Прежде чем наступил новый рассвет, поход к Мордору кончился. Позади остались болота и пустыня, впереди встали могучие черные горы, надменно подняв грозные вершины в бледное небо.

С запада Мордор охраняла угрюмая цепь Сумрачных Гор Эфел Дуат, с севера высились неровные зазубрины пиков и лысые хребты Пепельных Гор Эред Литтох, серые, как зола. Эти две горные цепи образовывали неприступные стены вокруг двух угрюмых плато Лифлат и Горгорот и большого горького озера, которое называлось Морем Нурнов. В том месте, где хребты сходились, они словно тянули друг к другу и на север длинные руки-отроги, между которыми оставался узкий проход, Кирит Горгор, или Проклятое Ущелье, вход во владения Врага. Над ним с двух сторон нависали гладкие черные скалы. На двух утесах, справа и слева, торчали высокие башни, прозванные Зубами Мордора. Давным-давно их построили гондорцы, люди гордые и сильные. Было это после поражения и бегства Саурона. В башнях должна была находиться стража, чтобы вовремя заметить и не допустить его возвращения. Но могущество Гондора ослабло, люди измельчали, башни много лет стояли пустыми. Потом Саурон вернулся. Он заново отстроил разрушенные сторожевые посты, обновил башни, набил арсеналы оружием, поставил бдительный гарнизон. Из черных окон в каменных стенах смотрели на север, восток и запад зоркие стражи.

Единственный проход между скалами Черный Властелин загородил каменной стеной и сделал в ней стальные ворота, по арке которых все время ходили часовые. В скалах у подножия гор с обеих сторон была пробита сеть переходов и подвалов. В них засели орчьи отряды, готовые по первому сигналу выйти на войну, как черные муравьи из муравейника. Зубы Мордора раздавили бы и сокрушили любого, кто попытался бы пройти между ними, за исключением тех, кто шел по зову Саурона или знал тайный пароль, открывающий Черные Врата Мораннон.

Фродо и Сэм с ужасом смотрели на башни и стену. Даже издали и в слабом утреннем свете видно было, как движутся часовые на воротах и патрули перед ними. Хоббиты выглядывали из каменной ямы в тени северного отрога хребта Эфел Дуат. Ворону отсюда до черной стены ближайшей башни пришлось бы лететь примерно четверть гона. Было душно. Из башни вверх поднималась тонкая прямая струя дыма, будто там внутри горел огонь.

Наступил день. Из-за мертвого хребта Пепельных Гор показалось бледное солнце. И вдруг из башни раздался громкий трубный звук. Ему ответили медные горны с ворот, а в тайных казематах заиграли рожки. Одновременно издалека послышались гулкие и зловещие, многократно повторенные эхом сигналы барабанов и больших военных рогов Барад-Дура. Новый день трудов и тревог начинался в Мордоре; ночные стражи сошли в подземелья, на их место заступили свирепые солдаты с раскосыми глазами, готовые убить любого, кто посмеет приблизиться. В лучах солнца грозно отсвечивала тусклая сталь Ворот.

— Вот и пришли! — сказал Сэм. — Ворота перед нами, но сдается, что мы дальше шагу не ступим. Уж здесь бы мне мой Старик все сказал, что думает. Сколько раз он мне наказывал быть осторожным и предупреждал, что иначе я плохо кончу! Вряд ли я теперь его увижу. Больше он мне не скажет свое «Говорил я тебе…» А жаль. Я бы сейчас все-все выслушал с удовольствием, пусть бы он орал, сколько хватит сил, только бы разочек посмотреть на старика. Надо бы, конечно, еще вымыться, а то он меня в таком виде не узнает… Наверное, нечего и спрашивать, какой дорогой идти дальше: дальше никуда идти нельзя, разве что пригласить орка в провожатые.

— Нет, нет! Не надо орка! — прошептал Голлум. — Дальше идти нельзя. Смеагол говорил: дойдем до Ворот, сами увидите. Теперь увидели. Да, да. Прелесть моя, увидели. Смеагол еще в горах знал, что хоббиты тут не пройдут, Смеагол знал.

— Так чего же ты нас сюда вел, чтобы тебя орки съели? — закричал Сэм, от отчаяния потеряв всякую осторожность и способность рассуждать.

— Господин сказал. Господин говорил: «Веди к Воротам». Смеагол хороший, Смеагол послушался. Господин умный, он сказал.

— Да, сказал, — подтвердил Фродо. Он был сердит и упрям, и страх его, казалось, прошел. Грязный, похудевший, еле живой от усталости, он сумел выпрямиться и смотрел на спутников ясными глазами. — Сказал, потому что решил идти в Мордор, а другого пути не знаю. Значит, пойду через ворота. Прошу меня не провожать.

— Нет, нет! Не надо! — Голлум в отчаянном и жалком порыве протянул к нему руки. — Туда нельзя! Ничего не выйдет! Не носи Сокровища Тому! Он нас всех пожрет, он весь мир проглотит, если получит нашу Прелесть! Спрячь, спрячь Сокровище, добрый господин, и смилуйся над Смеаголом! Не отдавай Тому! Давай уйдем отсюда, вернемся в красивые места, а Сокровище верни Смеагольчику, а? Да, да, верни нам нашу Прелесть! Смеагол будет крепко стеречь Сокровище. Он сделает много хорошего, он больше всего добра сделает добрым хоббитам. Пусть добрые хоббиты идут домой. Не надо подходить к воротам!

— Мне сказано идти в Мордор, и я пойду, — упрямо сказал Фродо. — Если туда ведет только одна дорога, то у меня нет выбора. Будь, что будет.

Сэм молчал. Видя лицо Фродо, он понял, что словами ничего изменить нельзя.

В глубине души Сэм с самого начала не верил в благополучный исход путешествия, но, будучи жизнерадостным хоббитом, гнал от себя страх и безнадежность, пока мог. Теперь наступал конец. Сэм был верен хозяину, потому и шел с ним, чтобы не оставлять его одного. Нет, хозяин один в Мордор не пойдет. Сэм его не покинет. И в конце концов, они хоть избавятся от Голлума.

Но Голлум явно не хотел, чтобы от него избавлялись, во всяком случае, пока не хотел. Он встал перед Фродо на колени и заскрипел, заламывая руки:

— Только не туда! Не ходи туда! Есть другая дорога. Правда, есть другая дорога. Она темная, ее трудно найти, она тайная. Но Смеагол знает. Он покажет.

— Другая дорога? — с подозрением спросил Фродо, испытующе глядя в глаза Голлуму.

— Да, да, есть. Была. Смеагол нашел ту дорогу. Идем, проверим, осталась ли она.

— Ты до сих пор о ней ни разу не вспоминал.

— Нет. Господин не спрашивал. Господин не говорил про свои замыслы. Он ничего не рассказывает бедному Смеаголу. Сказал: веди к Воротам, потом иди куда хочешь. Смеагол мог бы сейчас уйти, честно мог бы уйти. Но теперь добрый хоббит говорит: решил идти в Мордор через Ворота. Смеагол испугался. Он не хочет, чтобы добрый господин пропал. Он обещал. Господин приказал мне поклясться, чтобы спасти Сокровище. Но теперь господин хочет нести Сокровище Тому, прямо в его черные руки. Смеагол должен спасти и господина и Сокровище, вот он и вспомнил про другую дорогу, которая раньше точно была. Хоббит добрый. Смеагол тоже добрый, всегда ему поможет.

Сэм нахмурился. Если бы он мог взглядом пронзать Голлума, тот уже давно стал бы дырявым, как решето. Верный слуга засомневался. Со стороны казалось, что Голлум искренне расстроен и хочет помочь, но Сэм помнил недавно подслушанное двухголосье и не мог поверить, чтобы Смеагол, столько лет прозябавший в подчинении у Голлума, мог вдруг взять верх над ним… Последнее слово принадлежало Голлуму. Сэм допускал, что обе половины этой твари — Голлум-Смеагол (он их про себя называл Злодей и Вонючка) — заключили временный союз. Ни тот, ни другой не хотели, чтобы Кольцо досталось Врагу. Оба старались уберечь Фродо от пленения орками, и оба решили не спускать с него глаз как можно дольше — во всяком случае, пока Вонючка не теряет надежды наложить лапу на сокровище. В существование другой дороги в Мордор Сэм не очень поверил.

«Хорошо хоть, что ни одна половина мерзавца не знает, что мой хозяин на самом деле собирается сделать с Кольцом, — думал Сэм. — Если бы Голлум догадался, что господин Фродо хочет уничтожить его, новых приключений не пришлось бы долго ждать. Вонючка трясется от страха перед Врагом, а ведь он с ним как-то связан — или был связан, — так уж он скорее выдаст нас, чем допустит, чтобы Тот узнал, что он нам помогает. И наверняка предаст, чтобы его Прелесть не расплавилась в огне. Вот так мне кажется. Будем надеяться, что хозяин хорошо подумает, прежде чем решить. Голова у него мудрая, но сердце слишком доброе. А что у него на уме, — мне, простому Гэмджи, ни за что не догадаться. Уж такой он».

Фродо медлил с ответом Голлуму. Пока Сэм ломал голову, размышляя о событиях, и путался в сомнениях, Фродо стоял, устремив взгляд на черные утесы прохода Кирит Горгор. Яма, в которой они притаились, была вырыта в склоне длинного отрога, долина теперь лежала перед ними. В свете утра ясно были видны серые, пыльные дороги, расходящиеся от Врат Мордора. Одна из них вела прямо на север; другая шла к ближайшему восточному отрогу, вилась вдоль Пепельных Гор и терялась в утренней дымке; третья крутой петлей огибала западную сторожевую башню, потом круто сворачивала к югу и пропадала в плотной тени западного склона Сумрачных Гор.

Переведя взгляд на ту сторону, Фродо скорее угадал, чем увидел какое-то движение. Будто подходило огромное войско, скрытое расстоянием и туманом, тянущимся от болот. Далеко-далеко поблескивали шлемы и копья, вдоль дороги двигались конные отряды. Фродо вспомнил вид, открывшийся ему несколько дней назад с Амон Хена. Как давно это было! Теперь он понял, что надежда, на краткий миг осветившая его сердце, была обманной. Трубы не звали в бой, а играли приветственный марш. Это не гондорцы шли на штурм Черной Крепости, и не павшие рыцари восставали, чтобы отомстить за давние обиды. Очевидно, люди из разных племен, разбросанных на восточных равнинах, собирались по зову своего Властелина в единую силу и шли к Стальным Вратам, чтобы влиться в и без того мощную мордорскую армию.

Оценив положение и сообразив, что он стоит на освещенном месте близко от врага, Фродо надвинул на голову тонкий серый капюшон и сполз в яму, а потом повернулся к Голлуму:

— Хорошо, Смеагол, еще один раз я тебе поверю. Кажется, судьба велит мне сейчас принять твою помощь, а тебе та же судьба велит помочь хоббиту, к которому ты раньше относился как нельзя хуже. Пока ты сослужил мне верную службу и сдержал слово. Могу повторить, — добавил он, посмотрев на Сэма, — что дважды мы были в твоей власти, и ты ничего плохого нам не сделал. Ты даже не попытался отобрать у меня то, чего давно желаешь. Если бы так было в третий раз! Но предупреждаю тебя, Смеагол, — ты в опасности.

— Да-да, господин! — ответил Голлум. — Мы в ужасной опасности. У Смеагола кости дрожат от страха, но он не убегает. Надо помочь доброму хоббиту.

— Я говорю не о той опасности, которая нам всем грозит, — продолжал Фродо. — Есть другая, которой подвергаешься ты один. Ты поклялся на том, что называешь Сокровищем. Помни! Сила этого Сокровища тебя связывает и вынуждает держать слово, но она же может обмануть и погубить тебя. Ты уже ей поддаешься. Ты начинаешь изменять. Ты выдал себя, произнес: «Верни Сокровище Смеаголу». Никогда так больше не говори! Не позволяй этой мысли угнездиться у тебя в голове. Ты его никогда не вернешь. А если будешь его желать, плохо кончишь. Повторяю: никогда не вернешь. Я надену его на палец в минуту крайней опасности, Смеагол; ты давно в его власти, и если я надену его и прикажу, ты все исполнишь. По моему приказу ты прыгнешь в пропасть или бросишься в огонь. А мой приказ таким и будет. Берегись и помни!

Сэм смотрел на Фродо с почтением и удивлением. В глубине души он считал, что непонятная доброта хозяина исходит от некоей слабости характера. Он нисколько не сомневался, что господин Фродо умнее всех на свете (не считая Гэндальфа и старого Бильбо), но думал, что с Голлумом тот возится зря.

Голлум тоже, оказывается, ошибался в его хозяине и принимал доброту за глупость. Неожиданная речь хоббита его поразила. Он упал на землю и забулькал что-то непонятное, изредка повторяя: «Хороший господин, добрый».

Фродо терпеливо подождал, а потом сказал, уже не так строго:

— Ну теперь, Голлум, или Смеагол, если хочешь, чтобы тебя так называли, говори, где другая дорога, и объясни мне, если сможешь, достаточно ли она надежна, чтобы ради нее сворачивать с прямого пути. Говори быстро, я спешу.

Но Голлум был слишком потрясен, чтобы сразу заговорить: грозная речь Фродо все перевернула в его мозгу. Он хныкал, скрипел, обрывал слова на половине, ползал под ногами у хоббитов и умолял их сжалиться «над бедным Смеагольчиком». Довольно много времени прошло, пока он успокоился настолько, что Фродо смог из его заплетающегося бульканья понять, что если идти по западной дороге вдоль Сумрачных Гор, то можно дойти до места, где растут кольцом большие деревья. Там перекресток. Одна дорога ведет прямо в Звездную Цитадель Осгилиат и к мосту через Андуин, а другая — на юг.

— Она ведет далеко, далеко, далеко, — говорил Голлум. — Мы никогда по ней не ходили, но говорят, что она через сто гонов приводит к большой воде, которая всегда волнуется. Там много рыбы и огромные птицы, которые едят рыб. Хорошие птицы. Но мы там никогда не были, это счастье не для нас. А еще дальше — другие страны, где Желтое Лицо очень сильно греет, где редко бывают тучи и где живут злые черные воины. Туда мы не хотим, не нужны нам эти страны.

— Нет, конечно, — сказал Фродо. — Но ты отвлекся. Куда ведет третья дорога?

— Да, да, третья дорога, — будто вспомнил Голлум. — Есть третья дорога, она сворачивает влево. Эта дорога сразу поднимается в гору и уходит в большую тень. А когда по ней обойдешь вокруг Черной Скалы, то увидишь такое, что захочется залезть под землю.

— Что увидишь? Какое «такое»?

— Старая крепость, очень старая и очень страшная. Мы слышали о ней от путников, которые приходили с юга, давным-давно, когда Смеагол был молодым. Да-да, вечерами мы слушали их рассказы под ивами на берегу Великой Реки, мы были молодыми, и Река тогда была молодая, голм-голм-голм… — Голлум снова заныл и забулькал.

Хоббиты терпеливо ждали.

— С юга приходили рассказы про высоких людей с блестящими глазами, — продолжал Голлум, — про дома из камня, как горы, про короля в серебряной короне и его Белое Дерево. Красивые рассказы. Большие люди строили большие башни. Одна была белая, как серебро, в ней хранился прозрачный белый камень, белые стены были толстые-толстые. Мы много слышали о Лунной Башне.

— Наверное, это Минас Итиль, крепость, которую построил Исилдур сын Элендила, — сказал Фродо. — Именно он отсек палец у Врага.

— Да-да, у Черной Руки только четыре пальца, но ему и четырех хватает, — вздрогнув, сказал Голлум. — Он возненавидел город Исилдура.

— Он все ненавидит, — сказал Фродо. — Но какое отношение имеет Лунная Башня к нашей дороге?

— Башня была и есть, большая башня, белые дома и крепость с белыми стенами, только уже не красивые, не хорошие. Тот все завоевал. Сейчас там страшно. Путники боятся одного вида, обходят далекой дорогой, боятся тени. Но туда надо идти. Это единственная дорога. Там горы ниже, а старая дорога идет по ним вверх, вверх, через темный проход на самом верху, а потом вниз, вниз, на Горгорот, — Голлум понизил голос до шепота и весь дрожал.

— Чем же это нам поможет? — спросил Фродо. — Враг знает все свои горы и стережет, наверное, все дороги, как и эти ворота. Или крепость пустая?

— Не пустая, нет! — ответил Голлум. — Она кажется пустой, но она не пустая! В ней живут страшные орки, там всегда орки и еще другие живут, еще страшнее. Дорога поднимается в тень стен и идет через перевал. Там ворота с башней. Те, кто в башне сидят, все видят. Это Молчащие Стражи.

— Так ты советуешь пройти еще больший путь на юг, чтобы попасть в такую же западню, как вот эта или еще похуже? — спросил Сэм. — Может, мы туда даже не дойдем.

— Нет, нет! — сказал Голлум. — Хоббиты должны понять. Тот не ждет нападения со стороны Лунной Башни. Его Глаз круглый, но он больше следит за одной стороной, и тогда не может видеть другую. Ему не видно все сразу. Он победил целую страну на Запад от Темных Гор и сторожит мосты. Он думает, что к Лунной Башне никто не сможет пройти без большой битвы на мостах или без лодок, а их он бы сразу увидел.

— Ты, кажется, слишком хорошо знаешь все мысли Врага, — сказал Сэм. — Ты что, недавно с ним беседовал? Или наслушался сплетен от своих приятелей-орков?

— Злой хоббит, несообразительный, не верит Смеаголу, — ответил Голлум, обиженно отворачиваясь от Сэма к Фродо. — Смеагол говорил с орками, с разными тварями раньше, чем встретил господина. Он далеко ходил, очень далеко. То, что он говорит, теперь многие говорят. Самую большую угрозу Тот ждет с севера, значит, и нам с севера всего опаснее приходить. И Он будет выходить через Стальные Ворота, в любой день может оттуда выйти. Только через эти ворота может выйти большое войско. А с запада Тот ничего не боится, там сторожат Молчащие Стражи.

— Вот именно, — вставил опять Сэм, не давая сбить себя с толку. — А мы туда подойдем, постучим в ворота и вежливо спросим, как пройти в Мордор. Может быть, те стражи такие молчащие, что вообще нам не ответят? Вздор это все. Так мы и тут можем попытать счастья, ноги целее будут.

— Не насмехайся, — прошипел Голлум. — Это не шутки, нет, нет, не шутки. В Мордор вообще нельзя ходить. Но если господин говорит «Я должен идти» или «Я пойду», то надо искать дорогу. В Башни идти не надо, там страшно, Смеагол поможет их обойти, Смеагол хороший, хотя ему никто не рассказывает, зачем все это нужно. Смеагол еще один раз поможет. Он нашел. Он знает.

— Что ты нашел? — спросил Фродо.

Голлум съежился и перешел на шепот.

— Тропинку, тропиночку, которая ведет вверх, а потом ступеньки, узкие ступеньки, очень узкие, очень много. И еще ступеньки. А потом, — он заговорил едва слышно, — туннель, темный ход, а в конце щель и высоко опять тропинка на перевал. Тем путем Смеагол выбрался из Темной Страны. Но это было давно, очень давно. Может быть, сейчас тропки больше нет. А может быть, есть…

— Не нравится мне все это, — сказал Сэм. — Такой простой дороги не бывает. Если эта тропка существует по сей день, ее наверняка стерегут. Может быть, ее и раньше стерегли, а?

Когда Сэм так говорил, ему показалось, что в глазах у Голлума сверкнул зеленый огонек. Голлум что-то пробурчал, но не ответил.

— Так стерегут тропу или нет? — сурово спросил Фродо. — И правда ли, что ты, Смеагол, сумел бежать из Темной Страны? Может быть, тебя Враг отпустил? Так, между прочим, думал Арагорн, который несколько лет назад нашел тебя в Гиблых Болотах.

— Неправда! — зашипел Голлум, а при имени Арагорна его глаза снова хищно сверкнули. — Он налгал, да, он меня оболгал. Я сам удрал, несчастный Смеагол сам сумел убежать оттуда. Мне приказали искать Сокровище, это правда, и я искал, искал… Но не для Него, не для Черного!.. Сокровище наше, было моим, теперь у тебя. Я бежал!

Фродо был уверен, что Голлум на этот раз не очень далеко уходит от правды, и поверил, что он действительно знает дорогу в Мордор, хотя, может быть, и обманывает, говоря, что сам ее нашел. Фродо заметил, что Голлум произнес не «мы», а «я». Это было признаком того, что в данный момент остатки искренности в нем оказались сильнее подлости. Но даже если Голлуму можно было поверить, нельзя было забывать о коварстве Врага. Вполне возможно, что Голлум не соврал, что он бежал. Но не дал ли ему Саурон бежать? И почему не преследовал? Голлум наверняка не все сказал.

— Еще раз спрашиваю — эту дорогу совсем никто не стережет?

Голлум не отвечал. Напоминание об Арагорне явно отбило у него всякую охоту говорить. У него было обиженное лицо лгуна, которому не верят, когда он случайно один раз сказал правду или хоть полуправду.

— Дорогу не охраняют? — еще раз повторил Фродо.

— Может быть, охраняют, может быть. В этой стране все дороги опасны, — уныло ответил Голлум. — Нет безопасных. Но надо попробовать пойти по той дороге или вернуться домой. Другой дороги нет.

Больше из него ничего не удалось вытянуть. Он даже не смог или не захотел сказать, как называется страшное место, через которое они собирались идти.

Называлось оно Кирит Унгол и имело плохую славу. Арагорн, наверное, мог бы объяснить им значение названия. Гэндальф, вероятно, предостерег бы их и посоветовал туда не ходить. Но они были одни, а их друзья — далеко: Арагорн воевал, Гэндальф пытался одолеть изменника Сарумана в разрушенном Исенгарде.

Правда, при последнем разговоре с Саруманом, когда на ступени Ортханка, высекая из них искры, упал Палантир, Гэндальф вспомнил про Фродо и Сэма и попытался через разделявшее их огромное пространство послать утешительные мысли, вселить надежду и поддержать их дух. Может быть, Фродо как раз это и почувствовал, не умея разгадать; он ведь был уверен, что Гэндальф погиб в Морийской бездне, ушел в вечный путь. Хоббит уже ощущал нечто подобное на Амон Хене. Сейчас он сидел на земле, опустив голову, и пытался вспомнить советы мага. Но не мог припомнить ничего, что облегчило бы ему выбор. Слишком рано судьба отняла у них Гэндальфа, Страна Тьмы была тогда еще очень далеко. Маг не научил их, как войти в Мордор. Может быть, он и сам этого не знал. В северную твердыню Врага, замок Дол-Гулдур, Гэндальф однажды ходил. Но бывал ли он в Мордоре, на Роковой Горе, в Барад-Дуре, откуда Черный Властелин поднялся с новыми силами? Фродо предполагал, что нет. И вот он, невысоклик из Хоббитшира, простой хоббит из мирного Западного Удела, должен отыскать дорогу, не известную никому из великих! Суровая ему выпала судьба. Но ведь Фродо согласился добровольно, выбрал этот путь еще там, дома, прошлой весной, давным-давно. Та весна сейчас казалось ему главой из легенды о юности мира, когда в нем цвели Золотое и Серебряное деревья. Выбор был нелегким. Какой дорогой идти? Если обе ведут к ужасам и смерти, то, может быть, и выбирать нет смысла?

День кончался. У границ Страны Мрака, над серой воронкой, в которой притаились три грязные фигурки, стояла глубокая тишина. Почти осязаемая, она плотным одеялом накрывала их, отделяя от остального мира. Бледный купол неба был недосягаемо высок, серые облака ползли между землей и небом, как грустные мысли.

Хоббиты были настолько незаметны в серых плащах на сером пепле, что даже паривший под солнцем орел не увидел их сверху. Может быть, он на мгновение остановил бы взгляд на распростертом на земле Голлуме, приняв его за высохшего от голода человечьего детеныша, у которого кожа прилипла к костям и руки и ноги казались голыми костями: такая мелочь не стоила того, чтобы пачкать о нее клюв.

Фродо продолжал сидеть, упершись подбородком в колени, а Сэм лежал, подложив руку под голову и из-под капюшона смотрел в небо. Небо сначала было совершенно пустым. Вдруг Сэму показалось, что он видит на огромной высоте силуэт уродливой птицы, которая то отдалялась, исчезая, то возвращалась, делая большие круги. Потом появился второй силуэт, третий… еще один… Сэм видел их очень маленькими, но почему-то знал, что они огромные, с широченным размахом крыльев. Он закрыл глаза и крепко прижался к земле. Его объял тот же беспомощный страх, который овладел им когда-то при первом появлении Черных Всадников в Хоббитшире и потом, в горах, когда черная тень закрыла луну и стало холодно. Только на этот раз страх меньше давил. Угроза была далеко. Но она была. И Фродо ее тоже ощутил. Его мысль прервалась. Он вздрогнул и пошевелился, но вверх не посмотрел. Голлум подтянул руки и ноги, сворачиваясь, как потревоженный паук, в плотный клубок. Крылатые чудовища слетелись в круг и, резко снижаясь, унеслись в Мордор. Сэм глубоко вздохнул.

— Опять Всадники, только в воздухе, — хрипло прошептал он, — я их видел. Они могут нас выследить? Они летели очень высоко, и если это те самые Черные Всадники, то ведь днем они плохо видят?

— Они сами вряд ли видят, — объяснил Фродо. — У них кони зрячие. Эти крылатые скакуны, наверное, видят лучше всех на земле. Они будто огромные стервятники. И они чего-то ищут. По-моему, Враг чем-то обеспокоен.

Небо опустело, страх прошел, но спокойствия не было. Перед этим хоббитам казалось, что они отрезаны от мира, а теперь враждебный мир снова подступал к ним со всех сторон. Фродо прикрыл глаза, но так и не сказал Голлуму, что решил делать. Он будто задремал или ушел в себя, в свои мысли. Когда он, наконец, встряхнулся и встал, Сэм был уверен, что его хозяин произнесет решающее слово, но вместо этого Фродо вдруг прошептал:

— Слушай. Что это?

Им опять стало страшно. Они услышали песню и хриплые крики. Сначала далеко, потом все ближе. Всем троим на мгновение подумалось, что Крылатые Всадники их выследили и прислали вооруженных солдат, чтобы взять их в плен. Для этих жутких слуг Саурона не существовало неодолимых расстояний. Хоббиты и Голлум припали к земле и прислушались. Голоса и звон оружия раздавались уже совсем близко. Бежать было некуда. Сэм и Фродо вынули мечи.

Голлум медленно приподнялся и, как червяк, пополз к краю ямы. Очень осторожно он пристроился за двумя камнями и стал смотреть. Пока шум приближался, он лежал неподвижно, потом шум стал удаляться и постепенно стих. На стенах Мораннона запел рог. Голлум бесшумно сполз на дно ямы.

— Это люди. Новое войско идет в Мордор, — тихо сказал он. — Темнокожие. Мы таких людей раньше никогда не видели. Смеагол не видел. Они страшные. Черные глаза, длинные черные волосы и золотые кольца в ушах. Золото красивое, его много. У некоторых на щеках красная краска и плащи красные. Флаги красные. Копья тоже с красными наконечниками. Щиты у них круглые, желтые и черные, с большими шипами. Злые люди. Страшные. Дикие, как орки, только большие, больше орков. Смеагол думает, что это люди с юга, из стран за устьем Великой Реки. Они оттуда шли. Уже прошли через Стальные Ворога, но теперь могут подойти другие. В Мордор все время приходят люди. Когда-нибудь все люди там соберутся.

— А олифанов ты там не видел? — спросил Сэм, от любопытства на минуту перестав бояться, так ему всегда хотелось узнать про чужие края.

— Нет олифанов. Кто такие олифаны?

Сэм встал, заложил руки за спину, как всегда, когда декламировал стихи, и начал:

— Это стишок в Хоббитшире все знают, — объяснил Сэм, закончив. — Может быть, это враки, а может, правда. У нас много своих легенд, но кое-что мы слышали про южные страны. Когда-то давным-давно хоббиты выходили в широкий мир, и в Хоббитшир они откуда-то пришли. Правда, из путешествий не многие возвращались, и мы не всем и не во все верим. Говорят же про вранье, что это «Пригорянские новости», и еще говорят: «Правды не больше, чем в хоббитширских сплетнях». Но я своими ушами слышал рассказы про громадин с юга. Их как-то смешно называют. Говорят, что они на войну ездят на этих олифанах. Ставят им на спины башни и прячутся в них, а олифаны по дороге вырывают деревья и ими потом дерутся. И камни бросают, и скалу могут разбить. Когда ты сказал, что сюда движутся люди с юга в золоте и в краске, я спросил про олифанов, уж если бы они были, я бы рискнул высунуть голову, чтобы только на них посмотреть. Больше, наверное, случая не представится. Только, может быть, и нет на свете никаких олифанов…

И Сэм вздохнул.

— Нет, нет никаких олифанов, — сказал Голлум. — Смеагол про них не слышал. Никогда не слышал. Он бы не хотел таких увидеть, пусть их лучше не будет на свете. Смеагол хочет уйти отсюда в безопасное место. Смеагол хочет, чтобы добрый хоббит тоже ушел отсюда. Хороший хоббит пойдет за Смеаголом, да?

Фродо встал. Когда Сэм декламировал старый стишок, столько раз слышанный им у камина в Хоббитшире, Фродо, несмотря на все огорчения, улыбался, и настроение у него от этого стало лучше, и сил прибавилось.

— Жаль, что их нет, — сказал он. — Нам бы сюда тысячу олифанов и Гэндальфа на белом олифане впереди! Тогда бы мы сами протоптали дорогу в эту зловредную страну. Но у нас только свои усталые ноги. Трудно, и ничего не поделаешь. Ладно, Смеагол, на все дается три попытки, может быть, третья окажется удачной. Я пойду за тобой.

— Добрый господин, хороший хоббит! Мудрый господин! — запричитал обрадованный Голлум и принялся гладить колени Фродо. — Хороший господин. Сейчас хоббитам надо отдохнуть, пусть добрые хоббиты лягут в тень под камень, поближе к камню. Поспите, пока Желтое Лицо не уйдет. Потом пойдем быстро-быстро. Тихо-тихо пойдем, как тени.