14
Лондон, январь 1941 года
Долли налила энную тарелку супа и дежурно улыбнулась шутке, которой не расслышала. Смех, говор, звуки фортепиано заглушали слова, но, судя по лицу, пожарный с нею флиртовал. Улыбнулась и ладно, от нее не убудет. Пожарный отвернулся в поисках свободного места за столом, и Долли наконец-то получила передышку от сотен голодных ртов и смогла дать отдых усталым ногам.
Сегодня они все точно сговорились. У леди Гвендолен пропал мешочек со сластями, и старая дама была на грани истерики. Мешочек обнаружился, цел и невредим, под массивным задом хозяйки, однако к тому времени Долли вся извелась. Запыхавшись, она вбежала в столовую, надеясь незаметно прошмыгнуть между пьяными солдатами, но сразу за входом напоролась на старшую смены – миссис Уоддингем. Ее нос напоминал свиной пятачок, а сильная экзема заставляла никогда не снимать перчаток.
– Вы снова опоздали, Дороти, – процедила она, сжав губы в куриную гузку. – На кухне некому разливать суп. За весь день мы ни разу не присели.
Уж ей-то могла бы не рассказывать. Хуже того, спешка оказалась напрасной – Вивьен нигде не было. Долли специально подгадала, чтобы их смены совпали, и более того, завидев Вивьен, выходящую из дому в форме Женской добровольческой службы, помахала ей из окна.
– Не мешкайте, – велела миссис Уоддингем, подгоняя Долли движением рук. – Ступайте на кухню. Война не станет вас дожидаться.
Борясь с желанием заехать ногой ей под голень, Долли улыбнулась в ответ – иногда воображаемое действие помогает не хуже настоящего – и послушно кивнула.
Столовую устроили в крипте церкви Святой Марии, а под «кухню» отвели маленький, продуваемый всеми ветрами закуток. Поперек него стоял раздаточный стол на козлах, над которым болтались на веревке патриотические флажки. Имелась также раковина и керосинка, но лучше всего, с точки зрения Долли (особенно сейчас), была скамья у стены.
Она выглянула в зал, удостовериться, что ее отсутствия не заметили: столовая была полна солдат, шоферы «Скорой» играли в настольный теннис, а остальные дамы-благотворительницы трещали спицами и языками в дальнем углу. Миссис Уоддингем сидела спиной, и Долли решила рискнуть. Два часа на ногах ее утомили. Рухнув на скамью, она скинула туфельки и принялась с наслаждением сгибать и разгибать пальцы ног.
Хотя персоналу курить не разрешалось (боялись пожаров), Долли залезла в сумочку и вытянула хрустящую новую пачку. Солдаты смолили не переставая – никто бы не решился сделать им замечание, – и в воздухе всегда висел сизый табачный дым. Она сползла со скамейки на каменный пол, зажгла спичку и наконец-то позволила себе обратиться мыслями к событиям сегодняшнего дня.
С утра ничего не предвещало беды. После завтрака Долли послали с поручением. Теперь совестно было вспоминать, в какое уныние повергла ее эта задача. Попробуй раздобудь конфет в наше время, когда сахар по талонам! Однако леди Гвендолен не привыкла ни в чем себе отказывать, и Долли пришлось таскаться по задворкам Ноттинг-хилла в поисках домовладельца чьего-то дяди, который, по слухам, приторговывал контрабандой. Вернувшись домой через два часа, она стояла в прихожей и разматывала шарф, когда раздался звонок в дверь.
День явно не задался, и Долли ожидала увидеть толпу приставучих подростков, собирающих металлолом для истребителей. Однако за дверью стоял опрятный человечек с тонкими усиками и красным родимым пятном на щеке. В руке он держал громадный портфель крокодиловой кожи, доставлявший коротышке изрядное неудобство. Впрочем, одного взгляда на аккуратный зачес на лысине хватало, чтобы понять: коротышка ни за что в этом не признается.
– Пемберли, – бросил он. – Реджинальд Пемберли, стряпчий, пришел повидаться с леди Гвендолен Колдикотт. – Он наклонился и добавил с важным видом: – Вопрос не терпит отлагательства.
Долли слышала о мистере Пемберли («Тихоня, куда ему до отца. Хотя не дурак, поэтому я позволила ему вести мои дела…»), но еще ни разу с ним не встречалась. Она впустила гостя и побежала наверх, спросить, будет ли хозяйка рада его видеть. Леди Гвендолен никогда ничему не радовалась, однако в денежных вопросах проявляла разумную осторожность. Сурово надув щеки, старая дама простерла пухлую руку – точь-в-точь свиное копытце, – давая понять, что готова принять посетителя в своем будуаре.
– Добрый вечер, леди Гвендолен, – пропыхтел тот (после трех лестничных пролетов). – Прошу извинить меня за внезапное вторжение, это все бомбежки. В декабре моя контора сгорела, пропали все бумаги. Ужасное неудобство. Сейчас приходится восстанавливать, и бумаги я вынужден носить с собой.
Он постучал по раздутому портфелю.
Следующие полчаса Долли провела у себя, вклеивая в дневник картинки из журналов и нервно поглядывая на часы. Наконец зазвонил серебряный колокольчик, вызывающий ее в покои хозяйки.
– Проводите мистера Пемберли, – промолвила леди Гвендолен, подавляя изрядную икоту, – а затем возвращайтесь меня уложить.
Долли улыбнулась, кивнула и осталась стоять, пока адвокат возился с портфелем, когда старуха небрежно добавила:
– Это Дороти, мистер Пемберли, та самая Дороти Смитэм, о которой я вам говорила.
Слова леди Гвендолен произвели заметную перемену в поведении адвоката.
– Приятно познакомиться, – осторожно произнес он и пропустил Долли в дверь.
Всю дорогу они вежливо болтали, а уже попрощавшись, мистер Пемберли неожиданно обернулся и с ноткой восхищения в голосе заметил:
– Вы достигли потрясающих успехов, юная леди. Впервые со времен давней истории с ее сестрой я вижу леди Гвендолен такой довольной. Подумать только, ни разу не попыталась поднять на меня руку, не говоря уж о трости. Неудивительно, что она так сильно к вам привязана.
И он подмигнул ошарашенной Долли.
«Потрясающие успехи… со времен давней истории с ее сестрой… так сильно к вам привязана…»
Сидя на каменных плитах, Долли мечтательно улыбалась. Доктор Руфус намекал, что леди Гвендолен собирается изменить завещание, да и самой хозяйке порой нравилось поддразнивать Долли подобными неопределенными обещаниями. Однако кто мог вообразить, что старуха представит ее своему адвокату и открыто признается, что считает Долли членом своей семьи…
– Привет, – раздался знакомый голос. – Чем заслужить здешнюю кормежку?
Долли вздрогнула и подняла глаза – Джимми стоял над ней, опершись о раздаточный стол. Он рассмеялся, и длинная темная челка упала ему на глаза.
– Отлыниваем от работы, мисс Смитэм?
Долли почувствовала, как кровь отхлынула от лица.
– Что ты здесь делаешь? – спросила она, поднимаясь на ноги.
– Оказался поблизости. Работал. – Он показал на фотоаппарат. – Решил заскочить за своей девочкой.
Долли поднесла палец к губам и затушила окурок о стену.
– Мы же собирались встретиться в «Лайонсе», – прошептала она, поправляя юбку. – Моя смена еще не закончена.
– Оно и видно, как ты загружена, – улыбнулся Джимми, но Долли не ответила на улыбку.
Она заглянула через его плечо в зал: миссис Уоддингем сплетничала с товарками, Вивьен нигде не было, однако рисковать не стоило.
– Иди один, я догоню, – сказала она тихо.
– Лучше подожду, посмотрю, как моя девочка трудится.
Он наклонился над столом, собираясь ее поцеловать, но Долли отпрянула.
– Я на работе, – сказала она, оправдываясь. – На мне форма, так нельзя.
Джимми не слишком убедила ее внезапная приверженность протоколу, и Долли пришлось пойти на попятную:
– Ладно, поешь пока супу, а я закончу тут, и мы уйдем вместе. Согласен?
– Согласен.
Она смотрела ему в спину и выдохнула, только когда Джимми нашел место за столом в другом конце зала. От волнения кончики пальцев покалывало. Чего ради он сюда притащился, ведь они договорились встретиться в закусочной? Окажись Вивьен здесь, Долли была бы вынуждена их представить, и тогда унижения не избежать.
Джимми отлично справился со своей ролью в «Клубе 400», однако здесь, в обычной одежде, грязный и потрепанный после ночной работы… Долли вздрогнула. Что скажет Вивьен, когда узнает, что Джимми – ее парень? Не говоря уже о леди Гвендолен!
До сих пор – и это стоило немалых трудов – ей удавалось скрывать Джимми от них обеих. Равно как и не слишком докучать Джимми рассказами о жизни в роскошном особняке на Кемпден-гроув. Но как быть, если он и дальше будет действовать ей наперекор? Долли пошевелила ступнями в узких туфельках и задумчиво пожевала губу. Ему не объяснишь – Джимми просто не поймет, – что на самом деле она просто щадит его чувства.
В отличие от нее Джимми был чужим здесь, в столовой, и в доме на Кемпден-гроув. Чужим в ночном клубе, за алым канатом.
Долли смотрела, как Джимми ест суп. Им было хорошо в клубе той ночью. И после, в ее комнате. Но людям, которые стали частью ее новой жизни, лучше про такое не знать. Ни Вивьен, ни, упаси боже, леди Гвендолен! Страшно подумать, что будет, если старая дама услышит про Джимми. Нет, нет, ни в коем случае! Она не переживет мысли о том, что может потерять Долли, как некогда потеряла сестру…
С тяжелым вздохом Долли отправилась за пальто. Ей предстояло втолковать Джимми, что для них обоих будет лучше повременить, спустить все на тормозах. Ему это не понравится, он ненавидит притворство. Джимми из тех прямолинейных людей, которые не признают компромиссов. Но придется ему уступить.
Пальто с вешалки Долли снимала уже почти в хорошем настроении, однако тут вошла миссис Уоддингем и снова все испортила.
– Уже уходите? – фыркнула та и, не дождавшись ответа, поморщилась. – Чем это тут пахнет? Неужели табачным дымом?
Джимми сунул руку в карман брюк. Она была там, как и двадцать минут назад. Черная бархатная коробочка. Чем скорей он наденет кольцо на палец Долли, тем лучше. Джимми сотни раз прокручивал эту сцену в голове, однако волнение не уходило. Все должно пройти по высшему разряду. После горя и страданий, которые ему довелось повидать, Джимми не придавал значения таким вещам, но Долли придавала, а значит, он в лепешку расшибется, чтобы сделать все идеально.
Он хотел заказать столик в одном из тех шикарных ресторанов, которыми грезила Долли, вроде «Ритца» или «Клариджа», но мест нигде не было: ни уговоры, ни мольбы не помогали. Поначалу Джимми расстроился, в который раз пожалев, что не богат и недостаточно респектабелен, затем решил, что оно и к лучшему: среди тамошней публики он будет чувствовать себя не в своей тарелке, да и тошно кого-то из себя корчить. В любом случае, как пошутил его издатель, продукты все равно нормируются, и в «Кларидже» им подадут тот же вултонский пирог, что и в «Лайонс», только дороже.
Джимми посмотрел в сторону раздаточного стола, однако Долли там не было. Наверняка прихорашивается или красит губы. Девушки воображают, будто от этого они становятся привлекательнее, но его Долли не нужны наряды и яркая помада. Они лишь искажают ее суть, ее искренность и ранимость. Джимми любил Долли такой, какая есть, со всеми недостатками и несовершенствами, которые тоже были частью ее.
Джимми задумчиво почесал плечо. Почему она повела себя так странно, когда он вошел? Очевидно, он напугал ее, неожиданно окликнув из-за стола, когда она блаженствовала в одиночестве с сигаретой. Долли не любит, когда ее застают врасплох. Она самая отчаянная девушка на свете, самая храбрая, но в тот момент Джимми показалось, будто она что-то скрывает. Долли выглядела незнакомкой, словно той ночью с ним танцевала, а потом взяла его за руку и отвела к себе совсем другая девушка.
Может быть, она что-то от него прятала? Джимми вытащил сигарету из пачки. Сюрприз, подарок, который ждал своего часа? Может быть, вспомнила ночь, которую они провели вместе, и тогда ее смущение, ее неловкость легко понять. Джимми чиркнул спичкой и глубоко затянулся. Кто ее знает, но если это не часть ее игр с переодеваниями (только не сегодня, господи, только не сегодня!), то он стерпит.
Джимми сунул руку в карман и покачал головой: коробочка лежала там же, где и две минуты назад. Это просто смешно, нужно чем-то себя занять, пока он не наденет эту чертову штуку на пальчик Долли. Джимми не захватил с собой книгу, поэтому открыл черную папку, где лежали отпечатанные фотографии. У него не было привычки таскать ее с собой, но сегодня он встречался с издателем и не успел заскочить домой.
Он смотрел на одну из последних фотографий, которую сделал в Чипсайде в субботу ночью. Девочка лет четырех-пяти стояла перед входом в благотворительную церковную столовую. Вся ее семья погибла во время налета, и девочка оказалась на улице раздетая, а у Армии спасения не нашлось вещей нужного размера. На ней были гигантские шаровары, мешковатая кофта и ботинки для чечетки. Удивительные красные ботинки страшно нравились девочке; она, словно Ширли Темпл, выстукивала ими ритм, а женщины из столовой, искавшие для малышки галеты, поминутно выглядывали на улицу, словно надеялись, что кто-нибудь из родных девочки чудом уцелел и сейчас за нею придет.
Джимми много снимал людей, мужественно переносящих военные тяготы. Только на этой неделе он побывал в Бристоле, Портсмуте и Госпорте, но было что-то в этой маленькой девочке – он даже не знал имени малышки, – мешавшее ее забыть. Джимми и не хотел забывать. Какое безмятежное личико, а ведь недавно в ее маленькой жизни случилась самая страшная детская трагедия, какую только можно вообразить. Джимми, который до сих пор, не признаваясь в этом себе, искал мать среди жертв бомбежек, ее понимал.
Трагедия маленькой девочки была ничтожна перед лицом общей беды. И она, и ее красные ботинки забудутся, словно пыль, сметенная с ковра истории. А фотографии останутся; они запечатлели мгновение, сохранили его для будущего, словно муху в янтаре. Это помогало Джимми ощущать свою нужность. Порой ему требовалось напомнить себе о важности дела, которым он занимался. Особенно в такие дни, как сегодня, когда он особенно остро ощущал себя лишним среди мужчин в форме.
Джимми затушил сигарету в пустой тарелке, где уже лежало несколько чужих окурков, взглянул на часы – с тех пор, как он расстался с Долли, прошла четверть часа. Что она возится? Он уже собрался идти за ней, когда внезапно ощутил чье-то присутствие, обернулся, ожидая увидеть Долли, но это была не она, а совершенно незнакомая женщина.
Избавившись от миссис Уоддингем, Долли бросилась в столовую, недоумевая, как могут такие волшебные туфельки немилосердно жать, подняла глаза – и мир вокруг нее перестал вращаться. Она увидела Вивьен.
Вивьен стояла рядом с одним из столов, увлеченная разговором.
Разговаривала она с Джимми.
У Долли перехватило дыхание. Она юркнула за колонну, откуда открывался хороший обзор. Все было еще хуже, чем она думала. Они не просто разговаривали, они рассматривали что-то – Долли привстала на цыпочки и прищурилась – в папке Джимми.
Однажды он показал ей свои фотографии. Они ужаснули Долли – ничего похожего на закаты, деревья и хорошенькие домики, которые Джимми снимал в Ковентри. Ничего похожего на новости с фронта, которые они с Китти видели перед сеансами в кинотеатрах: грязные и усталые, но улыбающиеся герои возвращаются с поля боя; дети приветствуют войска на перронах; отважные женщины угощают апельсинами миловидных солдатиков. Вместо этого – изувеченные тела, впалые щеки, глаза, видевшие слишком многое… Долли не знала, что сказать Джимми, и жалела, что согласилась взглянуть на его снимки.
О чем он только думает, показывая это уродство Вивьен? Вивьен, такой изысканной и утонченной! Долли хотелось защитить подругу, рвануться к ним, захлопнуть ненавистную папку, прекратить этот кошмар, но она не посмела. Чего доброго Джимми опять захочет ее поцеловать или, того хуже, представится ее женихом. Вивьен решит, что они помолвлены. А они вовсе не помолвлены, по крайней мере официально. Они с Джимми не раз говорили о помолвке, да только с тех пор много воды утекло. Началась война, а война меняет людей.
Казалось, прошли часы, прежде чем Джимми и Вивьен закончили разговор. Долли вздохнула с облегчением и тут же вновь запаниковала. Слегка нахмурив лоб, Вивьен направлялась на кухню, прямо к ней. В иные времена счастью Долли не было бы предела, только не сейчас. Прежде надо выяснить, о чем они с Джимми говорили!
Долли юркнула за разделочный стол и притворилась, будто ищет под красно-зеленым рождественским балдахином нечто важное для судеб мира. Однако стоило Вивьен пройти мимо, как Долли схватила сумочку и бросилась к выходу, думая лишь о том, как бы успеть выскочить наружу, пока Вивьен не застала их вместе с Джимми.
Они так и не дошли до «Лайонс». У железнодорожной станции стоял ресторанчик – уродливое здание с заколоченными окнами и брешью в стене, которую закрывала вывеска: «Открыто шире, чем обычно». Здесь Долли взмолилась:
– Я натерла мозоль, не могу и шага ступить. Давай заглянем сюда. Уж очень холодно, ночью точно будет снег.
Слава богу, внутри было теплее, и официант отвел их в довольно приличную кабинку с включенным радиатором. Джимми повесил пальто Долли у двери, а она сняла форменную шляпку и положила на стол рядом с солонкой. Заколка для волос врезалась в кожу, и Долли машинально потерла больное место, сбрасывая под столом проклятые туфли. На обратном пути Джимми остановился поговорить с официантом, но Долли размышляла о предстоящем разговоре с Вивьен и не смотрела в его сторону. Вытянув сигарету из пачки, она с такой силой чиркнула спичкой, что та сломалась. Джимми определенно что-то скрывал: по пути в ресторан он вел себя странно, старательно избегая смотреть ей в глаза.
Джимми уселся только тогда, когда официант налил им полные бокалы. Бульканье отчего-то смутило Долли, и она принялась разглядывать зал. Три скучающих официанта болтали в углу, бармен протирал и без того сияющую стойку. Кроме них, в ресторане ужинала еще одна пара, из граммофона в баре раздавался голос Эла Джолсона. Женщина сияла, совсем как Китти со своим новым ухажером – если верить ей, военным летчиком, – гладила мужчину по спине и хихикала.
Официант поставил бутылку на стол и важно заявил, что заказы по меню не принимаются по причине дефицита продуктов, но шеф-повар готов приготовить для них дежурное блюдо.
– Хорошо, спасибо, – сказал Джимми, едва взглянув на официанта.
Официант удалился, Джимми закурил, неуверенно улыбнулся и отвел взгляд.
Долли больше не могла сдерживаться. Она должна знать, о чем они говорили с Вивьен, упоминала ли Вивьен ее имя.
– Итак, – промолвила она.
– Итак, – повторил он.
– Мне хотелось бы…
– Я бы не…
Оба замолчали, оба затянулись, изучающе глядя друг на друга сквозь табачный дым.
– Давай ты, – улыбнулся Джимми, раскрыл ладони и взглянул ей прямо в глаза. В другое время его жест взволновал бы ее, но не сейчас.
– Я видела тебя в столовой, – начала Долли, аккуратно подбирая слова. – Вы разговаривали.
Выражение его лица было трудно разгадать. Джимми внимательно смотрел на Долли.
– Вы с Вивьен, – объяснила она.
– Так это была Вивьен? – Джимми удивленно расширил глаза. – Твоя новая подруга? Я не сообразил, она не представилась. Если бы ты поторопилась, могла бы нас познакомить!
Он выглядел разочарованным, и Долли осторожно выдохнула. Он не знал имени Вивьен. Возможно, и та не знала имени Джимми.
– О чем вы разговаривали? – с деланой небрежностью спросила Долли.
– О войне. – Джимми пожал плечами и нервно затянулся. – Ничего особенного, обычный разговор.
Джимми не умел лгать. Если ему не нравилась тема, он отвечал отрывисто, отводил глаза. О чем же они разговаривали, если Джимми скрытничает? Неужели о ней? Господи, что он сказал про нее Вивьен?
– О войне, – повторила Долли, давая ему возможность продолжить. Джимми молчал. Она неуверенно улыбнулась. – А нельзя ли подробнее?
У столика возник официант.
– Фальшивые гребешки, – провозгласил он торжественно, ставя на стол дымящиеся тарелки.
– Фальшивые? – переспросил Джимми.
У официанта дрогнула губа, апломба сразу поубавилось.
– Из овощей, сэр, – промолвил он тихо.
Джимми наблюдал за Долли через покрытый белой скатертью стол. Все складывалось совсем не так, как он задумал: привел девушку в дешевую забегаловку, угостил овощами в сухарях, а главное, умудрился рассердить. За столом повисло тягостное молчание, и коробочка в кармане Джимми словно набрала вес. Он не хотел ссориться, он всего лишь собирался надеть на пальчик Долли кольцо. Не для того, чтобы привязать ее к себе – как бы страстно он этого ни желал, – а потому, что это хорошо и правильно.
Джимми поковырял вилкой в тарелке. Все шло хуже некуда. И самое ужасное, он совершенно не представлял, как исправить положение. Долли рассердилась, потому что он не сказал ей всей правды, но та женщина, Вивьен, просила… нет, умоляла его не повторять ее слов. Джимми рассеянно возил по тарелке фальшивый гребешок в жалком белом соусе.
Возможно, ее запрет не относится к Долли? Они ведь подруги! Когда он ей скажет, Долли махнет рукой и рассмеется!.. Джимми глотнул вина, размышляя, как поступил бы на его месте отец. Наверняка не нарушил бы обещания. И к чему это привело? Потерял любимую женщину. Джимми не допустит, чтобы подобное случилось с ним.
– Твоя подруга, Вивьен, – сказал Джимми небрежно, – обратила внимание на одну из моих фотографий.
Долли промолчала, но явно заинтересовалась.
Джимми сглотнул, выбрасывая из головы все, чему с детства учил отец. У него не было выбора, сегодня вечером ему придется сказать Долли правду.
– На фотографии была девочка, ее родителей убило прошлой ночью в Чипсайде. Ты бы видела, Долл, ее улыбку, эти ботинки… Неважно, главное, что твоя подруга ее узнала. По фотографии.
– Как?
Долли впервые за время ужина заговорила, и хотя до полного прощения было далеко, Джимми сразу повеселел.
– Она сказала, что у нее есть друг, доктор. У него небольшая частная клиника в Фулхэме. Часть помещений он отдал сиротам, и Вивьен ему помогает. Там она познакомилась с Неллой, девочкой с фотографии. Ее поместили в приют.
Долли смотрела на него, ожидая продолжения, но Джимми молчал.
– Это все? – спросила Долли. – Ты ничего не рассказал ей о себе?
– Даже своего имени не назвал. Зачем?
Вдали прогремели взрывы. А ведь сейчас, неожиданно подумал Джимми, совсем недалеко кто-то стонет или кричит от боли и страха.
– Больше она ничего не сказала?
Джимми покачал головой.
– Про приют ничего. Я хотел спросить, могу ли я как-нибудь навестить Неллу…
– Но не спросил?
– Не успел.
– И ты боялся сказать мне, что Вивьен помогает своему другу в приюте?
«Какой же я дурак, подумал – Джимми. – Вечно принимаю все близко к сердцу. Вивьен напустила туману, Долли давно все известно, а я мучился из-за ерунды.»
– Она умоляла меня никому не рассказывать, – промолвил он вяло.
– Ну ты даешь, Джимми! – рассмеялась Долли, коснувшись его руки. – Вивьен не имела в виду меня! Она говорила о посторонних.
– Я понимаю. – Ее нежная ручка, лежащая поверх его руки, вселяла надежду. – Сам не знаю, что на меня нашло.
Внезапно Джимми осознал, что стоит на пороге чего-то важного и что за этим порогом начнется новая жизнь, их с Долли новая жизнь.
– Знаешь, Долли, – произнес он, и его голос слегка дрогнул, – я должен кое-что тебе сказать.
Джимми поглаживал ее руку, а Долли рассеянно улыбалась. Доктор, мужчина! А ведь Китти права – у Вивьен есть любовник. Внезапно все обрело смысл: скрытность Вивьен, ее частые отлучки во время смены, отрешенное, задумчивое выражение, с которым она сидела у окна.
– Хотела бы я знать, как они познакомились, – промолвила она одновременно с Джимми.
Второй раз за этот вечер они начали говорить вместе.
– Нет, сколько можно! – рассмеялась Долли. Внезапно она развеселилась. Наверное, виновато было вино. И еще облегчение, когда она узнала, что Джимми себя не выдал. – Я просто хотела сказать…
– Нет. – Джимми приложил палец к губам. – Позволь мне закончить, Долл.
Выражение его лица испугало Долли. Сосредоточенное, почти тревожное. Ей нечасто приходилось видеть Джимми таким серьезным. И как ни хотелось Долли узнать побольше про доктора и Вивьен, пришлось замолчать.
Джимми провел рукой по ее щеке.
– Дороти Смитэм, – произнес он, и Долли тут же обмякла. – Я влюбился в тебя с первого взгляда. Помнишь то кафе в Ковентри?
– Ты нес мешок с мукой.
– Да, я такой, – рассмеялся Джимми.
Долли улыбнулась, отодвинула тарелку и закурила. В ресторане похолодало, радиатор больше не тикал.
– Мешок был огромный.
– Я уже говорил тебе, что ради тебя готов на все.
Долли кивнула.
– Я не шутил. Я сделаю все, о чем ни попросишь.
– Тогда сходи за официантом, пусть включит радиатор.
– Я серьезно, Долл.
– И я. Стало как-то зябко. – Долли обхватила себя руками за плечи. – Разве ты не чувствуешь?
Джимми не ответил, он сосредоточенно рылся в карманах.
Заметив официанта, Долли махнула рукой. Тот, похоже, увидел ее жест, однако отвернулся и зашагал к кухне. Долли заметила, что другая пара ушла и они остались одни в пустом промозглом зале.
– Кажется, нам пора, – сказала Долли. – Уже поздно.
– Минутку.
– Я замерзла.
– Неважно.
– Но Джимми…
– Я пытаюсь сделать тебе предложение, Долл.
Собственная неловкость заставила Джимми расхохотаться.
– И веду себя как болван!.. Видишь ли, я делаю это в первый раз. Надеюсь, и в последний.
Затем он встал со стула, опустился на колени, глубоко вдохнул и произнес:
– Долли Смитэм, я прошу вас оказать мне честь, согласившись стать моей женой.
Долли замерла. Сейчас он сбросит маску и рассмеется. Конечно же, Джимми шутит. Тогда, в Борнмуте, он сам просил ее подождать, пока накопит достаточно денег. Сейчас он встанет с колен и спросит, какой ей десерт. Однако Джимми упрямо стоял на коленях и пристально смотрел на Долли снизу вверх.
– Джимми, ты замерзнешь. Вставай сейчас же!
Джимми не послушался. Не сводя глаз с Долли, он поднял левую руку. Его пальцы сжимали кольцо. Полоску желтого металла с маленьким камушком: не новое, но и не старинное. Театральный реквизит, догадалась Долли. Ай да Джимми! Хотелось бы Долли уметь так же быстро включаться в игру.
– Сперва мне нужно вымыть голову, и тогда я подумаю над твоим предложением, – сострила она.
Челка упала ему на лоб, и он упрямо тряхнул головой. Ни тени улыбки на лице.
– Я прошу тебя стать моей женой, Долл, – повторил Джимми. Непробиваемая искренность в его голосе, ни малейшего намека на иронию… Что-то тут не так. Неужели он не шутит?
Долли решила, что он шутит! Джимми с трудом удержался от смеха. Он не шутил. Джимми смахнул со лба прядь волос, вспоминая, как они поднимались по лестнице, вспоминая глаза Долли, когда ее алое платье упало на пол, и как бесстрашно она вздернула подбородок и встретила его взгляд. И в то же мгновение Джимми почувствовал себя юным и сильным и осознал, какое счастье быть здесь и сейчас, рядом с Долли. Он вспомнил, как долго не мог уснуть, не в силах поверить, что его выбрала такая девушка, и, глядя на спящую Долли, понимал, что никогда, до самой старости, ее не разлюбит. А когда они оба состарятся, то будут сидеть в удобных креслах на ферме и по очереди заваривать друг другу чай, а их дети вырастут и разлетятся из дома.
Джимми хотелось нарисовать Долли эту картину, чтобы она увидела ее так же ясно, как видел он, но Долли любит сюрпризы и не согласится заглядывать в конец, когда все только начинается. Вместо этого, собрав мысли, словно разлетевшиеся листья, он просто сказал:
– Выходи за меня замуж, Долли. Я еще не разбогател, но люблю тебя, и каждый день без тебя для меня словно вечность.
Джимми смотрел, как изменяется выражение ее лица, как опускаются уголки губ, как поднимается бровь. Наконец-то она поняла.
Долли глубоко вздохнула, потянулась к шляпе и, нахмурившись, принялась вертеть ее в руках. Она любила драматические паузы, и Джимми, не чуя беды, любовался ее точеным профилем, как когда-то, на лужайке у моря.
– Ох, Джимми, – промолвила Долли неверным, словно чужим голосом, повернулась к нему, и Джимми заметил у нее на щеке след от свежей слезинки. – Просить меня об этом, просить меня об этом сейчас!..
Не успел Джимми поинтересоваться, что она имеет в виду, как Долли бросилась вон, по пути ударившись бедром о соседний столик, и выскочила на темную улицу, даже не глянув через плечо. Только спустя несколько минут, когда она не вернулась, Джимми осознал, что произошло. И внезапно увидел себя со стороны, словно на собственной фотографии: одинокого человека, который утратил все, чем дорожил, на коленях, на грязном полу жалкой забегаловки, где с каждой секундой становилось холоднее.
