Загадочный индус
Вместо пролога
Неказистый человек с длинным язвительным ртом, профессионально улыбаясь, демонстрировал фокусы. (Он сделал мрачное лицо, потом платком накрыл яйцо, потом смахнул платок – оп-ля! – и вот цыпленок на столе. Потом с ладони бил фонтан, потом он воду лил в карман, потом в кармане у него не оказалось ничего.) Происходило это в красном уголке студенческого общежития.
Во время этого выступления погас свет. Некоторое время студенты сидели тихо, отдыхая от дневной учебы. Вскрикнула девушка, заколотила кого-то ладошками, в коридоре кто-то запел дурным голосом, в углу дурашливо заверещали. (Они не так давно окончили школу.)
Кто-то спокойно сказал:
– Все сидят на местах, сейчас будет свет.
– А в комнатах горит?
– Нигде не горит.
Кто-то зажег фонарик, пошнырял лучиком по сцене. Фокусник сидел сбоку на стуле.
– Все видно, пускай показывает.
Фокусник встал, в свете фонарика поднял перед собой лист бумаги и показал его зрителям с обеих сторон. Но тут фонарик погас.
– Питание кончается.
Тогда фокусник сказал:
– Внимание, достаю из кармана горящую свечу. – И он достал из кармана горящую свечу.
Он поставил свечу на стол и снова развернул перед собой бумагу.
– Вот лист бумаги. Показываю. Не ходите за мной, – сказал он студентке, которая вела вечер.
– Боится.
– Я ничего не боюсь, я прошу, чтобы мне не мешали. Итак, в этой бумаге нет никаких секретов. Теперь вот цветок. Красный цветок, красного цвета. Девушка, удостоверьтесь.
Приглядевшись, она подтвердила:
– Красный.
– Сворачиваю бумагу в трубку, помещаю в нее красный цветок.
Фокусник на миг опустил цветок в трубку и за стебель вынул его обратно. В полумраке нельзя было различить, что произошло, поэтому зрители не реагировали.
– Цветок превратился в голубой! – оповестил фокусник.
Ему захлопали.
Он повторил манипуляцию.
– Желтый! – объявил он. – Сиреневый!
Затем развернул трубку и опять с обеих сторон показал лист бумаги.
– На этом придется закончить. Бессмысленно.
– Сейчас нельзя прекращать программу, – сказала ведущая. – Они в коридоре себе головы поломают.
Фокусник продолжал складывать иллюзионный столик.
– Тогда, может быть, мы вот что сделаем: это же очень интересно, вся ваша лаборатория. Пускай будет как бы творческая встреча. Товарищи, у кого есть вопросы к артисту?
– Как стакан летает? – спросили из зала.
– Это сложно объяснить, – сказал фокусник. – Но вот, например, развязывание платка – это я могу показать. Тут просто, смотрите внимательно: берете платок за углы по диагонали, завязываете и держите в воздухе за один из концов. Так? Узел сам собой развязывается.
Узел действительно развязался.
В зале забелели платки. Однако узлы не развязывались. Шутке были рады все – и зрители и фокусник.
– Товарищи, – предложила девушка, – можно задавать вопросы о творческой биографии, вообще о работе артистов…
Но в зале никак не могли успокоиться. Узлы не развязывались, и фокусник только разводил руками в знак бессилия помочь и тоже смеялся.
– Я вообще-то специалист по узелкам. Ничего голова не держит, то и дело завязываю узелки для памяти.
Он достал носовой платок, на нем и правда был узел.
– Вот завязал, а уже не помню, что это такое значит.
Зрители засмеялись, думая, что это тоже шутка. Захохотал и фокусник. Не привыкший по своей профессии к подобным разговорам с публикой, довольный тем, как уместно и смешно у него все получилось, фокусник сказал:
– Должен сознаться, что я не привык разговаривать, это я предупреждаю. Но если вы просите… Тем более что погас свет – тогда что же, даже интересно… Собственно говоря, заниматься этим делом я начал совершенно случайно. Хотя – что случайно в этой жизни? Может быть, ничего не случайно?…
1
На одной из улиц города находится дом, в котором есть коридор, где всегда чего-нибудь ожидают артисты, диспетчерская, где они получают направления на концерты, касса, где они получают деньги, и много отделов.
По соседству с закрытым окошком кассы, поглядывая по сторонам, стоял фокусник. Он остановил молодого человека, который бродил по коридору.
– Пятерку до двадцать третьего.
Молодой человек вывернул одновременно два кармана.
– Попытаться, что ли? – фокусник подошел к рослому жонглеру, который холодно и рассеянно смотрел на окружающих.
– Дима, ты не мог бы ссудить мне небольшую сумму? У меня период дождей.
– Нашел у кого спрашивать, – рассмеялся жонглер. – Я на мели.
– Так и знал.
Неподалеку, прислонившись к стене, человек с задумчивыми глазами остряка смешил девушку-администратора. Фокусник приблизился к нему.
– Присутствие дамы не позволит тебе отказать мне в пяти рублях.
Тот дал ему пятерку.
– У тебя всегда есть деньги, – позавидовал фокусник. – А меня администраторы держат в черном теле, никак не налажу отношения. Скажите, как он с вами обращается?
Девушка засмеялась:
– Прежде всего, он меня любит. А потом, он всегда интересуется, как мои дела. А когда я начинаю рассказывать, он вдруг делает вид, что вспомнил: «Кстати, у меня в этом месяце нет нормы…»
– А действительно, как ваши дела? – поинтересовался фокусник. – Вы же болели, вас долго не было видно.
– А я в отпуске была. В первый раз решила взять весной и, знаете, довольна.
– Кстати, у меня в этом месяце нет нормы, – вспомнил вдруг фокусник.
Девушка засмеялась.
– К сожалению – ничего…
– Благодарю вас.
Фокусник подошел к пожилой блондинке, которая говорила по телефону, вытащив трубку из окна диспетчерской. Он растянул длинный рот, обозначив улыбку. Блондинка тоже обозначила улыбку, прикрыла мембрану рукой.
– В чем дело?
– Хотел поинтересоваться здоровьем. Ничего или так себе?
Она взглянула недоверчиво, но ответила:
– Так себе.
– Кстати, у меня в этом месяце нет нормы.
– Я разговариваю по телефону, не дергайте меня! – разозлилась она.
– Благодарю вас.
Обернувшись, фокусник придержал за руку молодую женщину, видимо, постороннюю здесь.
– Как детки, еще здоровы?
– Что? – растерялась женщина.
– Кстати, у меня же в этом месяце нет нормы!
Фокусник сказал это громко, на него стали оглядываться.
Женщина не сразу поняла, чего он от нее хочет, оробела и отступила к стене. Он же стоял перед нею, ухватив ее за рукав и как бы в поклоне подавшись вперед.
Кто-то засмеялся, женщина подумала, что над нею, и сказала тоже громче, чем нужно:
– Что вам надо, пустите!
Она вырвала руку и ушла.
Фокусник еще некоторое время стоял, улыбаясь и подавшись вперед, потом повернулся и пошел вслед за ней. На лестнице он ее догнал.
– Простите, пожалуйста, я прошу у вас прощения.
– Не надо, – остановилась женщина, – зачем это?
– Я виноват, я не думал вас обидеть. Хотите, я при всех перед вами извинюсь?
– Наверно, вы просто пошутили…
– Я пошутил, просто пошутил, – обрадовался фокусник.
– А я вас не поняла. Значит, я сама и виновата, так?
– Так!
– Значит, это я должна перед вами извиняться?
Она уже и сама шутила. И это было так хорошо, что фокусник наклонился и поцеловал ей руку.
Тут он увидел заведующего отделом Рассомахина. Это был спокойный, добродушный человек. Все уважали его и даже любили, и это ему нравилось.
– В чем дело? – напал на него фокусник. – Одни не знают, куда деваться от выступлений, а другим норму не дают выполнить. Любимчики и постылые у нас появились.
– Только не обобщай, – добродушно сказал Рассомахин. – О ком ты говоришь конкретно?
– О себе я говорю конкретно, о себе!
– Так поговори с администраторами, это от меня не зависит. Раз к тебе так относятся люди – значит, чем-то заслужил.
– Не прикидывайся, все от тебя зависит, все! – крикнул фокусник ему вслед.
Только тут он заметил, что несколькими ступеньками ниже стоит его дочь. Она знала, что отцу будет неловко перед нею за эту сцену, и поэтому смотрела виновато.
– Нечего меня встречать, – покраснел он, – я не ребенок.
– Я с работы, зашла по дороге, – сказала дочь.
Фокусник побежал по лестнице, дочь заторопилась вслед.
Внизу их догнал Миша Тиунов, тоже фокусник. Он шел рядом, сочувствуя, и, как всегда, смущенно улыбался.
– Потому что они мне надоели, – сказал фокусник. – У меня от них глаз заболел.
– Да сходи ты к Рассомахину, – посоветовал Миша. – Поговори с ним по-хорошему, и он в твоих руках, он все для тебя сделает.
– Никогда в жизни.
– Ну и дурак. Твоя беда в том, что у тебя сто кнопок и каждая подключена к главному мотору. Надо вяло реагировать на конфликты. Стой себе, язык на плечо…
Фокусник оглянулся на дочь, которая шла чуть позади.
– Он хочет, чтобы я ему ласково улыбался, и тогда он будет давать мне работу. А я хочу вести себя соответственно своему настроению.
– А если у тебя настроение на всех бросаться, что же, они должны страдать? – улыбнулся приятель.
– Потому что они меня до этого довели!
– Да кто они-то?
– Все!
2
Молодой следователь, светя фонариком, осматривал железную дверь полуподвального склада при винном магазине. Его сопровождали две дворничихи и директор магазина, черный, восточный человек.
– Повреждения отсутствуют, – сказал следователь. – Замок могли отпереть только подобранным ключом.
Директор открыл дверь. По проходу между ящиками они прошли в глубину помещения.
– Здесь, – остановился директор и показал наверх. – И опять из того же ящика.
Следователь взобрался по стремянке. Ящик был почти пуст.
– Не хватает десяти бутылок, – сказал директор. – В прошлый раз не хватило восьми.
– Покроют, ничего с ними не станет, – сказала одна дворничиха другой.
Директор повел на нее горячим глазом, но отвечать не стал.
– Вечером дежурили, никто здесь чужой не ошивался? – спросил следователь у дворничихи. – С пакетом, с сумкой?
– Сегодня не заметила. А так один здесь повадился, через пролом лазит в заборе, да еще с чемоданом. Я ему говорю: забор сломаешь.
– Проводите-ка, – сказал следователь и пошел за дворничихой.
При выходе из склада он остановился, придержал дворничиху, чтобы не шумела.
Человек, плохо различимый в сумерках, поставил перед забором чемодан, пролез в дыру, взял чемодан и исчез.
– Этот? – тихо спросил следователь.
– Он.
Следователь подошел к забору, раздвинул доски. За забором тянулся разрытый пустырь, который готовили под строительство.
Человек с чемоданом шел быстро, видимо торопился. Следователь пошел за ним. Человек пересек пустырь и выбрался на улицу. На остановке он сразу же сел в передний вагон трамвая. Следователь побежал и на ходу вскочил в задний. Отсюда было удобно наблюдать через стекло.
Трамвай покатил. Ехали долго, центральные районы остались позади, между домами появились просветы. Замелькали деревянные постройки, затем по обе стороны дороги потянулись деревья…
Фокусник (это был он) свернул в неосвещенную аллею то ли парка, то ли небольшой рощицы. Однако вскоре впереди засветились окна стандартных домов.
Фокусник вошел в подъезд дома. Следователь не спеша направился за ним.
За деревянным барьером с прибитым оповещением «Вход только по пропускам» сидела нелюдимая вахтерша. Фокусника она пропустила без единого слова. Следователя, впрочем, тоже.
– Вы не знаете, кто это сейчас прошел? – спросил он.
– Откуда я знаю, – враждебно отозвалась женщина.
– Ай-яй-яй! А пускаете.
– А вы-то кто?
– А я в тринадцатую.
– Проходите, – разрешила вахтерша.
Следователь был недоволен собой: пока он расспрашивал несведущую женщину, человек наверняка скрылся уже в какой-нибудь комнате. Размышляя, что предпринять, он пошел по коридору, такому длинному, что по нему можно было кататься на велосипеде. Это было студенческое общежитие. Студенты, одетые по-домашнему, переходили из двери в дверь, выносили из общей кухни кастрюли и сковородки. Но основным было общее движение в одну сторону. Следователь зашагал туда же.
Конечной целью этого движения был, оказывается, красный уголок. У его двери на доске было объявление: «26-го вечер с участием иллюзиониста, викторина, танцы».
Мы уже видели этот красный уголок. Здесь было все, что необходимо для насыщенного досуга: рояль, трибунка и ряды стульев для зрелищ и лекций. Стулья передвигали от стен на середину, их тут же занимали; кому не хватило места, пристраивались сзади.
Сюда к стене протиснулся и следователь. Он был молод и мог сойти за студента.
– Маленькая викторина с призами, – объявила девушка с серьезным интеллигентным лицом. – В каких произведениях Пушкина встречается имя Мария?
– «Дубровский»!
– «Капитанская дочка»!
– «Мазепа»!
– «Бахчисарайский фонтан»!
– «Метель»!
– «Гавриилиада»!
– Кто первый ответил? – спросила девушка.
– Все ответили.
– Не все, а я.
– Хорошо. Второй вопрос. Кто говорит на всех языках?
– Эхо!
– Ноты!!
– Правильно, ноты!
– А почему эхо неправильно?
– Потому что молчи, – сказала девушка. – Какой болезнью на земле никто не болеет?
– С ума сойти…
– Морокой!
– Правильно. Тебе первый приз. – Девушка что-то подняла над головой и вручила победителю.
К ней пробился маленький студент в расстегнутой рубашке.
– А почему ты мне не дала приз? Я ответил на все три вопроса.
– Отстань, я не слышала.
– Я виноват, что они орут? А я тихо сказал.
Но в это время в дверях поднялась суматоха. Кивая и улыбаясь, к эстраде пробирался фокусник. Следователь узнал в нем человека с чемоданом.
– Исполнитель египетских тайн! – объявила девушка. – Загадочный индус Барбухатти!
Фокусник поклонился и встал за дощатую трибунку, которая стояла на случай лекций.
– Первые фокусники появились на Руси в двенадцатом веке, – сообщил он. – Тогда они делились на шулеров и шантажистов. Долгие столетия они дурачили народ всякого рода мистикой и таинственностью. У советского фокусника от советского народа тайн нет. Что, например, нужно для зажигания свечи без помощи спички? Свеча, спички и специальная аппаратура.
Подойдя к студенту, который требовал приза, фокусник вынул у него из кармана горящую свечу. Он прикрыл ее на миг рукой, и рядом с первой появилась другая горящая свеча. И третья. И четвертая.
Эти манипуляция он проделывал с удовольствием, у него было очень хорошее настроение, и зрители ему нравились все до одного.
Он сделал знак студентке, которая наготове сидела за роялем, и та заиграла. Взяв со столика газету и показав ее с обеих сторон, он свернул кулек и воскликнул:
– Рог изобилия!
Он сделал движение рукой, словно ловя что-то в воздухе. Затем опрокинул кулек над столом, из него посыпались конфеты в зеленых бумажках.
Фокусник собрал их в две горсти и пошел по проходу между рядами, раздавая направо и налево. Девушки брали, не очень удивляясь, и грызли.
Раздав конфеты, фокусник снова показал с обеих сторон газету, опять свернул кулек и опрокинул его над столом. На этот раз из него посыпались золотые шоколадные медальки. Аудитория одобрила это явление. Фокусник понес медальки по рядам, студенты, шелестя фольгой, разворачивали их или убирали впрок.
– Бутылка доктора Фауста! – оповестил фокусник, доставая из чемодана бутылку вина. – Попрошу стаканы!
В зале неизвестно откуда появилось несколько граненых стаканов.
– Благодарю.
Фокусник поставил их рядом на стол и разлил в них вино до последней капли, для наглядности даже опрокинул пустую бутылку.
– Прошу вас, попробуйте, это настоящий кагор.
Стаканы пошли по рядам. Один за другим стаканы возвращались на стол, и фокусник снова наполнял их из той же бутылки. И в третий раз вернулись к нему стаканы, и опять бутылка оказалась полна. Наконец он вставил бутылку в черный футляр, разнял его и вместо бутылки достал круглое поленце колбасы.
– Закусите, – предложил он и отдал колбасу зрителям.
Те стали резать и раздавать ломтики по рядам. Ломтик достался и следователю. Колбаса была докторская, по два тридцать.
Фокусник поклонился студентке, которая играла.
– Благодарю вас, вы хорошо играете.
– Что вы! – застеснялась она.
– Мне под вашу музыку было весело делать фокусы, им под вашу музыку было весело смотреть, – значит, это искусство. Аристотель говорил: искусство учит правильно радоваться.
Фокусник сложил столик. Студент, полыхая магнием, сфотографировал его.
– Я думаю, мы поблагодарим Виктора Васильевича, – сказала ведущая девушка, но ее не было слышно, потому что студенты стали аплодировать.
Фокусник кланялся и комично разводил руками в знак того, что он, мол, тут ни при чем: это все вы, для вас, ради вас, а я скромный человек, я без вас ничто!
– Я надеюсь, что в следующую суббо… – начала девушка, но в зале громко запели:
Ах ты, фокусник, фокусник-чудак,
Ты чудесен, но хватит с нас чудес,
Перестань, мы поверили и так
В поросенка, слетевшего с небес,
Не играй с носорогом в домино
И не кушай толченое стекло,
Ты втолкуй нам, что черное черно,
Растолкуй нам, что белое бело…
Затем ведущая провозгласила:
– Товарищи, в институт поступило официальное разрешение танцевать твист!
Студенты начали переносить стулья обратно к стенам и включили радиолу.
Правда, твист танцевали только две пары, остальные – обыкновенно, кто как умеет. Кто-то пригласил и фокусника. Он стал отказываться да так, отказываясь, и пошел. Его счастливая физиономия поворачивалась, мелькала то тут то там.
– Любопытный мужик, – невольно вслух проговорил следователь.
– Вот такой вот! – откликнулся сосед.
– Вы так думаете?..
Он вышел в вестибюль, отыскал телефон-автомат и, опустив монетку, снял трубку.
3
Следователь сидел перед столом Рассомахина.
– Каких-либо замечаний за ним случайно не числится? – как бы невзначай спросил он.
– В смысле знания своего дела – побольше бы таких, – ответил Рассомахин.
– Выпить любит?
– Не пьет.
– Совсем?
– Совсем.
– Странно.
– Что делать, бывает…
– Только не надо обязательно покрывать, – вздохнул следователь. – Не это от вас требуется.
– Что же от меня требуется?
– Ну, попросту вы можете мне сказать, что он за человек?
– Нормальный человек.
– И все? Где он сейчас?
– Не знаю, дома. Вы и меня-то случайно застали, засиделся.
– Вы не могли бы позвонить ему по какому-нибудь делу?
Рассомахин набрал номер.
– Лиля, попроси-ка папу… В какой поездке? – Он придвинул к себе и, водя пальцем, проглядел расписание концертов. – Нет у него никакой поездки… Сказал? Ну, раз сказал – ему виднее.
Он положил трубку и развел руками.
4
В окна отдела уголовного розыска веяло прохладой.
Перед столом следователя сидел фокусник.
– Позавчера, в субботу, в винном магазине на Лесной улице было совершено ограбление, – сказал следователь. – Похищено десять бутылок кагора. Что вы можете сказать по этому поводу?
– Я? А что я могу сказать по этому поводу? – удивился фокусник.
– Где вы были вечером в субботу?
– В субботу? Не помню.
– Постарайтесь все же вспомнить. Позавчера, ведь совсем недавно! Не можете вспомнить или не хотите вспомнить? – неприязненно спросил следователь.
– Ах, позавчера? У меня было выступление.
– В вашей организации мне сказали, что у вас выступления не было.
– Виноват. В субботу я был в одном месте по своим делам.
– Почему же вы сказали дочери, что едете с концертной бригадой?
– Я вас прошу, не впутывайте в эту дурацкую историю мою дочь! – вспылил вдруг фокусник. – Вы что, подозреваете меня в ограблении винного магазина? Так говорите со мной, она тут ни при чем.
– Не кричите, – спокойно сказал следователь. – Позавчера вечером вы находились в студенческом общежитии на Васильевской улице. Вы демонстрировали фокусы и разлили студентам не менее четырех бутылок кагора. Где вы их взяли?
Фокусник замялся, видимо, вопрос привел его в смущение.
Следователь терпеливо ждал.
– Хорошо. Я вам все расскажу, – проговорил фокусник. – Но вы обещайте мне не вмешивать в это мою дочь. О нашем разговоре она не должна знать.
Следователь встал, подошел к подоконнику, полил из графина цветок в горшке.
– Обещаю, – сказал он.
5
Когда фокусник пришел домой, дочь его, девушка девятнадцати лет, сидела за рабочим столом и клеила какое-то иллюзионное приспособление.
– Зачем ты возишься? Что, я сам не сделаю? – сказал отец.
– А мне интересно. – Она выстрелила из пистолета голубем, который, похлопав крыльями, влетел в открытую клетку и стал клевать зерно.
После разговора со следователем фокусник чувствовал себя перед дочерью неловко, но старался не подавать вида.
– Поцелуй отца, – сказал он.
Дочь поцеловала его в щеку.
– Я забыл, как ты относишься к отцу.
– Отец – это все, – без промедления ответила дочь.
Зазвонил телефон.
– Меня нет дома.
Дочь сняла трубку:
– Его нет дома.
– Мне вчера никто не звонил? – Он спросил это как бы между прочим.
– Вчера? По-моему, никто.
– Из милиции не звонили? Какие-то идиоты что-то там перепутали…
– Папа, что случилось?
– Ничего не случилось!
– Ты меня испугал.
– Ну, спутали там фамилию, чепуха какая-то, в общем, все в порядке.
Дочь поверила и успокоилась.
– А с работы никто не звонил?
– Звонил, кажется, Рассомахин.
– Почему же ты мне не говоришь! Что он спрашивал?
– Ничего, тебя спрашивал.
– А ты что сказала?
– Сказала, тебя нет.
– А он? Почему из тебя тянуть надо, расскажи все подробно.
– А что подробно? Вот и все.
– А он говорил, что я не был в поездке?
– Нет. А ты что, не был в поездке? – снова встревожилась дочь.
– Я говорю, все в порядке!
Он жалел уже, что затеял этот разговор. Захотелось чем-нибудь порадовать дочь, что-нибудь пообещать.
– Ты какая-то нервная стала в последнее время, ты мало развлекаешься. Я же могу провести тебя куда угодно, на любой концерт. Тебе скучно со мной – можешь взять любую подругу, приятеля. Летом у меня гастроли на Дальнем Востоке. Почему бы тебе не поехать с отцом? У меня колоссальные возможности, любая дочь может тебе позавидовать. Поцелуй отца, – приказал он.
– Боже мой, как он мне надоел. – Дочь поцеловала его в щеку. – Когда все это кончится!..
6
Она сидела в кабинете Рассомахина.
– Вызвал я тебя вот зачем, – сказал Рассомахин. – Несколько дней назад сюда пришли из милиции, расспрашивали о твоем отце. Я дал ему хорошую характеристику. Я надеюсь, что все в порядке, но тебя я хочу предупредить.
Лиля смотрела на него подозрительно.
– Вот он, оказывается, обманул тебя, что он в поездке, получилось нехорошо; я звоню тебе, а они слушают.
– Он не обманывал. Если он говорит, значит, так и было.
– Но вот же – так не было!
Лиля задумалась.
– Хотя – да, что-то случилось. В последнее время я замечала странности, куда-то уходят деньги. Правда, он говорит, что одолжил Мише Тиунову.
– Кому он одолжил, он сам у всех стреляет.
– Я чувствовала что-то неладное. Он же ничего не может скрыть, все видно, он чем-то мучится. Но что такое – я не знаю.
– Милая моя, в этом возрасте с одиноким человеком может случиться все. Один вдруг начинает играть на скачках, другой попал в дурную компанию. Я ничего не говорю, не хочу тебя пугать. Но ты должна за ним последить. Он тебя очень уважает, если кто может его выручить, так это в первую очередь ты. И давай в этом деле держать союз. Если тебе что-нибудь будет нужно – приходи.
Она закивала головой:
– Да, он меня действительно уважает, может быть, странно, но это так. Я даю вам слово, я пойду на все. Если у него появилась другая жизнь – я ее узнаю. Если это дурная компания, я ее разыщу. Теперь я все время буду с ним вместе…
7
Отец и дочь шли по вечерней улице. Он был рад, что дочь так привязалась к нему и все свободное время проводит с ним. Хорошо гулять по улицам со взрослой уже дочерью.
– Тебе, наверно, скучно со мной ходить? – сказала Лиля. – У тебя, наверно, свои знакомые?
– Никого у меня нет, кроме тебя, – возразил отец. – Это тебе, наверно, скучно со мной?
– Что ты!
– Тем более что я не могу тебя даже повести в кафе. Миша, черт его знает, не отдает долг, в кассе задержка.
– Проживем, – успокоила его дочь.
В это время из пивного бара вышел пьяный человек. Он навалился на фокусника и, держась за него, сказал:
– Друг.
– Пошел, пошел, – отстранился фокусник.
Но дочь заволновалась:
– Это твой знакомый?
– Какой знакомый! Иди, милый, проспись.
– Зазнался? – с обидой сказал пьяный, глядя ему в глаза.
– Папа, он тебя знает!
– Ты не видишь, что он пьян? Ты где живешь, приятель?
Приятель не ответил и продолжал смотреть ему в глаза с обидой.
– Видишь, папа, ты его обидел. Товарищ, а вы откуда знакомы?
– Брест.
– Вы перепутали, в Бресте папа не был. Может быть, Белоруссия?
– Белоруссия.
– Что ты с ним разговариваешь, он же ничего не соображает!
Но пьяный уже обнимал их обоих и уходить от них не собирался.
– Ну и что, – вступилась дочь, – мало ли кому случается выпить, может быть, он хороший человек. И он говорит, что он с тобой знаком. Вполне вероятно, что ты сам забыл, пьяные иной раз лучше помнят, чем трезвые.
– Возьмем на троих, – предложил знакомый.
– Ты что, рехнулся! – сказал отец.
– А почему, на троих у нас как раз хватит, у меня есть, – сказала дочь. – Только давайте купим и пойдем домой. Ты, папа, не романтик.
– Это не романтика, романтика – это совсем другое.
– И другое. И это. Нельзя смотреть так узко.
– На троих, – сказал пьяный.
– До свидания. – Фокусник прислонил его к водосточной трубе. – Только не упади, а то тебя заберут.
– Артист, – подмигнул пьяный, сочтя это за остроту.
Отец повел дочь дальше, но, вновь охваченная подозрением, она упиралась.
– Почему ты уходишь, нехорошо бросать друзей в таком положении. Товарищ, – обернувшись, позвала она.
Но пьяный уже держался за другого прохожего.
8
Они сидели рядом за рабочим столом, ремонтировали реквизит и переговаривались лишь для того, чтобы еще раз подивиться своей необыкновенной дружбе.
– А другие девочки даже не понимают, как это быть откровенной с родителями, – сказала Лиля, вскинув брови по поводу этой странности.
– Надо сознаться, тебе повезло с отцом, это тоже не часто случается.
– Главное, мне нравится, что у нас нет друг от друга секретов, – нежно сказала она. – Ведь ты все про меня знаешь. Одно время, правда, у меня был от тебя секрет, я имею в виду Павлика, так я места не находила, пока не рассказала тебе.
– И, по-моему, не пожалела? – усмехнулся отец.
– Наоборот, я не знаю, что бы я делала без тебя. Но больше всего я удивляюсь, что я про тебя ведь тоже знаю все. У тебя тоже нет от меня секретов, правда?
– Да, да, – поспешно подтвердил отец.
– Хотя ты имеешь право со мной не откровенничать. Но я знаю, если бы у тебя что-нибудь и было за душой, ты все равно бы не постыдился меня!
– Конечно, – убежденно подтвердил он.
– А почему? Потому что ты знаешь: я все пойму…
– Лиля, я должен тебе сознаться.
Дочь оставила работу.
– Все это время я вел себя нехорошо. И прежде всего и по отношению к тебе. Я безобразно тратил наши деньги на вино и конфеты. Я тебе врал: мне уже ничего не полагается, я все давно получил. Я знаю, как тебе трудно, ты работаешь и учишься, а я не думаю о тебе, не спрашиваю тебя… Не знаю даже, как тебе рассказать, ты будешь надо мной смеяться.
– Я не буду.
– Лиля, у меня появились друзья. Если бы ты видела, как они ко мне относятся, ты бы поняла. Я даже не знаю, кому это нужнее – им или мне. Может быть, все это глупо. Я хочу, чтобы ты увидела их сама. Поедем со мной!
– Куда? Сейчас?
– Сейчас.
Дочь заторопилась, стала одеваться.
– Хорошо, я быстро…
Фокусник взял свой чемодан и стоял у двери, ожидая ее.
– Мы поедем с тобой в одно место. Ты все поймешь. Я познакомлю тебя с людьми, которые считают, что твой отец все-таки чего-то стоит. Вот, оказывается, есть и такие…
9
Трамвай выбрался на окраину, пошли заборы, затем по обе стороны потянулись деревья, за ними, как карты, тасовались освещенные окна.
Фокусник с дочерью зашли в общежитие. Вахтерше он сказал беспечно:
– Это со мной.
Он боялся, как бы та не унизила его перед дочерью.
Женщина не сказала ничего, она устала противиться беспорядку жизни.
Они шли по коридору, и фокусник победительно поглядывал на встречных и некоторых даже громко приветствовал:
– Здравствуйте! Мое почтение! – опять немного нервничал, что ему вдруг не ответят и сконфузят перед дочерью. Но ему отвечали.
И все же что-то странное было в поведении студентов.
Они шли по коридору быстрее, чем обычно, скрывались в комнатах более неожиданно, чем всегда. Они останавливали друг друга на перекрестках и обменивались конспектами более нервно. И у всех был такой вид, словно главное в их жизни происходит не здесь, а где-то далеко отсюда…
Фокусник остановился и постучал в одну из дверей. Ему не ответили. Он подергал ручку – было заперто.
– Сейчас…
Он взял чемодан и поставил его у другой двери, которая была приоткрыта. Он улыбнулся и опять постучал, но ему и здесь не ответили. Он заглянул в комнату. Там горел свет, но никого не было.
– Раздевайся, – сказал он дочери и внес чемодан в комнату.
– А удобно?
Он рассмеялся, снял с дочери плащ и повесил его на дверь.
– Садись. Смотри, как они раскрасили себе стены. Стихийный абстракционизм. И никто ничего. Здесь, – он открыл белый стенной шкафчик, – продукты, у них коммуна. Так, что сегодня? Фасоль и колбаса. Хочешь есть?
– Что ты!
– Не стесняйся, вот, возьми бутерброд.
Он стал резать батон, но дочь остановила его:
– Перестань, что ты делаешь!
– Видишь, тебе это не под силу понять.
В это время в комнату вошел здоровенный, но измотанный занятиями парень. Он странно посмотрел на фокусника, который делал бутерброд.
– Здравствуйте, – приветливо сказал фокусник, но студент не ответил, возможно, по рассеянности.
– Никого нет, – сообщил ему фокусник. – Свет горел, а никого нет. Должно быть, скоро придут.
Парень присел на стул, расшнуровал кеды, хотел прилечь на кровать, но в присутствии девушки постеснялся.
– Ах, вы здесь живете! – сообразил фокусник и положил нож. – Потешно. А я вас почему-то не видел. Будем знакомы.
Он протянул руку, но в замешательстве не назвался. Студент пожал ему руку, но тоже ничего не сказал.
Фокусник прикрыл дверцу шкафа с продуктами и присел рядом с дочерью. Так они втроем сидели и молчали. Студент стал хмуро читать тетрадку, а им было нечего делать.
Пришел другой студент. Он был тоже озабочен, словно главное дело его жизни происходило далеко отсюда.
– Здравствуйте, Виктор Васильевич! А у нас как раз сессия, завтра жуткий экзамен.
– Здравствуйте! – обрадовался фокусник. – А мы тут сидим с вашим товарищем, и он, наверно, думает: кто такие? Как мы ухитрились здесь ни разу не встретиться – просто непонятно!
– Он спортсмен, духовная жизнь его не интересует.
– Сашка, у тебя все лекции? У тебя что-то пропущено, – спросил спортсмен, листая конспекты.
– Вам надо заниматься, не обращайте на нас внимания! – воскликнул фокусник.
– Ничего, ничего, – студент стал перелистывать конспекты обратно.
Здесь автор просит разрешения представить обстановку лишь в общих чертах, так как подробности для главных действующих лиц не имели значения. В комнату приходили, просили или возвращали «шпоры» и конспекты, сообщали необходимые сведения, и уходили, и снова приходили те или уже другие – фокусник не различал. С ним здоровались, приветливо, но рассеянно, однако главное для них происходило не здесь, а далеко отсюда.
– Учтите, что там вопросы вообще повторяются; если внимательно слушать, то можно сориентироваться.
– А схемы висят?
– И висят и лежат, выбирай, что тебе нужно.
– Всего билетов двадцать четыре, единственно, что они не по порядку.
– Вы хоть все билеты знаете или нет?
– Вот именно, что только два.
– Вот это да, какие «шпоры»! Если можно было бы, их бы надо на выставку.
– Резонно было бы размножить.
– Если будет Елкина – отличная тетя.
– Брось ты, Елкина – зверь!
– Знаешь, Валька, что мы прошли с тобой? Вот, восьмую часть мы прошли. Еще семь восьмых – и мы на вершине.
– В общем, эту ночь мы решили спать, да?
– Здравствуйте, Виктор Васильевич, рады вас видеть! Жалко, время сейчас немножко неудачное…
– Ничего, ничего, в другой раз, не обращайте на нас внимания!
Пока Лиля надевала плащ, в комнате примолкли.
– До свидания, сдавайте получше, – поклонился фокусник.
– Кончится сессия, заходите! – ответили ему студенты и снова заговорили о деле.
…Бог знает где случаются трудные для нас объяснения: и улица какая-то неподходящая, и ветер дует, и трамвай долго не подходит.
Фокуснику казалось, что он вмиг растолкует дочери, в чем дело, он даже не ставил чемодан, однако вид у него был встрепанный и неубедительный.
– Если бы ты видела, как они меня встречают, как они радуются, когда я прихожу, ведь это легко отличить, по-настоящему тебе рады или делают вид. Я им не только показывал фокусы, я им делал пантомимы, пародии (голосом конферансье): ваш смех – это моя зарплата, значит, ваш смех и мои слезы где-то рядом. Так что вы смейтесь, пожалуйста! Ха-ха-ха-ха-ха! (это за зрителя). Вот товарищ рассмеялся на две ставки!.. Или, смотри…
Он потащил ее под арку ворот и стал открывать чемодан с реквизитом.
– Не надо, папа, потом, – попросила дочь.
Но он достал из чемодана белую веревку, раскрутил ее и принялся впрыгивать в ее круг и выпрыгивать обратно.
У арки начали останавливаться прохожие. Со двора подходили женщины с детьми.
– Хорошо, папа, я видела, пошли.
– Постой.
Отец достал из чемодана несколько серебристых палочек и стал ими жонглировать, ловя то спереди, то сзади.
– Жонглирование на пятьдесят процентов может исполнить каждый: бросать легко, ловить трудно.
Из серебристых палочек вдруг развернулись и затрепыхались флажки. Фокусник поймал их и, подняв над головой, поприветствовал случайных зрителей.
– Не в том дело, что я их развлекал. Если ты так поняла, то это неверно! Я обосновался там в одной комнате, вошел в коммуну, по субботам мы собирались, ели картошку, читали стихи, там один студент пишет. Правда, так мрачно, что я даже собрался с духом и говорю ему…
– Ой, ой, – застонала дочь, – зачем ты там показываешь свое невежество, что ты понимаешь в стихах!
– Не знаю, там почему-то никто так не считает. Во всяком случае, он ко мне потом подошел и говорит: «Я с вами не согласен, но в ваших словах есть логика».
Прохожие начали расходиться.
– Они меня все время к себе приглашают, то туда, то сюда. Вот пригласительный билет на свадьбу.
– Фу, какая пошлость, – сказала дочь, взглянув на приглашение с овальными портретами жениха и невесты.
– Ладно, хуже другое. Практически всем известно, что жених не очень-то хотел жениться. Я взял и рассказал им кое-что о себе. Я рассказал, как твоя мама в первый раз мне позвонила, как она провожала меня в армию, как я вернулся из госпиталя и сказал, что не хочу жениться вообще, чтобы никому не портить жизнь, а она сказала, что и сама не собирается, и так далее.
– И что, они сидели за столом и слушали?
– Да, они сидели и слушали, человек пятьдесят, не меньше, а потом, когда все танцевали, невеста нашла меня и плакала!
Дочь смотрела на него молча, сочувствуя, жалея и злясь на то, что он так переживает сегодняшнюю встречу. Она-то знала, чего это ему стоит.
– Верю, что это было так, – вздохнула она. – Но пойми, папа, у них у всех свои дела, своя жизнь, так же пылать ответными чувствами они не могут. Не сейчас, так через год они тебя забудут, это естественно. Они, наконец, окончат институт и разъедутся, а ты уже начал от них зависеть. Вот они не так тебя встретили – и ты уже страдаешь, зачем тебе это! У тебя тоже свои дела, у тебя тоже своя жизнь, показывай свои фокусы мне, я это оценю и не покину тебя никогда.
Послышалась музыка.
Фокусник обернулся и стал вглядываться в просвет арки.
Там стояла женщина и смотрела прямо на них. Солнце светило с улицы, и ее неподвижный контур, осененный круглым нимбом ворот, был отстранен от городской суеты. Беглого взгляда было достаточно, чтобы почувствовать, что она хороша собой.
Фокусник отвел глаза.
– Кто это? – опросила дочь.
– Черт возьми, как звать, как звать, забыл, дико неудобно, мы же знакомы, она обидится.
Женщина подошла к ним. У нее был необыкновенный цвет кожи: где нужно белый, где надо розовый, где надо голубоватый. Глаза? Разумеется, серые. Волосы? Разумеется, золотые. Губы? Разумеется, полные. Нос? Разумеется.
– Здравствуйте, – улыбнулась прекрасная женщина.
10
– Здравствуйте… Познакомьтесь, это моя дочь.
– Очень приятно. А как меня зовут? – спросила она неожиданно.
Фокусник сделал вид, что вдруг в эту минуту забыл.
– Постойте… Я помнил.
Женщины рассмеялись. Дочь смеялась, как флейта, красавица – как виолончель.
– А я ему не скажу! – воскликнула знакомая. – Пускай сам вспомнит.
– Никогда в жизни, – заливалась дочь.
– Что же мы здесь стоим? – сказала женщина. – Пошли в садик.
И они оказались в садике. Фокусник сидел на скамье посередине, а флейта и виолончель – справа и слева.
– Я плохо знаю вашего папу, но мне кажется, он из тех людей, кому удобней, чтобы проходили через его комнату и мешали ему, чем проходить через чужую и мешать другим.
– Мы как-то жили за городом. Он поздно вернулся, побоялся будить хозяев и всю ночь бегал по улице в одной рубашке.
Женщины говорили, словно его здесь не было: одна – как флейта, другая – как виолончель.
– Но студенты наши: и мальчишки и девчонки – все! – они ведь никого ни во что не ставят, а за вашего папу – я что-то посмела сказать – они мне ухо готовы были откусить.
– Правда? – удивилась дочь. – Смешно.
– Я из-за этого к вам и подошла, что мне захотелось еще раз посмотреть нa этого человека.
Все это было так странно и женщина так весело улыбалась, говоря о нем, что фокусник перестал улавливать подробности разговора и теперь уже слышал только звуки флейты и виолончели поочередно. Инструменты о чем-то пожужжали шепотом, женщины встали и пошли. Фокусник с чемоданом заторопился за ними.
На углу вдруг, не сговариваясь, они разошлись в разные стороны. Он растерялся, не соображая, за кем следует идти, но тут обе музыкально рассмеялись и обернулись.
– Несчастный, мы загадали, за кем ты пойдешь, – объяснила ему дочь. – Я с вами прощаюсь, у меня дела.
Фокусник и женщина, которую звали, оказывается, Елена Ивановна, очутились посередине пустынной площади.
Был ли в вашей жизни такой разговор, изложить который кому-либо другому невозможно? Отдельные фразы можно вспомнить, но почему вдруг речь зашла об этом или о том? И как вы оказались у Зоологического сада? И как попали на вокзал?
– Вы любите абстракционистов? – спросила Елена Ивановна.
– Люблю, – ответил фокусник.
– Неужели вы действительно любите абстракционистов? – удивилась она и даже остановилась от удивления.
– Собственно говоря, абстракционистов – не очень, – сознался фокусник.
– Я почему-то была уверена, что вы не любите абстракционистов, – с облегчением сказала женщина. – И давайте всегда говорить правду, иначе ничего не получится…
– Чего не получится? – не понял фокусник и быстро взглянул на спутницу. Она шла мраморная, серьезная. Она сдула со лба светлую прядку волос. Прохожие смотрели на нее пристально. Сначала на нее, потом на него.
– Пошли на вокзал? – предложила она. – Вы любите ходить на вокзал?
– Люблю.
– Вы же обещали говорить правду, – опять остановилась она.
– Нет, серьезно… Я вообще-то не ходил так специально, но почему бы и нет?
– Пойдемте.
На вокзале было все, как обычно. Правда, если смотреть с интересом, то становится интересно. Они стояли на платформе. Фокусник боялся, что не поддерживает разговор, но Елена Ивановна как будто и не собиралась разговаривать. Тогда и он успокоился.
Провожали, толпились у вагонных дверей, рисовали на окошках буквы. А вот девушка стоит одна, плачет.
– Плачет – провожает или сама себя оплакивает? – заинтересовалась Елена Ивановна.
Фокусник хотел тоже высказать какое-нибудь наблюдение, но не нашелся.
– Надо бы как-нибудь летом поехать по старинным городам, – сказала Елена Ивановна. – Переяславль, Суздаль… Вы любите церкви, древность?
– Вообще-то нет.
– Полюбите.
Фокусник неуверенно пожал плечами, выражая тем надежду.
Вскоре и он заметил интересное: женщина в платке стояла перед вагонным окном и улыбалась.
– Надо издать указ, чтобы женщины все время так улыбались, – сказал он.
Елена Ивановна посмотрела, закивала головой и тоже улыбнулась, да еще лучше. Он тут же подтвердил:
– Да, да, так.
Она отвернулась, стала смотреть вдоль перрона, но фокусник уже не мог остановиться.
– Знаете, когда я буду помирать, я напишу просьбу, чтобы у моего гроба стояли красивые женщины. Или просто симпатичные. Пускай откуда-нибудь приведут.
– Я подойду?
– Еще бы!
– Тогда вы предупредите, я буду начеку.
– Черт побери! Вы красавица, на редкость привлекательная женщина, кажется, более чем достаточно! Но вы еще и хороший, добрый, умный человек, это уж лишнее!
– Боже мой, сколько времени? – спохватилась Елена Ивановна. – Мне надо в один дом, в гости. Это не очень интересно, но обязательно.
– Мы же хотели в кино!
– Вам не кажется, что у нас роман? Все забываем, всюду опаздываем…
От этих слов у фокусника пресеклось дыхание.
– А пошли вместе! Только там интеллектуалы, будут сидеть за столом и острить.
Они бежали по улице, возбужденные тем, что у них есть неотложное дело.
…Вдоль длинного стола сидели и закусывали люди с разнообразными интеллигентными лицами.
На вошедших оглянулись и стали приветствовать. Но Елена Ивановна замахала руками и тихо пристроилась к столу, усадив рядом фокусника.
– Не приставайте к нему, – сразу сказала она хозяйке и сама положила ему в тарелку, что было повкусней.
Все слушали молодого человека с особенно индивидуальным лицом.
Взволнованный событиями, фокусник не вникал в слова: ему слышалось сиплое воркованье саксофона, затем короткая барабанная дробь и удар в тарелки. И все засмеялись.
За ним что-то пробормотал хмурый старик-контрабас, и снова барабанная дробь, и опять удар тарелок, и все опять засмеялись.
Затем засвистала девушка-дудочка, но барабана не последовало, поэтому никто не засмеялся, и она сконфузилась.
Вступил еще какой-то музыкальный инструмент, и тут грянула такая барабанная дробь и так здорово ударили тарелки, что все опять развеселились.
– Что-то наш гость ничего не пьет, ничего не ест, молчит. Расскажите нам что-нибудь, – попросила хозяйка.
Но фокусник так пожал плечами и так развел руками, что всем стало ясно: ему решительно нечего рассказать.
– Ну тогда произнесите тост, у нас все уже говорили тосты.
Фокусник прижал руку к груди:
– Не губите меня!
Тогда его оставили, и он мог молчать сколько угодно. Вид у него был несчастный, он понимал, что Елена Ивановна должна стыдиться за него перед своими знакомыми. Правда, она сидела гордо и слегка улыбалась и не собиралась вступать в разговор – ей-то можно было!
А барабаны рокотали, и тарелки били непрерывно.
Вот все начали вставать, и хозяйка сказала:
– Какой нам разговорчивый гость попался.
Но Елена Ивановна возразила:
– Почему, он весь вечер разговаривал, только про себя.
Когда они вышли на улицу, фокусник воскликнул:
– Откуда вы знаете, что я все время разговаривал! Я действительно мог несколько раз что-нибудь рассказать и очень к месту, но пока собирался с духом – уже было поздно.
– Что вы оправдываетесь передо мной, вы лучше их всех!
– Да чем же, чем! – воскликнул фокусник.
– Да всем.
– Вы не знаете меня, вы что-то себе придумали, но это не я! Посмотрите на меня внимательно.
Он дал ей возможность вглядеться в его лицо.
– Ну, что?
– А что, ничего, – сказала она одобрительно.
– У меня совершенно нет памяти. Я понимаю, ни у кого нет памяти, но у меня действительно. Это дефект, результат контузии.
– Это хорошо, что у вас нет памяти, – сказала Елена Ивановна.
– Что? – переспросил фокусник.
– Значит, вам легко забывать мелкие неприятности жизни.
Они шли молча. Фокусник размышлял над ее словами, она же смотрела прямо перед собой и странно, легкомысленно усмехалась.
– Я неразговорчивый, малообразованный человек, без чувства юмора. Может быть, это результат неправильного воспитания…
– Вам нужен близкий друг, лучше всего женщина, и все это пройдет.
Фокусник опять стал размышлять над ее словами, но не успел прийти ни к какому выводу, потому что им встретился Рассомахин. Он так удивился, встретив фокусника с женщиной, что не решился поздороваться, и прошел мимо. Потом он оглянулся. Фокусник тоже оглянулся. Рассомахин обрадовался, закивал и вернулся.
– Привет, дорогой. Как жизнь? Мы, кажется, незнакомы? – как бы ненароком взглянул он на Елену Ивановну. Ему очень хотелось познакомиться.
Елена Ивановна протянула руку, но фокусник торопливо схватил ее за рукав, делая вид, что он смущен ее бестактностью.
– Здравствуйте, Степан Николаевич! – низко поклонился он и помахал кепкой, как испанской шляпой. – Мое почтение, Степан Николаевич! Кланяйтесь, Елена Ивановна, кланяйтесь, это большой человек, он любит почет, любит улыбки, улыбайтесь, улыбайтесь!
– Клоун! – с обидой сказал Рассомахин и, повернувшись, пошел своей дорогой.
Фокусник взял Елену Ивановну под руку и хотел идти дальше, но она отняла у него руку и осталась на месте.
– Что? – спросил он.
– Да разве это можно так? Ни с того ни с сего оскорбить человека! Я и не знала, что вы умеете злиться, никак не предполагала.
– Почему бы и нет?
– Мне это не нравится. – Женщина глядела на него прямо и серьезно. – Все, что вы о себе говорили, – это ерунда. Но вот это мне правда не нравится.
Она сказала это так, словно сомневалась, идти с ним дальше или принять какое-нибудь другое решение.
– Я думала, вы легкий, веселый человек. Вот вы можете прийти к незнакомым людям и показывать им фокусы и рассказывать им все откровенно – незнакомым людям. Это значит, что у вас открытый, доброжелательный характер.
– Если бы мы встретились до войны! – воскликнул фокусник. – Или даже сразу после войны. Я – да, я был точно такой, как вы говорите, я еще в госпитале был веселый, я потому и начал делать фокусы, чтобы всех веселить в палате. А сейчас нет, я уже не такой. Может быть, это возраст. А вам что-то показалось, это вы ошиблись, что же, это бывает, это бывает…
– Нет, я не ошиблась, – твердо сказала Елена Ивановна. – Вы и сейчас такой, я это видела своими глазами.
– Но я – да! Я хотел бы быть именно таким, – задохнувшись, вскричал фокусник. – Это для меня трудно, но если вы этого хотите… Потому что я – да что, вы же понимали – я боялся на вас смотреть, я и думать не мог!
– Да, я этого хочу, – сказала Елена Ивановна. – Я хочу, чтобы вы были веселый, легкий, добрый, открытый, чтобы вы всех веселили и радовали и со всеми говорили откровенно, потому что вам нечего скрывать. Иначе я не могу. Другого я уже навидалась. У меня был муж – это был редкий человек, но он слишком все переживал – и важное и неважное, и он получил инфаркт. Дайте слово, что у вас никогда не будет инфаркта!
– Даю! – воскликнул фокусник. – Никогда, ни за что! Я буду жить вечно!
– Вот это другой разговор, – засмеялась женщина. – Только мы очень кричим, надо тихо.
Они молча пошли дальше. Теперь они разговаривали стуком каблуков, то в лад, то чуть вразнобой, коридорами ночных улиц, которые они окидывали взглядом одновременно или чуть врозь, ночными звуками…
– А вот я и дома, – сказала Елена Ивановна. – Давайте прощаться.
Фокусник не знал, зайти в подъезд вместе с ней или надо попрощаться здесь. Словно догадываясь о его колебаниях, Елена Ивановна вошла в парадное. Здесь было темно. Он постоял в нерешительности, потом приблизился к ней и положил руку ей на плечо. Женщина молчала и не двигалась. Тогда он просунул руку под воротник пальто и тем самым как бы обнял ее. Но Елена Ивановна сняла с себя его руку и вывела обратно на улицу.
– Давай поцелуемся здесь, а то в парадном унизительно. – Она обняла его сама и поцеловала. Так они стояли долго…
11
Он шел по коридору Концертного объединения в новом костюме.
– Я вам должен три рубля, – сказал он любезно спортивному парню в свитере. – Возвращаю с благодарностью.
И направился дальше, проверяя по бумажке список заимодавцев.
– Я вам должен. Возвращаю с благодарностью.
– Возможно, – человек с глазами остряка принял деньги, делая вид, что он выше этого. – Что это с вами?
– Начинаю новую жизнь. – Он пошел дальше.
– Привет, Миша. Возвращаю долг, я не ошибся?
– Мне не к спеху, – сказал Миша Тиунов. – Я могу обождать.
– Спасибо, мне не нужно.
– Ты что, выиграл?
– Начинаю новую жизнь. Так, кто еще? Товарищи, я мог не записать, кому я еще должен?
Никто не откликнулся. Тогда он совсем занесся и провозгласил:
– Может быть, кому-нибудь нужны деньги? Я могу одолжить, у меня с собой деньги, я продал телевизор.
…Фокусник шел по пустоватой вечерней улице и смотрел в лица встречным прохожим. Наверно, они спешили по своим делам, но от солнца, от блеска и свежести весеннего вечера немного обалдели, и то, что минуту назад казалось срочным и существенным, стало вдруг не так уж важно, а то, что давно забыто, вдруг вспомнилось.
Прежде фокусник никогда не вглядывался в лица прохожих, да и кто, собственно, этим занимается, зачем? А сейчас он смотрел вовсю, и в каждом лице была жизнь, своя забота или радость, свое ожидание или волнение.
Он оглядывался вслед каждому и смотрел, жалея, что они уходят навсегда, что подойти и познакомиться с ними невозможно.
Возле винного магазина он увидел следователя и обрадовался:
– Это вы!
– Мы, мы, – озабоченно оглянулся следователь и свернул в ворота.
– Опять что-нибудь? – весело полюбопытствовал фокусник, идя за ним.
– То же самое.
– Черт знает что, – возмутился фокусник.
– Если хотите, пошли, будете понятым, – вяло предложил следователь.
…Вместе с директором магазина они стояли перед ящиками с винными бутылками. Как всегда в минуты сосредоточенности, следователь насвистывал.
– Хоть Шерлока Холмса из могилы выкапывай, – пошутил директор.
Следователь взглянул на него устало, и тот осекся. Только фокусник был весел. Он похаживал по проходу между ящиками, дивился разнообразию бутылок.
– А наверху у вас что? – спросил он.
– Наверху жилое помещение, – скучно ответил директор. – Тут все слышно, все разговоры. Недавно трубы меняли, вообще была дырка.
Следователь оборвал свист.
– Заделали? – спросил фокусник.
– Вчера.
– Проводите нас в эту квартиру, – распорядился он.
Следователь начал наконец что-то понимать.
Они поднялись по лестнице на несколько ступенек и позвонили в дверь.
Им открыла старушка.
Следователь предъявил ей служебное удостоверение.
– Дети в доме есть? – спросил фокусник.
– А как же, двое… Котя!
Два белоголовых мальчика вышли в прихожую. Они смотрели настороженно, исподлобья.
– А ну, братцы, рассказывайте, зачем вам понадобилось вино?
Мальчишки, словно только этого и ждали, заревели в две глотки.
– Тихо. Принесите-ка ваше лассо, которым вы доставали бутылки.
Мальчики, не переставая реветь, скрылись в комнате и тут же принесли длинную веревку с петелькой на конце.
– Вино продавали?
– Нет, мы бутылки сдавали в школу.
– Что вы с вином делали, бандиты?! – вскричал директор.
– Вино мы на пустырь выливали, – сказал второй мальчик.
– Что? – вскричал директор и опять что-то проговорил на своем языке.
– Спокойно, – сказал следователь. – Тут мы все проглядели.
– Потрясающе! – воскликнул фокусник. – Нет, как вы сообразили? Феноменально!
Он вынул у каждого из присутствующих по цветку, собрал букетик, преподнес его следователю.
…Фокусник и Елена Ивановна опять сидели за столом в кругу ее знакомых. Но на этот раз все было иначе. Все смотрели на фокусника.
Он же рассказывал и рассказывал, исторгая из себя поочередно звуки струнных и духовых инструментов, время от времени он ошеломлял всех цирковым барабанным тушем и ударял в блистающие тарелки – и тогда все смеялись, и веселее всех хохотала Елена Ивановна.
…На улице она сказала:
– На свадьбу пригласи всех своих друзей, кого только можно. Я хочу, чтобы было весело.
Фокусник хотел что-то возразить или оговорить, но Елена Ивановна перебила его:
– Уговаривай, как хочешь, но чтобы были все. Понял?
Фокусник опять хотел возразить, но она сказала жестко:
– Иначе я не согласна.
Фокусник позвонил в дверь. Ему открыл человек с глазами остряка. Он смотрел на фокусника, стараясь сообразить, что тому нужно: отношения между ними были прохладными. Однако фокусник ничего не говорил, а только улыбался, как будто пришел просто в гости.
– Давай заходи, – сказал наконец хозяин. Дома он был скучным и сонным.
– Как жизнь? – спросил фокусник.
– Ничего, – промямлил хозяин.
– «Вы забывали, как живете, и отвечали – ничего», – процитировал гость.
– Что? – не понял хозяин.
– Это стихи.
– А…
– Шел мимо, решил зайти, – сказал фокусник.
– А…
– Как-то мало мы общаемся.
– Да, с этим плохо.
– Все некогда…
– Все некогда.
– Где думаешь отпуск проводить?
– Не знаю, как жена. А ты?
– Не знаю, пока еще не думал. Хочется поездить по старинным городам: Переславль, Суздаль…
– А я, может, в Финляндию поеду.
– В Финляндию – это неплохо, Финляндия – это интересно.
– Говорят, тут была как-то финская делегация, – тонко улыбнулся хозяин, – кто-то из них спрашивает нашего переводчика: «Какой у вас в городе процент смертности?» Тот, не задумываясь, отвечает: «У нас смертности нет!»
Фокусник засмеялся, да так радостно, что и хозяин засмеялся.
– Нет, как… смертности нет? – проговорил фокусник и закатился еще громче.
Захохотал громче и хозяин. У него поднялось настроение, и он спросил:
– Ты проходил мимо наших ворот, не видел там табличку: «Дворник этого дома борется за звание бригады коммунистического труда»?
– Нет, не видел.
– Наверно, сняли.
– Нет, как? – спохватился фокусник. – Дворник за звание бригады?.. Ха-ха!
– Ха-ха-ха!
– Ха-ха-ха-ха-ха!
Хозяин совсем развеселился.
– Постой, это знаешь что мне напоминает? – еще смеясь, сказал он. – Один конферансье объявил: маленький квартет в составе трех человек исполнит дуэт…
– Ха-ха!..
– Дуэт «Выхожу один я на дорогу»!
– Ха-ха-ха!
– Ха-ха-ха-ха-ха!
– Вообще, это был тот тип. Помню его остроты, я тебе не рассказывал? Торт «Отелло» – днем вы его едите, а ночью он вас душит.
– Да брось ты!
– Это с эстрады!..
– Ха-ха-ха-ха-ха!
– Или вот еще, что я слышал своими ушами: чем больше градусов содержит угол, тем он тупее, видите, от градусов даже углы тупеют!
Фокусник запрокинулся от хохота и чуть не свалился со стула.
– Не упади. Но главное – что это нравится публике! – Фокусник поднялся со стула и, стеная от смеха, повалился на диван.
– Все улучшаем работу, – согнулся над ним сатирик, – иногда в ответ хочется спеть: «Не улучшай, мой друг, не улучшай!»
Они смеялись и вытирали слезы. Потом фокусник посмотрел на часы и сказал:
– Чуть не забыл, приглашаю тебя на свадьбу. Будешь негодяй, если не придешь. Завтра в девять часов, не позже, вот я тебе оставляю адрес.
…Он позвонил в другую дверь. Ему открыла Саша Макарова, исполнительница русских песен. Ее тоже удивил приход фокусника, но он не торопился объяснять, в чем дело, и она провела его в комнату.
– Как дела? – спросил фокусник.
– Неважно.
– Что такое? – нахмурился фокусник.
– Так…
– Поссорились с Димой?
– Да.
– Надолго?
– Навсегда. Я прогнала его, уже три недели, разве вы не знаете?
– Да ты что, с ума сошла?
– Нет, это вопрос уже решенный.
– А что случилось?
– Ничего не случилось, просто он сделал по отношению ко мне глупость. Это именно была не подлость, а глупость. Я считаю так. Что говорит он – неизвестно, наверно, и он что-нибудь по этому поводу думает… Он ужасно безвольный человек, страшно не уверен в себе, то и дело поддается влияниям, я не успеваю разобраться, кто на него в эту минуту влияет. А без меня он пропадет, и он это знает, и вот… – Она развела руками.
– Он не уверен в себе? Он? Да ты что! – оторопел фокусник.
Но девушка только махнула рукой, не считая нужным спорить.
– Наоборот, твой Дима – волевой парень, даже слишком самоуверенный. Причем он действительно без тебя пропадет, только наоборот, из-за своей надменности и самодовольства.
– Как глупо вы все говорите. Так ошибаться в человеке, даже смешно.
– А я тебе советую, теперь со стороны приглядись к нему получше.
– Ладно, переменим тему.
– С удовольствием. Приходи ко мне завтра в гости, будет что-то вроде свадьбы.
– Поздравляю вас. Но я не смогу, наверно.
– Тебе надо отвлечься. Я бы на твоем месте напился вдребезги, сразу станет легче. Один раз это необходимо.
– Я бы рада, но я не пьянею.
– Это плохо.
– Так что видите…
Ей хотелось остаться одной и продолжать свои мучения без свидетелей. Фокусник понимал это. Тогда он сказал откровенно:
– Саша, ради меня, приходи, мне это важно. Елена Ивановна просила, чтобы были все. Если никто не придет, мне будет худо. Поэтому я тебя прошу!..
12
…Фокусник позвонил в дверь. Ему открыл жонглер.
Главная особенность его конституции была в ширине плеч. Он любил посмотреть на одно плечо и на другое и лишь потом, удовлетворенный тем, что они простираются так далеко, холодно и рассеянно смотрел на окружающих.
Комната, в которую он привел фокусника, была не прибрана, очевидно, он не приводил ее в порядок с тех пор, как ушел от жены к родителям.
– Как дела, Дима?
– Садись, я покажу тебе гениальный трюк.
Он собрал рассыпанные по полу жонглерские шарики и стал подбрасывать, ловя то внизу, то наверху, то справа, то слева.
– Помнишь, как я раньше делал? Теперь я это усложнил. – Потряса… – фокусник не успел закончить, потому что один шарик упал на пол.
– То идет, то нет, – сказал Дима и стал жонглировать снова. – Я считаю, что это предел техники.
– Потрясающе! – быстро откликнулся фокусник.
– Я понял – все ерунда по сравнению с шариками.
– Слушай, ты здорово растешь!
Дима был доволен.
– Все, что я делаю, – я делаю гениально.
Он принялся перекидывать руками и ногой три теннисные ракетки.
– Ты говори давай, я могу разговаривать.
– Как думаешь отпуск проводить? – спросил фокусник.
– А, все планы полетели, – сказал Дима. – Ты ведь знаешь?
– Знаю.
Жонглер, не торопясь, сложил шарики и ракетки, засунул руки в карманы и прошелся по комнате.
– Ну. Что ты об этом думаешь?
– Я думаю, что ты за нее должен держаться руками и ногами.
– Вот этого не будет.
– Тебе видней.
– И знаешь, почему? Я тебе объясню. В жизни каждый человек стремится подчинить себе другого, это закон. Я не из тех, кто склонен подчиняться. Может быть, я слишком честолюбив, не знаю.
Он посмотрел на гостя с дьявольской усмешкой в глазах.
– Саша – прелестный человек, но в этом смысле и она не исключение. Знаешь, чем она меня держала? Она меня пугала, что разочаруется во мне. Можно жить все время под такой угрозой? Я не могу.
Он оглядел свои плечи и стал ждать возражений. Однако фокуснику он стал так неприятен, что он не хотел ни возражать, ни соглашаться и только довольно вяло сказал:
– Хочешь, приходи ко мне завтра, посидим. Саша будет.
– Мимо, – сказал Дима.
– Можешь с ней не общаться. Елена Ивановна очень хотела, чтобы ты пришел, ты ей сильно понравился тогда. Она говорит, что ты очень талантливый человек.
– Да брось ты, – отмахнулся Дима, но весь засветился изнутри.
– Серьезно.
– Уговорил.
– Вот я тебе оставляю адрес.
Фокусник поднялся и вручил ему бумажку, но Дима все не выпускал его.
– А что она говорила? Что именно ей понравилось, какой номер?
– Да все ей понравилось, все, – фокусник уже злился. – Пока.
Он вышел на лестничную площадку, но не стал спускаться, а задумался. Ему было не по себе. Он уже жалел, что пригласил Диму. Зря так уговаривал. А что теперь делать? Ну, можно сказать, что правда ему лучше не приходить, зачем травмировать Сашу. Он снова позвонил в дверь.
– А знаешь, – сказал он, когда Дима открыл, – я подумал, может, и правда тебе не стоит приходить? Зачем тебе травмировать Сашу? Тем более она просила, чтобы тебя не было.
И вот тогда-то фокусник увидел другого Диму. Сейчас он был точно таким, каким его описала Саша. Да и что здесь удивительного, кто знает нас лучше, чем любящая женщина?
– Знаешь, я тоже об этом подумал, – сказал Дима. – Тут действительно надо сообразить.
Он снова повел фокусника в комнату и сел напротив. Теперь он смотрел потерянно, и плечи были не так широки, он словно ждал, что ему посоветуют и объяснят.
– Честно говоря, я жутко переживаю эту историю, – сказал он. – И если разобраться, чего она от меня хочет? Только одного: чтобы я не поддавался разным влияниям. Надо сознаться, она феноменально разбирается в людях, сразу видит, кто чего стоит. А я – нет. Я, бывает, увлекаюсь, тут она права… И главное – это все совпало, у меня сейчас не ладится с работой, бьюсь, бьюсь, черт его знает! Вот этот трюк то идет, то не идет. Не могу же я показывать его в таком виде. Чего-то, видимо, у меня не хватает… Вот Кисс – у него все время импровизация идет, то перехваты, то по два шарика сразу. Он на десять голов выше всех. Я кое-что делаю, но он это делает легко, а я – смотри…
Он снова начал номер с шариками и стал делать его довольно красиво, пока один шарик снова не упал.
– Видишь?
– А что, неплохо, – искренне сказал фокусник.
– Правда? – заволновался жонглер. – Нет, ты это что, серьезно?
– Абсолютно. И знаешь, что я решил? С другой стороны, тебе стоит прийти. Потому что она насчет тебя как-то неопределенно сказала. Она так сказала: «Хорошо бы его не было. Хотя…» – и так пожала плечами.
…Фокусник позвонил в дверь. Ему открыла жена Рассомахина.
«Как ошибочно мнение, что сорок лет для женщины – уже много, – подумал он. – Именно в эти годы самая заурядная внешность женщины может неожиданно стать привлекательной, если тому отвечает характер».
– Здравствуйте. Степан Николаевич дома? – спросил он.
– Его нет дома, но есть его жена. Это я.
– Тогда у меня к вам просьба. Я Виктор Васильевич Кукушкин, работаю с вашим мужем. – Фокуснику было много легче говорить с женой Рассомахина, чем с ним самим. – Я хотел пригласить вас и вашего мужа в гости. Не то чтобы свадьба, это мне не по возрасту, но как бы вроде того.
– Поздравляю вас. Благодарю за приглашение. Но прийти, к сожалению, мы не сможем.
– Почему?
– У меня дежурство в больнице, Степан Николаевич тоже будет занят. Скажу откровенно, я не люблю, когда он куда-то ходит. Степан Николаевич очень хороший человек, он любит делать людям добро, но у него есть одна слабость: ему очень приятно, когда это ценят. Поэтому я не люблю, когда его приглашают. Ничего плохого я не хочу сказать, но почему-то с тех пор, как он стал начальником, его приглашают чаще.
– Я его никогда никуда не приглашал, – сухо сказал фокусник. – Это свадьба.
– Ой, я обидела вас! Простите меня ради бога! – чувствуя себя виноватой, воскликнула Рассомахина и схватила его за руки. – Тогда, конечно, это совсем другое дело, я скажу ему, он обязательно придет!
– Моя жена, то есть будущая жена, попросила меня. Для нее это почему-то имеет значение.
– Все ясно. Мне даже стыдно, что я не поняла этого сразу.
– Жалко, что вы не сможете прийти. Честно говоря, я больше хочу, чтобы вы пришли, чем он…
13
Жильцы дома номер пять по Васильевской улице до сих пор вспоминают тот вечер, когда была свадьба «у артистов». Теперь уже трудно сказать, что там происходило на самом деле, потому что из разных окон было видно разное: что-то преувеличила фантазия, что-то размыло время.
Говорят, что гости, пользуясь теплой погодой, переселились из комнаты во двор.
Говорят, что жонглер прямо во дворе жонглировал столовыми ножами.
Говорят, что девушка-каучук свивалась в колесо и стояла на локтях.
Говорят, что два (говорят – и три) акробата делали кульбиты поперек всего двора.
Говорят даже, что присутствовал укротитель змей, но это неверно, просто клоун показывал комический номер с поддельной змеей в корзине.
Говорят, что девица с русой косой пела песню специально про жениха, который работает фокусником. Это уж достоверно, потому что жильцы успели записать два куплета:
Он сделал мрачное лицо,
Потом платком накрыл яйцо,
Потом смахнул платок – оп-ле! —
И вот цыпленок на столе.
Потом с ладони бил фонтан,
Потом он воду лил в карман,
Потом в кармане у него
Не оказалось ничего…
Но говорят, что лучше всех присутствующих женщин была сама невеста, хотя имелись там и помоложе и понарядней. Она жила в этом доме недавно, преподавала английский язык в институте, а муж у нее два года назад умер от инфаркта.
Молодожены тихо сидели за дощатым столиком, где обычно играли в домино, и, рассеянно внимая веселью, говорили вот о чем:
– Вот сейчас ты мне нравишься. Ты будешь таким всегда?
– Да.
– Какие у тебя друзья, как они умеют веселиться! Ты рад, что у тебя такие друзья?
– Да.
– На первых порах будет туго с деньгами. Я не жадная, но мы все-таки потратились. Ты уж не ходи больше к своим студентам, благотворительность им ни к чему. Поверь, они и без тебя проживут.
– Да.
И она поцеловала его, и все мужчины, которые это видели, еще раз удивились, как ему повезло. А его приятель Миша Тиунов, который со своей смущенной улыбкой стоял рядом, решил даже отойти, чтобы их не стеснять. Но фокусник не отпустил его.
– Лена, ты его люби, это друг.
– И последователь, – смущенно улыбаясь, добавил Миша. – Как говорится, не важно, есть ли у тебя исследователи, а важно, есть ли у тебя последователи.
– Жалко, что опаздывает дочь, у нее смена до десяти, – сказал фокусник. – Она все время беспокоится, что отца мало уважают. А я никак не могу изловчиться и предстать перед нею в достойном виде. Надеюсь, сегодня наконец получится.
– А вот твой начальник, – встала Елена Ивановна. – У вас какие-то конфликты? Степан Николаевич, идите сюда! Смотрите, как весело. Иметь таких подчиненных – это, наверно, одно удовольствие.
– Орлы, – оглядев гостей, согласился Рассомахин.
– Идемте в комнату, мы должны выпить втроем, – пригласила Елена Ивановна.
Рассомахин развел руками.
Прямо со двора они вошли в комнату. Здесь было пусто и потише. Елена Ивановна достала бутылку.
– Специально зажала для вас. – Фокусник наполнил три рюмки.
– За дружбу, – со значением сказал Рассомахин.
Они выпили.
– А теперь я вас оставляю, мне надо к гостям, а вы посидите, – сказала Елена Ивановна. – Вам, наверно, есть о чем поговорить?
Фокуснику было не по себе: с одной стороны, надо было, наверно, извиниться за свое поведение тогда, на улице, а с другой – Елена Ивановна так старалась, что вышло, будто они заискивают перед начальством. Но Рассомахин сам пришел ему на помощь:
– Я на тебя не злюсь. Я долго не могу злиться, мне скучно. Мир?
– Мир.
Они чокнулись.
– Теперь ясно, куда у тебя летели деньги, любовь требует трат. Сказал бы мне, что у тебя такая проблема, я бы тебя завалил работой. Вот я к тебе пришел в гости. Сейчас я тебе не начальник, ты мне не подчиненный, мы с тобой друзья. И я тебе по-дружески советую: если ты меня попросишь по-человечески, я для тебя все сделаю. Действительно, почему всюду – твой друг Тиунов, а ты где-то на задворках? Но если ты меня не уважаешь – то фига тебе.
– Пойдем отсюда, – сказал фокусник.
Он поднялся и пошел к двери, но Рассомахин схватил его за пиджак и повернул к себе.
– Подожди. Ты со мной говорить не хочешь? А напрасно. Садись. Что тебе нужно? Категория? Правильно, уже давно пора, будет категория. Дальше? Говори, что тебе еще от меня нужно.
– Да ничего мне от тебя не нужно, – уклонился фокусник.
– Не понимаешь, что я говорю? Или не хочешь понять?
Рассомахин немного обиделся. Но фокуснику стало невмоготу продолжать этот разговор, он решил поскорее закончить его.
– Видишь ли, я не люблю от кого-нибудь зависеть. Если человек посягает на мою независимость, я от него бегу куда глаза глядят.
– Человек зависит от общества, тут ничего не поделаешь.
– От общества – это другое дело. Общество дает мне возможность работать, получать за свой труд вознаграждение и положенное время отдыхать. Оно доверило все это тебе, делает это, так сказать, твоими руками. Ты же на этом основании требуешь благодарности лично себе. Вот этого не будет.
Фокусник сказал это так вдумчиво, что Рассомахин решил, что он пьян.
– Ну ладно, ты сейчас выпил. Придешь ко мне – потолкуем.
Фокусник усмехнулся.
– Придешь, милый, придешь, – бледнея, заверил его Рассомахин.
– Не могу обещать. Вот я даже завяжу себе на память узелок: что мы вот так сидели и я тебе сказал: улыбаться ради какой-нибудь выгоды я тебе не буду никогда. Я свободный и независимый человек. И что бы там ни случилось, мало ли – достану узелок и вспомню.
…Во дворе тем временем веселье упорядочилось, гости танцевали.
Елена Ивановна кружилась с Мишей Тиуновым, когда Рассомахин, обозленный, вышел во двор и направился к воротам.
– Степан Николаевич, – окликнула она, – куда вы?
Тот оглянулся, ничего не ответил, но заметил Мишу и позвал его:
– Миша, пошли-ка отсюда! К чертовой бабушке!
– Почему! – растерялась Елена Ивановна. – Что случилось?
Рассомахин и на это не ответил, а Миша смущенно улыбнулся ей.
– Простите, приходится вас покинуть. – И заторопился за ним.
Фокусник тоже показался во дворе. Стараясь не смотреть на Елену Ивановну, он как ни в чем не бывало подошел и стал с интересом наблюдать за теми, кто еще танцевал. Однако почти все уже смотрели на Рассомахина, который в сопровождении Миши уходил прочь.
– Что случилось? – спросила Елена Ивановна.
– Не знаю, – соврал он.
– Догони их, извинись и верни обратно.
Она сильно расстроилась из-за этого происшествия, и фокусник, еще не зная, что предпринять, поплелся к воротам.
– Если ты действительно хочешь их догнать, то, пожалуйста, побыстрей.
Он пошел быстрей.
– Без них и не думай возвращаться! – острастки ради сказала она вслед.
В подворотне он различил парочку, это были свои, Дима и Саша. Дима что-то сказал и приветственно помахал ему рукой.
Он шел по улице, не выпуская из виду Рассомахина и Мишу. Но в то же время он боялся слишком приблизиться, чтобы они его не заметили. Когда он уставал или расстраивался, глаза у него становились растерянными, словно он что-то потерял или чего-то вдруг испугался.
Через дом он повстречался с дочерью. Она прыгнула на него, обхватила за шею и не отпускала.
– Ты меня встречаешь!
– Да, да. Но ты пока иди, а я сейчас вернусь.
– Куда ты?.. – окликнула она.
– Ловлю гостей, убегают.
Она уронила руки.
– Ну что опять у тебя такое?!
– Ты иди, я сейчас. Вот я их догоню, и мы вернемся. Только ты не мешай, прошу тебя. Иди, ну говорю же я тебе! – разозлился он.
Дочь вздохнула и пошла дальше.
Рассомахин и Миша повернулись друг к другу и закурили. Фокусник тоже задержался. Он делал вялые кренделя по тротуару, пока те не двинулись дальше. Так он плелся вслед, то принимая решение догнать, то снова отставая.
На углу он остановился. Отсюда было видно, как Рассомахин и Миша постояли на автобусной остановке, сели в автобус и уехали.
14
Он проснулся у себя дома.
Дочь была уже одета. Она сидела за столом и грустно смотрела на него.
– Поцелуй отца, – сказал он.
Дочь подошла и поцеловала его в щеку.
– Кстати, я забыл, как ты относишься к отцу.
– Отец – это все, – привычно ответила дочь. – Папа, что ты наделал…
– Было ужасно, да?
– Вообще-то ужасно.
– А, после войны для меня жизнь – подарок. Значит, этой женщины нет: немножко меньше подарили, что делать…
– Почему ты не вернулся?
– Она сказала, чтобы я без них не возвращался.
– Не говори глупости. Ей и в голову не могло прийти, что ты поймешь все буквально. Дикое положение: ты вытворяешь бог знает что, и она же чувствует себя виноватой.
– И потом я знаю одно. Я такой и другим быть не могу. Даже ради Елены Ивановны, даже ради нее. Я знаю, что ей со мной будет трудно, плохо. Что мне делать? – спросил он.
– Ты должен ей сказать это сам.
– Да, я скажу.
– Причем сегодня же, не надо тянуть.
– Да, сегодня.
Позвонили в дверь. Дочь пошла открывать. Фокусник прислушался и узнал голос Елены Ивановны. Он стал поспешно одеваться, но Елена Ивановна уже входила в комнату. Пришлось остаться под одеялом.
– Здравствуй, милый! – Она поцеловала его и поставила на стол сумку. – У меня осталось много закуски, будем доедать.
– Лена, – страдая, сказал фокусник. – Я перед тобой страшно виноват.
– Еще бы, убежал со свадьбы, опозорил перед коллективом.
– Мне надо с тобой поговорить.
– Говори, – серьезно сказала она.
– Я должен одеться.
…Их было трое за круглым столом: он, Елена Ивановна и дочь.
– Понимаешь, Лена, есть вещи, которые мне всегда были противны, – говорил он. – Я ни к кому не подлаживался ради благ жизни. Измениться я не могу.
– Хорошо, – сказала Елена Ивановна.
– И знаешь, прости меня, но в общежитие я ходить буду, – не теряя твердости духа, продолжал он. – Хотя, может, это и глупо.
– Хорошо.
– Но это программа минимум, – предупредил он на всякий случай.
– Хорошо, – сказала она.
Дочь молчала и гордилась своим отцом. А Елена Ивановна тяжело вздохнула.
15
Сначала он зашел в магазин, поставил чемодан, пошарил в карманах и сосчитал ресурсы. Оглядев прилавок, стал соображать, на что хватит. Хватило на апельсины. Он купил несколько штук и уложил в чемодан.
Однако в знакомом общежитии было пусто. Вахтерша не сидела у барьера. И барьера не было. И коридоры были пусты. У стен стояли сложенные железные кровати и заляпанные известью малярные козлы.
Фокусник стоял с чемоданом в пустом коридоре, когда вдалеке показалась девушка с рюкзаком.
Она издали закричала:
– Виктор Васильевич!
И побежала к нему, начав говорить на ходу, потому что очень спешила:
– Мне необходимо с вами поговорить, куда вы делись? Я вам писала на филармонию, а вы, оказывается, не от филармонии. Я на практику, наши уже все уехали. Виктор Васильевич, после свадьбы все было хорошо, но потом вступили в силу его родители. Сейчас некогда, я вам напишу на Главный почтамт до востребования, можно?
И она побежала.
– Постой! – крикнул фокусник и, колотя себя по ноге чемоданом, побежал вслед за ней.
– Не могу!..
Он вышел на улицу.
В небе, каждое на своем месте, стояли облака. Скромно блистали березы в рощице. К лету сюда была завезена громадная куча песка. В ней, как вставленные, торчали дети. На садовых скамейках сидели внимательные старухи, воспитательницы из окрестных детских садов, отцы с книгами, матери с вязаньем.
Фокусник тоже присел на скамейку, подставил голову солнцу и, закрыв глаза, стал слушать слабые птичьи голоса детей.
– Петя, отойди, не трогай дядин чемодан.
Это мать сделала воспитательное замечание мальчику. Он пытался обхватить чемодан руками в надежде ощутить его своей собственностью.
Фокусник открыл чемодан и дал ребенку апельсин.
– Зачем же это, не надо. Петя, отдай дяде апельсин. Он тебе дал подержать, ты подержал, и довольно.
– Ничего, пускай кушает, – сказал фокусник.
– Он не должен привыкать, – возразила мать.
Но ребенок держал апельсин крепко и не зря: роняя на ходу ведерко и лопатку, к нему быстро шла девочка, ровесница. Она тоже схватилась за апельсин и стала тянуть к себе.
– Петя, не жадничай, – сказала мать. – Ты подержал, теперь дай девочке подержать.
– Ничего, ничего, – проговорил фокусник и встал. – Сейчас, одну минутку.
Он взял свой чемодан, отошел в сторону и поставил у дерева складной иллюзионный столик.
– Загадочный индус! – громко объявил он. – Известный египетский маг Нон Саиб!
Взрослые посмотрели на него с удивлением, дети с интересом.
Он произнес что-то по-индусски, показал всем крупное желтое зерно и бросил его на столик. Из него тут же выбился апельсиновый куст. На ветвях закачались оранжевые плоды.
Тогда фокусник что-то сказал по-египетски, сорвал апельсин и вручил его девочке. Затем он стал срывать другие апельсины и раздавать их другим детям.
Зрители от удивления засмеялись. Женщины, однако, испугались, что дети попортят и надкусят апельсины, и стали отбирать и возвращать фокуснику. Но тот отказался, объяснив жестом, что, мол, пусть едят.
Это всем понравилось, и ему захлопали.
(Он проделал это под открытым небом. На земле, которая закруглялась к горизонту, доказывая тем самым, что она – шар.)
Затем он взял у молодой женщины косынку, показал ее с одной стороны и с другой стороны – это была обыкновенная косынка….
