Глава 19
– А вот и блинчики, – радостно возвестила Хелена Маккейб, протягивая руку за тарелкой мужа.
Я немедленно поставила свою чистую тарелку на тарелку Коула и схватила также тарелку Кэма, вежливо улыбнувшись:
– Я помогу.
Хелена и Андерсон Маккейб обращались со мной и Коулом исключительно дружелюбно и гостеприимно с момента нашего вчерашнего приезда к ним, но я все равно не могла отделаться от тревоги.
Я нервничала не только оттого, что они родители моего парня и мне хотелось им понравиться. Это были родители Кэма, которыми он восхищался, и я хотела, чтобы они сочли меня вполне достойной их сына.
Последняя неделя прошла странно. В первые дни меня еще мучили неуверенность и тревога по поводу истории Кэма о его любви к девушке с экзотическим именем Блэр, но поскольку все свободное время он проводил со мной и нежничал даже в баре, – казалось, он не может дольше пяти секунд не прикасаться ко мне, – на этом фоне мои сомнения стали блекнуть, пока не сделались почти незаметными.
Приближалась суббота, и мы с Коулом готовились к ночи в Лонгниддри, а я все больше волновалась по поводу предстоящего знакомства с родителями Кэма. Я призналась ему в своих сомнениях, и он решил, что это прелестно.
Он, по-видимому, был совершенно уверен, что я им понравлюсь.
Как и Малкольм.
Мы по-прежнему переписывались, и в среду он позвонил мне – впервые с нашего разрыва. Поначалу разговор не клеился, но напряжение между нами снизилось, когда он сказал, что кое с кем встречается. Эта «кое-кто» была старше меня, имела ребенка, и Малкольм чувствовал себя с ней немного не в своей тарелке. Я посоветовала ему избавить работающую мать от работы, и тогда он тут же ее завоюет. Он посоветовал мне быть самой собой, и тогда я завоюю родителей Кэма в мгновение ока. Я повесила трубку, гадая, о какой «мне самой» он говорил, поскольку сомневалась, что когда-либо показывала ему настоящую себя.
В субботу утром Кэм взял напрокат машину и повез нас за город, и не успела я оглянуться, как мы уже ехали по главной улице Лонгниддри мимо затейливых домиков с кирпичными стенами цвета песка и красными черепичными крышами, мимо местного паба, вполне обжитого на вид, но я была не в состоянии наслаждаться идиллической картинкой. Стоял прохладный весенний день, солнце сияло, и маленькая деревушка вся бурлила. А я? Я была занята жеванием собственной губы. Несмотря на все уверения Кэма и Малкольма, крошечные мини-версии меня устроили в моем животе акцию массового безумия. Я чувствовала, как они там носятся, пинаются и вопят.
На кольцевой развязке мы повернули налево, и Кэм указал на большие красные каменные ворота в поместье Госфорд, пересказывая то, что ему говорил об этой достопримечательности отец. Коул отвечал – значит он и вправду слушает. А сама я только и могла, что изо всех сил сдерживать тошноту.
Когда мы въехали на ухоженную территорию поселка и остановились перед средних размеров беленым домиком с красной крышей, я потеряла способность дышать. Кэм рассмеялся моей реакции, быстро и крепко поцеловал меня и повел нас в родительский дом.
Его родители оказались совершенно очаровательными людьми. Хелена, или Лена, как ей больше нравилось, была гостеприимной, доброй и остроумной, а Андерсон – Энди – спокойным и дружелюбным, он искренне заинтересовался мной и Коулом. Их собака Брин, энергичный четырнадцатимесячный кинг-чарльз-спаниель, немедленно воспылала любовью к Коулу – взаимно.
Мы сходили пообедать в местный паб, где болтали о работе – их, моей, Кэма – и о художественном и писательском таланте Коула. Как я поняла, Кэм что-то рассказал родителям о нашей маме, потому что они очень аккуратно обходили эту тему. К моему удивлению, меня совершенно не беспокоило то, что эти люди все знают. Кэм явно доверял своим родителям и многим с ними делился. Если он рассказывает им обо мне и моей жизни, то это можно считать лишь благоприятным знаком для наших отношений.
Вечером мы все вместе смотрели телик, и Коул заинтересовался любимой исторической программой Энди, а знания отца Кэма о всевозможных событиях истории совершенно его пленили. Братишке даже удался многозадачный режим: он одновременно слушал Энди и тиранил Брин, которая из шкуры вон лезла ради каждой минуты внимания. Я сидела на кухне с Кэмом и его мамой: она вытащила старые детские фотографии, и я немало над ними похихикала. Кэм в детстве оказался ужасно смешным. Это было так здорово.
Все это было так нормально.
Изумительно просто и обычно.
Чудесно.
Коула уложили спать на диване, а мы двое вселились в старую спальню Кэма. Она идеально сохранилась с его подросткового возраста: все стены были увешаны плакатами групп, выглядящих на десяток лет моложе, вырезками из киножурналов и его собственными рисунками. Как и на его нынешних набросках, основными героями являлись маленькие мультяшные человечки, симпатичные и смешные.
Обычно он помещал своих персонажей в ситуации, катастрофически не соответствующие их внешности. Я стащила салфетку с одним из недавних рисунков, набросанных на работе. Героем был карикатурный наемник в бандане: здоровенный, брутально мускулистый, весь в коже, цепях и пулеметных лентах, со стволами в кобурах и ножом, торчащим из-за голенища. В руках он держал открытую коробку шоколадных конфет в форме сердечка, и на лице его блуждала глуповатая мечтательная ухмылка. Теперь эта салфетка служила мне закладкой.
Прежняя спальня Кэма прямо-таки кричала о его подростковой личности, и я пришла в безумный восторг. Я сама ощутила себя подростком, когда мы начали тихонько обниматься и целоваться, валяясь на его постели. Я остановилась, прежде чем все успело зайти слишком далеко. Заниматься сексом под крышей дома его родителей я отказывалась наотрез. Кэм остался этим недоволен, но, поскольку его кровать оказалась самой скрипучей в мире, переубедить меня не удалось бы никому.
Даже свернуться клубочком рядом с ним и просто заснуть было приятно. Мило. Немного волнующе. Безопасно и спокойно.
Я проснулась умиротворенная и довольная – от запаха еды.
Впихнув в нас гигантский завтрак, в который входил и восхитительный хаггис во фритюре, Лена, похоже, всерьез вознамерилась всех убить. Меня так точно, а мальчики бурно радовались идее заправиться еще и блинчиками.
– Пожалуй, этот ход я пропущу, – сказала я Лене с кривой улыбкой. – Уже объелась.
– Ерунда, – ухмыльнулась она в ответ, ставя тарелки в раковину. – Если ты можешь есть что угодно и при этом сохранять такую прекрасную фигуру, тогда ешь.
Покраснев от ее комплимента, я быстро сполоснула тарелки и поставила их на сушилку. Когда я повернулась к Лене, она уже накидала на две тарелки груду блинчиков.
– Бери сироп, – кивнула она на бутылки с кукурузным и шоколадным.
Я вернулась в гостиную вслед за ней и села, глядя, как все поглощают блинчики, не обращая внимания на Брин, бродящую от одного стула к другому с мольбой в роскошных карих глазах: вот бы кто-нибудь подарил ей чуть-чуть блинчиковой радости. Из вежливости я взяла один блинчик, оторвала кусочек и украдкой сунула его под стол. Ласковая собачья пасть заглотила подарок, облизав заодно мои пальцы. Я немедленно потянулась за салфетками, стоящими в центре стола, игнорируя понимающую ухмылку Кэма.
– Кэм сказал, что подал заявление на работу дизайнера в городе, – сообщил Энди Лене, когда она уселась на свое место.
– О, это здорово, сынок. Что за компания?
– Компания интернет-сайтов, – ответил Кэм, прожевав. – Денег не намного больше, чем в баре, но я буду заниматься тем, что мне нравится.
– И это лучше, чем мотаться в Глазго или переезжать на юг, – вставила я.
У меня в груди все сжималось при мысли о том, что Кэм может уехать.
– Верно, – согласилась Лена.
– Я не уеду, – заверил Кэм нас и прежде всего меня. Его улыбающиеся глаза смотрели на меня с такой теплотой, что я невероятно застеснялась его родителей. – Мне слишком нравятся мои соседи.
Я улыбнулась, залившись краской.
– Ну, ты сказанул, дружище, – буркнул Коул, качая головой.
– Ты о чем, дружище? – спросил Кэм, досадуя, что Коул усомнился в его крутости. – Сказанул лучше некуда.
– Ага, – кивнул Энди, отрезая себе изрядный кусок блина, пропитанного сиропом, и подмигивая жене. – Учился у лучших мастеров.
Днем, до отъезда, мы решили свозить Брин на побережье. Пляж вряд ли можно было назвать идеальным – типичный для этой местности, с галькой, ракушками и противными липкими водорослями, густо усиженный чайками. Брин немедленно принялась носиться за птицами, бесстрашно ныряя в холодную воду и восторженно болтая свисающим из пасти языком. Смешная собака полагала, что чайки играют с ней, в то время как на самом деле они едва замечали ее присутствие, пока она не наскакивала на них, приветственно гавкая, отчего птицы пугались и улетали. Наверное, примерно так я выглядела для Брэдена, когда мы только познакомились. Я, как последняя иди отка, чуть не бросалась на него, распускала хвост, фонтанировала восторгами – в своей решимости закадрить идеального мужчину оставаясь совершенно слепой к его увлечению Джосс.
Лена, Коул и Кэм убежали далеко вперед, играя с Брин, а я шла рядом с Энди и недоумевала, кто была та девица, которая так по-идиотски вела себя с мужчиной. Я ее не узнавала. Я не понимала ее, не знала и не хотела больше никогда с ней встречаться.
Спасибо Кэму, возможность такой встречи практически свелась к нулю.
– Он счастлив, – вдруг сказал Энди, понижая голос, чтобы его слова не разнес ветер, треплющий мои волосы.
Я заправила их за ухо и вопросительно взглянула на него:
– Кэмерон?
Энди кивнул, одаряя меня улыбкой, захватившей его глаза и полной удивительно искренней симпатии.
– Я понял – по тому, как он говорил о тебе по телефону, – что ты особенная. А теперь, когда встретился с тобой, увидел вас вместе, знаю наверняка.
Смутившись, я замедлила шаг, а мое сердце помчалось вскачь.
– Знаете – что?
– Мой сын всегда был замкнутым человеком. У него есть семья и Натаниэль с Грегором – и этого ему всегда хватало. Были, конечно, и девушки, близкие ему, но он всегда держал свой кружок закрытым, не впуская их и даже не замечая этого. – Энди усмехнулся опять, глядя на Кэма, обнимающего мать за плечи и улыбающегося ей сверху вниз. – Но не тебя. Ты допущена в этот круг. А Кэмерон… По-моему, я никогда не видел его таким счастливым.
У меня екнуло сердце и перехватило дыхание, когда я внимательно посмотрела на Кэма, любуясь тем, как мощно, уверенно, легко он двигается. Мне страшно нравилась в нем легкость общения и быстрая симпатия к людям, способность сообщить о своих чувствах и мыслях по отношению к человеку, не заботясь о том, что подумают другие.
– Правда?
– Угу. – Энди пихнул меня плечом – жест, который Кэмерон явно неосознанно перенял у него. – Я очень рад познакомиться с тобой, Джоанна.
Напряжение пропало, и я расслабилась.
– Я тоже очень рада, – прошептала я, не в состоянии скрыть волнение.
Энди не успел задать мне тот вопрос, который уже светился в его глазах, – запищал мой телефон. Я извинилась и вытащила его из кармана куртки. Звонила Джосс.
Мое сердце остановилось.
«Мама?»
– Алло, – сказала я, едва дыша.
– Привет. – Голос Джосс звучал тихо, неуверенно.
Меня замутило.
– Все в порядке? Мама нормально?
– Боже мой, да, – поспешила заверить она. – Я звоню кое-что тебе сказать.
Это звучало немного зловеще.
– Кое-что?
– Ну-у… Брэден сделал мне предложение.
«ЧТО?!»
– О господи.
– Я сказала «да».
– Что? – Я радостно рассмеялась и услышала ее гортанный и явно довольный смешок на другом конце линии. – Я так рада за вас! Поздравляю, дорогая подруга, и передай Брэдену, что я сказала «давно пора»!
Ее смех согрел мои замерзшие щеки.
– Непременно передам. Слушай, Элли уже планирует чудовищную вечеринку по поводу помолвки, так что, гм, поговорим, когда вернешься. Надеюсь, выходные «знакомства-с-родителями» прошли хорошо.
– Очень хорошо. Но, очевидно, не так чудесно, как твои.
– Угу. Представляешь, он заплатил таксисту за участие и сделал предложение в Брантсфилде, прямо в машине, как только мы встретились. Вытащил кольцо, заявил, что любит меня и постарается все не испортить, если я тоже постараюсь все не испортить, – и как я могла сказать «нет»?
Я фыркнула:
– Никак. По-моему, это идеальное предложение для тебя.
Ее голос смягчился.
– Да, как-то так и было.
– Я так счастлива за вас.
– Спасибо, Джо. До скорого?
– До скорого.
Мы закончили разговор, и Энди посмотрел на меня, подняв бровь:
– Хорошие новости?
– Моя лучшая подруга только что заключила помолвку, – кивнула я. – У нее нет никакой семьи, так что для нее это удивительно. – Внезапно у меня защипало в глазах при мысли обо всем, что получает Джосс, и я рассмеялась, чуть не плача и чувствуя себя дурочкой.
– Что происходит? – подошел к нам Кэм, сурово глядя из-под сдвинутых бровей. – Чем ты расстроена?
– Я не расстроена, – отмахнулась я от него с глупой улыбкой и показала телефон. – Звонила Джосс. Она только что приняла предложение Брэдена.
Кэм ухмыльнулся и обнял меня за шею, притягивая себе под бок:
– Иди сюда, мокроглазая девчонка. Свежий морской ветер высушит эти слезы.
Я уткнулась в него:
– Тебе не кажется, что это прекрасная новость?
Он кивнул, сияя глазами:
– Мне кажется, это великолепная новость. Она хорошая девушка и заслуживает счастья.
Боже, иногда он такой душка.
– А Брэден – храбрый мужик. Надо будет поставить ему пинту пива, когда вернемся.
Энди хмыкнул рядом:
– Пинта для солдата, уходящего на войну.
Плечи Кэма дрогнули.
– Именно.
– Для генерала, изучающего поле боя и логикой сражающегося с нелогичным противником.
– Ага.
– Для воина, который вот-вот войдет в пещеру дракона.
– Точно.
– Для…
– Ладно-ладно, весельчаки, – перебила я. – Рядом с чувством юмора Маккейбов морской ветер для осушения слез уже не нужен.
Мы почти догнали Коула, Лену и Брин. Энди одарил меня ехидной усмешечкой и, повернувшись к Кэму, расцвел широкой улыбкой:
– Эту, сынок, не упускай.
