Глава 24
Доброта и жестокость
Мы с Анной решили позвонить родителям утром. Сделанного не вернешь – какая беда, если они проведут в неведении еще несколько часов? К тому же у Анны пока не было желания обдумывать, что делать дальше, а мама с папой обязательно потребуют ответ. Анна хотела лишь побыть в тишине и покое со своей новорожденной дочкой.
Она спала, Гриффин держал Гибсон, а я читала в углу. Басист таращился на малышку, не в силах оторваться. Он также безостановочно улыбался. Я никогда не видела Гриффина таким самозабвенно счастливым. Его разбирало всякий раз, когда Гибсон что-то выделывала. Такого смеха я от него тоже не слышала. Это было очаровательно, и мое чтение быстро сменилось наблюдением.
Гриффин поправил дочурке чепчик, погладил волосики, улыбнулся и посмотрел на меня:
– Наверное, будет в меня – блондинкой. – Он вновь восторженно уставился на нее. – Но глаза лучше бы Анны.
Сейчас те были темного серовато-синего оттенка, но медсестра сказала, что так бывает у большинства младенцев. Цвет изменяется на первом году жизни. Я сочла это весьма любопытным, но слегка удивилась тому, что Гриффин запомнил эти мелочи.
Келлан с Мэттом и Эваном прибыли уже поздно. Но, возвращаясь от торгового автомата в приемной, я заметила, что Келлан улыбался всем сестрам подряд. Конечно, его пропустили. Они бы по такому случаю и раскладушку выделили, и в ванне искупали.
Ребята успели переодеться. Келлан пошел на сцену в простой красной футболке, однако теперь под кожаной курткой виднелась белая. Я улыбнулась: вот молодец – освежился перед визитом!
Келлан, искавший Анну, сперва не заметил меня. Подавив смешок, я шмыгнула ему за спину и ущипнула за мягкое место. Он подскочил и развернулся.
– По-моему, мы с вами где-то встречались, – заметила я.
Келлан расслабился, когда сообразил, кто на него напал:
– Вы обознались, сударыня!
Ему объяснили, куда идти, но я все равно указала на палату Анны:
– Она там.
И взволнованно закусила губу, как только ребята пошли знакомиться с новым членом своего семейства. Я написала им сразу после рождения Гибсон, чтобы не беспокоились ни за Анну, ни за ребенка, однако мы дружно решили не указывать в сообщении пол. Анна хотела преподнести ребятам сюрприз.
Мэтт обогнал всех, спеша взглянуть на новую родственницу. Эван на шаг отстал. Мы с Келланом замыкали процессию. Анна проснулась, но так и лежала в постели. Гриффин, державший дочку, развернул ее к Мэтту:
– Нос в точности мой, правда?
Мэтт был глубоко потрясен.
– У вас девочка? – Он смотрел то на Гриффина, то на Анну. – Красивая, поздравляю!
Гриффин сиял, как будто сам родил, хотя на деле его участие в создании Гибсон было минимальным.
– Спасибо.
Видя его гордость, Анна разулыбалась, а затем указала на раковину у дальней стены:
– Вымой руки – и можешь подержать.
Я расхохоталась, видя, как рок-звезды, обычно шумные и беспечные, осторожно держат крошку, словно та сделана из радиоактивных материалов. Когда Гибсон наконец добралась до Келлана, тот вытер ладони о джинсы.
– Нервничаю ужасно, – шепнул он мне. – А вдруг уроню?
– Не волнуйся, – прошептала я, потрепав его по плечу. – Ты отлично ладишь с женщинами.
Келлан закатил глаза и с радостью принял Гибсон у Эвана. У меня затуманился взор от улыбки, которая возникла на его лице при взгляде на новорожденную. Келлан держит ребенка… Я думала, что он естественен на сцене, но сейчас с младенцем на руках он был бесподобен. Келлан был полон любви и готов был отдавать ее – это было написано у него на лбу.
– Вкусно пахнет, – тихо сказал он, повернувшись ко мне. – Почему от нее так вкусно пахнет?
Я лишь пожала плечами, ведь и сама нередко удивлялась, почему так здорово пахло от него.
Он чуть покачал малышку, строя глупые рожи и добиваясь улыбки. Я смахнула слезу. Когда он склонился потереться с ней носами, а та изготовилась пососать, мне пришлось отвернуться, чтобы не расплакаться. Я тоже хотела ребенка и буквально чувствовала, как разгулялись гормоны. Но порядок есть порядок – сначала свадьба.
Я встретилась глазами с сестрой. Та тоже едва не плакала при виде любви к ее чаду. Она указала на Келлана и беззвучно прошептала: «Ребенок нужен». Затем она посмотрела на меня и описала круг над своим значительно уменьшившимся животом. Я помотала головой и повторила про себя недавнюю мысль про порядок.
Мэтт щелкал камерой мобильника и сделал уже больше сотни снимков. У меня их набрался миллион, но я снова достала телефон, чтобы запечатлеть Гибсон с Келланом. Мэтт посмотрел на Гриффина, улыбаясь до ушей:
– Пошлю парочку маме с папой. Ты уже позвонил предкам?
– Ага, – кивнул Гриффин. – Они требуют привезти ее в Лос-Анджелес сразу, как закончится тур.
Гриффин и Мэтт родились в Лос-Анджелесе, и там у них оставалась семья, проживавшая на противоположном от студии краю города. Они побывали у родителей, пока записывали альбом, но жили в основном в апартаментах компании. Гриффин однажды сказал мне, что это «всяко лучше, чем на родительском ранчо».
А как быть, пока не закончатся гастроли? Я собралась обсудить это с Анной, но Мэтт опередил меня и с серьезным лицом обратился к Гриффину:
– Сегодня мы отправляемся дальше – что вы собираетесь делать?
Гриффин устало взглянул на Анну:
– Я должен вернуться к ребятам. Мне придется ехать с ними.
– Я понимаю, – сглотнув, кивнула сестра.
Посмотрев на Келлана, я заявила ей:
– Анна, я останусь с тобой. – Келлан вскинул глаза на меня, а я взглянула на сестру. – Тебя завтра обязательно выпишут, если все будет хорошо. Я отвезу тебя домой, к маме и папе. Устроишься там и будешь отдыхать до свадьбы.
Анна помрачнела, обдумывая перспективу засесть на месяц в обществе родителей. Но что ей оставалось? Если выбрать Сиэтл, то придется дважды лететь с младенцем в самый разгар сезона. Мне это казалось полнейшей глупостью. Лучше бы поскорее сплавить ее в Огайо. Да и мама поможет – даже если будет раздражать сестру.
Анна склонила голову, не будучи в восторге от этой идеи, но явно смиряясь с судьбой. Однако Гриффин мириться с таким раскладом не собирался.
– Нет, так дело не пойдет.
Он бережно отобрал дочурку у Келлана, и тот отдал ее с видимой неохотой.
Анна вскинулась, загоревшись надеждой на лучший вариант. Я же скрестила на груди руки, не понимая, что мог предложить Гриффин. Когда все взоры обратились на него, он переглянулся с моей сестрицей:
– Я не хочу, чтобы ты уезжала. Поедем вместе, в автобусе. – Гриффин пригвоздил меня взглядом. – Привезешь ее, когда выпишут.
Судя по его пылу, это была не просьба.
Я обомлела и не скрывала этого.
– Ты хочешь возить новорожденного младенца в экскурсионном автобусе?
– Ну да, – пожал плечами Гриффин и огляделся. – А почему бы и нет?
Анна вела внутреннюю борьбу. Вмешались материнские инстинкты, вступившие в схватку с врожденной беспечностью.
– Не знаю, Грифф. Это негигиенично.
– Да грязнее меня в автобусе никого нет, – фыркнул он, – а ты со мной спишь каждую ночь!
Я постаралась не засмеяться и потерпела сокрушительное поражение в своих попытках. Келлан пихнул меня локтем, весело качая головой. Анна пребывала в сомнениях. Она перевела взгляд с Гибсон на меня:
– Что скажешь, Кира?
Глаза у нее стали большие, испуганные. Теперь, когда Гибсон стала реальностью, Анна умирала от страха напортачить. Она отчаянно боялась ошибиться с выбором.
Я же чувствовала, что Гриффин вот-вот протрет во мне дыры глазами, и видела надежду на лице сестры, однако для честного ответа должна была забыть о них и подумать о Гибсон. Ей-то где будет лучше? Как поступила бы я, будь она моей дочкой? Я мало что понимала в младенцах, зато много знала о пассажирах автобуса. Если не считать родителей, которые в любом случае работали и не могли уволиться лишь ради помощи сестре, то лучших нянек, чем «Чудилы», для этого ребенка было не найти.
– Мне кажется, в большинстве случаев возить ребенка в автобусе и жить той жизнью, которую мы ведем, – это абсолютное безумие, – заявила я, повернувшись к сестре. Анна надулась, Гриффин начал протестовать, но я остановила его жестом. – Однако в данном случае дело может и выгореть. – Я вперилась взглядом в Анну. – Твоей дочери все равно не видать обычного детства, а весь автобус полюбит ее так, что лучшего места для нее не сыщешь. – Анна в слезах просияла, а я добавила: – К тому же нам ведь сказали, что в первые месяцы она все равно будет только спать, есть и какать?
Гриффин благодарно закивал, а после смекнул, что возложил на команду тяжелое бремя.
– Ребята… вы-то не против?
Келлан обнял меня за талию и поцеловал в шею:
– По-моему, классная идея.
Эван поддакнул, его ничего не смутило. Мэтт усмехнулся и глянул на Эвана и Келлана:
– Мы уже привыкли к воплям из вашей комнаты днем и ночью.
Все посмеялись над этим. Затем Келлан нахмурился и обратился к Мэтту:
– Нам придется переговорить с «Крутым поворотом».
– Дикон покладистый, – кивнул тот. – Уверен, он согласится.
– Они всегда могут перебраться к Сиенне, – сказала я Келлану. – Она ведь жаловалась, что заскучала в одиночестве.
Келлан хохотнул, и Гибсон вздрогнула.
– Отличная мысль!
– Потише, чувак, – набычился Гриффин. – Ты мою дочку напугал.
– Извини, – усмехнулся Келлан.
Он прицокнул, передразнивая излюбленный звук басиста, и я зарылась лицом ему в рубашку, чтобы не расхохотаться уже самой и не получить нагоняй от свежеиспеченного бдительного папаши.
Келлан с ребятами вскоре ушли. Шоу закончилось, и сборы, наверное, уже продвигались полным ходом. Мы с Эваном, Мэттом и Келланом стояли в коридоре и ждали Гриффина, прощавшегося с семейством. Келлан обнял меня со словами: «Я буду скучать».
– Я тоже, – посмотрела я исподлобья. – Но ты же едешь в Ист-Резерфорд. Это недалеко.
– А кажется, что далеко, – усмехнулся он и посмотрел на дверь палаты Анны. – Как по-твоему, Гриффин будет хорошим отцом?
Я с улыбкой взглянула туда же. Басист прощался уже больше четверти часа.
– Да, как ни странно. Я думаю, он будет классным.
Этот факт меня по-прежнему изумлял.
– А я? Когда-нибудь?
– Не сомневаюсь, – энергично кивнула я, обняв его за шею.
Келлан улыбнулся этому слабому намеку на наше будущее. О детях мы говорили не «если», но исключительно «когда».
Наконец-то покинув палату Анны, Гриффин украдкой утирал глаза. Я так и таращилась, впервые видя его в подобном раздрае. Он уставился на нас, и взгляд его посуровел.
– В чем дело? – спросил он и уныло побрел по коридору прочь от тех двоих людей, которые отныне заменяли ему весь мир.
Мэтт с Эваном поспешили за ним. Эван приобнял его за плечи, а Мэтт озорно ударил по руке. Келлан проводил их взглядом, вздохнул и с грустной улыбкой посмотрел на меня:
– Наверное, мне пора. До скорого. – Он повернул меня к себе и тревожно сдвинул брови. – Пожалуйста, будь осторожна.
– Я всегда осторожна, – ответила я и нежно поцеловала его в губы. – Люблю тебя.
– И я тебя.
Пока он удалялся, я старалась не думать, насколько истоскуюсь без него. В дверях Келлан обернулся и чуть махнул мне. Молоденькая медсестра, оказавшаяся рядом, вздохнула и без стеснения уставилась на него. Я со смешком помахала в ответ. Когда он исчез, я выдохнула так же потерянно, как сестричка.
Через двадцать минут после его ухода зазвонил телефон. Я поспешила ответить.
– Что, Келлан, уже соскучился?
– Конечно! – Радость его поугасла, когда он продолжил: – Вообще-то, я хотел предупредить, что у больницы, когда мы уходили, собирались фанаты.
Я разом встала и выглянула в окно, однако оно выходило во внутренний двор.
– Фанаты парочки Келл-Секс? Здесь? Но откуда они…
Осекшись, я припомнила, как объявила о намерении ехать в больницу перед залом, битком набитым поклонниками. Должно быть, самые ярые фанаты последовали за мной в надежде увидеть Келлана – или, возможно, напасть на меня. Что хочешь, то и думай.
– Да, похоже на то, – вздохнул Келлан. – Мы вышли через приемное, они меня не видели. Может, считают, что я еще там, с тобой. Я уже позвонил в больницу и попросил держать ухо востро, так что внутри тебя вряд ли достанут. Но ты поаккуратнее на выходе, ладно? У меня пока не было возможности объяснить это фото.
– Ага, спасибо.
Ну, класс. Неужто мне придется разбираться с кучей бешеных фанатов, которые, небось, ненавидят меня, и одновременно везти свою новорожденную племянницу к звездному папаше? А я, как нарочно, вообразила, что хуже уже не может быть.
* * *
На следующее утро я проснулась с ноющей спиной и совершенно не отдохнувшая. К нам постоянно заходили взять у ребенка разного рода анализы, и я неизменно просыпалась. Когда же я очнулась окончательно, Гибсон уже не было. Наверное, я все же вырубилась под утро, раз ее унесли, а я не заметила. На миг по моему позвоночнику растекся ужас, хотя я не сомневалась, что Гибсон не могли умыкнуть из больницы, благо все младенцы, как драгоценнейшие товары, снабжались браслетами, которые крепились к лодыжкам и подавали сигнал тревоги, если пересекали порог главного входа.
Анна тоже исчезла, и я заключила, что она с дочкой. Скользнув ногами в туфли, я прикинула, не обыскать ли все палаты подряд. Но это была бездумная паника. Разумом я понимала, что можно просто спросить у медсестры. В коридоре я обнаружила, что это и вовсе незачем: Анна шла ко мне, одетая в больничный халат, и на ходу ворковала с Гибсон, которую баюкала на руках. Страх моментально сменился облегчением, а потом и весельем. За Анной шагал медбрат, нагруженный детским автомобильным креслицем, цветами и двумя разбухшими спортивными сумками. Ребенок родился считаные часы назад, а моя сестрица оставалась в своем репертуаре и могла заставить работать на себя любого подвернувшегося мужика.
– Гибсон проверили слух, – прощебетала Анна, с улыбкой миновав меня. – Все в ажуре, конечно.
Хихикнув дочурке, сестра велела медбрату положить вещи на кровать. Он был счастлив услужить и даже спросил, не нужно ли чего еще. Анна помотала головой, не сводя глаз с Гибсон.
Когда медбрат нехотя удалился, я указала на сумки:
– Никак ты прошвырнулась по магазинам?
Мы прибыли в больницу, практически ничего не имея с собой.
Анна чмокнула Гибсон в щечку:
– Нет, это Сиенна прислала. Она знала, что я уехала чуть ли не в чем мать родила, и решила, что мальчики о таких мелочах не подумают.
Анна рассмеялась, лицо ее было совершенно безмятежно.
Я же моргнула, окинув взглядом дары Сиенны. И правда весьма предусмотрительно с ее стороны. Хорошо бы там были туалетные принадлежности – я готова была отдать полмира за зубную щетку.
– Мило с ее стороны, – заметила я.
Анна потерлась с Гибсон носами и уложила ее в чистую пластмассовую колыбельку.
– Да, она даже оставила нам машину с шофером, чтобы забрали нас, когда выпишут.
Она принялась извлекать из сумок свою одежду, одежду для младенца и, как ни удивительно, одежду для меня.
Неверие перекрыло мое любопытство.
– Знаешь, она даже классная, когда не пытается убедить публику в пылком коммерческом романе с моим мужем.
Анна на миг перестала разбирать вещи:
– Ты все еще думаешь, что она клеится к Келлану?
– Вряд ли она активно его домогается, – помрачнела я, – но и в покое не оставляет.
Анна, ничуть не встревоженная, присела на постель и стала опустошать сумку дальше. Садясь, она чуть поморщилась, и я поняла, что ей до сих пор больновато.
– Да кто же оставит его в покое, Кира?
– Надеюсь, хотя бы ты, – ответила я, подцепив крохотную бело-розовую распашонку.
Сестра фыркнула, прижав к щеке мягкое розовое одеяльце.
– Само собой… к тебе это, знаешь ли, тоже относится. – Она с серьезнейшим выражением вскинула брови.
– Гриффин? – Я закашлялась, поперхнувшись слюной. – Ты беспокоишься из-за меня и Гриффина?
Анна расхохоталась до слез:
– Нет, нисколечко! Просто хотелось взглянуть на твою физиономию! – Она вздохнула и весело покачала головой. – Бесценный кадр!
После ланча пришел педиатр и занялся тщательнейшим осмотром Гибсон. Закончив, он повесил на шею фонендоскоп и обратился к Анне:
– Ваша дочь вполне здорова, и все анализы в пределах нормы. Питание хорошее, но нет ли у вас проблем с кормлением?
Я вспомнила раннюю утреннюю сцену: Анна ругалась, как матрос, пытаясь всучить Гибсон грудь. Не так это, видно, легко, как кажется. Но в конечном счете Анна успешно приладила дочку. Однако она ничего об этом не сказала. Не стала она распространяться и о том, что собиралась вскармливать ребенка в автобусе, полном рок-звезд. Врачи, узнай они об этой мелкой подробности, могли запереть ее в психушку.
– Не, мы справились.
– Тогда не вижу никаких препятствий к выписке, – улыбнувшись, кивнул врач.
Через три часа, после просмотра чрезвычайно занудного видеофильма об уходе за новорожденными, Анну и Гибсон официально выпустили на волю. Пока я звонила Келлану и докладывала, что мы выезжаем, Анна наконец связалась с родителями. Папа воспринял новости не очень радостно. Анна поморщилась и отвела телефон подальше от уха. Она без устали повторяла: «Папуля… но… я же…» Папа не давал ей договорить, и она прекратила оправдываться. Повернувшись ко мне и закатив глаза, она играла дочкиными пальцами и вполуха слушала папины разглагольствования о своей непутевой жизни.
Получив сполна, Анна протянула мобильник мне. Я помотала головой, потому что все еще говорила с Келланом. Никаких взбучек мне в данную секунду не хотелось. Анна сделала знак: нет уж, придется. Я вздохнула Келлану в ухо:
– Отключаюсь, папочка на проводе.
Келлан хохотнул, и я улыбнулась, так как очень скучала по его смешкам.
– Счастливо, скоро увидимся.
– Ага, пока. – Я нехотя взяла телефон Анны и поднесла его к уху, ожидая худшего. – Алло?
– Привет, дорогая!
Меня затопило облегчение вкупе с удивлением. Это была мама, а не папа. Значит, есть шанс избежать воплей по поводу моего пособничества в дорожных родах.
– Я хотела узнать, не прилетишь ли ты на День благодарения. Было бы очень хорошо, нам нужно много чего обсудить – свадьба же в следующем месяце! И мне не терпится показать тебе платье. Кира, оно бесподобное! Тебе точно понравится.
Я уставилась на сестру, и та начала хохотать. Мне было неприятно говорить маме вещи, сказать которые все равно пришлось бы, и я повернулась к ликовавшей Анне спиной.
– Вообще-то, мама, мы будем с вами на Рождество, поэтому Келлан очень хочет навестить на День благодарения своего папу. – Затем я добавила уже тише: – Я понимаю, что нам нужно о многом поговорить, но у Келлана никогда не было семейного праздника, и мне не хочется лишать его такого удовольствия. Извини. Ничего?
Помолчав, мама со вздохом капитулировала:
– Да, хорошо. Конечно, я понимаю. Ты замужем… почти. Придется мне привыкать делить тебя с ним.
У нее сорвался голос, и я понадеялась, что обойдется без слез.
– Я буду в восторге от всего, что ты выбрала, – заявила я, взяв самый елейный тон. – У меня нет сомнений, что лучше и не бывает. Спасибо, мамочка, что обо всем позаботилась. А я не помогла. Ты не представляешь, как жалко и неприятно…
– Да понимаю, солнышко, ты занята. – В мамином голосе обозначилась тревога. Она знала, что наступили трудные времена. Я собралась в миллионный раз заверить ее, что все у нас хорошо, но мама просияла. – Мне не терпится увидеть тебя в платье!
Мы поболтали еще немного, после чего я простилась и вернула телефон Анне. Она не верила ушам.
– Не может быть, Кира! Ты так и не отвергла рукава-фонарики! – Она будто взбила нечто вокруг своих плеч. – Это же елизаветинские рукавчики. Они реально опасны! Повернешься как-нибудь неудачно, заденешь муженька и убьешь наповал, – хихикнула она. – Придется мне его реанимировать!
Я хмыкнула и запустила в нее пластиковым лотком для срыгивания.
Ист-Резерфорд находился всего в паре часов езды, в штате Нью-Джерси, и догнать ребят не составляло никакого труда. Если поторопиться, то можно поспеть и на встречу с общественностью. Нет, я не собиралась вторгаться в набитый фанатами зал и провоцировать очередной взрыв недовольства. С меня достаточно, спасибо.
Анна позвонила шоферу, оставленному Сиенной, и попросила забрать нас. Прибыв на место, тот поднялся в палату, чтобы помочь донести наш багаж. Или, вернее, багаж Гибсон. Мы около получаса закрепляли ее в переноске. Анна раз двадцать извлекала ее и все переделывала. Она боялась сажать Гибсон в машину. Моя сестра была человеком заботливым, однако не склонным кудахтать, а потому я умилялась, глядя, как она суетится. После двадцать первого прилаживания я схватила Анну за руки, едва она потянулась расстегнуть очередной ремешок.
– Анна, она отлично устроилась. Все хорошо.
– Ты уверена? – нахмурилась та. – Не слабо затянула? Или слишком туго? А эта штука вокруг головы – с шеей ничего не случится?
У Анны блестели глаза, ее переполнял страх. Я схватила ее за щеки и твердо заявила:
– С ней полный порядок, все будет хорошо. Поверь.
Сестра глубоко вздохнула и кивнула.
– Ужас прямо в желудке засел, черт бы его побрал, – пробормотала она.
– Теперь ты знаешь, каково приходится маме и папе, – не удержалась я от смеха. – Причем каждый день.
Анна, взявшаяся было за переноску с Гибсон, остановилась:
– Боже, ты права. Я буду вечно виновата перед мамулей и папулей. Вот черт!
Я сочувственно похлопала ее по спине.
Шофер уже давно сложил наши вещи в багажник. Он вышколенно ждал нас прямо у главного входа. Еще из вестибюля я заметила изящный черный «седан». Рассмотрела я и группу человек в десять-пятнадцать, которых водитель усердно отгонял от машины. Проклятье! Я успела забыть предупреждение Келлана о фанатах пары Келл-Секс. Я собиралась просить шофера забрать нас с заднего хода, но все это вылетело из головы. Щеки у людей раскраснелись, изо ртов валил пар, – значит, за ночь похолодало. И как же они поступили – вернулись утром или торчали здесь все это время? Так или иначе – зачем? Они не могли не знать, что Келлан давно покинул Филадельфию, чтобы дать следующий концерт. Неужто они явились из-за меня? Что во мне интересного?
К счастью, впечатляющие габариты шофера отрезвили фанатов и путь к машине был свободен. Глядя на этих людей, я подумала, что мы покидаем суд при неблагоприятном вердикте и, чтобы уйти, нам придется пробиваться сквозь толпу протестующих.
Анна заметила эту ораву, только когда дошла до первой пары раздвижных дверей.
– Что это за ненормальные? – Она повернулась ко мне. – По твою душу, что ли?
– Наверно, им нужен Келлан… а я всего лишь подвернулась под руку.
Сестра чуть крепче прижала креслице:
– Может, нам лучше попросить шофера объехать…
Я подумала о том же, но тут пара девиц увидела нас и свистнула остальных. Все развернулись в нашу сторону. Было совершенно очевидно, что эти идиотки уверовали в бред и ни одна из них не числилась в команде Киры. Черт, только бы они не спустили с меня семь шкур.
– Слишком поздно, нас засекли. – Я посмотрела Анне в глаза. – Мы можем с тем же успехом покончить с ними.
Анна пожевала губу, посмотрела на дочку:
– Ладно, идем.
Я помахала шоферу, чтобы он был готов немедленно тронуться с места. Компания, обступавшая машину, потянулась к двери, защелкали камеры. Стороны встретились взглядами, словно герои спагетти-вестерна. Девчонки были сплошной молодняк, но меня бы не удивило, если бы кто-то из них вдруг сплюнул тягучей табачной слюной. Ну, может быть, малость и удивило.
Заметив, что снаружи напряженно, пара здоровяков-санитаров проводила нас до порога. Они вежливо попросили честную компанию разойтись, но с тем же успехом могли говорить на чужом языке. Толпа бесцеремонно сомкнулась вокруг нас с Анной. Я шла вперед, испытывая неприятное чувство постороннего присутствия в личном пространстве. Две девицы из тех, что поотважнее, толкнули меня на сестру, но в целом собравшиеся обходились хамством. И некоторые слова, уж поверьте, разили не хуже ножей.
– Оставь Келлана и Сиенну в покое! Они созданы друг для друга! Ты слякоть, ты ничто! Ты недостойна дышать с ними одним воздухом, уродливая стерва! Лучше бы тебе не родиться на свет! Сделай миру одолжение – убейся!
Анна побагровела, но я стиснула ее руку и посадила сестру в машину. Не хватало еще, чтобы она пустилась драться с дочкой на руках. Поскольку Гибсон устроили в центре, мне пришлось обогнуть автомобиль, чтобы занять свое место.
Водитель и санитары расчистили путь, и я увидела то, чего прежде не замечала. В толпу затесалась пара фотографов. Должно быть, они узнали от фанатов, где меня найти. Светская хроника уже, небось, полнилась сообщениями о моих передвижениях. Пока эти деятели снимали меня во всех доступных им ракурсах, девицы продолжали наседать:
– Крутая, да? Думаешь, Келлан даст за тебя хотя бы ломаный грош? Он любит Сиенну, тварь! Ты дешевка, игрушка! Он тебя трахнет и выкинет! Мерзкая мокрощелка!
Слезы застилали мне глаза, но я проигнорировала их слова и вздернула подбородок. Они не знали, о чем говорили. Они не имели понятия об истинном положении дел. Мне оставалось лишь отнестись с уважением к их преданности, хотя я не собиралась мириться с такими злобными нападками.
Когда я села, меня трясло. Какие-то девчонки застучали в окна, а фотографы знай снимали. Я украдкой заперла дверь. Шофер сказал толпе пару ласковых, и я переключила внимание на Гибсон. Она смотрела на меня. У нее были обалденные нежнейшие щечки. Не обращая внимания на разъяренных фурий снаружи, я поводила по ее ладошке пальцем, и малышка немедленно сграбастала его.
Когда машина тронулась, фанатки врезали по ней на прощание, и Анна пробормотала:
– Господи Иисусе. Ты в норме, Кира?
Я посмотрела на нее, чувствуя, как по щеке поползла слеза. Меня все еще колотило. Отогнав мысли о столкновении, я кивнула и снова скосила глаза на Гибсон:
– Племянница держит меня за руку. Лучше и быть не может.
Анна провела пальцем по моему лицу, убирая слезинку.
– Я люблю тебя, – произнесла она, чуть помолчав.
Протяжно выдохнув, я наконец перестала дрожать.
– И я тебя люблю.
Ехать оказалось намного дольше, чем мы рассчитывали. Из-за Гибсон нам дважды пришлось останавливаться. В первый раз мы переодевали ее, во второй – кормили. Да еще угодили в пробку: из-за какой-то аварии проезжую часть сузили до одной полосы. Когда мы миновали место происшествия, я заметила, что Анна туда не смотрит. Вместо этого она без устали целовала дочкину ручонку. Мне оставалось лишь воображать, что она благодарит судьбу за целость и сохранность Гибсон.
Мы добрались до места уже после начала концерта. Мы обе устали и не пошли в комплекс. Пройдя проверку, мы сразу устремились к автобусам. Я хотела спать. Отчаянно.
Ребята выступали, и обошлось без фанатов и фотографов. Мы вышли из машины без всяких неприятностей, и это было здорово, потому что я бы не вынесла новых потоков брани. В автобусе было уютно, как дома. Знакомые предметы и запахи: пивные бутылки на столиках, заскорузлые носки в проходе, огромный приз Эвана – кубок, подвешенный над окном, а на диванчике – кастрюля с чем-то недоеденным. Вечный бардак, который я успела полюбить.
Анна недовольно огляделась:
– Эти ребятки – изрядные свиньи. Могли бы прибрать за собой, раз на борту появилась Гибсон.
Я прыснула, оценив ее неожиданную заботу о чистоте. До сих пор она сорила в автобусе не меньше парней.
Мы пошли в спальню, так и не выгрузив Гибсон из переноски. Там моему удивлению не было предела. Спальня превратилась в детскую. Между кроватью и затемненным окном разместился манеж, а на вертушке болтались тряпочные музыкальные инструменты. В импровизированной кроватке засела пара плюшевых зверушек, и там же лежало розовое одеяло, роскошное даже для принцессы.
По другую сторону кровати стоял узкий шкафчик. Ящики было не выдвинуть, зато наверху оказалось встроенное мягкое ложе с ремешком, идеальное для смены подгузников. К потолку над столом крепился и накопитель последних, тоже украшенный изображениями музыкальных инструментов. Анна восторженно заверещала, а я уставилась на кровать. Та была завалена пакетами, и все, что из них торчало, было розового цвета.
Анна опустила креслице и порылась в одном из мешков. Она взвизгнула, извлекая на свет плюшевую розовую гитару, и заявила:
– Ну разве у меня не лучший в мире муженек?!
Я была настолько потрясена, что не нашлась с ответом.
Затем я помогла убрать горы одежды, приобретенной Гриффином для дочери. Поскольку они уже накупили кучу барахла в расчете на мальчика, места для всего не хватало. В итоге мы распихали одежду с игрушками по всему автобусу. В каждом закутке что-нибудь да лежало. Тряпочки для срыгивания мы даже затолкали в карман на водительской двери. Когда Анна с Гибсон обустроились с полным удобством, я поползла в наш с Келланом отсек. Там было здорово, как никогда прежде. Я вздохнула, понюхав одеяло: оно пахло Келланом. Проваливаясь в сон, я успела задуматься, а не пропахла ли Келланом и я сама.
