ГЛАВА 4
— Ты нарушил один из наших священных законов, капитан Кросс, — прозвучал голос, и море укрытых под серыми капюшонами лиц подтвердило это одновременным кивком. — Мы выбираем задания для Стражей не просто по прихоти, и ты не должен был изменять его по своему усмотрению, сообразуясь с собственными нуждами.
Эйдан стоял неподвижно, сцепив руки за спиной и расставив ноги, словно приготовившись к удару, как оно, в общем-то, и было. Отправляясь к Лиссе, он отдавал себе отчет в том, что рискует, и готов был рискнуть в обмен на несколько проведенных с ней мгновений. Ему и сейчас казалось, что возможность заключить ее в объятия стоит любой цены.
— Ты подал дурной пример другим, — продолжил Старейший. — Любые твои проступки могут повлечь за собой непредсказуемые последствия. В связи с этим следующие две недели ты проведешь у Врат.
Эйдан внутренне содрогнулся. Контраст между его новым назначением и пребыванием в обществе Лиссы был подобен контрасту между адом и раем. Впрочем, не исключено, что для него это обернется к лучшему: уж у Врат ему точно не представится такой роскоши, как возможность думать о ней.
— Приступишь незамедлительно, капитан.
Резко кивнув, он повернулся кругом. Эйдан ожидал, что получит нелегкое задание, и прибыл к Старейшим экипированным для сражения, с мечом, который надежно покоился в ножнах за спиной. Печатая шаг по мраморному полу, он покинул хайдэн и спустился по лестнице во двор. Миновал Стражей, которые изумленно смотрели на него — одни исподтишка, другие не таясь. Он преступил закон, остававшийся нерушимым веками, и каждому хотелось знать, какая кара последует за подобным проступком.
Подпрыгнув, Эйдан быстро проскользнул сквозь туманную зону Сумерек по направлению к красноватому зареву, высвечивавшему вершины отдаленного горного хребта. Многочасовой путь, как всегда, радовал его, так как давал время разложить все по полочкам и отбросить ненужное. Последнее было особенно необходимо, поскольку Стражи Врат должны были думать только о том, чтобы не ослабела рука, держащая оружие, да чтобы не поддаться боли в изнуренных мышцах. Тем больше они оценят возможность отдохнуть и поесть, которая наступит лишь по прошествии двух недель. Все Стражи, желавшие вступить в ряды Избранных Воителей, должны были отдежурить у Врат месяц, и для очень многих эта задача оказывалась непосильной.
Раз в столетие ему, как и прочим Избранным, приходилось возвращаться на этот пост, чтобы еще раз вспомнить, сколь важна их миссия. Такие дежурства длились всего несколько дней — достаточно, чтобы осознать меру ответственности, но недостаточно, чтобы потерять надежду.
Две же недели казались вечностью.
На вершине гряды он помедлил, глядя на то, что творилось внизу. Огромные ворота во Внешнее Царство, препятствующие свободному проникновению Кошмаров, прогнулись под их напором. Тонкий красный разлом указывал на то место, где портал поддался под немыслимым давлением, и в эту щель беспрерывно вливались, заполняя Сумерки у Врат, бесформенные тени, которые затем, пузырясь и вспучиваясь, обретали очертания. Тысячи Стражей вели беспрерывный бой. Их клинки вспыхивали в рубиновом свете, когда они выкашивали напиравших нескончаемым потоком Кошмаров.
В воздухе витали отчаяние и мучительная безысходность, скрутившие его желудок, однако это чувство он, как и неуместные мысли, выбросил прочь. Прорубая себе путь к подножию скалистого утеса, Эйдан старался отрешиться от неистовых воплей, которые издавали гибнувшие Кошмары за миг до того, как превращались в облако зловонного пепла. Высокие, жалобные, эти крики походили на плач взывающих о помощи детей. То были ужасные звуки, способные свести с ума, и сейчас они обрушивались на него со всех сторон.
Стражи у подножия заметили его приближение. Помощь в его лице приободрила их, добавив боевого рвения, тогда как на него это ложилось дополнительным бременем. Он не мог позволить себе обнаружить перед другими голод или усталость, тогда как энергия, необходимая для поддержания его сил, давно уже стала истощаться.
Но внезапно его намерение позабыть в этом яростном аду про Лиссу пошло прахом. Напротив, память о ней, словно сияющий маяк надежды и счастья, воспарила над всеми прочими мыслями. Лишь с нею он мог обрести себя, лишь с нею он мог найти покой, чего не дано было достигнуть ему ни с кем больше. Она придавала силу каждому взмаху его меча, каждому вздоху, каждому грозному рыку, исходившему из его горла.
В ней вдруг воплотилась надежда, казавшаяся давно утраченной, цель, которую надлежало достичь, зовущая к себе мечта.
Нынче то был вовсе не Ключ.
То была Лисса.
* * *
Дверь на хорошо смазанных петлях отворилась. Дуновение воздуха было еле заметным, однако, как это случалось уже каждый день последние две недели, волоски на затылке Лиссы встопорщились, а мышцы напряглись. Ее тело с нетерпением ждало возвращения мужчины, позволившего ей ощутить всю полноту наслаждения. Мужчины, который больше не приходил.
Она посмотрела на блокнот для рисования и заставила себя расслабиться. Спиной она ощущала шероховатость коры дуба. Вокруг нее расстилался луг с покачивавшимися на легком ветру душистыми желтыми цветами. Неподалеку журчал ручей. Хотя берег моря нравился ей больше, она уже не вызывала его силой своего воображения, так как он был неразрывно связан с Эйданом, с вожделением, со страстью. Со всем тем, к чему ее отчаянно тянуло, но о чем она запрещала себе даже мечтать. Он не вернется, а стало быть, незачем обманывать себя пустыми надеждами.
Однако в известном смысле она по-прежнему его ощущала. Энергия и сила, которыми наделила ее любовь Эйдана, сделали возможным сотворение этого окружения. Без его помощи она и по сию пору пребывала бы в непроглядной тьме, постепенно сходя с ума.
Вздохнув, она снова стала поджидать появления ночного Стража, повторяя себе, что ей следует жить дальше и быть благодарной за время, проведенное с Эйданом, пусть даже она по-прежнему желает большего.
Те, кто пришел ему на смену, казались ей странными. Они относились к ней с осторожностью, явно чувствуя себя неуютно из-за своей неспособности полностью внедриться в ее мир. Стражи требовали от нее выполнения странных действий, однако она хорошо помнила предостережение Эйдана не демонстрировать ничего важного, а потому никогда не шла навстречу их пожеланиям и не раскрывала умений, которыми пользовалась, оставаясь в одиночестве. Впрочем, они платили той же монетой, практически перед нею не раскрываясь. Все их общение казалось пустой тратой времени, и она старалась не думать о том, как долго оно продлится и чем закончится.
Точно так же она старалась не думать и о том, где находится Эйдан и что он делает. Но ей это плохо удавалось. Сражается ли где-либо или осуществляет сонные грезы какой-нибудь женщины? От последней мысли ей стало холодно, и кожа покрылась пупырышками. Именно в этот момент она подняла глаза — и увидела его.
Эйдана.
Лисса заморгала, боясь, что это ей лишь почудилось, но, когда его дивный образ никуда не делся, сердце ее радостно подскочило.
Он вступил в ее сон тем беззаботно-уверенным шагом, который так восхищал ее, но было в нем и нечто иное… Казалось, будто на его плечи наброшен невидимый, но давящий чудовищным весом плащ. Черты его прекрасного лица заострились. Глаза были холодны. Не замедляя шага, он прошел мимо нее к ручью и начал раздеваться. Одежда его была перепачкана пеплом и местами обгорела. Ее жадному взору открылась золотистая кожа его спины, а потом и зад, такой поджарый и мускулистый, что впору было завизжать от восторга. Лисса, однако, промолчала. Она просто не знала, что сказать.
Вместо этого, она сделала ручей глубже, а воду теплее и сотворила на галечном берегу мыло, чтобы он мог вымыться.
Увеличив площадь одеяла, на котором сидела, она создала на нем корзину для пикника. И вино. Все это время она смотрела на Эйдана, и кровь ее разогревалась и густела от нараставшего желания. Он намылился, потом стал ополаскиваться, его мышцы, то напрягаясь, то расслабляясь, поигрывали, выдавая скрытую мощь.
Он представлял собой живое воплощение сексуальной фантазии. Один его вид творил с ее нервной системой нечто невероятное. Однако ее убивал потухший взгляд его синих глаз. Что он видел? Где был? И одежда, и его вид наводили на мысль, что он побывал в аду. В противном случае, что еще могло так его… опустошить?
Когда Эйдан нырнул, чтобы ополоснуть волосы, а потом вынырнул, солнце заиграло на его мокрой коже. Он был подобен древнему языческому богу. Она упивалась им, вбирая в себя каждый дюйм его загорелого тела, и особенно долго не могла отвести глаз от яиц и мощного члена, даже без эрекции выглядевшего впечатляюще. Выйдя из воды, Эйдан опустился рядом с ней на колени, привлек ее к себе и перекатился на спину.
Они лежали обнявшись, его жаркое дыхание обдавало ее макушку, а руки ласкали спину. Вдыхая чистый запах его влажной кожи, Лисса поглаживала его грудь. Впервые после ухода Эйдана она ощущала покой и умиротворение.
— С моей стороны это эгоистично, взять и вернуться, — наконец произнес он, и от его легкого акцента у нее заныли соски.
— Если тебе что-то от меня нужно, я полна желания дать тебе это.
— Я собираюсь навредить тебе, но не в состоянии отступиться.
Приподняв голову, Лисса увидела, что его лицо искажено страшной мукой, и застонала:
— Почему?
Почему он собирается навредить ей? Почему не может отступиться?
— Ты нужна мне, — хрипло произнес Эйдан.
— Ты мне тоже, — отозвалась она. Ее пальцы прошлись по его мокрым волосам и поиграли с амулетом. — Расскажи, что случилось.
Ладонью он обхватил ее шею и притянул к себе.
— Я страдаю без тебя. — Он приник к ее губам и страстно поцеловал.
— Эйдан… — вздохнула она, переполняемая невыносимым желанием.
— Ты его любишь?
Лисса удивленно заморгала, но вопрос, однако, поняла.
— Чэда? Нет. Мы просто друзья, хотя ему хотелось бы большего, и я раздумываю над этим.
— Тогда позволь мне отведать тебя еще раз, прежде чем покинешь меня.
В его голосе слышалось отчаяние, которое он даже не пытался скрыть. Какова же была его тяга к ней, если он пришел сюда вопреки правилам и собственному намерению им следовать. Если открылся ей до такой степени. От других Стражей Лисса наслышалась о его доблестях, знала, сколь он могуч и грозен. Среди соратников он слыл чуть ли не легендой и служил примером для подражания. Они считали, что у капитана Эйдана Кросса нет ни слабостей, ни сомнений, одна лишь неколебимая решимость истреблять врагов.
Но дело обстояло не совсем так. Уж ей-то было известно, как он чувствителен и добр на свой, особый, лад.
Она многое поняла, узнав про его уединенный дом на холме. Эйдан давно расстался с родными и жил одиноким затворником. Судя по отзывам Стражей, он сильно отличался от образа Избранного Воителя, блестяще прошедшего обучение и полного безграничного оптимизма по отношению к будущему.
Он ни от кого не зависел, но потянулся к ней.
— Что я могу сделать? — растерянно спросила она, поскольку имела дело не с медицинской проблемой, разрешить которую можно, сверившись с учебником. Тут речь шла о душевной ране, а во врачевании таких опыта у нее не было.
— Соблазни меня. — Он положил ее руку себе на грудь и взглянул ей в глаза. — Заведи меня, как тогда, на пляже, в ту первую ночь.
Долгое мгновение она молча смотрела на него. Ее свирепый боец сохранил свою человечность, душевную щедрость, доброту. Возможно, именно из-за его способности чувствовать и сопереживать многое на избранной стезе воспринималось им столь болезненно. Тут уж было не до самосохранения. Он нуждался в ней, и она готова была сделать все, что потребуется, чтобы он смог снова обрести цельность.
Лисса залезла на него, прижалась бедрами к его бедрам, положила ладони ему на грудь, желая лишь одного — порадовать и успокоить его. Наклонившись, она облизала его губы:
— Вот так?
— Да…
Кончиками пальцев она нащупала его плоские соски и потерла их.
— И так?
Он вздрогнул, его возбуждение передалось ей, горяча кровь.
— Черт, да… — Его глаза закрылись.
— Какой твой любимый цвет? — спросила она, прижимаясь губами к его уху.
— Цвет твоих глаз, — ответил он не раздумывая.
Лисса растерянно заморгала:
— Да ну, они коричневые, как какашки.
— Они прекрасны, — прошептал он, поглаживая ее по спине. — Стоит заглянуть в них — и я забываю обо всем.
Внутренне тая, она поняла, что его нежность была тем катализатором, которого всю жизнь недоставало ее снам. Только с ним она обретала покой, необходимый, чтобы отдохнуть и набраться сил.
Силой воображения Лисса сняла с себя одежду, оставшись лишь в шоколадного цвета кружевном бюстгальтере и трусиках-танга. В реальной жизни ей и в голову не приходило носить подобное белье, но Эйдан во всех смыслах был мужчиной ее грез.
Пошевелив бедрами, чтобы он почувствовал твердым как камень членом ее обнаженную кожу, она игриво спросила:
— А как насчет этого?
Его густые ресницы поднялись, и Лисса обнаружила, что заглядывает в бездонную синеву столь потрясающей интенсивности, что ее сердце на миг остановилось.
— На сей раз я не уйду, — предостерег он.
— Лучше не надо, — в тон ему отозвалась она, а затем взяла в ладони свои прикрытые лифчиком груди и поиграла ими, пощипывая пальцами набухшие соски.
— Дразнишься, — прорычал он, а его глаза затуманились вожделением.
— Кто бы это говорил, мистер Возбудил-и-Отвалил.
Уголки его превосходно вылепленных губ тронула улыбка. Лисса с восхищением провела по ним кончиком пальца. Мысленно она представила, что он мог бы проделать этими губами, а когда сообразила, что ее сознание для него открыто, ее бросило в жар.
— Я все это сделаю, — прошептал он, сжимая в ладонях ее ягодицы. — И это, и гораздо больше.
— Так нечестно: ты читаешь мои мысли, а я твои не могу.
— Ты получишь больше удовольствия, если я покажу тебе, что у меня в мыслях. — Его голос был воплощением греховного секса.
— Сколько времени в нашем распоряжении? — спросила она, извиваясь в его руках.
— Недостаточно. — Эйдан перекатился и лег рядом с ней, одной рукой поддерживая голову, а другой щекоча ее бок.
Рассмеявшись, она оттолкнула его руки:
— Щекотно!
На этот раз он улыбнулся, и черты его лица преобразились.
— Господи, как ты красив! — воскликнула она и, не удержавшись, прикоснулась к его лицу.
Его улыбка увяла, и она вспомнила, что видит вовсе не его. Он оставался чужим.
Неожиданно ей стало холодно, и она поежилась. Заметив это, Эйдан привлек ее поближе. Стоило ей ощутить его тепло, как тот факт, что они из разных измерений, мигом перестал ее заботить.
— Это неважно, Эйдан. — Лисса раздвинула губы, откровенно напрашиваясь на поцелуй, и он тут же откликнулся, причем с такой жадностью, что она пискнула и у нее взмокла промежность. — Даже если бы ты выглядел троллем с антеннами на голове, я все рано тебя хотела бы, — сказала она, когда он дал ей возможность вздохнуть.
У него поднялась бровь.
— Почему?
— Все из-за того, как ты обращаешься со мной и что заставляешь чувствовать. — Перебросив ногу через его бедро, Лисса повалила его на спину и снова забралась на него. — Но у тебя ведь нет антенн, правда?
Он ухмыльнулся, и сердце ее замерло.
— Правда. Стражи с виду очень похожи на людей.
Она облизала ему кончик носа, потом губы, потом сосок, затвердевший под ее языком.
— Я хотела тебя, когда тут было темно, — прозвучал ее возбужденный шепот. — Так же сильно, как хочу сейчас.
Скользнув ниже, она прошлась губами и языком по его рельефному прессу. Он напрягся, подаваясь навстречу, и она ощутила его возбужденный член между своих грудей.
— Хочешь, чтобы я спустилась еще ниже? — спросила она, уверенная в том, что еще как хочет.
— Я хочу, чтобы ты занималась со мной любовью. Любым способом, каким тебе вздумается.
Занималась со мной любовью.
Выбранные им слова поразили Лиссу настолько, что она подняла глаза, встретилась с ним взглядом и увидела в его чертах такую ранимость, что ее взор затуманили обжигающие слезы. Неожиданно у нее возникло ощущение какой-то особенной, ни на что не похожей близости. Казалось, что, если он уйдет, это убьет ее. Она не знала, как сможет это пережить, но была уверена в другом: он того стоит. Поэтому она даст ему все, что сможет, чем и будет счастлива.
— Я пришел к пониманию того, что чувствую то же самое, — произнес он тем глубоким, низким голосом, который она так любила.
Эйдан смотрел на лежавшую на нем златовласую красавицу и впервые за столетия ощущал радость. Глубина привязанности Лиссы чувствовалась в каждом ее взгляде, в каждом прикосновении, в каждом произнесенном ею слове. Он жаждал всего этого. Нуждался в этом.
— Быстрее! — настоятельно потребовал он, нетерпеливо желая соединиться с ней любым возможным способом.
Перекатив ее под себя, Эйдан рванул тонкую полоску кружев, удерживавшую на бедрах ее трусики. Он приник к ее губам и одновременно просунул руку в промежность, оказавшуюся влажной и жаркой. Его член дернулся от неудержимого желания оказаться в ней, составить с ней единое целое, чтобы ничто не могло их разделить.
Чуткими пальцами он нащупал ее клитор и принялся массировать его. Застонав, Лисса раскинула ноги, тело ее покачивалось в ритм его движениям.
Опершись на одну руку, Эйдан переместил свои бедра так, что они оказались между ее ног, а другой ввел в нее член, а затем вывел и стал растирать клитор его головкой, смазанной влажным свидетельством ее вожделения. Все это время он то вводил язык в ее рот, то выводил, имитируя то, что собирался проделать в другом месте. То, чего он желал больше, чем следующего вздоха.
Но в этом безумном вожделении Эйдан не был одинок. Лисса полностью разделяла его с ним. Проникая в ее сознание, он ощущал ее похоть, яростную и бесстыдную. Эта грань ее сексуальности открылась ему еще в первое занятие любовью и теперь проявлялась с новой силой. Чувственность Лиссы была столь возбуждающей, что его яйца напряглись в стремлении излить в нее свое содержимое. Руки ее конвульсивно сжимались и разжимались на его боках. Он схватил ее за запястье и сунул член ей в руку. Оторвавшись от ее губ, куснул за ухо и прорычал:
— Чувствуешь, как ты меня возбудила? Чтобы удовлетворить такое желание, мне нужно трахать тебя дни напролет. Глубоко, сильно, непрерывно.
Лисса тяжело дышала, кожа ее покрылась потом и разгорячилась так, что обжигала его. Лисса была его оазисом, его ангелом, но, когда дело доходило до секса с ним, ей нравилось именно то, что проделывал он. Никаких ограничений. Никаких барьеров. Чистая, грубая похоть, объединявшая их обоих.
— А ты такая маленькая, — поддразнивал он, чувствуя, как разгорается ее вожделение по мере того, как произнесенные им слова трансформируются в ее сознании в чувственные образы. — Щелка у тебя такая тесная. Жду не дождусь, когда снова ее заполню… Как она обхватит мой член, когда я его туда засуну.
Повернув голову, она чувствительно куснула его в шею, а затем подмахнула бедрами, так что головка его члена чуть ли не оказалась внутри.
— Ну так давай действуй, крутой парень! — выдохнула она, и Эйдан содрогнулся, когда ее жаркое, влажное, жадное влагалище сжало его конец, словно кулак.
Если еще миг назад он удерживал ситуацию под контролем, то сейчас верх взяло неуправляемое вожделение. Заскрежетав зубами, он надавил бедрами, чувствуя, как раздвигается ее бархатистая плоть, принимая в себя его член. Откинув голову, она застонала:
— Господи… как восхитительно!
Он бы и рад был ответить, но не мог вымолвить ни слова. Столько лет, столько женщин… Но ни одна из них никогда не овладевала им. Его долг заключался в том, чтобы представать в их снах другими мужчинами. Он никогда не был самим собой, лишь образом, порожденным воспоминаниями или игрой воображения. Даже когда он имел дело со Стражами женского пола, они желали не Эйдана, а капитана Кросса. Легенду, а не мужчину.
Никто не догадывался, как осточертело ему это одиночество, насколько пустой казалась ему собственная жизнь, как пропадало удовлетворение от выполненной работы. По той причине, что она никогда не оказывалась выполнена. Ибо была нескончаема.
«Я хотела тебя, когда здесь было темно», — сказала Лисса.
И он ей верил.
Она была единственной, кто его знал. Единственной любовницей, желавшей именно его. Женщиной, восхищенно поглаживающей кончиками пальцев его кожу, вертевшей бедрами, чтобы доставить ему большее удовольствие, нашептывавшей свои поощрения без стыда и робости.
— Да… — выдохнула она. — Давай!
Сдвинув бедра, он ввел член глубже, испытывая безмерное, грозившее оказаться непосильным наслаждение.
Чувственный жар не оставил и следа от усталости и боли, накопившихся за две недели в его мышцах. Сейчас для него существовал лишь этот миг. Миг, когда он по самые яйца засаживал член во взмокшую щель женщины, вызывавшей его восхищение и безумное желание. Женщины, вызвавшей его улыбку и тронувшей его своей нежностью.
От чувства благодарности и привязанности у него перехватило горло.
Почувствовав, что руки Эйдана дрожат, Лисса подняла взгляд на его разгоряченное лицо и увидела слезы. Пульсация его сердца воспринималась всем ее телом, потому что каждое сердцебиение передавалось через ту твердую плоть, что заполняла ее.
— Мне не хватало тебя, — призналась она, нуждаясь в том, чтобы он знал, как много для нее значит.
Он кивнул, стиснув зубы. Она знала, что ему тоже недоставало ее. И не только потому, что он оказался здесь снова, просто он буквально излучал это чувство. Его потребность и желание были физически ощутимы.
— Пусти меня наверх, — простонала она и вцепилась в его плечи, когда он тут же перевернулся и она оказалась на нем.
На миг Лисса замерла, проникаясь ощущением того, что он находится под ней — и в ней. Это ведь из-за него ее отношения с Чэдом застопорились без продвижения. Чэд не мог пробудить в ней подобные чувства. Не Чэду принадлежал голос, отыскавший ее в непроглядной тьме, и крепкие руки, обнимавшие ее во сне, и спокойная сила, придававшая ей ощущение безопасности. Эйдан. Ее якорь.
— Ты был прав, — произнесла она, мягко приподнимаясь на коленях. Веки ее налились тяжестью, вызванной движением его члена.
— Насчет чего?
Его мощное тело содрогнулось, когда она снова опустилась, насаживая себя на член.
— Насчет занятия любовью.
Ее руки поглаживали его плечи.
— Лисса. — Он сцепился с ней пальцами, поддерживая ее, когда она начала подскакивать на нем с нарастающей интенсивностью, постанывая от наслаждения. — Вот так! — проревел он, вперив в нее взгляд возбужденных синих глаз. — Делай что хочешь, как хочешь!
Она вошла в ритм, приподнимаясь и опускаясь, всякий раз глубоко засаживая в себя его член, и его лоб покрылся капельками пота. Он был очень велик для нее, и, чтобы обхватить его бедра, ей пришлось широко раздвинуть ноги, так широко, что теперь при каждом опускании ее половые губы целовали корень его члена. У нее вырвался стон, потом еще один — она пыталась насесть так, чтобы его член упирался в нужную точку.
— Не могу…
Зная, что ей нужно, Эйдан отпустил ее руки и, схватив за бедра, стал производить размеренные, направленные вверх толчки. Все, что он делал, было великолепно — и глубина, и направленность проникновения. Она едва могла дышать, почти ничего не соображала, тело ее беспомощно отдалось на волю его умения.
Завалившись вперед на четвереньки, она предоставила ему возможность наполнять ее непередаваемыми ощущениями, делать с ней то и так, что и как он считал нужным. Его хрипловатый, похотливо звучавший голос, то и дело произносивший бесстыдные словечки, добавлял возбуждения, заставляя влагалище трепетать вокруг его члена, пока оно не сжалось в накатившем оргазме.
— О боже!
Ей казалось, что выкрикнула не она, что этот крик вырвался не из горла, а из самой сердцевины ее лона.
— Сладкая Лисса, — прорычал Эйдан ей в ухо.
Она совершенно лишилась сил, он же получил то, что ему требовалось, используя ее тело для собственного телесного удовлетворения. Лицом он прижимался к ее грудям и, впитывая ее запах, совершал непрерывные мощные толчки наверх, в ее конвульсивно сжимающиеся глубины.
Когда он кончил, она дрожала всем телом. Изливая семя, он снова выкрикивал что-то на неведомом древнем наречии, из которого ей было понятно лишь одно восклицание — ее имя. Она слышала, как властно он произносил его, и прижималась к нему, раскачивалась на нем, а он продолжал изливать в нее жаркое пульсирующее семя. Давая ей все, чем он был. Все, что она хотела принять и удержать.
Но чего ей придется лишиться, когда ночь подойдет к концу.
* * *
Эйдан держал в объятиях потное тело Лиссы, слыша собственное хриплое, затрудненное дыхание и ощущая у своей груди, как колотится ее сердце. Веявший над ними легкий летний ветерок охлаждал разгоряченную кожу. Как давно в последний раз секс действительно приносил ему удовлетворение? Он этого не помнил. Но точно знал, что так, как сейчас, не чувствовал себя никогда.
— Эйдан, — выдохнула она, и в ее нежном голосе слышалось удивление и удовлетворение.
— Хмм?
Вздохнув, она попыталась слезть с него, но он, чтобы не выходить из нее, осторожно повернулся следом. Теперь они лежали рядом, лицом друг к другу. Он убрал с ее лица влажные от пота волосы и прижался губами к ее лбу в благодарном поцелуе.
Еще утром смерть казалась ему чуть ли не желанной. Изможденный и растерянный, он, отражая бесконечные атаки Кошмаров, вливавшихся непрестанным потоком во Врата, просто не понимал, зачем ведет этот нескончаемый бой. Какая от этого польза?
Но сейчас у него появился простой ответ: он сражался за то, чтобы обезопасить Лиссу, защитить ее жизнь и благополучие. И это было вполне достаточным основанием, чтобы продолжать битву.
Неожиданно его внимание привлек шелест листов ее блокнота. Он потянулся через Лиссу с намерением засунуть его под одеяло, но порыв ветра открыл блокнот, и взгляд Эйдана упал на страницу. От увиденного у него перехватило дух, ужас сдавил его грудь так, что едва не остановилось сердце. На какой-то миг он перестал воспринимать окружающий мир, даже Лиссу. Эйдан смотрел на ее рисунок в таком страхе, какого не испытывал никогда.
Кошмары, Врата, несчетные годы войны и смерти… Ничто и никогда не устрашало его так, как вид взиравшего на него со страницы собственного лица.
— Лисса. — Голос его прозвучал низко и сдавленно, ему пришлось прочистить горло, прежде чем удалось продолжить: — Ты это кому-нибудь показывала?
— Что?
Она принюхивалась к ямке на шее, поводя губами по коже. Золотые волосы рассыпались по руке, которой он прижимал ее к себе, волосы, пахнувшие цветами и безумным сексом — мощнейшее сочетание, пробиравшее его до мозга костей.
— Эти рисунки. Ты демонстрировала их другим Стражам?
— Нет. — Она подалась назад, непонимающе нахмурив темные глаза. — А что?
— Мы должны их уничтожить. — Руки его дрожали.
Что же мне делать?
— Почему? — Она подняла голову и взглянула на портрет с мягкой, восхищенной улыбкой. — Я же говорила тебе про плохое освещение. При свечах мне никак не удавалось уловить цвет твоих глаз. Радужная оболочка у тебя такая синяя, что они кажутся темными. И твои волосы. Они тронуты сединой. — Она взглянула на него. — Но мне это нравится. Очень даже нравится.
Эйдан резко выдохнул. Оказывается, все это время она с таким восторгом упивалась его истинным обликом. И хотя этот факт не мог не польстить его мужскому тщеславию, само открытие угрожало такими последствиями, что его тело покрылось гусиной кожей.
Лисса растерянно заморгала:
— Что, это ничуть не похоже на твою подлинную внешность? Ну, извини. Мы порвем эти рисунки и выбросим.
Все, что он знал, все труды его друзей и Старейших, вся его подготовка… все ради одного.
Уничтожить Ключ.
Всеми признаками, обозначенными в пророчествах, Лисса обладала: она контролировала сон, называла его по имени и могла его видеть. Особенное значение имело последнее. Получалось, что она могла заглядывать в Сумерки. Изредка встречались Спящие, которые признавали, что способны управлять событиями, происходящими в их снах, но никогда прежде Стражи не находили Спящего, способного ясно видеть их мир и понимавшего, что имеет дело с реальными существами.
Если Старейшие проведают о ее способностях, она будет убита. Эйдан и сам не знал, что ему делать с таким открытием.
Впрочем, об этом он подумает позже. Сейчас главное — обеспечить безопасность Лиссы. Засыпая, она всякий раз оказывалась под угрозой. И следовало поторопиться. Если Старейшие пока не в курсе ее способностей, то очень скоро им все откроется.
— Когда к тебе приходили Стражи, кто-нибудь просил тебя описать его? Или нарисовать портрет?
— Да. Странные замашки. — Она наморщила нос. — Но я отвечала, что им тут не собачье шоу и прыгать через обруч я не собираюсь.
Эйдан крепко прижал ее к себе. Он ничего не мог сделать для нее в Сумерках, как только сон заводил ее туда, она оказывалась уязвимой. Ее следовало защитить в ее мире, до того, как она заснет.
Что я, черт возьми, собираюсь сделать?
Если бы и другие разделяли его сомнения, он мог бы попросить их о помощи. Возможно, если бы к ним с одним и тем же обратилось достаточное число Стражей, Старейшие услышали бы их. Но если у него и были единомышленники, то они держали свои соображения при себе столь же ревностно, как и он сам. Во всяком случае, ему не было известно о ком-либо еще, ставившем под сомнение мудрость Старейших.
Она могла бы снова запереться внутри.
Но кто знает, сколько времени уйдет у него на то, чтобы найти способ оказать поддержку? Когда он нашел ее, она пребывала на грани безумия. И это воспоминание навело его на еще более мрачные размышления. Возможно, она укрывалась вовсе не от Кошмаров. Возможно, все это время она пряталась от него. От таких, как он. Впервые Лисса воздвигла дверь еще ребенком. С ее способностью прозревать Сумерки она могла испугаться Стражей, пришедших на нее взглянуть.
Ну и что же, на хрен, ему остается?
О том, чтобы противостоять одновременно и Стражам, и Кошмарам, нечего и думать. А стало быть, если он не сумеет переубедить Старейших, выход один.
Ему придется покинуть Сумерки. Он должен будет защищать Лиссу Вовне.
Наверняка существует способ, позволяющий проникнуть в ее мир. Старейшие сотворили разлом в сжатом пространстве, который привел их в это измерение. Если такое удалось проделать один раз, значит можно проделать и другой. Нужно только выяснить как.
Несмотря на убежденность, с которой было принято это решение, Эйдан отдавал себе отчет относительно всех сопряженных с ним сложностей. Не говоря уж обо всем неизбежном риске, это все равно будет лишь временной мерой, отчаянным ходом, который позволит Лиссе продержаться некоторое время, пока он не найдет выход. Не найдет способ убедить Старейших в их убийственной неправоте.
— Ты так напряженно думаешь, что я слышу, как у тебя мозги тикают, — сказала она, куснув его за челюсть. — Ты правда расстроился из-за моих рисунков? Извини, я…
— Лисса, нет. — Он крепко поцеловал ее в лоб. — Нечего извиняться. Рисунки прекрасные. Я тронут.
— Ну и что не так?
— Все не так, кроме тебя. — Он встретил ее нахмуренный взгляд с настойчивой серьезностью. — Когда я уйду, ты должна будешь закрыть дверь и не впускать никого. Даже меня.
— Что?
Он понизил голос, тон его стал более требовательным. Даже сейчас ему было не по себе от осознания того, что Стражи находятся снаружи и ведут за ней умелую, выверенную охоту.
— Они придут. Они попытаются обмануть тебя, заставить поверить, что за дверью стою я, но этого не будет.
— Эйдан, ты пугаешь меня.
Она крепче сжала его в объятиях, говоря без слов, что верит ему и надеется, что он защитит ее.
Возможно, он погибнет, пытаясь это сделать. Ему самому легенда о Ключе представлялась сомнительной, однако она была плотно вплетена в самую ткань их существования. Стражи рисковали жизнью в поисках Ключа. Для них, как и для Старейших, альтернативы не существовало. Ключ надлежало уничтожить. Без вопросов. Ну а раз он объединился с Лиссой, за ним тоже поведут охоту.
— Обещай мне, что не откроешь дверь никому.
— Ладно, обещаю. — Она пожевала губу, глаза ее блестели от подступивших, но сдерживаемых слез. — Ты говоришь мне, что я больше тебя не увижу, так?
— Ты увидишь меня снова, жаркая штучка. — Он взял ее лицо в ладони и поцеловал со всем жаром, какой она в нем пробуждала. — Только ты не будешь знать, что это я.
