Книга: Отчаянные
Назад: Глава 21 Праздничная пора
Дальше: Глава 23 Боли в спине

Глава 22
Одолжение

Утром Кейт и Шайен улетели. Они заползли в такси немного помятыми, и я была рада, что повидала их, потому как отчаянно соскучилась по подругам. Дженни и Рейчел остались, чтобы еще пару ночей побыть со своими парнями. Автобус был набит под завязку, полный смеха и музыки. Я была уверена, что Диснейленд и рядом не стоял – вот самое счастливое место на свете.
На въезде в Филадельфию, город братской любви, компания принялась строить планы на день. Дженни, Рейчел, Мэтт и Эван собрались на экскурсию. Дикон, Рэй и Дэвид родились здесь и хотели повидаться с друзьями. Анна и Гриффин отправились есть мороженое c солеными огурцами – еще одно сестринское пристрастие. Мы же с Келланом, желая побыть вдвоем, отказывали всем подряд.
Когда мы наконец остались наедине, я соблазнительно улыбнулась Келлану:
– Итак, мистер Кайл, теперь мы одни. Чем вы хотели бы заняться? – Понизив голос и придав ему страстности, я произнесла: – Может, вернете старый должок?
Я немного гордилась собой. Не покраснела, не пискнула, сказала ровно и даже не без эротической нотки. Худо-бедно научилась.
Однако Келлан почему-то нахмурился и уставился на свои ботинки.
– На самом деле… это я хотел попросить об одолжении.
Уловив, что он говорит серьезно, я развернулась на диванчике к нему лицом:
– И о каком же?
Келлан уперся локтями в колени и подался вперед. На нем была белая рубашка с длинным рукавом, а поверх нее – черная безрукавка. Цветовой контраст прекрасно отражал его настрой: рвение в сочетании с нежеланием. Он был и счастлив, и огорчен, и уныл, и спокоен. Мне очень не понравилась эта внутренняя борьба, поскольку я не знала ее причин.
Он пробежался пальцами по волосам и взглянул на меня:
– Я кое-что обдумывал. Делать не собирался, а потому и не хотел говорить, но чем дольше мы тут торчим, тем сильнее меня это гложет, и мне кажется… что я должен это сделать. Обязан… – Он сглотнул и медленно выдохнул. – Но я не могу один. Нужна твоя помощь.
Не ожидая ничего подобного, я сжала его руку:
– Ответом будет «да». Какое бы ни было одолжение, моим ответом всегда будет «да». Когда бы я тебе ни понадобилась, Келлан, я с тобой… всегда и везде.
Его глаза увлажнились, он снова сглотнул. Это разрывало мне сердце.
– Что тебе нужно сделать? – спросила я, отведя волосы со лба.
Он попытался сказать, но голос его настолько охрип, что ничего не вышло. Откашлявшись, он попробовал снова:
– Я должен кое-кого навестить.
Келлан закрыл рот и отвернулся с откровенно страдальческим лицом.
– Ладно. – Я поцеловала его в плечо.
Я не знала, кого он собрался навестить, но это не имело значения. Муж просил о помощи, и я была готова ее оказать.
Келлан вызвал такси, а я взяла сумочку и теплую куртку. Фирма могла предоставить нам транспорт, но лишь для официальных переездов, по своим же делам мы разъезжали сами. По просьбе Келлана наш дружелюбный шофер Джонатан стал подгонять автобус так, чтобы дверь прикрывалась другими машинами, – скромная, но все же защита от глаз фотографов и фанатов при входе и выходе. Да и Сиенна больше не приходила с намерением устроить очередную «матримониальную» фотосессию.
Такси, проверенное охраной, припарковалось в зазоре между двумя автобусами. Келлан надел кожаную куртку и подошел ко мне с печальной улыбкой.
– Спасибо, – прошептал он, разворачивая меня и помогая одеться.
– Запросто, Келлан, – отозвалась я, непонимающе оглянувшись через плечо. – Было и будет.
Когда мы сели в такси, лицо Келлана превратилось в каменную маску, он выглядел абсолютно бесстрастным.
– Глочестер, Нью-Джерси, кладбище Святого Иосифа, – назвал он адрес шоферу.
Этого я ожидала меньше всего. Совершенно непонятно, зачем нам на кладбище.
– Там похоронены родители, – пояснил Келлан, повернувшись ко мне.
Понимая, какой трудный день ему выдался, я положила руку на его бедро. Келлан немедленно накрыл ее своей и сплел наши пальцы. Когда он вперился в мелькавший за окном пейзаж, я спросила:
– А почему здесь, а не в Сиэтле?
Келлан пожал плечами, так и не глядя на меня:
– Тетя перевезла их сюда. Она сказала, что в Вашингтоне о них не осталось никакой памяти, так что нечего им покоиться там. – Он с мукой заглянул мне в глаза. – Она похоронила их тут, вблизи от мест, где выросли они с мамой.
Меня охватила грусть. В юности у него и правда не было никого, кроме Денни и группы.
– Значит, здесь живет твоя тетя?
Келлан снова уставился в окно:
– Не знаю, не интересуюсь. Мы не общаемся… и никогда не общались.
Келлан явно не хотел о ней говорить, и я оставила эту тему.
По дороге на кладбище мы сделали одну остановку: купили цветы. У меня чуть сердце не разорвалось, когда он заскочил в угловой магазинчик и вышел оттуда с двумя букетами. Последней каплей стал лепесток, который он мне вручил – там было написано: «Рад, что ты здесь».
Поездка не заняла и двадцати минут, но, когда мы прибыли на место, моросящий дождик сменился проливным. У меня не было зонтика, да и ладно: Келлан делал то, что должен был сделать. Ему нужно было поставить точку. Машина остановилась на дороге, огибавшей островок зелени с огромным бетонным ангелом в центре. Келлан попросил водителя подождать и выбрался наружу. Держа оба букета алых роз в одной руке, он сразу завертел головой, обозревая обширное кладбище. Когда вышла я, он уже до нитки промок и стоял потерянный и одинокий среди могил.
Как только я встала рядом и отвела ему с глаз намокшие пряди, Келлан встряхнул головой:
– Я не знаю, где их искать.
В его глазах стояла скорбь, струи дождя текли по лицу. Он не знал, где похоронены родители. Поймав его озябшую ладонь, я огляделась в море надгробий. Кладбище было огромным, а дорога, оставшаяся слева, вела к новым и новым могилам, видневшимся среди деревьев. Мы могли провести здесь не один день, но так и не найти нужную. Но дней у нас не было – лишь несколько часов.
– Мы их найдем, – заявила я твердо, сжав его руку.
Времени было мало, и мы поспешили на поиски иголки в этом мрачном стогу. Начав по порядку, мы устремились по разным проходам в двух-трех рядах друг от друга, чтобы охватить как можно больше захоронений. Первую часть мы одолели за полчаса и не добились успеха. Я оглянулась на таксиста, погруженного в чтение в сухом салоне, и прикинула, во что обойдется наша прогулка. Но Келлан, конечно, будет рад заплатить не меньше, чем за лимузин, заказанный для девичника.
Клацая зубами и дрожа, мы устремились на вторую половину кладбища. Она была как минимум вдвое больше первой, и мне хватило взгляда на нее, чтобы уже лишиться сил. Но выбора у нас не было, и мы продолжили поиски. Держа в уме имена Джона и Сьюзан Кайл, я пробегала глазами надписи. Столько людей, у каждого своя биография, любовь, радости и горести.
Я до того сосредоточилась на поиске имен родителей Келлана, что чуть не пропустила могилу, когда наконец увидела их. «Джон и Сьюзан Кайл: любимым друзьям, близким, родителям». Я потрясенно взирала на черный мрамор. Нашла. Я и впрямь их отыскала. Краем глаза я заметила Келлана, который продолжал поиски через несколько рядов от меня. Цветы превратились в размокшую массу.
– Келлан, – еле выдавила я из себя, сделав слабую попытку перекричать дождь.
Он услышал и резко повернул голову. Взгляд метнулся к двойному надгробью у моих ног. Он сделал вдох, успокаиваясь, затем шагнул ко мне. Когда он подошел, его била дрожь – возможно, просто от холода. Он тупо уставился на могилу. Не говоря ни слова, присел на корточки. Провел пальцами по материнскому имени, затем по отцовскому. Потом положил руку на мокрую траву перед плитой и закрыл глаза.
Лил дождь, и струи текли по щекам Келлана, но я различила слезы и в безмолвной поддержке взяла его за плечо. Когда он открыл глаза, те были мокры, и я с трудом проглотила комок. Сколько еще этим людям причинять ему боль? Келлан любовно и нежно положил по букету под каждым именем. У меня разрывалось сердце от торжественности момента. После всего причиненного зла, грубых слов, жестоких атак, после того как они выпестовали в нем чувство собственной никчемности, из-за которого он вообразил, будто недостоин любви, он все равно продолжал любить их. Слова «любимым родителям» показались мне странными, но может быть, зря. Справедливо или нет, но сын любил их.
Чуть слышно сквозь дождь Келлан произнес несколько прощальных слов:
– Простите, что не оправдал надежд. – Его взгляд перешел к материнскому имени. – Прости, что разбил твою жизнь. – Теперь к отцовскому. – Вашу жизнь. – Он прерывисто выдохнул, роняя с губ капли дождя. – Я хотел, чтобы вышло иначе, но одного желания мало. Поэтому я решил просто попрощаться… и… – Он сглотнул, и на его лице было написано такое страдание, что мне стоило недюжинных усилий не расплакаться. – Я люблю вас обоих.
Когда Келлан наконец выпрямился, он шмыгнул носом, его подбородок подрагивал. Я обняла его за талию, утешая, чем могла, и сглатывая слезы. Он крепко держал меня, не сводя глаз с могилы родителей. После минуты молчания Келлан спросил:
– Как по-твоему, они гордились бы мной? Хоть капельку?
Его голос надломился, и я стиснула Келлана крепче. Не нарушить ли нашу договоренность и не солгать ли ему? Не скажешь же, что я в действительности думаю о его сволочных родителях.
– Не знаю… – ответила я, решив все же не лгать. – Но тобой горжусь я. За все, что ты сделал, в том числе и за сегодняшнее.
Переполненная сочувствием, я все же не сдержала слез. Увидев, что я пошла вразнос, он тоже заплакал. Он кивнул, пытаясь собраться, но вдруг закрыл руками глаза и тихо всхлипнул. Я притянула его к себе, и он вцепился в меня. Уткнувшись мне в шею, он плакал – плакал о том, что перенес, что потерял и чего никогда не имел.
Когда мы оба испытали эмоциональную опустошенность, Келлан ткнулся мне в голову лбом. Дождь, как и слезы, сошел на нет и лишь моросил.
– Я люблю тебя, Кира… Очень-очень.
Наши губы соприкоснулись, и я ощутила вкус слез вперемешку с дождем. Мы целовались. Вокруг стояла величественная тишина: ни птичьего пения, ни шума машин, лишь легкий шелест дождя по опавшим листьям, не вынесшим собственной тяжести, – очищающее безмолвие.
Мое внимание привлекла вспышка света. Я сочла ее отблеском наконец проглянувшего солнца от фольги с ближайшего букета, однако различила знакомое жужжание и кликанье. Отстранившись друг от друга, мы с Келланом одновременно взглянули на человека, стоявшего возле деревьев и снимавшего нас. Должно быть, какой-то ушлый папарацци поехал за нами в надежде разжиться доходным снимком. И это ему удалось. Я не сомневалась, что фотография Келлана, целовавшего меня под дождем, уйдет за тысячи.
Лицо Келлана исказилось от гнева.
– Да ты издеваешься!
Моя печаль смешалась с досадой. Эта смесь тут же вылилась в слепящую ярость. Меня достала эта мыльная опера. Пусть обожатели пары Келл-Секс, пресса, Ник и Сиенна поцелуют меня в жопу! Равно как и этот мужик, нарушивший наше уединение!
Сжав кулаки, я крадучись устремилась к нему. Мужику это понравилось. Камера защелкала еще энергичнее.
– Совсем совести нет? Мы же на кладбище! – Я простерла руки в сторону Келлана. – Человек страдает, это же видно! Имейте хоть каплю уважения, черт вас дери!
До фотографа оставалось несколько шагов. Он улыбался во весь рот, наслаждаясь происходящим. В глазах у него буквально горело по доллару. Кровь у меня вскипела. У него изменится настроение, когда я вдребезги расколочу эту симпатичную камеру. Я изготовилась прыгнуть, но Келлан поймал меня за руку:
– Нет, не надо…
– Изменяешь Сиенне? – переключился фотограф на Келлана. – Вот кто твоя маленькая грязная госпожа, Келлан?
Келлан загородил меня и нацелил палец ему в грудь:
– Она мне не госпожа! Фильтруй базар, урод!
Тот отступил на пару шагов, продолжая снимать:
– Ясно, ты жаришь эту сучку втайне от Сиенны. Конец твоему секрету! Попался, чувак! С поличным! Теперь твоя кобылка будет красоваться на первой полосе!
Келлан ухмыльнулся. Фотограф, похоже, решил, что ему весело, но я знала мужа лучше. Келлан рассвирепел. Нет, он больше чем рассвирепел. До оплеухи оставалось три секунды. Стиснув кулаки, он размахнулся и врезал мужику в челюсть. Ой! Я ошиблась: не три, а одна.
Фотограф потерял равновесие и жестко приземлился на задницу. Камера вывалилась у него из рук, но, к сожалению, не разбилась, благо висела на шее. Быстро оправившись, он вскинул ее и возобновил съемку:
– Ну ты попал, чувак! Теперь я тебя вообще засужу!
Он продолжал улыбаться, несмотря на кровь, струившуюся из рассеченной губы.
Келлан шагнул вперед, но я удержала его. Дело могло обернуться кое-чем похуже простого рукоприкладства.
– Оставь его, Келлан. Не стоит мараться.
– Этот идиот тебя снял, – коротко взглянул на меня он.
– Ну, значит, снял, – вздохнув, помотала головой я. – Это не стоит ареста.
Келлан нехотя позволил отвести себя от мужчины, который уже потешался над нашей незадачей.
– Ты гнида, понял? – яростно выпалил Келлан.
– Зато не прячусь по углам от крутейшей телки в мире! – крикнул в ответ тот. – Кем ты себя возомнил?
– Я женат на крутейшей телке в мире и хрен буду прятаться от нее по углам, сволочь, – пробормотал Келлан, отвернувшись от него.
Даже обмирая от ледяного ужаса, я, в свою очередь, обвила Келлана за талию рукой и улыбнулась:
– Наверное, не самый умный поступок… но я чертовски рада, что ты ему засветил.
Келлан приобнял меня и оглянулся на фотографа, все продолжавшего снимать:
– Я тоже.
С высоко поднятыми головами мы вернулись к такси. Все мои старания держаться в тени оказались напрасными, теперь я прославлюсь. Благодаря мощному объективу этого козла наш с Келланом поцелуй попадет в топ новостей. Мое лицо запомнят все. Прощай, мое инкогнито, а заодно и свобода. Мне больше не затеряться в толпе. Одержимые полоумные фанаты пары Келл-Секс узнают обо мне, и это лишь вопрос времени.
* * *
По возвращении я надеялась укрыться в надежном и теплом автобусе, но у Келлана были иные планы. Он повел меня за руку к автобусу Сиенны. Я напряглась, не слишком уверенная, что мне туда хочется, однако Келлан был чернее тучи, и я не могла пропустить эту схватку.
Келлан позвал Сиенну и стукнул в дверь. Едва я решила, что она вышла или ждет начала концерта в нашем шикарном отеле, на пороге возник Номер Первый. Осмотрев нас на предмет оружия, он посторонился. Оказавшись внутри, я поразилась желанию Сиенны вообще покидать это место. Роскошь на колесах! В передней половине салона вдоль стен тянулись кожаные диваны. В хвосте напротив огромного телевизора стояли мягкие складные кресла. Сбоку располагалась целая кухня, а спальных отсеков, похоже, не было вовсе. Я не сомневалась, что комната Сиенны в самом конце была лучше большинства студийных апартаментов. Мне вдруг показалось, что я провела последние недели в нищете.
Сиенна раскинулась на диване и читала модный журнал. Она подняла на нас взгляд:
– Келлан, Кира, какой приятный сюрприз! – Ее глаза метнулись к окну – скорее всего, в поисках фотографов. – Чем могу быть полезна в такой погожий денек?
Келлан ворвался внутрь и остановился прямо перед ней. В хвосте поднялся с откидного кресла Номер Второй, которому явно не понравилось выражение его лица.
– Это твоя работа?
Я вскинула на Келлана глаза, пораженная таким выводом. Версия, впрочем, выглядела весьма правдоподобной, и я уставилась на Сиенну. Не она ли все подстроила? Та склонила голову набок, и на ее миловидном лице написалось недоумение.
– О чем ты говоришь? И почему вы такие мокрые – принимали душ в одежде? До нитки!
Она усмехнулась, щелкнула пальцами и завела руку за плечо. Телохранитель незамедлительно передал ей полотенца из шкафа в коридоре. Она вручила их нам, не успел Келлан ответить.
– Какая-то скотина с камерой устроила нам засаду. Я врезал ему, но он сподобился заснять Киру.
Сиенна понимающе улыбнулась:
– Вот назойливые букашки! Ладно, не волнуйся – подумаешь, врезал. Мои люди разберутся. Если хорошо заплатить, то девять папарацци из десяти не потребуют компенсации по закону.
Я выжимала мокрые волосы, а Келлан прищурился:
– Это ты его подкупила?
Сиенна помрачнела, изучая его своими черными глазами:
– Я понятия не имела, куда вы отправились. Как я могла вас выдать?
Келлан по-прежнему щурился, сверля ее взглядом:
– Тебя не поймешь, когда ты говоришь правду, а когда впариваешь фигню.
Я спрятала улыбку. Мне тоже было не понять. И я знала, что Сиенне не видать Келлана хотя бы по этой единственной причине. Даже случись со мной завтра беда и останься Келлан свободен, он никогда не свяжется с человеком, которому не доверяет.
Готовый уйти, Келлан бросил полотенца на диван и потянул меня к двери.
– Я не имею к этому никакого отношения, – с откровенным раздражением повторила Сиенна. – Я не какая-нибудь злодейка, чтобы вредить вашим отношениям. Я принимаю удары судьбы и желаю вам научиться тому же.
Келлан оглянулся, глаза у него пылали.
– Если узнаю, что ты приложила к этому руку, всему конец. Я соберу манатки, свалю с этого тура, и мне плевать, что сделает со мной Ник. Пусть засудит за нарушение контракта. Надоело быть игрушкой.
Вечером, когда Келлан отправился на сцену, я осталась в гримерке, предпочитая слушать его через динамики, но не видеть. Слишком многое на меня навалилось. Снимок напечатают через считаные часы – максимум к утру. Когда взойдет солнце, шум будет стоять такой, что я проснусь. У меня свело желудок. Черт, я ненавидела быть в центре внимания, это было хуже ежедневных занятий в школе, новой работы, собеседований, дней рождения и выпускных экзаменов. Путь к алтарю вдруг представился мне делом проще пареной репы.
Мне было физически дурно оттого, что я перестала быть неизвестной. Казалось, что я закуталась в плотное и теплое шерстяное одеяло, хранившее меня от холода и прочих невзгод, – и вдруг его сорвали. Я осталась голой, открытой всем ветрам, продрогшей до костей. Келлан тоже не любил афишировать свою жизнь. Не то ли он чувствовал, когда обсуждал ее с совершенно посторонними людьми? Возможно, однако, его согревали любовь и восхищение фанатов. А мне они теплого приема не окажут. Я выступала помехой на пути к Келлану, а они, судя по всему, что я видела, хотели либо иметь его сами, либо лицезреть в союзе с Сиенной. Третьего не дано.
Я была не властна над отношением фанатов ко мне, но могла управлять своей реакцией на них. Можно было и дальше прятаться и носа не показывать из автобуса в надежде, что скоро спектакль кончится. А можно было встать в позу и гордо вышагивать бок о бок с мужем. Этого мне хотелось меньше всего на свете, но больше не было желания и скрываться. Мы с Келланом слишком старались сойтись и остаться вместе. Вернуться в исходную точку мне не улыбалось. Я не хотела стыдиться содеянного. Мне нравилась наша жизнь. Я была готова вопить всему миру, что Келлан принадлежал мне и это всегда было так.
Дженни и Рейчел, улетавшие рано утром, смотрели выступление ребят. Анна в некотором роде составила мне компанию. Ее живот выпирал из уютного кресла, рот был слегка приоткрыт, она чуть похрапывала. Наверно, ее подкосили дневные радости с Гриффином. Я принялась будить ее, понимая, что, как бы мы с Келланом ни разобрались с грядущей кучей дерьма, день завтрашний будет отличен от нынешнего.
Анна вздрогнула и заозиралась, бормоча: «Встаю, мамочка».
– Кира? – моргнув, уставилась она на меня. – Черт, сколько времени?
По ее виду можно было подумать, что три часа утра.
– Еще рано, ребята пока на сцене.
Она откинула голову и закрыла глаза:
– Тогда какого дьявола ты меня будишь? – Она криво улыбнулась. – Мне массировал ноги Джонни Депп.
Я улыбнулась и вспомнила, чего хотела.
– Завтра будет… в общем, хреново. Поэтому нужно кое-что сделать сегодня, пока обо мне еще мало кто знает. – Анна приоткрыла один глаз, и я повторила: – Мне нужно кое-что сделать. Пойдешь со мной?
Сестра не колеблясь начала вставать – во всяком случае, попыталась. С Максимусом ей было не очень-то легко развернуться. Я помогла ей, и она задала единственный вопрос:
– Куда идем? – Когда я объяснила ей, что задумала, она потрогала мой лоб. – Кто ты и что ты сотворила с моей сестрой?
Я оттолкнула ее руку:
– Та, кому надоело скрываться. Пусть мир узнает.
– Значит, так тому и быть! – просияла Анна с нескрываемой гордостью.
Мы незаметно выскользнули через служебный вход, и двадцать минут спустя таксист высадил нас возле салона татуировок в неблагополучном районе. Шофер заверил нас, что лучше места в Филадельфии не сыскать, да и работает оно допоздна. С учетом того, что заведение располагалось напротив байкерского, как я поняла, бара, ночная работа была неплохим маркетинговым ходом.
Мы распахнули дверь, звякнул колокольчик. У Анны загорелись глаза при виде многочисленных фотографий с образцами татуировок. Нас привлек снимок женщины с россыпью звезд, восходившей по боку и расцветавшей на груди. Рассматривая его, Анна произнесла:
– Поверить не могу, что ты решилась. – Она приобняла меня за плечо. – Растет моя сестренка!
Я закатила глаза и стряхнула ее руку. Как только я направилась к стойке, Анна пылко воскликнула:
– Мне тоже нужна! – Изогнувшись, она указала себе на задницу. – Чтобы здесь написали «Гриффин». Пусть целует всякий раз, как доведет до ручки.
– Ну, тогда ходить тебе раком, не разгибаясь.
Анна хмыкнула, и я быстро сменила тему. Образ Гриффина был не из тех, что хотелось запечатлеть в памяти.
– Может, лучше подождать с татуировкой, пока не родится Максимус?
Анна со вздохом заправила волосы за уши.
– Наверное, ты права, – рассмеялась она. – Похоже, пора привыкать к ответственности!
Тоже развеселившись, я погладила ее по выпиравшему животу:
– Ты справишься.
– Господи, скорее бы он родился! – простонала Анна, поглаживая дитя, сокрытое в утробе. – До чего надоела беременность!
Я собралась уже спросить, не хочет ли она наконец улететь домой или к родителям, когда из подсобки вышел симпатичный мужчина. Каждый квадратный сантиметр его рук был покрыт цветными татуировками, и я вспомнила Эвана. Да и в ушах у него, как у нашего барабанщика, красовались «тоннели».
– Только не рожайте в моем предбаннике, умоляю.
Он протянул нам руку, Анна ухмыльнулась. На подушечке большого пальца было начертано: «Не жалею». Я как никто разделяла эту сентенцию, а потому прикинула, не вывести ли где-нибудь такую же, но не сегодня. Нынче у меня были другие планы.
– Меня зовут Броуди. Чем вас порадовать?
Пожав ему руку, я указала на внутреннюю сторону своего правого запястья:
– Именем мужа, вот здесь.
– Популярное местечко, – кивнул Броди. – Как звать везунчика?
– Келлан, – улыбнулась я ярче солнца.
Когда мы с Анной покинули салон, мое запястье было туго перебинтовано, и я пересмотрела свои планы насчет еще одной татуировки. Не очень-то приятно, когда иголка вновь и вновь вгрызается в твою плоть. К тому же я всегда боялась боли. Я всегда с трудом переносила ее. Поистине было чудом, что я высидела процедуру до конца. В тот миг, когда машинка в первый раз проткнула кожу, я чуть не взвилась и не выскочила за дверь. Да так и было бы, если бы я решила сделать тату не с именем Келлана.
Завтра нам предстоял еще один концерт в Филадельфии, и мы с Анной не стали возвращаться в «Веллс-Фарго-центр» , а вместо этого поехали в отель. Сестра устала, а я была не в настроении слушать громогласные восторги по поводу страстного заключительного дуэта Келлана и Сиенны, с которого и заварилась вся каша. Чтобы Келлан не волновался, когда не найдет меня, я написала ему сообщение и улеглась в постель, где и стала его дожидаться в одних трусиках и футболке.
Я сильно вымоталась и заснула, едва моя голова коснулась подушки. Тело, скользнувшее ко мне под бок, вернуло меня к жизни. Кожа была прохладной, чуть влажной и пахла гостиничным цитрусовым шампунем. Должно быть, он сначала принял душ. Я вздрогнула, когда он прижался грудью к моей спине и обхватил меня руками и ногами.
– Я замерз, – промурлыкал Келлан. – Грей меня.
Улыбнувшись, я провела руками по его озябшей спине и прижалась к Келлану всем телом. Он скользнул губами по моей шее, и кожа моя стала гореть, во мне нарастало желание. Он добрался до чувствительного местечка возле ключицы, и меня вдруг бросило в жар. Теперь я прижималась к нему уже не с тем, чтобы согреть его, но чтобы возбудить. Это не заняло много времени.
Перевернув меня навзничь, Келлан обосновался сверху и принялся водить губами по моей шее.
– Обожаю, когда ты меня распаляешь, – сипло выдохнул он мне в ухо.
В подтверждение сказанного он вжался в меня тазом, и я издала тихий стон. Все у него уже стояло, как штык, и я разожглась вконец от временной дразнящей недосягаемости его копья. День выдался такой насыщенный, что я остро нуждалась в разрядке. Келлан, наверное, испытывал то же самое.
Полнясь неистовством, я нашла его рот и взялась за боксеры. Келлан не усомнился в моей пылкости и, действуя в унисон, начал срывать с меня одежду. Где бы он ни трогал меня, я была готова кричать: вот они, губы, касавшиеся моей груди, рука, гулявшая по бедру, палец, нырнувший в сокровенные глубины. Выгнувшись и тяжело дыша, я ощутила готовность принять его внутрь. Он тоже созрел. Пыхтя, он приладился так, что ввел лишь головку члена. Я обеими руками вцепилась в подушку. Зная его любовь к моим мольбам, я выдохнула:
– Да, господи, пожалуйста… Да.
Я ждала, когда он вторгнется глубже. Ждала, когда он в экстазе закричит. Я собралась прихватить его крепче и заставить действовать жестче, быстрее, а не ровно и медленно, как обычно. Пусть он заездит меня, уняв томление, нараставшее во мне с каждой секундой.
Но он не взял меня, скатился под бок. Я застонала, так как желание достигло болевого порога. Поцеловав Келлана в грудь, я забросила на него ногу. Не возьмет он – возьму его сама.
Но Келлан, похоже, отвлекся и держал меня за руки:
– Кира?
Я проигнорировала вопросительный тон и заставила Келлана лечь на меня. Тот еще выверт, потому что он не выпускал моих рук, но я изловчилась, насела, и головка вновь оказалась там, где мне хотелось больше всего.
Келлан отпустил одну кисть и придержал меня за бедра, чтобы я не оседлала его совсем. Большой палец погладил мою повязку.
– Что это? – спросил он напряженным шепотом.
Я застонала, загоняя его глубже. Под ласками губ и рук Келлана я позабыла о татуировке, которая в данный момент волновала меня меньше всего на свете.
– Это тебе, – простонала я, успешно насаживаясь на него.
Келлан со свистом вздохнул. Я думала, он уберет руку с бедра, но нет, Келлан обнял меня крепче.
– О господи… да что это такое?
Наши пальцы сплелись, бедра задвигались. Он заполнил меня целиком, и я едва сумела сосредоточиться на его вопросе. Я прижала его к себе, коротко и чувственно постанывая.
– Твое имя, – пролепетала я, когда обрела дар речи.
– Что… зачем? О боже… господи, Кира… как же мне хорошо…
Он стонал и стискивал меня, позабыв, о чем спрашивал. Наши губы встретились, и мир покатился в тартарары, когда наши тела начали двигаться в нараставшем темпе. Я знала, что скоро кончу, и короткие вскрикивания перешли в протяжные томные вопли. Не в силах терпеть, я крепко стиснула Келлана. Он, тоже кончив, испустил тихий стон, полный довольства.
Стеная, он скатился на спину и потянул меня к себе на грудь.
– Что?.. – спросил он опять.
Хихикнув, я уселась ему на грудь.
– Что-что!
Сглотнув, он помедлил, собрался с мыслями и схватил меня за руку, чтобы рассмотреть перебинтованное запястье.
– Что ты сделала?
Восседая на нем, я зажгла ночник, стоявший на прикроватном столике. Келлан поморщился от резкого света, затем расширил глаза и в удивлении раскрыл рот, едва до него дошло, что скрывалось под бинтом. Неверие его лишь усилилось, когда я осторожно оттянула повязку и предъявила ему яркую чернильную надпись.
Мы смотрели на распухшие, поблескивавшие буквы, которые слагались в его имя, и Келлан молчал. Я начала опасаться, что ему не понравилось и он просто не знал, как об этом сказать, но тут он взглянул на меня и, сверкая глазами, произнес:
– Ты понимаешь, что это навсегда?
– А ты понимаешь, что ты и сам навсегда? – улыбнулась я, поправив бинт.
Он отвернулся, будто не в силах поверить. Затем он глянул на меня снова и улыбнулся:
– Да, понимаю.
– Как? – разыграла я удивление. – И спорить не будешь, и блажью не назовешь?
Он погладил меня по щеке:
– Ну, я по-прежнему думаю, что это блажь, но если тебе хочется прожить со мной всю жизнь, то спорить не буду.
– Потому что уверен в моей безоглядной любви, – вызывающе вскинула я брови.
– Да, – улыбнулся Келлан.
– И считаешь себя хорошим.
– Да, – кивнул он, сперва слегка помявшись.
– И достойным любви.
Келлан нахмурился, и я решила, что в этом пункте он пойдет на попятную, но долгая пауза миновала, и его губы перестали кривиться.
– Да.
Его голос не дрогнул, и я ощутила прилив гордости. Я хотела поцеловать его, но Келлан отодвинулся:
– А ты считаешь себя сексуальной, обворожительной, волшебной и единственной, кого я любил и люблю. Ты знаешь, что я в жизни не видел никого прекраснее.
В его полуночных глазах читалась отвага, и моя мирная улыбка стала шире.
– Да, я это знаю.
– Хорошо. – Победно ухмыльнувшись, Келлан наконец позволил нашим губам соединиться. – Обожаю слышать твое «знаю». – Я хихикнула, и он добавил: – А татуировка мне очень нравится.
Заключив в ладони его лицо, я опрокинула Келлана на постель:
– Отлично, потому что я по-настоящему тебя люблю.
Назад: Глава 21 Праздничная пора
Дальше: Глава 23 Боли в спине