Никита Григорьевич Мазин ехал в сторону Москвы. Патруль стоял на кольцевой.

Зеленый армейский «уазик», двое бойцов в пятнистой униформе и офицер.

Мазин чертыхнулся: только этих не хватало сегодня. Тем не менее, разглядев полновесные «Калашниковы», притормозил. День сегодня странный, служивые — нервные, и если что — пальнут невзначай, а потери спишут.

Серая «Волга» Мазина притормозила и остановилась прямо перед подвижным постом.

Офицер подошел, козырнул, не представляясь, потребовал:

— Документы.

Как раз документы у Мазина были в полном порядке. Он молча открыл перед офицером красную книжицу, но ни то, что сидящий в машине оказался в столь высоких чинах, ни наименование грозной конторы, ни собственноручные подписи председателя КГБ и Президента СССР внизу документа не произвели на начальника поста никакого впечатления. А ведь это был так называемый «вездеход»!

— В Москву направляетесь? — спросил «лейтенант».

— Да хоть в Пекин, не твое дело!

— Да?

Черт! Мазин пытался быстро прокачать ситуацию. Кто они? Армейские? Не похоже…

На конторских — тем более. Ряженые? Откуда? Из ГРУ или спецотдела ГБ? Черт!

Зависнуть где-нибудь на фильтрационном пункте до окончания спектакля — на трое суток, как минимум! — ему не улыбалось.

Мазин вынул залитый пластиком спецпропуск с массивной печатью ГКЧП.

— Эта ксива тебя убедит, служивый?

— Выйдите из машины! — вместо ответа, потребовал «лейтенант».

«Рядовой» стал рядом с автомобилем, направив ствол «калаша» прямо в лицо Мазину.

— Свяжитесь со своим командиром! — приказным точном произнес Мазин как можно более спокойно: да, ряженые! И откуда они — гадать некогда. Теперь он пытался выиграть время, медленно, осторожно потянулся за пистолетом, лежащим между сиденьями и скрытым наброшенной фланелью.

— Вытряхивайся из телеги, фраер, я сказал! прикрикнул «лейтенант».

Оружие Мазин достать не успел. Ствол автомата разбил ветровое стекло и ткнул генерала в лицо с такой силой, что голова дернулась; сразу вслед за этим «лейтенант» резким движением выбросил руку, его огромный кулак угодил в висок, и тело Мазина беспомощно сползло на сиденье.

— Ты не переборщил. Браслет? — встревоженно спросил «рядовой».

— Больно он шустрый. — Наклонился, вынул из-за сиденья длинный пистолет с интегрированным глушителем. — Авторитетные «волыны» у этих конторских, а.

Коваль?

— Ты его мочканул!

— Да не, дышит… Хватай давай, тяжелый, боров. Втроем боевики подхватили Мазина, подволокли к «уазику».

— Забрасываем?

— Погоди. Дай обшмонаю. Эти конторские могут любую подлянку учинить…

— Ну что, чисто?

— Оружия нет, но Резо предупредил: шмонать дочиста. Как-никак генерал. А у них спроста генералами не становятся: поди столько душ на совести, что и нам с тобой не снилось! Раздевай давай до трусов! Чтобы не думалось. И ручонки ему связать сзади…

— Может, кандалами?..

— Ремнем. Так надежнее.

Связанного, бесчувственного Мазина забросили в машину.

— Коваль, глянь в аптечке нашатырь! Нашел?

— Вроде он…

— Неси сюда… — Браслет поднес к носу плененного пузырек.

Голова Мазина дернулась.

— Во, ожил, сука! Поехали!

— Погоди, Браслет, что с тачкой его делать? Забирать?

— Ты чего, совсем охмурел? Да мы в этой тачке всю контору на хвосте к Резо привезем! Эти конторские сильно умные, как знать, может, маячок какой воткнули… Серый, — приказал он второму «рядовому». — Бери тачку, гони в лес и спали! Дочиста, понял?

— Угу, — угрюмо кивнул Серый.

— И не угукай! А живо! Одна нога здесь, другая…

— Да сделаю. Браслет… Потом мне куда? К Резо? — Не. На хазу езжай и заляжь там. Усек?

— Ну.

— Все. Разъехались.

Через пару минут на пустынной дороге не осталось никого и ничего, кроме горсточки битого стекла.

19 августа 1991 года, 9 часов 55 минут Маэстро мчал на «Жигулях» в сторону от Москвы. Место, где стопорнули «волжанку»

Мазина, он едва не проскочил. Притормозил, включил заднюю, вернулся. Вышел из автомобиля, внимательно осмотрел дорогу. Подобрал несколько кусочков битого стекла. Поиграл ими, подбрасывая на ладони. Вернулся в машину, быстро глянул на экран мини-пеленгатора. Зеленовато-серая точка тихо пульсировала на одном месте.

— Замочили голубчика? — равнодушно спросил застывший на сиденье худощавый мужчина средних лет. Если Маэстро был красив, ярок, чувствен и гибок, его напарник был похож на замороженную мумию фараона: бесцветен, бесстрастен и безрадостен, словно у него вместо сердца не пламенный мотор, а осколок нетающего льда откуда-нибудь из глубин Антарктиды. Впрочем, и оперативный псевдоним у него был соответственный — Кай.

— Похоже на то…

— Как некстати, — монотонно, безо всякого выражения констатировал Кай.

— Хотелось бы узнать, кто…

— Машина очень недалеко. Подъедем — узнаем.

— Мертвые молчат.

Кай только пожал плечами.

— Ты сориентировался по карте? — спросил Маэстро.

— Да. Четыре километра отсюда..

— Должна быть дорога.

— Она и есть. Проселок. Метров через восемьсот.

— Двинули.

19 августа 1991 года 9 часов 59 минут Микола Сердюк по кличке Серый кропотливо разбирал «волжанку». Жаль было гробить такое чудо техники. Едва открыв капот, он подивился на форсированный фордовский движок… Да и колеса были от того же агрегата… Нет, бросать такое добро за просто так…

Он отворачивал винт за винтом, покряхтывая, медленно, неторопливо. Браслет приказал спалить? Он, Серый, спалит, это без дураков… Но к чему такое добро кидать навовсе? Дурость, и все. Спалит остов, а остальное… Прикупить кузовок — дело плевое… И вот установить на него потом этот движочек да эти колесики…

Да пылить по шоссе, запросто обувая всех… Еще на заднее ветровое какой-нибудь причиндал иноземный приспособить, вроде: «I Fuсk You Еvеrуwhеге!» Шик? Еще какой шик! Его, Серого, «волжана» станет легко «делать» любые тачки! И все оставшиеся позади просто прочтут, как он их трахает! Жизнь вообще такая: или ты, или тебя!

Везде.

Еще винтик… Еще…

— Бог в помощь… — услышал Серый сзади. Потянулся к рукоятке пистолета за поясом — и вскрикнул от острой боли, грохнул ничком на землю. — «Жадность фраера погубит», забыл пословицу?

Черноволосый мужчина гибко нагнулся, выдернул пистолет из-за пояса Серого. Тот выл, обхватив обеими руками голень: пятку ему прострелили…

— Ну, болезный, сразу каяться начнешь или тебе квалифицированный исповедник нужен?

— Волки! Суки! Вяжите, ничего не скажу! Падлы! Паскуды…

— Ругается как живой, а, Кай? А ты говорил — мертвые молчат!

— Я так говорил? — безо всякой интонации произнес Кай.

— Побеседуй с ним. Ласково. И быстро. Боюсь, времени у нас совсем мало.

— Отчего ж не поговорить… — Кай наклонился к раненому, извлек из кармана маленький никелированный пинцет…

Маэстро отошел к дереву, закурил.

Дикий крик разорвал тишину леса и затих, перешел во всхлипы…

Маэстро оглянулся. Со стороны было похоже, будто какой рыбачок наклонился к сильно подвыпившему приятелю, а тот шепчет ему на ухо свои алкогольные бредни…

На этот раз вскрик был коротким и резким. Кай тронул за плечо Маэстро:

— Он в особняке. Дом отдыха Министерства культуры. В двадцати километрах отсюда.

— А этот — чей?

— Блатной. Человек Браслета.

— Кто есть Браслет?

— Авторитет голошихинской группировки. А главный над ними — некий Резо. Его еще называют — Большой Резо.

— Почему?

— В Грузии есть еще Резо Маленький.

— Черт их разберет. А это кто? Кай пожал плечами:

— Мясо. Солдат.

— Кончил его?

— Да.

— Он сказал о причине захвата Мазина?

— Нет. Но он сказал все, что знал.

— Ладненько. Систему охраны этой хазы минкульта ты выяснил?

— А там и выяснять нечего… — Лицо Кая скривила невнятная гримаска, которую только человек с большим воображением мог бы принять за улыбку. Но Маэстро знал:

Кай именно улыбался. — Детский сад…

— Поехали… — велел Маэстро и направился к «жигуленку».

— «Волгу» сжечь?

— Кай, с каких это пор ты стал задавать глупые вопросы?

— Казенное все же имущество… — пожал плечами тот.

— Считай, что уже нет;

— На нет и суда нет.

Труп Серого застыл за рулем. Кай щедро полил бензином салон, бросил канистру.

Мотор «жигуленка» уже работал. Кай плюхнулся на сиденье.

— Гори оно все огнем! — Маэстро выщелкнул зажженную спичку и дал газ. Позади ярко вспыхнуло, взрывная волна сжала перепонки… Ни Маэстро, ни Кай даже не оглянулись. Они привыкли к огню. Это была их профессия.

— Извини, дорогой, что мое приглашение получилось таким спешным и не вполне корректным… — Лицо Большого Резо, казалось, лучится радушием, но глаза были темны и холодны, как жерла пистолетных стволов. — Обстоятельства…

Никита Григорьевич поджал губы. Он знал, на чем прокололся. Он привык… Он привык жить в этой стране хозяином, полновластным хозяином! Он привык, что мирно покоящийся в кармане кусочек красного картона с тремя подписями-завитушками и печатью, на которой отчетливо читались две столь хорошо знакомые всем буквы «ЦК» был и щитом, и карающим мечом…

Словно волшебный перстень, удостоверение многие годы отражало его от всех возможных и даже невозможных неприятностей в этой стране… Нет, он никогда не терял бдительности, тренированного чутья, когда… был не дома. А здесь…

«Корочки» были «перстнем Аладдина», дающим его обладателю почти сверхъестественную силу: менты бледнели и замирали, только завидев «вездеход» и красную поперечную полосу, таможни и границы открывались, словно ворота Сезама, вышколенная «девятка» замирала в дверях любых учреждений в почтительном, дисциплинированном безразличии, пропуская обладателя в кабинеты, спецсанатории, распахивая все двери и отмыкая все замки…

И вот он, генерал Никита Григорьевич Мазин, сидит в несуразной полосатой пижаме, словно овца, перед жестоким и жестким авторитетом, который класть хотел на все правила и знал для себя лишь одно, гениально сформулированное великим Мао:

«Винтовка рождает власть». Они ожирели, они превратили свои удостоверения из символа власти в мягкое ватное одеяло, они погрязли в высших, почти математических играх на полях власти, забыв это простое правило… А Резо, как и те, кто сидит сейчас рядом с ним, другого никогда не знали.

Никита Григорьевич усмехнулся горько. Самое противное, что он все это понимал, но — не успел. Не успел сделать что-то — быстро и решительно. Ничто хорошее не остается безнаказанным. Особенно многолетнее чувство превосходства и защищенности… Вот судьба и сыграла с ним шутку; возможно, последнюю в его жизни. Хотя…

Да пошли они все к дьяволу! Он — генерал и танцевать под дудку какого-то уголовника не станет, никогда!

Мазин жестко свел губы.

— В чем дело, Резо? Ты что, решил, что этот концерт для сельских тружеников, — Мазин кивнул на работающий беззвучно телевизор, — позволяет тебе спеть сольную партию?

Да! Он попал! Пусть на долю секунды, но заметил в темных зрачках авторитета замешательство…

— Если тебя смущают обстоятельства, то нужно менять их, менять мотивированно, а не выпускать дебилов со стволами на большую дорогу! — продолжил Мазин.

— Резо, разреши, я ему врежу! А то этот гусь лапчатый на своей Лубянке привык вякать командным голосом даже в сортире! — пританцовывая, попросил Браслет.

— Никита, дорогой, — примиряюще сказал Резо. — Ты же знаешь, как я тебя уважаю и всегда уважал… Но бывают моменты, когда…

— Таких моментов не бывает! — Мазин полностью пришел в себя. Случались ситуации и похлеще! И если даже ему предстоит остаться здесь навсегда, он готов умереть, но умереть волком, а не овцой! — Ты решил осложнить себе жизнь?

Зрачки Резо сузились, кажется, сейчас они готовы были полыхнуть пламенем гнева… Но вместо этого, кавказец произнес тихо:

— Кит… Ты давно играешь в эту игру… Здесь как в картах: или ты сидишь за хорошим столом и сдаешь, или сдают тебя. Сейчас для тебя — второй случай. Давай прекратим прения… Ведь речь идет, как минимум, о тридцати — сорока миллионах… долларов.

— Что ты имеешь…

— Прекрати, Кит, — улыбнулся Резо и произнес мягко и внятно:

— Контейнер.

Думал Мазин скоро, как привык. Контейнер. Эти ребята знают о нем. Через кого?

Через Ахмеда, больше не от кого им было узнать. А Барс? Исключено. Черт!

Недооценил он этих чурок! Вернее, переоценил их алчность и недооценил их междусобойчик: все эти родоплеменные свары и, наоборот, родственные приязни…

Впрочем, своей Средней Азией ГБ если и занимался в последнее время, то только по верхам. Нет, созданное Андроповым подразделение "В" копало в Узбекистане, и хорошо копало, но только в строго заданном направлении… А Восток — дело тонкое… Здесь нужны ученые из соответственного научно-исследовательского заведения… Занимающиеся на первый взгляд полной козлятиной: отличием свадебного обряда у жителей двух соседних аулов или кишлаков — шайтан их разберет!

Контейнер. Если бы… Если бы они нашли контейнер, он бы здесь не сидел. Списали бы разом. Тридцать миллионов долларов — как раз такая круглая сумма, за которую можно списывать полки и дивизии, а не то что одного генерала.

Дальше. От кого прошла прямая утечка? От Кулихана, больше не от кого. Каким боком тот связан с Ахмедом, он, Мазин, не знал. Да это и не важно! Важно другое: если утечка от Кулихана, то Ахмед должен был найти контейнер, найти целехоньким!

Тогда зачем он полез делиться с Резо? Ему что, лишние деньги карман жгут? Такого просто не бывает. Тогда почему? Сбыт? Ну да, сбыт, тропы на Запад, созданные и им, Мазиным, теперь под контролем Резо. Героин без продажи не стоит ничего…

Черт! Нет, все не то! Почему тогда его, Никиту Мазина, захватили, а не прикончили?..

На бледном лбу Никиты Григорьевича выступила испарина… Конец клубочка где-то рядом, и он старался, но никак не мог его ухватить…

— Не стоит так переживать, дорогой Никита Григорьевич, — истолковал по-своему его состояние Резо. — Мы хорошо понимали друг друга раньше, поймем.и теперь…

Браслет! — скомандовал Резо тому «лейтенанту», что захватил Мазина. — Налей вина гостю!

Браслет подчинился: налил красное вино из оплетенной бутылки в высокий чистый стакан, но сам не понес, передал здоровому бугаю кавказцу, неподвижно маячившему за спиной Мазина: дескать, вы хозяева, вы и обносите гостей, а мне прислуживать конторскому — западло!

Никита Григорьевич принял стакан, пригубил и не отрываясь выпил до дна. Вино было исключительное и пошло сразу. Мозг заискрился, словно в голове вспыхнула радуга, по мышцам разлилось спокойное умиротворение. Мысль пришла сразу, простая, ясная и очевидная: да, контейнер они нашли, но не нашли содержимого!

Конечно, это полный нонсенс, но это так!

Следующая мысль была такой же ясной: Барс!

Барс!

Ай да сукин сын!

Нет, старик Мазин, давно, давно пора тебе на пенсию, гладиолусы на генеральской даче выращивать и мирно почивать на заслуженных лаврах старым пердуном, а не в игры играть! Как он сказал, Барс? «Я подстраховался». Он-то, Мазин, решил, что страховка Барса — его литературные мемуары, направленные в спецотдел ПГУ и в ГРУ. Первые давно перехвачены, вторые… Вторые тоже никуда не денутся…

А этот кошкин сын заначил себе страховку в тридцать миллионов долларов! Вполне достаточно, чтобы полтора десятка генералов от него мух отгоняли во время сна!

А не мог он уничтожить товар? Вряд ли, Барс, конечно, правоверный особист, но товар уничтожать не станет.

И получилось… И получилось, что он подстраховал и себя самого, и его, Мазина.

Вот только… Если он сумел переправить товар в какой-то медвежий угол, то есть организовать и провернуть операцию чисто, под носом Кули-хана и Ахмеда, значит… Значит, он, Мазин, и его недооценил, и найти товар без Барса вряд ли кто сумеет! Черт! Приказ уже отдан! Остановить! Немедля!

Взгляд Мазина заметался и замер, наткнувшись на собственные ноги, обтянутые полосатой махровой тканью и обутые в тапочки. Черт! На дачку, генерал, к гладиолусам! Но не сейчас.

Эти полагают, что героин у него, Мазина, в каком-нибудь неприметном схроне — страна необъятна, искать — не сыскать даже десяти спецслужбам, не то что каким-то уголовникам! Страховка будет работать сейчас… Посвящать Резо? Не стоит. Но выпутываться нужно немедленно!

Резо внимательно наблюдал за всеми изменениями в лице генерала.

— Никита Григорьевич, я рад, что вы не обижаетесь на нас… Нам есть о чем поговорить…

— Именно, — спокойно произнес Мазин. — Именно.