Глава 8
Сижу, жду клиентов. Аид с утра приводит нашу конуру в порядок. Рей активно ему в этом помогает. Мне велено не шевелиться и сидеть смирно, чтобы не испачкать одежду. Я, кстати, весь в белом. Белые штаны, белая рубашка.
– Куда это? – Рей указывает пальцем на мусор в углу. Вот ведь… вроде бы недолго тут живем, а уже так насвинячили.
Аид чешет затылок и уверенно указывает пальцем на улицу.
– Сейчас веник дам. Вот, держи.
Рей кивает и приступает к нелегкому делу выметания мусора. Я, сидя аж на трех матрасах, созерцаю светлую картину и радуюсь тому, что на этот раз не меня приобщили к этому нудному делу. Но так как сидеть довольно скучно, я не могу не комментировать сей процесс.
– Эй! Вон там пятно пропустили. А вон там соринка, там былинка. – В общем, всячески наслаждаюсь. – Эй, крась лучше. Не отвлекайся!
Аид, стоя на табуретке и пытаясь дотянуться кистью с ярко-зеленой краской до потолка, мрачно на меня смотрит.
– Ты бы вышел. А то заляпаю, – говорит угрожающе.
– Отстираю. Я просто не могу пропустить такое зрелище, как светлый, который красит потолок. Тем более что идея его перекрасить принадлежит тебе…
– Еще одно слово, и я тебя тоже покрашу.
– Не посмеешь! Тебе страшный зверь жаба не позволит. Этот костюм стоит целую серебряную монету!
– Мне уже плевать! Я не пацифист, мне можно.
– Ну-ну. Ты вон там еще не докрасил. И вон там! И вообще, потолок получился какими-то пятнами.
– Гр-р-р…
– Я закончила. – Рей стоит в дверях с пустым мусорным ведром.
– Можешь вымыть ванную.
Кстати, у нас теперь есть нечто, отдаленно напоминающее ванную комнату. Аид купил таз, кувшин и ширму. Отгородил угол ширмой, туда притащил табуретку, на нее поставил таз, а в него кувшин, и заявил, что вот тут у нас ванная.
– Хорошо.
– А ты иди-ка купи недорогой ковер на пол и не мешайся.
– Ковер?
– Надо же чем-то пол прикрыть, да и комната будет выглядеть богаче. Но учти, если потратишь больше серебрушки – лично придушу.
– Ладно-ладно. Я тут подумал, может, еще и занавески купить?
Смотрим на небольшое оконце. На неком подобии подоконника лежит кристалл, который я нашел перед тем, как лезть в башню, чисто теоретически он должен был зарядиться от того подобия тусклого света, который здесь является дневным.
– Не надо. Неизвестно, когда ты начнешь зарабатывать. А на меня больше не рассчитывай. До поломойки я точно не опущусь. Э-э-э… Рей, прости, я не имел в виду ничего такого.
– Так что тряпку в зубы – и вперед, мыть ванную, – ехидно улыбаюсь я.
Глаза девчушки сужаются, и смотрит она при этом почему-то на меня.
– Эй-эй! Я пошутил, – мило улыбаюсь, поднимаю руки вверх.
Убивать меня не стали… Пока не стали. Но явно запомнили и припомнят при случае.
– Все-все. Я уже ухожу на рынок. Топ-топ.
– Может, все же не надо? – Аид опускает кисточку и задумчиво на меня смотрит.
– Да не волнуйся! Я – мастер торговаться.
И пока он не передумал, хватаю куртку, хватаю Рей за руку и рву на улицу, уже предвкушая поход между торговых рядов. Купцы еще в городе, и я буду не я, если не найду самый крутой ковер с изображением пламени и движущимися рисунками. Слышал о таких: рисунки на этих коврах сами собой передвигаются по полотну. Стоит это добро кучу денег, но я захватил целый золотой.
– Уверен?
Кошусь на Рей, которая бежит рядом, не поспевая за мной.
– В чем?
– В том, что Аид не убьет тебя за золотой? Я б убила…
Останавливаюсь и смотрю на девчонку, у нее на лице такое предвкушающее выражение… и такая улыбка, что мне просто становится дурно.
– А-а, так ты видела, как я его взял. – Чешу затылок, судорожно думаю, как выйти из положения. О, знаю как – все дети любят мороженое. Правда же? Поэтому широко улыбаюсь и произношу коронную фразу всех родителей мира: «Я сейчас тебе мороженое куплю».
Ребенок кивает и более вопросов не задает.
Хожу по рынку, изучаю товар. Это… прекрасно! У Рей уже три порции мороженого в животе и еще одна в руках… подтаивает. Ребенок изучает ее с некоторым удивлением и толикой отчаяния. Не лезет внутрь. Совсем не лезет. Хоть тресни.
– Кхм!
Вхожу в очередную палатку с вычурным интерьером и очень толстым продавцом.
– Чем я могу вам помочь, любезнейший господин? – Широкая улыбка и блеск золотых зубов просто ослепляют.
– Я… гм… ковер хочу присмотреть. Что вы можете предложить?
– Палатку напротив, – говорит продавец презрительно. – Там цены гораздо ниже и иногда можно выбрать приличный половичок.
Не понял? Вопросительно смотрю на Рей. Та пожимает плечами в ответ на мой недоумевающий взгляд.
– Вы сомневаетесь в моей платежеспособности? – сузив глаза, оскаливаюсь и провожу коготками по ткани палатки.
Хозяин бледнеет и что-то выкрикивает на незнакомом мне языке. Внутрь тут же заходят аж четыре накачанных типа, которые с трудом представляют, что им делать со всей этой грудой мышц. Хмуро изучаю вошедших. Я уже начинаю думать, что пацифизм – это не мое.
– Уходим.
Рей вздыхает и опускает недоеденное мороженое на самый красивый ковер, лежащий на самом видном месте. Ужас в глазах торгаша успокаивает мою нервную систему и возвращает хорошее настроение.
– Эх… так мы ничего путевого не купим. Ну идеи есть?
– Я пить хочу! – говорит девочка капризным тоном.
– Так не ной, сейчас организую. Эй, пацан!
Паренек, пробегающий мимо меня с криком: «Вода! Свежая вода!» – резко тормозит и воодушевленно ко мне поворачивается.
– Напои ее, – тыкаю пальцем в Рей.
Ей тут же вручают кружку с водой, зачерпнутой из бочки, стоящей неподалеку. Бочку охраняет другой, более крупный парнишка с подбитым левым глазом.
Отдаю медяк за воду, оглядываюсь и решительно подхожу к ближайшей палатке, держа девочку за руку. Не могут же нас отовсюду выгнать, да?
Аид красит потолок, покрывая его толстым слоем зеленой краски. Краска дешевая, старая и давно пережила все сроки годности. Это Таичи подсказала, как и когда можно пройти на склад больницы и взять все необходимое для ремонта всего за одну бутылку гномьего эля. Эль был отдан стражу, который бурно обрадовался тому, что теперь ему не придется «все это барахло» тащить на помойку.
– Гм… – Синие глаза задумчиво изучают очередную трещину. – Будем считать, что готово. Так, теперь… пол.
Спрыгнув с табурета и довольно выдохнув, Аид пожимает копыто синему свину, который последние полчаса кружит рядом с ним.
– А знаешь… из нас получилась неплохая команда.
Свин одобрительно хрюкает и гадит на пол.
Аид досадливо качает головой и съезжает по стене вниз. Кисточка чуть дрожит в его руке.
Свин плюхается рядом и утыкается мокрым пятачком в подставленную ладонь.
– Так… пол. Остался пол… Может, вылить краску и размазать?
Оба смотрят на оставшуюся банку с краской.
– Нет. Так не пойдет. Если уж взялся что-то делать, так делать нужно хорошо, на совесть, так сказать.
Но только эльф встает, как входная дверь распахивается, и перед ним предстает оно – видение, которое он не забудет до конца своих лет.
На пороге стоит красавица с фиалковыми глазами и тонкими чертами лица. Изящные пальцы сжимают косяк двери, черный, покрытый заклепками, молниями и стразами наряд буквально сияет и приковывает к себе взгляд, ноги обуты в высокие ботфорты, в ухе серьга в виде черепа с рубиновыми глазами. А шляпа с широкими полями лишь подчеркивает ее неземную красоту и хрупкость.
– Кто ты? – потрясенно спрашивает Аид, прижимая к себе свина и пытаясь встать.
– Да-а, – говорит сказочное видение, – надо тебе было хоть дверь открытой оставить. Пошли, проветришься. А то так и до глюков недолго.
Эльф растроганно улыбается и отрицательно качает головой.
– Не беспокойся, прекраснейшая. Я сам. – И он мужественно отворачивается, разыскивая взглядом злосчастное ведро с краской. Красить больше не хочется. Но… надо так надо.
Смотрю на зеленого от пяток до макушки Аида, прижимающего к себе банку с краской и радостно изучающего мою персону. Волосы вздыблены, руки трясутся, зрачки расширены. А воздух… тут все пропахло краской и растворителем – дышать просто невозможно. И как он здесь может находиться?
Меня он, кстати, назвал прекрасной принцессой и попытался поцеловать руку, когда я вытаскивал эту заразу на улицу. Удается мне вытащить его далеко не сразу, но все же удается. Светлый сопротивляется и требует не бросать бедненького маленького летающего синего свина. Все мои доводы в пользу того, что свиньи не летают, он просто не воспринимает. Выворачиваю ему руку за спину и вывожу так. Аид плачет… я же чувствую себя садистом.
Через полчаса на относительно чистом воздухе улицы светлый приходит в себя, осознает, что произошло, и его тошнит. Я помогаю ему отползти к канаве, где и оставляю, жалея его гордость.
Минут через десять он приходит обратно уже на своих двоих и, не дав мне раскрыть рта, интересуется, купил ли я ковер.
– А то! Его часа через три доставят. Как раз все просохнет.
– Сколько?
– Что – сколько?
– Сколько он стоит?
– О, сущие медяки. На!
Светлый ошарашенно взирает на всунутый ему в руки золотой.
– Теперь посиди вот тут. А мы с Рей пока сходим в ближайшую таверну и принесем что-нибудь поесть.
Аид не возражает.
Возвращаемся примерно через час, потом все вместе едим, а потом… потом приезжают рабочие. И тут начинается.
Светлый воспаряет духом и выдает приехавшим грузчикам ценные указания:
– Ковер сюда.
– А остальное?
Пауза.
– А есть еще что-то, кроме ковра?
Я загадочно улыбаюсь в стороне, делаю вид, что меня нет.
– Есть. Так куда грузить? – Ну… э-э-э… тоже в комнату.
– Ясно.
Аид чешет макушку, тролли же возвращаются к телеге, откидывают брезент и начинают вносить вещи в дом.
Мимо светлого эльфа проносят огромный, расшитый золотом ковер, три кресла, диван, кровать, еще одну кровать и широкую доску – два на половину метра.
– А это-то зачем?! – спрашивает Аид ошарашенно.
– Это мне. – Подхожу ближе и подмигиваю светлому. – Ее прибьют под потолком, я на ней буду спать.
– А… а деньги откуда? Или это тоже приобретено за медяк?
– А то!
– Распишитесь.
Киваю и ставлю размашистую подпись на подсунутой мне бумажке.
– Это что было? – нервничает Аид. – Дай сюда!
Бумажку вырывают. Тролль от неожиданности отшатывается. Светлый хватает ртом воздух при виде цифры в двадцать золотых монет.
– Не переживай. Это в кредит.
– Что?!
– Ну… гномы оформили мне кредит. Так что все это – сейчас бесплатно.
– Что?!
– Ты повторяешься. Ну все, ребята, спасибо.
Тролли хмуро бурчат что-то себе под нос и уезжают. Я вместе с Рей захожу в дом и довольно оглядываюсь. Шикарный мягкий ковер с вышитыми рисунками в виде водяных лилий радует взор. Резные кресла и диван полукругом стоят вокруг камина. На стене висят два гобелена с прекрасными лесными пейзажами.
У противоположной от камина стены виднеются две кровати. Над одной из них прибита моя подвесная полка с матрасом и подушкой. Ура! У меня есть подушка…
– А если все вернуть? Мы тогда ничего не будем должны? – переживает Аид.
– Не получится. Мы все равно будем должны.
Светлый стонет.
– Да ладно тебе, – хлопаю его по спине и подмигиваю ему с умным видом.
– Ты еще не видел ванну. Ее завтра принесут. И унитаз! По форме зада. Слушай, я его как увидел – сразу о тебе подумал.
– Что?!!!
Короче, за унитаз меня чуть не убивают. Этот ненормальный хватает полено из кучки в углу и носится за мной по комнате, обещая убить на месте. Я ору, что все окупится и все будет прекрасно! Аид почему-то в это не верит и нервничает все сильнее и сильнее.
Успокаивается он только к утру. Карточку, на которую мне оформили кредит, отдаю Аиду. Так что… я опять не при деньгах. А еще мне приходится пообещать отдавать ему все свои заработки, пока не расплатимся по кредиту.
На следующий день в дом стучит первый посетитель. Аид открывает дверь и, выяснив, что надо, зовет меня. Я же крепко сплю. Ибо поэты рано не встают, да и вообще мы легли под утро.
Аид зовет меня еще раз, и еще, после чего, разозлившись, подходит и сдергивает меня за ногу с полки. Посетитель испуганно взирает на матерящегося злого встрепанного темного эльфа, который сидит на полу и скалит зубы на светлого.
– Может… я… это… потом зайду…
– Стоять! – говорю я. – Кхм. Ну… чего надо? – встаю.
– А… кто петь будет? Здесь сказано, что темный эльф. Но я бы хотел вот его. – В Аида тыкают пальцем.
– Не ты один, – просвещаю я парня. – Его многие хотят.
Аид краснеет до кончиков ушей и незаметно пихает меня локтем в ребра. Я взвываю.
– Так, ладно. – Встаю, приглаживаю волосы, бросаю оценивающий взгляд на посетителя. Прыщавый, высокий, слегка сутулый парень переминается с ноги на ногу и постоянно хлюпает носом. – И что именно от меня потребуется?
– Се… се-е…
– Се?
– Серенада! – мычит он, отчаянно краснея.
– Хм. Для кого?
– Для… одного… человека.
– Рад, что не эльфа.
Парень улыбается и смущенно трет носком грязного сапога ковер. Светлый бледнеет как смерть и устремляется к посетителю. Ковер белобрысый бережет как зеницу ока.
Парень оказывается покладистым. По первому же требованию Аида он снимает куртку и сапоги, остается в пропахшем потом свитере и дырявых, плохо пахнущих носках. Я гордо прохожу к креслу и, уже садясь в него, говорю:
– Прошу вас.
– А? Спа-спасибо. – Мне нервно улыбаются и присаживаются на краешек дивана.
– Итак. Сколько лет объекту?
– Кому? А, девятнадцать!
– Угу. Цвет волос?
– Бе-белый.
– Угу. Цвет кожи?
– Персиковый, – сообщает смущенно.
– Прекрасно. Уродства есть?
– Нет!
– Не ори. Зубы все на месте?
– А… какое это имеет отношение к серенаде? В ней будет описано количество зубов?
– Ну мало ли. Любая деталь может быть важна.
– Да… ну, если честно… недавно моя любовь лишилась трех передних зубов.
Мощно. Она ночью на орка напоролась, что ли?
– Бедняжка.
– Да. И… это моя вина.
Аид нервно кашляет, сидя на корточках перед камином и поправляя угли кочергой.
– Н-да? Тогда серенадой не отделаешься.
– Я знаю! Знаю! Но она так любит меня! Моя любовь! – Парень вскакивает и начинает бегать по комнате. Молча наблюдаем за его перемещениями и ждем продолжения. Оно следует. – И если бы только не тот проклятый поцелуй.
Мне становится любопытно. Это как надо было чмокнуть… с разбега, что ли?
– А можно поподробнее? Возможно, это поможет сделать серенаду более… лиричной.
– Да? Ну… это вовсе не секрет. Об этом знает вся улица, если не весь город.
– То есть события происходили днем?
– Да. Она стояла у окна и слушала, как я признаюсь ей в любви.
– Днем?
– Да.
– Ты что, орал, стоя на улице: «Я люблю тебя»?
– А что такого? У нее очень строгая мама, и в дом меня не пускают.
Все с ним понятно.
– А может, ей серенаду с фейерверком? А? – Парень с нездоровым энтузиазмом глядит на меня.
– Не отвлекайся. Так что же произошло дальше?
Влюбленный разочарованно хмыкает и садится прямо на ковер.
– Ну а дальше я захотел ее поцеловать, понятное дело, не дотягивался. Ну и попросил спрыгнуть ко мне. Обещал поймать.
– И как? Поймал?
– Поймал. Вот только эта дуреха врезалась лицом мне в плечо. А я же в доспехах был – с дежурства шел.
– Так ты стражник, что ли?
– Ну да. Новобранец.
– Что ж, – произносит Аид до того, как я успеваю что-либо сказать, – так как вы наш первый клиент, вам наша серенада достанется совершенно бесплатно.
Глаза парня вспыхивают такой радостью, что я даже забываю, чего хотел сказать. Светлый же просит клиента ни о чем не беспокоиться, после чего с почестями выставляет его за дверь.
– А когда…
– Сегодня в десять часов вечера приходите сюда. Серенада будет готова.
– С чего ты взял?!
Но мой вопль, увы, остается неуслышанным.
Аид закрывает дверь и оборачивается ко мне. Сижу злой, чуть ли не дым пускаю из ушей.
– Это наш шанс наладить нормальные отношения со стражей. А главное – сам подумай, какая реклама!
– Нам есть надо!
– Я знаю. Но главное для нас в данный момент – реклама и хорошие отношения со слугами закона.
– Только они потом всем кагалом сюда явятся за халявными серенадами.
– Споешь – не развалишься.
– Я тебя убью.
Аид фыркает и сует мне в руки перо и чернила.
– Бумага на столе. Героиня – блондинка без трех передних зубов. Давай, изобрази страсть в трех рифмах.
Хмуро на него смотрю, пытаясь сообразить: и когда же он так обнаглел. Эх! Ладно. Так, где тут наш крутой стол, который мы отрыли на помойке? Он уже почти не воняет.
Твои глаза как два алмаза,
Твоя улыбка… необычна,
Ты мне всегда ужасно рада,
Хоть это, право, неприлично.
Нет, не так. Надо, чтобы серенада получилась незабываемой! Чтобы весь мир, услышав ее, понял, что автор – гений.
Покачиваюсь на стуле и чешу затылок. А как тогда?
– Аи-ид, – говорю заунывно-жалобным голосом.
– Что?
– Сделай мне чаю.
За моей спиной что-то грохает.
– Не понял?
– Что тут непонятного? У меня творческий кризис. Сделай чаю! И это… что-нибудь вкусненькое у нас есть?
– Издеваешься?! Умереть хочешь? – вкрадчиво спрашивает светлый. – Так я могу помочь безвозмездно, то есть даром.
Упс. Кажется, я его довел-таки до ручки. Нужно срочно отвлечь внимание.
– Смотри, – указываю на диван. – Ковер и вся эта мебель… куплены в кредит. И если я не расплачусь с гномами в срок, я – труп, и ты, кстати, тоже.
Аид тяжело вздыхает и идет делать мне чай.
– Итак… продолжим. Она: блондинка, без зубов, влюблена в прыщавого стражника и живет на третьем этаже… хм…
Твои зубы я выбил на первом свиданье,
Твоих глаз не заметил за синяками.
Но пойми, что понравилась мне не внешность,
Я влюбился в твой ум, твои силу и свежесть!
За тебя буду биться я с тысячью воинов,
Из тебя я исторгну три тысячи стонов!
Ты запомнишь меня самым первым и верным,
Я запомню тебя как пупочек вселенной.
Откидываюсь назад и довольно перечитываю строки. Ну не идеально, конечно, и концовка слегка смазана, но в целом сойдет.
– Держи.
На стол ставят чашку горячего чая.
– Ты долго. Я уже все придумал.
Аид выгибает бровь и берет лист бумаги со стола.
– Хм.
– И это все, что ты можешь сказать? Я сочинил шедевр! Всего за пять минут. А ты говоришь только «Хм»!
– Сойдет. Для девушки стражника. А при чем тут стоны?
– Ну… намек, так сказать.
Светлый чуть краснеет.
– Короче, вот твой чай, вот плюшки. Отдыхай. Стражник придет вечером, вместе с ним пойдешь к дому его девушки.
– А я-то тут при чем?
– Ты будешь петь.
Я давлюсь куском плюшки. Еле откашливаюсь.
– С ума сошел?! А с чего это ты решил, что я буду петь бесплатно?
– А с того! Что он петь точно не умеет. А нам нужна слава, чтобы заработать много денег! – заявляет Аид.
– Я пошутил. Положи кочергу, зайчик, а то я нервничаю.
В ответ доносится только тяжелое дыхание, а сузившиеся глаза светлого выжигают на моем лбу дыру размером с кулак.
– Еще раз скажешь мне «зайчик», и я оторву тебе ноги и сломаю шею. Понял?!
– Понял. Все понял.
– Вот и хорошо.
Кочергу откладывают.
– Пиши дальше.
– Что? Но двух четверостиший вполне достаточно.
– Я! Сказал! Пиши!
– Все, пишу-пишу. Ты только не нервничай.
Ночь. Дождь. Ветер. Волки воют в заснеженном лесу, призывая ужин.
Ну… насчет заснеженного леса я, конечно, загнул, но то, что на улице холодно, это факт.
– Фтор. Стучат.
– Слышу. – Сижу у камина, закутавшись в плед и не испытывая ни малейшего желания вставать.
– Это наверняка посетитель.
– Не-а. Я уверен, что просто ошиблись дверью.
Дверь сотрясает новый град ударов.
– Простите! Я… я за серенадой, – пищат снаружи.
Аид выразительно на меня смотрит.
Ну вот. Приперся. И чего ему дома-то в такую погоду не сидится? Эх, придется вставать и тащиться с ним к его прынцессе.
Дверь с треском распахивается…
– А-а… э-э-э… Здрасте. – Молодой стражник, закованный в железную кольчугу, дрожит от холода и походит на пугало.
– Тебе бы пару килограмм набрать.
– Что?
Выхожу, прихватывая с собой ребенка, и закрываю дверь.
– Да так, ничего. Хорошо выглядишь, – льстивым голосом говорю я, вспоминая наставления Аида о том, что клиент всегда прав, пока платит, конечно, если он стражник.
Далеко вверху узкая полоска ночного неба перемигивается звездами, которые то и дело заслоняют черные облака. И только неяркий голубой свет фонарей немного рассеивает ночной мрак этого города.
– Ты уверен, что она еще не спит?
– Уверен! Я ей в окно камушек с запиской кинул, сообщил, что буду сегодня серенаду петь. И даже написал, во сколько. Кстати, уважаемый бард, а не могли бы вы… спеть ее вместо меня?
– А зачем я, по-вашему, с вами иду?
– Уф! Отлично! Тогда… не могли бы вы мои доспехи надеть?
Останавливаюсь. Рей сжимает мою руку, удивленно заглядывает мне в лицо.
– Зачем?
– Я имел в виду… точнее, я вовсе не имел в виду чего-то такого! Прошу вас… – О сникает и замолкает.
Мрачно на него смотрю. Парня трясет. Хм, а я уже и забыл о том, как именно люди воспринимают темных эльфов. Мы для них убийцы, твари, крадущие и пожирающие детей. Только тени могут сражаться с нами на равных. Ну или почти на равных. Тяжело вздохнув, чешу затылок.
– Ладно. Как скажешь.
– Наденете? П-правда наденете?
– Да.
Меня обнимают. Неожиданно, сильно и от всей души. На лице стражника при этом сияет широкая, безумная улыбка, а глаза словно испускают свет. Вырываюсь, стараясь не испортить все дело. Рей отходит чуть в сторону и с интересом за нами наблюдает.
– Отлично! Тогда пойдемте во-он в тот переулок и там попробуем переодеть вас в мои доспехи. У меня и шлем с собой! Так моя любовь точно ни о чем не догадается.
Ругаюсь сквозь зубы, пока меня затаскивают в тень переулка. Отлично! Теперь люди вертят мною как хотят. Эх, грехи мои тяжкие!
Так… я выгляжу как полный идиот.
Шлем велик, и я мало что вижу сквозь забрало, грудная пластина слишком отстает от груди, да и остальные части сидят как попало. Стоять в этом тяжело, двигаться – почти нереально.
– Вы как? Нормально?
Н-да. Видела бы меня сейчас моя мама – убила бы, чтоб не мучился и не позорил наш клан.
– Нормально! Далеко еще идти?
– Нет. Мы почти пришли. Вон то окно, видите? Там еще свеча на подоконнике стоит.
– Там везде свечи.
– Нет, та стоит на черепе, похожем на человеческий.
Ошарашенно на него кошусь:
– Уверен, что она нормальная?
– Да! Она… само совершенство. Моя любовь… она прекрасна. Белокурые волосы, хрупкие бедра…
– Все-все, я понял, так что можно обойтись и без подробностей.
– Ой, простите!
Вылезаю из проулка, морщась от грохота, который издаю при каждом шаге.
– Девочка, стой. Тебе… тебе не стоит с ним. А-а-а-а!
Оглядываюсь и изучаю валяющегося в отрубе стражника. Рей стоит рядом и пинает его носком сапога. На мой вопросительный взгляд девочка отвечает всего одной фразой:
– Он меня не пускал.
Все. Абзац. Возвращаюсь и жду, когда стражник очнется. Нельзя же начинать без него.
Стою под окнами, чувствую себя крайне неловко. Парень, которого, кстати, зовут Жан, показывает мне большой палец, стоит в тени арки и пристально за мной наблюдает. Оттуда можно легко увидеть окно с черепом в качестве подсвечника на подоконнике. Не знаю, что за дева там живет, но спеть ей я просто обязан. Рей, к счастью, осталась с парнем. Оно и правильно. Нечего ей здесь светиться.
Вытаскиваю из кармана лист, разворачиваю и набираю воздуха в грудь. Капли дождя быстро размывают строчки, но я уже запомнил их наизусть. Что ж. Начнем.
Стою, как дурак, под холодным дождем,
С трудом в темноте обнаружил твой дом…
Мой голос одиноким вестником несется в темноте и затихает где-то в отдалении. Занавеска не шевелится. Может, надо петь чуть громче?
И снова, и снова пою я куплеты,
О, выгляни, милая, если одета!
Прошу, посмотри из окна на меня,
Я очень страдаю один без тебя.
Есть! Там кто-то подходит к окну. Кошусь на Жана. Тот радостно смотрит, сжимает кулаки и улыбается как идиот. Так, все идет по плану, продолжаем.
Вчера я случайно сломал твою челюсть,
Поставил синяк, не поймал свою прелесть.
Забыл день рожденья, грубил твоей маме,
А вместо свиданья – напился с друзьями.
Но верю, в доспехах увидев меня,
Забудешь обиды, блондинка моя!
Она там, точно там. Кто-то выглядывает, но я не могу разглядеть, приходится постоянно удерживать взглядом строки, которые от волнения попросту выпадают из моей памяти.
Когда засыпаю – я вижу твой лик,
Твой стан, твои руки. И груди на миг
Я вижу так четко, что ломит все тело.
Откликнись на зов мой, души королева.
Ведь если сейчас ты не выглянешь вдруг,
Повесится твой провинившийся друг.
Тихий вздох и рухнувший к моим ногам платок с привязанным к нему камнем. Впечатлил! Продолжаю петь, на всякий случай отхожу на шаг назад.
А если простишь и ответишь признаньем,
На все наши встречи я без опозданья
Впредь буду ходить и сгорать от любви.
Прошу, хоть на миг покажись, не томи.
Но если ты вдруг разлюбила меня…
Умру. Не прожив без тебя даже дня.
Все. Закончив петь, поднимаю голову.
Челюсть медленно ползет вниз, а сердце ухает куда-то в пятки и судорожно там бьется. Свесившись из окна по пояс, на меня смотрит нечто… с усиками и всеми внешними признаками мужчины… Правда, это блондин. Однозначно.
– Жан! – басит это «чудо» и краснеет.
Отхожу еще на шаг назад, чувствую, как реальность со скоростью бешеной мантикоры улепетывает от меня. В спину что-то бросают. Камушек. А, да. Я же пообещал ретироваться в арку и поменяться с Жаном местами, когда допою. Разворачиваюсь и, слегка пошатываясь, иду к радостно машущему мне парню.
– Жани! Куда же ты?! – удивляется мужеподобное нечто в окне.
– Я ща. Мне… надо… – говорю на бегу.
Жан бросается ко мне, буквально срывает доспех и спешит нацепить его на себя. Я не сопротивляюсь, все еще пытаюсь понять, что это было.
– Э-э-э… Жан.
– Magde! Не снимается!
– Поосторожнее. Это мое колено.
– Прости. Но ведь еще немного, и она исчезнет!
– Это он.
Непонимающий взгляд, мокрая челка и рывки в области колена.
– Ты это о чем?
– Это не девушка.
– Я что, по-воему, дебил? О, снялся! Теперь кольчуга. Ну! Как я?
– Герой.
– Ага. Спасибо, я скоро.
И это чудо убегает ко все еще выглядывающему из окна мужеподобному нечто. Оно улыбается! Жуть-то какая. Жан же сильно заикается, пытаясь выговорить имя любимой…
Ко мне медленно подходит Аид, встает рядом и глядит туда же, куда и я.
– Ну и? Что скажешь? – кошусь на светлого.
– Любовь зла.
– Я бы даже сказал, злопамятна. Они же оба мужики!
– Да с чего ты взял?
Еще один. Хмурюсь и тыкаю пальцем в сторону «прынцессы».
– Груди нет. Мышцы выпирают, щетина, квадратный подбородок.
Наш разговор прерыает писклявый вопль:
– Ребята!
Медленно удаляюсь по переулку. Делаю вид, что это не ко мне.
– Идите сюда, ребята! Макс все знает!
– Идем или ты испугался? – Врадчивый голос, раздающийся около уха, заставляет резко остановиться и сжать зубы.
– Аид, лучше заткнись.
Возвращаюсь.
– Ребята, вы сказали, что бесплатно, но мы тут подумали, в общем, вот.
Рефлекторно ловлю летящий мешочек с глухо позвякивающими монетами. Настроение слегка повышается, я даже готов игнорировать Макса, который отчаянно мне машет и благодарит за серенаду.
Воцаряется неловкое молчание. Жан переминается с ноги на ногу, Рей сжимает мою руку и присутствует при всем молчаливой тенью. Дует ветер, завывает в печных трубах.
– Кстати, вам девочка не нужна? – неожиданно для себя спрашиваю я.
– Что? – Жан немного туповат, но я специально показываю пальцем на Рей, чтобы он точно понял меня.
– Она будет вашим ребенком. А то вы сами… того… не сможете.
– Почему это? – уточняют в окне.
– Ну… в силу ряда особенностей… физиологии.
– Намекаешь, что я слишком худой? – напрягается Жан. – И не смогу выносить?
Я мысленно считаю до ста, чтобы не сорваться и не наговорить лишнего. Надо будет потом балладу сочинить. О том, как я доказывал мужику, что он – не баба.
– Нет. Ты не худой… скорее костлявый. Но… ты ж мужик.
Воцаряется тишина. Я начинаю догадываться, что здесь что-то не так.
– Кто мужик? – тихо спрашивают в окне.
Указываю на Жана. Глаза паренька сужаются, он сжимает зубы и… хохочет. Громко, захлебываясь и утирая слезы.
Все. Он окончательно сбрендил. Молча ухожу, утаскиваю Рей за собой.
– Фтор, погодите! Жан, то есть… я – девушка.
Действительно. И как это я раньше не догадался?
Неожиданно за спиной раздаются вопль, грохот, звуки выстрелов, вспыхивает яркий, ослепительный свет. Оборачиваюсь и наблюдаю, как из окна вместо Макса по пояс высовывается здоровый волосатый мужик с арбалетом в руках. Сощурив один глаз, он палит в Жана. Тот мастерски уворачивается, умудряется при этом довольно шустро бежать в мою сторону. Аид опережает его на сто метров и, схватив меня за ворот куртки, дергает за собой:
– Беги, идиот!
Я прихожу в себя и, едва не навернувшись, рву вслед за светлым.
Интересно… эта ночь когда-нибудь закончится?
Сидим у нас дома. Рей впервые – сама – отпустила мою руку и теперь возится с вытирающим слезы и сопли Жаном. Аид меланхолически заваривает чай в котелке, помешивая его по часовой стрелке со строго заданными интервалами.
– Так! Тихо! – Все смотрят на меня. – А теперь по порядку: что это конкретно было? И почему ты сидишь тут? Тебе что? Пойти больше некуда?
– Ну… я… я…
– Я понял. Ты девка, которая стала стражницей. Я, правда, несколько удивлен, что в стражу принимают женщин.
– Не принимают.
– Как это?
– Не… не принимают.
Аид передает гостье кружку с напитком, девчонка благодарно ему улыбается и наконец прекращает всхлипывать.
– Только прошу! Не рассказывайте никому. Если меня поймают до совершения подвига… мне конец. И мы с Максом… Его отец не допустит нашего брака!
Беру у светлого кружку, отпиваю, медленно прихожу в себя. Так. Спокойно! Надо просто во всем разобраться. В меня уже не палят из арбалета. Удивляться происходящему я устал. Сейчас я дома, мне тепло и сравнительно уютно, так что можно послушать ее историю, а после выгнать на улицу и со спокойной душой пойти спать. В конце концов, кто знает, возможно, из ее рассказа удастся состряпать неплохую балладу, которая прославит меня в веках. А что? Романтика в своем роде.
– Давай по порядку. Как тебя зовут?
– Генриетта. Но я уже привыкла к имени Жан.
– Зачем ты пошла в стражу?
– Отец Макса… запрещает нам пожениться.
– Почему?
– Макс из приличной семьи, они богаты, их род происходит от первых купцов этого города, его отец мечтает о титуле, он уже Максу невесту из знати присмотрел. Обедневшей, конечно.
– Угу. И Макс… не сопротивлялся, когда его заперли в комнате?
– Ты же видел его отца. Он психопат. Чуть что – берет арбалет и стреляет на поражение.
– Н-да. Видел. И моя трепетная душа до сих пор в шоке.
– А у темных эльфов есть душа?
Мрачно смотрю на Генриетту. Аид подливает мне чая.
– Так, еще раз – зачем ты пошла в стражу?
– Если я совершу подвиг, то меня произведут в капралы и оставят в страже! Даже если обнаружат, что я – девушка. А городская стража всегда горой за своих, и отец Макса просто не сможет больше стоять между нами. А то я ему такую ревизию буду каждый месяц устраивать, что он вмиг нищим сделается и на паперть пойдет.
Кошусь на Рей, которая уже положила голову на колени этой гарпии и довольно сопит. На лице Жана-Генриетты счастливая улыбка, взгляд – мечтательный. А девочка-то, смотрю, не промах.
– И что за подвиг ты решила совершить?
– Пока не знаю. Надеюсь, что-нибудь подвернется… К примеру, можно попытаться убить насильника… или маньяка, который будет терроризировать город по ночам.
Хмыкаю и отпиваю чай из кружки. Девушка внезапно грустнеет и опускает голову.
– Макс через три дня уедет. Отец отправляет его с караваном из города, чтобы навсегда нас разлучить. Макс успел сказать мне это перед тем, как нас грубо прервали.
– То есть у тебя осталось всего три дня.
– Как вы считаете… есть шанс, что город попытаются разрушить или маньяк объявится?
Задумчиво смотрю в ее полные надежды глаза. Как-то не хочется вот так сразу разбивать мечты юной барышни.
– Вряд ли.
Разбил.
– Я так и знала… Ладно. Простите, что побеспокоила.
Киваю и тоже встаю. (Если дама встала, а ты еще сидишь – у нее больше шансов тебя прирезать, заколоть или ударить тупым предметом.)
И тут в дверь стучат. Причем так, что ее сносит с петель. В проеме появляется окровавленный, шатающийся, мокрый Макс, держащий в руках арбалет отца.
– Генри! – выдыхает он и падает в комнату.
Крайне мрачно на него смотрим. Все, кроме Жана, тьфу, Генриетты, запутался я что-то в ее именах или имени – не знаю, как правильно. В ее глазах – ужас, надежда и желание отомстить всем и сразу. Надеюсь, они уйдут минут через пять.
