ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

На третьем повороте леди Имирес застряла.

До этого она ползла чуть позади меня, непрерывно ворча по поводу разных помех. И платье у нее в ногах путалось, и земля оказалась жесткой, и ноготь она сломала, и за волосы что-то зацепилось, и пыль тут, и душно, и тесно, и сыро, и темно… И так далее, и тому подобное. Я мужественно пробирался впереди, собирая на себя львиную долю свисающей с низкого — только на четвереньках и передвигаться — потолка паутины, и толстый слой пыли и грязи под ногами и успевал предупреждать ползущую следом девицу о торчащих из стены выступах. Она передвигалась с куда большим комфортом, но предпочитала громко стенать по поводу того, что оказалась здесь вообще и со мной в частности.

— Не мог, что ли, нормальный выход отыскать? — бормотала себе под нос, но акустика тут была великолепной, так что до меня долетали не только ее речи, но и сопение, и шуршание одежды. — Чтобы я, наследница престола Борская, ползала по каким-то крысиным норам… А если тут и правда крысы водятся? Мама! Они же нас съедят!

— Не водится тут крыс, ваше высочество, — попробовал возразить я. — Одно из имен хозяина здешней башни — Крысодав. Он всех грызунов в округе наверняка повывел.

— Жалко, что он заодно не вывел и всех слизней, — пробормотала леди Имирес себе под нос, думая, что мне ничего не слышно. Я прикусил губу и решил не обижаться. В конце концов, слизняк — он и есть слизняк! Совершенно беззащитная улитка без раковины, которая даже не может спрятаться от врагов…

А леди Имирес продолжала ворчать как ни в чем не бывало:

— Я себе уже все ладони до костей стерла на этих камнях… У меня плечи болят… И спина! А этот тупой идиот ползет себе как ни в чем не бывало! Вот лягу здесь и умру — будет знать!.. Сейчас мне станет плохо, и я упаду в обморок. А он…

Я не вслушивался. В какой-то мере ее ворчание даже действовало успокаивающе — это был верный признак того, что принцесса по крайней мере продолжает двигаться за мной.

— Ой, коряга! Или кость… Не мог выломать, чтобы мне лоб не разбивать… Ну вот, прическу испортила! А ведь у меня даже служанки нету, чтобы волосы уложить… И этот, влюбленный похититель! Натащил тряпок, а приличную служанку не мог достать. Ночной горшок я за собой сама выливать должна? А постель убирать?.. Вот, демон! Еще один ноготь сломала!.. Наверное, после этого всю жизнь буду вынуждена в перчатках ходить! Руки у меня выглядят просто ужасно… И почему земля такая грязная? Они что, тут совсем не убирают? Хоть бы камни в сторонку оттащили, что ли… Ой, коленка! Мамочки…

И вдруг она замолчала. Я был так поглощен прокладыванием дороги, что не сразу понял, почему вдруг наступила тишина. То есть не совсем тишина — за спиной слышалось судорожное сопение, постепенно переходящее во всхлипывания.

— Ваше высочество, у вас все в порядке?

Всхлипывания прекратились.

— Нет, — послышался яростный шепот. — Не в порядке! Не в порядке! Неужели не видно?

— Простите, нет, — так же тихо огрызнулся я. — А что случилось?

— Вот мужчины!.. — последовавший за этими безобидными словами проникновенный монолог о том, что мир без нас, тупых бесчувственных скотов, был бы намного лучше, я опускаю. Лично мне в нем были нужны только два последних слова: — Я застряла!

— Как? — искренне не понял ее, попытавшись развернуться к леди лицом. — Я же там прополз, а я крупнее вас!

— Ничего не знаю, — огрызнулась девушка. — За что-то зацепилась… Тут могут быть… э-э…

— Ловушки? Вряд ли! Ход предназначен именно для бегства, значит, дополнительных преград быть не должно!

— Для тех, кто убегает, или для тех, кто за ними гонится?

Я открыл и закрыл рот. А в логике ей не откажешь! Ведь правда! Ход мог быть зачарован так, чтобы пропускать того, кто ползет впереди, и всячески задерживать преследователей. Пока леди Имирес следовала за мной по пятам, нас могли принять за двух беглецов, но стоило ей чуть-чуть отстать, чары среагировали на нее как на погоню, которую нужно задержать.

Так и есть! Из стены торчал камень, которого явно здесь раньше не было. Он упирался девице в бок и отчаянно сопротивлялся любым попыткам сдвинуть его с места.

— Ой, мамочки! Что же делать? — снова принялась всхлипывать принцесса. — Я что, тут умру?

— Сомневаюсь, — процедил я, осторожно простукивая стену. Где-то тут должен быть механизм, потайной рычаг или что-то еще… — Вы еще попортите всем крови, обещаю!

— И начну с тебя, если ты не перестанешь валять дурака и не вытащишь меня отсюда!

— Знаете, — я вдруг отполз и уселся у стены, — пожалуй, лучше оставить вас тут!

— Что? — У нее даже глаза засветились в темноте, как у кошки. Я подбросил на ладони маленький огненный шарик, освещавший ход.

— Да, оставлю тут, — кивнул безразлично. — Ивар дал мне понять, что Слизняк — вне закона, так что мне придется скрываться всю оставшуюся жизнь. Вы будете только мешать. Так что лучше всего бросить вас тут… Судьба, так сказать!

— Ты… Я… Да ты… — От возмущения она некоторое время молча хватала воздух ртом, как вытащенная из воды рыба, а потом воскликнула: — Я тебя прокляну!

— Переживу!

— На тебя объявят охоту!

— Если уже не объявили…

— Тебя казнят!

— Когда поймают, но, надеюсь, что это будет нескоро. Я постараюсь добраться до Леса Единорогов. Правда, назад меня уже не выпустят — Иния с меня живого не слезет! — но и не выдаст даже целой армии магов…

— Кто такая Иния? — прищурилась принцесса.

Надо же! Куда делись слезы и истерика? В глазах только… э-э… ревность?

— Одна кобылка, — пояснил я. — Когда мне пришлось последний раз навестить Лес Единорогов, собирая для хозяина редкие травы, она дала понять, что влюблена по уши и намерена выйти за меня замуж. Я тогда еле сбежал потому, что Иния натравила на меня братьев. Хорошо, один знакомый вервольф показал тайную тропинку… Но, если я еще раз появлюсь там, меня просто заставят на ней жениться.

— На лошади? — Принцесса вытаращила глаза так, что еще чуть-чуть — и они повисли бы на ниточках, как у рака.

— На единорожихе! — поправил я. — В общем, это такая же женщина, как все. Особенно в вопросах брака.

— Пошляк! Как ты смеешь!.. Такие слова!.. В моем присутствии…

— А что такого я сказал? Я имел в виду, что единорожихи, как и все женщины мира, тоже хотят замуж и готовы добиваться этого всеми средствами. И это при том, что, по вашим же словам, все мужики — козлы и свиньи. Так что, даже если лиса выйдет замуж за крокодила, у нее родятся либо козлята, либо поросята… Вот интересно, кто родится у нас с Инией? — мечтательно протянул я.

Мой вам совет — хотите, чтобы женщина сделала все за вас? Разозлите ее! Но злить надо правильно, чтобы не перестараться и не довести до слез. Леди Имирес дошла до нужной кондиции. Она внезапно зашипела, как дикая кошка, и, с треском порвав платье, ринулась ко мне. Удерживающий ее камень отлетел в сторону, а принцесса с воплем кинулась на меня, намереваясь как следует пройтись остатками маникюра по моему лицу.

— Я т-тебя!.. Аа-а-а-а!

Мне еле удалось перехватить ее руки уже возле моих глаз и откинуться на спину. Леди Имирес рухнула на меня сверху и какое-то время отчаянно извивалась, пытаясь освободиться. Я же только скрипел зубами, молясь, чтобы она не попала…

Она таки попала коленкой, то ли случайно, то ли нарочно, и я взвыл. Без всякой почтительности отшвырнул девицу в сторонку и схватился за отбитый орган:

— Дура! Больно же! У-у-уй!

На несколько наполненных болью секунд я перестал воспринимать реальность, а немного придя в себя, почувствовал, что меня тихо гладят по плечу. Наши глаза встретились.

— Это действительно так больно? — В голосе принцессы не было и намека на раскаяние — только интерес естествоиспытателя.

— Угу. Если вы повторите тот же трюк в первую брачную ночь, останетесь девственницей.

— Извини. — Она отползла в сторонку.

— Сам виноват. Не стоит в присутствии одной женщины вспоминать о другой… Больше так не буду!

— А у тебя было много женщин? — внезапно спросила леди Имирес.

— Слизни считать не умеют, — решил на этот раз отшутиться.

— Я серьезно!

— А вы драться больше не будете?

Она только выразительно передернула плечами — мол, посмотрим на твое дальнейшее поведение.

— Если серьезно, то нормальных, то есть человеческих, женщин в моей жизни было мало. И последний раз это случилось довольно давно. А вот не-человеческих… хм… и почаще, и вообще… Но это от отсутствия нормальных, честное слово! — Я поймал себя на мысли, что оправдываюсь перед этой девицей, которая мне в общем-то никто, и оборвал себя: — Ладно. Надо двигаться дальше. И постарайтесь больше не отставать! За нами давно должны были выслать погоню, мы не можем себе позволить терять время!

С этими словами я пополз вперед. Магический огонек, на время моего «страдания» уменьшившийся до размеров свечного пламени, так и остался маленьким, но полетел вперед, исправно освещая мне дорогу. Леди Имирес опять продвигалась почти в полной темноте, но ворчала и ругалась гораздо меньше. Теперь она в основном стенала о том, как устала и как неудобно ползти в порванном на боку платье, которое за все цепляется подолом.

— Осталось чуть-чуть, — попытался подбодрить я ее на четвертом повороте.

— Еще чуть-чуть — и я лягу и умру от усталости, — проворчала принцесса. — Такое впечатление, что мы ползаем по кругу!

— Нет. — Мне пришлось прислушаться к своим ощущениям. — По-моему, выход где-то близко. Вы не чувствуете?

— Я чувствую только вонь твоих носков! Ты когда последний раз ноги мыл?

Этот вопрос остался без ответа по одной простой причине — как раз в эту минуту камни прямо под моими руками разошлись в стороны, и…

И я с воплем полетел куда-то вниз, услышав, как вслед за мной падает принцесса.

Магический огонек погас, так что по довольно пологому склону мы катились в полной темноте, но, падая, каким-то чудом ухитрились ухватиться друг за друга и не потеряться. Да и приземление оказалось неожиданно мягким, словно мы рухнули на кучу древесных листьев… Потом какое-то время просто лежали обнявшись.

— Ну належался? — сварливым шепотом поинтересовалась леди Имирес пару минут спустя. — Давай вставай и вытаскивай меня отсюда. А для начала перестань лапать мою грудь!

— Но, ваше высочество… — я отплевался от упорно лезущих в рот то ли тряпок, то ли корешков, — мне вовсе не…

— Убери руки, я сказала!

Ну что ж… Для начала нужно было зажечь огонек. Едва он вспыхнул, мы хором завопили во всю силу легких.

А вы как думали? Оказывается, не мы первые свалились в эту яму — до нас тут уже побывал какой-то незадачливый путешественник, чью высохшую от времени мумию мы крепко обнимали с двух сторон. При этом, когда вспыхнул свет, перед лицом принцессы оказалось… правильно, лицо мумии, а я понял, что лезущие мне в рот «войлочные корешки» — это волосы.

— А-А-А-А! — Отбросив мумию, принцесса вжалась в стену и дрожала всем телом. — Спасите! Он мертвый! Он совсем мертвый! И мы тоже умрем! Мама! Я не хочу умирать! Слизняк! Спаси меня! Пожалу-у-у-уйстаа-а-а!

Магический огонек взлетел под потолок, позволив осмотреться. М-да, должен признать, наш путь завершен. В смысле мы оказались в тупике.

Перед нами была небольшая пещерка, довольно просторная по сравнению с коридорами, по которым мы ползли, — я смог даже встать и выпрямиться в самом ее центре, хотя и задевал макушкой земляной потолок с торчащими из него волосками корней. Пол оказался усыпан трухой — подозреваю, что это были просто истлевшие останки тех, кто явился сюда до нас. Ну так и есть! Я поскорее ногой откатил в сторонку чей-то череп, пока его не увидела принцесса. А то крику и слез станет еще больше. Интересно, она когда-нибудь охрипнет?

К сожалению, пределы прочности блондинок находились явно за гранью человеческого восприятия. Под ее слезы и причитания ваш покорный слуга внимательно осмотрел стены и сводчатый потолок пещерки. Ну делайте со мной что хотите, а не верится, что отсюда нет выхода!

— О, привет! Давно не слышались… Что ты сказал?

— Где? — Руки зашарили по земле. — Ничего не чувствую. И потом — я явно не первый тут занимаюсь раскопками!

— Понял!

В самом деле, как я сразу не догадался? В моем случае все надо делать через… правильно, наоборот!

— Ваше высочество, пора отсюда уходить.

— Ку-уда? — всхлипнула она.

Я показал — куда.

— Нет! — Леди проворно вырвалась и, отскочив назад, наткнулась на что-то спиной. — Я больше туда не полезу!

— Но выход именно там!

— Это — обратный путь, придурок! Там грязно, сыро и противно! И еще — я устала и хочу есть и пить! Мне надо в уборную! И…

Внезапно я разозлился так, что схватил девицу за локти и несколько раз встряхнул.

— Вот что, милочка, — прошипел прямо ей в лицо, — мне от вас тошно! Земля вам, видите ли, грязная! Вода вам, видите ли, мокрая! Что еще не так? Ах да! Рядом еще этот козел, Слизняк, ошивается!.. Так знайте — Слизняк возится с вами не потому, что вы такая уж умница-красавица, и не потому, что вы принцесса и на вас выгодно жениться, а просто потому, что вас угораздило родиться правнучкой человека, который подарил мне жизнь! У меня есть долг, понимаете? Долг перед вашими предками! Когда я его выплачу, уйду из вашей жизни и никогда больше не вернусь! Но можно забыть об этом и заняться спасением собственной шкуры от костра, потому что всякому терпению рано или поздно приходит конец! И я уже на грани! Вам ясно или повторить?

Передо мной во всю ширь распахнулись огромные голубые глаза. Их обладательница смотрела на меня так, словно впервые увидела.

— Что такого ты натворил, что тебя должны были сжечь на костре? — внезапно спросила она.

— Я не хочу об этом говорить. По крайней мере сейчас! — Ее ровный голос и неожиданность вопроса заставили меня успокоиться.

— Хорошо. Но ты мне все расскажешь, когда мы отсюда выберемся!

Я кивнул, и леди Имирес послушно полезла в дыру, из которой мы недавно вывалились. Вот удивительно, на какие подвиги способна женщина ради удовлетворения своего любопытства!

Как оказалось, нестандартное решение было самым верным. Ибо буквально через несколько локтей один из камней в стене внезапно подвинулся вглубь. Я надавил сильнее — и он провалился…

Открывая нам путь на свежий воздух.

Эту речку я видел из окна комнаты принцессы, когда лез на карниз, но тогда мне не пришло в голову разглядеть ее внимательнее. Во всяком случае, мне очень хотелось надеяться, что это именно та река — от башни до нее было около версты, но вылезать из густых зарослей и осматриваться желания не было. На данный момент у меня имелись более насущные проблемы.

В подземельях мы бродили довольно долго — снаружи уже спускался вечер. Закат полыхал яркими красками, под кронами деревьев сгущались тени. Подстелив принцессе плащ, собрал хвороста для костра и веток для лежанок, после чего спустился к воде и постарался привести себя в приличный вид. А именно, как следует выбил свою одежду, выстирал верхнюю рубашку, носки и совсем уже было собрался лезть в воду, когда за спиной раздался недовольный голос:

— Я, между прочим, в туалет хочу!

— В чем проблема? — буркнул, недовольный тем, что принцесса стоит у меня за спиной и наглым образом рассматривает. — Здесь полно кустов, мне и в голову не придет смотреть, в какую сторону вы направитесь! Только не отсутствуйте слишком долго, а то начну беспокоиться…

— Но… я не привыкла…

— Так привыкайте! Или терпите!

— Не кричи на меня. — Ее голос опять наполнился слезами. — Я очень устала… И потом…

— Понял. — Ладони закрыли лицо. — Простите, ваше высочество. Мне не хотелось вас обидеть. Просто я тоже устал.

Она нерешительно потопталась у меня за спиной:

— Не подглядывай, хорошо?

— Угу, — присев на корточки у воды, стал всматриваться в ее темную глубину. Раньше у меня иногда получалось… Получится ли теперь? Коснулся ладонью воды — осторожно, стараясь не потревожить поверхность, и сосредоточился.

…Через несколько минут мои пальцы сомкнулись на голове послушно подплывшей рыбины.

Когда некоторое, довольно продолжительное время спустя принцесса соизволила выбраться из кустов, я, уже чистый, сидел возле костерка и потрошил добычу.

— Все в порядке? — не поворачивая головы, поинтересовался у спутницы.

— Да, а…

— Тогда спуститесь к реке, умойтесь. Через полчаса будем ужинать. Вы рыбу любите?

— Вообще-то да. У нас в горах водится розовая форель. Она такая… мм… с хрустящей корочкой… А это что ты делаешь?

— Потрошу рыбу.

— Ты хочешь сказать, — леди Имирес присела на корточки, — что вот это и есть рыба? Что это вот — розовая форель? И что она водится у вас, на равнинах? Так не бывает!

Я несколько раз глубоко вздохнул и сосчитал до десяти, свободной рукой массируя затекшую и онемевшую шею.

— Ваше высочество, просто примите как данность, что вещи изначально не такие, какими кажутся. До того как попасть на ваш стол и обзавестись хрустящей корочкой, ваша розовая форель выглядела примерно так же! Вы уже забыли, что я умею готовить?.. Хлеба, правда, нет, но я запеку в золе корни рогоза, а также сварю отвар шиповника. Извините, что без сахара, но зато у Ивара нашлось немного соли!

Я снова принялся за работу под пристальным взглядом принцессы.

— И вся рыба выглядит… вот так? — помолчав, поинтересовалась леди.

— Угу. Это — карп. Он немного костлявый, но зато вкусный. Сейчас запеку его в глине… Вы бы сходили умылись?

— В речке? — трагическим шепотом удивилась леди Имирес. — Но она же…

— Знаю-знаю, мокрая! А еще — холодная и без лепестков роз… Ваше высочество, моя родная деревня стояла на берегу реки. — Я бросил на нее взгляд исподлобья. — Так вот, за все время, которое мне довелось там жить, мы в этой реке купались, мылись, стирали белье, купали лошадей, а в засуху поливали огороды. И хоть бы кто лишний раз чихнул! Идите умойтесь и приведите себя в порядок! На вас смотреть жутко!

Ничто так не пугает настоящую женщину, как мысль о том, что она, сразив наповал тысячу мужчин, окажется непривлекательной для тысяча первого. Не знаю, может где-то и есть дамы, которые не падают в обморок оттого, что у них сломался ноготь, но леди Имирес к таким явно не относилась. Она вскрикнула и кинулась к воде, едва не сбив меня с ног.

Вернулась принцесса, когда рыба уже была готова, и я кинжалом сбивал с нее глиняную корку. На углях рядом стоял самодельный глиняный же горшок — не буду вдаваться в подробности, как я его создал, скажу лишь, что воспользовался магией и «отделался» онемевшей шеей. В горшке закипал отвар шиповника.

Голод — не тетка, это надо бы усвоить всем людям, даже принцессам. Мы в молчании сметелили всю рыбу, едва не подравшись из-за последних кусочков, после чего по-братски разделили отвар шиповника.

— Ну? — поинтересовалась леди Имирес несколько минут спустя. — Поговорим?

Я поперхнулся последними каплями отвара. И чего это женщины так обожают разговоры? Неужели без них нельзя прожить?

— Вы о чем?

— Ты обещал мне рассказать, из-за чего тебя должны сжечь на костре! — безжалостно напомнила она.

Подавленный вздох с шумом вырвался наружу. Сколько лет мне пришлось хранить это в себе? Слишком много…

— Я родился в деревне… Довольно большой деревне недалеко от границы с Медианской империей, — начал я, не отрывая глаз от пляшущих языков пламени. — Через нашу деревню часто шли торговые обозы в Медиану и обратно, так что на чужаков мы насмотрелись достаточно. Но этого человека как-то сразу заметили.

Мне даже не пришлось напрягаться. Воспоминания стали четкими и зримыми…

Я был сыном деревенского старосты. Моему отцу кланялись, мы с сестрами всегда ходили в чистой одежде, у нас были работники, и даже граф, которому наша семья платила дань, относился к отцу с толикой уважения. Но этот человек… Он был нездешним. Он был чужим приветом из другого мира…

Его звали Мраком, и он оказался магом. Так получилось, что маг выбрал меня в ученики. То есть это я сам определил свою судьбу, ибо из десятка мальчишек оказался единственным, кто смог к нему подойти и заговорить. Мне было неполных четырнадцать лет, и это мой просыпающийся Дар впервые дал о себе знать.

Обычно из деревень не выходят маги. В лучшем случае — деревенские же знахари, которые только и могут, что толковать приметы, лечить скотину, отыскивать потерянные предметы, предсказывать молодоженам судьбу и гадать о будущем урожае. И староста сперва с прохладцей отнесся к тому, что его надежа-сынок повадился бегать к чужаку, который поселился на окраине в ветхой избушке, самостоятельно починив ее. Но своего знахаря в деревне не было — ходили в соседнее село к бабке-ворожее. А тут собственный маг под боком… В общем, мне позволили. Мрак — он же Мио Мирон Зачинщик Пятый — и стал моим учителем. Он долго звал меня малышом — я поздно начал расти и в четырнадцать лет смахивал на десятилетнего. Правда, к девятнадцати годам догнал большинство своих сверстников, но ласково-насмешливое «малыш» так за мной и осталось. А потом началась война с медианами. Осенью, как и положено, выдали замуж мою сестру, старшую из трех, а весной медиане перешли границу. Мне тогда шел двадцатый год.

Глухой ночью учитель постучал в окно нашей избы и вывел меня за околицу. Наутро медиане должны были пройти здесь, убивая все живое на своем пути, и он, предчувствуя кровь и смерть, рискнул спасти самое ценное, что у него было, — своего последнего ученика. Ученика, которому самое меньшее еще года три нужно было постигать науку магии.

Сам Мио Мирон остался защищать приютившую его деревню и погиб, ибо у медиан тоже имелись свои маги. А я — остался жить. И стал, наверное, единственным выжившим жителем этой деревни.

Больше года потом пришлось скитаться по стране, раздираемой войной. Богару Справедливому удалось то, что оказалось не под силу остальным королям, — он сумел остановить медиан и заставить их вернуться назад, в свои степи. Все заплатили страшную цену за эту войну — ибо та и другая стороны использовала магию, а когда магии слишком много, рвется ткань мироздания, и в эти щели норовят проникнуть сущности из Нижнего мира. Проще говоря, к нам вторглись демоны. И было их столько, что в какой-то миг даже медиане поняли, что натворили, ужаснулись и кинулись спасать положение.

Я был среди тех, кто встал у демонов на пути. Вот тут и началось самое главное.

Демон не может существовать в нашем мире — все-таки, эта порода слишком отличается от нас. Каждый из них стремится обзавестись телом-носителем. Лучше всего — человеком, ибо люди дольше живут после того, как их телом овладевает демон. В городе Ташире демон избрал своим носителем дочь градоправителя.

У девушки оказался скрытый Дар — слишком слабый для того, чтобы какой-нибудь из магов взял такую посредственность в ученицы, но достаточно сильный для того, чтобы она начала сопротивляться внедрившемуся в нее существу.

Внешне это проявилось как болезнь, с которой мог справился любой сведущий маг. Но городской маг то ли не захотел, то ли не стал этим заниматься. Или — я понял это не сразу, а много позже, когда начал размышлять над всеми обстоятельствами дела — он просто подпал под действие чар. Точно так же, как зачарованными оказались родители девушки, многие слуги в доме, дальняя и ближняя родня, а также все, кто так или иначе однажды оказался у постели больной. Единственной, кто не смирился, была мать девушки — материнская любовь оказалась сильнее чар демона.

В то время, когда перерождение должно было вступить в свою завершающую стадию, демон удалил мага из города — и, что вернее, маг сам решил уехать, чтобы обеспечить себе алиби. В любом случае, в городе его не было, когда туда занесло меня. Слухи и сплетни способны просачиваться повсюду, так что в первой же таверне я услышал о странной болезни дочери градоправителя и пришел к их порогу, движимый желанием помочь. Слуги сразу провели мага к безутешной матери. Мне повезло наткнуться на тех, кого демон еще не успел подчинить…

Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, в чем дело. Отметины уже алели на ладонях девушки, а это означало, что надежды на выздоровление нет. Оставалось одно — убить носительницу, чтобы, во-первых, избавить ее от невыносимых мучений, а во-вторых, помешать демону окончательно утвердиться в нашем мире. Мой учитель почти всю жизнь посвятил борьбе с подобными сущностями, и я не мог поступить иначе. Как ни странно, но мать согласилась.

Не согласились все остальные.

Они ворвались в комнату, где я совершал обряд. Вел их тот самый маг — сам ли он решил вернуться раньше срока или его «вызвал» демон, не знаю. То ли в связи с отсутствием опыта, то ли от волнения, но я перепутал местами строчки заклинания, и все пошло не так. Демон, лишенный тела-носителя, не убрался в Нижний мир, а вырвался на свободу и начал убивать всех подряд. Мать девушки, ее отца-градоправителя, слуг, случайных людей… Всего одиннадцать человек были убиты в ту ночь и еще несколько остались инвалидами без руки или ноги. А меня схватили и бросили в ратушу.

Через несколько дней состоялся трибунал, где главными обвинителями выступали младший брат погибшего градоправителя, унаследовавший его должность, и тот самый маг, проморгавший появление демона в нашем мире. Они сумели представить дело приехавшему из столицы лорду-обвинителю так, что во всем виноват оказался я — заезжий недоучка. Это я вызвал демона из Нижнего мира, я приготовил ему в жертву дочь градоправителя, я, когда мне помешали, натравил демона на мирных горожан…

Поверили все.

Приговор был неожиданно мягким — на шею всего лишь поставили клеймо, которое намертво блокировало мои магические силы, лишая возможности колдовать. Всякий раз, забывая об этом и применяя магию, я ощущаю боль — сильную боль в шее. Горло словно стягивает невидимая петля или же режет тупой нож. Запросто можно потерять сознание в самый разгар действа, и в этом случае результат будет весьма далек от задуманного. Проще говоря, меня отлучили от магии навсегда.

Но для распаленной толпы (а среди нее были люди, которые лишились «подпитки» демона) этого было мало. Они решили устроить самосуд. Меня буквально выкрали из зала суда и оттащили за город. Там несколько часов спустя (заседание кончилось поздно вечером) меня должны были сжечь на костре. Как потом стало понятно, судившие меня маги нарочно позволили толпе сделать это, дабы окончательно спрятать концы в воду. И даже явились посмотреть на костер…

— Так это пятно у тебя на шее, — неуверенно промолвила леди Имирес, и мне стало странно, как долго она смогла сидеть молча, — это и есть клеймо?

— Да. — Ладонь невольно прошлась по шее. — Раньше я носил длинные волосы, чтобы хоть как-то его прикрыть, но Ивар и магистр Бэрг меня остригли и выставили его на всеобщее обозрение. Кстати, это магистр Бэрг был тем городским магом, который прошляпил демона… Не думал, что встречусь с ним еще раз, но вышло так, что он меня узнал. И решил завершить то, что не удалось толпе много лет назад.

— А тогда… как ты спасся?

— Я не спасался. — Меня передернуло от вновь нахлынувших воспоминаний. — Меня спасли. Случилось так, что мимо проезжал его величество Богар Справедливый. Он заметил казнь и велел ее остановить.

Как я потом узнал, у короля как раз накануне родился долгожданный сын, и его величество горел желанием в честь этого радостного события совершить какой-нибудь подвиг — или просто добрый поступок. Спасение от костра «зловредного колдуна» показалось ему самым подходящим деянием. Долгое время открытым оставался вопрос, а что именно занесло его величество на окраину Ташира… Он же не собирался проезжать этой дорогой, торопясь совсем в другую сторону, но что-то заставило монарха сорваться глубокой ночью и сделать крюк к городу. То есть этот вопрос оставался открытым, пока я не понял, что это был последний подарок учителя своему ученику. Как мать, не рассуждая, кидается в огонь и воду, погибает, но спасает жизнь своему ребенку, так и учитель спас жизнь своему ученику дотянувшись из Иных миров и прислав помощь…

Сначала король хотел даже пристроить спасенного к себе в свиту, но потом Оммер-Полукровка, сопровождавший Богара Справедливого, рассказал ему, что означает клеймо на шее у парня. Такой знак ставили лишь тем магам, которые обесчестили и опозорили само звание мага и запятнали себя именно преступлением, совершенным с помощью колдовства. Он также означал изгоя, которому нет места в приличном обществе. Нельзя было прощать преступника, но и забирать обратно дар спасенной жизни тоже негоже. Оммер посоветовал Богару Справедливому обратиться к своему учителю, известному магу Свету Акосте Травознаю Четвертому, достаточно сильному и авторитетному, чтобы ему никто не осмелился перечить. Тот тоже прекрасно знал, что означает клеймо, но согласился принять бывшего преступника в качестве слуги. Спутникам короля было строго-настрого запрещено говорить кому бы то ни было о том, что произошло в башне мага, и о том, зачем Богар Справедливый туда ездил. Все они были людьми чести и исполнили клятву. Постепенно люди забыли о том, что Богар Справедливый совершил этот поступок. Подобных воспоминаний нет даже в анналах и исторических анекдотах. Знали о происшедшем лишь трое — Оммер-Полукровка, сам маг Свет Акоста и спасенный «преступник». Но теперь это перестало быть тайной…

— Но погоди, — голос у леди Имирес был какой-то напряженный, — ведь Богар Справедливый — это мой прадедушка! И война с медианами закончилась больше семидесяти лет назад!

— Семьдесят шесть, если быть точным, — пробормотал я.

— Мне преподавали историю, — фыркнула принцесса. — Но тогда выходит, что тебе… что ты должен быть… Что тебе девяносто семь или даже девяносто восемь лет! Ты — дряхлый старик… Бэ-э-э… А выглядишь ты намного моложе! Как же так вышло? У тебя в роду были эльфы, как у магистра Оммера? Или над тобой провели какой-то обряд? Или ты из-за клейма обречен жить вечно?

— Дело не во мне, а в месте, где я жил все эти годы, — объяснил я. — Каждая башня мага строится с помощью заклинаний и приобретает свойства накапливать «лишние» чары в себе… Вот представьте — вы разожгли костер в степи. Кругом — пустое пространство, и пламя, какое бы большое оно ни было, не в состоянии обогреть всю степь. Тепло будет только вокруг костра. — Я придвинулся к нашему костерку поближе и подбросил в него несколько веточек. — А чуть дальше — по-прежнему холодно. Но если такой же огонь развести в печи, которая стоит в доме, рано или поздно пламя обогреет всю комнату. Точно так же и сила магов. Если у мага нет своей башни, то есть он, как мой учитель, странствует по свету, его сила рассыпается в пространстве и нигде особо не накапливается. Но в башне она остается и концентрируется настолько, что начинает менять… э-э… тех, кто находится рядом. Другими словами, в такой башне как бы замедляется время. Это очень удобно — дольше не скисает молоко, дольше не черствеет хлеб и не портится на самой большой жаре свежее мясо. И всякие там препараты-эликсиры дольше сохраняют свои свойства. Но и те, кто живет в башне, тоже почти не стареют. Правда, этот закон почему-то действует только на людей — домашняя живность, например, живет лишь немного дольше, чем обычно, и не болеет. Когда я только начал работать на хозяина, у него был мерин. Так он прожил почти тридцать шесть лет, прежде чем умер от старости. Но время там все-таки идет. Для меня вместо семидесяти шести лет прошло три года. Когда это случилось, мне был двадцать один год, а сейчас — двадцать четыре. — Я поскреб начавшую отрастать на подбородке щетину. — Так что все-таки старею, хоть и очень медленно. Но в те дни и часы, когда мне приходится находиться вне башни, я живу как обычный человек.

— А если ты не вернешься в башню к хозяину? Что тогда?

— Тогда… Тогда мое тело будет стареть, как у всех людей. Знаете, так устаешь долго жить…

— Я тоже устала! — неожиданно поддержала меня принцесса. — Иногда кажусь себе ужасно старой. Мне ведь двадцать один год!

— Всего двадцать один год, — невольно усмехнулись мои губы. — Это совсем другое. Монотонное существование без надежды на перемены и хоть какой-нибудь просвет… Дни, похожие один на другой… Одиночество… И необходимость подчиняться человеку, который обращается с тобой, как с вещью… Я был готов на что угодно, лишь бы произошли перемены! У вас все не так. Вы будете жить долго и счастливо.

— А ты?

— Что? — Я подбросил в костер еще несколько веток, наблюдая, как принялись за работу веселые языки пламени. — За мной сейчас объявят охоту — какой-то слизняк испортил жизнь самому магистру Бэргу и нарушил его планы… не успев разобраться точно, что тот задумал. Официально я преступник, осужденный на казнь. И плевать, что само преступление свершилось более полувека назад. Для магических преступлений не существует срока давности. Магистр Бэрг сейчас может извратить это дело как угодно — ведь если всплывет, что это именно он тогда прошляпил появление демона в Ташире, его карьере конец!.. Меня лишили возможности пользоваться своими силами, так что я вряд ли смогу защититься. А нового Богара Справедливого на горизонте не наблюдается…

— Наблюдаюсь я! — неожиданно заявила принцесса. — Мне придется поговорить с дядей, и он…

— И он не станет связываться с Академией ради какого-то… недоучки…

— Что?

— Мои мозги в вашем распоряжении…

— Я же сказал!

— Ты с кем это разговариваешь? — встрепенулась принцесса, но я только отмахнулся — мол, некогда.

— Кажется, — я мысленно не просто дал себе подзатыльник, а еще и как следует попинал ногами, — понимаю, что вы имеете в виду… Но магистр Бэрг…

— Последний вопрос! — воскликнул я. — Как меня зовут? То есть… хочу сказать, что все вспомнил, но свое имя…

— Да! С ним я стану прежним… И если ты — тот, о ком я думаю, то ты… то есть вы…

— Прежний «я» не боялся боли!

— Но…

Молчание было мне ответом. Настолько ощутимое, словно холодом повеяло.

— Ты с кем сейчас разговаривал? — нарушила паузу леди Имирес.

— Это… э-э… как бы вам сказать?.. Мой… ну… как бы личный демон! Или не совсем демон, а скорее дух-хранитель. Он иногда дает советы… Пожалуйста, не спрашивайте меня больше о нем. Я сам не знаю, как он появился и в чем состоит его роль. Знаю только, что некоторое время считал его просто своим кошмарным сном… Пока не понял, что ревность иногда страшнее самых жутких кошмаров. А сейчас, пожалуйста, посидите тихо — мне надо подумать!

Костерок весело потрескивал ветками, с хрустом перемалывая их в угольки и рассыпая крошки пепла. Огонь всегда напоминал мне живое существо, вечно голодное и капризное, как маленький ребенок. Если его оставить без присмотра, он либо зачахнет без ухода, либо натворит бед. Ему всегда нужно потакать и всегда о нем заботиться. Но зато он и согревает всех, как доверчивый ребенок любит весь окружающий мир без деления на своих и чужих. И как настоящий малыш способен поглощать сладкое в любых количествах, так и огню всегда мало брошенного в него хвороста. Не зря же души нерожденных детей представляют в виде искорок, которые, незримо для обычных людей, вьются вокруг тела каждой созревшей для материнства женщины. Одни искорки — чуть слабее, другие — чуть сильнее.

Я прищурился, искоса взглянув на сидящую сбоку принцессу. Мерещатся или нет три крошечных огонька вокруг нее? Два так точно есть, а третий то погаснет, то опять разгорится… Кто бы мне объяснил, что это значит?

— Ложитесь спать, ваше высочество, — предложил я. — Завтра будет трудный день.

— А ты?

— А я еще посижу. Посторожу.

Она зябко закуталась в плащ:

— Мне холодно!

— Но у вас же плащ и безрукавка!

— А мне все равно холодно, — закапризничала девчонка. — Я не смогу уснуть…

Ночи ранней осенью действительно прохладные. Под деревьями не было ветра, земля нагрелась вокруг костра, я наломал достаточно веток для лежанок, но принцесса все равно выразительно посматривала на меня. Было заметно, что на ее языке вертится достаточно откровенное предложение, но она почему-то не хочет высказать его вслух. Ждет, когда ее спутник созреет? Да, я не умею читать мысли, но тут и читать было нечего — все буквально написано на лбу.

Она осторожно придвинулась ближе. Я не шелохнулся. Принцесса повторила попытку — у меня хватило сил остаться на месте, исподтишка наблюдая за нею. Еще некоторое время леди Имирес гнездилась рядышком, а потом выразительно посмотрела на меня.

— Мне холодно, — повторила она. — И я… я хочу, чтобы ты меня согрел.

Некоторое время мы молча смотрели друг на друга.

— Ладно, — промолвили дрожащие губы. Не знаю, чего она ждала — может быть, каких-то чар! — но я просто обнял ее за плечи и притянул к себе. И не знаю, как ей, а мне мгновенно стало жарко.