Глава 29. Выбор пути

Зал Порталов назывался в Узаре Холлом Переносов. Он и в самом деле походил на большую и даже почти роскошную галерею какого-нибудь замка. На деле же являлось помещением, заточенным под утилитарную задачу: быть настолько просторным, чтобы даже в самый разгар торгового сезона прибывающие и отбывающие не теснились у порталов.

Проблему освещения и охраны Холла Переносов решали также просто. Потолок был прозрачным и снабженным заклятьем-сканером для выявления контрабанды. Это что касается предметов материальных. Помыслами же новоприбывших занималась контора, выдающая бляшки-пропуска для въезда на территорию мира. Местным же, скажем, людям торговым, было достаточно показать подорожный лист с печатями, куда вносились отметки об очередном этапе и целях путешествия.

Явившиеся в галерее альсоры и наемник не успели сделать и нескольких шагов из портала, как были атакованы наилюбезнейшим служащим Холла Переносов.

— Рады приветствовать альраханских гостей! Вы решили посетить Узар в великий праздник — Дни Схождения?

Проблем с пониманием речи у альраханцев не возникало, каждый носил на шее или запястье амулет-переводчик. У сыновей Гилианы были кристаллы, дарованные матерью, у Дарета типовой, какой продавался в лавке артефактов, работающей по лицензии Владычицы.

А вот на груди худощавого и сияющего улыбкой по все зубы узарца, потряхивающего традиционными косицами шевелюры, висел не медальон-переводчик, а круглый диск лжелова. На оном красовалось весьма схематичное, но крайне доходчивое изображение традиционного камня алтаря с воткнутым в него ножичком, пришпиливающим к камню нечто, весьма напоминающее контурами вырванный изо рта язык. Вещица была не заколдована, а благословлена жрецами Сарстисара, потому рисковать, рассчитывая на магию Альрахана в чужом мире, и лить в уши встречающего откровенную ложь, Инзор не рискнул.

Возможно, все равно было Пеплу. В обличии крылатого демона Эльсор вполне способен был устроить в Холле и окрестностях кровавое побоище только для того, чтобы получить ответ на незамысловатый вопрос: «Вы нашу Видящую часом не видали?».

Рыжий альсор предпочел для начала воспользоваться дипломатическим путем недомолвок.

— Да-да, мы знаем о приближении Великого Праздника! — расшаркался Искра, вопреки прозвищу, предпочитая тлеть, а не вспыхивать. — И отправились в путь вслед за караваном с экзотическими животными в надежде нагнать его!

— О, вы имеете в виду диких тварей для жертвоприношения?! — разулыбался узарец. — Знатная будет хвала Сарстисару! Только вы его не догоните!

— Почему?! — дуэтом воскликнули Дарет и Инзор, Эльсор лишь скрипнул зубами.

— Хотели присовокупить и свои скромные жертвы? — милостиво кивнул собеседник на зверей: Шотар, сидящую на руках наемника, и ящерицу, цепляющуюся за его плечо. — Дар малый, но редкий, а потому почетный!

Кажется, узарец был в курсе достоинств животных и теперь буквально ощупывал их добродушным взглядом, от которого у Шотар непроизвольно задергалось ухо, а Сиха сменила цвет, фактически сливаясь с курткой Дарета, что спровоцировало еще и восхищенное цоканье языком.

— Припозднились вы, гости дорогие! Жертвы ушли прямым порталом в периметр Большого Храма Сарстисара. Ваш знакомец — посвященный, храмовой дорогой прошел, а вот вам, дорогие гости, увы-увы, через благословение Сарстисара хода нет. Не постигший благодати святотатец в огне мигом сгорает. Чтоб к Жертвенному Дню поспеть, придется лошадей порезвее брать, да лишь на ночные часы останавливаться. Ну да ничего, ноша у вас легкая, к сроку в благословенных пределах будете!

— Этот портал, каким ушел посвященный, может лишь служитель Сарстисара пройти? — педантично уточнил Дарет.

Собеседник глянул на него, как на скорбного рассудком, дескать, чего же ты, добрый человек, очевидные вещи переспрашиваешь. Поспешно, чтобы подозрения мужчины не окрепли, или хуже того, не переродились в подозрительность вкупе с желанием задержать гостей, Инзор попросил:

— А не посоветуете, где самых быстроногих скакунов прикупить?

— Где же, как не у Нивардана? — театрально воздел руки узарец. — Сейчас я вам пропускные медальоны выдам и все-все растолкую! Там же и деньги поменять можно по хорошему курсу, коль у вас узарских кинжей нет!

Похоже, от обмена валюты и продажи лошадей ретивый служащий имел некоторый процент, потому оформлению гостей и взиманию небольшой пошлины на поддержание дорог государства, он уделил куда меньше внимания, чем подробному описанию постоялого двора Нивардана и достоинств оного.

Кстати сказать, не соврал. Именование «постоялый двор» лишь в малой степени соответствовало реальному положению дел. Нивардан владел целым комплексом, в который входили не один, а три постоялых двора на разный кошелек — от не считающих золото богатеев, до ценящих и медяк странников. Соответственно, к ним прилагались кухни, конюшни, своя кузня, прачечная, одежная и сапожная мастерские, обменная лавка, галантерея и бакалея. Короче, здесь можно было найти практически все, возможно, подороже, чем в других местах, но не настолько дороже, чтобы разгневанные клиенты линчевали хозяина и отправились искать местечко подешевле.

Пристроился двор бок о бок с Холлом Переносов. То ли изначально стоял столь выгодно, потому и расширился, наращивая обороты и прибыль, то ли, напротив, предприимчивый хозяин выкупил выгодное местечко втридорога и не прогадал.

Вопрос о приобретении лошадей и немедленной отправке вызвал у пожилого торговца живым товаром о четырех копытах некоторое недоумение. Все-таки день клонился к закату, а ночевать в белом поле, на дороге, удовольствие экзотическое. Но деньги снимают если не все, то очень многие вопросы. Три лошади на троих, плюс три заводных обошлись компании альраханцев в десятую часть обменянного на кинжи кошеля, оставшегося на поясе Инзора. Того самого кошеля, который отсчитали Видящей всего несколько часов назад для выкупа заложницы Иалианы. Еще пара монет ушла на закупку продовольствия и дорожной карты.

И вот уже три всадника споро выбрались из города, а за его стенами и вовсе послали лошадей в галоп, ориентируясь по вычурному — на позолоту и расписные узоры кто-то не поскупился, — указателю, гласившему «К Священному Храму». Имени бога не упоминалось, впрочем, особой нужды в этом и не было, в Узаре царило единобожие.

Выносливые альраханцы, двоих из которых поддерживала сила древней крови могущественных существ, а третьего привычка к трудностям и чистое упрямство, были готовы скакать всю ночь напролет.

Категорически против оказались лошади. Лиловая луна в небесах Узара, ровно светившая первые ночные часы, несколько позже начала играть в прятки с тучами и постоянно выигрывала. Кони стали спотыкаться. Пришлось спешиваться и устраиваться на ночлег. Так называемый ночлег. Спали путешественники плохо и вовсе не потому, что земля была жесткой или их атаковали полчища насекомых, не давало мужчинам основательно сомкнуть веки беспокойство. Инзор и Эльсор лишь лежали, завернувшись в походные плащи, неподвижно, как колоды, уставившись в танцующие языки пламени, а потом в тлеющие угли. Дарет непрестанно ворочался, проваливаясь на десяток-другой минут в тревожный сон без сновидений и снова принимался вертеться.

Сторожей не выставляли. Паломников, а все, кто следовал по этой дороге, автоматически причислялись к этой почетной в Узаре категории, не грабили даже самые нерелигиозные разбойники. Разумеется, вовсе не из-за трепета перед божеством, а в силу немедленной неотвратимости его кары. Сарстисар (лично или какое-то особо сложное священное заклинание) защищал каждого, пустившегося в путь, а поднявший руку на паломника умирал на месте. Не стоило опасаться и присоединения к странникам других путников. Считалось, что у каждого к Храму своя дорога и следовать ею надо в одиночестве или тем составом, в котором изначально пустились в путь. Обо всем этом поведал спутникам эрудированный Инзор, отвечая на недоуменный вопрос Дарета касательно обеспечения безопасности отряда.

Краткий — пока не посветлел край горизонта — отдых, обернувшийся мучением, почти не взбодрил. Завтракали (сыр, хлеб, холодный окорок и яблоки) уже в седлах, чтобы не терять ни минуты. При свете солнца кони шли резво до самого поворота — первого поворота на ровной, как стрела дороге. А за поворотом колыхалась пелена лилового, под цвет ночного светила, цвета, за которой просматривалось перекатывающееся море травы. Ее метелки шелестели, склоняясь к пустому тракту.

Трое седоков, чуть придержавших коней, чтобы оценить обстановку, почти синхронно послали животных вперед. Животные посылу не вняли. Они затанцевали, закружились на месте, будто вознамерились выступать у бродячих циркачей. Ругнувшись, Эльсор слетел с седла и зашагал к пелене, решительно увлекая коня за собой. Повод натянулся, жеребец всхрапнул, нервно заржал, прижимая уши к голове, и попытался попятиться.

— Бояться они, что ли? — удивился Дарет.

Наемник тоже спешился, шагнул к полупрозрачной завесе, не пытаясь заставить двигаться своего коня, и стукнулся. Звука слышно не было, зато оба альсора отлично видели, что пелена не пропускает Дарета так, словно является не туманом, а прочнейшей стеной, составленной из монолитных блоков. Инзор и Эльсор, бросив поводья, тоже попробовали миновать лиловую преграду. Куда там! Успехи альсоров не отличались от достижений наемника. Пепел попытался применить силу, прорваться на ту сторону используя острые когти и крылья. Располосовать или облететь пелену поверху не получилось.

Шотар неободрительно порыкивала на преграду, хамелеон высовывал и скатывал в трубочку язык, кони, уяснившие, что их не собираются тянуть туда, куда они тянуться категорически не желают, разбрелись к обочинам и с аппетитом знакомились с ассортиментом травы. Жаждущие возмездия похитителю и возвращения Вероники преследователи прожигали пелену ненавидящими взглядами. Той было плевать. Развеиваться она не стремилась, даже, хотя это могло быть и субъективным впечатлением альраханцев, стала плотнее и более интенсивного оттенка.

— Не пускают, — констатировал мистер очевидность — Дарет. — Похоже, их бог не хочет, чтобы мы нашли Нику.

Инзор, попеременно применивший к преграде как меры воздействия физические, так и весь ассортимент мамочкиных кристаллов и личные феерические, то есть зажигательно-демонические способности, мысленно согласился с наемником.

— Не пускают через преграду. Возможно, есть обходной путь? — хмуро уточнил Эльсор, прошелся для проверки к краю дороги и спокойно сошел с нее в ковыли. Никаких преград на его пути не возникло. То ли намерения ненормальных героев искать обходной путь бог и его храмовая защита не предусмотрела, то ли пути такого рода попросту не существовало, и среди травы можно было плутать до бесконечности.

— Шотар, поищешь нам Нику? — первым предложил выход из почти безвыходной или слишком многовыходной ситуации наемник, понадеявшись на талант псинки.

Три пары глаз скрестились на собачке чуть ли не с лязгом. Шотар потопталась на руках Дарета и едва слышно взвизгнула, поднимая головку и лапки вверх, из-за чего стала походить на маленький мохнатый столбик.

— Ей не хватает ветров издалека, — сообразил Пепел. Крылья нервно затрепетали за спиной альсора. — Надо поднять ее повыше.

— Вот так? — наемник осторожно приподнял крошку-песика над головой, придерживая подмышками.

— Нет, — мотнул головой альсор и решительно прихватизировав особо ценную следопытку, взмыл вверх. Шотар не выказала ни малейшего страха от резкого подъема. Напротив, зеленоглазая летунья восторженно взвизгнула, растопырыв как локаторы ушки, которые трепал ветер поднебесья. Ноздри уникальной нюхачки жадно раздувались, одновременно вбирая в себя и анализируя такое количество ароматов, о каком люди не могли и помыслить.

Там, почти на шестидесятиметровой высоте, Пепел застыл практически неподвижно. Шевелились лишь крылья, поддерживая на весу хозяина и его драгоценную ношу. Летун поворачивался очень-очень медленно вокруг своей оси. Шотар нюхала, нюхала до тех пор, пока не издала сначала одно неуверенное, а потом еще два уже явно категоричных потявкивания. Ветер, донесший нужный аромат, прилетел с юго-запада,

— Уверена? Ника там? — тихо переспросил Эльсор.

Шотар снова тявкнула, и альсор пошел на посадку.

— Нам туда! — махнул рукой мужчина в указанном собачкой направлении. Альраханцы снова взметнулись в седла и понеслись напрямик по лиловой степи.

Отважная маленькая собачка с уникальным чутьем вела троих всадников за собой. Время от времени, когда Шотар начинала неуверенно подергивать ушками и ерзать на луке седла, Пепел снова брал ее на руки и взмывал вверх. Там песик ловил отголоски знакомого запаха, направление корректировалось, и продолжалась скачка.

Болевой импульс пронзил альсоров на вторые сутки пути. Нить крови, сотворенная ритуалом в Родовом Святилище на крыше дворца, только казалась порванной. Тончайшая, неощутимая связь сохранялась все это время, и боль, переданная по ней, была такова, что лишь чудом мужчины смогли удержаться в седлах и не заорать, скрюченные в мучительных судорогах. Чудом и краткостью мига мучений, схлынувших так же внезапно, как настигли двоих, связанных ритуалом. Первый миг облегчения сменился нарастающей тревогой за Веронику, тревогой на грани паники и более мучительным, чем все мучения физические, вопросом. Если это была ее боль, то почему они прекратили чувствовать?

Возможных причин было три, и одна из них такова, что даже думать о таком не хотелось. Боль могла прекратиться потому, что связь прервалась окончательно, или девушке больше не было больно. Но также, и это знал каждый, боль кончалась, если тело пересекало грань между жизнью и смертью.

Клетка ехала удивительно ровно, покачивая девушку, будто в колыбели. Магия ли, или конструкторский гений были тому причиной — Нике не пришло в голову задуматься. Вроде случилось столько неприятного, зловещего, возможно, в перспективе трагичного, а сны похищенной жертвы были тихи и безмятежны, напоены сладостью сухой травы. В детстве девушка любила валяться на сене, вдыхая запах до тех пор, пока не начинала чихать. Не оттого ли знакомый аромат подействовал лучше самого сильного снотворного?

Дремал всадник, не сходя с лошади, привычный к любым условиям и почти безразличный к ним. Так уж был воспитан. Садовник смежил веки, машинально направляя кобылу верной дорогой, и не видел, как странный с красновато-медным отливом свет залил клетку, где почивала Видящая Вероника. Та самая девушка, которую альраханские альсоры полагали одним из сокровищ своего государства, а похититель не мог определиться с личным отношением. У него вообще впервые возникло что-то похожее на это самое отношение. Пожалуй, Садовник и Эльсор по прозвищу Пепел могли бы найти одну общую тему для разговора, но слишком большое расстояние разделяло этих двоих ныне, и речь шла не только о географических категориях.

Веронику разбудил странный свет, не солнечный и не звездный, ничуть не похожий на свет здешней луны. Быть может, он лишь немного напоминавший цвет неба на закате, предвещающем ветреный день, смешанный в равных пропорциях с пламенем жаркого костра. Или даже с костром больше, потому что кроме света девушка ощущала всем телом, даже той его частью, что куталась в плащ и зарывалась в сено, тепло.

Глаза распахнулись легко, не так, как случается, если просыпаешься среди ночи от жажды, или иной потребности. А будто она проспала до самого утра. Ника села на импровизированной ложе, с удивлением изучая того, кто составил ей компанию за решеткой.

Примерно, или нет, пожалуй, точно посередине клетки, словно это место определяли специально при помощи штангенциркуля, сидел на корточках мужчина. Обычно в такой позе нет ничего элегантного и уж тем более величественного, но незваный и нежданный ночной посетитель даже при таком положении тела умудрялся выглядеть еще более гордо и независимо, чем король королей. А еще, об этом тоже не стоило забывать, он светился. Ровный ореол окружал тело брюнета, многочисленные тонкие косицы волос его были собраны в переброшенный через широкое плечо и все равно ниспадающий до талии хвост. Торс, не считая истрепанного кожаного жилета на голое тело, был обнажен. Короткие узкие штаны оканчивались чуть ниже колен, а ноги были босы. Правильные черты гордого, надменного лица просились на монету. А выражение… о, выражение было странно задумчиво. Оно больше подошло бы философу, нежели воину. Однако, меч в потертых ножнах, лежащий на коленях, вряд ли подошел бы работнику умственного труда.

— Добрый вечер, — Ника запнулась и вежливо поправилась. — Доброй ночи. А вы кто?

— Сарстисар, — не отвечая на приветствие, назвался гость.

— Тезка или бог? — уточнила девушка.

Все-таки свечение вокруг тела свидетельствовало в пользу последней версии. Вряд ли мужчина натерся каким-нибудь светящимся составом, чтобы не зажигать фонарика на ночной прогулке.

— Бог, — обыденно прозвучал низкий баритон.

— Чем обязана?

Удивилась Вероника не сильно. Все-таки в ее жизни за последнее время случилось слишком много разнородных событий из категории сверхъестественное и невозможного, чтобы трактовать явление бога, как в высшей степени уникальный случай.

Собеседник помолчал, и все-таки ответил:

— Хотел посмотреть на тебя сам, создательница Альрахана.

Ника против воли улыбнулась:

— Про книги знаете? Странно, не думала, что богам есть дело до книг с Террона.

— Книги? Это лишь средство, — небрежно отмахнулся Сарстисар.

Ника удивленно вскинула брови.

— Надо же, глупый ребенок, — бог задумчиво прищурился, поглаживая меч, как любимую собаку. — Ты и в самом деле не понимаешь.

— Не понимаю чего? — насторожилась Ника. — Я знаю, что ваш человек похитил меня и везет в вашу церковь, то есть храм, чтобы предположительно убить на каком-то большом празднике, как убили бы тех бедных зверей, если бы я их не выпустила.

— Мне мало дела до людских бредней. Они привыкли праздновать так, я не мешаю, — бог равнодушно пожал плечами. — Я редко заглядываю в храмы, но все еще отвечаю, когда жрецы задают вопрос по всем правилам. Должно же быть в мире хоть что-то традиционное, основа основ.

Сарстисар снова стал похож на философа, которому зачем-то дали в руки оружие. Впрочем, грубые, сильные пальцы слишком привычно скользили по ножнам, чтобы такая иллюзия сохранилась дольше пары-тройки мгновений.

— Когда меня спросили о Видящей из Альрахана, я рек открывшуюся истину. В Альрахане нет и не было Видящей, но есть Демиург, смертный Демиург — ты.

— То есть? — недоверчиво округлила глаза Ника.

— Такое случается, — медленно с расстановкой начал отвечать Сарстисар. — Очень редко, когда сила мечты отказывается могущественнее бренной плоти. Если разлитой в мирах чистой силы достает для воплощения грезы, тогда рождается мир. Новый мир, связанный пуповиной со своим создателем. Ты не богиня и никогда таковой не станешь, смертному не под силу обрести все атрибуты бога, но мир, сотворенный тобой, живет. И он зависит от тебя, создательница, как зависит дитя от матери. А ты зависима от него. К примеру, часть жизненной силы ты получаешь сейчас напрямую, чистой энергией мира, значит, должна меньше желать грубой пищи.

— Невероятно, — тихо уронила Ника. Нет, она не собиралась спорить с богом, все лишь не могла поверить его нелепым речам.

— Узар всегда блюдет свою выгоду. Мои люди решили принести тебя в жертву во славу своего бога, — невозмутимо завершил рассказ Сарстисар.

— А вы против и хотите меня освободить? — недоверчиво уточнила терронка. Ей казалось, что она угодила на представление театра абсурда.

— Нет, я почти не вмешиваюсь в дела людей, — без злости и раздражения повторил бог. — Пришел поглядеть на тебя и кое-что объяснить. Я люблю честные битвы и равные шансы.

— И какое же равенство может быть в том, чтобы принести меня в жертву на вашем алтаре? Какая честная битва? — огрызнулась девушка. — Если я — демиург, этот процесс, наверное, как-то навредит Альрахану, и Узар получит преимущество во внешней политике. Так?

— Почти так, — спокойно согласился Сарстисар. — Твоя смерть может обернуться катастрофой, даже гибелью для сотворенного мира. Пуповина передаст смертный ужас и Альрахан будет сокрушен. Ты спрашиваешь, в чем честь и равенство шансов, смертная? У тебя есть способ спасти свое дитя.

— И в чем же та самая справедливость, которую можно или нужно соблюсти? — и на ломаный грош не понимая божественной логики, спросила девушка.

Освобождать и спасать ее никто не собирался, а вероятный добрый совет вряд ли мог принести существенную пользу. Достаточной религиозности, чтобы божественное откровение облегчило ее участь, тем паче откровение того бога, которого она и знать не знала всю жизнь, Вероника в себе не ощущала.

— Ты умрешь, конечно, — невозмутимо согласился Сарстисар. — Но выбор того, как это сделать, за тобой. Альрахан сотворен сильным и странным. Магия, сосредоточенная целиком на правителе и невозможность чужих магических деяний в пределах мира — это возбуждает зависть у соседей и злость, — бог поморщился.

— Я фантазировала, — девушке стало немного неловко, как случалось в школе, когда словесник разбирал по косточкам ее сочинение, сначала похвалив, а потом выудив столько недостатков, что странно становилось, почему ей вообще пятерку поставили, вместо пары. — Я же не подозревала о материализации фантазии. Хотелось придумать что-нибудь поинтереснее.

— Мир уже начал немного изменяться, но это очень неспешный процесс, если, разумеется, его не подтолкнуть… — бог говорил. Ника, пусть ей и было жутковато, а по мере того, как Сарстисар продолжал, становилось все страшнее и страшнее, внимала, не перебивая.

— Поняла? — закончил речь могущественный собеседник.

— Да, — глухо прошептала девушка.

— Нести бремя, держать ответ — вот это справедливость, — сказал напоследок бог и исчез.

Не таял, как улыбка чеширского кота, не прикрывался дымовой завесой или иными спецэффектами. Ушел, не меняя позы. В одну секунду сидел, поглаживая меч, в другую клетка опустела и лишилась источника божественного света.

Снова лишь лиловая луна с любопытством заглядывала в незапертую и одновременно закрытую на сотню незримых засовов клетку пленницы. Тихонько шелестела трава, да где-то там пронзительно кричали птицы и взрыкивали неведомые хищники. Нике даже показалось, что она узнала торжествующий мяв барса.

Казалось бы, после откровений Сарстисара бессонница обеспечена, однако стоило девушке только прилечь на охапку травы, как почти сразу пришел сон. Ей снились образы прекрасной столицы Альрахана, простор его земель, лица альсоров, дольше всего почему-то Пепла, Владычицы Гилианы, даже Дарет и Ила. Последние держались за руки и смотрелись в паре удивительно гармонично. Ника еще подумала, что надо обязательно постараться, чтобы они были вместе не только в ее сне, но вспомнила о собственной участи и огорчилась. Не за себя, за них. За то, что уже не успеет помочь…