол.

Судомойка как-то странно на меня взглянула и занялась привычной работой.

— Добрая вы, госпожа, — покачала она головой. — Плохо это.

— Почему? — мне действительно было совершенно всё равно, хорошо это или плохо, но вопрос всё-таки прозвучал.

— Плохо, когда господа к родной кровинушке прикипают, даже когда не Одарённая она, та кровинушка, — негромко пояснила женщина, оттирая кривоватые глиняные миски. — Вон рыженькая вроде племяшка ваша, говорят, вы за неё вступаетесь. А ну как захочет кто вам зло причинить? Вас колдовство прикрывает, а её?.. Вот то-то же. Сразу видать, что вы из дальних мест…

Гм… Вот это новость. В самом деле, новость: за всё время нашего с Ирочкой пребывания в этом мире я не удосужилась вызнать, как тут с магической демографией. Дубина стоеросовая… Расспрошу эту добрую женщину поподробнее.

— Так и у вас в семьях Одарённых могут рождаться неодарённые? — я состроила удивлённое лицо. Впрочем, удивлялась я без притворства.

— Ещё как рождаются, — судомойка, обтерев красные руки усеянной пятнами тряпкой, взяла тряпицу почище и принялась тереть вымытую посуду. — Паренёк тот, что на себя руки наложил, он ведь господину своему старший брат. Уж как папенька с маменькой его сокрушались — мол, из троих детей только один Одарённый-то… Я ж обоих помню, ещё учениками. Уж так горевали, так горевали, да под конец свезло-то, родился наследник.

— А неодарённых детей — куда?

— Известно, куда: в ошейник. Да чтобы не подобрался вражина, или подале от себя отсылают, или мордуют, как не всякого природного раба. Мало кто из господ кровиночек-то своих бездарных приголубит, по-людски отнесётся, — вздохнула служанка. — Я это к чему говорю-то, госпожа? Что иные господа скажут, когда узнают про то, как вы племяшку свою пригрели?

— Плевать, — я с усилием провела ладонями по лицу, словно стирая с него маску. — Плевать…

Судомойка посмотрела на меня уже с явным сочувствием, но больше ничего не сказала.

Господи, какой скотиной нужно быть, чтобы своего ребёнка — в ошейник, и мордовать, как не всякого раба мордуют?!! Чтобы родного брата — этого и у нас хватает, но собственное дитя?..

Ну и мирок… Не просто застойное гнилое болото — трясина. Трясина человеческих душ.

Чума на оба ваших дома, как писал Шекспир.

Ирочке, разумеется, я ничего не сказала, не нужно расстраивать её ещё больше. Сунула миски с ложками в плетёную корзину и занялась новым телефоном. Надо же хоть что-то делать, чтобы не спятить окончательно.

Телефон реально хорош. Новенький. Судя по заметкам в органайзере, был куплен буквально на днях и принадлежал хозяину средней руки ресторана. Номера в телефонной книжке российские. Прежний хозяин любил документальную литературу — на флешке обнаружились книги соответствующего жанра, по большей части посвящённые Русско-Японской войне 1905 года. Этим периодом истории я никогда не увлекалась, но лучше поздно, чем никогда. Слила книги к себе… По «технологии», к будущему неудовольствию Ульсы — ничего. Хотя, было бы интересно посмотреть на господина учителя, пытающегося разобраться в описании процесса изготовления какого-нибудь самого завалящего микрочипа.

Подумала, не стереть ли фотографии, с которых на меня смотрели улыбающаяся женщина и девочка лет четырнадцати с котёнком на руках. Маг не станет потешаться над личной жизнью неизвестного бедолаги, юмор «из подворотни» — не его уровень. Почему-то не хотелось… Чего мне не хотелось, я так и не смогла внятно сформулировать. Но сбросила на тот телефон инсталляшку одной интересной программки, установила, создала запароленную папку и переместила фото туда. И только потом поняла, в чём, собственно, дело. Если бы маг видел в бывшем хозяине телефона человека — это одно. Но для Ульсы это был выгодный товарец, халявный доход, не больше. Какое отношение может быть к личной жизни товара? Укол по совести? Не смешите, у господина учителя этот орган давно отсох. Просто возникнет досада, что нельзя добраться ещё и до этих — мол, такие холёные бабы ценятся. На рудниках. Надсмотрщиками.

Я не хотела столкнуться с этим ещё раз. Мерзко.

Круговорот времён года продолжался. В конце марта зима дохнула на землю последними морозами, и пришло время звонких весенних ручьёв. Солнышко светило, как свежевымытое, небо было таким чистым, а пение птиц таким радостным, что хотелось петь вместе с ними. Но стоило выйти за ворота, то есть, за пределы вымощенного камнем двора, как желание спеть песенку уступало желанию нецензурно выругаться. Площадь и улицы ожидаемо превратились в непролазное болото. Здесь не сапоги нужны, а лёгкий танк, иначе не пройти. Для богатых горожан немедленно проложили по площади мостки, сколоченные из досок, но и они не спасали. С покатых крыш свисала бахрома из тающих сосулек. Мои «одноклассники» развлекались тем, что пуляли в эти сосульки маленькими магическими огненными стрелками. Ледышки со звоном взрывались и сыпались на раскисшую землю прозрачными цилиндриками-осколками. Особенный восторг у них вызывало падение этих осколков на чью-нибудь голову. После третьего раза я не выдержала, наехала на них — мол, от домашнего задания отлыниваете? А вот я сейчас учителю стукну… Ответом мне были злобные взгляды и бурчание, но продолжать развлекуху никто не посмел. Уже знали, что я могу и оплеух навешать. Старшая ученица, вторая после учителя. Нормальный порядок вещей, заведенный во всех ведьмачьих и магических школах. Именно старших учеников, как правило, ненавидят сильнее всего. Я привыкла.

Один взгляд на счастливое небо — и раздражение куда-то уходит.

Небо лучше бренной земли. Недаром туда люди рай поместили…

Мало-помалу я узнавала об этом мире всё больше.

Как-то Ирочке удалось подслушать разговор мага с приезжим ведьмаком. Тот сокрушался, что крестьянские дети дохнут, как мухи. Что, мол, из десятка детей у одной семьи до совершеннолетия — пятнадцати лет — доживают в лучшем случае трое. А в худшем — вообще никто. И что при родах умирает каждая четвёртая баба. Хм… Медицина здесь при наличии магии, всё-таки немного получше, чем в нашем средневековье, но цифры удручающие. Даже если Ира не всё поняла или услышала, демографическая обстановка тут, оказывается, ещё та. С чего бы? Осторожное наведение справок подтвердило: да, крестьяне вымирают. Я-то думала, настолько плохо дела обстоят только у городских низов, которых более зажиточные горожане именовали не иначе как «кошкоеды». Оказывается, даже крестьяне, имеющие доступ к свежим продуктам и чистой экологии, не слишком отличаются в плане здоровья. Если этому есть какая-то причина, я её не знаю. Никто не знает. Травник только руками развёл, а маг заявил, что мне не стоит забивать голову пустяками. Скоро, мол, весенний экзамен, иди готовься.

Мы все готовились. Готовились на совесть, надо сказать: ни одному из нас не хотелось задерживаться в этом «уютном» местечке на следующий учебный семестр. Неплохой стимул для хорошей успеваемости и усердия.

Кутис не получил тогда, в начале зимы, никакой выволочки, кроме здоровенной плюхи от меня лично. «Возникать» он потом даже не пытался, сообразил, что бесполезно — учитель всё равно не даст развернуться его подлой душонке во всю ширь. Но с тех пор ни один из пацанов не обмолвился со мной ни словом помимо уроков. С одной стороны — и слава богу. С другой — такие паузы у подобных деточек означают только одно: вынашиваются планы Большой Страшной Мсти. У меня здесь нет родни, ни влиятельной, ни вообще какой-либо. У меня нет денег, чтобы купить мощный защитный амулет, и нет сильного Дара, чтобы таковой изготовить. Наверное, надо было начинать бояться. Но странное дело — страха не было. Было тупое воловье упорство: я тянула лямку, не обращая внимания ни на что вокруг.

Скоро экзамен.

По наивности я думала, что будет примерно как у нас: либо тянуть билетики с вопросами, либо отвечать на вопросы учителя. Скорее, второе; бумагу на билеты переводить не станут. Потому учила заклинания наизусть, записывая их на свой монстрофон и прослушивая ещё и ещё раз. Всё равно без должного сосредоточения, как выражался учитель, «внутренних сил» это просто набор звуков, но так они хотя бы лучше запоминаются. Домашняя прислуга тихо охреневала при виде великовозрастной ученицы, заткнувшей уши вакуумными «бананами». Ира потешалась над моим донельзя «сурьёзным» видом, а я ответила старой студенческой поговоркой: «Синий диплом — красная морда, красный диплом — синяя морда». Ну, и известной крылатой фразой Ильича насчёт учёбы. На что получила в ответ не менее крылатую фразу: «Студент не должен знать, студент должен сдать». Она перечитала уже с сотню книг, её распирало желание подискутировать, а тут единственный человек, с которым это возможно сделать, к экзаменам готовится. Увы. В мире магии студент, ставший ведьмаком или магом, и позабывший после экзаменов пройденный материал, обречён. В прямом смысле. Если учитель искусно стравливает учеников между собой, доводит до опасной черты, но переступать оную не даёт, то, получив «аттестат зрелости», колдун свободен как ветер. Недаром Ульса, похихикивая по своему обыкновению, заметил, что до годовщины обретения серебряного или золотого медальона доживает хорошо если половина выпускников. И это при их-то демографии. М-да. Мне он потихоньку сливал информацию не потому, что иномирянка, а потому, что видел: я не собираюсь под него копать в будущем, мне это на фиг не надо. Малолетние же ведьмачата до пятнадцати лет на попечении родителей, даже если получат право на землевладение, а у родителей могут быть свои планы, отличные от планов управского мага. И если он считает меня не опасной, то будет всячески залучать в свою партию. Не может у него не быть прикормленных ведьмаков. Или тех, кто на хорошем крючке. Лучше уж мне быть в первой категории, ибо болтаться на крючке неприятно, а срываться с оного — больно.

И вот, как читала я где-то на просторах Интернета, настал день «Д», пришёл час «Ч», и наступила полная «Ж»…

Был солнечный апрельский денёк, дороги подсохли, и маг велел нам собираться в путь. Недалеко, мол, лиги три до волостного города. У Ульсы собственный выезд, ученикам транспорт — смирных лошадок — обеспечили родители. А я, как сугубая иномирянка, сидевшая на лошади словно корова на заборе, должна была либо одалживаться на экипаж, либо садиться на велосипед. Прикинув так и эдак, решила не разоряться на четыре колеса, мне всегда двух хватало. И так магу шесть серебряных за обучение должна, даже с учётом скидки за посильную помощь в учебном процессе. Зрители обломятся, а мне репутация оригиналки не помешает. Так что в дорогу выехал весьма примечательный обоз. Во главе двое вооружённых слуг мага верхами, за ними — тарантас Ульсы. После которого ехала я на велосипеде, в качестве его старшей ученицы. А уже за мной растянулась кавалькада учеников, их родственников и слуг. Ире я велела остаться, выставить зарядное на подоконник и без особой нужды не высовываться из комнаты. Заодно подновила заклинание щита в её колечке, лишним не будет. За спиной у меня болтался рюкзак, в рюкзаке — кусок хлеба с колбасой, кое-какие велозапчасти и продукт страшной иномировой науки «технологии» с шестидюймовым экраном. Что ещё нужно бедной студентке, чтобы достойно сдать экзамен по прикладной магии?

Нет-нет, не подумайте плохого, маги взяток не берут. Зачем? Они заинтересованы увеличить количество данников, так что своё берут позже. Особенно когда бывшие ученики взрослеют, заводят семьи и через годы присылают собственных детей учиться. Маги живут очень долго… В моей рекомендации значилось следующее: «Магический Дар невелик, умственные способности чуть выше среднего, но проявляет бесспорную и похвальную склонность к ведению хозяйства». Это маг написал, когда мы попрепирались насчёт цены моих будущих услуг по зарядке его девайсов «электричеством». Сошлись на четверти серебряного за сеанс, которые пойдут в счёт погашения моего долга. Ульса, помнится, покачал головой и заявил, что я торгуюсь, словно купчиха. А когда вызнал, что я пятнадцать лет имела некое отношение к «счётным книгам», удивляться перестал. Как колдунье копейка цена, дескать, зато хозяйкой будешь неплохой, волостной маг должен принять это во внимание.

Я ехала осторожно, стараясь не попасть колесом в свежую лошадиную кучку. Это мешало думать, заставляло сосредотачиваться на дороге. Тем более, что тут не асфальт и даже не хорошо укатанный грунт, а засохшие грязевые колеи. Зато дышалось легко, не то, что в городе с сотнями дымных печей. Скорость у каравана получилась не слишком большая, мой велокомп показывал в среднем одиннадцать километров в час. Часа за полтора мы и доехали. Итого получилось шестнадцать километров с хвостиком, немного даже по здешним меркам. И вот тут я увидела странное: довольно большой по средневековым масштабам город без стен, но с воротами. В воротах — стража. Старые знакомые небритые кадры в доспехах ручной работы. К своим обязанностям относились с ленцой, по сторонам не смотрели. Казалось бы, в ста метрах от ворот хоть армия пройди — не заметят. Но там, где полагалось быть стене, наличествовало большое количество зелёных насаждений, неширокую полосу которых не пересекала ни одна «народная тропа». Магический заборчик, что ли?.. Задавать вопросы сейчас было не с руки, да и времени не было: маг предъявил страже какой-то свиток с болтающейся на шнуре печатью, и обоз пропустили в город беспрепятственно. Солдаты на воротах выпучили глаза, увидев мой велосипед, но не сказали ни слова. Жители этого областного центра под названием Туримит расступались в стороны, пропуская управского мага со свитой, и тоже разевали рты от удивления при виде иномирового транспортного средства. Видимо, прилети я на метле, и то реакция была бы не такой явной. Зато зависть малолетних одноклассничков, ехавших позади, я чувствовала всей кожей. Ещё бы: кто на них теперь посмотрит-то? Подумаешь — всадники! Тут такое на двух колёсах едет, что в кошмарном сне не привидится… Да наплевать мне, честно говоря, и на зависть гадёнышей, и на повышенное внимание туримитян. После экзамена распрощаюсь и с теми, и с другими, надеюсь, навсегда. Лучше на дорогу глядеть. Тут брусчатка. Если покрышка в лошадиный «подарок» угодит, колесо может заскользить, а падение в моей программе не значится. И так натуральный цирк устроила.

Что ж, город как город. Обыкновенный, серый. Разве что красных черепичных крыш побольше, чем в управе Рема, где мы безвыездно жили последние полгода. Широкая мощёная улица с двух- или трёхэтажными домами, к ней примыкают узенькие боковые переулки, из которых вытекают ручейки нечистот. Ароматы соответствующие. Горожане — судя по одежде, в основном купцы и ремесленники — кланяются, но без подобострастия: они вассалы волостного мага, что им какой-то управский колдун или провинциальные ведьмаки? Не «так, мелочь», но и спину гнуть как-то не того. Достаточно почтительно склонённой головы… Улица вполне логично вела на центральную площадь, где нас, как выяснилось, уже ждали.

Площадь оказалась на удивление обширной, пожалуй, пара футбольных полей с маленьким прицепом. В центре на широком каменном постаменте высилась большая красивая каменная арка, покрытая на удивление изящной резьбой. На самом верху арки красовалась явно золотая штуковина, в которую было вправлено что-то красное, размером примерно в мой кулак. Если не рубин, то благородная шпинель, или я ничего не понимаю в драгоценных камнях. Площадь была разделена на две неравные части. «Галёрка», где размещались родственники, вольные зрители и транспорт приехавших, и центральная часть, где важно похаживали управские маги, дававшие последние наставления ученикам. Свой велосипед я пристегнула к тарантасу Ульсы и не забыла проверить кое-какие заклинания, которые накануне вложила в спицы и раму. Кто тронет — сильно удивится. Потому я с относительно спокойной душой сняла велошлем, повесила его на раму и отправилась за магом.

Мы прибыли одними из последних, и вскоре на площади появился господин волостной маг. Тот самый «принц» с лесной дороги, насчёт которого Ирочка до сих пор отпускала едкие замечания. При нём тоже обнаружились ученики числом четыре, среди которых я узнала Игоря. С трудом, надо сказать, узнала: с августа он явно прибавил килограмм десять веса. Интересно, с чего бы? Или волостной маг своих учеников сытнее кормил?.. Ладно, скоро узнаю.

— Во имя всемогущего и всемилостивейшего князя! — воскликнул владетельный Гидемис, поднимая вверх свой магический жезл. Сияние рубина в волчьей пасти навершия разлилось поверх наших голов, и на площади воцарилась тишина. — Настало время испытания!

Стоявший рядом со мной Фольк, самый младший из змейчиков, положил ладошку на свой медный медальон и… Что это? Неужели молится? В воцарившейся тишине я различила его шёпот: «Великий князь и добрая княгиня, защитите…» Мгновенный взгляд дальше, и — ого! — вижу точно так же молящихся Кутиса с Барром. А ведь Кутис подаровитее нас всех будет, и учился прилежно. Чего они боятся?

Маг Гидемис тем временем задвинул речь, половина которой состояла из восхвалений княжеской чете, а вторая половина — из наставлений будущим ведьмакам. Пользуясь тем, что он магически усилил голос, Ульса тихонечко дёрнул меня за рукав велокурточки.

— Когда будешь там, — он кивнул на арку, — прислушайся к своим ощущениям, Первая. Если камень засветится… Надеюсь, ты догадаешься, что делать. Ну, а если не догадаешься, значит, я в тебе ошибся и пропали мои денежки. Впрочем… Хе-хе! Я своего всё равно не упущу.

От того, как он это сказал, у меня всё внутри сжалось от страха.

Ирка!

Если я провалюсь на этом экзамене, мне не жить. А Ирка перейдёт в собственность учителя в счёт покрытия моего долга.

Мои дальнейшие мысли лучше не воспроизводить — система «антимат» порежет…

Есть у меня одно странное свойство: страх пробуждает во мне не стремление спрятаться в норку, лишь бы не достали, а гнев и обострение всех чувств. Один раз в этом мире оно, это свойство, уже проявилось. Видимо, настала очередь проявить себя снова, и это явно не последний раз. Этак недолго адреналиновой наркоманкой заделаться.

Выкликать имена управских магов начали по принципу «кто ближе живёт», потому Ульсу из Ремы позвали к арке вторым. До того я внимательно наблюдала за процедурой. Она оказалась проще простого: маг-учитель выстраивал своих студиозусов по старшинству, а Гидемис подходил к каждому и прикасался навершием жезла ко лбу. Ученики морщились, как от боли, но терпели. После этого волостной маг произнёс длинное заклинание и поднял голову, созерцая красный камень в золотой оправе. Камень на это никак не отреагировал, но в арке проявилось что-то наподобие клочка тумана, из которого минутой позже вывалились три серебряных амулета на цепочках. Учеников было пятеро, значит, двое останутся второгодниками. По вызову волостного мага ученики подходили к образовавшейся сверкающей кучке и опускались на колени. «Свой» амулет самостоятельно надевался на шею. Если же ни одна цацка не реагировала — пошёл вон в родительское поместье, осенью приедешь на повторный курс. Рыдающие двоечники отправились получать свою порцию попрёков и утешений от папы с мамой, а счастливчики, сиявшие не хуже новеньких медальонов, по требованию Гидемиса громко произнесли свои имена, цветисто благодарили учителя и с радостными воплями мчались к родителям за обещанными подарками.

Ульса, отвесив глубокий поклон начальству, посторонился… Золотая волчья голова, коснувшаяся моего лба, казалось, была заморожена до абсолютного нуля. Мышцы лица помимо желания скорчились в гримасе боли. Появилось ощущение, будто у меня в мозгу брезгливо шарит чья-то рука… Холодный гнев, поднявшийся изнутри в ответ на это, помог перебороть казавшееся непреодолимым желание стать на колени и подставить шею под кожаный ремешок с медной бляшкой. Хватит. Я была послушной ученицей, но теперь — хватит.

Пришло новое ощущение — ощущение снисходительно-одобрительного взгляда. Мол, вот ты какая, ну-ну. И тут же ушла боль. Только сейчас я сообразила, что не зажмурилась, как ученики соседнего мага, и всю процедуру смотрела Гидемису прямо в глаза. Интересно, это тут что-то значит, или нет?.. Волостной маг молча отнял жезл от моего лба и перешёл к Кутису. Процедура повторилась. И так вплоть до Фолька. Потом Гидемис важно поднял жезл, произнёс то длинное заклинание и посмотрел на камень.

Теперь я откуда-то точно знала, что это рубин. Достаточно большой и чистый, чтобы служить артефактом, «разливавшим магию» по всей волости. Мощный сервер и электростанция в одном флаконе. Опорный узел магического Интернета. На первую группу он не отреагировал, а сейчас засветился неярким алым светом…

Сознание помутилось. Я чуть не наяву услышала голос. Мягкий, ласковый голос, говоривший: «Иди сюда. Иди. Всего несколько шагов — и исполнится твоё самое заветное желание». Голос, сперва безликий, вдруг обрёл тембр и интонации. Голос мужа…

«Любимая, я так скучаю по тебе…»

Чёрт побери, этот мир выдернул меня не для того, чтобы за здорово живёшь вернуть обратно!

Здравая мысль дала мне виртуальный, но весьма чувствительный пинок. Я очнулась и ощутила, как пальцы Кутиса теребят короткую полу моей велокуртки. Гадёныш не отрываясь глядел куда-то в арку, его губы шевелились, а на лице застыла такая злобная радость, что становилось не по себе.

«Если камень засветится… Надеюсь, ты догадаешься, что делать».

Компьютер вывел на монитор «Хочу кровищи!», блин…

Будь это не Кутис, а кто-то другой, я бы начала раздумывать, потеряла бы время и… В общем, судите сами. Я схватила Кутиса за шиворот, дёрнула, чтобы мальчишка оказался впереди и спиной ко мне, и придала ему ускорение совсем не виртуальным пинком. На мгновение мерзавчик пришёл в себя, заверещал, попытался схватиться хоть за что-нибудь… и бесследно пропал, едва оказался под аркой. Рубин наверху ослепительно вспыхнул и погас.

— Милостивый князь принял наш первый дар! — во всеуслышание провозгласил Гидемис. Толпа ответила гулом, в котором смешались разные чувства, от радости до тревоги. А господин волостной маг, повернувшись к нам, широко улыбнулся.

— Хорошо, — сказал он, сверкая улыбкой в тридцать два белейших зуба. — Очень хорошо. Но теперь посмотрим, подтвердит ли всемилостивейший князь выбор судьбы.

Из тумана в арке выпали два медальона.

По примеру предыдущих соискателей я опустилась на колени… Только тогда до меня дошло, что я натворила. То есть, с точки зрения местных законов всё в порядке. Не ты, так тебя. Но я человек, которого с детства учили сверять поступки с совестью. И моя совесть была, мягко говоря, неспокойна. Пусть Кутис маленькое злобное чмо. Пусть я поклялась не позволить ему стать большим злобным чмом. Это всё так. Но стать жертвой бездушной машины, выполняющей команды любого провинциального ведьмака — это за пределами привычной мне морали. Я закрыла глаза, тяжело вздохнула… и почувствовала холод толстой серебряной цепки на шее.

— Назови своё имя, Одарённая! — услышала я громоподобный голос Гидемиса.

— Стана, — машинально ответила я.

— Ведьма Стана из Масента, — поправил маг. — Таково теперь твоё имя и титулование. Ступай, Одарённая, да пребудет над тобой благословение князя и княгини!.. Следующий!

На ватных ногах я отошла в сторонку, уступив место Барру. В ушах шумело, в глазах слегка двоилось, во рту ощущался привкус горечи. Натуральный «отходняк» после адреналинового выброса.

Всё закончилось?

Ничего подобного. Закончилось одно — началось другое. Теперь я владетельная ведьма из какого-то Масента. А Ульса, гад, хихикает.

— Ну, вот, всё обошлось, — говорит. — Я так и знал, что ты очнёшься раньше этого говнюка Второго… ведьма Стана из Масента. Вы, женщины, становитесь на редкость сообразительными, когда пахнет уходом за грань!

Он не сказал «смертью». Он сказал «уходом за грань». Интересно, теперь я имею право задать ему прямой вопрос?

— Что с ним произошло?

— Артефакт, моя дорогая выпускница — хе-хе, — ответил Ульса. — Каждую весну он забирает троих учеников — помимо других…даров. Такова плата нашего сословия за право пользоваться магией. Да и после желательно не зевать… Ага. Третий ко мне осенью приедет, неуч. Я так и думал. Папашу с мамашей обдеру, будут знать, как лодыря ко мне присылать… Четвёртый обрадовался! Одарённый парень, но маловат ещё… Кстати, владения его папаши соседствуют с твоими. Вдовец, всего один сын, вот этот самый…ведьмак Фольк из Рамина. Прими мой совет, женщина: присмотрись. Одинокие ведьмы — редкость, даже на страшных охотно женятся, разве что совсем уж старухами брезгуют. Выйдешь замуж, может, ещё наследничков нарожаешь.

— Я замужем, — мрачно процедила «владетельная ведьма Стана». За долгие годы замужества у нас не случилось детей, такая уж наша «планида». Сперва были «лихие девяностые», когда мы, потерявшие работу, торговали пирожками с капустой, чтобы выжить. Потом оба устроились, и неплохо. Могли бы родить ребёнка, не помешал бы даже спорт, но не повезло. А в сорок рожать уже просто опасно. Но не это заставило меня сжать кулаки от гнева. Допустим, я забуду любимого человека. Допустим, встречу тут мужчину, за которого выйду — пусть не по любви, а по расчёту. Допустим, магия позволит мне безбоязненно родить ребёнка. А если этот ребёнок родится без Дара? Самолично на него ошейник надевать или воевать со всем миром?.. Вот и я о том же.

Нет. Никогда.

— Плюнь и забудь, — гнул своё Ульса. — Где твой муженёк, а где ты. Его всё равно, что нет. О себе подумай.

Ну, да. Кто ещё в этом мире подумает обо мне, если не я сама? Не волнуйтесь, дорогой мой бывший преподаватель, я уже подумала.

— Спасибо за совет, учитель, — я постаралась улыбнуться как можно более едко. — Но я привыкла жить своим умом.

— По крайней мере, ты высказалась искренне, — засмеялся Ульса, держась за своё объёмистое пузо. — Не стану лгать, говоря, будто мне было приятно с тобой работать, но ты, в отличие от тех байстрюков, не точишь на меня нож. Хлебну я с ними ещё горюшка. А ты… С тобой можно договориться. Поверь, это лучше, чем любые заверения в вечной благодарности.

— Не вы ли говорили мне, учитель: «Не верь магам»?

— Говорил, и от своих слов не отказываюсь, — Ульса хлопнул меня по плечу. — Но решать, кому верить, а кому нет, ты всегда будешь сама. Потому я тебе не завидую… Да, сегодня вечером мы пируем. Я пришлю за тобой слугу.

— Пожалуй, это как раз то, что мне нужно. Спасибо, учитель, — мрачно пробурчала я. Пировать он, конечно же, станет на средства, полученные от родителей учеников. И в их присутствии. М-да. Сидеть за одним столом с предками Кутиса? С теми самыми, которые теперь мои кровные враги? В самом деле, спасибо вам, учитель.

Мимо меня вниз по ступенькам пробежал радостный Фольк. Слегка пошатываясь, я поплелась за ним. В толпу экзаменуемых, которая вмиг расступилась перед двумя новыми ведьмаками. Зарёванный до икоты Барр тянулся следом — этого явно ждал отцовский ремень.

Гидемис выкликнул имя следующего учителя…

Show must go on?

Свою тарелку и кувшинчик с вином я утащила за самый дальний стол, какой только нашёлся в этой таверне.

…Шоу на площади продолжалось ещё не один час. За это время артефакт затребовал себе ещё местную девчонку и молодого мужчину явно из иномирян. Зато после третьего принятого «дара» оставшийся «хвост» учеников вздохнул с нескрываемым облегчением. Потом у нас было свободное время. Я сгрызла захваченный из дому учителя завтрак, не почувствовав вкуса, хотя колбаса на этот раз была неплоха. Когда в голове немного прояснилось, рассмотрела поближе новый медальон. Обычная овальная серебрушка, профиль князя вычеканен с изяществом, а в венце монарха посверкивает маленький рубин. Неплохая цепочка с гнутыми и уплощёнными звеньями. Куда подевался медный ученический медальон на шнурке, я не стала спрашивать. Главное, эту серебрушку точно так же невозможно было снять. Ну и фиг с ней. Вернусь, заберу Иру и поеду в этот, как его там… Масент. Надеюсь, это не самая клопиная дыра княжества.

Туримит. Волостной центр. Городок побольше и почище управской столицы. Свободное время я посвятила знакомству с ним; проехала по всем мощёным улицам часа за два, полюбовалась на старинное, по словам туримитян, здание, принадлежащее семье волостного мага. Красивый домик. Пусть из серого камня, как и все постройки здесь, но блоки обработаны очень тщательно, а башенки с ажурными козырьками и позолоченными фигурками птиц на тонких шпилях — просто загляденье. Тут же мне подвалил первый заработок: молодая купчиха сообразила, что новоиспеченная ведьма на радостях дорого за свои услуги не возьмёт, и с непременным поклоном попросила наложить на её новый браслет чары против простудных хворей. За три медяка. В итоге мы обе расстались довольными. Она уходила, застёгивая на пухлой руке браслет-амулет, а я упрятала в задний карман велокуртки семь медяков. Вообще-то полагалось бы десять, но сегодня в городе столько ведьмачков и ведьмочек, что цены на магию здорово просели, а горожане этим вовсю пользовались… На семь медяков можно было три раза сытно поесть или заказать недорогую комнату с завтраком. Учитывая тот факт, что вечером намечалась пирушка, я предпочла второе.

Комнатка была так себе, но тут оказалась достаточно широкая лестница, чтобы втащить велик на второй этаж: пристёгивать его внизу мне почему-то сильно не хотелось. И — у меня ещё оставалась куча времени до вечера. Грех было бы провести его, пялясь в голую стенку.

На площадь я не завернула ни разу…

— Стана!

Я обернулась на радостный возглас. Надо же — Игорь. Ну, слава богу, хоть есть с кем словом на родном языке перекинуться.

— А я всё думал — ты или не ты? — он со смехом подсел ко мне. — Потом как увидел тебя на велике, сразу узнал! Чего такая кислая?

— На душе кисло, — честно призналась я.

— Из-за того пацана, да? Погоди, я сейчас… — он умчался к своему столу, цапнул большую тарелку, кувшинчик и две кружки. Как-то умудрился, ничего не уронив, дотащить в этот угол. — Ну, вот, теперь и поговорим спокойно. Наливай, нехорошо тебе сейчас по-трезвому будет… А эти, — неопределённый взмах руки в сторону двух больших шумных компаний, — пускай себе орут. Ну, как ты тут вообще?

— Да вроде неплохо, — несмотря на желание выговориться, у меня сработал внутренний «предохранитель». Иди знай, смог Игорь остаться человеком, или учитель Гидемис его под себя уже перекроил? — Вот, медальончик. Скоро в свою деревню поеду, дела принимать. А ты как?

— И я неплохо, — Игорь выпил, отломил руками жирную гусиную ногу и заработал челюстями. — М-ням… Я в эту… в деревню не еду, меня маг при себе оставляет. Ему помощник нужен. Говорит, лет с пяток ещё при нём потрусь, он меня в магическую школу пристроит. И зарплата неплохая, жить можно… Ммм, вкуснятина! А ты чего не ешь?

— Фигуру берегу, — невесело засмеялась я. — А ты, я вижу, любишь поесть. Смотри, наживёшь «диванную мозоль», как у моего препода.

Игорь прыснул.

— Да ладно тебе! — он махнул рукой. — Один раз живём. Так-то форму приходилось держать, служба у меня лишнего жира не любила. А тут — почему бы не покушать, если можно?

Маленькая невинная слабость, да? Интересно, земляк, какие ещё у тебя маленькие невинные слабости, помимо желания вкусно поесть? И на какой из них твой маг тебя подцепил? Что подцепил — голову наотруб. Тех, к кому не подобран ключик, либо гробят, либо отсылают подальше.

Слово за слово, и мы проболтали весь вечер, вспоминали житьё-бытьё в том мире и в этом. Передала ему привет от Иры, он обрадовался, что девчонка тоже жива и здорова. Пирующие уже успели хорошенько набраться, дошло до трёх магических поединков, два из которых закончились банальным мордобитием. Потом драчуны, выпив ещё, принялись столь же бурно мириться — с песнями и пьяными слезами. Наконец, когда девяносто процентов гостей уже пришли в состояние «мордой в салат», слуги принялись разносить тела по номерам или тарантасам. И уже под занавес сами слуги быстренько подмели со столов то, что не доели и не допили господа. За всё уплачено, чего добру пропадать. А мы вышли на свежий холодный воздух, под апрельские звёзды.

— Ну, землячка, бывай, — Игорь на прощанье по-мужски пожал мне руку. — Если заедешь, так сразу стукни, буду рад видеть… Не боишься в темноте по такой корявой улице, да на лисапеде?

Я с улыбкой отцепила велик от столба и включила фару.

— До сих пор батарейки держат? — удивился он.

— У меня динамо-втулка на переднем колесе и аккумулятор, — ответила я. — Как-нибудь до гостиницы и пешком докарябаюсь, мы же выпили. Но свет всё равно не лишний… Пока, Игорь. Даст бог — увидимся ещё.

Что-то царапнуло душу при прощании. Что именно — я не стала разбираться.

Наутро пришёл вполне логичный бодун. Лёгкий, но неприятный. Спасаться от симптомов за отсутствием солёных огурцов пришлось старым проверенным способом — глотком всё того же винца, припасённого с вечера во фляжке. Мало-помалу голова прояснилась. Вечером здесь тоже была гулянка, небогатые ведьмаки и ведьмы бюджетно отмечали медальоны своих чад. Сейчас постояльцы, коих посетила всё та же утренняя хворь, выползли в зал «поправиться». Я оделась и спустилась туда же — с велосипедом на плече… Страдальцы, по-моему, враз отрезвели. Видимо, от страха, что допились-таки до «белочки». Потом кто-то разглядел непривычно трезвым взором серебряный медальон, и всё встало на свои места. Вот и хорошо, что это всего лишь чокнутая коллега по Дару, а не похмелье со странными спецэффектами. Можно возвращаться к антипохмелину в кружках… Завтрак оказался небогатым и не слишком сытным, но что я хотела от недорогой гостиницы? Осталось набрать воды в велофлягу, затариться бутербродиком на дорожку — и можно двигать к постоялому двору, где остановился Ульса.

А за порогом меня уже ждали.

То есть, мне вообще-то дали немного времени. Я успела, прислонив велосипед к стенке, нацепить велошлем, и как раз защёлкивала застёжку, когда сработало заклинание щита, упрятанное в обручальное кольцо. Глухо звякнул большой грубо сработанный нож, упавший на мостовую. С бешено заколотившимся сердцем я мгновенно обернулась спиной к стене и присела: второй нож, точно так же глухо звякнув, ударился в серый камень кладки.

Чёрт. Второй адреналиновый выброс за два дня. Как бы сердечко не того… если переживу эту милую беседу без слов.

Из переулочка на меня нёсся неопрятного вида мужик с дубьём наизготовку. Бородища нечёсаная, осклабился, глаза разбойничьи. Метнула в него короткое заклинание «огненной стрелы» — не смертельно, но очень неприятно. Мужик, уронив дубину, схватился за обожжённую рожу и с воем покатился по мостовой. Краем глаза засекла движение справа. Мгновенно сосредоточилась, выкрикнула «урезанное» заклинание щита. Третий нож разделил судьбу своих собратьев. И вот тогда на меня побежали четверо, с двух сторон, отрезая оба возможных пути отступления.

Знакомая красноватая пелена, застившая глаза, не погасила рассудка. Времени расстегнуть молнию на сумке и достать «Сафари» не было. Я сделала то, что однажды помогло мне отбиться от хулигана: схватила велосипед за верхнюю перекладину и швырнула на того, кто был ближе… Кажется, я говорила уже, что мой двухколёсный друг был зачарован. Любой воришка, тронув его, удивился бы до невозможности. Помнится, Ульса предостерегал против наложения двух разных заклинаний на одну вещь. Последствия такого наложения, мол, могут быть непредсказуемыми и опасными. Так оно и есть. Три месяца экспериментов на мышах и крысах из подвала позволили установить, что заклинание «огненная стрела», наложенное на металлический артефакт, уже заряженный заклинанием прочности, даёт действительно очень странный эффект — мгновенный разряд и довольно быструю самозарядку до прежнего потенциала. Я назвала его «конденсатором»… Налётчик, остановленный брошенными в него шестнадцатью килограммами стали и резины, вдруг упал и задёргался, словно эпилептик. Его приятель, не сообразив, что происходит, попытался отшвырнуть с дороги неожиданное препятствие, пнул велик… и тоже упал, дёргаясь и завывая. С двоими, что набегали с другой стороны, я справиться уже не надеялась. Подхватила велосипед, прыгнула в седло и пошла педалить, стараясь не упасть на бугристой брусчатке. Собственное заклинание, понятно, не причинило мне ни малейшего вреда. Сзади слышались крики. Что-то не слишком сильно ударилось в низ рюкзака, но я уже набрала скорость и неслась по улице, распугивая редких прохожих. Жёсткая вилка позволяла чувствовать все бугры и ухабы, велосипед трясся, я громко материлась по-русски и молилась про себя только об одном: чтобы заклинание прочности, вложенное в каждую спицу, сработало как надо.

К гостинице, где накануне гулял Ульса, я подкатилась, немного успокоившись. Едучи на велосипеде, долго не понервничаешь, здесь нужно следить за дорогой. Желательно, с ясной головой. Убийцы остались где-то там, в лабиринте улиц, где без подробной карты, наверное, даже стража не ходит. Можно было поразмыслить, кому я так сильно жить мешаю. Долго думать не пришлось: вариант может быть всего один. Родители Кутиса. Тут вроде бы считается огромной честью, когда артефакт выбирает жертвой твоего ребёнка, но не все родители могут разделять это мнение. Особенно когда кто-то активно поспособствовал выбору артефакта. Я бы тоже мстила, потому никаких порывов бежать к местным комиссарам Мегрэ не чувствовала. Сделать вид, будто ничего не случилось? По-моему, наилучший вариант.

Рыдван мага уже стоял у дверей в полной готовности, даже возница восседал на козлах, а двое слуг при длинных ножиках, именовавшихся здесь мечами, топтались около своих лошадок. Ульса, водящий пальцами по экрану пятидюймового «Самсунга», действительно выглядел странновато, но к такому зрелищу я уже привыкла.

— А, явилась, — не слишком довольно буркнул он. — Я тебя уже три шага солнца жду.

— Меня немного задержали, — я не стала напоминать, что мы вообще-то не уговаривались о точном времени. Просто со всей возможной аккуратностью притормозила и слезла с велосипеда. — А где малолетки?

— Дрыхнут, и их папаши с мамашами тоже, — без особой охоты ответил маг. — Ты дорогу хорошо запомнила?

Это да, географическим кретинизмом, как и подавляющее большинство велотуристов, я никогда не страдала. Один раз изучив трек, могла доехать до пункта назначения, не сверяясь с «Навителом» и гуглокартами. А уж раз проехав по дороге, точно не собьюсь с пути истинного. Потому молча кивнула в ответ.

— Вот и отлично. Езжай, предупреди дворню, чтобы как следует подготовились. Приеду голодным!

Вторично кивнув, я снова взгромоздилась на седло и крутнула педали. И тут меня настиг ставший серьёзным голос мага.

— Стой!

Ну, «стой», так «стой». Одну ногу на брусчатку, вторую на педаль. Стою. Что дальше? Ульса быстрым шагом подошёл, зачем-то пряча ладонь в длинный рукав. Сунулся к рюкзаку, за что-то схватился и резко дёрнул.

— Тебя, значит, немного задержали, — хмуро изрёк он, показывая мне нож, ухваченный за рукоять через ткань рукава. На лезвии ножа поблёскивал жир — видимо, жертвой покушения вместо меня стал мой бутерброд с окороком. — Рассказывай.

— По-моему, без моего рассказа всё понятно, учитель, — стараясь казаться спокойной, проговорила я.

— Магию применяла?

— Только для самообороны.

— Отлично, отлично… Сейчас пошлю слугу за магом-дознавателем. Он быстро имечко твоего доброжелателя назовёт.

— Учитель, это ведь тоже не секрет, — сказала я, понизив голос на полтона. — Мне сейчас только скандала на всю волость не хватало.

— Соображаешь, женщина, — маг вдруг заговорщически подмигнул. — У каждого из нас есть враги, и тем, кто способен договориться между собой, лучше держаться заодно.

Конечно, учитель. Само собой. Если на свете есть люди, жаждущие моей крови, я непременно буду искать союзника в вашем лице. Логично. Вот только вопросик на засыпку: вы догадывались о предстоящем нападении, или попросту знали, но не сочли нужным предупредить? Изучив вас, я скорее готова поверить во второй вариант.

— Да, учитель, — хмуро ответила я. В этом вопросе лучше не умничать, особенно вслух. Дольше проживу.

Впрочем, больше ничего я сказать и не успела бы: в окне трапезной показалось бледное круглое лицо. Лицо тут же перекосилось гримасой такой высокопробной злобы, что мне стало как-то неуютно на этой площади и в этом городе. Через пару секунд на крыльцо вылетела, подбирая юбки, невысокая кругленькая женщина. Её можно было бы, наверное, назвать красивой, если бы не эта злоба. Оттолкнув замешкавшегося слугу, она подлетела ко мне, выставляя вперёд руки с растопыренными пальцами… Мой медальон качнулся, солнечный блик высек из маленького рубина огненную искорку. И это мгновенно остановило разъярённую женщину: она вовремя сообразила, что имеет дело уже не с ученицей.

— Ты!.. — её лицо скривилось от рыданий, выдававших бессилие. — Ты, приблуда!.. Радуешься? Радуешься, да?

— Нет, — мрачно ответила я. Всё ясно: мать Кутиса. И того парнишки, которого младший братец довёл до самоубийства.

— Тебе не будет покоя! — женщина заливалась слезами, но ближе, чем на пять шагов, не подходила. — Слышишь? Тебе в этом мире нигде и никогда не будет покоя!

— Я знаю, — не меняя тона ответила я, краем глаза послеживая за реакцией Ульсы. Тот разве только руки не потирал от удовольствия.

— Мой сын! Ты погубила его, дрянь! Моего единственного сына!..

— Так уж и единственного? — меня покоробило. Это та самая женщина, которая, как рассказывал Ульса, только плечиком дёрнула, узнав о смерти среднего, и без малейших колебаний продала старшего на каменоломни. Дорого ли стоит её скорбь по младшему? Она не сына оплакивала, а наследника имения. Увы, это не моё допущение, а суровая реальность жизни колдовского сословия.

— Единственного! — злобно выкрикнула женщина. — Единственного Одарённого после двух ублюдков! Это ты должна была пойти под арку! Ты, а не он! Шлюха!.. Да я тебя собственными руками!..

— Давай! — ну, всё, с меня хватит. Бросила велосипед, резким гневным шагом преодолела расстояние меду нами и заорала: — Вот она я! Тебе не привыкать — собственных детей сгубила, чего какой-то приблудной бояться?! Ну, где твои руки?!!

Женщина, подавившись рыданием, отступила, втянула голову в плечи и… побледнела. Она знала, что имеет дело с ведьмой, но не знала, насколько слаб мой Дар. Наверное, это и сработало. Гнева, между тем, я не испытывала. Ни на грамм. Была злость, но не злоба, застящая глаза. За меня всё решил пятнадцатилетний опыт работы в большой фирме. Бывают люди, которые начинают думать только после того, как на них наорёшь. Причём не факт, что начинают думать именно головой.

— Тронешь меня ещё хоть раз — закопаю, — рыкнула я, стараясь выглядеть как можно более убедительной, и вернулась к своему многострадальному велосипеду. — Прошу прощения, учитель, — это уже Ульсе, на два тона тише и с учтивым кивком. — До скорой встречи.

Брусчатка площади и городских улиц неприятно отдавалась ударами руля в ладони. Ничего, скоро ворота и ставшая уже привычной грунтовка.

Я ведьма. Я настоящая злобная ведьма, именно такая, какой хотел видеть меня учитель. Запомните это, мадам. Свою роль буду играть так, чтобы даже Станиславский не воскликнул сакраментальное: «Не верю!»

— Ты не обольщайся, — Ульса не имел вредной привычки разговаривать, жуя, и жевать, разговаривая. Мудрые наставления давал уже под десерт — сыпкое печенье в кленовом сиропе и вино. — Вряд ли эта парочка оставит тебя в покое. Сегодня ты, считай, легко отделалась. Знаю, знаю, ты не любишь бить первой. Но согласись — хе-хе — бьющий первым имеет преимущество.

Меня совершенно неожиданно пригласили на ужин к магу. Интересно, с чего такая милость? Раньше он был моим учителем, теперь — непосредственное начальство. Решил дать инструкции? Что ж, Ульса — умная сволочь. Его советы вовсе не будут лишними, нужно слушать и запоминать. Пригодится.

— Там действительно гнилая семейка, — продолжал он. Дорогие восковые свечи редко-редко издавали едва слышное потрескивание. Куда громче трещали дрова в камине. — Муж — пьяница. Жена — редкая стерва, вертит им как хочет. Теперь они остались без законного наследника. Попытаются, ясное дело, родить нового, но с пристрастием папаши к вину — сама понимаешь, какие у них шансы. Потому будь осторожна.

— У них наверняка есть враги и помимо меня, — сказала я, едва пригубив вина. Немного кисловато, как на мой вкус, но о вкусах, как известно, не спорят.

— Мыслишь в верном направлении, женщина, — хихикнул маг. — Как ты заметила, я не стал писать господину Гидемису то, что на самом деле о тебе думаю. Сделай я это, ты не дожила бы до испытания. Ему трудности ни к чему, а вы, иномиряне, всегда создаёте трудности.

— Мы здесь чужие, — самая лучшая стратегия сейчас — соглашаться, иногда осторожно дополнять реплики Ульсы, но ни в коем случае не переходить некую черту. — Прошу понять меня верно, учитель, но полностью переделать нас невозможно. Мы всё равно останемся детьми своего мира

— В том-то и проблема. Некоторые из вас начинают наглеть, таких приходится убирать. Ты тоже не подарок, но я уже говорил и повторю снова: с тобой можно договориться. Среди вас, иномирян, это редкость, а уж наши-то почти не способны ни к какому компромиссу… Кстати, пока ты не уехала в своё владение, заряди электричеством мои артефакты. Разумеется, в счёт погашения твоего — хе-хе — долга. Позже я буду посылать их тебе со сборщиками.

На том порешили и распрощались. Получив оба «Самсунга» на руки, я отправилась к себе.

Последняя — я надеюсь — ночь в этом доме.

Завтра — в путь.

Стараясь не потревожить Ирочку, умаявшуюся со сборами и заснувшую в своём закутке, я затеплила свечку. Проверила зарядное — полное, что называется, под завязку. Поставила сперва заряжаться Grand Duos, тот самый, что маг зачем-то таскал с собой в Туримит… Кстати, зачем? Обычно он с телефонов пылинки сдувал, держал то в ларце, выстеленном мягкой замшей и набитом льняными тряпочками, то в специально заказанных по этому случаю жёстких кожаных кошелях. Моё предупреждение о предельной нежности артефактов возымело действие. Но зачем-то же он поволок с собой лучший из двух телефонов? Хотел записать на видео пьянку после экзамена? Или…

Стоп.

Во время экзамена он был одет в великолепный вышитый балахон. Я бы даже назвала это одеяние халатом, если бы он не выглядел так парадно. Из-под балахона виднелось его обычное коричневое одеяние, которое он всегда подпоясывал простым поясом и шёлковым кушаком. И на поясе обычно болтался кошель с монетками и амулетами. Из-под праздничного балахона его видно не было. Может ли это означать, что на поясе достопочтенного учителя болтался не один кошель, а два?

Но ведь это легко проверить.

Наушники от моего «китайца» вполне подходили к этой модели. Подсоединив их, я полезла в папку, где лежали аудиофайлы диктофона…

Так и есть, он записал всю церемонию нашего, так сказать, посвящения. «Смысл?» — вопрошал в своё время штандартенфюрер Штирлиц. Не вижу смысла. Вряд ли он сделал бы это из сентиментальности, оставить долгую память о знаменательном событии. У него это событие каждый год случается. А ну-ка, прослушаю ещё разок.

Так. Заканчивается экзамен у первой группы учеников. Вызывают Ульсу из Ремы. Слышу шумное дыхание мага — лишний вес, одышка, на постамент забираться уже годы не те. Гидемис что-то говорит. Потом — тишина. Тишина толпы, едва слышный фоновый шум. Это волостной маг нас жезлом касался. Потом он, помню, повернулся к арке с рубином наверху, воздел руки и произнёс длинную абракадабру, которую никто из нас, как ни старался, не смог запомнить…

Сердце дало сбой.

Мать-перемать! Ульса записал заклинание активации главного амулета волости!

Незачем сидеть и гадать на кофейной гуще, зачем ему это понадобилось. Если есть такой убойный файл, слить его себе — моя святая обязанность! Кто знает, может, когда и пригодится.

Дальнейший шмон телефона ничего не дал: маг, видимо, отключил его сразу после церемонии. Может быть, включал ещё разок, чтобы убедиться, что записалось всё необходимое. Ах, нет, вот несколько фотографий начала пирушки, когда все ещё относительно трезвые. При свечном освещении получилось так себе, но для долгой памяти вполне сгодится. И… То ли он мне настолько доверял, то ли не подумал, что я могу задаться вопросом, зачем он таскал телефон с собой по всем ухабам. Проверить, скачивала ли я файлы, он всё равно не сможет, не знает соответствующих «технологических заклинаний», но на всякий пожарный гляну, включены ли тут логи.

Эх, моя маленькая подозрительность. Как бы в большую шизу не выросла — с таким-то учителем и прочим окружением.

Оставила «Самсунг» в покое. Пускай заряжается. Нужно отдохнуть и как следует переварить массу информации, свалившуюся на меня за эти дни.

Что сословие колдунов — банка с пауками, думаю, ни для кого не секрет. И что выживает в этой банке не сильнейший, а подлейший, тоже. Мне ещё предстоит почувствовать это на своей шкуре. А вот что задумал Ульса? Хочет «хакнуть» тот рубин и добраться до главного артефакта? Собирается подсидеть Гидемиса, устроив ему большую неприятность? Просто запасается козырями на будущее? Многие знания — многие печали, дорогой учитель. Потому, наверное, ваш оптимизм почти всегда напускной… Он явно начинает какую-то игру, и лучше мне в это время сидеть в деревне, не высовываясь. Во всяком случае, пока. Начну ныть про доставшийся мне в управление депрессивный домен, про круглосуточные усилия по выведению его экономики из глубокого кризиса и про зловредных соседей. Засяду в глуши и буду потихоньку собирать информацию. Авось, маг махнёт на меня рукой и оставит в покое — до поры до времени.

Во-вторых, отношения с соседями. Век бы их не видеть, но ведь всё равно придётся встраиваться в эту политику уездного масштаба. Да ещё учитывать наличие врагов — родителей «ушедшего за грань» гадёныша. Вряд ли у такой «милой» парочки найдётся много сторонников, но чем более правильно я себя поведу, тем меньшим будет их число.

В-третьих… Никаких замужей! И не только из-за лютейшей тоски по любимому человеку. Для меня, не имеющей наследников, это попросту опасно для жизни. Ибо кто наследует безвременно почившей супруге? Разумеется, её безутешная сильная половина. Так что этот вопрос лучше вообще не поднимать. Найдутся Ромео — пошлю к Джульетте. Вежливо, с соблюдением всех приличий, не обостряя ситуации, но пошлю.

Одним словом, завидую даже карасю на сковородке. Его судьба-то как раз известна, а что будет со мной, не знает никто. Неизвестность пугает. Смутное чувство тревоги не давало спокойно уснуть, и я проворочалась с боку на бок чуть не до рассвета. Сказала бы — до утренней петушиной переклички — да нет здесь кур. Гуси и утки есть. Маги методично выпалывали ростки любой цивилизации за пределами княжества, и на родине кур — Юго-Восточной Азии — люди до сих пор жили первобытными племенами. Понятно, что теперь некому гонять нечисть утренними «кукареку»… Конечно, в любой шутке есть доля шутки, но что-то слишком уж она горькая, эта доля. Наверное, потому в этом мире меня никогда не покидало то «пяточное чувство», которое нашло самое неудачное время, чтобы снова напомнить о себе.

Разумеется, наутро я проснулась с головной болью.

Кофе с чаем здесь тоже не водится, пришлось проглотить предпоследнюю таблетку темпалгина из аптечки безвестного туриста, и с самым прегадостным настроением торговаться с возчиком. Этот ни в какую не соглашался на формулу «утром стулья — вечером деньги». В смысле, везёшь мою служанку с нехитрой поклажей в имение, и там рассчитываемся. Хитрый «таксист» настаивал на предоплате в полном объёме, а мне совсем не хотелось увеличивать долг перед магом ещё на половину серебряного. Двадцать пять медяков — по местным меркам не так-то уж и дорого, но у меня и того в наличии не было. После битого часа разговора на повышенных тонах сошлись на компромиссном варианте: пятнадцать медяков задаток, десять — по прибытии в имение… Судя по тому, как упорно торговался возчик, я заключила, что моё владение не самое богатое в управе Рема. Но раз согласился на частичную оплату по выполнении заказа, значит, и не самое запущенное. Что ж, пошла к Ульсе. Сдала ему заряженные телефоны, написала расписку на шесть серебряных с четвертью, получила на руки те самые двадцать пять медяков — мало ли что, вдруг в кубышке прежнего хозяина ничего нет — и с чистой душой пошла за Ирочкой.

— Что, едем? — обрадовалась та, хватаясь за сумки. — Ура!

Я скептически обозрела её «дорожный» прикид: джинсики, китайские кроссовки и лёгкая яркая курточка. Словом, та самая одёжка, в которой она сюда попала. Всей разницы с ней прежней — отросшие волосы, наполовину ярко-рыжие, наполовину каштановые.

— Оденься потеплее, — сказала я. — Повозка — не авто, а погодка прохладная.

— Да ладно, там понты ехать! Твой препод говорил, лиг пять. Это типа пять кэмэ, да?

— Нет.

— А сколько? — Ирочка ошалело уставилась на меня.

— Здешняя лига — это расстояние от твоего носа до горизонта. Где-то в районе пяти километров. Умножь пять на пять и сделай выводы.

— Бли-ин… — моя землячка сразу поскучнела. — Далеко.

— Мне на велосипеде — пара часов, даже по грунту. А повозка как раз к вечеру дотащится. Так что не форси, а доставай ту туристическую курточку.

— Ладно, не вопрос, — видимо, Ирочка решила, что пококетничать она сможет и позже. Главное, не приехать с соплями до пола. — Может, ты мне чего-нибудь от простуды наколдуешь? Вот, у меня кулончик есть, — она достала из-под свитерка тонкую серебряную цепочку со знаком Близнецов.

— Снимай, наколдую, — мне тоже не улыбалось по приезде лечить эту модницу от какого-нибудь местного гриппа, потому согласилась сразу. Несмотря на головную боль, которая только-только начала сдавать позиции. — Но куртку сменить! Это приказ, ясно?

— Так точно… — вздохнула Ирочка.

Маг проводил нас, стоя на крылечке.

— Ну, удачного пути, Стана из Масента, — хихикнул он на прощанье. — Ничего не хочешь сказать напоследок?

— Я не прощаюсь, учитель, — улыбнулась я. Чистосердечно улыбнулась, без всякой задней мысли. По-моему, Ульса прекрасно это понял. И ещё, по-моему, искренне удивился.

Итак, в путь. К новой головной боли.

Ну, и какова же ты, моя персональная земля обетованная?

Поздравьте, дамы и господа. Перед вами гордая владычица старенького особняка, четырёх десятков деревенских дворов, трёх полей, двух лугов и одного озерца. И ещё каменный мостик через речушку, теоретически дававший право взимать мостовой сбор. Прямо как в «31 июня». Не хватает только короны и принцессы. Впрочем, линяющая в свой природный цвет рыжая принцесса трясётся в возке где-то километрах в пяти-шести отсюда.

Самая обыкновенная глухая средневековая деревня. А я тогда кто? Самая обыкновенная провинциальная барыня? Вряд ли. Хотя бы потому, что нормальные средневековые барыни не рассекают на велосипедах.

Но я-то ненормальная…

Густой лиственный лес, окружавший деревню Масент, давным-давно отступил от околицы. Любая попытка сократить дистанцию немедленно пресекалась крестьянскими топорами, благо, здесь, к югу от Ремы, лес не дубовый, рубить можно. Впрочем, дуб тут имелся. Огромный, узловатый, явно очень старый. Рос он посреди того, что можно было бы назвать деревенской площадью — некоего расширения проходившей через деревню дороги. На нижних ветках густой бахромой висели цветные тряпочки, и относительно новые на вид, и совсем истлевшие от старости. По одну сторону так называемой площади постоялый двор, что совсем не удивительно, по другую — пара грубо сколоченных столов с рамками навесов, на случай, если мимоезжие торговцы пожелают что-нибудь здесь продать. Судя по отсутствию полотна на рамках и убогому виду столов, ими пользовались нечасто. Может, пару раз в год, когда купцы, едущие в Рему, запаздывали и бывали вынуждены здесь заночевать.

Объехав деревню под прицельными взглядами мелкой ребятни и баб, я вернулась на площадь и остановилась аккурат под дубом. Вон тот бревенчатый дом, на краю площади, на вид самый добротный. Не иначе дом старосты. Сейчас как раз время пахоты, если я ничего не напутала, и народ был в поле. Каждый день на вес золота. Ковыряли жирную чёрную землю — кто плугом, кто сохой. Но женщины с детишками сейчас должны копать огороды на придомовых участках. Ага. Вот эта старуха в плотном сером платке, злобно зыркнувшая на меня из-за невысокого плетёного забора, видимо, старостиха. Понятно, почему она на меня волком смотрит: явилось нечто в странных чёрных тряпках, непотребным образом обтягивающих фигуру, на голове непонятное цветастое сооружение, вместо глаз чёрные блямбы, а вместо лошади — то ли пол телеги, то ли рамка для сушки белья на колёсах. Натуральное НЛО.

— Тебе чего? — недружелюбно поинтересовалась старостиха, высунувшись за ворота. Она оказалась толстой бабой на вид лет шестидесяти. Где-то за её необъятной спиной мемекнула коза. Стояла она как раз с наветренной стороны, и на меня повеяло специфическим козьим запахом.

— Мне нужен староста, — желание немного подшутить над этой суровой бабищей ушло так же мгновенно, как и появилось. Юмористов тут и в городе не жалуют, а уж в деревне — и подавно.

— В поле он, — старостиха сказала — как гвоздь забила. — А ты катись отсюда, пока я внуков не позвала. Ишь, ездют тут всякие…

Из-за забора показалась голова паренька лет пятнадцати. Видимо, это и есть тот самый страшный внук, коего мне теперь положено бояться.

— Скажи мужу, чтобы перед закатом все здесь собрались, — я проигнорировала недовольство бабы. — Передай — госпожа приехала.

— Где госпожа-то? В особняке? Возок-то не проезжал ишо, я б заметила.

Так. Меня явно держат за шестёрку. Пора объяснить, кто тут самая большая кочка на болоте. Это моя деревня, или где?

— Госпожа здесь, — я расстегнула куртку и продемонстрировала свой серебряный аусвайс. — Перед тобой. Давай, женщина, посылай внука с новостями. Перед закатом приеду, и чтобы здесь были все, от мала до велика.

Надо было видеть глаза старостихи: они моментально сделались, как у нас говорят, «по пять копеек».

— Гемеш! — неожиданно высоким голосом заверещала она, всовываясь грузными телесами обратно во двор. — Гемеш, лодырь! А ну живо беги к деду!..

Я не стала дослушивать, какие распоряжения баба отдаст внуку. Крутанула педали и поехала на юг, к особняку на холме. До заката ещё есть время, чтобы принять жилплощадь.

Жилплощадь, к слову, меня не обрадовала: то ли у прежнего владельца было туго с деньгами, то ли за пять лет, прошедшие со времени отхода домена в госсобственность, казённый управляющий воровал по-чёрному. Добротные каменные стены были некогда приятно выбелены, но сейчас побелка частью облупилась, частью была заляпана грязью, а кое-где, благодаря криворукости маляров-штукатуров, облезла под ударами непогоды. Крыша черепичная, как в городе, но уже нуждается в ремонте. Заборчик же плетёный, как у деревенских. По двору бродят беленькие козочки, важно переваливаются средней жирности гуси. Из сарайчика поодаль распространяется вонь плохо вычищенного свинарника. Значит, сало у меня точно будет, что не может не радовать душу полуболгарки-полуукраинки. Фаршированные помидоры и чорба из фасоли у родителей всегда соседствовали на столе с салом, чёрным круглым хлебом и варениками в сметане. И это при том, что отец мой ту Болгарию только по телевизору видел, сам родом из Бердянска… Родительский дом. Грустные воспоминания… Впрочем, часть их меню я могу попытаться восстановить. Как тут насчёт помидоров и сладкого перца, я знаю точно: никак. Зато фасоли и гороха — хоть засыпься. Даже по забору господской усадьбы что-то бобовое вьётся. Курятины нет? Тут полно гусятины и утятины. Свинки опять же. Овец нет, значит, и брынзы не дождёшься. Но есть коровы, а коровы означают молоко, сметану и масло… Ого! Тут и фруктовый садик имеется? Живём!

— Эй, кто это тут шляется?

Грозный окрик со двора. Так и есть: суровый мужик с каком-то дрыном на плече, смотрит враждебно. На шее — полоска кожи с медяшкой, значит, крепостной. Одёжка — домотканая холстина, на ногах бесформенные, непонятно из чего сработанные лапти.

— Открывай, — говорю. — Хозяйка приехала.

Мужик недоверчиво обозрел дорогу за моей спиной. Разумеется, пустую. Посуровел ещё больше.

— Нечего тут шутки шутить, — прогудел он, перехватывая дрынок поудобнее.

Да уж, тёплый приём. И я ведь здесь не первый день, хоть чуть-чуть, а местную жизнь изучила. Представляю, что было бы, если бы я пошла у Ирочки на поводу, и мы в первый же день притопали бы в какую-нибудь деревню. Получилось бы в точности, как я ей прогнозировала.

— Какие шутки, человече? — я с искусственной улыбкой продемонстрировала ему медальон. — Всё совершенно серьёзно. Открывай ворота и скажи тому, кто тут всем сейчас заправляет, что я уже здесь. Хочу осмотреть дом и выслушать доклад.

— Так бы сразу знак и казали, госпожа ведьма, — или мне показалось, или в голосе сурового мужика промелькнула почти детская обида: мол, вольно господам над маленькими людьми потешаться. — А то ведь шастают тут всякие, а я добро стерегу… Ить! — он легко, без натуги, выдернул здоровенный брус, коим были заперты ворота, и раздвинул створки по одной.

Ну, силён дядька! Такой дрыном по спине вытянет — любому кисло будет. И ничему не удивляется. Мой велокостюм по канонам колдовского сословия — полный разрыв шаблона. А уж сам велосипед вообще ни в какие рамки не вписывается. Но сторож даже головой не покачал. То ли уже видел иномирян, то ли вообще не склонен демонстрировать сильные эмоции. Сам он в дом не пошёл, кликнул кого-то из домашней прислуги. Пока я снимала шлем и распускала связанные в хвостик волосы, в доме поднялся натуральный переполох. Раздались нервные, пожалуй, даже испуганные голоса, захлопали двери и ставни, послышался топот ног по скрипучей деревянной лестнице. На всякий случай я расстегнула молнию на куртке до самого низа, чтобы все желающие могли видеть медальон. Я знала, что человек без подобного украшения тут не котируется, и в городе на всякое насмотрелась, но тут, в сельской местности, вообще всё запущено. Крестьянская община — закрытый коллектив, чужаков туда допускают крайне неохотно. Начальство, назначенное «сверху», будут терпеть ровно до тех пор, пока этот самый «верх» имеет силу. А я — именно таковое начальство и есть. Ничего. Пусть привыкают. Лютовать в лучших традициях Салтычихи точно не мой стиль, но и либеральничать не стану. Крестьяне что в этом, что в нашем мире — не всегда умные, но всегда очень хитрые люди. Это их поговорка: «Кто везёт, на том и возят». Так вот: я за них возить не буду. И лучше дать это понять с первого раза.

Переполох выкатился из дому на крыльцо в образе краснощёкого, гладко выбритого мужчины средних лет. Из-за традиционного для высших сословий узорчатого балахона, подпоясанного шёлком, трудно было судить о его фигуре, но человек явно любит покушать. На голове — что-то типа колпака с наушниками, в нашем мире такое веке эдак в пятнадцатом носили отцы церкви. Здесь подобный головной убор — отличительная особенность купеческого сословия и низшего звена государственных чиновников. Ага. Дядечка-управляющий в наличии, одна штука. А это кто за ним вышел? Суховатая высокая женщина примерно моего возраста, седеющая шатенка в поношенном, но опрятном платье горожанки. Держится с достоинством леди Астор, взгляд мрачный и умный, а сама в рабском ошейнике. Экономка? Родственница прежнего хозяина? Проверим.

— Добро пожаловать, госпожа ведьма, — колобок на ножках расплылся в угодливой улыбочке и поклонился. — Добро пожаловать в ваше имение! Как я рад! Вы так неожиданно… О, если бы я знал, что вы будете так скоро, я бы распорядился подготовить торжественную встречу!.. Извольте осмотреть ваш дом, госпожа ведьма!

— Для начала мне хотелось бы узнать ваше имя, уважаемый, — сухо ответила я.

— Меннис, госпожа ведьма, — краснощёкий снова раскланялся. — Назначен сюда управляющим от казны до вступления в права наследника покойного хозяина Масента, либо того, кого всемилостивейший князь соизволит одарить этим прекрасным владением.

— Распорядитесь накрыть стол на четыре персоны, господин Меннис, — вот уж на что я точно не ведусь, так это на льстивые улыбочки и масленые глазки. Пять лет управляющим, и чтобы ничего себе в карман помимо казённого жалования не положил? Ой, какая была бы прекрасная сказка! Но увы, сказкам и в этом мире места нет. — И подготовьте, пожалуйста, финансовый отчёт… хотя бы за последний год.

— Но дом… — осёкся управляющий.

— Дом покажет эта дама, — я кивнула в сторону строгой женщины в ошейнике.

— Дама? Это же рабыня, — Меннис неприятно удивился. — Госпожа моя, это как-то…

— Я отдала приказ. Извольте выполнять.

Вот так. Тут я «бугор», ясно? Миндальничать с такими дядями — себе дороже, знаю по личному опыту. Сейчас он побежит составлять бумажку с липовыми циферками, а я коротко расспрошу эту серьёзную женщину. Судя по тому, какие взгляды она бросала в сторону господина Менниса, здесь пять лет шла война за каждую охапку соломы, и тем, что здесь ещё хоть что-то есть, помимо голых стен, я обязана именно ей.

Так, значит. Осталось прислонить велосипед к перилам и предупредить, чтобы не трогали — заколдовано.

Дворня, толпившаяся за спиной управляющего, расступилась, когда он, непрерывно кланяясь, попятился обратно в дом. Тут же послышались его приказания насчёт трапезы. Забегали служанки, высунувшийся из полуподвального помещения — кажется, это кухня? — молодой мужчина в ошейнике, тут же всунулся обратно. Повар? Помощник повара? Тоже проверим.

— Представьтесь, пожалуйста, — это уже даме с манерами аристократки и с ошейником рабыни. — Мне хотелось бы обращаться к вам по имени.

— Риена, госпожа моя, — с достоинством ответила та. — Восемнадцать лет безупречной службы прежнему хозяину в должности хранительницы кошелька.

Экономка, значит. Вот и отлично. Манеры безупречные. Очень может быть, что она — лишённая Дара дочь какого-нибудь владетельного ведьмака. Дар ведь, как говорил Ульса, проявляется у ребёнка между тремя и пятью годами. Если к шести никаких магических способностей не выявлено…

Стоп. Об этом — не сейчас, а то накручу себя и наделаю ошибок.

— Будьте добры, уважаемая Риена, покажите мне дом.

— С удовольствием, госпожа.

Первый этаж — ничего примечательного. Ну, передняя, ну, трапезная зала и подсобки, двери которых выходят на задний двор. Второй — господские апартаменты. Сейчас там сломя голову носились служанки с подушками, перинами и прочими простынями. Комнатки тут вполне пристойные, кабинет и спальня смежные, отапливаются камином. О, да тут и библиотека имеется! Целых семь томов. Интересно, управляющему хватило ума не трогать книги? Колдовские же, такие налево не толкнёшь, не уничтожив магический «экслибрис» владельца. Да и Риена наверняка сторожила хозяйское добро почище Цербера. Она и на меня с подозрением посматривает: мало ли, что там за ведьму черти принесли, не промотает ли всё нажитое на цацки, тряпки и гулянки? Нет, не промотаю. Характер не тот. Я жадина, скажу честно. Я очень большая жадина. После того, как мы с мужем полгода питались недопроданными пирожками, копя деньги на оплату долгов за квартиру, я узнала реальную цену каждой копейки. Так что по этому пункту Риена может быть спокойна… Так, что у нас здесь? Две комнаты для гостей и конура для личной служанки? Конуру — под кладовку, а Ирочке отведу одну из гостевых, ту, что примыкает к кабинету. И нечего на меня глаза таращить, милочка. Бери пример с мадам Риены: ничему не удивляется.

— Здесь моя комната, госпожа, — вышеназванная остановилась у аккуратной двери в самом конце коридора. — Желаете взглянуть?

— Если вы не против, — кивнула я. — А теперь, уважаемая Риена, — когда мы оказались в чистой уютной комнатке квадратов эдак на восемь, я плотно прикрыла дверь, — мне хотелось бы узнать, каковы дела имения.

— Разве вы не станете дожидаться доклада господина Менниса? — экономка удивлённо подняла тонкую бровь. Впрочем, она при этом тонко так улыбнулась, понимающе.

— Его я послушаю за трапезой. Но я желаю знать правду, и потому обращаюсь к вам.

Улыбка женщины стала шире.

— Полагаю, моя госпожа не поверит, что Масент способен принести всего лишь четырнадцать серебряных в год, — сказала она.

Честно сказать, я понятия не имела о доходности среднего имения в управе Рема, но на всякий случай сделала умное лицо.

— Назовите реальную сумму.

— Двадцать два серебряных и шестнадцать медяков — таков был чистый доход в последний год жизни моего прежнего господина. Не думаю, что при господине Меннисе мы хоть раз получили меньше двадцати.

— Итого — по шесть серебряных в год, — а вот о стоимости драгметаллов я, как ведьма, представление имела. Ульса очень дорого ценил свои учительские услуги: шесть серебрушек с учётом скидки за помощь — это много. За шесть серебряных можно купить раба, обученного какому-нибудь полезному ремеслу. Или кушать полгода, ни в чём себе не отказывая. Или снять в городе комнату на тот же срок. — И это, надо полагать, только деньгами и только с текущего дохода. Но у вашего прежнего господина наверняка имелись сбережения.

— Да, госпожа, и после ритуала Обретения вы сможете снять запирающее заклятие с денежного ларца, — подтвердила Риена. — Когда мой господин в последний раз закрывал его, там было четыре золотых и около шестидесяти серебряных. Медь всегда была у меня — на текущие расходы. Есть три золотых у ростовщика в Реме, за пять лет должны были набежать проценты — не меньше семи серебряных на каждом золотом. Но ростовщик, боюсь, просто так с этими деньгами не расстанется.

Она сказала не «прежний господин», а «мой господин», да ещё с грустинкой во взгляде. Да. Не женщина, а монумент преданности. Бэрримор в юбке. Надо бы расспросить разных людей, каков был мой предшественник. А то Риена наверняка начнёт рассказывать, какой он был золотой с бриллиантовыми вставками. Спорю на велосипед, была в него влюблена и до сих пор скорбит.

— Золото можно оставить на вкладе, а проценты забрать. Когда управимся с принятием имения, вы съездите в Рему с моим письмом и с поручением, — я узрела великолепную возможность одним махом расплатиться с Ульсой и заодно предложить ему одну выгодную сделку. — Или лучше мне съездить? С моим транспортом — обернусь за полдня.

— Госпожа моя, я подумаю, как будет лучше для вас.

— Подумайте, уважаемая Риена. А я подумаю, как мы будем обустраивать имение. Кажется, кое-где нужно менять черепицу?..

Снова тонкая понимающая улыбка. Один-ноль в мою пользу: первый союзник в Масенте уже в наличии. И какой союзник — хранительница кошелька! Натуральный министр финансов. Среди ночи разбуди, попроси кредит — даже не дослушает: «Денег нет!» Воображаю, какие баталии тут разворачивались между ней и казённым управляющим.

Не успели мы выйти в коридор, как со двора донёсся треск, а за ним женский вопль с подвыванием. Я тут же сунулась к ближайшему окну. Ну, конечно: какая-то молодуха попыталась цапнуть зеркало с моего велика…

— Распустились без хозяйской руки, — Риена сурово поджала губы: она не видела, что произошло, но по моей гримасе легко обо всём догадалась. — Прошу вас не как рабыня хозяйку, а как женщина женщину, госпожа: наведите здесь порядок. Сил моих больше нет…

— С вашей помощью, уважаемая Риена, — я криво усмехнулась, живо вообразив себя в полицейской форме и почему-то с кнутом в зубах.

— Велите пороть бабу, госпожа моя. Вы же приказали не трогать вашу… вещь. Приказ госпожи должен выполняться неукоснительно. За пять лет они это позабыли.

Пороть — это, как говорили в одном старом фильме, не наш метод. Но ведь и мир тоже не наш. Как ни противно, а придётся это делать. Здесь моральных «тормозов» у людей почти нет, воспитание зиждется на вложении ума в голову через битую задницу, а законопослушание достигается смертной казнью за каждую вторую статью. При том, что каждая первая предусматривает либо бичевание, либо лишение конечностей. Учеников у Ульсы тоже пороли. Мне, помнится, розог не досталось ни разу, но палкой-воспиталкой по голове пару раз получила.

— Для начала десятка розог по мягкому месту хватит, — сказала я, скорчив кислую мину.

— Мало, госпожа.

— Посмотрим. Будет мало — всегда можно добавить.

Пока пострадавшая от моего зловредного колдунства молодуха со стонами поднималась из пыли, пока сторож пугал её своим дрыном и теснил к коновязи, пока конюх, выслушав ЦУ Риены, пошёл за лозиной, а виноватая бабёнка принялась причитать про позор и дитятко малое, в открытые ворота въехал возок. Ирка прибыла. С вещами. А вот и управляющий на двор выкатился, колобок вороватый… Всё. Если я сейчас не спущусь и не дам ценные указания, цирк начнётся по новой.

А на закате нужно быть в деревне. Как бы ещё и там цирка не случилось. С моей корявой удачей — сие легко и просто.

Вот моя деревня, вот мой дом… неродной.

Как и обещала, приехала в деревню перед закатом. Перед этим пришлось проявить изрядное упрямство и выдержку, отстояв право ездить на том, на чём хочу. Новому землевладельцу полагается являться на ритуал Обретения верхом на коне? Да ну вас, в самом деле, господин Меннис, вы моей преждевременной кончины хотите, что ли? Я на лошадях ездить не умею, и вообще их боюсь. А на этом вот агрегате двухколёсном — умею. Потому отстаньте, у меня господская блажь. Но в деревне… М-да. Не думала, что крестьяне исполнят моё пожелание видеть всех от мала до велика с такой точностью. Даже парализованного деда приволокли. Население деревни было под три с половиной сотни человек, площадь едва смогла их всех вместить. Люди расступились, пропуская чокнутую барыню-иномирянку, и дружно замолчали.

Я слезла с велосипеда, аккуратно уложила его на землю под дубом. За мной спешился грустный господин Меннис, трусивший на своей невысокой пегой лошадке. Грустным он был не только оттого, что уплывает не слишком сытная, но верная кормушечка. За обедом у нас была откровенная беседа на денежную тему, итогом которой стало некое мировое соглашение: он платит мне отступное в размере дюжины серебрушек, а я не пишу на него жалобу в управу. Мне сейчас деньги на ремонт нужны, а он и от казны жалованье имеет, и с пятилетнего дохода минимум тридцать монет украл, и крестьян обдирал на оптовых закупках. Не говоря уже о том, что половина детишек у дворовых баб от него. Тоже мне, бык-рекордсмен… Сейчас его задача — юридически закрепить ритуал Обретения подписанием соответствующей грамотки, после чего он может валить отсюда на все четыре стороны.

Ритуал, как объяснял Ульса, напутствовавший успешно сдавших экзамен учеников, был прост. Нужно было подойти к священному дубу, порезать левую ладонь и приложить её к стволу. Дуб, мол, связан с доменом, а ведьмак таким манером словно братается с ним и только тогда обретает полную силу. Меннис передал мне кинжальчик. Не хочется шкуру портить, да ещё на таком чувствительном месте, как ладонь, а придётся… Блинский блин, больно ведь… Народ замер. От Ульсы я слышала, что за всю историю княжества ни разу священный дуб не отверг ни одного мага или ведьмака. Оно и понятно: если Самый Главный Админ, то есть, князь дал добро, система не может отвергнуть пользователя. Кровь — понятно, скорее всего допуск по ДНК. Но при чём тут дуб?.. Я не слишком удачно приложила порезанную ладонь к стволу — ранка запылала огнём, будто йодом прижгли. Не смогла скрыть раздражения, поморщилась. И тут — меня как током ударило.

Честное слово, если спросить меня, что я запомнила, отвечу одно: темноту. Я словно стояла в тёмном коридоре, и далеко, на пределе зрения, виднелась крохотная светлая точечка. Сколько времени это длилось — тоже не помню. Когда я открыла глаза, выяснилось, что они на мокром месте: по щекам катились слёзы. Ладонь больше не жгло. Отняла её от бугристой коры…и с огромным трудом удержалась от удивлённого возгласа.

Никакого пореза. Даже шрама — и того нет.

Магия…

В кроне древнего дуба прошелестел ветерок. Что-то маленькое пролетело буквально в миллиметре от моего носа. Машинально, на инстинкте я поймала это «что-то» чудесно зажившей рукой. Разжала кулак.

Жёлудь. Свежий. В кокетливой круглой шершавой шапочке с хвостиком. Ну, да, в апреле им самый сезон падать, разумеется… С прошлого года на ветке зависелся, что ли? Тогда почему не потемневший? Что, и тут магия?

Солнце ещё не село, так что сценку с поимкой жёлудя видели все. Разве что за исключением тех, кто стоял по ту сторону дуба. По толпе прошёл какой-то странный, удивительно согласованный вздох. Я напрягла слух. Позади меня как раз расположилось семейство старосты, и голос его монументальной супруги нельзя было спутать ни с каким другим.

— Благословение-то… Вот оно как… Благословение…

Ну, знаете…

Где-то там внутри, где по идее должна быть душа, заворочался противный склизкий комок предчувствия чего-то нехорошего. Да, я знала, что с обретением серебряного медальона и землевладения получу в нагрузку большой головняк. Но, кажется, я крупно недооценила сволочизм стервы-судьбы.

Что это? Чёрная метка? Лотерейный билет?

Боюсь, что скоро узнаю…

…Пять месяцев, как я «сижу на земле». Тринадцать — как вообще нахожусь в этом мире.

Пока ничего существенно не изменилось. Рутина по приведению имения в порядок не в счёт.

Я жду. Ещё не знаю, чего именно, но жду. Моё предчувствие меня ещё никогда не обманывало, и, если верить ему, ждать осталось недолго.