Спросонья мне показалось, что они хотят мне его отдать. Как Лиля и папа Владика отдавали — в надежные руки, на постой. Мать тем временем чуть подтолкнула мальчика вперед, он сделал шаг и, смело глядя мне в глаза, сказал: «Grazie, signora саrа». И протянул мне мягкого темно-серого мишку, который крепко обнимал своего малыша, крохотного ушастого медвежонка коала. Глазастые и большеголовые, с растрепанными мохнатыми ушками, они были совершенно другие, чем наши с Ийкой, и похожи на растерянных трогательных мышат.

— Спасибо! — искренне поблагодарила я мальчика, чудесного, очаровательного, с веселыми светлыми глазками и курносым носиком. Просто герой мультика про хорошего озорного мальчика… Взглянув на его мать, улыбавшуюся мне, я обняла малыша и почувствовала под рукой теплое, худенькое плечо. Наверно, такой же едок, как в детстве была моя Ийка. Я вздохнула.

Родители мальчика по-своему поняли мой вздох.

— Scusi, Alexandra! — сказал его отец, и я мимоходом удивилась, откуда он может знать мое имя. — Извините нас! — повторил итальянец по-английски. — Еще очень рано, вы хотите спать… Мы сейчас улетаем, у нас самолет через два с половиной часа… Вчера мы вас не застали, а хотели увидеть лично. Это вам! — он протянул мне очень большой и красивый букет из бледно-лиловых роз и нежных темно-розовых веточек, напоминающих вереск. Букет был обернут мягкой золотистой тканью, а в центре его лежал фиолетовый конверт. — Спасибо вам! Жаль, что не успели познакомиться поближе! Я оставил вам телефон и адрес, если поедете в Италию, ждем вас в гости. Это приглашение, действительно приезжайте!

— Спасибо, — ответила я, совершенно растерянная. Я не была готова не только принимать благодарность, но и просто еще раз увидеть этих людей. Мало ли кому я помогала из детишек… Хотя здесь, конечно, случай был особый… — Мне очень-очень приятно, — сказала я. — Я… очень рада вас еще раз видеть. Правда…

Светловолосая итальянка шагнула ко мне и неожиданно поцеловала.

— Спасибо! Спасибо за моего Тонино! — сказала она, очень плохо выговаривая английские слова.

Я тоже поцеловала Тонино, понимая, что в моей душе появился еще один крохотный, но очень светлый кусочек — вот это смеющееся лицо не говорящего на моем языке мальчика из далекой страны, которого уже могло не быть на свете, если бы в тот вечер я прошла мимо ресторана с наивной вывеской между двух старинных фонариков «Мечта моряка»…

Когда они ушли, я вышла на балкон. Я видела, как они садятся в большую белую машину, не такси. Дверцы открывал приземистый курчавый мальтиец, очень парадно одетый. Кажется, мальтийцы больше, чем сами англичане, соблюдают британские традиции, любят одеваться на работу чопорно и торжественно: я вспомнила официантов в ресторане, да и клерки нашей гостиницы одеты как с иголочки, — вряд ли это случайная дань стилю. Может, в этом — уважение к самому себе?

Итальянцы тоже заметили меня и опять все дружно помахали мне рукой. Тонино же высунулся в люк на потолке машины. Мне показалось, что он был не прочь залезть на крышу, но мать затянула его обратно. И когда машина отъезжала, из люка торчала светлая, энергично вращающаяся голова с веселыми глазками.

— Пока! — закричал мне мальчик по-английски. — Ciao!

Утром я проснулась оттого, что в комнате сильно и приятно пахло розами и еще чем-то, терпким и приятным. Я открыла глаза и увидела распустившийся букет. Как приятно… Казалось бы — что тут такого, обычная человеческая благодарность… Но ведь папа Тонино и так догнал меня тогда на улице. Им показалось мало, они еще и цветы принесли, и игрушку. И ведь разыскали меня как-то! Я погладила мишек, которых усадила вчера на тумбочку около кровати. Вот самый главный мальтийский сувенир и найден… Мишки коала живут, конечно, совсем на другом континенте, подозреваю, что в Австралии. Но какая разница…

Я решила подрезать розы, как всегда делает моя мама, чтобы они дольше стояли, и достала из середины букета конверт с открыткой, которую ночью или, вернее, очень ранним утром, когда приезжали итальянцы, забыла прочитать.

Дорогая Александра! — было написано по-английски от руки. Я читала с некоторым напряжением, потому что многие буквы были написаны непривычно. — Еще раз благодарим Вас. Я прекрасно понимаю, что могло бы быть, если бы не Вы. Значит, ангел Тонино летал где-то рядом и привел нам Вас. Без сына наша жизнь была бы просто бессмысленной и невозможной.

Мы хотели бы сделать Вам такой подарок, чтобы и Вы тоже помнили о нас долго, так же, как будем помнить мы. Самый лучший подарок для нас был бы, если бы Вы приехали к нам и погостили у нас — неделю, две. Мы будем ждать Вас.

Что подарить Вам, мы думали с Джулией долго, и поняли, что выбрать очень сложно. Мы не знаем, что вы любите, какой у вас дом, есть ли дети…

Нам не составило труда найти Вас, не так много русских туристов с таким именем отдыхает сейчас в Слиме.

Примите нашу благодарность, надеемся, Вас не обидит такая простая и очевидная ее форма, и, пожалуйста, приезжайте в гости.

Александр и Джульетта Тонини и их прекрасное продолжение — неутомимый и драгоценный Тонино Тонини.

В конце были приписаны телефоны и адреса — домашний, электронные…

Я подошла к окну, выходившему на море. Сегодня, пожалуй, впервые не было ветра, и передо мной сейчас сверкала ровная и прекрасная гладь моря. Как хорошо. И… и как приятно слышать и читать такие слова. Вот и еще подарок с Мальты. А я думала — что мне привезти домой! Подарки сами меня находят…

Я перечитала письмо еще раз и положила его обратно в конверт. И только тут обнаружила, что в конверте лежало еще что-то, обернутое в золотую подарочную бумажку. Я развернула ее. Похоже, какая-то визитка или дисконтная карточка… Мне как-то мама одной девочки, пациентки, дарила дисконтные карточки в бутик, где каждая вещь даже со скидкой стоит больше моей месячной зарплаты.

На плотной глянцевой поверхности карточки я прочитала: «CreditSwiss Bank». На карточке были выбиты золотыми буквами мои имя и фамилия. И правда, итальянцы очень постарались, чтобы и я тоже запомнила их. Узнали, как меня зовут… Хотя я и так бы запомнила Тонино. Не каждый день подобное случается…

Но интересно, что я могу с карточкой сделать? Открыть счет в этом банке? Получить какую-то скидку? Я убрала карточку в сумку и решила спросить потом у Лео, когда увижу его, где ближайший банкомат, я что-то не обращала внимания, гуляя по городу, мне было незачем, у меня были наличные — и свои, и Иркины.

Я снова и снова пыталась звонить Ийке и по-прежнему не могла дозвониться — теперь телефон был просто выключен. А у меня со вчерашнего дня как-то нехорошо было на душе. Наверно, просто я надолго и далеко от нее уехала, и моя обычная с ней связь — по каким-то неведомым каналам, прервалась. И даже не прервалась, а сильно натянулась та незримая нить, что связывает мать и ребенка через расстояния и океаны, и мне стало больно и дискомфортно. Я решила не изводить себя попусту, а просто взять и позвонить чуть попозже, настроившись на заведомо тяжелый разговор, Хисейкину. Если что-то случилось — например, Ийка болеет, — он должен мне сказать. Должен…

Сегодня я решила повторить прогулку по скалистому берегу, надеясь дойти до небольшой песчаной бухты, которая, как объяснил Лео, находилась в трех с половиной километрах от нашей гостиницы. Позавтракав и переодевшись на пляж, я взяла карточку и спустилась вниз к стойке администратора. Лео встретил меня как добрую знакомую — сердечно разулыбался, разве что не расцеловал. Я начала ему долго рассказывать про случай, происшедший со мной. Он слушал, но смотрел на меня так, словно уже все хорошо знал. И когда я достала карточку, он ничуть не удивился. И даже засмеялся и подмигнул мне, по-доброму по-дружески.

— Они так искали вас! Вчера утром дозвонились в гостиницу, хорошо, что у вас достаточно редкое имя. Приезжали два раза… Вы знаете, кстати, кто такой Александр?

— Нет… Ну, то есть я знаю фамилию… Тонини, кажется…

— Это же самый популярный телеведущий в Италии! У него потрясающее шоу, свое собственное, так и называется «Александр-шоу» — он и автор, и ведущий, я смотрю иногда его передачу… А жена его — известная художница, я был даже на ее персональной выставке в Риме, и не думал, что увижу когда-то в жизни…

— Как интересно… — проговорила я, думая, что Джульетта Тонини совсем не похожа на художницу, хрупкая, застенчивая… Точно так же, как я бы совершенно не сказала, что отец Тонино имеет какое-то отношение к телевидению.

Эта работа обычно откладывает сильный отпечаток, похлеще, чем у военных, или у постоянно оперирующих хирургов. Телевизионщики, особенно те, кто трудится в поту лица и имеет хорошие результаты — и известность, и дивиденды, и настоящий успех, — отличаются невероятной жесткостью, их взгляд не спутать. Человека перед собой они привыкли рассматривать как объект — интересный, крайне интересный или неинтересный вовсе, да еще и заранее неприятный, поскольку может начать разговаривать, как старый знакомый. Ведь все телевизионные лица входят в дом и живут в них. К ним привыкают дети, даже, как говорят, животные узнают их. Но все известные люди очень удивляются и негодуют, если те, к кому они без стука входят каждый день, и шутят, и кокетничают, и обворожительно улыбаются, вдруг остановят их на улице и скажут: «Привет, Лёха!»

Отец же Тонино, Александр Тонини, мой неожиданный тёзка, показался мне скорее военным, например, капитаном корабля. Да, точно — капитаном, не матросом и даже не боцманом…

— Он вообще очень интересный человек, — продолжал рассказывать Лео, приняв мою задумчивость за внимание. — Пишет книги… У нас вряд ли можно купить, здесь выбор… гм… курортный. А в России — наверняка.

— Собственно, какая разница, чьего ребенка спасать, — улыбнулась я. — Хотя моя дочка как раз говорит, что я обычно не тех детей спасаю, поэтому… — Я была рада, что Лео отвлекся на звонок из номера, и решила не продолжать. Зачем ему это знать? И про нашу бедность непроходимую, и про мою дочку…

Лео положил трубку и опять разулыбался мне.

— Вот, кстати, Лео, хотела вас спросить… Итальянцы оставили мне вот эту карточку в конверте… — Я достала из кармана карточку и показала ему. — Не знаете, случайно, что это за банк и вообще — что мне с ней делать? Получать скидки?

Лео удивленно смотрел на меня. Потом очень корректно засмеялся.

— Ясно. Они ничего вам не сказали? Ну да. Джульетта все говорила, что вы очень скромная женщина, это сразу видно. Хоть и обеспеченная, раз живете в нашем отеле. Как раз поэтому они все и не могли решить, что же вам подарить. Александр хотел купить какое-то украшение — но вы же ничего не носите, ни колец, ни сережек…

— Только крестик, — кивнула я.

— Это ведь не украшение! — совершенно серьезно ответил мне Лео.

— Не украшение, — подтвердила я. — Хотя некоторые люди носят это как очень модное и знаковое украшение. Причастность к духу времени.

— А, да! Русские бандиты с большими крестами! — обрадовался Лео. — У нас тоже как-то жили… Очень страшные лица, я помню…

— Да эти-то ладно! Что о них говорить… Бандиты они и есть бандиты, в любой стране хватает. У нас есть и другие, пострашнее… — Я не стала рассказывать Лео о своем бывшем муже, носящем крест и каждый год истово соблюдающем Великий пост и просящем прощения у знакомых в Прощеное воскресенье. Кто бы видел хоть раз Хисейкина в церкви, ни на секунду бы не усомнился в том, что это самый набожный и богобоязненный человек. Собственно, может, так оно и есть. Просто я — его настоящий враг. И как человек, хорошо и внимательно читавший Библию, Вадик знает, как следует поступать с врагами, оставаясь при том истинным христианином.

— Так вот. И поэтому они решили… О, извините, — Лео снова ответил на звонок из номера. — Чай? Просто чай? Какой? Минутку, я пишу… Да, мы постараемся. Александра, извините, австрийские клиенты такой чай заказали, что как бы не пришлось лететь за ним в Китай…

Я уже хотела уйти, но вопрос с чаем разрешился просто — австриец перезвонил и сказал, что передумал, выпьет французской минеральной воды.

— Александра! Я не знаю, какие у вас доходы… — Лео кашлянул. — Может, вас и обидит этот подарок… Но мне показалось, что они искренне хотели сделать вам приятное.

— Да что за подарок-то? — никак не могла взять я в толк. — Вы о карточке?

Лео посмотрел на меня, как на ненормальную.

— Я подозреваю, — ответил он мне очень вежливо, — что Александр Тонини открыл на ваше имя счет и положил на него некоторую сумму денег. Чтобы вы могли сделать себе какой-то нужный подарок. Купить хорошую картину… или что-то еще… Скажем, оборудование для кабинета, где вы работаете…

Я недоверчиво покрутила карточку.

— Вы думаете? Ну… хорошо… то есть, конечно, это странно… И, наверно, не очень хорошо с моей стороны… Я ведь и не поблагодарила толком…

— Так это они вас благодарили, а не вы их! — засмеялся Лео. — Вы же спасли их сына!

— Ну, не деньгами же благодарить… — пробормотала я, чувствуя себя очень двойственно. Мне было неловко и даже как-то неприятно. С одной стороны. А с другой — мне тут же захотелось узнать, сколько же денег лежит на счету. На моем счету… У меня отродясь не было никакого счета. То, что собирается к лету у меня на сберкнижке, счетом назвать трудно.

— А что, здесь есть отделение швейцарского банка? Судя по названию… Swiss…

— Именно так! — радостно подтвердил Лео.

Интересно, подумала я, а он знает, сколько денег они мне положили? Вряд ли. Но радуется так, как будто знает и заранее уверен, что сумма меня обрадует.

— А банк далеко отсюда?

— Не очень. Только вам ведь необязательно идти в банк, вы можете воспользоваться банкоматом… Недалеко от гостиницы есть, я расскажу, как найти.

— Да, конечно, я тоже подумала об этом…

Я опустила глаза. Но ведь бедность — не порок, Саша! Что же это я так? Все боюсь, что меня уличат в несоответствии всему королевскому и рыцарскому антуражу маленького острова, а здесь ведь тоже по-разному живут люди.

— У вас есть дома телевизор, Лео? — спросила я, помня, как на катере, пока ехала с Сицилии, слышала разговор двух наших туристов о просто невероятной даже для нас бедности многих островитян.

— Нет, — ответил Лео и покраснел. А мне стало стыдно, я ведь не для того спрашивала. А он добавил: — Но у моего брата есть. А что?

— Я просто хотела посмотреть шоу Александра Тонини. На каком канале оно идет? Здесь ведь, кажется, нескольких итальянских каналов…

— Так сейчас его нет. Александр только в прямом эфире работает, без записи. В этом особый шарм его шоу — ничего не вырезается, не монтируется, всем приходится держать себя в рамках, выбирать выражения, а то можно прослыть дураком…

Я кивнула, и поспешила отправиться к банкомату, поскорее узнать сумму на своем счету. Как все-таки иногда приятно получать неожиданные подарки! И как интересно обнаруживать у себя весьма неожиданные качества… Все-таки и в самых не жадных людях есть этот крошечный островок, спрятанный глубоко внутри, где тихо спит такое простое желание: обладать, владеть, иметь…

Ближайший банкомат оказался в двух шагах от гостиницы. Я ввела пинкод, написанный на маленькой карточке, оказавшейся в том же конверте — 1201. Очень смешно. Дни рождения — Ийкин и мой. Двенадцатое февраля и первое мая. Даже напрягаться не нужно, чтобы запомнить. Иногда жизнь удивляет причудливыми совпадениями, затейливыми и многозначительными сплетениями чисел, имен, повторяющихся встреч, и как-то трудно бывает поверить, что за всем этим ничего не стоит, кроме воли случая и хаотичности мира.

На экране передо мной появились слова: «Какую операцию вы хотите осуществить?

1. Снять деньги со счета.

2. Узнать о состоянии счета».

Вот что бы я делала, если бы не знала английского?

Бескорыстная и не жадная, я тут же быстро нажала на первую графу и ввела число «100». Через мгновение в нижнем отделении появилась бумажка — сто евро. Я взяла ее и с трудом удержалась от того, чтобы не оглянуться. У меня было полное ощущение, что бумажку эту я получила каким-то совершенно нечестным путем, и сейчас кто-нибудь подойдет и скажет: «А ну-ка, предъявите документик! Откуда вам такие деньги, вдруг, посреди улицы выскакивают?»

Но никто ко мне не подошел, ничего не спросил. Поскольку очереди за мной не было, я, действительно чувствуя себя обезьянкой в супермаркете, вовсе не жадной, просто любознательной, еще раз нажала на первую строчку «снять деньги», опять написала «100», но тут же стерла один ноль. И тут же получила красивую бумажку со знаком Евросоюза и надписью «десять евро». Я перевела дух. Все — правда. Смешно, странно и чудно, но это реальность. Я спрятала купюры в кошелек, отошла от банкомата. И остановилась. Мои-то они мои. Но… Но сколько их всего? Сколько денег мне подарил, не найдя, чем более приятным отблагодарить меня, известный в Италии и в соседних странах итальянец Александро Тонини, которого я приняла за капитана дальнего плавания?

Я вернулась к банкомату, снова вставила карточку. И нажала на строку «узнать о состоянии счета». Раздался тихий звук, как будто кто-то разломил скорлупу орешка, и на экране высветилось «99 890 евро». Я даже наклонилась поближе к экрану, чтобы прочитать еще раз, хотя видела очень хорошо. Значит, на счете было… От растерянности я не сразу смогла сосчитать… Сто тысяч евро. Недостающие сто десять я держала сейчас в руках. Вот они — плотные цветные бумажки — зеленая и красная…

Да, хороший подарочек, что ни говори… Тут и на сережки, и на картину, и даже на автомобиль хватит… Действительно, как написала Джульетта Тонини, — чтобы я вспоминала о них каждый день… И оборудование для кабинета можно купить — большой баллон антибактериального мыла для рук и десять… нет, двадцать гелевых ручек для Нин Иванны… Интересно, а вот не случайно ли они отблагодарили меня деньгами? Если он тележурналист и образованный человек, то вполне может знать о бедственном положении нашей интеллигенции, врачей в том числе… И решил, вот так, по-благородному…

Так где же столько раз осмеянная рациональность и прижимистость европейцев? Хотя — что такое «европеец»? Немец в предместье сумрачного Кёльна, в сером доме с огородом в три сотки — это одно. Финн в коттедже с тройными стеклами и летом длиной в два с половиной дня — другое. Итальянец под ярко-синим небом и дулом местного мафиози, только вчера застрелившего собственную юную жену за то, что она не сразу увернулась от ловкой руки его же друга, — третье…

Что мы знаем друг о друге, кроме стереотипов, подчас смешных и удивительно неточных, не говорящих о главном — о том, что и тем, и другим, и третьим, и под серым небом, и под ярко-голубым так страшно вдруг умереть, и так хочется чувствовать ночью родной теплый бок, и так жалко глупых, беспомощных детей, безудержно несущихся от тебя прочь в поисках своего родного бока, своих собственных ошибок и своих шальных пуль…

Я шла в гостиницу, крепко сжимая в руке карточку. И вдруг остановилась. Вернулась и сняла еще триста евро. Так может, во мне спит хороший, в меру жадный лавочник? И я зря ругаю капитализм? Просто я к нему не приспособилась? Аккуратно положив три бумажки в кошелек, я продолжила путь в гостиницу и свои размышления. Да, все-таки чудеса… Что же мне делать с этими деньгами? И смогу ли я воспользоваться карточкой в России? Надо узнать у Лео или позвонить в банк…

Лео как будто ждал меня. Он тут же с готовностью рассказал мне: деньги я смогу получить в любой стране, в России в том числе. «Credit Swiss Bank» — это один из самых надежных банков мира.

— Откуда вы это знаете? — спросила я Лео.

— Господин Тонини попросил меня объяснить вам, если вы спросите, — очень просто ответил Лео. — Ведь не все это знают. Чтобы у вас не было проблем. Можете посмотреть в Интернете, кстати.

— Ну да, конечно, что это я, в самом деле…

В номере я попыталась собраться с мыслями — слишком уж все неожиданно произошло. Но в голове у меня уже вертелась мысль, отгоняя все остальные: ведь теперь я могу то, чего не могла вчера. Деньги — прах, деньги — пыль, но тем не менее… Я могу обменять нашу квартиру. Или сделать в ней ремонт. Могу так же, как Хисейкин, пообещать Ийке — ты поступишь в тот институт, о котором мечтаешь — если, конечно, есть смысл поступать в институт безо всяких на то оснований, кроме родительских денег. Могу купить машину… Я могу, я могу… Воспитание моих родителей, крепко впитавшееся мне в кровь, либо унаследованные от них гены, тут же запротестовали: и ничего подобного! Деньги — действительно прах. Машину можно завтра разбить, да еще разбиться на ней самой, в большой новой квартире, если Ийка домой не вернется, тебе захочется выть от тоски, про институт Ийкин — ты и сама знаешь…

Да, от себя далеко не уйти. И если подарили мне когда-то родители ощущение, что из всех земных ценностей деньги — самая ненадежная, то с ней я и умру. А сто тысяч… Так ли уж это много — вдруг подумала я. Кардинально жизнь не изменишь. Да, я, собственно, и не хочу ее менять. Свой частный кабинет я открывать не буду. По-прежнему буду жить на мизерную зарплату, но не брошу же я своих детишек, это невозможно. Буду ждать, когда мужчины, распределяющие в нашей стране деньги, сообразят, что все-таки платить нужно не только тем врачам, которые лечат их собственных детей и их самих. В этом Ийка права…

Вот интересно: получить вдруг такую неожиданную сумму, которой я никогда не держала в руках, — разве это не повод порадоваться? Может, хватит грустить и рассуждать о тлене и ненадежности денег и для начала пойти накупить подарков — Ийке, папе с мамой? Себе, наконец…

В конце-то концов — я ведь женщина! Об этом забыли все на свете, и первая — сама я. У меня никогда не было красивой, дорогой одежды. Не было изящной обуви из мягкой кожи. Золотых украшений, нежных легких шуб… Я и не мечтала об этом. Я просто всю жизнь была плохо одета, догадывалась об этом, но совершенно не страдала. Меня радовало и печалило совсем другое.

Но… но почему бы мне сейчас не купить белый костюм, с юбкой до колен и большой шляпой? У кого-то я видела такой костюм. На фотографии в журнале, у шведской принцессы, кажется. Или красное длинное платье… Надену его на папин юбилей. Или нет. Я куплю себе модной одежды. Я еще имею право носить одежду для молодых. Куплю короткие джинсовые брюки, с вышивкой, с заклепками, и легкую тунику, оранжевую или… изумрудно-зеленую, яркую — не бежевую! Тоже вышитую, необычную. И шляпку… Нет, бандану! У меня ровный круглый лоб, мне пойдет цветастая бандана. И большие темные очки — они, кажется, опять вошли в моду. Папа такие очки лет двадцать летом носит — одни и те же…

И еще я куплю шубу. Нет, две… Или три! Две Ийке — и одну себе. Одну ей попроще, когда она будет без меня ходить куда-нибудь. А вторую — прекрасную, короткую, сильно расклешенную — из палевой норки… Мы пойдем с ней в Большой театр — я же могу теперь позволить себе купить билет в Большой театр, — и она с гордостью сдаст свою шубу в гардероб; мы войдем в зал и сядем на первый ряд, Ийка оглянется на огромный зал, сверкающий позолотой, хрусталем и настоящим золотом и бриллиантами украшений, и покраснеет от удовольствия и смущения…

Мне почему-то стало грустно. Я вымыла голову, потом посмотрела канал путешествий на английском языке, красочно рассказывающий о жизни и обычаях разных стран и народов. Сегодня рассказывали о том, как вкусно и дешево можно поесть на улице в Таиланде и Вьетнаме. Когда дошли до десерта, — красных засахаренных жучков и длинных, вымоченных в сиропе водорослей, я выключила телевизор. И вовсе не изза жучков — они были похожи на обычные конфетки и выглядели вполне аппетитно. Просто одна мысль все не давала мне покоя… Да, кажется, раньше у меня не было очень важной проблемы в жизни. Мне не надо было решать, на что потратить деньги.

И, кстати, что делать, если я потеряю карточку? А может, лучше сразу все потратить и жить спокойно? Взять, купить хорошую машину и гараж и… И что еще? Что можно купить на сто тысяч евро? Большую светлую комнату? Ведь, кажется, в Москве квартиру на такие деньги уже не купишь, даже однокомнатную. Какие непривычные и странные заботы! Как распорядиться деньгами, которых тут же оказывается мало, когда начинаешь думать, на что их потратить…

А не оставить ли их просто Ийке на приданое? И пусть она о них ничего не знает. До поры до времени… А вообще-то — что тут особенно размышлять. Сделаю хороший ремонт в квартире. Куплю машину. Дам родителям побольше денег — чтобы не копили и не экономили, и не выбирали из дешевых товаров самые дешевые. Остальное отложу, чтобы заплатить, если понадобится, за Ийкино обучение. Понадобится точно, на бюджетное отделение она не поступит. Вот и все проблемы. Хватило бы только ста тысяч!

А для начала… Действительно — не совершить ли мне превращение? Одежда так меняет… Пусть меня не узнают на входе в гостиницу, не узнает Лео. Приеду в Москву в новой шляпе и очках — пройду мимо отделения полиции, Кротов подумает, выглянув в окно: «Какие же все-таки красавицы живут в Строгине! Жаль, что не про нашу честь…»

Я сунула карточку во внутренний карманчик кошелька, где у меня обычно хранятся оторванные пуговицы. Взглянула на себя в зеркало — напоследок, запомнить, какая я была — до чудесного превращения… Можно сделать какую-нибудь необычную прическу, и оживляющую маску и… И что еще обычно делают героини в кино, после чего герой стоит с открытым ртом и не верит, что это она и есть, его скромная избранница…

Я помнила, что видела несколько магазинов на улице, подальше от гостиницы, когда ехала на автобусе на фиесту. В первый из них я и вошла. Наверно, он был как раз самый дорогой. Я чуть было не вышла из магазина, увидев первую же цену. Но тут же остановила себя. Ведь за этим и шла — за вещами, которых у меня отродясь не было. По три евро, иными словами, по сто пятьдесят рублей, можно прекрасно накупить кофточек и на рынке около нашей дачи, перепревших в тюках под открытым небом…

Я примерила несколько платьев, очень себе понравилась в одном из них и решила его купить. Выбрала еще летний костюм себе и пару легких комплектов для Ийки. Особого удовольствия я, правда, не испытала, поэтому решила на сегодня остановиться. У меня в запасе еще неделя — можно ходить и каждый день что-то покупать.

Я протянула продавщице карточку — я много раз видела, что именно так делают некоторые покупатели.

— У вас нет подписи на карточке, — проговорила продавщица и с очень сдержанной улыбкой протянула мне ее обратно.

— Да? — удивилась я. Точно, надо же было подписать карточку… — Хорошо, давайте, я распишусь. — И поставила свою подпись на карточке. — Подходит?

Продавщица пожала плечами, переглянулась со второй девушкой и хотела провести карточкой по кассовому аппарату. Но секунду поколебавшись, она снова взглянула на меня:

— Дайте, пожалуйста, ваш паспорт или водительские права.

— Но… у меня нет с собой паспорта… — растерялась я, видя, как продавщица крепко сжимает в руках мою карточку и смотрит на меня с большим подозрением.

— Тогда… Извините, по нашим правилам, мы не можем принять у вас деньги с карточки. Это слишком дорогая покупка. Приходите в следующий раз, с паспортом.

Она еще повертела в руках мою карточку и, так же дежурно улыбаясь, все-таки отдала ее мне. Хорошо хоть, не вызвала полицию. Видимо, я слишком нерешительно и неуверенно себя вела. Но, с другой стороны, разве так ведут себя мошенники?

Оставив в магазине пакет с выбранными вещами, я решила вернуться за ними, сходив в гостиницу за паспортом. И, кстати, надо спросить Лео, может, есть какой-то большой магазин, где за тобой одной не смотрят три пары скучающих и подозрительных глаз. Под таким надзором вся охота выбирать одежду пропадает. Я и так не очень это люблю… Тут же понимаешь, что, купив новую блузку, придется менять все — и старые брючки, и старые босоножки, и старую сумку… А на подобный подвиг почему-то энтузиазма у меня сейчас не было.