Глава семнадцатая

Гейб лежал в темноте и смотрел в потолок, но не видел его. Миа покоилась рядом, свернувшись калачиком. Он знал, что она не спит, иначе дышала бы не так и обмякла. Но она лежала тихо, как мышка, — наверное, прокручивала в уме события дня.

Гейб знал, что он сволочь. Он даже отчасти раскаивался, но понимал: ему не остановиться. Он нарушил все обещания, которые давал Миа, и будет нарушать их и дальше. Он не станет ее приучать; никакой деликатности, никакого терпения. Она сводила его с ума и срывала все тормоза.

Он открыл рот, потом снова закрыл. Он понимал, что должен объясниться насчет приема, но гордость не позволяла рассказать все как было. Его взбесил ее уход, но в то же время — позабавил. Классно, что ей хватило смелости послать его подальше.

Будь у нее не он, а кто-то другой, Гейб мог бы приветствовать ее решимость. Он первый посоветовал бы ей бежать без оглядки от такого кавалера. Потом набил бы морду мерзавцу, посмевшему так с ней обойтись.

Но он твердо знал: если она попытается уйти от него всерьез, он ее не отпустит. Он использует все средства, вплоть до того, что привяжет к кровати и запрет в своей квартире. Она никуда не уйдет. Не сейчас.

— Сегодня было не то, о чем ты подумала, — сказал Гейб, удивляясь словам, сорвавшимся с его губ.

Черт побери! Он не хотел ее приплетать, никогда и ни в коем случае. Если она бросилась бежать, вместо того чтобы понаблюдать и понять происходящее, то зачем ему сейчас все объяснять?

«Потому что она другая. Потому что ты вел себя как идиот. И теперь ты обязан рассказать, что произошло на самом деле».

Миа шевельнулась, приподнялась на локте, и волосы упали на плечо. Гейб потянулся и включил ночник. Ему вдруг захотелось увидеть ее лицо, когда она станет осыпать его упреками.

Миа была прекрасна, иначе не скажешь. В ней было нечто до боли сладостное и мягкое. Когда не бесилась, конечно, но как только она превратилась в рассвирепевшего котенка, выпустившего коготки, Гейбу захотелось немедленно трахнуть ее, чтобы эти коготки впились ему в спину.

— А мне и так все ясно, — прищурилась Миа. — Эта Блонди увязалась за мной в туалет и заявила напрямую, что ее куда больше интересует молодой и богатый Хэмилтон, нежели его отец. Потом стала расспрашивать о твоих особенностях, чтобы побыстрее затащить тебя в постель. Естественно, я не стала с ней говорить и ушла. А потом я увидела, как вы танцуете. Ты приклеился к ней, схватил ее за задницу, не говоря о прочих местах.

Миа замолчала и сделала глубокий вдох. Гейб чувствовал, как в ней опять закипают злость и обида, но его восхищало, что она их не сдерживает. Она не боялась его, и ему это нравилось. Невзирая на требования полного ему подчинения, он не хотел видеть рядом пугливую мышку. Подчинение и бесхребетность не одно и то же.

Ему была нужна сильная, независимо мыслящая женщина, которую не подавляет его властность. Миа могла прекрасно подойти, но он не знал, что с этим делать.

— Я помню, что мы не афишируем наши отношения. Я пришла на прием как твой ассистент, чтобы работать. О нас никто не знает. Казалось бы, какое мне дело, с кем танцует и любезничает мой босс? Но я чувствовала себя униженной и ничего не могла с этим поделать. Мне хотелось заползти под стол и умереть. Ведь мы с тобой подписали контракт. Это не просто бумажка. Если я принадлежу тебе, то и ты принадлежишь мне, и никак иначе. А я видела, что тебе совсем неплохо в обществе Блонди и ты с удовольствием ее лапаешь. Гейб, ты улыбался ей. А ты ведь никому не улыбаешься. — В ее голосе звучала боль, и у Гейба защемило в груди. Миа не упрекала его, она обвиняла. — Я была зла на тебя. Чувствовала себя растоптанной. Я пыталась думать логично, но все мысли возвращались к одному: если ты запал на эту блондинку, значит я тебя не удовлетворяю. Тебе меня не хватает. У нас и было-то всего несколько раз, а ты уже захотел новый контракт?

— Ну и чушь ты несешь, — возразил Гейб, злой оттого, что причинил ей боль. — Бред сумасшедшего. Да, я танцевал с ней. Я дал ей раскрыться во всей красе, чтобы отец увидел, с кем связался. Она не таилась, и я думал: пусть папочка смотрит. Мне стало противно, как только они пришли, а потом еще хуже, когда она начала ко мне липнуть у него на глазах. Я так и не оправился после развода родителей. Что ни неделя, то у отца новая баба, я к этому не могу привыкнуть. Мать живет затворницей, оплакивает погибшую семью, а папочке ровным счетом наплевать. Поэтому я не мешал этой шлюшке распускать хвост, подыгрывал ей, чтобы отец увидел, на кого он променял мою мать.

Взгляд Миа смягчился, гнев немного улегся. Она коснулась руки Гейба:

— Тебе неприятно видеть отца с другими женщинами.

— Еще как, — выдохнул Гейб. — Я на них насмотрелся. Когда Лайза затеяла развод, это был плевок мне в лицо. Я воспринял это как величайшую катастрофу, потому что перед глазами был пример родителей. Они почти сорок лет прожили вместе и как-то ладили, несмотря на различия, а я не протянул и трех лет. Я думал, что у них образцовый брак. Наглядное подтверждение, что любовь жива и способна творить чудеса, если потрудиться. И вдруг отец заявляет, что уходит от матери, и подает на развод. Я до сих пор его не понимаю. Для меня это полный абсурд. Мне ненавистно, как он поступил с моей матерью. Я страшно зол на отца и в то же время люблю его. Он подвел меня, подвел нашу семью. Я не могу ему этого простить.

— Понимаю, — тихо сказала Миа. — Когда мои родители погибли, я была очень зла на них. Правда глупо? Они были ни в чем не виноваты. Они не собирались умирать. Виноват пьяный водитель. И я все равно сильно злилась: как они посмели бросить меня? Если бы не Джейс, не знаю, что бы я натворила. Он был мне опорой. Никогда не забуду, что он для меня сделал.

Гейб прижал ее к себе. Он помнил, как тяжело переживала Миа гибель родителей. Джейс сам был выбит из колеи, не зная, как жить дальше и чем помочь сестре. Горе и злость на погибших родителей окружали Миа незримым барьером, который Джейсу было не прошибить. Она замкнулась в себе, и все попытки брата предложить ей свою любовь и поддержку наталкивались на невидимую стену.

Потом этот барьер рухнул. Джейс растил Миа, став для нее всем — братом, отцом, матерью. Защитник, единственная опора. Не многие мужчины отважились бы на то, что сделал он. Ответственность за младшую сестру помешала ему создать собственную семью и даже найти постоянную подругу. Гейб восхищался им.

Миа помедлила и чуть отодвинулась, и Гейбу это не понравилось. Он захотел покрепче ее прижать, но не стал. Это было бы жестом отчаяния, доказательством того, что он в ней нуждается. А ему не хотелось ни в ком нуждаться.

— Гейб… — нарушила молчание Миа.

В ее глазах читалась неуверенность. И вопрос. Похоже, в ней шла борьба и она решала, стоит ли спрашивать.

Гейб ждал, сам не зная, хочет ли услышать вопрос, ради которого Миа набиралась смелости.

— Что произошло у вас с Лайзой? Я знаю, тебя это до сих пор гложет. Мне известно, что инициатором была она и все это имело далеко идущие последствия.

Гейб молчал. Меньше всего ему сейчас хотелось говорить о Лайзе и ее предательстве и своем мучительном преодолении случившегося. Обязан ли он рассказывать об этом Миа? Нет. Он вообще никому ничем не обязан. И все же у него вдруг возникло желание кое-что объяснить ей. Быть может, тогда она поймет, зачем нужен контракт и откуда взялись четкие требования. После развода он не раскрывал душу ни одной женщине. Ему вовсе не хотелось приобретать такую привычку. Но Миа была другой, и он понимал это вкупе с опасностью ее отличия.

— Я уверен, что этот контракт… кажется тебе… крайностью, — начал Гейб. — Чем-то холодным. Бессердечным, закрепляющим мое господство. Наверное, я кажусь редкой сволочью. Много слов приходит на ум.

Миа молчала, но по глазам чувствовалось, что она понимает. Она не стала возражать, не поторопилась заверить, что все не так уж и плохо. Она вообще не делала попыток его утешить, и Гейбу это понравилось. В ее взгляде не было осуждения. Только… любопытство.

— В наших отношениях с Лайзой главным был я. В подробности вдаваться не стану. Некоторые вещи лучше принять за данность. Это было… является… моей потребностью. У меня не было тяжелого детства, чтобы все свалить на него. Никакой эмоциональной неустойчивости. Можешь называть это извращением. Но это больше чем извращение, в этом я весь. Я не могу и не хочу меняться ради кого бы то ни было. Мне удобно оставаться таким, со всеми моими желаниями и нуждами.

— Понимаю, — кивнула Миа.

— Не знаю, почему Лайза ушла. Возможно, я перестал ее удовлетворять. Может быть, ей надоели отношения, которые у нас были. Может быть, она просто мне подыгрывала, пытаясь сделать меня счастливым. Не исключено, что сама она счастлива не была. Не знаю. Сейчас меня это уже не волнует. Но когда она ушла, она выдвинула против меня множество необоснованных обвинений. На суде и в интервью, которые она щедро раздавала, Лайза буквально распинала меня. Каждому, кто соглашался слушать, она твердила, будто я издевался над ней, утверждая свою власть. Она говорила, что наши отношения не строились на взаимном согласии, но это было чудовищным враньем. Я сразу сказал, чего хочу. Я раскрыл ей все карты еще до свадьбы.

Миа погрустнела, готовая сострадать. Гейбу стало тошно. Он не нуждался ни в чьей жалости. Он вовсе не изливал ей душу в слащавой сентиментальности после соития. Он просто хотел, чтобы Миа поняла.

— Если бы ей разонравились такие отношения, я бы не рассердился. Ей нужно было бы лишь честно сказать мне об этом, сказать, что она хочет уйти от меня. Я не стал бы противиться. Я обеспечил бы ей безбедную жизнь. Но вместо этого Лайза пошла в атаку и выставила меня монстром-извращенцем. Этого я ей никогда не прощу. Мой брак преподнес мне очень суровый урок. С тех пор я не вступал в отношения с женщиной, не обезопасив себя от подобных обвинений. Пусть это кажется крайностью, но я действительно не признаю связи без подробного контракта, подписанного обоими. Я не любитель женщин на одну ночь. У меня не бывает случайного секса. Если женщина намерена делить со мной постель, она заранее узнаёт обо мне все необходимое и подписывает контракт, защищающий нас обоих.

— Может быть, она не могла уйти, не убедив себя в том, что ты злодей, — тихо сказала Миа. — Не думаю, что разводиться легко.

— Скажи это моему отцу, — усмехнулся Гейб. — Ты наивна, Миа. Мила, но наивна. Люди разводятся ежедневно. Я никогда не понимал, как можно однажды проснуться и заявить жене или мужу: «А знаешь, брошу-ка я тебя». Верность — не пустой звук, но сегодня никто не хочет усложнять себе жизнь. Все стало проще: нанял адвоката — и вперед.

Миа ласково, без задней мысли, положила руку ему на грудь. Гейбу понравилось ее прикосновение. Святый боже, он не знал, сможет ли когда-нибудь ею насытиться. Он был готов черпать из нее, пока в ней ничего не останется. Пока она не станет второй Лайзой и не заявит, что больше не вынесет. Он не хотел, чтобы еще одна женщина прошла с ним через то, что выпало Лайзе. Куда приятнее получить удовольствие и смыться — именно в этом, однако, он обвинял отца и Лайзу. Возможно, он ничуть не лучше их.

— Не все же предатели, — сказала Миа. — Вокруг много верных людей. Ты не можешь контролировать все. Не можешь управлять ни тем, что движет людьми, ни их отношением к тебе. Ты можешь управлять лишь собственными реакциями, своими поступками, мыслями и чувствами.

— Ты слишком мудра для своих лет, — криво усмехнулся Гейб. — И почему мне кажется, что меня учит жизни девчонка на четырнадцать лет младше?

Миа наклонилась к нему и вдруг, к его удивлению, поцеловала. Ее губы замерли, теплые и сладкие. Соски терлись о его грудь, и у него немедленно напрягся член.

— Ты слишком придираешься к возрасту, — произнесла она. — Может, я просто умная.

Гейб усмехнулся и снова потянулся к ее губам, пробуждаясь к жизни, но Миа не спешила с очередным поцелуем. Посерьезнев, она отодвинулась. Гейб напрягся. Он хотел, чтобы она легла рядом, но разговор еще не закончился.

— Давай кое-что уточним. Ты хотел показать отцу, на кого он променял твою мать. Я это понимаю. Но мог бы предупредить, никто бы не умер. Мне было противно и унизительно смотреть, как ты танцуешь с этой Блонди и прижимаешься к ней. Если подобное повторится, я просто уйду, как ушла сегодня. Только в следующий раз ты не возьмешь меня ни угрозами, ни ласковыми словами. Я помню, что по контракту ты главный, но там не сказано, что я должна стоять и смотреть, как ты любезничаешь с другой.

Миа опасливо посмотрела на него, словно была уверена, что он рассердится, но Гейб лишь запрокинул голову и расхохотался. Такая реакция ее удивила и даже раздосадовала.

— Ты очаровательна, когда злишься, — сказал он, продолжая улыбаться. — Раз ты согласилась на это безумие, ты не настолько умна, как тебе кажется.

— Или это лучшее решение в моей жизни, — неожиданно серьезно ответила Миа.

— Вопрос, конечно, спорный, но я не собираюсь тратить время и сомневаться в моей удаче, — сказал Гейб.

Он обнял Миа и перекатил под себя, его член уже терся о ее промежность. Гейб надеялся, что она готова, так как сам не мог ждать. Он больше не вынес бы ни секунды вне ее тела.

Но что-то связанное с их разговором — этот ее взгляд и странная отзывчивость — заставило Гейба остановиться. Черт бы побрал его прыть. На этот раз все будет медленнее. Он даст ей то, чего она достойна, а не прежний жесткий секс, который мало отличался от животного.

Ему незачем быть холодным и недоверчивым. Может же он хоть раз сосредоточиться не на своих удовольствиях, а подумать о женщине, которая рядом. Он мог и хотел это сделать для Миа. Меньшего она не заслуживала.

И Гейб не стал торопиться. Вместо этого он поцеловал Миа, но не так агрессивно, как прежде. Он осторожно покусывал и посасывал ее губы, призывая открыть рот, а когда это случилось, стал играть с ее языком. Прикосновения были частыми, легкими и быстрыми.

Гейб поласкал ей ухо, просунул язык внутрь. Потом коснулся шеи в самом чувствительном месте, бережно закусив складку. Он ощущал ее дрожь и был несказанно рад возможности доставить Миа наслаждение.

Ее тело покрылось гусиной кожей, соски затвердели.

Не в силах противиться искушению, Гейб поцеловал ложбинку между грудей, затем стал целовать каждую грудь, постепенно приближаясь к соскам.

— Гейб…

Его имя слетело с ее губ легким вздохом, и это сразу сказалось на его возбужденном теле. Головка члена терлась у нее между ног, но Гейб не спешил входить в Миа. Он хотел убедиться, что она возбуждена не меньше, чем он, а потом взять свое. Пусть она возжелает его так же неистово, на меньшее Гейб был не согласен.

Обхватив член рукой, Гейб стал водить им по влажным половым губам, одновременно лаская и клитор. Потом чуть ввел, не скрыв даже головку. Лизнул сосок, медленно и лениво проведя языком по твердому бугорку.

— Тебе нравится? — шепнул он.

— Да, — выдохнула она. — Соси их, Гейб. Я так люблю, когда ты ласкаешь меня ртом.

Черт, он и сам это любил. Он был на пределе, он нуждался в ней. Ему было необходимо владеть ею. Ему хотелось с прежней силой и скоростью вогнать в нее член, без слов напомнив, кому она принадлежит. Ему было чертовски трудно сдерживать свои порывы, но сейчас Гейб владел собой.

Он нежно взял в зубы сосок, лизнул ареолу и наконец стал его сосать, вобрав в рот целиком. Гейб растягивал удовольствие, осторожно двигая языком и наслаждаясь ощущением и вкусом. Не было лакомства слаще. Не было наслаждения изысканнее, чем лежать на Миа, действуя ртом и руками: лакомясь ею, касаясь и исследуя ее. Она принадлежала ему. Целиком. Он мог войти в нее в любое время, причем столько раз, сколько захочет. Это было подобно пиру для голодного, где можно есть до отвала. Гейбу хотелось всего и сразу. Потеряться в ней, забыв обо всем.

Рука Миа погрузилась ему в волосы, ногти вонзились в кожу. Миа не хотела, чтобы он отрывался от ее грудей. Впервые она показала, что может быть агрессивной и в постели. Правильнее сказать, проявить намек на агрессивность. Гейбу это понравилось. Чертовски понравилось. Значит, она здесь, с ним; она разделяет его извращенную одержимость. Значит, он не одинок.

Миа изогнулась, пытаясь вобрать член во влагалище. Гейб знал: Миа более чем готова, однако заканчивать не спешил. Он хотел, чтобы из ее головы вылетели все мысли. Хотел доставить ей наслаждение, какого она никогда не знала.

Встав на колени и покачивая тугим, задранным вверх членом, Гейб поцелуями проложил дорожку от грудей до живота. Когда кончик языка коснулся ее пупка, Миа вздрогнула и застонала. Гейб немного поиграл с ним, наслаждаясь хаотичными движениями Миа, выдававшими острое, непрерывно возрастающее желание.

Гейб добрался до лобка, затем принялся за внутреннюю поверхность бедер, покрывая кожу нежными, сладостными поцелуями. Его язык заскользил по ноге в опасной близости от влагалища. Достигнув сокровенного места, он остановился.

Ее вздох отчаяния заставил его улыбнуться.

Гейб куснул ее за внутреннюю поверхность бедра, потом прошелся языком вверх по ноге, а затем спустился вниз, пока наконец не добрался до лодыжки.

Пальцы у нее на ногах были маленькие и изящные, ногти покрыты розовым лаком. Все это было по вкусу Гейбу. Взяв в рот большой палец, он принялся его сосать, словно грудь. Затем приласкал остальные, облизал ступню.

— Боже, ты даже простыми вещами разжигаешь пожар, — выдохнула Миа. — Мне никто не сосал пальцы ног. На первый взгляд это кажется вульгарным, но твой рот — это грех в чистом виде.

Гейб посмотрел на Миа поверх ее ноги.

— Вульгарным?

— Забудь. Продолжай.

Он рассмеялся, опустил ее ногу, припал губами к другому бедру, и все повторилось. Он добрался до второй ступни, облизал подошву и стал с удвоенным пылом сосать пальцы.

Ему было отрадно, что Миа глубоко женственна, но в то же время сильна и не намерена безропотно сносить всякое дерьмо. Она была воплощенный вызов — желанный, не свойственный женщинам, к которым он привык. Чувствовалось, что в ближайшие месяцы скучать ему не придется.

Гейбу хотелось до бесконечности баловать Миа и исполнять все ее желания. Он был готов потакать любым ее женским слабостям. Ему хотелось видеть ее улыбку и знать, что она радуется ему. Если это превратит его в корыстного, эгоистичного придурка, он как-нибудь переживет.

Закинув ногу Миа себе на плечо, Гейб коснулся пальцем влагалища, а затем ввел внутрь, ощутив тугие тиски. На лбу выступил пот. Ему до смерти хотелось войти в нее, поскольку находился на грани семяизвержения.

Наклонившись, он стремительно провел языком по промежности до клитора. Миа взвилась, чуть не свалившись с кровати. Она громко выкрикнула его имя. Взмолилась о наслаждении. Гейб чувствовал: она теряет терпение — и хорошо, благо он сам не мог больше ждать.

Пригнувшись ниже, Гейб схватил перевозбужденный член и вставил во влагалище, немного поиграл им, то вводя на дюйм, то выводя, пока Миа не зарычала от досады.

На губах Гейба расцвела улыбка. Он начал проникать глубже — неторопливо, наслаждаясь тем, как Миа хватает его за талию и пытается подмахнуть бедрами.

— Ты дразнишь меня, да? — осмелела она. — Гейб, давай оттрахай меня как следует!

Гейб опустил ей ноги и поменял позу, чтобы войти в нее как можно глубже. При этом он успевал целовать Миа и повторять:

— Ишь какая ненасытная.

Миа в доказательство с силой притянула его голову, запечатлев жадный поцелуй.

Член скользил взад-вперед, а Гейб опускался все ниже, пока их бедра не встретились.

— Твою мать, что ты делаешь со мной? — измученно прошептал Гейб.

Миа обвила его ногами, упершись лодыжками в ягодицы. Она приподнялась, она хотела большего. Черт, он и сам хотел большего. Ему никогда не будет достаточно.

Гейб уперся ладонями в кровать по обе стороны от головы Миа и стал отчаянно вторгаться, извлекая член почти целиком. Он доходил до предела, на секунду замирал, отступал, чтобы в следующий миг повторить. Это был пыточный, эротичный ритм.

— Скажи, чего ты хочешь? — ухитрился спросить он. — Ты скоро кончишь, Миа? Что тебе нужно?

— Тебя, — просто ответила она, одним словом пронзив ему сердце. — Только тебя.

Гейбу не понадобилось напоминать ей, куда смотреть. Ее взгляд был прикован к нему — нежный, всепонимающий, полный тепла.

Гейб ускорил толчки, извиваясь с ней в унисон. Он ощутил ее близкий оргазм. Ее рука обхватила член и с силой сжала, подхлестнув и его.

Гейба словно вывернуло наизнанку. Такого натиска он не знал. Мощнейший выброс адреналина.

Первое извержение спермы оказалось болезненным и до того сладостным, что Гейб забыл обо всем, кроме своего члена, извергавшего семя в ее влагалище. Миа обмякла. Она кончила, не сводя с него глаз. Ее грудь быстро поднималась и опадала. Гейб, даже разрядившись, продолжал двигаться, не желая расстаться с испытанным ощущением.

Ее руки соскользнули с его плеч. Прошлись по спине, взметнулись и замерли. Ее ногти вонзились ему в кожу. Гейб застонал и содрогнулся всем телом. Сделав последний толчок, он без сил опустился на нее.

Он взял Миа под ягодицы и приподнял, не желая разъединяться. Будь такое возможно, он бы остался в ней навсегда, стал ее частью. На свете не было чувства слаще и прекраснее.

— Падение в пропасть, — сонно пробормотала Миа. Голос у нее был сонный. Голос полностью удовлетворенной женщины.

Гейб молчал, ибо не находил слов, способных передать его сокрушенное состояние. Ему не хотелось показывать ни ей, ни кому-то еще, насколько он сейчас уязвим.

Он поцеловал Миа в висок — осторожно, чтобы остаться в ней. Он не собирался выходить из нее. Это было очередным безумием, но ему нравилось, что Миа была столь же одержима им, как и он ею.

Она крепко прижалась к нему. Их тела переплелись. Гейб подумал, что теперь она уснет, но Миа тихо произнесла его имя.

Гейб приподнял голову ровно настолько, чтобы видеть ее, и большим пальцем отвел прядь волос с ее лба.

— О чем ты думаешь? — спросил он.

Гейб не привык к разговорам в постели, но по глазам Миа понял, что дело серьезно.

— О контракте, — прошептала она.

Гейб напрягся и приподнялся еще, чтобы видеть лицо. Эрекция не проходила, он оставался внутри, был ее неотъемлемой частью, и ему хотелось, чтобы ничего не менялось: Миа, лежащая под ним, придавленная им, принадлежащая ему. Особенно если они собрались обсуждать этот чертов контракт.

— Что с ним не так?

— Я вспоминала пункт о «других мужчинах», — вздохнула она. — Это что, обязательное условие? Или на всякий случай?

Посторонний мужик, дотрагивающийся до Миа, был последним, о чем хотелось думать и говорить Гейбу сейчас, когда он был в ней по самые яйца, а она лежала в его объятиях голая и удовлетворенная. Но во взгляде Миа он уловил любопытство. Не страх. Искренний вопрос, как будто она всерьез обдумывала такую возможность…

— А ты сама как считаешь? — без обиняков спросил Гейб. — Тебя это заводит? Мысль, что кто-то трогает тебя, а я наблюдаю?

Миа начала отводить взор.

— Смотри в глаза! — скомандовал Гейб. — Коли возник такой разговор, смотри мне в глаза.

Она подчинилась, залилась краской и облизнула губы. Гейб уловил ее нервную нерешительность.

— Ладно, признаюсь. В общем… да, мне действительно интересно. То есть… я не могу сказать точно, хочу ли этого, но мне любопытно. Я знаю, что Джейс и Эш…

— Не хочу ничего слышать про Джейса и Эша, — скривился Гейб. — Даже не желаю думать о них голых.

Миа засмеялась. Ее глаза сверкнули. Напряжение покинуло ее, и Гейб это сразу почувствовал.

— Я просто хотела сказать, что знаю про их тройки. Мне было интересно, как это. Да не с ними же, господи. — Ее передернуло. — Вообще. Когда одна женщина и двое мужчин. Когда я впервые прочла об этом в контракте, то пришла в ужас. Хотела завопить: «Ни за что!» Но потом стала раздумывать, на что это похоже. — Последние слова Миа прошептала, с беспокойством поглядывая на Гейба. — Тебя это злит? — помолчав, спросила она.

— Раз я сам обозначил подобную возможность, мне не на что сердиться, — вздохнул Гейб. — В твоем любопытстве нет ничего плохого, и я рад, что ты не боишься. Тебя это возбуждает? Когда тебя трогает другой мужчина, а я наблюдаю и командую?

Она медленно кивнула. Ее соски тотчас отвердели, а влагалище сжалось, плотно обхватив его член и породив в паху приятное волнение. Да, секс втроем возбуждал Миа, но Гейб сомневался, что он способен доставить ей такое удовольствие. Он не был уверен, что в силах стоять и смотреть, как кто-то лапает его достояние.

Гейб нагнулся и поцеловал ее, не желая делиться своими соображениями.

Он начинал ненавидеть этот гребаный контракт.