Глава 4
18 августа
Морган Кейн
Ее приближение я почувствовал кожей. В прямом смысле: спина, плотно прижимающаяся к стене, вдруг перестала чувствовать выступы и швы каменной кладки с прежней остротой. Конечно, это могло даже порадовать: нет ощущений – нет мучений, так сказать, но, поскольку подобного рода онемение означало единственную на свете вещь, я попытался слиться со стеной в одно целое и слезно попросил небеса, чтобы они провели Элисабет мимо, иначе резко повышался шанс того, что я кулем вывалюсь из своего укрытия прямо под ноги инфанте и…
Ну конечно, его сюда тоже принесло!
С моего места мне не оставалось ничего другого, кроме как смотреть, надеясь, что меня не заметят, вот я и смотрел. С интересом, как ни странно. Наверное потому, что ни разу еще не видел своего напарника таким. В каком-то смысле его сейчас узнать было еще труднее, чем меня: лицо, обычно подвижно-расслабленное, непонятным образом напряглось, обозначая почти каждую из мышц. Казалось, будто что-то рвется наружу из самых глубин души, и это что-то нужно любой ценой удержать внутри, ведь если оно покинет телесные пределы, произойдет… В общем, Амано словно нашел в себе вдруг какую-то немыслимую драгоценность и чертовски испугался, что сможет ее потерять. А еще это неожиданное изменение сделало капитана наконец-то выглядевшим на его биологический возраст, и рядом с девочкой стоял не вечно выпендривающийся шутник и повеса, а…
Ну да, мужчина. В самом полном из всех возможных определений.
А потом мужчин стало несколько больше. Прибежал блондинистый хлыщ, подкатился охранник. Элисабет, воспользовавшись ситуацией, метнулась за угол, слава богу, в противоположную от меня сторону, Амано поискал ее глазами, не нашел и, соорудив на лице скорбную мину, удалился. Вместе со всеми остальными.
Я выдержал паузу, убедился, что в ближайшие секунды никто не появится из дверей палаццо, и последовал за инфантой. Чтобы прямо за углом дома чуть не налететь на нее и добиться-таки наилучшего завершения череды непрерывно сотрясающих мою психику событий: ушел в глубокий обморок.
Чем хорошо полное отсутствие сознания? Тем, что, когда возвращаешься, кажется: всего лишь моргнул.
– Эй, коматозник, вставай уже!
Я продолжил упрямо сжимать веки. Предплечье обожгло укусом, только не пчелы или комара, а насекомого со стальным жалом.
– Вот ты еще раз мне что-нибудь вколешь, – ласково пообещал я Брендону на ушко, – и я тебе руки оторву. По самую шею.
– Да ладно злиться-то! – Он забарахтался, стараясь вырваться из моих объятий. – Иглу сломаешь!
– А тебе что? Она у тебя последняя? Или самая любимая?
– Хватит уже, – решил Диего и развел нас в стороны, слегка придушив каждого чуть повыше кадыка. Потом почему-то довольно улыбнулся во весь рот, глядя на меня.
– Чего скалишься?
– А ты молодец. Поупирался для вида, но сделал все что надо.
– Что сделал? – уточнил я, чувствуя запоздалые мурашки, прорезавшиеся на спине.
Вместо слов верзила покачал у меня перед глазами золотистой металлической штукой, очень похожей…
– А ну отдай!
Я не смог добраться до его руки: упал, как только попытался вскочить. Видимо, в шприце Брендона был релаксант. Не спорю, после паралича и неподвижности – самое то, чтобы расслабить мышцы, но снова оказаться лежащим носом в пол только потому, что у тебя позорным образом ноги разъехались в стороны… Обидно как-то. Хотя и привычно.
– Отдай.
С пола просьба прозвучала еще смехотворнее, чем в первый раз, но, как ни странно, подействовала лучше угрозы: брегет опустился мне в ладонь.
– Для памяти хочешь оставить? Да забирай! – подмигнул Диего. – Криминальные сводки уже захлебнулись душераздирающей новостью об ограблении дома Тоцци.
– О чем?!
Брендон, успевший убрать медицинские инструменты подальше от моих негодующих конечностей, щелкнул пультом, разворачивая на стене экран. Наверное, ажиотаж уже успел слегка схлынуть, потому что сообщение о «вопиющем преступлении, совершенном в доме одного из самых уважаемых людей города» вышло в эфир не первым и даже не вторым в очереди, зато все-таки удостоилось пяти минут с выездом репортеров на место и почти удавшейся попыткой запечатлеть омраченное великой потерей лицо адмирала.
Захотелось взвыть. Я снова перевернулся на живот, сграбастал брегет и уткнулся в него лбом. Ведущие канала новостей продолжали что-то оживленно верещать уже на темы политики, шоу-бизнеса и погоды, но ни одно слово не добиралось до моего слуха. Мешал яростный шум крови в ушах.
Этого не могло быть, и все-таки это случилось. Что же ты наделала, моя донна? Зачем… Хотя зачем – и ежу понятно. Чтобы помочь. Зачем, как говорится, тянуть резину, если и цель, и средства, и возможность – все под рукой? Решительная моя… Догадываешься ли ты хоть немного, насколько удлинила дистанцию между нами?
Как, какими словами я смогу объяснить твоему дяде, что весь тот спектакль был затеян и исполнен не в интересах следствия? Другие, официальные причины, возможно, как раз могли бы его успокоить, служба есть служба и все такое. Но мое нелепое рыцарство… Он же никогда не поверит. А если поверит, то устроит племяннице допрос с пристрастием. На предмет того, почему она не смогла найти достойный объект приложения своих чувств, выбрав какого-то странного клоуна.
Клоуна…
Есть ведь еще одно объяснение случившегося. Объяснение, которое я малодушно задвинул в самый дальний угол. Весь этот цирк мог служить одной очень простой цели: избавиться от меня теперь уже окончательно и навсегда. Проникновение в дом под странным предлогом, покушение на женскую честь, трусливое бегство, да еще, до кучи, кража – отличный набор! Одним махом, что называется, убил все хоть сколько-нибудь правдоподобные варианты собственного условно-счастливого будущего.
Но не могла же она притворяться настолько искусно! Или… могла?
Взвыть захотелось еще сильнее.
– Хватит разлеживаться! Так и простудиться недолго, даром что лето… Ты чего, обиделся? Ну хорошо, в следующий раз колоть не буду, дам выпить, только учти: вкус у этого зелья такой, что желудок не расслабится, а напряжется, и тогда…
– Ли, оставь его в покое. Не маленький. Замерзнет – сам сообразит, что делать.
Шаги прошлепали по полу: тяжелые, источником которых был Диего, и шаркающие – Брендона. Хлопнула дверь. Я повернулся на бок и подтянул колени к груди.
Лежать было больно. Хотя мне сейчас все было больно делать, даже думать. Брегет жег пальцы, как будто вдруг оказался раскаленным докрасна. Как я мог не почувствовать его тяжесть в кармане? Хлопало же что-то по боку, помню. Всего-то и надо было: остановиться, проверить. А потом зашвырнуть обратно в окно, и плевать, что после этого перелета старинная штуковина годилась бы только на сдачу в металлолом!
К черту. Надоело. Пора все бросить. Как только доберусь до общения с тетушкой, сообщу о своем выходе из игры. Решено! И пусть все они, как хотят, как могут, как им заблагорассудится… Пусть справляются сами!
Дверь хлопнула еще раз. Тихо-тихо. И шаги прозвучали совсем невесомо, будто ангел решил пройтись по земле, но отважился дотронуться до нее лишь кончиками крыльев.
– Вы не спите, Дэниел?
А, инфанта явилась по мою душу. По мою растерзанную и пропащую душу.
– Нет, сеньора.
– Тогда почему вы лежите? Ли сказал, что лекарство уже должно было перестать действовать.
– Оно и перестало.
Девочка помолчала несколько минут, но, видно, то, о чем ей хотелось поговорить, жгло юное сердце не хуже, чем брегет – мои руки.
– Я могу спросить?
– Даже можете приказать мне отвечать.
– Я не… Я не буду приказывать.
– Так о чем спросить хотели?
Судя по звукам, она тоже присела на пол. У противоположной стены.
– Скажите… Вы хорошо знаете того детектива?
Ага. Блистательный образ Амано Сэна оставил-таки неизгладимый след в детской душе. Ну, примерно как катание на карусели в облаках конфетти и сахарной ваты.
– Можно сказать, да.
Еще одна маленькая пауза, похожая на передышку перед новым подвигом.
– А скажите… Он мог бы испытывать… чувствовать… думать что-то хорошее о человеке, который… находится на другой стороне?
– На другой стороне чего?
– Ну, совсем на другой. – Девочка явно смутилась. – Вот он же детектив? А я… то есть все мы – вовсе наоборот.
Я повернулся и сел, невольно почти копируя позу Элисабет. Инфанта взглянула на меня то ли с надеждой, то ли жалобно и снова уткнула взгляд в пол.
– Вы еще ни на какой стороне не находитесь, если это вас действительно волнует. И не будете находиться, пока не пройдете все испытания.
– А потом?
А что потом? Откуда я знаю? Понятия не имею, как происходят утверждения на должность среди мафиози. Может, выборы проводятся. Может, тупо соревнования с другими претендентами. Может, вообще дуэль не на жизнь, а на смерть.
– Когда станете главой клана, будете принадлежать к преступному миру.
– Значит, буду против него?
Под «ним» конечно же подразумевался капитан Сэна. Которого следовало найти и хорошенько отшлепать. Хоть ладонью по заднице, хоть перчаткой по лицу. Смутил покой юной девицы, вот ведь негодяй! И ни мгновения не подумал, что сам при этом совершает…
А кстати! Не мог не подумать. Совращение малолетних, судя по отдельным комментариям моего напарника во время соответствующих упомянутой теме расследований, презиралось Амано искренне и горячо. И вот на тебе: стоило вдалеке замаячить милой мордашке и не менее милой фигурке, все моральные принципы благополучно пошли прахом. Капитан, что называется, вошел во вкус и отступать не собирается.
Вошел во вкус? А ведь так оно и есть. Будь я проклят, если на лице напарника во время той сумеречной встречи не было написано огроменными буквами: «Пусть весь мир подождет. А если не пожелает ждать, сотру его в порошок». Нет, это не просто еще одно мимолетное увлечение в копилке побед завзятого ловеласа. Все намного серьезнее. И намного сложнее. По крайней мере, для прямого, как стрела, характера Амано.
– Да, будете против.
– И тогда он уже не сможет встре… даже встретиться со мной?
– Ну почему же. Вы увидитесь. Непременно. Во время какого-нибудь расследования. Вполне вероятно, что он будет гоняться за вами. Например, чтобы обвинить в преступлении.
– Это… Это… Несправедливо! – выдохнула инфанта.
– Почему? Таков закон. Полицейский должен ловить преступника, а не любить его.
– Я не… Я не говорила про «любить»! – Щеки девочки залило румянцем. Почти бордовым.
– А и не надо. Он вам понравился, верно? Понимаю. Красивый, мужественный, благородный – чем не мечта девичьих грез? И ничего еще не потеряно, кстати. Просто не доводите дело до конца, и все. Тогда и вы не переступите черту, и ему не придется.
– Не придется?
– А что, если он тоже влюбился в вас? Вот так, с первого взгляда и крепко-накрепко? Представьте, каково ему будет узнать, что его возлюбленная – боец с другой стороны фронта. Вернее, даже не боец, а полководец. Какой у него тогда останется выбор? Или броситься в бой, надеясь погибнуть быстро и безболезненно, или…
– Или? – одними губами переспросила Элисабет.
– Сдаться в плен. Перейти в стан врага. Предать все, что было в его жизни прежде: семью, работу, друзей. Вы желаете ему такой участи? Впрочем, может, он и будет счастлив. Ведь он будет вместе с вами, а это дорогого стоит. Даже предательства.
– Я не…
– Много дорог открывается, да? И одна другой заманчивее. Вы можете пойти по любой. Пока еще можете.
– А вы? Вы можете? – Ее глаза казались сухими, но я уже знал, ощущал каким-то шестым чувством, что соленый дождь вот-вот прольется.
– Что могу?
– Пойти по любой дороге?
– Я? Могу. Только мой список доступных путей, похоже, с недавних пор стал короче на один пункт. – Я щелкнул ногтем по крышке брегета.
– Эти часы… Но вы же украли их для меня?
Я поднялся на ноги и подошел к Элисабет настолько близко, насколько это было возможно и безопасно.
– Я не крал их.
– Но… Они же были в вашем кармане, – хлопнули пушистые ресницы. – Откуда они там могли появиться, если вы не…
– Это неважно. Они не должны были там появляться. Понятно?!
– Вы… кричите?
– Да, кричу! И никто… Слышите? Никто из вас не имел права шарить по моим карманам! Ну хорошо, ваши компаньоны – парни не самого светлого происхождения и воспитания, им простительно. Но вы… Или кровь все-таки не водица? Дает себя знать, да?
– Вы…
Она вскочила и выбежала за дверь. Рыдая. Но мое одиночество продлилось недолго: на пороге воздвиглась скала, носящая имя Диего.
– Ты что себе позволяешь?!
Удар правой у него был очень хорош. Точный, резкий и короткий: от такого всегда трудно уйти. Перед моими глазами сверкнули звездочки, а потом я снова увидел пластик пола ближе, чем хотелось бы.
– Сеньора плачет!
А то я не знаю? Сам и довел. Успешно. Талант, прямо скажем, не пропьешь. Правда, раньше мне доводилось все больше Барбару нервировать, но за неимением тетушки…
– Что она тебе сделала? Ну вот что?! Она же еще ребенок!
Ага. Ребенок, с легкостью кружащий головы взрослым мужикам. И уже за одно это ее нужно объявить опасной преступницей. С точки зрения закона жизни.
– Она же считает тебя другом! Верит тебе!
– А я тоже… верил. Пока не узнал, что и для нее нет ничего святого. Как для вас всех, впрочем. Яблочки от яблоньки…
Хлоп! Вернее, шмяк! Ого, слева тоже ничего так бьет, душевно. Одобряю.
– Мразь!
О, а вот по почкам не надо! Не надо, говорю же!
– Ты себя в зеркале-то видел? Нет? Так посмотри!
Меня вздернули вверх и толкнули к зеркальной стене душа.
– Да ты в сто… нет, в тысячу раз омерзительнее, чем любая вещь, которую способна сделать сеньора!
В чем-то он был прав. Хотя бы чисто визуально: человек, чье лицо и слегка помятая фигура отражались в металлизированной поверхности, не производил впечатления порядочного. Да и вообще не был похож на человека.
Зрачки, чуть ли не вышедшие за пределы глаз, сумасшедше расширенные и черные, как бездна космоса. Губы, кривящиеся… ну, наверное, все-таки в улыбке, только совсем не веселой. Кровь, добавившая к темным полосам на коже две ярко-алых. Но самое страшное, тот, кто смотрел на меня из зеркала, был совершенно доволен всем происходящим. До жути доволен. А где-то далеко за его спиной мерцали факелы горящих крыш и мелькали мертвые тела, сползающие с копейных наконечников…
Нет, это у меня в глазах снова потемнело. И звездочки заскакали.
– Извиняться не буду, не надейся.
– Можно подумать, кто-то от тебя этого ждет?! Да и… что от тебя вообще можно ждать?
Многое. А может, ничего.
– Давай выметайся из комнаты!
– И далеко идти?
– До машины. Сеньоре надо отчитаться в выполнении задания.
Там, где подсобные помещения брендоновской лаборатории плавно перетекали в гараж, стоял «хэдж-хантер» – длинная колымага с вместительным багажником. Крышку которого и распахнули передо мной.
– Лезь туда!
– А чего сразу не пристрелите? Или топить будете? Только не вместе с машиной: не хочу такой гроб. Не мой фасончик.
– Лезь!
Меня снова толкнули, переваливая через край багажника.
– Пригни голову!
Я посмотрел на Диего. Глаза в глаза. А потом просто сказал, очень сильно надеясь, что меня не расслышат:
– Я люблю ту женщину.
И весь мой мир сузился до пределов металлической секции для перевозки всякого хлама.
Когда вокруг нет ничего, кроме стен, контролировать себя значительно легче: не нужно отвлекаться на то, что где-то поблизости прячется опасность, способная в любую минуту подкрасться и напасть на тебя. Нет, конечно, там, за хладным металлом, тоже полным-полно всяческих неурядиц и недоразумений, но можно очень удачно притвориться, что их нет. Что вообще нет ничего.
Отсутствие угрызений совести по поводу расстроенной девочки испугало меня только поначалу. Пока не разобрался в ощущениях. Когда же достало времени, а главное, спокойной обстановки на последовательно-цикличный анализ, выяснилось, что переживаний и не будет. Потому что она – объект. Задание. И останется таковым, пока я не выйду из игры. О да, я буду ее оберегать, защищать, поочередно выводить из-под обстрела и наводить на цель, но любить, в смысле испытывать по отношению к ней эмоции, похожие на мои обыденные поползновения в сторону от добра ко злу и обратно… Не буду.
Она хорошая. Нет, правда, хорошая! А я – плохой. Но, кроме того, что мы составляем собой пару антонимических типов, между нами нет никаких знаков. Тем более знака равенства. И думаю, она это уже поняла. Насчет парней не уверен, а вот инфанта явно должна призадуматься над тем, что у странного молодого человека, свалившегося ей на голову нежданно-негаданно, имелась до этого и своя, сугубо личная жизнь. Имелось прошлое, в общем. Само по себе это обстоятельство не страшное и не смертельное, но в сочетании с реакцией на настоящее, направленной в будущее…
Вот честное слово, им было бы лучше меня пристрелить. Впрочем, надежда на такой исход все еще оставалась: никто же не сказал, куда экипаж Элисабет отправится после встречи со стариканом-связным.
Я даже не знал, приехали мы снова в парк или направились куда-то еще: когда Диего приоткрыл багажник, в проеме только сверкнуло синим яркое небо, с которого на меня увесистой ледяной градиной упала бутылка с водой.
– Приложи. Отек поменьше будет. И да… Одолжи вещицу на время. Верну, не бойся.
Я протянул верзиле брегет, и крышка снова захлопнулась.
Самым неприятным итогом кражи, устроенной, строго говоря, Алессандрой, явилось то, что мне теперь появляться на улице было нельзя. Какой бы хитроумной ни оказалась донна Манчини и насколько бы глубоко ни доверял ей дядя-адмирал, во всей этой истории оставались еще два значимых фактора. Пронырливый Дональд, явно не преминувший во всех красках живописать «грабителя», и Амано, у которого конечно же наверняка имеется свой особый взгляд на происходящее.
Три раза подряд увидев меня и Элисабет на сравнительно небольшом отдалении друг от друга, напарник не мог не связать нас воедино. А значит, если он и впрямь запал на девочку, то начнет копать. Кого легче найти в толпе народа: школьницу, которая большую часть времени выглядит среднестатистическим подростком, или раскрашенное чудовище? То-то и оно. Поэтому если моя жизнь должна была какое-то время еще продолжаться, то вести ее мне надлежало исключительно затворническим образом.
А скулы болят. Ноют. Ну ничего, на крепость костей я никогда не жаловался: пройдет. Хотя за воду из холодильника спасибо. Потом даже можно будет попить. Она газированная, интересно, или нет? Если с газом, буду икать. Как бы узнать-то не открывая? Потрясти, что ли, и послушать?
Сводящее зубы ледяное прикосновение к коже в первый момент не дало ничего, зато во второй… Хотя виновата оказалась вовсе не бутылка: зуд и гул возникли вовсе не внутри тонкого пластика, а аккурат во мне самом. Когда вибрация, терпимая, но все-таки малоприятная и накатывающая странно ритмичными волнами, достигла стабильного максимума, в ушах прозвучал бесцветный голос:
– Слышишь меня? Говорить вслух не обязательно, достаточно движения связок и мышц.
– Какого черта?!
– Отлично! Значит, слышишь. Ребята из Коммуникационного не обещали, что получится идеально, но справились. Надо будет подать рапорт на премирование.
Принадлежность голоса установить было невозможно, потому что он рождался из толчков крови в моих сосудах и чего-то еще, но интонации указывали на его обладателя прямо и четко.
– Решила доконать меня, тетушка?
– Это тебя не доконает, – уверенно ответили мне. – Если не затягивать сеанс связи.
– Да что вообще сейчас происходит?
– Контур, который в тебя вшили, может выступать и как приемник, и как передатчик. Пришлось, конечно, выставить небольшую сеть усилителей, но теперь я могу достучаться до тебя почти с любого конца города.
Замечательная новость! Главное, как всегда, вовремя. К разбору полетов.
– Спасибо, порадовала. А то я как раз искал способ связаться с тобой и сказать, что собираюсь выйти из дела.
– Причина? – коротко поинтересовалась Барбара.
– Я сорвался.
– Позволь тебе не поверить. Если бы ты сорвался, то сейчас не говорил бы…
– С тобой? Скорее всего. Да, мне удалось прыгнуть в ремиссию. Но она будет недолгой. И потом, знаешь ли, не очень-то приятно чувствовать себя боксерской грушей.
– Нашел с кем подраться? – Кажется, она ухмыльнулась.
– Нашел кому дать себя побить. Неважно.
– А с чего тебя вдруг повело?
– С чего? – Я чуть не заорал в голос. – А как ты думаешь? Недостаточно всего того, что случилось?
– Кстати! – вспомнили на том конце биоволны. – Меня несколько удивил выбор места кражи. Я полагала, что…
– Кражи не должно было быть. Не в этот раз.
– Тогда каким образом…
– Потом расскажу. Мне очень жаль, что все так случилось.
– Почему?
Ага, сейчас! Выну все и положу.
– Ладно, проехали. В эти минуты девочка как раз докладывает о пройденном экзамене.
– Он будет принят?
– После всей той шумихи в новостях? Даже не сомневаюсь.
– Ты уверен, что хочешь уйти?
– А ты уверена, что хочешь увидеть катаклизм на улицах города?
Она молчала. Долго.
– Хорошо. Подумаю, как все сделать. На крайний случай устроим облаву и изымем тебя.
Мило прозвучало. Очень по-домашнему. Изымем… Как вещдок.
– Я могу сам с тобой связываться?
– Нет. Этого парни наладить не успели. Времени не хватило. Я буду вызывать тебя каждый час: если будет возможность и желание пообщаться, ответишь. Нет – через полминуты прерву вызов. Все ясно?
– Яснее некуда. Последнюю просьбу можно?
– Не шути так, Морган! – пожурили меня.
– Умоляю: держи Амано на привязи!
– А в чем проблема?
– Его интерес к инфанте.
– Есть интерес? Это нормально.
– Это, может, и нормально, но ни к чему хорошему не приведет.
– Постой, ты имеешь в виду…
– Отбой! – поспешно шепнул я, потому что рядом с машиной раздались знакомые шаги, и Барбара в кои-то веки меня послушала: отключилась. Вместе с вибрацией.
Багажник открылся, и на меня полетела целая куча вещей. Пледы, пачка газет, какие-то свертки, пахнущие едой, и даже переносной фонарь.
– Если будет скучно, – немногословно пояснил Диего свой маневр в стиле «товары – почтой». – Сейчас на занятия поедем. В школу.
Я пожал плечами, хотя в положении лежа это не смогло бы произвести нужного впечатления. Телохранитель еще с полминуты смотрел на меня, словно ожидая реплики с моей стороны, но не дождался, поэтому снова хлопнул крышкой багажника.
С обновлением интерьера дела пошли значительно приятнее: я устроил себе вполне сносную лежанку. Любезно принесенную еду отложил подальше, потому что ноющие челюсти пока не располагали к приему пищи, а вот к святыне массовой информации причастился охотно. И на ходу, и потом, когда машина встала на стоянке.
Официальные газеты пестрели всевозможными новостями, посвященными приближающемуся учебному году, и читать их было до зевоты скучно, хотя содержимое статей умиляло. А вот желтая пресса, как и всегда, рассказывала о куда более важных событиях. Правда, коверкая факты, как пожелает, и делая такие выводы, что волосы вставали дыбом.
Попалось даже интервью с неназванным лицом, приближенным к мафиозному двору. Из него – интервью в смысле, можно было почерпнуть информацию о том, что в город потихоньку съезжаются главы различных преступных кланов, чтобы короновать своего нового коллегу. Что интересно, об Элисабет речи не шло вообще, даже намеками, зато фамилия Арагона попалась. Применительно к какому-то молодому человеку, мельком заснятому папарацци на улице: судя по ракурсу снимка и размытости кадра, ловец удачи вряд ли дожил до получения гонорара.
Обрывочные сведения позволяли предположить, что вьюноша опасной наружности – еще один претендент на вакантное место, и это усугубляло сложившуюся ситуацию еще больше. С другой стороны, мне и не полагалось ничего знать о сопернике инфанты: я ведь вообще должен был убрать ее подальше, а не ввязывать в состязание. Но все равно хорошо, что Барбара нашла способ установить контакт! Еще совсем чуть-чуть потерпеть осталось, и все закончится…
Крышка багажника резко прыгнула вверх.
– Смотри, чтобы не зашибло, – предупредил Диего, и на меня свалился еще один нежданный «подарок».
Он был намного больше всех предыдущих, тяжелее, мягче и… теплее. А еще он дышал. Правда, очень тихо и медленно, как и положено в состоянии искусственно вызванного сна. И конечно, я его знал.
При резкой смене освещения зрение восстанавливается не мгновенно, но торопиться все равно было некуда. Особенно после того, как багажник наполнился ароматом одеколона, который успел надоесть мне еще на прошлой неделе. А когда в глазах перестали прыгать чертики, свет фонаря показал, что капитан Сэна и в самом деле спит. Только не по собственной воле. А вместе с ним уснули мертвым сном и все мои надежды на скорое возвращение к нормальной жизни.
Амано Сэна
– Как вел себя подозреваемый?
– Отвратительно! Грубо! Непристойно! И собственно… Почему только подозреваемый? Обвиняемый!
– Обвиняемым он станет, когда похищенное будет найдено и документально связано с действиями этого человека, – устало пояснил офицер полиции, битый час выслушивающий стенания мистера Недвижимость и мои чрезвычайно редкие реплики, которые иногда удавалось вклинить в поток информации, проистекавшей от блондина.
Такого яростного злопыхательства я, пожалуй, еще никогда не слышал: обычные клиенты нашего Отдела почему-то почти всегда оказывались намного сдержаннее в выражениях. Может быть, нам просто везло? Элита все-таки, на откровенную ерунду не бросают… А вот полицейскому не позавидуешь. Конечно, есть вероятность, что, судя по безмятежно спокойному выражению лица офицера, проводящего дознание, подобные истерики довольно быстро перестают производить впечатление, на которое сам истерик рассчитывает. Но вот лично я, наверное, не смог бы продержаться долго. А уж Морган – тем более! Здесь поблизости, правда, нет ничего, похожего на крюшон, но, учитывая эпизодически фонтанирующую изобретательность моего напарника, с Дональдом Томасоном капитан Кейн разобраться смог бы. Вряд ли столь же блистательно, как полосатый индеец, но…
– А вы что скажете, детектив?
О, полиция решила сменить волну?
– По поводу?
– О поведении подозреваемого.
– Вполне аутентичное.
– Какое? – На меня посмотрели слегка недоуменно.
Ну понятно, поздний вечер, уши, звенящие от криков отвергнутого воздыхателя…
– Он вел себя в полном соответствии с… Проще говоря, он и не мог вести себя иначе.
– Вы думаете?
– Ну, это все равно как при встрече с вами пещерный человек, весь такой волосатый, низколобый, в кошмарных шкурах, вдруг отвесил бы поклон и начал изъясняться в стиле высокопоставленного чиновника на дипломатическом приеме. Так вот, слова и действия подозреваемого с его внешним обликом ничуть не расходились. В отличие от… – Я многозначительно скосил глаза на мистера Недвижимость.
Офицер понимающе вздохнул и захлопнул свой электронный блокнот:
– Все материалы по делу будут оформлены в ближайшее время. Дня через два-три ждем вас в участке. Для заверения показаний и прочих официальных мероприятий.
– Я буду общаться только через адвоката! – угрожающе заявил Дональд.
– Как вам будет угодно, – разрешил полицейский и с видимым облегчением покинул наше скромное по размерам, но совершенно нескромное по поведению общество.
– Я полагал, что от вас будет больше толка, – процедил сквозь зубы мистер Недвижимость, как только мы остались наедине.
– Я не давал вам никаких гарантий.
– Надеюсь, вы понимаете, что при подобном исходе дела не может быть никакой речи о… – Он многозначительно потер подушечками пальцев друг о друга.
Ками, какие все-таки люди скучные! Все время думают о деньгах. И мой напарник, увы, в данном случае – не исключение. Но с ним-то все ясно и понятно, а вот когда человек, явно обеспеченный и не считающий каждую монету, начинает мелочиться…
– Если бы вы даже что-то мне заплатили, я бы с удовольствием пожертвовал всю сумму в фонд подозреваемого. Скажем, для выплаты залога, если понадобится. А знаете… Даже свои собственные деньги заплачу. Ради того, чтобы увидеть ваше вытянутое лицо, ничего не жалко!
Он проглотил обиду. Наверное, побоялся, что может получить адекватную сдачу, как физическую, так и юридическую. Но уходя бросил:
– Я этого так не оставлю!
– Буду рад новой встрече! – помахал я ему на прощанье.
Пока продолжались полицейские мероприятия, наступила ночь, и единое и неделимое днем пространство улицы превратилось в редкие островки света под фонарями. Впрочем, поскольку я припарковал «маверик» как раз в одном из таких уютных и хорошо просматриваемых местечек, то, возвращаясь к машине, еще издалека понял: оказаться наедине с мыслями у меня пока что не получится.
Она стояла, прислонившись к капоту, скрестив руки на груди и меланхолично глядя куда-то в темную даль. Даже мое приближение не заставило Барбару хоть как-то оживиться: наоборот, мрачности в выражении лица заметно прибавилось.
– Капитан, у вас появились проблемы со слухом?
– Не замечал, мэм.
– А может быть, с соображением? Помнится, приказ звучал ясно и четко: вы больны, значит, должны болеть. Дома. В постели.
– Мои дела не настолько плохи. Или настолько?
– Наверное, вас следовало поместить в больницу. И не выпускать до полного выздоровления.
Она не ругала, не выговаривала: голос Барбары звучал скучно и бесстрастно.
– Я очень признателен вам за такую трогательную заботу о моем здоровье…
– Но?
– Но? – Я попробовал изобразить удивление. – Разве я произнес это слово?
Полковник фон Хайст устремила разочарованный взгляд к небесам, скрывающимся где-то за ярким ореолом помещенного на фонарный столб светильника.
– Говорите уже! Потому что моя вечерняя прогулка должна принести если не пользу для самочувствия, то хотя бы информацию к размышлению.
Я подошел и присел рядом. На капот. «Маверик» что-то простонал, не слишком довольный таким простецким с ним обращением.
– Моргана еще не нашли?
Барбара внимательно посмотрела на меня, снова перевела взгляд вдаль и коротко ответила:
– Нашли.
– Где он?!
– Это неважно. Главное, что капитан Кейн в относительном порядке, и если все пройдет без эксцессов, скоро присоединится к нам снова.
– Что пройдет?!
– Многие знания – многие печали. Помните эту простую истину?
– Он влип во что-то серьезное, да?
На этот вопрос я конечно же ответа не получил. Но молчание в таких случаях всегда звучит красноречивее любых слов.
– Почему вы оставили его без…
– Без помощи? – Барбара склонила голову набок.
– Да!
– Морган – взрослый мальчик. Ему по силам справиться со многими вещами. Самостоятельно.
– Вы же прекрасно знаете, как его иногда переклинивает! Что, если прямо сейчас…
– Я же сказала: капитан Кейн в относительном порядке, – повторила полковник фон Хайст. – А вот вы, судя по вашим последним реакциям, успешно выполняете несвойственную вам роль моего племянника. Хотите попасть на освидетельствование, капитан Сэна? Я могу устроить это в два счета. И вам придется припоминать всю вашу жизнь, начиная с рождения и заканчивая… Вы этого хотите?
Я привычно напрягся, ожидая волну отчаяния и боли, обычно накатывающую на меня даже не при самих воспоминаниях, а одном только намеке на их необходимость, но почему-то ничего не случилось. Так, легкий ветерок рябью прошелестел по поверхности сознания, но глубины остались незыблемыми. Спокойными и… надежными. А это значило, что прошлое наконец-то осталось в прошлом. Навсегда.
– Как прикажете, мэм.
И вот тут Барбара удивилась. Когда эту женщину посещает искреннее непонимание происходящего – а случается подобное ох как прискорбно редко! – она становится похожа на дикую кошку, изготовившуюся к прыжку. Не самое приятное ощущение оказаться целью смертоносного броска пантеры, но и это меня почему-то не ввело в панику, которую я чаще всего успешно маскирую шутками.
– Случилось что-то, о чем я не подозреваю, капитан Сэна?
Мне даже врать не захотелось:
– Я встретил девушку.
Атаки не состоялось. Полковник фон Хайст еще некоторое время смотрела на меня непроницаемым взглядом, потом расслабилась, оторвалась от капота «маверика» и пошла прочь, выстукивая каблучками какую-то забавную мелодию. А уже на ходу пробормотала, не знаю, рассчитывая на остроту моего слуха или нет:
– Главное, чтобы нас всех потом с этим можно было поздравить…
– Тебе не нужно сегодня на занятия? – спросил я у Эд, попытавшейся проскользнуть из ванной комнаты на кухню за моей спиной.
– Ну… нужно.
– Тогда почему не собираешься?
– Так рано же еще! – вполне справедливо заметило Морганово чадо.
И правда рано. А значит, у меня есть масса времени, чтобы…
– Я тебя подвезу.
– Правда?! – Ребенок сначала обрадовался, но тут же заподозрил неладное. – Да я вообще-то и сама бы могла… У тебя же работа, наверное?
– Я в отпуске.
– А почему тогда папа работает?
Вопрос не в бровь, а в глаз. Я бы и сам, по правде сказать, задавался тем же вопросом.
– Разве я говорил, что он работает?
– Ты говорил, что у него дела, – показали мне язык, покрытый разноцветными пятнами от карамелек.
– Не по работе.
– Дела все равно есть дела! – с видом знатока заявила Эд. – А отдых – это отдых.
Ну вот, еще немного, и меня обвинят в том, что я единолично узурпировал свободное время, полагающееся нам на двоих!
– Не расстраивайся. Когда он вернется, у него тоже будет отпуск.
– Ага, как же! – вздохнула девочка. – Знаю я эти его отпуска… Будет лежать целый день и пялиться в потолок. Но это если дядя Олаф не зайдет снизу. Потому что если зайдет…
Я вздохнул. Соседи у Моргана были вполне милые и добрые люди, но широта души отдельных представителей семейства Свенссонов переходила все границы. Ладно, глава семейства – грузчик в порту, способный принять на грудь, наверное, целую канистру крепких алкогольных напитков. Телосложение же моего напарника было куда как скромнее. А состояние психики…
Нет, от дяди Олафа Мо надо держать подальше. Всеми силами. Но это все потом. По мере, так сказать, поступления неприятных новостей. А пока…
– Вчера, когда мы были в школе, помнишь? Ты разговаривала с девочкой, когда я вышел из кабинета директора.
– Ага. Она классная!
– Вы хорошо друг друга знаете?
Адвента запустила пятерню в рыжие вихры:
– Не, только вчера познакомились.
– А говоришь, что классная.
– Так это… Это же сразу всегда видно! Она немного на папу похожа.
– Какого еще папу?
– На моего папу.
– Это чем же похожа?
– Ну, серьезная такая… С виду вроде взрослая, а все равно: смотришь, и кажется, что вот-вот сломается. Хрупкая, во! Даже дотронуться страшно.
Моргана я бы так характеризовать не стал. Даже в состоянии умственного расстройства, причем своего собственного. Демона лысого его сломаешь! Максимум – уйдет в астрал, как это с ним обычно бывает. То есть в прострацию. А если стукнуть посильнее, то ломаться начнет все вокруг. С оглушительным треском.
– Вы друг другу о себе рассказывали?
– Да не, времени-то не было. Ей надо было уходить. Сказала, что будут волноваться, если сильно задержится.
Видимо, речь о родственниках. Потому что трудновато как-то представить волнение в исполнении индейца.
– А с кем она приходила, ты не видела?
– Не. – Эд хитро сощурилась. – Странные какие-то у тебя вопросы, дядя Амано. Она что, преступница?
Какая глупость! Она… Нет, с этими особенностями взрослой жизни Адвенте пока не стоит знакомиться. Успеет еще.
– Я же должен о тебе заботиться, пока папы нет рядом?
– Гым-гым-гым, – усомнилось Морганово чадо.
– И вообще, у тебя должны быть друзья. Вот я и интересуюсь. Потому что если эта девочка станет твоей подругой…
– Об этом еще рано говорить, – заявили мне, довольно удачно копируя поучающий тон Барбары.
Вот ведь стерва маленькая! Или уже большая?
Ну ничего, если один вариант оказался тупиковым, нужно не расстраиваться, а переходить к следующему.
– Собирайся давай. Подвезу.
Коммцентр располагался поблизости от новой школы Эд, причем в окружении ничуть не менее роскошного парка: санитарно-защитные требования, излучения, головные боли и все такое прочее позволили Управлению выбить для своего внештатного подразделения внушительный участок свободной территории в городской черте, а не за ее пределами, как первоначально планировалось. Не знаю, на какие ухищрения пошли наши специалисты, чтобы доказать необходимость размещения лабораторных, исследовательских и учебных корпусов внутри кольца монорельсовой, но, видимо, никто из них не горел желанием каждое утро трястись в служебной развозке, успевая за час езды возненавидеть все те лица, которые надо потом наблюдать в течение рабочего дня, а то и сверхурочно.
Накануне нового учебного года народу на территории и в помещениях было хоть и достаточное количество, но в глаза эти толпы не бросались, потому что персонал Коммцентра занимался своей повседневной работой, а что в ней, скажите, самое важное? Правильно, не попадаться пред светлые или, что еще хуже, темные очи начальства. Так что, если не знаешь, где и кого искать, гиблое это дело – шататься по лабиринту соединенных между собой разновеликих зданий. Но я свою цель знал и…
Нет, не любил ни дня! Несмотря на вечные и гадкие намерения самой цели.
Джей Паркер обожает выглядеть этаким мальчиком-одуванчиком, чему немало способствуют светло-золотой цвет его шевелюры и ясный, как небо в разгар лета, взгляд. Добавим к этому рубашки, брюки, галстуки, платки, курточки, пиджачки и свитерки самых нежных расцветок – и получается образ, от которого невозможно отрешиться даже в страшном сне. Вернее, только в страшном сне он и может привидеться, наш компьютерный гений. И если бы только компьютерный!
Обращаться за помощью к Джею для меня – сродни визиту в клетку с очень голодным хищником. Пусть он большую часть времени, конечно, шутит, но я уверен: возможности, если таковая представится, не упустит. Иногда… Да, очень редко, в минуты, когда уверен в своей полнейшей безопасности и сохранении полной конфиденциальности мыслей, я думаю, что логичным и правильным было бы однажды уступить энтузиазму Паркера, чтобы заставить его ужаснуться полученным результатам. Но такой поступок требует максимального напряжения душевных и физических сил, к тому же парень может вдруг оказаться еще большим извращенцем, чем описан в персональном досье, и вот тогда мне точно придется худо. Намного хуже, чем сейчас.
На обеих фигурах – и сидящей за мониторами, и склонившейся над ней – были надеты одинаковые лабораторные халаты. Я уже собирался постучать по дверному косяку костяшками пальцев, чтобы ученые головы оторвались от своих исследований и сообщили мне, где искать коллегу, но тут вторая фигура, та, что стояла, наклонилась еще больше, чуть ли не ложась на первую, и раздался знакомый голосок, ласковый и томный:
– Майкл, вам непременно надо научиться быть более строгим…
Уши сидящего зарделись, а Джей, выпрямляясь, торжествующе закончил:
– С описанием переменных.
Уши побелели. Потом покраснели снова. Но, судя по тому, что лаборант не делал попыток покинуть поле проигранного сражения, вполне могло статься, что…
– Паркер, оставь ребенка в покое, хотя бы ненадолго. Потом догонишь, добьешь и растлишь.
Вот теперь он подхватился и выбежал, этот начинающий жрец храма науки. Со всех ног. А Джей недовольно засунул руки в карманы халата, поворачиваясь ко мне.
– Зачем явился ты, о вечный разрушитель моих надежд и мечтаний?
Трагическая мина с физиономией Паркера сочеталась отвратительно, но моего коллегу подобные мелочи не останавливали никогда.
– Ты пришел, громогласный и огненноокий, потрясая своим копьем и…
Тут Джей глубокомысленно остановил словоизвержение и констатировал, уже нормальным тоном:
– Нет, копья не захватил. Разве только складное?
Я закрыл дверь. Плотно-плотно, хотя в таком месте, как Коммцентр, глупо было надеяться на отсутствие более продвинутых способов пошпионить за соседями по этажу, чем подслушивание.
– И вообще, ты же на больничном. – Паркер тем временем продолжал поражать мое воображение перечислением очевидных фактов. – Должен лежать в теплой, уютной постельке, в обнимку с…
– Тот ненормальный, которого я действительно с большой охотой задушил бы в объятиях, все еще вне досягаемости. Кстати, ничего о нем не слышал по своим каналам?
– Глухо как в танке.
– Тебе это не кажется странным? – спросил я, усаживаясь на освободившийся стул и попутно созерцая кружево символов на экране монитора, очень похожее на узор из розочек.
– Скажи мне, что может выглядеть странным в сочетании с Морганом, и я первым буду голосовать за присуждение тебе Нобелевской премии. Только номинацию соответствующую надо ввести.
– Можешь смеяться, сколько влезет. А мне почему-то не смешно.
– Да ладно! – Джей взмахнул полами халата, как крыльями. – Ничего с твоим драгоценным напарником не случится. Он еще всех нас переживет, попомни мои слова!
– Всех похоронит, хочешь сказать?
– Как вариант, – расплылся в улыбке Паркер.
– Все, меньше слов, больше дела!
– Как давно я мечтал услышать это от тебя!
– Но-но, без рук!
– Мой господин предпочитает сегодня оральные утехи?
– Джей!
– Все, все! Умолкаю. Так зачем пришел-то, болезный ты наш?
– Мне надо попасть на второй канал.
Паркер изобразил растерянность. Вполне достоверно, кстати.
– Ты же знаешь, у меня только дядя на «ХоумТиВи», но если очень надо… тоже отличная стартовая площадка для будущей звезды экрана.
– Второй канал полиции! – Я уже готов был взять Джея за грудки и потрясти как грушу.
– А, понял. И что тебе понадобилось от Службы Внешнего Наблюдения?
– Вот она понадобилась.
Конечно, мои успехи в работе с «Лукрецией» – программой реконструирования внешнего облика по любым имеющимся данным, были весьма скромны, но полученное изображение казалось мне весьма похожим на лицо девочки, вернее, девушки, прочно обосновавшейся в моем сознании, а может быть, и в… Да, и там тоже.
Паркер удостоил лик моей мечты парой секунд дежурного осмотра, потом снова взглянул на меня.
– Она из пропавших?
– Нет, насколько я знаю.
– В розыске? – Джей продолжил задавать наводящие вопросы, усаживаясь за монитор.
– Нет. На виду, конечно, не мелькает постоянно, но и не прячется.
– Значит, просто наружка. – Пальцы Паркера замелькали над клавиатурой, как бабочки. – Сейчас посмотрим…
На все про все у нашего хакера ушло меньше минуты: посреди экрана возник снимок искомого объекта.
– А дальше?
– А что тебе еще надо?
– Как это – что? Пароли, адреса, явки, наконец! Они там хоть есть?
– Возможно, – осторожно сказал Джей.
– Проблемы?
– С этим объектом связан массив данных, довольно большой. Но, чтобы добраться до него, нужен пароль.
– Так чего же ты ждешь? С каких это пор стал таким нерешительным?
– Понимаешь… – Паркер куснул краешек воротника. – Защиту ставили не офицеры Службы Внешнего Наблюдения. Тут уровень повыше.
– Выше твоего? Не поверю!
– Да нет, я могу с ним справиться, вот только… Тут постклассическая схема: только две попытки.
– Почему не три?
– Потому что тогда вероятность угадывания больше! – фыркнул Джей. – Все, что я могу тебе сказать: пароль буквенный. Вполне возможно, что слово или фраза, имеющие значение, а не абракадабра.
Слово? В памяти всплыли листки, которыми был завален стол Барбары. Листки, исписанные словом…
Я настукал одним пальцем: «enfant». Паркер углубился в изучение символьных букашек на мониторе, потом, то ли с огорчением, то ли, наоборот, с облегчением, сообщил:
– Маловато. Должно быть больше букв.
– С пробелами можно?
– Думаю, да.
К первой части добавилась вторая, и я, чтобы больше не мучиться предположениями, нажал клавишу ввода до того, как Джей успел что-либо углядеть в индикаторах своих колдовских программ. А потом даже зажмурился, потому что в глазах начало рябить от несметного количества снимков, заполонивших экран и все прибывающих и прибывающих.
Она была на них во всех ракурсах, какие только могло возжелать мое неуемное воображение. Ничего неприличного, разумеется! Просто своего рода зарисовки из жизни. Документальные кадры, запечатлевшие массу бытовых ситуаций. Вот моя прекрасная школьница идет по улице, вот засматривается на витрину, вот потягивает лимонад через соломинку, вот…
– Их можно скачать? – спросил я, удивляясь хрипотце в собственном голосе.
– Проще простого. А зачем тебе? – насторожился Паркер.
– Да… Для дела.
Он хмыкнул, но удовлетворил самое приземленное из моих желаний, и Коммцентр я покидал, став обладателем самой драгоценной коллекции на свете. Для меня, конечно. Только для меня одного.
Однако, кроме изображений в базе Службы Внешнего Наблюдения, не нашлось больше ничего вразумительного. Ни строчки текста. Создавалось впечатление, что тамошние офицеры просто фиксировали появление девушки на людях, а дальнейшими изысканиями занимался кто-то другой. А поскольку мне было нечего даже написать маркером на карте памяти, стоило применить простые дедовские методы добычи информации.
Эд все еще была на занятиях, когда я подъехал к школе: не оставила сообщений с просьбой ее забрать. Хотя, конечно, существовал шанс, что обиделась. Правда, где обида и где – Адвента? Этот ребенок любую эмоцию умеет использовать в собственных интересах, и скорее затаит коварные планы до поры до времени, чем откажется от их воплощения вовсе. Но если она не покидала здание, то, значит, и моя ненаглядная тоже была где-то там. Могла быть, по крайней мере.
Моя ненаглядная?!
Я остановился прямо посреди тротуара. Так резко, что чуть не упал, а этого никак нельзя было допускать, потому что сканер, выдранный из приборной панели, был слишком хрупок для нечаянного контакта с твердыми поверхностями.
Что же со мной такое происходит? О чем я только думаю последние дни?
Собственно, всего о двух вещах. Вернее, одушевленных объектах. И думаю примерно в одном и том же ключе, с той только разницей, что Моргана я хочу найти, а эту красавицу… Ну да, хочу. И найти – тоже! Но никак не могу представить, даже чрезмерно напрягая воображение, какой должна быть наша встреча.
Наверное, я просто побоюсь находиться рядом с ней. Смотреть, дышать, думать… Кажется, что любое мое вмешательство в ее мир, такое грубое и бесцеремонное, станет фатальным для хрупкого цветка, созданного ради… Ради того, чтобы люди не забывали о том, что такое красота.
Может, так и стоит поступить? Оставаться поодаль, довольствуясь только воспоминаниями о том мимолетном столкновении? Раз за разом перелистывать в памяти те несколько секунд, за которые она произнесла самые странные, непонятные и в то же время залившие сознание ослепительной вспышкой слова: «Здесь же есть вы»?
Ну уж нет! Пусть отступает кто-то другой, а я не признаю поражения, пока не попробую одержать победу!
Точные характеристики объекта позволяют настроить сканер на узкополосный поиск. Правда, это требует времени, пока все фильтры и источники излучения откалибруются согласно заданным параметрам. И хотя я торопился, пришлось остановиться рядом с громоздким «хэдж-хантером», чтобы дождаться окончания процедуры инициализации и… С недоумением обнаружить на мониторе сканера сообщение: «Для завершения калибровки удалите из рабочего периметра все побочные объекты, не относящиеся к цели поисков».
Какие еще объекты? На меня реакции у датчиков быть не должно, поблизости вроде и вовсе нет ни одной живой души. Или все-таки есть?
Скопление цветовых пятен, соответствующее теплокровной органике, показало, что этот кто-то устроился прямо передо мной. В багажнике машины. И если учесть, что людей обычно запихивают в это, мягко говоря, малоуютное местечко, чтобы…
Кажется, я потянулся к замку, но одновременно короткое движение совершила и игла, входя в мою шею неподалеку от основания черепа. И стальное жало, к сожалению, оказалось намного проворнее меня.
