ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ПЯТАЯ
Двадцать первого января Том нервно расхаживал перед входом внутри Ассизской базилики. Он волновался. Джулия и ее подруги запаздывали, что лишь усиливало волнение отца невесты. Том без конца теребил свой галстук-бабочку. Наконец двери открылись, и на пороге возникло видение: белый бархатный плащ, наброшенный на платье из органзы. Это было похоже на светящееся облако.
Том онемел.
— Привет, пап, — сказала улыбающаяся, взволнованная Джулия, подходя к отцу.
Тэмми и Рейчел помогли ей снять плащ, расправили платье и развернули шлейф. Кристина — распорядительница церемонии — вручила обеим подругам невесты букеты из ирисов и белых роз. Ирисы гармонировали с цветом платьев Тэмми и Рейчел.
— Какая ты красивая, — пробормотал Том и через вуаль поцеловал дочь в щеку.
— Спасибо, папа.
Джулия покраснела и перевела глаза на свой букет, составленный из двух дюжин белых роз и нескольких веток остролиста.
— Можно мне немножко поговорить с дочкой? — спросил Том.
— Пожалуйста.
Кристина подвела Тэмми и Рейчел ко входу в алтарь и махнула органисту, сообщив о скором начале церемонии.
— Мне нравится твое ожерелье, — сказал Том, нервно улыбаясь дочери.
Пальцы Джулии коснулись ниток жемчуга на шее.
— Оно досталось мне по завещанию Грейс.
Машинально она дотронулась и до бриллиантовых сережек, но решила не говорить отцу, откуда они.
— Интересно, как бы Грейс отнеслась к тому, что ты выходишь за ее сына?
— Хочется думать, что она была бы счастлива. Сейчас она смотрит на нас и улыбается.
Том кивнул и засунул руки в карманы смокинга:
— Я рад, что ты попросила меня сопровождать тебя к алтарю.
Слова отца удивили Джулию.
— Я и не представляла, как могла бы выходить замуж, не попросив тебя об этом.
Том откашлялся, переминаясь с ноги на ногу во взятых напрокат туфлях.
— Знаешь, когда я первый раз забрал тебя от Шарон, нужно было не отправлять тебя обратно. Сглупил я тогда, — добавил он дрогнувшим голосом.
— Папочка, не надо, — прошептала готовая расплакаться Джулия.
Том обнял дочь, пытаясь объятием выразить то, что не мог сказать словами.
— Я давным-давно тебя простила. Нам незачем возвращаться к прошлому. — Джулия помолчала, глядя на отца. — Я рада, что ты здесь. И еще я рада, что ты мой отец.
— Джули… — Том сдавленно кашлянул и с улыбкой разжал руки. — Хорошая ты у меня девочка.
Он повернулся и стал разглядывать длинный проход, что вел к алтарю. Там уже стоял Габриель вместе со своим братом и зятем. На всех троих были черные смокинги от Армани и белоснежные рубашки. Скотт с Эроном настояли на том, чтобы Габриель вместо своей любимой бабочки надел обычный галстук, а Скотт заметил брату, что бабочки носят лишь «старики, юнцы из „Лиги молодых республиканцев“ или некоторые профессора».
— Ты уверена, что хочешь… выходить за него? — вдруг спросил Том. — Если есть хоть капля сомнения, я мигом вызову такси и мы отправимся домой.
Джулия сжала руку отца:
— Я в нем не сомневаюсь. Возможно, Габриель и не идеальный мужчина, но для меня он самый лучший. Мы созданы друг для друга.
— Я ему сказал, чтобы заботился о моей маленькой девочке. И добавил: если ему такая забота не по плечу, нечего и огород городить. Он мне ответил, что будет обращаться с тобой как с сокровищем, а если нет… тогда пусть я приду по его душу с дробовиком. — Том улыбнулся. — Мне такой расклад понравился… Ну как? Ты готова?
— Да, — ответила Джулия, делая глубокий вдох.
— Тогда пошли.
Он подал дочери руку. Они махнули подругам невесты, те подали сигнал органисту, и зал наполнился звуками «Охотничьей кантаты» Баха.
Когда Джулия и Том входили в базилику (органист в это время уже играл «Иисус, всегдашняя моя радость»), Габриель увидел свою любимую, и на лице его засияла улыбка. В раскрытые двери пробивалось январское солнце, отчего казалось, будто над головой Джулии, скрытой вуалью, светится нимб.
Улыбка не покидала лица Габриеля. Он улыбался на протяжении всей церемонии, даже когда приносил клятвы верности своей жене под звуки баховской кантаты «Восстаньте ото сна», которую сменил мотет Моцарта «Празднуйте и торжествуйте», исполняемый соло сопрано.
После церемонии Габриель дрожащими пальцами осторожно откинул с лица Джулии вуаль. Большими пальцами он смахнул слезы счастья, что катились по ее щекам, и поцеловал ее. Поцелуй был нежным и целомудренным, но наполненным обещаниями. Потом они спустились в нижнюю церковь, а оттуда — в подземелье.
Они не собирались этого делать. Их пальцы словно сами собой переплелись, и они приблизились к гробнице святого Франциска. В тихом сумраке места, где несколько месяцев назад Габриель испытал незабываемые переживания, новобрачные опустились на колени и стали молиться. Каждый молча благодарил Бога за своего спутника жизни и за обильную Божью благодать, излившуюся на них. Они благодарили за Грейс и Майю, за своих отцов и близких родственников.
Когда же Габриель встал и зажег единственную свечу, каждый из них попросил Бога еще об одном благодеянии. О маленьком чуде, явленном изобилием Его благодати. И в конце молитв их обоих, словно покрывалом, накрыло ощущение удивительного покоя.
— Не плачь, моя милая девочка, — сказал Габриель, помогая Джулии встать. Он отер ее слезы и поцеловал. — Прошу тебя, не плачь.
— Я так счастлива, — сказала Джулия, улыбаясь ему. — Я очень тебя люблю.
— И я тебя очень люблю. Я не перестаю удивляться произошедшему. Как мне удалось снова обрести тебя и уговорить стать моей женой?
— Нам улыбнулись небеса.
Джулия встала на цыпочки и поцеловала мужа, ничуть не стесняясь, что делает это рядом с гробницей святого Франциска. Она знала: каждое ее слово — правда, идущая от сердца.
