Глава 13
Столица. 1–3 июля
Вы когда-нибудь пытались танцевать мазурку с хиндустанским мумаком? Нет? А в туре вальса с хинтайским танком пройтись не пробовали? Вот и не пробуйте. Ничего приятного в нашем общении с господином полковником не было. Хотя познавательно, этого не отнимешь.
В общем, выражаясь словами из популярной некогда песенки, которую под настроение периодически насвистывает мамуля, многозначительно поглядывая на папочку – и вот под этой личиной скрывался… хм… ну, в нашем случае – заговорщик. А такой был мужчина – настоящий полковник! Хоть и не в рифму получилось, но по сути верно.
Наш разговор на террасе Островного дворца был, наверное, более уместен на древне-хинтайском рынке, так откровенно мы торговались. В качестве запаленного мерина, которого обе стороны с одинаковой страстью пытались представить племенным скакуном, выступал наш доблестный и несгибаемый, хоть ныне и несколько ограниченный в передвижениях, милорд. И если Птурс Ифритович и рассчитывал поначалу на то, что леди Анарилотиони даст за опального энчечекиста хорошую цену, то вскоре гоблин убедился, что прогадал. Я не собиралась покупать столь ценный товар. Мне он и даром был не нужен. Плебеем больше, плебеем меньше… И если любезнейший Птурс Ифритович всерьез считает, что Нолвэндэ Анарилотиони так уж сильно заботит, во что там в очередной раз вляпался ее непутевый напарник, то Птурс Ифритович серьезно ошибается. Государственная измена, говорите? Трибунал? Ну что ж, прискорбно, сударь, прискорбно. Впрочем, в память о совместной успешной работе и приятельских отношениях я, безусловно, подыщу для капитана ап-Телемнара хорошего адвоката… Закрытый процесс? Вы уверены? А мне почему-то думается, что совсем-совсем закрытым процесс по делу личного вассала Владычицы и лорда Империи сделать не удастся… В конце концов, милорд ап-Телемнар вправе требовать Суда Равных. Уверяю вас, он прекрасно осведомлен о том, что эту норму в отношении проштрафившихся рыцарей и кавалеров гилгэлада никто не отменял. Впрочем, даже если он запамятовал… Найдется ведь, кому напомнить, не так ли, Птурс Ифритович?
Смысл всего вышесказанного сводился к следующему: «Друг мой, я прекрасно знаю, что тебе от Эрина чего-то надо… что-то, что ты не выбьешь из него никак. То, что не смог выбить либрусек. То, что не составит труда добыть для профессионального мыслечтеца. А вот почему ты, не последняя шишка в СИБ, стоишь тут и пытаешься со мной торговаться, так сказать, неофициально, вместо того, чтоб всего-навсего отдать соответствующий приказ… Это уже совсем другой вопрос. И ответ мы оба знаем, драгоценный Птурс Ифритович. Так что нечего тут мне на чувства давить. Это я тебе нужна, а не ты мне. На халяву не прокатит, дружок. Озвучь-ка мою долю».
Птурс Ифритович дураком, само собой, не был. Подлецы среди магов встречаются сплошь и рядом, такова уж сама природа этого занятия, мало-помалу размывающего у практикующего чародея все моральные рамки и законы чести, а вот дураков в числе колдующей братии еще поискать. Чем выше уровень личной магической силы, тем беспринципней колдун. Но что мне до его принципов, господа? А, тем более, до мотивов?
В общем, гоблин прекрасно понял все нюансы и расшифровал намеки, а потому моментально сменил тональность и запел совсем по-другому.
Оказывается, ни чести, ни жизни, ни даже свободе милорда ап-Телемнара, моего напарника и его, Птурса, дорогого друга, ничто и никто не угрожает. Пока. И уж во всяком случае, ни о каком трибунале речь даже и не идет. Опять-таки, пока. Другое дело, что наш несгибаемый, но оч-чень недальновидный товарищ в погоне за истиной перешел дорожку кое-кому настолько влиятельному, что даже и Птурс Ифритович не может гарантировать личной безопасности дорогого друга Эринрандира, ежели дорогой друг будет продолжать разгуливать на свободе и нарываться на неприятности. К величайшему сожалению Птурса, на предложение помощи и содействия старый приятель отреагировал неадекватно – «вы же знаете, миледи, какой он параноик!» И пока ап-Телемнар не подставился окончательно, Птурсу пришлось взять инициативу в свои руки и на свой страх и риск поместить дорогого друга Эрина в безопасное место. То бишь, инсценировать арест. Пока – инсценировать.
На мой резонный вопрос, что же это за место, гоблин многозначительно оглянулся и уклончиво заметил, что всему свое время. Ну что ж…
Эти постоянные оговорочки, это пресловутое «пока», само собой, должно было наводить меня на мысль о том, что подобное подвешенное состояние долго не продлится и не худо бы миледи посодействовать в нелегком деле убеждения ап-Телемнара в том, что окружающие желают ему исключительно добра. Если, конечно, упомянутый капитан для леди Анарилотиони представляет хоть какую-то ценность. Потому что когда речь идет о безопасности трона и Империи, святой долг каждого… И тэ дэ, и тэ пэ, со всеми вытекающими.
Леди, в свою очередь, заверила сударя боевого мага в том, что таки да, определенную ценность лорд капитан для нее представляет. Однако же, когда речь идет о безопасности Империи и долге каждого верного подданного Владычицы…
На этом месте Птурс не слишком вежливо меня прервал, заметив, что пока мы тут рассуждаем о долге, капитан продолжает запираться, а время не терпит, и Родина в опасности, не говоря уж о верных подданных. В смысле, охотников за сокрытой в голове Эрина информацией в Столице скоро соберется видимо-невидимо, аж тесно станет, и далеко не у всех из них столь благие намерения, как у Птурса. Не говоря уж о методах.
Я ухмыльнулась и дала понять, что насчет методов он мне может не рассказывать, я в общих чертах их представляю. Однако же испытываю весьма обоснованные сомнения в том, что на капитана НЧЧК, прошедшего суровую школу Хинтайского инцидента и Пиндостанского конфликта, лорда Империи, личного вассала Владычицы, кавалера Звезды Эрейниона и прочая, и прочая, подобные методы могут подействовать. Если уж мутант-либрусек из Эрина ничего выбить не смог, то о чем тут говорить, а?
Птурс поскрежетал зубом и уклончиво согласился, что говорить, и верно, не о чем. Врагам Империи наш доблестный лорд тайну элеммировой посылки не выдаст ни при каких обстоятельствах, однако же зачем доводить до крайностей, когда вот здесь, прямо-таки под рукой, есть тот самый лом, против которого, как известно, не приема. Иными словами, дипломированный мыслечтец?
Ага-а! Разговор начинает становиться предметным. Наконец-то. Про Элеммирову «посылку» мы, значится, в курсе и этого не скрываем. Теперь еще чуть-чуть дожать… самый рискованный момент во всей этой игре, на самом-то деле, потому что, если Птурс знает…
Птурс не знал. Это стало понятно сразу же, как только на мое резонное замечание – а почему бы тогда господину боевому магу не подключить к работе находящихся в его подчинении штатных специалистов-мыслечтецов? – господин боевой маг искренне изумился моей необоснованной уверенности в абсолютной лояльности всех мыслечтецов. В том смысле, что нельзя же поручиться, что среди них не затесался случайно подлый враг и предатель. А вот мне, леди Анарилотиони, напарнице и соратнице дорогого друга Эринрандира, Птурс может доверять полностью…
Вот вы и попались, господин боевой маг первого ранга. Теперь вы от меня точно никуда не денетесь.
Дело-то ведь в чем? Не бывает нелояльных мыслечтецов, равно как и прочих специалистов, практикующих так называемую «ментальную» магию. Просто не бывает – и все. Самоучек среди нас нет, это невозможно, заниматься мыслечтением, графомагией, внушением и прочими направлениями ментального воздействия без определенных навыков, получить которые реально только системно и централизованно. И, скажем так, не за год. А без обучения способности будут «спать», блокированные… как бы это понятней объяснить… ментальным полем самого мира. Ну вот как-то так, если навскидку… Хотя ладно, момент важный, поэтому остановлюсь подробнее.
Каждый вновь рожденный подданный Империи проходит еще в младенческом возрасте, помимо врачебного, еще и магическое обследование. Ну, объяснять, зачем это делается, надеюсь, не надо? Мы ж все-таки Волшебные Расы. И врожденные способности к ментальной магии либо есть, либо нет, тут ошибки исключены. Так что в моей маго-генетической карте сразу после рождения уже стояла некая «галочка», иначе потом балрога лысого я бы смогла этому учиться – ни за деньги, ни по протекции. А дальше… Наверное, компетентные органы были бы очень крупными идиотами, если бы не создали систему контроля за каждым, кто начинает развивать подобные способности, не так ли? Сразу же после поступления в ИВА, еще до начала первых занятий, каждый из нас принес… м-м… своеобразную присягу, что ли… Добровольно дал наложить на себя некое специфическое заклятье (там много всего было намешано, и магия крови, и еще целый список дополнительных мер), которое как раз таки и контролирует нашу «лояльность». Обойти его нельзя, снять его невозможно. Кроме всего прочего, оно как бы «отпирает» сами латентные способности. А рискнувший проверить эффективность системы контроля, так сказать, на практике… в лучшем случае – лишается всех способностей, в худшем – превращается в овощ. В том случае, если выживает, конечно. Этакая добровольно принятая система самоуничтожения. А для примера… Помните, как я прошлась по мозгам дорогого друга и соратника в начале нашего феерического знакомства? Ну, тогда, когда мы Мэйну ловили, в баре «Три веселых феечки»? Так вот – причини я ему тогда реально непоправимый вред – и лежать бы мне рядышком с превращенными в желе мозгами. А вот оглушение недоброй памяти господина Пинофилло обошлось для меня без каких бы то ни было последствий. Ведьмаку, опять же, мозги разнесла – и ничего. Такие дела. И, между прочим, очень правильная система. Вот в прежние «вольные» времена такое творилось – о-о! Другое дело, что из любого правила бывают исключения, особенно учитывая, что настройки сугубо индивидуальны… Периодически встречаются откровенно спятившие субъекты, настолько уверенные в собственной правоте и непогрешимости, что заклятье воспринимает их действия как правильные… но за последние лет сто таких случаев не было. Но я-то – не исключение, господа. Так что Моргота драного меня кто «перевербует». Жизнь и разум, знаете ли, дороже.
Ментальная магия – слишком опасная штука, чтоб пускать дело на самотек. Только вот знают о таких вещах, помимо самих счастливых обладателей «сигнальных флажков», считанные единицы. В общем, среди мыслечтецов предателей не бывает. Птурс об этом не знает. И Эрин, кстати говоря, тоже. Впрочем, знай господа заговорщики о таких нюансах – никакой игры не получилось бы.
Единственные, кто владеет ментальной магией бесконтрольно – это вампиры. До недавнего времени считалось, что действует вампирья магия только на людей-иномирян, но после появления мутанта-либрусека… Балрог! Надо теперь уточнять, почему кровососов всегда уничтожают безжалостно, без суда и следствия? А теперь… Зараза, эти же твари не только кровь Волшебных Рас способны пить, они и ментально на нас воздействовать могут. В общем, зря руководство это засекретило. Пройди информация по открытым каналам… даже у пиндостанцев хватило бы ума начать компанию по тотальному уничтожению упырей. Инстинкт самосохранения – штука мощная. Впрочем, кажется мне, что вскоре и в Пиндостане кой-чего начнется. Их спецслужбы тоже свой хлеб не даром кушают.
Итак, подведем некий итог. Птурс сотоварищи (понятно же, что действует господин огненный маг не в одиночку) – заговорщики, злоумышляющие против действующего порядка и, вполне вероятно, против особы Владычицы. Будь все по закону, Эрина сейчас допросили бы в присутствии штатного мыслечтеца, соответствующим образом получив на такие действия разрешение и запротоколировав бы результаты. По собственной инициативе Птурс такой приказ отдать не может, да и никто не может, кроме, разве что, самой государыни. Другое дело, что заговорщики могут иметь доступ к неким новомодным техническим средствам, которые, конечно, не заменят живого специалиста, но вот превратить Эрина в… растение, при определенной длительности и интенсивности воздействия, вполне способны. Так что время играет против меня. Но поторговаться все же надо, для достоверности.
И я поторговалась. Самым сложным оказалось намекнуть Птурсу, чего я, собственно, хочу. Я уж и так, и этак… вроде бы неглупый мужик, а как же долго до него доходило, что цена вопроса – капитанские «звездочки»! Ну, зато когда дошло… Он так просиял, что я прямо умилилась. И, довольный своей проницательностью, немедленно посетовал, что представительница столь славного рода и обладательница столь исключительного дара до сих пор прозябает в не самых больших чинах. Воистину, согласилась я, начальство так редко ценит нас по достоинству… Гоблин прозрачно намекнул, что вопрос можно решить. Вид у него при этом был такой, словно я немедленно должна вцепиться в наживку, захлебываясь слюной. Нет уж, господин маг, как-то оно неэстетично. А поломаться для виду? В смысле, подумать до утра? Птурс, умничка, прекрасно понял мои колебания и заметил, что леди, вероятно, устала, а дело серьезное, к тому же – утро вечера мудренее. И мы договорились вернуться к разговору с утра. И расстались, довольные друг другом. Гоблин вернулся в зал, а я спустилась к машине, где терпеливо ожидал конца вечера папин адъютант.
– Ыста, напомни мне… ты же в отпуске? – спросила я, с трудом уместив свои юбки на переднем сидении «Андуина».
– Официально – да, до возвращения вашего батюшки, миледи, – невозмутимо кивнул орк.
– Вот и отлично. Отвези меня на квартиру, а потом… Чтоб как минимум неделю я тебя не только не видела, но даже и не слышала. Договорились?
– Что-то произошло, Нол? – Ыстылатар развернулся ко мне и перешел на «ты».
– Ыстыл, прости, но я не могу поделиться с тобой подробностями.
– Понял. – Он снова кивнул. – А твой отец в курсе дела?
– В общих чертах – да, – честно ответила я. – Папенька ведь не давал тебе задания быть моим телохранителем?
– Это выходило бы за рамки моих служебных обязанностей, миледи, – чопорно заметил орк. – Нет, не давал. Я буду в городе и смогу подъехать по звонку, самое позднее, через полчаса. На тот случай, если я тебе понадоблюсь, Нол.
– Ыста, ну ты же понимаешь, что вряд ли я стану впутывать тебя в мои служебные дела. – Я фыркнула и улыбнулась. – Но зарекаться не стану. Спасибо. Я буду на связи, если что… и у тебя же есть прямая линия с моим отцом, так?
– Разумеется, миледи.
– На всякий случай… на самый крайний случай… – Я потерла лоб. – Ладно. Поехали.
* * *
Говоря мягко и цензурными словами – Эринрандир лоханулся. Попался, как последний придурок, хотя мог бы, если не догадаться, то сымпровизировать и проверить сопровождающих на крепость нервов. Ведь кроме удостоверений лешие не предъявили никаких документов, не говоря уж о санкции на арест. Поездка не на служебной, а на частной машине с затемненными окнами, тоже могла бы и насторожить. Проходную Управления миновали самым обычным образом – все, включая задержанного – с помощью удостоверения. Скоростной лифт рванул… куда-то… то ли вверх, то ли вниз. И лишь когда вместо допросной Эрин очутился словно бы в обычном гостиничном номере, только без окон, и дверь за его спиной захлопнулась, он понял, что же происходит на самом деле.
Стопроцентная самодеятельность – вот что! Кто-то, отчаянно рискуя, заманил шибко настойчивого капитана в нехитрую ловушку. Официального обвинения Эрину никто и не собирался предъявлять, и формально он вовсе не задержанный. Он – гость внутреннего служебного изолятора. Если, конечно, данное понятие распространяется на того, кто сидит взаперти.
С одной стороны, это означает следующее – не вся верхушка НЧЧК продалась, а всего лишь несколько персон, что уже хорошо. А с другой стороны – жизнь капитана ап-Телемнара теперь не стоит и рваного древня. Ведь каждый нормальный заговорщик прекрасно понимает, едва ушастый ревнитель законности вырвется на свободу и раскроет рот – полетят и погоны, и головы. Если вырвется…
Эрин внимательно осмотрел свое узилище. Кровать, тумбочка, стол, стул, вешалка – два крючка на стене, дверь в санузел. Семь шагов от двери к стене и пять поперек комнаты. Особенно возмутил энчечекиста эротический журнал для мужчин «Кролиководство», лежащий на подушке. Это чтобы было, чем заняться на досуге?
И все же камера есть камера, как бы благопристойно не выглядела обстановка. Да – никаких решеток, но лампы дневного света на потолке в комнате и душевой не отключишь по своей воле. И несколько камер наблюдения следят за каждым движением. Значит, это надолго. Упрямого капитана будут мариновать в собственном соку столько, сколько понадобится, чтобы выдавить тайну Элеммировой посылочки.
Первым делом Эрин снял шпоры. Их звон при каждом шаге действовал ему на нервы. Меч у неудачливого милорда забрали молчаливые сопровождающие, вернее, попросили оставить церемониальное оружие на их попечение. Очень вежливо попросили.
Надо же было так по-глупому попасться. Причем второй раз за очень короткий промежуток времени. Не иначе, началась у милорда ап-Телемнара очередная черная полоса в жизни. Сначала либрусек, потом разрыв с Нолвэндэ, теперь вот – тайный арест, то ли еще будет? А? Пытки и расстрел в подвале?
Оправданием может служить только неведомо откуда взявшаяся уверенность, что с настойчивым сыщиком захотят поговорить и сделать предложение, от которого сложно отказаться. Жалкое и ничем не подтверждаемое оправдание для хронического неудачника, все еще упорно верящего, будто клятва верности, данная Родине и Владычице, священна и нерушима.
Наручные часы, столько лет служившие эльфу верой и правдой, остановились на без четверти одиннадцать, свет горел, и где-то на грани сознания энчечекист чувствовал постоянное чужое присутствие. Его пытались «читать», но каким-то странным незнакомым способом, совсем не так, как это делает профессиональный мыслечтец. Неприятное зудящее ощущение где-то в глубине черепа, от которого постоянно чесалось мягкое нёбо и навязчиво звенело в ушах. Так длилось и час, и два, и три. Ни один живой специалист не смог бы столько времени без остановки долбить метальные щиты. Словно гадский дятел! (Прости, Эру, за сравнение)
Больше всего Эрину хотелось курить. Примерно к концу шестого часа ему уже чудился запах дыма, от чего рот наполнялся вязкой слюной. Эльф умылся и, не раздеваясь, лег на кровать. Но едва попробовал задремать – давление на ментальные щиты усилилось. Проклятье!
Энчечекист разозлился не на шутку. Едреные пассатижи! Это что же такое получается? В самом сердце Родины, в её Столице, в здании организации, в рядах которой Эринрандир верой и правдой служил столько лет Закону, его не только держат взаперти, но еще и цинично трахают в мозг? И кто? Какие-то предатели, бессовестные мрази, убийцы и подонки!
«Ничего-ничего! Если… Нет! Когда я отсюда выйду, вы пожалеете, что на свет народились, ублюдки! А я обязательно вырвусь! И не из таких передряг выбирался. Это даже не по горло в хинтайском болоте стоять двое суток, всему облепленному пиявками! – очень громко думал Эрин, сам себя распаляя праведным гневом. – И не с проникающим ранением в брюшную полость ползти по джунглям. Если я тогда выдержал, то и сейчас смогу! Твари!»
Его тяжело ранили, а по строгим правилам разведывательно-диверсионной службы во время выполнения задания отряд оставляет раненому товарищу оружие с полным боекомплектом и уходит. И никакая это не жестокость. Таща на себе немощного, отряд становится уязвим и рискует провалить задание, чего допустить нельзя. Никто не отважился смотреть эльфу в глаза, все знали – он обречен. Но случилось невероятное – соратники попали в засаду и погибли, а Эрин с тремя пулями в пузе дополз до того места, где их должен был забрать вертолет.
И тогда было побольнее, чем сейчас. Тогда ап-Телемнара едва отскребли от порога Чертогов шустрые гоблинши из полевого госпиталя. И не сразу, а в несколько приемов, потому что после путешествия через болота с дырой в животе, там разве только лягушки не завелись. И ничего – криком не кричал, терпел.
Вот и тут перетопчемся как-нибудь, решил капитан, продолжая накручивать себя. Злость существенно усиливала внутренние щиты, посему он предавался этому чувству со всей ответственностью – самозабвенно и изо всех сил. Злился на всех подряд, начиная с Владычицы и заканчивая Желудьковской, не забывая про Нолвэндэ, и не обходя вниманием себя, такого крупного разумника, сумевшего облажаться по полной программе.
От этих усилий порог раздражения его щитов резко повысился, и Эрин сумел совсем немного вздремнуть. Как долго продлился его долгожданный отдых, осталось неведомо, а разбудил эльфа скрежет за маленькой дверцей в стене, которую узник принял за декоративный элемент. Однако там обнаружилась ниша, в которой стоял поднос с тарелкой картофельного пюре и двумя недоваренными сосисками – в общем, жрать это было невозможно.
Даже если бы Эринрандир хотел снова поразмыслить над открывшимися ему фактами в частном расследовании, то из-за постоянного давления на сознание сделать это он был не в состоянии. Все душевные силы уходили на поддержание в себе пламени гнева. Какая уж тут логика и анализ, тут бы щиты удержать.
А время тянулось медленно, буквально ползло, словно гусеница по стволу трехтысячилетнего мэллорна. Чтобы сбить пленника с толку, еду подавали через неравные промежутки времени, свет не гасили, и без остановки долбили разум, медленно, но уверено сводя с ума.
«С такими темпами скоро никакая злость не поможет», – бесился Эрин, едва сдерживаясь, чтобы не начать колотиться лбом об стенку. Во всяком случае, в искусстве зубовного скрежета имени Птурса Ифритовича эльф весьма преуспел.
Вот спрашивается, где была наша знаменитая на всю Серединную Империю паранойя, когда капитан ап-Телемнар сразу поверил в то, что кто-то из предателей осмелится раскрыть ему свое инкогнито? Родная моя, где ты была?
«Тут я».
Виновница молча ковыряла носочком лаковой туфельки ковровое покрытие на полу и не решалась поднять на Господина-и-Повелителя каре-зеленых глаз Желудьковской. И, кроме туфель и ажурных чулочков, на ней ничего не было. Сказывалось влияние редакторской работы «Кролиководства».
«Молчим? Сказать нечего?» – строго спросил Эрин.
«Ну-у-у-у…»
«В глаза смотреть!»
«Ну, извини, Несравненный. Так получилось. Бывает».
«Когда не нужно – ты тут как тут, спасу нет, а когда надо – тебя не дозовешься. Совсем от рук отбилась, дрянь такая».
Вот с чем у капитана лорда ап-Телемнара не было никогда проблем, так это с глюками. Богатое воображение время от времени откалывало с эльфом занятные шутки, и личное общение с леди Паранойей, госпожой Ревностью и мадам Подозрительностью не казалось ему чем-то необычным. Каждый сходит с ума по-своему.
«Она не так уж и виновата, Мой Лорд, – резонно заметила прячущаяся у Паранойи за спиной Ревность в розовом пеньюарчике. – Если бы ты весь последний год не морил нас, точно тараканов, не выжигал каленым железом, то ничего не случилось бы. Скажешь, не так?»
«Тебе вообще никто права голоса не давал! – возмутился Эрин. – Я доверял Нолвэндэ как самому себе. Если она сказала «Люблю», значит, нет смысла сомневаться»
«Ух ты! Что ты говоришь? Правда? – нагло ухмыльнулась та во все пять рядов острых клиновидных зубов. – А почему ж ты так взбеленился, едва полицейский дивнюк приобнял Нол за талию? Собственник!»
«Да-да! – взвизгнула Подозрительность. – А еще тиран и деспот!»
«Молчать!»
«Тиран, тиран, тиран! – огрызнулась Ревность и вкрадчиво так добавила: – Вот ты в тюрьме сидишь, а леди Анарилотиони, небось, с красавчиком-ваниаром развлекается…»
«Та-а-а-ак…Ты! Ты – уволена!» – взорвался ап-Телемнар.
Еще не хватало, чтобы собственные глюки насмехались. И так самоуважение ниже уровня плинтуса. Кто у нас в черепушке хозяин?
Госпожа Ревность звонко клацнула челюстями, когда капитан решительно указал ей на закрытую дверь. Не поверила.
«Топай, топай! Мне больше некого ревновать», – заявил эльф.
«Ты хоть себе не ври, дурачок, – ядовито хихикнула изгнанница. – Тебе еще тысячу лет каждую ночь мучиться от мысли, с кем спит сейчас твоя бывшая напарница».
«Пошла отсюда!»
Оставшиеся в живых напасти разом присмирели. Испугались. Эк он с Ревностью-то! Прямо как с неродной.
«А я, между прочим, пыталась предупредить об опасности, – напомнила осторожненько Паранойя, резко сменив тональность разговора. – Ты ведь не хотел идти на прием, не хотел светиться…»
«Не хотел. Ну и что?»
«Так вот это была я».
«Лучше бы предупредила о либрусеке, заботливая ты наша», – хмыкнул Эринрандир.
«А мы будем себя хорошо вести, Господин-и-Повелитель, – поддержала товарку мадам Подозрительность. – Ты только окончательно не спять и в живых останься, а мы с подругой тебя не подведем».
«Смотрите у меня!» – рыкнул энчечекист.
Увидев, что пленник спокойненько листает глянцевые странички «Кролиководства», невидимые мучители тут же усилили натиск на его ментальные заслоны. И если бы не привычка терпеть через силу, то кататься бы Эринрандиру по полу и царапать лицо ногтями. Но вместо того, чтобы порадовать тюремщиков таким незабываемым зрелищем, он выдержал и отправился под ледяной душ. Стоял, пока не замерз до синевы и полуобморочного состояния, пока не заболела кожа. Физическая боль усиливает крепость внутренних щитов.
– Если понадобится, я начну ломать себе кости, – заявил голый, трясущийся и синий от холода Эрин, глядя в бесстрастный зрачок камеры наблюдения.
Как это ни странно, но предупреждение подействовало. Ему дали поспать. Но бывший разведчик не обольщался. Издевательства продолжатся, причем с новой силой.
Казалось, прошла целая вечность. Эрин медитировал, рвал странички журнала на крошечные кусочки, делал дыхательную гимнастику, отжимался от пола, воспроизводил в памяти оба уголовных кодекса, служебные инструкции, правила безопасности при проведении взрывных работ и план эвакуации из здания НЧЧК при пожаре
И вдруг, совершенно неожиданно, дверь узилища открылась. На пороге стояла Нолвэндэ. В оливковой форме и новеньких капитанских погонах.
Балрог!
* * *
Разумеется, среди тех немногочисленных вещей, которые я сподобилась забрать с собой из Распадка, была и моя форма. На занятия в ИВА в цивильном не пойдешь, заказать пошить новый комплект могут и руки не дойти, а до военторга надо еще найти время доехать. Поэтому первое, что я сделала по приезду – это отправила в чистку пакет с форменной юбкой, рубашкой и кителем. В коробке в моей бывшей квартире на улице Арсенальной остался и камуфляж, и тот комплект, который с брюками и курткой. На новом… ну признайся уже себе, признайся!.. на новом месте службы выдадут новое же обмундирование. Или все-таки пошью на заказ, если останусь в Столице. Впрочем, рано еще что-то загадывать…
Короче, к утренней встрече с Птурсом в логове заговорщиков я оделась по форме. На самом деле даже не столько ради того, чтобы было, куда цеплять обещанные новые погоны, сколько чтоб в последний раз намекнуть – господа, а вы до конца понимаете, что вы делаете? Втягивать в заговор не просто леди Анарилотиони-младшую, а дипломированного мыслечтеца и офицера НЧЧК… Увы, на господ заговорщиков магия мундира не подействовала – сами и при погонах, и при наградах.
Птурс Ифритович, видимо, еще ночью надавил на нужные кнопки, так что свеженькое представление в комплекте со знаками различия ждало меня сразу по приезду в столичное Управление. С пылу, с жару, так сказать. На бумагах еще чернила до конца не просохли. Оперативно, а? Господин боевой маг деликатно подождал, пока меня накроет осознание торжественности момента, и я окончательно дозрею. Невозмутимо поменяв погоны, я дала понять, что, ага, дозрела и осознала, а также прониклась. Теперь можно и в кровавые застенки спускаться.
Пока бесшумный скоростной лифт вез меня, Птурса и мрачного молодого лешего в штатском то ли вверх, то ли вниз, я успела прокрутить в голове все разработанные ночью планы, включая варианты «прим» и «бис». И отмела их все тотчас же, едва меня завели в безликую маленькую комнатку, вероятно, смежную с Эриновым узилищем. И дали понаблюдать за пленником. Это типа трюк такой психологический, что ли? Птурс меня на вшивость проверяет?
Зараза. Самонадеянная девчонка, ты всерьез предполагала, что они ограничатся только обычной прослушкой? Зная о том, что ты – мыслечтец, неужто они не предусмотрели бы этого варианта?
Предусмотрели. Работающий где-то неподалеку чуть ли не на пределе мощности экспериментальный образец ментального маго-анализатора (балрог, так куда же тянутся нити заговора, если Птурс умудрился добыть эту штуку?) не только уже неизвестно сколько часов долбил мозги Эрина, он еще и полностью глушил любые попытки контакта в мысле-поле. Мне стало дурно после минуты рядом с работающей машиной, а ему-то каково, а?
Так. Я не смогу его предупредить, не смогу посвятить в свой план… Тогда к балрогам план. Импровизируем.
– Ну, и чего же вы пытаетесь добиться, многоуважаемый Птурс Ифритович? – я демонстративно поморщилась и потерла висок. – Если вас интересует информация, то вы выбрали очень странный способ для ее получения. Мало того, что после всего этого, – неопределенный жест, призванный проиллюстрировать мое отношение к происходящему, превратился в осуждающий тычок в направлении гоблина, – нам с вами будет сложновато убедить ап-Телемнара в нашем… дружелюбии…
– Поясните, леди.
– Госпо-один полковник, – укоризненно протянула я, – ну не вы ли недавно сами рассуждали о том, какой он параноик? Сколько лет вы его знаете? Даже мне было несложно предсказать такую вот, – теперь я ткнула в экран, на котором пленник как раз методично разрывал страницу журнала на меленькие, но безупречно ровные и одинаковые кусочки, – реакцию на вашу дружескую заботу. Представьте – вас тайно арестовали ваши же коллеги, посадили в камеру…
– Это – не камера, миледи.
– А так похожа! – Я округлила глаза. – Но, вероятно, я обозналась… Но как будет угодно, пусть не камера. Вас поместили в… помещение, покинуть которое вы не можете, дезориентировали во времени и пространстве, а в довершении еще и пытаются безостановочно взломать ваши ментальные щиты с помощью… специфического устройства. После этого вряд ли вы воспримите своих тюрем… м-м-м… принимающую сторону как верных друзей и соратников. Даже не будучи параноиком. Скорее, вы бы решили, что ваши… собеседники… не побоюсь этого слова – заговорщики, а их действия – это попытки склонить вас к измене. Разве это не логично, уважаемый Птурс Ифритович?
– Возможно, – уклончиво отозвался гоблин, подозрительно на меня поглядывая. – И что же предложит специалист-мыслечтец?
– Для начала – отключите ментальный маго-анализатор, – сухо и категорично ответствовала я. – Толку от него все равно не будет. Я сама обновляла щиты Эринрандира после его… контакта с либрусеком, так что смею уверить вас – техника тут не поможет. Максимум, чего вы могли бы добиться с помощью этого агрегата – это довести нашего друга и соратника до полного и окончательного психоза, а, как вариант – и самоуничтожения личности. И, что гораздо важнее в нашем случае – памяти. Опять же, вполне предсказуемая защитная реакция на попытку взлома… Да вы сами посмотрите – он уже неадекватен.
Словно в подтверждение моих слов, Эрин в камере принялся строить из клочков бумаги миниатюрный карточный замок. Птурс некоторое время зачарованно любовался на это поучительное зрелище, потом отвернулся и хмыкнул.
– Время не терпит, миледи. Увы, мне не приходится быть разборчивым в выборе средств. Безопасность Империи…
– Именно поэтому я здесь, – самодовольно отозвалась я, всем видом демонстрируя, как сильно заботит меня безопасность Империи. – Именно ради безопасности Империи, осознавая, сколь высоки ставки, я и нарушаю сейчас профессиональную этику. По-хорошему, после ваших… рискованных манипуляций с маго-анализатором, – я не сказала «дилетантских», но очень громко и высокомерно это подумала, по глазам Птурса видя, что он прекрасно все понял, – ап-Телемнару требуется длительный период реабилитации, прежде чем станет возможным любой ментальный контакт. Но я попытаюсь… аккуратно попытаюсь наладить с ним связь, хоть мне и сомнительно, что в таких условиях он сможет пойти на это.
– Вы полагаете…
– Птурс Ифритович, посмотрите на вещи трезво. – Я подбавила в голос нетерпения.
Птурс послушно посмотрел. Зрелище, разворачивающееся в камере, и впрямь наводило на размышления о бренности бытия.
– Ваши действия сделали практически невозможным любой контакт с ап-Телемнаром в таких условиях. – Пришлось повторяться, чтоб до заговорщиков гарантированно дошло. – Я сейчас войду к нему и попробую исправить хоть что-то, хотя… – Я пожала плечами. – Ладно, надеюсь, вы успеете меня вытащить оттуда, если он примет меня за продажную сволочь и предательницу и попытается придушить.
Гоблин едва заметно поморщился. А чего он хотел? Откровенность – наше все! Воздействовать ментально на боевого мага первого ранга, да еще и под включенным маго-анализатором – это совершать самоубийство, так что я и не пыталась заниматься внушением. Однако на себя-то я воздействовать могу! Да и Тавина личина никуда не делась. Так что я усиленно транслировала в мысле-поле непробиваемую самоуверенность, фанатизм, презрение к низкорожденным, чуточку истинно нолдорского шовинизма по отношению к сумеречному слабаку в камере, а главное – непоколебимую уверенность в благих намерениях господ заговорщиков. Ах, да! Еще и честолюбивое любование новенькими погонами. Но убедить Птурса в том, что он купил меня, дуру, с потрохами, да еще и по дешевке – это полдела. Осталось убедить в том же самом Эрина, иначе все провалится. Мне нужно, чтоб он меня возненавидел и ни при каких обстоятельствах не пошел на контакт. Демонстративно. Открыто. Непримиримо. Только так я смогу уверить заговорщиков в том, что держать Эрина в камере и дальше – бессмысленно. Только так я смогу его вытащить. Так что… я должна. Точка.
Но дурацкая, вредная, глупейшая надежда на то, что возлюбленный, за полтора года ставший моей частью, практически одним целым со мной, все-таки поймет, что я всего лишь играю… поймет и подыграет, и не сможет поверить в предательство, и… В общем, эта надежда, которая могла испортить все дело, никуда не делась. И даже споткнувшись на пороге узилища о полный презрения потрясенный взгляд пленника, я продолжала надеяться, что…
Дура я. Ничего он не понял. Вот и спрашивается теперь, почему от осознания собственных талантов мне так часто хочется застрелиться, а?
* * *
Если бы капитан ап-Телемнар точно не знал, что его напарница презирает сериалы, решил бы – Нолвэндэ обсмотрелась телевизора. Словесные обороты были взяты прямиком из «Гордыни и пренебрежения», а интонации позаимствованы у главной злодейки бесконечного «Бурьянина дня». Словом, в великом деле унижения бывшего возлюбленного леди Анарилотиони на редкость преуспела. Каждое слово, словно хлесткая пощечина, каждый взгляд – ожог кислотой…
И зачем? Ради чего? Ради погон?
Именно в этот момент Эрин понял, как умер Элеммир. Догадался, почему оптимист и жизнелюб вдруг сунул в рот ствол «Ангрода» и нажал на курок. И ни хрена не из-за обиды на жестокие слова женщины, которую любил больше жизни и при этом никогда не понимал до конца. Врага лысого! Просто в тот роковой вечер Элеммир оказался в одной комнате с кем-то, кто мог с легкостью достать ценную информацию прямо у эльфа из мозгов. Поэтому офицер и дворянин предпочел одним выстрелом разнести себе голову, чем, пусть невольно, но предать свою страну и свой народ. И будь у капитана ап-Телемнара сейчас при себе оружие, он бы сделал то же самое. Не колеблясь ни секунды.
Или… убил бы Нол.
– Уходи, – с огромным трудом выдавил из себя Эрин и отвернулся.
Больше всего ему хотелось одним тренированным движением свернуть шею предательнице, обманщице и карьеристке. И если бы…хм… что скрывать очевидное… если бы Эринрандир почувствовал в своем разуме хоть тень её присутствия…
– Уходи, пожалуйста. Я не стану с тобой говорить.
Но стоило Нолвэндэ исчезнуть из поля зрения, как вялотекущая атака на разум пленника возобновилась с новой силой. Но теперь он уже знал дорогу в Мир-За-Гранью-Рассудка, где любая реальная драма превращается в балаган абсурда.
А там Эрина уже терпеливо поджидали три веселые дамы – напасти (по такому случаю в строй вернулась даже разобиженная Ревность), гримасничая и кривляясь, они развернули над головами огромный транспарант. На нем большими золотыми буквами по кумачу было написано «Нолвэндэ – предательница!»
Измученное затяжной пыткой подсознание окончательно вырвалось из-под контроля рассудка. Паранойя оседлала Подозрительность, Ревность развернула черные знамена гнева, и все вместе они ринулась в атаку на Эринов здравый смысл, скандируя: «Она – засланка! Подослали! Нолвэндэ подослали!».
«Она никогда тебя не любила! – заверещала сорокой изгнанница-Ревность. – Ни-ког-да не лю-би-ла!»
«Заткнись!»
«Разуй глаза, идиот! Разве могла эта холеная сука снизойти до такого ничтожества как ты?» – не унималась та.
«Заткнись! Заткнись! Заткнись! Я не верю! Этого не может быть! – всеми силами сопротивлялся он. – Кто полтора года назад знал, что Элеммир умрет?»
«Никто. Но ты уверен, что история началась со смертью ап-Морвениона? Ты готов поручиться? А как же Желудьковская? Она пасла тебя целых пять лет. А Тавариль?» – резонно вопрошала Подозрительность.
«Ты её видел? – смеялась Паранойя. – А теперь на себя погляди».
Эрин и так прекрасно знал, как он выглядит: обкусанные до мяса губы, красные кроличьи глаза, вокруг воспаленных век черные круги, и полнейшая невозможность сфокусировать взгляд. Красавец!
«Разве она не знает, как тебе больно, как тебе плохо? Разве не догадывается, что после всего этого любой ментальный контакт будет для тебя хуже самой страшной пытки? Знает, прекрасно знает, – продолжала настаивать старая подружка. – Спроси себя, почему так происходит? Спроси… Молчишь?!»
«Нет!»
«Да, ап-Телемнар, да! Она заодно с твоими врагами! Она пришла, чтобы выведать у тебя то, чего не смог добиться либрусек», – торжествовала Паранойя.
«Она прекрасно знает, что я еще не успел додуматься до решения этой загадки».
«Глупости! Она еще прекрасней знает – ты единственный, кто на это способен. Да, собственно… ты уже… только еще не осознал…»
«ЧТО?!»
И тут Эрина накрыло окончательно.
Жаль только, что доблестный и героический капитан НЧЧК не ведал в час своего «триумфа», как отчаянно рыдали от зависти к яркому торжеству эльфийского безумия дятлы в колдубинских лесах, как дрались за право обладания таким пациентом целители-психиатры, как кусали себя за локти маги-иллюзионисты. Еще бы! Феерические фантазии энчечекиста затмили собой любые выдумки пиндостанских кинорежиссеров. А спецэффекты! Какие были спецэффекты! У немногочисленных зрителей кровь в жилах стыла. Особенно, когда несгибаемый энчечекист провел блистательный допрос стола – пиндостанского шпиона, попутно выяснив, что стул тоже работает на разведку Хинтая. Кровать покаялась в своих преступлениях сама. Так плодотворно работать капитану ап-Телемнару еще не доводилось. Его воображаемые напарницы оказались удивительно горазды на выдумку, когда речь шла о выведении на чистую воду врагов Империи.
Что там говорят про мистическую фауну темных омутов? Вот так копнешь в мозгах закоренелого провинциального трудоголика, а там такое…
* * *
Не знаю, насколько все-таки верно расхожее утверждение о том, что от любви до ненависти один шаг, но я со своей стороны сделала все возможное, чтобы так оно и стало. Эрин меня любил, это не обсуждается, но сейчас мне не нужна была его любовь. Мне необходимо было, чтоб он меня возненавидел, искренне и безоговорочно, всем сердцем, так, чтоб у него пальцы свело от желания задавить гадину на месте. Ибо не придумано еще лучшей защиты от проникновения в разум, чем чистая горячая ненависть. Помимо всего, это чувство должно было быть настолько сильным, чтоб его смог зафиксировать работающий в «фоновом» режиме маго-анализатор. Заговорщики на время моего визита в камеру прекратили направленное воздействие на Эрина, но машину свою выключать и не подумали, естественно. Несмотря ни на что, Птурс доверял мне ровно настолько же, насколько и я – ему. Клянусь остатками чести, сложно его за это винить.
На деле же все превратилось в по-настоящему смертельно опасный танец между господами заговорщиками с одной стороны (если уж принца крови смогли убрать, то что говорить обо мне? Надо будет – и Птурс сотоварищи организуют мне такой «несчастный случай», залюбуешься!) и с каждым мгновением все более звереющим бывшим возлюбленным – с другой. И ничего веселого и увлекательного в этом не было. Балансировать на грани было не только сложно, но и мерзко. Разумеется, я прекрасно понимала, что для Эрина сейчас любая попытка ментального проникновения равносильна прижиганию свежей раны раскаленным железом, но, тысяча дохлых балрогов, я бы пошла на это, не опасайся всерьез за свою шею. Ибо свернет, по глазам видно. Однако заговорщики-то следили, попытаюсь я или нет! И нужно было показать им, что таки пытаюсь… Так что я, образно выражаясь, ходила вокруг «забора», пробить который, на самом-то деле, не составило бы особого труда, и усиленно примеривалась к ощетинившейся «стене» Эринова сознания. Демонстративно так примеривалась. А он, вконец ослепленный презрением и ненавистью, ничего не замечал, зато маго-анализатор исправно фиксировал эти мои «попытки». Видите, господа, я вполне лояльна и изо всех сил стремлюсь отработать ваши авансы…
«Господа» видели все: и мои настойчивые попытки, и ласковые увещевания в адрес вконец одуревшего пленника, и то, как он вскидывается на самые невинные жесты и фразы. Со стороны-то мой монолог и впрямь выглядел невинным и сугубо доброжелательным. Ничего провокационного… если не знать об истинной подоплеке наших отношений, и о том, как Эрин реагирует на такой вот снисходительно-поучительный тон.
Дело не в личине, содрогнувшись, поняла я, покинув комнату-камеру и обессилено прислонившись спиной к двери. Дело вовсе не в искусности моей игры и тонкости плетения тавиных чар иллюзий… Он поверил не чарам, а самому себе. Именно такой – холеной высокомерной сукой – он и ожидал меня увидеть. Это ожидание всегда жило в нем, радостно вскидываясь на мои случайные жесты, на ничего не значащие оговорки… И теперь он дождался. Увидел то, что хотел. Довольно-таки топорно сделанную маску, которую только он сам, мой единственный и самый доверчивый зритель, и мог принять за истинное лицо, ибо никому, кроме него, не под силу было наделить эту личину жизнью… И чем бы не кончилось это приключение, смогу ли я убедить его – потом – в том, что это была всего лишь игра? И не только его. Себя тоже.
И вот тогда-то мне и стало впервые по-настоящему страшно. Балрог!.. А ведь от этого я никогда не отмоюсь.
– Убедились? – сухо поинтересовалась я у задумчивого Птурса, вернувшись в комнату-с-экраном.
Гоблин мрачно на меня покосился и снова уставился в монитор. За те полчаса, что я отходила после посещения Эринова узилища, зрелище стало еще более занимательным. В застенке шел самый настоящий допрос с капитаном ап-Телемнаром в роли несгибаемого и безжалостного дознавателя. Смотрелось это все… жутко!
– Он уже неадекватен. – Так как Птурс не спешил реагировать на происходящее, я решила слегка надавить. – Еще пара-тройка часов – и дело кончится МЛТП, Птурс Ифритович. Вырубайте вашу балрогову машину, пока не поздно.
– Вам не удалось наладить с ним контакт, миледи. – Гоблин соизволил заметить, что к нему обращаются. – Что-то Эринрандир не слишком дружески на вас реагировал. Меж тем, времени у нас все меньше. Боюсь, что в сложившейся ситуации я вынужден буду… пойти более традиционным путем.
– Вы мне напоминаете мальчика с гранатой, который вместо того, чтоб поискать подходящий камень, дабы вскрыть банку с тушенкой, пытается ее взорвать, – презрительно фыркнула я. – Валяйте, взрывайте. Посмотрим, много ли уцелеет содержимого после ваших… традиционных методов.
– Что предлагаете вы, миледи?
– Я могла бы забрать его отсюда. – Я подняла руку, предупреждая возражения. – Ради милосердных Валар, Птурс Ифритович, ну кто вам мешает поставить соответствующую аппаратуру в мою машину, чтоб не терять нас из виду? Я увезу его в наше поместье, где Эринрандир сможет немного прийти в себя и не станет более противиться ментальному контакту. В конце концов, во сне мысле-блоки имеют свойство ослабевать…
– Миледи, поместье Анарилотиони не представляется мне достаточно безопасным местом для того, чтобы…
– Я полагаю, моему батюшке будет весьма любопытно узнать, что СИБ не считает его дом достаточно безопасным местом. – Я ухмыльнулась. Птурс заметно стушевался. Вот кого господа заговорщики точно не желали видеть в своих рядах, так это Таурендила ап-Нимгиля. Неудивительно, не правда ли? – Усильте охрану, раз штатный пост безопасности на въезде вас не устраивает, только и всего. Признаться, не вижу в этом никакой проблемы. Разве что у вас не хватает сотрудников?
Гоблин наверняка уже жалел, что связался с такой спесивой высокомерной карьеристкой, а я все нагнетала, повышая градус фанатизма во взоре, голосе и мысле-поле вокруг.
– Я… подумаю над вашим предложением, миледи, – сдался Птурс.
– Подумайте-подумайте, – благосклонно кивнув, я кинула косой взгляд на экран.
Эрин увлеченно допрашивал предметы меблировки.
– Надеюсь, думать вы будете недолго. Если что, я буду на связи, Птурс Ифритович. Звоните в любое время. Честь имею!
И, развернувшись на пятках, устремилась на выход. Увы, как бы им ни хотелось меня задержать, но сделать это прямо сейчас они не могли.
* * *
Приход двух дознавателей в штатском – традиционно грустного сирена и невозмутимого хоббита – не вызвал у Эрина никаких негативных эмоций. Наоборот, он просто жаждал поделиться впечатлениями от услышанного. Да и вообще жизненными наблюдениями. И поделился. Хотя спрашивали его почему-то о временах Второй Пиндостанской. Странный был допрос, глупый какой-то. Вот капитан ап-Телемнар сам себя допросил бы лучше. А вдруг действительно его, разведчика, таки перевербовали враги? Хотя… тогда за что же эльф получил гилгэлада и все остальные награды?
Награды… вся эта куча звенящих цацок… половины из которых Эринрандир даже не надевал ни разу… Мысли путались, а беспокойство росло. Будто за всеми этими разговорами стояло что-то большее…
Допрос длился часа два или три и постепенно превратился в бессмысленное пережевывание уже давным-давно известных фактов. Потом у Эрина разболелась голова и пошла носом кровь, и его оставили в покое. Но ненадолго.
* * *
Разумеется, Птурс умел держать паузу. Сложно сказать, насколько он все-таки верил в мою лояльность заговорщикам, однако выбора у него не было, и гоблин это прекрасно понимал. Какие, извините, «традиционные» методы они способны применить к Эрину? Ногти вырывать, что ли? Не смешите мои берцы, господа и товарищи. После либрусека что такое для ап-Телемнара пытки? Особенно для стремительно скатывающегося к настоящему, без шуток, безумию. Эрин сам фанатик почище меня. Так что за его стойкость на возможном допросе я не опасалась. Другое дело, что сидеть и попивать кофе в «Олифанте» (читай, филиале столовой Столичного Управления), когда моего напарника пытаются ломать эти твари… Нет, я не буду об этом думать. Птурс – сволочь, но далеко не дурак. Мало того, что за мной откровенно ходит «топтун»-наружник, и хорошо, если только тот, которого я вычислила, так ведь наверняка на меня саму «жучок» навешан. Спросите, как? А погоны-то! А? Так что нечего мне сейчас эмоциями светить, и так по краю хожу. И – нет, балрог всех подери! Я – не параноик. Но лично я в схожей ситуации не преминула бы нашпиговать капитанские звездочки какой-нибудь хитрой начинкой. В них так и просится некий образчик новейшей маго-техники. Если уж я до такого додумалась, чем Птурс хуже? И раз уж заговорщики смогли добыть маго-анализатор, то достать такую аппаратуру для них вообще раз плюнуть. Мысли мои они, конечно, не прочитают, однако эмоциональные пики и общий фон зафиксировать вполне способны.
Так что позволить себе испытывать истинные чувства ко всему происходящему я смогу потом. Не раньше, чем вытащу Эрина. Мои эмоции ему сейчас не помогут. Ничем.
Любопытно все же, клюнет ли гоблин за оставленную прямо у него под носом приманку, то бишь мой припаркованный рядом со служебным входом в Управление «Нуэно»? Наверняка ведь клюнет. На мое предложение установить в машине соответствующее оборудование маг отреагировал как-то вяло, значит, в открытую он это делать не хочет. Балрог, я так скоро совсем запутаюсь во всех этих «я знаю, что ты знаешь, что я знаю…»! Одна надежда на то, что запутаюсь не только я.
Когда они отдадут мне Эрина, я избавлюсь от «жучков» самым простым и эффективным способом. Переоденусь и брошу машину. Свежекупленный в военторге камуфляж без знаков различия уже припрятан кое-где, а у Птурса не те возможности, чтоб перевернуть каждый камушек на побережье в поисках возможного тайника. Нет, прятала не я, а Ыста. Подумаешь, молоденький орк прогулялся со своей девушкой по побережью… И, проклятье, что бы мы делали без орков?
Терпеть, сдерживать эмоции, пить кофе и держать паузу. Игра переросла в противостояние «кто кого пересидит». Птурсу не обойтись без меня. Я уже слишком многое видела, убрать меня сейчас не получится, а его приманку я заглотила радостно и не раздумывая, едва не захлебнувшись слюной… Ждать. Птурс позвонит.
И когда через каких-то три часа после нашей последней встречи… через три бесконечно долгих часа… какое счастье, что «Олифант» работает круглосуточно!.. Птурс все-таки позвонил, я наконец-то позволила себе не поверить, но хотя бы понадеяться на победу.
Все будет хорошо. Мы победим, я и Эрин. Вместе.
– Я обдумал ваше предложение, миледи, – сказал гоблин. – К сожалению, вынужден признать вашу правоту. Вы не могли бы подъехать к нам?
– Когда? – запредельно-спокойно отозвалась я, сама не узнавая свой голос.
– Сейчас.
– Буду через двадцать минут, – ответила я и отключилась.
От «Олифанта» до Управления по переулку Литейщиков – шесть минут ходьбы нога за ногу. Но должна же я допить кофе, посетить дамскую комнату и подышать ночным воздухом? Разве я куда-то тороплюсь? Разве судьба и здоровье бывшего напарника заботят меня настолько, чтобы ради них ускорять шаг?
Разумеется, нет, господа заговорщики. Неужто вы сомневались?
* * *
Великий Закон Подлости, единый для всех мирозданий, предполагает, что все происходит там и тогда, когда это никому не нужно. На мыслительные процессы он распространяется точно так же, как и на падающий бутерброд с маслом. Вопрос, над решением которого без устали трудились нейроны, вспухали оба полушария, и от неимоверных перегрузок скрипели извилины, разрешается в самый неподходящий момент. Казалось бы, после жестокого прессинга мозги капитана ап-Телемнара должны страдать даже от повторения таблицы умножения, а сам он просто обязан в самое ближайшее время стать пациентом психушки. И вдруг разноцветная мозаика впечатлений последних дней пополняется новой деталькой, именно той, которой не хватало для полноты картины. Дознаватели, сами того не подозревая, расспросами о войне толкнули Эрина тропой ассоциаций, которая и вывела эльфа на правильный путь. Он догадался… почти догадался…
Счастье в том, что Нолвэндэ не сделала ни единой мельчайшей попытки коснуться сознания Эрина своим разумом. Иначе из бывшего возлюбленного он превратился бы в настоящего убийцу. Да, паучий случай, Эринрандир готов был убить. Тень намерения, намек или неосторожное слово – и с шейными позвонками леди Анарилотиони-младшей приключилось бы непоправимое несчастье. Что дальше, уже не важно: очередной орден ли, суд ли, трибунал, почести или опалы. Потом капитан лорд ап-Телемнар уже нашел бы, как покарать себя за собственную слепоту и неоправданное доверие к предательнице.
Пока же автомобиль мчал Эрина сквозь дождь и ночь в неизвестность, энчечекист старался даже не смотреть в сторону Нолвэндэ.
Куда ты везешь меня, наследница дела Фреда Кругера? Обманщица, лгунья, предательница, лицемерка…
Эрин глазам не поверил. Нет, этого не может быть! Гранитный парапет набережной, ступеньки вниз и где-то совсем рядом рокот волн – более драматичного антуража для решающего разговора между бывшими любовниками, оказавшимися по разные стороны баррикад, сложно себе вообразить. Дождь, кстати, почти прекратился, ветер медленно разгонял тучи, освобождая небесный свод для воцарения золотого жирного ломтя идущей на убыль луны. Увертюра к вступлению! Сцена готова! Самое время и место для страстного обвинительного монолога главного героя.
Маэстро, урежьте марш! Тишина в зале! Ваше слово, товарищ маузер… пардон… товарищ ап-Телемнар!
* * *
Все-таки «Нуэно-Патриот» – отличная машина. Солидная, устойчивая, руля слушается хорошо… А то, что обводы отличаются некоторой брутальностью и потряхивает иногда – так это же не «миммозин», а внедорожник. Зато как возьмешься за руль такого красавца – и сразу накрывает чувством… защищенности, что ли. Большой, красивый, сильный. Почти танк. Что еще нужно, чтобы почувствовать себя в безопасности?
… Вот если бы еще затылок не ломило от ненавидящего взгляда пассажира на заднем сидении, если бы избавиться от стойкого ощущения стальных пальцев, сжимающихся на шее! Зараза. Когда б мой доблестный лорд умел убивать взглядом, рассыпаться бы мне уже кучкой серебристого пепла.
По всему выходило, что своего я все-таки добилась. Эрин меня искренне ненавидел. Чего стоит один лишь взгляд в камере, куда я пришла за ним в сопровождении двух охранников. И потом… когда мы долго шли запутанными мрачными коридорами Управления, молча и сурово, словно на расстрел его вели. Все так же, не произнеся ни слова, он покорно сел в машину – и сверлил теперь меня взглядом. От сконцентрированной, искренней ненависти и презрения в салоне было тяжело дышать, и я едва удерживалась от того, чтоб не начать зябко передергивать плечами. И правда, было несколько свежо. Китель с новенькими погонами я сняла и небрежно бросила на сиденье рядом с собой, неосмотрительно открыв шею. И теперь шея болела. Так, словно на ней уже затягивалась… ну, к примеру, муаровая лента от гилгэлада. А что? В качестве орудия удушения – самое оно!
Признаюсь честно, так… жутко мне еще ни разу в жизни не было. Даже в приснопамятном Колдубинске, в доме лешего, когда темные силы ломали мою волю волнами запредельного ужаса. Нет, нет, там все было по-другому, там была драка, битва, в которой я могла или победить, или умереть, а здесь… Здесь не с кем было драться, некого ненавидеть – не Эрина же, право слово! Эрина, который готов сейчас меня убить. Серьезно, без сомнений и колебаний. Эта решимость так отчетливо читалась в его ментальном фоне, что ошибиться было невозможно. И даже расстегнутая кобура с «Куталионом», незаметно передвинутая поближе под руку, не добавляла уверенности. Успею ли я выстрелить прежде, чем он свернет мне шею? Готова ли я выстрелить? О-о, вот тут я не сомневалась – готова. Не насмерть, разумеется… По конечностям. Но… проклятье! Как бы я не любила его, позволить убить себя я не могу. Так что – да. Я готова в него стрелять. Вот только успею ли?
А ведь я не смогу убедить его словами. После всего – не смогу. Значит, остается только одно средство… Без словесных виляний, без долгих и бессмысленных часов убеждения, без клятв и обещаний. Мыслечтец я, в конце-то концов – или как? Сколько можно игнорировать свои навыки! Хватит с меня. Желаешь честности – вот ее и получишь. По полной, балрог тебя побери, программе.
Открыть сознание целиком, до последнего закоулка. Чтоб ни одна мысль не осталась тайной. Проклятье, но ведь если… тогда… он увидит, что я на самом деле прячу на дне, каким вижу его – и себя, и… Да. Тот не страх даже, а ужас, который мне внушает мой бывший возлюбленный – его он тоже увидит. После этого – точно всё. Даже дружба, даже приятельские посиделки, даже невинное товарищество коллег по работе станет невозможным.
Так готова я, Враг меня отдери на руинах Мордора, заплатить такую цену?
Готова. Еще как!
Так что, когда мы вырулили на пустынную трассу, идущую вдоль побережья, я уже ничего не боялась. А придушит он меня или нет… по правде, этот вопрос утратил актуальность. Не придушит. Потому что умирать я не хочу, а средство укрощения жажды убийства моего опасного напарника у меня имеется.
Ну что, любимый, не хочешь увидеть, какой я могу быть, если мне полностью развязать руки?
* * *
– Спустимся к воде, – тихо сказала Нолвэндэ.
Эрин зловеще усмехнулся в ответ, но сопротивляться не стал. А что такого? Стенка рядом, никто не услышит звука выстрела.
– Здесь будешь расстреливать? – полюбопытствовал эльф. – Или пойдешь традиционным путем? Нет? Странно. Разве резать сородичей на морском берегу – это не священная традиция, из разряда столь любимого тобой наследия прошлого? – хрипло рассмеялся он.
Девушка молчала, но её внезапная немота только распаляла злость Эрина. Он не выдержал этого отрешенного холодного взгляда, которым пожаловала его леди Анарилотиони-младшая, крепко схватил её за плечи и с размаха впечатал спиной в каменную облицовку набережной.
– Скажи мне только одно: почему ты это сделала? Тебе угрожали? Твоей семье? Я не могу поверить, что можно предать своих только лишь ради паршивых погон. Тогда почему? Ради чина? Что тебе посулили? Блистательную столичную карьеру? Элеммир застрелился, лишь бы не выдать тайну. А ты… как ты могла? Нол, ты слышишь меня?!
Он практически кричал, вцепившись, что есть силы, в плечи девушки.
– Неужели ты терпела меня целых полтора года, терпела мои прикосновения, мои поцелуи, только для того, чтобы услужить своим покровителям? Нол, так не бывает! Нол! Я не верю, что тебя подослали. Я отказываюсь верить! Но сейчас… Нол, почему ты оказалась среди заговорщиков? Ответь мне!
И она ответила.
Нолвэндэ никогда не выглядела слабачкой. Во время выездов на природу они неоднократно устраивали что-то вроде шуточного спарринга, кто кого: опыт капитана ап-Телемнара против науки полковника ап-Нимгиля в лице его доченьки-милитаристки. Нельзя сказать, чтобы совсем-совсем на равных, но вполне прилично для девушки роста, комплекции и подготовки, как у Нолвэндэ.
Однако Эрин совершенно не ожидал, что его бывшая возлюбленная окажется такой прыткой. Мгновение – и он оказался прижатым спиной к камню, а его сознание…
Сначала мыслечтица прошипела прямо на ухо:
– Хочешь знать, что было бы, если бы я тебя предала? Сейчас-с-с-с…
Нол не просто открыла свой разум, она затянула душу Эринрандира в себя. Настолько стремительно и молниеносно, что капитан ап-Телемнар и глазом моргнуть не успел, как полностью утратил контроль над собственным телом.
* * *
Забавная все-таки штука – статистика. Согласно ей, девяносто восемь из ста активно практикующих мыслечтецов – одиноки. Либо холост дробь не замужем (нужное подчеркнуть), либо в разводе. Не догадываетесь, почему?
Редко, очень и очень редко можно встретить существо, которое согласится жить с тобой, любить тебя, доверять тебе, зная, что ты в любой момент можешь превратить его не в своего раба даже, а в марионетку. Куклу с полностью парализованной волей. О, ненадолго, конечно – хоть и достаточно простой, этот прием требует такого колоссального расхода сил, что постоянным полное подчинение сделать невозможно. Но факт есть факт. Полное подчинение имеется в арсенале моих коллег по цеху и вполне может быть использовано в исключительных случаях. Вот, например, как сейчас.
Два года назад я и мечтать не могла о том, чтоб такое проделать. Да что там! – еще и пары месяцев не прошло с тех пор, как я искренне считала подобный уровень недостижимым для себя. А поди ж ты… Кажется, я начинаю понимать, что имел ввиду папа, говоря о «каскаде».
Понятно теперь, почему не бывает в природе «вольных» мыслечтецов? Ни одно государство в мире не позволит кому-то, обладающему такими способностями, практиковать бесконтрольно. Вся эта графомагия, чтение мыслей, внушение – это так, цветочки. Или официальное прикрытие для нашего основного предназначения в рядах, если угодно.
Вот именно поэтому нас и не любят «чистые» маги. Да и вообще нас мало кто любит. Нельзя любить и бояться одновременно. А мы, несмотря на все наши присяги, контрольные заклинания и прочие сдерживающие факторы, слишком опасные твари, чтобы вызывать любовь.
Вот теперь и Эрин это поймет. Прочувствовав на себе, каково это, быть полностью подчиненным другому, он больше не сможет меня любить. Ну что ж, зато это будет честно. Он исцелится. А я… балрог, ну разве можно сказать, что я это не заслужила? Увидеть ужас и отвращение в глазах возлюбленного… Я переживу это. Когда-нибудь. Обязательно переживу.
* * *
С чем бы сравнить это незабываемое ощущение? С ужасом полной утраты себя, своей личности, с бесконечным падением в бездну… Что-то в этом духе. И требует смелости, настоящей отваги. Ведь не каждый способен вывернуть свою душу наизнанку, полностью до самого конца открыться, без остатка и целиком.
К чему долгая канитель слов, бесконечная цепочка причин и следствий, доказательств и фактов, если можно объясниться сразу по всем вопросам. Не отходя, как говорится, от кассы. Нолвэндэ, со свойственной ей прямотой, отбросила шелуху условностей и предпочла самый короткий путь к истине.
Чужая душа – потемки, и не важно, чья она – орочья, эльфийская или человечья. Она, как огромный замок, где можно бесконечно долго бродить по коридорам, где не счесть закоулков и темных уголков, тайников и замурованных казематов. И, прежде чем заглянуть в приглянувшуюся замочную скважину или, тем паче, открыть запертую дверь, нужно сто раз подумать, а стоит ли это делать. Даже если у тебя если ключи от всех замков. Потому что там можно встретить… нет, не скелеты и не чудовищ, а самого себя. Таким, каким ты выглядишь в чужих глазах. Свое отражение, свой оттиск в другой душе.
Право слово, лучше не рисковать, себе дороже.
Эринрандиру не повезло, он открыл именно такую дверь и увидел себя. Разумеется, влюбленная девушка идеализировала своего героя. Тот, Другой Эрин, был на три порядка красивее, чем реальный. Почти божество, рыцарь без страха и упрека, умница, идеальный любовник, воплощенное благородство и просто «очень порядочный парень». До такой степени великолепный, что, балрог драный, блевать хотелось… от восторга. И вот этот образец для подражания, белоснежно улыбаясь и радостно поигрывая ручными кандалами, зазывал Нолвэндэ в… клетку. Замечательную, просторную, удобную и комфортабельную, но все-таки клетку. Выстланную мяконьким пушком, теплую, уютную такую, где каждый прут выкован любящей рукой, где запор работает исключительно на благих намерениях и возвышенных чувствах.
Скажете, так не бывает? Скажете, что, слушая, вы на самом деле слышите? Дудки! Сначала это умиляет, до слез, до дрожи ресниц. Ну как же? Для тебя и звезда с неба, и любой каприз, и то, чего не просила, и о чем не мечтала. Бери, детка, все для тебя! А потом… Не сразу, конечно, но мало-помалу, шаг за шагом, постепенно… И вот уже никому не интересно, что ты там лепечешь. Как-как? Какой еще ошейник? Ослабить цепь? Дышать нечем? Какие глупости, любимая, я же для тебя стараюсь. Чем ты недовольна? А раньше все устраивало? Странно! У тебя же все есть. А главное, самое главное, я же люблю тебя! Что еще нужно-то? Ты открываешь рот, губы шевелятся, а глаза полны слез, но я не слышу. Не могу слышать… Не хочу слышать!
Скажете, так не бывает? Ха! Только себе не врите, пожалуйста…
«Хватит», – безмолвно попросил Эрин.
И сразу же получил свободу. Это же так просто – освободить от своей власти того, кого любишь. Так просто, проще не бывает.
Бесконечное путешествие длиной в жизнь, занявшее целое мгновение, кончилось. Как заканчивается в этом мире абсолютно все, чему суждено иссякнуть, прерваться и обратиться в ничто. И, как это бывает, вместе с потерей всегда случается приобретение. Диалектика, потому что, едреные пассатижи.
– Ты догадался, что оставил Элеммир? – спросила Нол.
– Да.
Вторая Пиндостанская… операция… хм… не важно… Звезда Эрейниона… другие награды…Столица… Элеммир… ларец… ларец… Чем не почтовый ящик с единственным возможным адресатом? Ай да Элеммир! Золотая голова!
– Едем немедленно к леди Лаириэль! – решительно заявил Эрин. – Пока у нас есть небольшая фора, надо торопиться.