Интермедия
Полулежать в кресле, закинув уставшие от каблуков ноги на стол, было поистине прекрасно и восхитительно. Да что там говорить, просто божественно! Кто и когда вообще придумал, что женщина должна истязать себя обувью, больше похожей на пыточные приспособления, только для того, чтобы казаться красивее, чем и так уже есть? Все дороги все равно ведут в постель, а там каблуки уже не имеют ровным счетом никакого…
Барбара хихикнула, вспомнив пришедшуюся к случаю зарисовку из собственного прошлого. Нет, все-таки кое на что острые шпильки могут сгодиться. Даже находясь в горизонтальном положении.
Впрочем, как бы ни хотелось продлевать и продлевать мгновения тихого отдыха, дела не переставали требовать к себе внимания, и полковник фон Хайст, горько вздохнув, приняла в кресле более пристойную и совершенно официальную позу, а потом набрала на кабинетном комме комбинацию букв и цифр, соответствующую личным позывным адмирала Адриано Тоцци.
Сама Барбара встречалась с этим бывшим блестящим военным разве только на разного рода торжественных приемах, потому что в силу разницы в возрасте начала строить свою карьеру, когда адмирал уже собирался уходить на покой. Рассчитывать, что ее помнят, а тем более любят, полковник фон Хайст не собиралась. По большому счету она даже не слишком четко представляла себе, о чем будет разговаривать, ведь раскрывать карты перед формально давно уже гражданским лицом было категорически глупо и практически опасно. Но, поскольку все это касалось Моргана…
Морган. Одна большая и вечная проблема, причем пугающе автономная. Пожалуй, за всю свою достаточно уже долгую и насыщенную событиями жизнь Барбара не могла припомнить другого такого человека, притягивающего к себе все возможные и невозможные неприятности. Кажется даже, что он стоит на пересечении всех дорог Вселенной, рассеянно мнет в пальцах хлебный мякиш, роняет под ноги и приговаривает что-то вроде «цыпа-цыпа-цыпа», а вокруг стаями голубей роятся… Они самые. Неприятности.
– С кем имею честь разговаривать? – спросило суровое лицо адмирала, появляясь на экране комма.
– Барбара фон Хайст. Полковник Федеральной Службы Безопасности.
– Чем обязан?
– Произошедшим в вашем доме инцидентом. Думаю, не нужно напоминать детали?
Тоцци благодушно согласился:
– Да, пожалуй, не нужно.
– Я хотела бы заверить вас, адмирал, что подразделения, занятые в расследовании, и я лично приложим все необходимые силы, чтобы минимизировать последствия случившегося и со всей строгостью закона наказать виновных.
– Кстати, о виновных! – оживился адмирал. – Насколько я понимаю ваши процессуальные заморочки, до суда дело доходит, если истец подает соответствующее заявление?
– Да, обычно происходит именно так. Поскольку в вашем случае не было нанесено ущерба муниципальному имуществу и третьим лицам, а имел место только факт хищения…
– Мы можем ограничиться только этим фактом?
Барбара непонимающе нахмурилась:
– Поясните свою мысль, адмирал.
Тоцци откинулся на спинку кресла и соорудил из пальцев замок.
А ведь он волнуется, подумала полковник фон Хайст. Волнуется, но считает недостойным прятать руки от глаз собеседника.
– Видите ли, полковник… Я не назову свою нынешнюю жизнь скучной и пресной: это было бы невежливо хотя бы по отношению к моей племяннице. Но как и у любого старика, у меня весьма ограниченное число развлечений. Те, что были милы в юности, сейчас выглядят слишком рискованными и не приносят душе и телу прежнего тепла, а новыми я обзавестись не успел.
– Вы вовсе не в таком возрасте, чтобы…
– Я именно в том самом возрасте, когда цепко держишься за любую возможность вновь ощутить рядом горячее дыхание жизни.
– Простите, но я все еще не понимаю…
Впрочем, сейчас Барбара лукавила, и даже не слегка. Все она прекрасно понимала, потому что, к своему странному счастью, знала собственного племянника намного дольше, чем адмирал. Хотя и не была уверена, что ей известны все ужимки и прыжки капитана Кейна, посещающие его в критические, а вернее, кретинические моменты.
– В конце концов, украденное – всего лишь вещь. Дорогая, не спорю. В чем-то, возможно, бесценная. Но, с другой стороны, жизнь человека тоже имеет цену. И для меня чаши конкретно этих весов находятся на одном горизонте.
– Вы хотите сказать…
– Я не откажусь принять обратно брегет, если его вернут. Но, если он канет в нетях, плакать не буду. Зачем тратить отпущенное судьбой время на слезы по тому, что заслуживает только улыбки?
Полковник фон Хайст мысленно пообещала надрать племяннику уши. За совращение деву… То есть дедушек.
– Вы собираетесь простить преступление?
– Но не преступника, – улыбнулся адмирал.
– Федерация не поощряет самосуд. В любых формах, – напомнила Барбара.
– Судить я никого не собираюсь, – теперь уже хохотнул Тоцци. – Мои планы намного скромнее, поверьте!
– Поделитесь?
– Нет никакого смысла сажать его в тюрьму, правде же? А вот заставить отработать, так сказать, компенсировать нанесенный моральный ущерб…
Полковник фон Хайст с трудом удержалась от всхлипа. Причем ей самой было до конца неясно, радостного или скорбного.
– Это можно устроить?
– Думаю, да. Но не будет ли это слишком жестоко по отношению…
– Я всегда был беспощаден к своим врагам, – с немалой толикой гордости сообщил адмирал Тоцци.
– Я поняла вас, сэр. И приняла ваши слова к сведению.
– Тогда буду ожидать новостей.
Экран погас. Барбара подумала и снова положила ноги на стол. В психотерапевтических целях. Чтобы снять скопившееся за время разговора напряжение.
Но обстоятельства долго блаженствовать не позволили: запищал сигнал теперь уже вызова со стороны. Правда, с ним можно было обойтись без церемоний, в частности, не менять принятой позы, потому что сейчас на беседу напрашивалась персона, состоящая с полковником фон Хайст в близких родственных отношениях.
– Как дела, Адвента? Понравилось в новой школе?
– Э-э-э… да, школа замечательная!
– Я заеду вечером, и ты мне все-все расскажешь, – пообещала Барбара.
– А не могла бы ты заехать прямо сейчас? – на одной ноте скороговоркой выпалила Эд.
– К тебе домой?
– Нет, прямо в школу!
– Что-то случилось?
На том конце линии помолчали, собираясь то ли с духом, то ли с мыслями.
– Адвента!
Окрик подействовал. В наушнике снова раздался детский голос, и теперь было заметно, что его обладатель не на шутку взволнован:
– Понимаешь, тетя Барбара, тут такое дело…
– Не тяни!
– Меня дядя Амано подвозил в школу. И обещал забрать.
– Не приехал, паршивец?
– Нет, он приехал… Вроде. Машина точно здесь стоит, открытая даже. Только его нигде не видно.
– Не волнуйся, дядя Амано – натура увлекающаяся, мог отойти, заболтаться с кем-нибудь. Нужно просто подождать.
– А почему та штуковина, которая у него в машине была, валяется на тротуаре? Зачем он по ней топтался?
– Штуковина?
– Ну да, ею анализы делают или что-то такое. Дядя Амано мне показывал.
Сканер, значит. На кой черт понадобилось доставать его из приборной панели? Ответ может быть только один: капитан Сэна отправился на поиски чего-либо или, что намного вероятнее, кого-либо. И, как можно понять из ситуации, нашел. На свою голову и геморрой всем остальным.
– Эд, вернись в школу и подожди меня там. Я скоро буду.
– Как скажешь!
– И пожалуйста, не говори никому о… об этом происшествии. Не надо поднимать панику.
– Хорошо, не буду. А дедушку тоже попросить надо, чтобы не волновался?
– Кого?! – взревела Барбара.
– Я дедушке его позвонила, – пролепетала Эд. – Думала, дядя Амано с ним… Он тоже приехать собирался.
– Дедушка?
– Ага.
– Жди меня и не попадайся никому на глаза!
Туфли остались сиротливо стоять на ковре, когда Барбара выбежала из кабинета.
Морган Кейн
Эх, напарник, напарник, за что же ты меня так…
Подставил. Да еще отдавил половину тела, хорошо хоть не самую лучшую.
Успокаивался я долго, потому что первой, рефлекторной, а значит правильной, реакцией было отчаянное желание замахать руками и ногами, истошно вопя: «Уберите ЕГО от меня!» Но, поскольку крышка багажника захлопнулась, не оставляя времени ни на какую реакцию вообще, а вскоре после этого машина тронулась с места, кричать было бессмысленно. Дергаться – тем более, ведь если даже для меня одного багажное отделение комфортабельными апартаментами не являлось, то теперь оно и вовсе стало похоже на сундук, набитый всякой всячиной.
Пока ехали, разоблачения можно было не бояться: фонарь я выключил и убрал так далеко, как только смог, а на ощупь меня капитан Сэна раньше особо не исследовал, так что, даже если бы и очнулся, не приведи господи, во время поездки, то не сообразил бы, с кем имеет дело. Зато потом… Ох, дожить бы еще до этого «потом»!
Видимо, Брендон в своем ведьмачьем котле варил убойные зелья: Амано так и не вышел из наркотического забытья до конца нашего маршрута. Да и потом, когда мне в глаза снова хлынул свет, правда, не дневной, а искусственный – свет гаражных ламп, напарник не подал признаков осмысленной жизни. Возможность того, что он притворялся, я исключил заранее, контролируя пульс и прочие характерные показатели состояния организма в течение всего времени, пока «хэдж-хантер» колесил по городским улицам. А даже если и притворялся…
В какой-то момент мне стало все равно, что случится, когда бравый капитан протрет свои сонные глазоньки. В смысле узнает или нет. Какая уже разница-то? Миссия благополучно провалится, и мы все разойдемся по домам. А инфанте и вовсе идти никуда не надо, она и так дома. Причем мне – в кои-то веки! – никто не сможет предъявить ни малейшего упрека. Я, что ли, волок Амано за ухо на поиски приключений? Никак нет! А значит, обстоятельства складываются вполне удачно. Даже замечательно. Остается только убедить Диего в безнадежности затеянного им предприятия, назначить тетушке место встречи и отвалить. Под звуки труб и барабанов.
Оттащив недвижимое тело капитана куда-то за пределы досягаемости моего зрения, верзила вернулся и угрюмой скалой застыл возле багажника. Я перевернулся на другой бок и потянул на себя край скомканного пледа, делая вид, что собираюсь вздремнуть.
Прошла минута. Вторая. Пятая. Наконец над моей головой раздалось:
– Бить больше не буду, не надейся.
– Мм? – Я даже повернул голову. – Это еще почему?
– Потому что последний раз у тебя был такой вид, будто тебя это все торкает. Тоже мне, мазохист-любитель!
– Обижаешь! Я – профессионал.
– Вылезай уже.
– И не подумаю.
Он наклонился над багажником:
– Обиделся? А куда тебя было еще деть? Хорошо, Ли эту тачку пригнал: ездить на ней не ахти как удобно, зато места много. И расстояние достаточное. Или тебе в отключке приятнее?
Какая трогательная забота… Нет, правда. После услышанного и огорчать его не хочется. Но надо.
– Обиделся или нет – дело десятое. А вылезать я не собираюсь совсем по другой причине. Потому что как только вылезу, стану соучастником преступления, а оставаясь, еще могу сойти за жертву. Ну, хотя бы за случайную. Если повезет.
– Какого еще преступления?!
Я сел, и моя голова оказалась примерно на уровне головы Диего, опирающегося локтями о борт машины.
– Можно подумать, ты этого парня пригласил прокатиться и он не устоял перед твоим природным обаянием!
– А, вот ты о чем…
– О том самом! То, что ты устроил, это натуральное похищение. Не находишь? И если похищение человека – штука и так довольно мерзкая, за похищение полицейского при исполнении нас всех зароют. По самые гланды.
– Почему ты решил, что он был при исполнении? – удивился Диего.
– Потому что они всегда при исполнении, горе ты мое чесночное! У них в полиции так принято все представлять, чтобы страховку получать в двойном размере.
– Может, он и не полицейский, – задумчиво предположил верзила, покрутив в пальцах Аманову «айдишку». – Не похоже что-то.
– А ты у нас знаток типов удостоверений?
– Я-то нет, – признал Диего. – Сейчас у умной техники спросим.
Он направился к стене гаража, туда, где громоздилась аппаратура, видимо не поместившаяся в лабораторные владения Брендона, и поднес пластиковый жетон к считывающему устройству. Я на экран даже не стал смотреть: чего, спрашивается, я не видел в перечне допусков своего напарника? А вот телохранитель инфанты озадачился, проползая взглядом по строчкам, и особенно завис ближе к концу, там, где упоминалось право на убийство.
– Ого, а он крут!
– Если бы был крут, так легко бы тебе не попался.
В самом же деле, глупо было болтаться под носом у Диего и совершенно не следить за обстановкой. Хотя, когда Амано увлекается… Вот только интересно, что его так сильно занимало в последние минуты перед погружением в незапланированный сон?
– Много ты понимаешь! – самодовольно фыркнул верзила. – Я на службе знаешь, в каком подразделении числился? «Горные коты». Так что подобраться могу к кому угодно, на местности с минимальными укрытиями.
М-да, а меня с напарником запишут после этого дела в «козлы». Причем сомневаюсь, что в «горные». Наиболее вероятный вариант: «огородные».
– Он тебя точно не видел?
– Или делал вид… – вдруг блеснул дедукцией Диего. – Да! Он ведь мог нарочно все спланировать. Наверняка нарочно!
– Зачем?
– Чтобы подобраться к нам. Подобраться… к сеньоре!
Вывод походил на правду, но только одним боком, о котором телохранитель пока не подозревал. Капитан Сэна и впрямь был не прочь подобраться к Элисабет: это понял бы любой, кто видел его взгляд прошлым вечером. Но чтобы Амано сглупил настолько, что дал себя схомутать… Хотя влюбленный мозг еще и не такие коленца может выкинуть. По себе знаю.
Главное, нельзя натолкнуть Диего на подобную логическую цепочку:
– А смысл? Девочка же пока никто и звать никак.
– Так, может, они и хотят сеньору… того… – Ладонь верзилы чиркнула ребром по горлу, хорошо не моему.
– Да ну… Напридумывал страшилок!
– И не обязательно, что его прислали госслужбы, – продолжил строить теорию заговора верзила. – Среди чиновников всегда находятся люди, которым не хватает жалованья.
– А не проще было нанять нормального убийцу?
– Может, и проще. Но у этого, – Диего мотнул головой куда-то влево, – у этого куча доступов куда угодно.
– Тогда он и брать должен дороже. Неужели мафия не бережет свои деньги?
– Смотря ради какого дела…
Повисла многозначительная пауза, во время которой у меня чесались кулаки стукнуть телохранителя по башке. И надо было стукнуть, потому что когда взгляд Диего чуть прояснился, то уставился на меня. С выражением наивысшего подозрения.
– Слушай… А это же тот парень, который тебя ловил. Верно?
– Ну да. Тот.
– Так если он, такая важная птица, гонялся за тобой…
Вредно читать популярные детективы, вредно! А сериалы шпионско-гангстерско-полицейские смотреть – еще вреднее!
– И что? Может, он просто расслабиться хотел? Отдохнуть, так сказать, от трудов ратных. Переключиться на более легкую наркоту.
– Мы о тебе ничего не знаем, – глубокомысленно заключил телохранитель.
– Объявление о розыске читали? Там все написано. Больше мне сказать нечего.
Что ж, теперь Диего осталось сделать один, последний, вывод и похоронить планы Барбары, а заодно и меня. Окончательно. Потому что на роль коварного «засланца» я подходил во сто крат лучше и удобнее, чем капитан Сэна. Не говоря уже о том, что в ювелирный салон мы прибыли вместе, а значит, уже тогда были связаны друг с другом.
– Больше сказать нечего… Ну да, конечно!
Оживление, внезапно посетившее телохранителя, изрядно меня напугало. Больше, пожалуй, чем все его предыдущие мыслительные процессы.
– Он же и тогда шел по следу, да? А ты его приостановил. Ты же не собирался оставаться с нами, тебе только надо было убедиться, что хвоста нет и…
Хвост сейчас у меня самого появится. И я с его помощью заберусь на самую высокую пальму в округе. Буду есть бананы, кидаться шкурками в прохожих и вообще жить безмятежно. Все лучше, чем слушать этот бред.
– Уйти. Ты должен был уйти, а мы… Мы тебе помешали. Поэтому ты начал помогать, да? Чтобы поскорее все это закончить и заняться…
Мне не нравился ход этих мыслей, потому что в конце таких предположений обычно возникает не что-то правдоподобное, а полный идиотизм. От которого, впрочем, сам мыслитель всегда искренне балдеет.
– Я должен был догадаться раньше… Ты же sombra! – И, ошарашив меня этой занимательной «новостью», Диего продекламировал: – Si no hay sombras, no puede haber luz.
Из всей фразы мне было знакомо только одно слово. То, которым меня назвал Диего: «тень». А судя по интонации, относилось оно к чему-то очень таинственному и весьма значительному.
– Я не буду спрашивать, кто тебе платит, – пообещал верзила, прижав ладони к груди. – Святой Девой клянусь! И никому не скажу ни слова.
– Ну зачем же такие строгости… Можешь сказать. Только тогда придется затыкать больше ртов, чем один.
Интересно, за кого он меня все-таки принял? За наемника, только совсем другого рода, чем Амано? Кого могут называть тенью? Убийцу? Вряд ли. Скорее кого-то, кто выполняет совершенно обратную функцию. Значит, можно предположить, что Диего додумался до того, что я прибыл на защиту инфанты. От безжалостных и могущественных врагов, надо понимать. А послал защитника конечно же тоже кто-то могущественный. И богатый.
Бред-бред-бред. Ну какой из меня наемник?!
– Я никому не скажу, – повторил верзила. – Хочу попросить только об одном: когда наступит время… Когда ты соберешься уходить, пообещай, что дождешься, пока сеньора не окажется в безопасности. А потом я сам приду к тебе.
В мои распростертые объятия? Или под прицел? Господи, как все запущено-то…
Погодите-ка. В одной из газет я, кажется, видел это самое слово. Sombra. И упоминалось оно как раз в разделе криминальных историй.
– Рано об этом еще думать.
Диего согласно кивнул, бормоча:
– Я должен был догадаться… Должен был… Еще по тому, как ты держишь удар…
– Но с этим парнем ты перемудрил. Теперь даже неважно, прав ты на его счет или нет: начнутся поиски. Кстати, проверь, как он там, а то вдруг сбежит? – добавил я, почувствовав приближение очередного «сеанса связи» с Барбарой.
– Не сбежит! Но если ты говоришь…
Телохранитель убрался восвояси, а я получил передышку. Крохотный отрезок времени, который нужно было потратить с умом, а не так, как это у меня всегда норовит получиться.
– И снова здравствуй, тетушка!
– Морган, случилось…
– Страшное?
– Хватит паясничать! Твой напарник пропал.
– Ну наконец-то! И кого я должен возблагодарить за то, что капитан Сэна больше не будет путаться под ногами?
– Морган. – Когда она говорит вот так, тихо, без следа напряжения в голосе, спокойно и даже чуть лениво, обычно стоит начинать пугаться. – Ты даже не представляешь, чем грозит его исчезновение всем нам.
– Мы будем лишены набивших оскомину утренних острот? Да, потеря огромная. Согласен.
– С ним ничего не должно было случаться. Вообще ничего, понимаешь? – Кажется, Барбара была на грани отчаяния: речь, вибрирующая в моем теле, стала совсем однотонной. – Нужно как можно быстрее найти его.
– Если поможешь мне кое в чем, я помогу тебе. Идет?
– Морган? – Палитра интонаций существенно увеличилась.
– Слово «sombra» применительно к человеку из криминальных кругов – что оно означает?
– Мне надо покопаться в базе.
– Жду.
Вибрации улеглись, но фон от них пока оставался в наличии, показывая, что тетушка не выключала шарманку со своей стороны.
– Откуда ты его выудил? – спросила Барбара парой минут спустя.
– Кого?
– Слово.
– Меня так назвали. Сегодня.
Пауза, плавно перетекшая в молчание.
– Ну так что со мной не так?
– Тенями называют людей из одной весьма засекреченной компании. Своего рода мастера на все руки, услугами которых пользуются те, кто, во-первых, может заплатить требуемую сумму, а во-вторых, кого сами «тени» считают достойным заказчиком.
– Даже так?
– В каком-то смысле они – художники, никогда не повторяющие рисунок своих действий, и, собственно, поэтому их почти невозможно вычислить. Вплоть до того, что «тень» может полжизни готовиться к выполнению единственного задания, а потом бесследно исчезнуть.
– Что-то еще есть? Более конкретное?
– Их девиз. Si no hay sombras, no puede haber luz. «Если нет тени, не будет и света».
Отлично. Вот теперь для меня прояснилось намного больше.
– Теперь твоя очередь! – напомнила тетушка.
– Мм? Ах да… Не нужно Амано искать. Он тут.
– Где?! – Меня чуть не разорвало вибрацией на части.
– Со мной. С нами то есть.
– Верни его немедленно!
– Я над этим работаю.
– Немедленно!
С чего вдруг может случиться форменная истерика у женщины, которая не моргнув способна собственноручно казнить всех своих подчиненных? Вот и я не знаю.
– Я работаю.
– Знаю я, что ты называешь «работой»! Опять все запутал и перепутал так, что в конце концов останется только один выход: рубить по живому!
– Все, отбой.
Она прервала связь с явно выраженной неохотой: вибрации встряхнули меня так, что на теле появились очаги нескольких новых синяков, а потом не менее резко прекратились.
Диего, умевший двигаться абсолютно бесшумно, вернулся, нарочно выделяя каждый свой шаг. Видимо, решил, что любая таинственность будет воспринята мной, как угроза, и тогда его намерение дожить до возведения инфанты на трон не исполнится ни при каких условиях.
– Ну как там похищенный?
– Скоро очнется.
– И что планируешь делать дальше?
На лице телохранителя возникло выражение, не требующее дополнительного словесного пояснения.
– Пока повременим, – твердо сказал я.
– Это может быть опасно для сеньоры.
– Что именно? Объект обезврежен и, по крайней мере, пока не представляет особой опасности. К тому же… Я предполагаю, что цель его действий несколько иная, чем тебе видится.
– А какая?
– Думаю, это можно будет выяснить во время разговора.
– А, будешь его допрашивать? – догадался телохранитель.
– Я надеялся, что нет. В смысле, что не я стану это делать.
– Но тебе же это будет…
– Понимаешь, какая штука… – Я решил все-таки выползти из багажника. – Мы с ним вроде как друг друга немного знаем. По крайней мере внешне.
Диего окинул меня изучающим взглядом и мотнул головой:
– Не поймет.
– Мне бы твою уверенность.
Верзила кивнул, достал из кармана листок бумаги, сверил изображение на нем с моим нынешним обликом и подтвердил:
– Ничего общего!
Его бы слова да богу в уши… Вот чего мне только еще не хватало, так это вести допрос собственного напарника! Ну ладно, внешность. Ладно, жесты, походка и остальные двигательные особенности. Но методы-то?! Методам нас учили одним и тем же. Словечкам всяким опять же. Приемчикам нейролингвистическим… Нет, к черту! Если и буду что-то спрашивать, то придется отказаться от профессиональных штампов, которые я так старательно… Ни хрена не заучил нормально ведь. До сих пор. Так что, может, и пронесет. Главное, чтобы не на людях.
– Хорошо, уговорил. Займемся похищенным.
– Похищенным? – недоуменно спросила Элисабет, огибая машину.
– Э-э-э… ну да. Надо припрятать похищенное, чтобы никто не углядел ненароком, – поспешил сказать я, выковыривая из кармана куртки Диего брегет.
Надо сказать, инфанта поверила бы этой придумке. Если бы в то же самое мгновение наше гаражное общество не пополнилось Брендоном, озабоченно осматривающим окрестности.
– Никто не видел мои ключи от подсобки?
– От какой подсобки? – осторожно уточнил Диего.
– Да от дальней, в конце коридора. У меня в лаборатории уже такой завал, что ногой ступить некуда. Вот собрался перетащить пару ящиков…
– Эти ключи? – Девочка потянула за брелок связки, зажатой в кулаке телохранителя.
– Ага, они самые! Ты зачем их утащил, признавайся! Там же в помещении ничего… – Брендон ткнул пальцем в грудь верзилы: – Спрятать что-то хотел? От лучшего друга да в его же любимой комнатке?!
– Любимой? – фыркнул Диего. – Да ты о ней только сейчас вспомнил.
– Но это не повод захватывать мою территорию! А ну отдай!
Их потасовка выглядела невозможно забавной, но разве что одна только инфанта могла улыбаться, наблюдая за половецкими плясками своих помощников. А потом, когда телохранитель все-таки выронил ключи, стало совсем не до смеха, потому что первой, и единственной, у связки оказалась Элисабет. Единственной – по причине того, что снова впадать в обморок я страстного желания не испытывал, к тому же не был уверен, что успею завладеть вожделенной связкой до того, как сознание отрубится полностью.
– Ты в самом деле хотел там что-то спрятать? – спросила девочка.
– Я не…
– Текилу свою контрабандную небось заныкать хотел! – обвинительно провозгласил Брендон.
– Ты же обещал больше не… – надула губы инфанта.
– Это не текила, – буркнул Диего.
– А что? Капиринья? Или сам нагнал пойла? – не унимался наш лабораторный гений.
– Я завязал!
– Сейчас посмотрим. – Элисабет решительно направилась в коридор.
Телохранитель посмотрел на меня взглядом, за который любой художник, работающий над изображениями молящихся, заплатил бы натурщику тройной гонорар.
– Да пошли уж, – вздохнул я.
С ключами инфанта воевала долго: замысловатая последовательность замков больше подходила хранилищу золотого запаса какой-нибудь средневековой казны, чем заброшенному подсобному помещению. Если только Диего и впрямь не собирался удерживать в нем оборону в компании с несколькими ящиками горячительного.
Когда последняя задвижка ушла в сторону (электронные устройства – это замечательно, но надежность простой механики еще никто не отменял), я даже не стал заглядывать внутрь. Достаточно было и того, что Элисабет тут же отпрянула от дверного проема и с ужасом уставилась на своего телохранителя.
– Что… как… он… почему… зачем он здесь?!
– Видите ли, сеньора миа… – Я взял на себя обязанности переговорщика от имени заговорщиков, а Диего тем временем торопливо прикрыл дверь. – Ваши верные слуги проявили немного инициативы в плане осуществления следующего пункта по списку. Только и всего.
– Вы… его… похитили?!
– Думаю, в целом дела так и обстоят. По крайней мере для наблюдателей.
– Отпустите его! Сейчас же!
Намерение инфанты как нельзя лучше соответствовало приказу тетушки, но, когда желания двух заинтересованных лиц, а тем более лиц женского пола, вдруг необъяснимым образом совпадают, мужское естество начинает бунтовать. Пусть, как говорится, «чего хочет женщина, того хочет бог», но земная жизнь ведь так далека от небесной…
– Боюсь, в ближайшее время мы не сможем этого сделать.
– Почему?
– Потому что к нему есть несколько невыясненных вопросов.
– Какие еще вопросы?
– Вопросы вашей безопасности, сеньора миа.
Я старался говорить просто серьезно, но, наверное, получилось излишне мрачно, потому что инфанта побледнела и покачнулась.
– Вы думаете, что он… что он угрожает… моей…
– Ничего нельзя исключать, – подхватил Диего.
– Вы собираетесь… его… у…
– Да лови же! – крикнули мы оба Брендону, который стоял ближе всех к девочке. И лабораторная крыса справилась с поручением: не позволила обмякшему телу рухнуть на пол.
– Один – один, – констатировал я. – Ничья.
На телохранителя, хлопотавшего над лишившейся чувств инфантой, больно было смотреть. Особенно когда он поднял голову, растерянный донельзя.
– Что с ней вдруг случилось? Ты знаешь?
Наверное, знаю. Ничего удивительно: просто жизнь и отношения полов.
– Потом объясню. Нам же надо еще с этим… поговорить.
А мне к тому же надо надеяться, что я в каком-то смысле все еще остаюсь «тенью» и для Амано. Больно, колко, обидно, но со своими чувствами справлюсь. Не в первый раз.
Sombra, значит? Хорошо, пусть будет так. Где там мое сомбреро завалялось?
Амано Сэна
Сознание возвращалось неохотно. Наверное, подозревало, что ничего хорошего меня в наступившем настоящем не ожидает. И оказалось совершенно правым, потому как скудно освещенная комната без предметов не то что мебели, а даже малейшего подобия интерьерного оформления, не входила в число мест, где я хотел бы просыпаться. Тем более в не слишком удобной позе.
Ну ни дать ни взять Иисус Христос, вариант «лайт». В том смысле, что подвешивать меня не стали, а просто посадили у стены. Но руки растянули на совесть… Так, что мышцы начинают потихоньку ныть от напряжения. И дергаться-то особо не будешь, иначе полоски пластика разрежут кожу, а заодно то, что находится под ней. Гениальное изобретение – хомуты и стяжки, годятся в хозяйстве для чего угодно. И в каком угодно хозяйстве. Особенно в преступном…
Какое-то время после пробуждения от медикаментозного сна (на шее явно ощущался желвак от укола) я потратил на то, чтобы разобраться в нахлынувших на меня ощущениях. С физическими все было понятно: поймали и привязали. С психологическими же дело обстояло несколько сложнее.
Во-первых, было чертовски стыдно. За что? За беспечность. Надо было смотреть по сторонам, надо! Так нет же, устремился на свет в конце тоннеля. А что в результате? И человеку не помог, и сам оказался совершенно в идиотской ситуации. Стать жертвой похищения – что может быть глупее? Да меня ж засмеют! Как пить дать засмеют, едва узнают, что великолепный капитан Сэна сел в… сено? Нет, в оригинале эта поговорка звучала как-то иначе… Ну ничего, мне напомнят. Неоднократно. Во всех возможных вариациях.
А во-вторых… Наверное, первый раз в жизни я возненавидел свою удачливость. Окажись на моем месте Морган, произошло бы все что угодно, но только не осуществление планов похитителя. Игла выпала бы или сама по себе, или вместе со шприцом. Злоумышленник бы поскользнулся, споткнулся, закашлялся, замечтался… Да мало ли вариантов? Главное, в жизнь воплотился бы один из них, а не суровая реальность, которая меня сейчас окружает.
Из карманов, конечно, выудили все. Даже раздумывать не надо: вон он, мой скарб, лежит в уголке, у двери. Скромной такой горушкой. Даже леденцы присовокупили ко всему остальному. Кстати, это очень настораживающий признак. Не встречал еще ни одного преступника, который не приватизировал бы что-нибудь съестное, изъятое у жертвы. А этот сложил, очень даже аккуратно, не удивлюсь, если еще и перечень составил. Для отчетности.
С другой стороны, понятно, что убивать меня не собираются. И это даже хуже, чем скрупулезность похитителя. А что, если угораздило нарваться на маньяка?! Который начнет резать мое тело на кусочки для собственного удовольствия. И жить я буду еще до-о-олго, только совсем не счастливо.
Конечно, меня хватятся. Может, уже хватились. И… ищут?
Вот! За эту мысль надо держаться. Изо всех сил, пока они у меня еще есть. Раз уж физически сейчас дать кому-то отпор не смогу, то морально…
Дверь открылась, пропуская двоих. И если здоровяка явно латиноамериканской масти я видел впервые в жизни, то его спутник успел уже примелькаться до рези в глазах. И задолбать слух своим раскидайчиком!
С минуту мы с ним смотрели друг на друга. Ага, именно так: я – на мячик, прыгающий вверх-вниз. А потом он сказал… Хозяин игрушки конечно же:
– Нравится? Хочешь, подарю? Когда у тебя ближайший день рождения?
Я чуть было не предложил ему покопаться в моем удостоверении личности, а заодно поинтересоваться, умеет ли он вообще читать, но слово «ближайший» почему-то прочно застряло в голове. До того самого момента, как вспомнились наши отдельские посиделки, устраиваемые всякий раз по поводу счастливого избавления от близкого знакомства со смертью. Конечно, их на моей памяти было не так и много: до крайности все-таки дело доходит редко, но дни рождения у нас в году и правда случаются вовсе не в единственном числе для каждого. Мы еще любим иногда пошутить по этому поводу.
– Когда выберусь отсюда.
– Заметано! Жди презент.
Судя по тому, что говорил пока только индеец, он в этой парочке был за главного. А еще почему-то казалось: все его действия и слова преследуют какую-то цель. Причем связанную со мной весьма отдаленно.
Ну раз уж здешний народ настроен дружелюбно, стоит спросить:
– Мне сообщат причину, по которой я оказался здесь?
Они переглянулись, и полосатый улыбнулся не разжимая губ:
– Ты сам ее назовешь. И опишешь. Во всех подробностях.
Обещание, данное за меня, прозвучало почти приговором. Но разве я согласен добровольно взойти на эшафот?
– С чего это вдруг?
– Потому что такой блестящий молодой человек просто обязан быть паинькой. Если не хочет немного потускнеть.
О, а вот и угрозы пошли в ход. Ну что ж, хоть какая-то определенность появилась. Только демона лысого я им скажу!
– Так как, будешь паинькой?
– А не пойти ли тебе… – Я предложил на выбор пару общеизвестных маршрутов.
Индеец меланхолично заметил:
– Я там уже бывал. Ничего интересного. Хотя… Если ты будешь моим экскурсоводом, не откажусь пройтись еще раз.
А это уже похоже на предложение руки и сердца. На полном серьезе! По крайней мере, намек на готовность к сотрудничеству понятен. Вот только с какой стати ему вдруг предлагать мне партнерство? Я же еще не сошел с ума?
А впрочем… Видимо, сошел, если оказался здесь. Но раз похитители не торопятся предъявлять свои требования, нужно самому их поторопить: чем быстрее информация о выкупе просочится наружу, тем быстрее я выйду на… На Барбару. И вот она меня точно не похвалит. Не зря же нудила по поводу и без повода, чтобы я безвылазно сидел дома!
Кстати… Уж не подозревала ли она такой ход событий? Если да, то тут еще подумаешь, рваться ли на волю или погодить. Для своей же безопасности.
– Что вы хотите?
Я постарался задать вопрос со всей возможной серьезностью, и ответили мне в том же тоне:
– Это зависит от того, чего хочешь ты.
– В смысле хочу ли я убраться отсюда живым и здоровым? Конечно да!
– В смысле зачем ты сюда попал.
Или он туповат, или выкурил лишнюю трубку мира в своем вигваме.
– Вы же сами меня сюда притащили!
Индеец хмыкнул, а латинос наконец-то подал голос:
– Он вынюхивал что-то возле машины.
– Это правда?
Я промолчал, стараясь не изображать героя, а казаться смущенным оттого, что меня застигли врасплох.
– Что ты искал?
Да, убивать не будут. Пока не выяснят все подробности. Наверное, травкой ребята приторговывают на пару, а в том багажнике лежал какой-нибудь незадачливый дилер, не выполнивший дневную норму.
– Вел расследование. Я же детектив: порылись, наверное, в документах?
Дальше должна была состояться попытка привлечения меня на их сторону путем подкупа или продолжения угроз, но индеец покачал головой:
– А вот врать не надо, – и уточнил, обращаясь к верзиле: – Табельное оружие при нем было?
– Не нашел.
– Значит, никакого официального расследования. Чистая самодеятельность. Личные дела. Личные ведь? – Вопрос он задал таким насмешливым тоном, как будто знал, что именно привело меня к школе искусств.
– Тебе-то какая разница?
– Мне? Никакой, – беспечно пожал он плечами. – Но вот мой коллега… Ему нужно кое-что знать насчет тебя. И будет лучше, если ты признаешься сам.
А, так они еще и не слишком ладят друг с другом? Наверное, один нагрел другого на сделке и теперь хочет использовать меня то ли в качестве свидетеля, то ли… Все равно не понимаю, о чем идет речь.
– Мы не хотим причинять тебе вреда, – добавил индеец дежурную фразу всех вымогателей, только в его устах она почему-то прозвучала вполне искренне.
– Ну да, миролюбие от вас двоих так и проистекает… Просто прет.
– Время у нас пока есть.
– А что, оно может вдруг взять и закончиться?
– Может.
– И тогда вы, разумеется, от меня избавитесь?
– Поверь, я бы с радостью… С огромной радостью от тебя избавился бы. Да, видно, не судьба, – вздохнул полосатый.
– Я вас не понимаю, парни. Хотите убить? Убивайте. Хотите узнать что-то? Так спрашивайте яснее!
– Вот видишь, какой паинька? Хорошо, спрашиваю: с какой целью ты преследовал юную девушку сегодня у школы?
Упс. Откуда он знает? Про мой интерес к школьнице известно разве что только Джею… Ну и Барбаре немножко. Правда, при ней я вроде не уточнял, кого имею в виду.
– Такую русоволосую милашку, – уточнил индеец.
– Я никого не…
– Всего один ответ, капитан. Один честный ответ, и все. Только учти: я его уже знаю. И если ты солжешь хоть в одном слове…
– То что?
– Тебя родители не учили, что врать нехорошо?
Он блефует. Конечно, блефует! Хотя со школьницей угадал. Но какой ответ ему нужен?
– Если ты уже знаешь ответ, зачем спрашиваешь?
– Потому что мне кажется: хорошо, если ты тоже будешь его знать.
А я разве не знаю? Если нет, то как могу правильно ответить? А если знаю… То почему молчу – вот такая логика, да? Правду ведь всегда легко и приятно говорить?
– Что ты хочешь услышать?
– То, что ты боишься произнести вслух.
Какая ерунда! Я ничего не боюсь, тем более каких-то слов. Что они вообще решают? Сотрясают воздух, ничего более. И словами лгать проще всего. Это взгляды, жесты, биение сердца могут выдать самые сокровенные тайны, но звуки…
– Не боюсь.
– Тогда говори. Мы слушаем.
А в чем она состоит, правда? В том, что я…
Люблю эту девочку. Да, наверное, люблю. Не так, как Марину, совсем иначе, но и я уже не беспечный студент, только-только открывающий для себя взрослый мир. Хотя… Все еще учусь. Постоянно остаюсь на второй год, периодически беру академку, иду на любые ухищрения, только бы… не сдавать экзамены? Это словно одна большая кандидатская диссертация, тема которой задана жизнью, и я пишу один раздел за другим, вымарываю, начинаю снова, отговариваюсь тем, что хочу глубже изучить материал, закапываюсь в детали, которых с каждым днем становится все больше и больше…
А надо было давным-давно отложить эту кипу листов в сторону. Разве меня когда-нибудь прельщали ученые звания?
– Зачем ты ищешь эту девочку, капитан?
Почему я молчу? Разве трудно взять и сказать: люблю? Выходит, что трудно. Почему-то кажется, что как только произнесу это слово, сразу стану выглядеть полным дураком. И такое ощущение, что индеец просто жаждет увидеть мое смущение. А я…
Я боюсь показаться смешным. Вот Морган не боится. Ему не все равно, что думают люди, глядя на него, но иногда мне кажется, что он даже нарочно строит из себя шута, чтобы… Ну, например, чтобы кто-то от души посмеялся. Или хотя бы улыбнулся. Правда, иногда и его лучше не трогать, иначе на свет появляется форменное чудовище. Вернее, та личность как раз сильная, смелая, ловкая и далее, со всеми остановками. Как этот индеец. Если его поставить рядом с Кейном в его альтернативном виде, вообще бы близнецы-братья получи…
Когда в мозгу щелкает самым натуральным образом, ощущение возникает не из приятных. А когда щелчок доносит до тебя мысль о том, какой же ты идиот, начинаешь краснеть и бледнеть одновременно. Вот ведь гаденыш… Это что – его жуткая месть мне за все хорошее?! Ну я ему устрою! Как только выберусь. Правда, чтобы выбраться, нужно всего ничего: выполнить невыполнимое.
– Мы услышим ответ?
Вот зачем ему это нужно? Чтобы потом всем рассказывать, что капитан Сэна влюбился? Чушь! Не будет он трепаться. Во-первых, потому что не любит сплетничать. А во-вторых, в компанию, где можно случайно проговориться, его позовут в самую последнюю очередь. Побоятся, что масштабы разрушений превысят удовольствие от развлечения.
– Или для тебя это слишком сложно? Может быть, ты просто не знаешь нужных слов?
Паршивец… Наслаждается ведь триумфом. Или… Вот никогда с ним не поймешь, что происходит на самом деле. Хоть бы подмигнул, идиот!
– Да, боюсь, ответа так и не будет. Словарный запас слишком скуден. Или оскудело еще кое-что. Давно так оскудело…
– Я люблю ее.
Он все же своего добился, сволочь!
– Не слышу. Вы что-то прожевали, капитан?
– Я люблю ее!
Крик эхом заметался по комнате, и, вторя ему, с той стороны двери раздалось:
– Откройте! Я приказываю!
Это был ее голос. И если мне так хорошо было его слышно отсюда, то вполне может быть, что и она там тоже…
Скулы обдало огнем. Это что, румянец? Нет, только не такой позор! Все что угодно, только не…
– Открывайте!
Латинос посмотрел на индейца. В смысле на моего напарника. Тот кивнул. Скрипнув замками, дверь открылась, и через порог перешагнул… Очень испуганный ребенок. И очень милый. Самый милый на свете.
– Что вы с ним делаете?!
– Разговариваем.
– И для этого обязательно нужно было… – Рука девушки, подрагивая, указала на мои путы.
– Он может причинить вам… – начал верзила, но Морган устало его оборвал:
– Да не может! В смысле ничего дурного он ей не сделает. Потому что влюблен по уши.
Теперь в комнате стало ровно на яблоко больше. Или помидор. Надеюсь, что я не настолько… А, да какая уже разница?
Из-за дверного косяка высунулась еще чья-то голова. Отмороженно-обожженная.
– Ты уж извини, не удержал.
Латинос, к которому обращался вновь прибывший, никак не отреагировал на признание вины: стоял и смотрел в одну точку. Хорошо, что не на меня, потому что мне было достаточно совсем другого взгляда. Светлого, как небо над моей головой. Да-да, где-то там, над перекрытиями, полами, потолками и крышами оно точно было светлым!
– И да, там, кстати, приглашение пришло.
– Что еще за приглашение? – очнулся верзила.
– То, которое нельзя не принять.
Латинос переменился в лице и спешно покинул комнату, оставляя меня… Если бы наедине!
– Может, и ты выйдешь? – процедил я.
Тот, кому предназначалась порция моего яда, задумчиво постучал мячиком о стену.
– Остаться – намного заманчивее. Но так и быть. И пошли они, солнцем палимые…
– Мы еще поговорим, – зловеще пообещал я, в ответ на что получил улыбку и условие:
– Если слов хватит.
– У меня хватит. Уж на это у меня слов точно хватит!
– Посмотрим, – согласился Морган, скрываясь за дверью.
– Вам сделали больно? – спросил мой ангел.
И еще как! Но вряд ли ей нужно знать о природе этой боли, да и… В конце концов, разве благородный рыцарь показывает даме свои раны? Это же дурной тон!
– Нет, не беспокойтесь.
– Но вы так кричали…
Она, едва вернувшись к нормальному цвету лица, зарумянилась снова. Или слышала все, или просто переживает. Что для меня приятнее? И то и другое, а лучше – все вместе!
– Просто один из этих двоих… У него есть способность доводить окружающих до белого каления.
– Дэниел? – уточнила девочка.
Ах, значит, он так себя здесь называет?
– Который весь в полосочку.
– Он тоже иногда кричит, – сообщили мне, почему-то немного стесняясь сказанного.
– Он вообще сво… не очень приятный человек.
– Мне говорили, что тот, кто умеет делать свое дело, не должен нравиться всем подряд.
Хорошие слова. Правда, из них можно сделать обратный вывод: тот, кто нравится всем, ничего не умеет. А всем нравлюсь как раз…
– Не сердитесь на него. Он… добрый. Он мне помогает.
Вот в это верю сразу и окончательно. В то, что помогает. Только по одной ли доброте? Вряд ли сотрясение мозга было маленьким подарком для поднятия моего настроения. А если вспомнить, что перед тем, как начать творить очередной балаган, Морган как раз вышел из кабинета своей тетушки…
Ох, не люблю я эту таинственность! Ведь могли же хоть парой слов намекнуть? Я же не маленький, все понял бы и не мешал. Ну, почти все. Постарался бы понять. А так получается, что меня отставили в сторону, чуть ли не в угол носом. За что, спрашивается?
Не хочется думать в подобном ключе, но из всех фактов, которые мне доступны к сегодняшнему дню, настойчиво вытекает, что меня сочли недостойным доверия. Или человеком, на которого нельзя положиться. И кто? Непосредственная начальница. Но это было бы еще половиной беды, если бы помимо Барбары той же самой стратегии не придерживался ее любимый племянничек.
Не ожидал. Вот честное слово, не ожидал. Как мы вообще после всего этого сможем работать вместе? Или… Он ведь периодически грозится со мной распрощаться. И, зная Моргана, нельзя не придавать значения этим его словам. Так что если напарничек и впрямь решил…
Но почему?!
– Подождите, я сейчас найду что-нибудь… чтобы разрезать, и вы сможете… уйти.
Раньше меня настолько умиляли разве что только кавайные чибики, а теперь захотелось счастливо прослезиться, созерцая вполне живое, человеческое и, несмотря ни на что, невыразимо прекрасное существо. Да, я не назову тебя женщиной, моя… мой… в общем, не назову. Пока не заключу в свои объятия, чтобы больше никогда и никуда не отпускать.
– А кто сказал, что я собираюсь уходить?
Морган Кейн
– Что за приглашение-то? – спросил я, когда Элисабет удалось увести от обожаемого ею капитана, и наша компания углубилась в лабиринты Дип-Дип-Тауна.
Диего отмахнулся от вопроса как от назойливой мухи:
– Собрание представителей кланов. Наверное, опять собрались принимать какую-нибудь резолюцию.
– А мы здесь при чем? Сеньора ведь еще не имеет права… Или имеет?
– Права голоса у нее точно нет. Зато есть обязанность слушать. Пока новый глава не избран, на таких сборищах должны присутствовать все претенденты.
Кстати! Как вовремя он об этом вспомнил.
– У нее есть конкурент?
Телохранитель недовольно скривился:
– Как не быть…
– Достойный?
Ответом стало неразборчивое, но явное ругательство.
– С ним что-то не так?
– Да не, все так. Даже очень «так».
Я отпустил Элисабет больше чем на два метра вперед. Диего понял смысл моего маневра и тоже слегка подотстал. По большому счету в этом районе города девочке ничего не могло грозить, кроме необоримого стечения обстоятельств. А тут уж, что стели соломку, что не стели – не угадаешь, куда падать.
– Внимательно слушаю.
– Да рассказывать особо нечего. Мигель давно бы уже принял наследство, если бы был настоящим наследником.
– А кто он?
– Воспитанник. Его прочили в помощники старому сеньору.
– А сам сеньор что думал по этому поводу? Хотел передать ему дела или нет?
Верзила что-то буркнул в сторону.
Зыбкая какая-то история получается. Прямо болото: куда ни ступишь, сразу вязнешь по уши. Или брызгами с ног до головы окатывает.
– Лучше, если ты мне обо всем поведаешь прямо сейчас, пока время есть. Потом не будет, а действовать может понадобиться в любую минуту.
– А ты разве сам по себе не справишься? С налета, с поворота?
Никогда и ни за что. Если не буду свои глупости тщательно планировать, они и не получатся. Вернее, планирую-то я все грамотно и разумно, только мир обо всем этом противоположного мнения.
– Предпочитаю изучить противника заранее.
– Как того парня?
Амано? А чего его было изучать? Сразу видно, что из детства не выкарабкался. Вот нет ничего хуже, чем находиться рядом с таким типом: ему только кажется, что он – взрослый, на деле же всего лишь играет. В этом есть своя прелесть, конечно. Даже больше: этих «больших детей» все любят. Обожают. Прощают любые прегрешения. С умилением смотрят на то, как карапуз громит песочницы. И благополучно забывают, что кому-то надо за ним прибирать. А лично я за порядком следить не очень люблю. Предпочитаю, чтобы каждый свой мусор убирал собственноручно.
– С ним все просто.
– Я заметил. Но откуда… Ты ведь знал, на что надо давить. С самого начала знал.
На самое больное место – на что же еще? Наиболее эффективный способ, когда времени впритык.
– Для тебя старался. Доволен?
– Я? Ну, в общем…
– Так да или нет?
Диего тряхнул головой:
– Кто ж его знает?!
– В смысле тебя?
– Ну да, да, меня!
– Я думал, результат получился хороший.
Телохранитель растерянно кивнул:
– Да хороший… Только… Что с ним теперь делать?
– С результатом?
– С парнем этим!
Ну вот мы и добрались до возникновения нужного эффекта. Как ни странно, когда хорошего много, такой перебор воспринимается куда тяжелее, чем когда много как раз плохого. С плохим человек приучен что делать? Бороться, а значит, крепнуть духом и телом. А хорошее расслабляет, причем до такой степени, что в какой-то момент с ужасом понимаешь: все, ты уже полностью разучился сопротивляться. И тут же тебе по голове что-нибудь ка-а-ак шмякнет! В смысле размяк, а неприятности они же везде и повсюду…
Особо продвинутые в плане личного самосохранения личности очень тонко чувствуют подобную опасность еще на ранних подступах. И поэтому всячески стараются избавиться от «хорошего», как только оно мелькнет у горизонта.
– А ничего. Пусть идет на все четыре стороны.
– Отпустить?
– Второй вариант ты знаешь. Он тебе больше нравится?
Диего мрачно засопел.
Ну да, убивать не будешь. Как можно покуситься на жизнь человека, которому сама сеньора оказала честь своими чувствами? Жаль, Амано вряд ли понял, что без признания его будущее было намного неопределеннее… Хотя мог понять. А вот дотумкивать, почему я всеми правдами и неправдами выбивал из него три простых слова, ему лучше и не надо. Обидится смертельно. Одна надежда: запомнит все, что ощущал в этот момент, а когда времени свободного станет чуть больше, проанализирует полученный опыт.
– Тебя что-то смущает?
– Он же не уйдет.
А вот это в отношении капитана чертовски верно подмечено. Но тут еще проще: и спрашивать никто не будет. Достаточно продиктовать Барбаре координаты. Так что плохо не то, что мой напарник будет цепляться руками и ногами за… даже неважно, Элисабет или свои чувства к ней. Плохо, что он будет возвращаться. Раз за разом, заррраза.
– Об этом я позабочусь.
На лице телохранителя ясно читался вопрос: «Как?» Но sombra же не выдают свои профессиональные секреты, верно?
– Да, позабочусь. А теперь вернемся к Мигелю. Он подходит на должность?
– Как посмотреть. По сравнению с сеньорой он, конечно, больше всего умеет.
– Но?
– У него нутро дурное. Темное.
– Разве во главе клана может стоять невинный ангел?
Диего хмыкнул:
– Вот, и ты не веришь…
– Во что?
– Знаешь поговорку про рыбу? Ту, что гниет с головы?
– Хочешь к смрадному трупу приставить свежую голову?
Он скривился, будто и в самом деле болел душой за судьбу клана.
– В каждом человеке есть и добро, и зло. Поровну. И люди всегда тянутся к тому, что сильнее. Если во главе клана встанет тот, для кого честь и справедливость – не пустые слова, и все остальные…
Наконец-то ситуация стала совершенно ясна. Особенно причина, по которой Элисабет искренне попалась в ловушку.
– А ты романтик. Пламенный революционер-пацифист.
– А такие бывают? – задумался верзила.
– Будешь первым – это еще почетнее!
– Смеешься…
– Ни капли.
– Это глупая мечта, я знаю.
– Нормальная. Я бы даже сказал, достойная мечта.
– Только она не осуществится, – вздохнул Диего.
– Зря ты так думаешь. Сколько осталось пунктов? Два?
– Вообще-то три. Третьим идет голосование Совета.
– Ну до него мы точно доберемся.
– Как? – На этот раз он все-таки спросил.
– Узнаешь, – пообещал я.
У меня не было четкого представления о том, как достичь только что самим же собой поставленной цели, но ощущения подсказывали: я на верном пути. А значит, свернуть не получится, потому что события уже взяли меня за шкирку. Остается только по возможности уворачиваться от встречных и попутных неприятностей.
В Дип-Дип-Тауне день наступает только на окраинах, а в центре района круглосуточно царят сумерки. Даже огни витрин не такие, что разрывают темноту, а мягкие и вполне уютные… Если не помнить, что в тумане может скрываться любая бяка.
А еще, в полном соответствии с этим искусственным временем суток, людей на улицах виднелось весьма умеренное количество. Зато из распахнутых дверей всевозможных кафешек, ресторанов, игорных клубов и прочих увеселительных заведений доносились голоса. Великое множество голосов. Можно было даже подумать, что весь «криминально-напряженный» Дип-Дип-Таун с утра до вечера только и делает, что прохлаждается.
К одной из таких дверей подошли и мы. Привратник, а по совместительству, скорее всего, еще и вышибала, пропустил нашу пеструю компанию внутрь без единого вопроса и лишнего взгляда. Прямо в темный коридор, по стенам которого одинокими светляками горели лампы. И только там, отойдя на несколько десятков метров от входа, Диего вручил нам с Элисабет бусины наушников и пленки микрофонов.
– Это для связи. На всякий случай. Далеко они не берут, но, если захотите пошептаться, никто подслушать не сможет.
Узкий коридор вполне мог обвивать собой по периметру весь ближайший квартал, потому что мы шли, казалось, невыносимо долго. Наверное, это был один из нескольких сотен потайных ходов, и куда на самом деле он выводил, оставалось только гадать: помещение, в конце концов распахнувшее перед нами двери, своими размерами было едва ли меньше стадиона.
Огромное пространство, погруженное в мутный мрак. Кое-где по нему двигались тени, едва отличимые от фона лишь в те моменты, когда приближались к редким источникам света – полоскам ламп, оконтуривающим столы. За многочисленными столами, как можно было понять, располагались люди, но ни их фигуры, ни лица было толком не рассмотреть. Должно быть, в этом зале собрались представители всех мафиозных кланов планет Федерации. И, честно говоря, было даже немного приятно сознавать, что маленькая, хрупкая Элисабет почти как равная может находиться здесь, в средоточии силы. Криминальной, да. Но ведь у любой монеты всегда найдутся две стороны.
– Ваше место, сеньора. – Возникший из мрака человек, одетый, как официант, подвел нас к еще не занятому столу.
Кресло рядом с этим предметом мебели стояло, разумеется, одно. Для главаря, так сказать. Но меня это устраивало более чем: появлялась возможность беспрепятственно сохранять дистанцию, околачиваясь у другой стороны стола.
Если присутствующие и переговаривались между собой, то в пространстве зала любые звуки, похоже, таяли почти сразу же, как слетали с губ. Видимо, облицовка мебели и прочего хлама была шумопоглощающей – для пущего сохранения конфиденциальности. Впрочем, на столе присутствовало устройство, с помощью которого, видимо, можно было легко донести свое мнение до сведения остальных. При специально нажатой клавише. Забавное сочетание: иллюзия анонимности и одновременно четкая привязка человека к его словам. Да, те, кто сидит в этом зале, не видят лиц друг друга, но имена явно знают. Думают, что, скрывая лица, могут скрыть мысли и намерения? Ну флаг им в руки, как говорится. Пусть тешат себя надеждами.
Прошло еще несколько скучно тянущихся минут, в течение которых мы тоже не разговаривали: инфанта была для этого слишком перепугана официальностью происходящего и поглощена совсем другими размышлениями или, вернее, бессвязными мечтами, судя по отсутствующему выражению ее лица. А в обществе молчащей сеньоры и ее верным слугам было негоже открывать рты.
В один прекрасный момент в зале стало еще тише, чем это казалось возможным, а потом получилось почти как в одной священной книге. И сказал он: «Да будет свет!», и стал…
Конечно, никакого приказа включить освещение не прозвучало, но воображение охотно и щедро дополнило реальность, когда одна из ламп вдруг загорелась ярче остальных. Так ярко, что до мельчайшей детали осветила лицо да и всю фигуру человека, вставшего из-за стола примерно в двадцати метрах от нас.
Он был явным сородичем Амано: те же характерные черты, то ли нарисованные тушью на шелке, то ли вырезанные из дерева. Волосы, обильно тронутые сединой, морщины, прорезавшие благородный высокий лоб, прямая линия бровей и параллельно ей – такая же непреклонная линия губ. И одет этот пожилой человек был соответствующе стране своего происхождения или происхождения его предков, в элегантный до странности халат, именуемый «кимоно». Не только в него, конечно: ткани на старике было наверчено много. Намного больше, чем потребовалось бы на комплект постельного белья. И как он только во всем этом не путается? Мой единственный опыт знакомства с японской национальной одеждой закончился настолько неприятными последствиями, что повторять не хотелось.
– Сердечно приветствую вас, господа и дамы, и приношу самые искренние извинения за то, что вы собрались здесь в неурочный час.
Ответом оратору послужило уважительное молчание, и тот, в свою очередь выдержав благодарную паузу, продолжил:
– Я позвал вас, чтобы попросить о помощи.
Теперь зал слегка загудел: видно, старикан принадлежал к числу тех людей, кто скорее эту самую помощь оказывает, а не нуждается в ней.
– Я прибыл сюда, чтобы участвовать в официальных мероприятиях, предусмотренных нашим Кодексом, но не только. Я хотел познакомиться со своим родственником, которого никогда не видел. Со своим внуком.
Меня начали терзать смутные сомнения, но окончательно они оформились в потрясение, конечно, только когда на многочисленных экранах, расставленных по залу, появились снимки капитана Сэна.
– Но мой внук исчез в неизвестном направлении. И у меня есть все основания считать, что это похищение.
Где-то справа от меня ойкнула инфанта. Этот звук вряд ли улетел за пределы нашего стола, но я, благодаря системе связи, получил достаточно полное представление об охватившем девочку ужасе.
– Я прошу вашей помощи, братья и сестры. У вас много людей в подчинении, у ваших людей много их людей… Кто-то должен был что-то видеть. Я с радостью приму каждую крупицу информации, которую кто-нибудь сможет мне предоставить. А тот, кто сделает это в течение часа, будет щедро вознагражден.
Оживление в зале усилилось.
– Я все сказал. Вы знаете меня. Тору Ишикава всегда держит свое слово.
Началось шевеление: видимо, представители кланов отправляли своих гонцов на поиски донесений, из чего можно было заключить, что дедушка Амано являлся не самой последней шишкой в здешнем обществе. А поскольку такой шанс глупо было терять, я тоже повернулся к Диего:
– Тащи его сюда как можно скорее!
– Прямо сюда? – уточнил телохранитель, приготовившийся к старту.
– Найди машину, любую, какая подвернется, только бы багажника хватило. Чур «хэдж» не трогать, я в нем уже обжился! Припаркуешь поблизости и дуй к нам. Часа тебе хватит?
– За глаза! – подтвердил Диего, скрываясь во взбудораженной темноте.
– Что же теперь будет? – срывающимся шепотом спросила Элисабет.
– Полагаю, воссоединение семьи, – предположил я.
– Но если этот почтенный человек узнает, что его внука похитили мы… Ты ведь не скажешь ему, правда?!
– Скажу. Обязательно.
Она снова ойкнула.
– Не бойтесь, сеньора миа. Здесь вас никто не обидит.
– Ты не справишься с ними со всеми, – всхлипнула инфанта.
– А мне и не надо. Достаточно победить одного. Вот его, – кивнул я в сторону стола старика-японца.
– Он очень влиятельный человек. И очень сильный. Его уважают все кланы.
Оно и видно. Вон как забегали!
– И если он скажет хоть слово против… Если даже просто посмотрит… Мы не выйдем отсюда живыми.
– Не думайте об этом. Ваша забота – не оставаться в живых, а править своими подданными.
– Я не боюсь, – сказала инфанта уже намного тверже. – Я правда не боюсь того, что меня убьют. Диего только будет расстроен. И…
Тут она замолчала, но слов и не требовалось: понятно, кого еще не обрадует преждевременная кончина юной красавицы.
– Отставить мысли о смерти! У меня еще ни один клиент не умирал, и я сделаю все, что в моих силах, чтобы не начинать послужной список с вас.
– Я не боюсь, – упрямо повторила Элисабет, то ли убеждая себя саму, то ли удивляясь собственной смелости.
– И это правильно, тем более у нас намечаются гости.
Он всплыл из темноты, как акула. Собственно, на хищную рыбу он и был похож: резкие черты лица, приглаженные волосы, такие же светлые, как у Элисабет, и глаза, лениво высматривающие жертву. Вернее, уже высмотревшие.
– Как поживает наша малолетняя выскочка?
– Мигель?
Ага, вот и конкурент. На странице газеты он выглядел намного эффектнее. Должно быть, снимок все-таки был постановочный. А в действительности – ничего примечательного. Да и старше он своей противницы в лучшем случае лет на пять.
– А ты пытаешься поймать свою удачу? Смотри, сегодня тебе могло бы повезти. – Он попытался подойти к девочке, но наткнулся на мое плечо.
– Юноша, ведите себя осмотрительнее, – сказал я, ненавязчиво отодвигая парня на исходную позицию.
– Какой я тебе юноша? Не знаешь моего имени, так спроси у нее!
– Я учу наизусть имена только тех людей, которые платят мне за услуги. Так что соглашайтесь на «юношу», пока ставки не упали до «мальчика».
Он слегка изменился в лице, что-то прошипел, но внял голосу разума – остался на месте.
– У тебя все равно слишком мало сторонников, Лис. И ты не сможешь набрать больше, даже если выполнишь все условия. А когда проиграешь, я тебя не пощажу, запомни!
– Зачем ты так, Мигель… Мы же почти…
– Родственники? Ха! Да если бы во мне текла хоть капля крови сеньора, о тебе никто и никогда бы не узнал!
– Мигель… – Элисабет встала и сделала шаг по направлению к нам. – Я не хочу с тобой ссориться. Ты знаешь и умеешь так много. Мы могли бы вместе…
Я отступил чуть в сторону, и, наверное, именно это помогло мне увидеть всю картину целиком. Самодовольный молодой человек, с явным вызовом во всем облике и жестах. Юная девушка, спокойная и сдержанная. Ведь точно такими же их видят и все те, кто сидит сейчас за своими столами, благо, когда инфанта встала, и наша лампа засияла ярче обычного. Как можно интерпретировать немое кино? Только по действиям его героев и пояснениям автора. А если персонажи заняли свои места на сцене, пора и режиссеру сказать свое слово.
– Протяните ему руку, сеньора, – шепнул я.
– Зачем? – одними губами спросила Элисабет.
– Протяните! Быстро!
Она послушалась, с самым невинным и доброжелательным видом потянувшись к Мигелю. Как поступил тот? Как и должен был: демонстративно сплюнув на пол, повернулся и пошел к своему столу.
– Ты же знал, что так будет, – немного разочарованно сказала инфанта.
– И это просто замечательно…
Не очень удобно для семейных отношений, когда отец имеет на своем удостоверении отметку Дипломатического корпуса, зато учебных пособий по ведению переговоров в нашем доме всегда было вдоволь. А поскольку популярное кино в тех краях, где я проводил детство, показывали нечасто, видеокурсы с демонстрацией различных оживленных сценок из истории дипломатии успешно заполняли собой мой досуг. И основное правило достижения поставленной цели в них звучало так: неважно, что происходит в действительности, важно, что об этом потом скажут наблюдатели. А в моем случае ситуация упрощалась, по крайней мере, в два раза, потому что слов, произнесенных двумя соперниками, никто не слышал, а вот жесты…
О, надеюсь, жесты выглядели достаточно красноречиво!
– Иногда я не понимаю, что ты делаешь, – призналась Элисабет.
– А я почти никогда не понимаю.
Оставшееся ожидание мы провели в молчании, благо девочке было чем заняться: принесли прохладительные напитки и какие-то закуски. А потом вернувшийся Диего сунул мне в ладонь брелок с ключами.
– Вот. Машина стоит у сквера на Западной. Брендон за ней приглядывает, на всякий случай.
– Час еще не прошел?
– Обижаешь!
Ну что ж, а теперь начинается самое интересное. Мой выход.
Девяносто шансов из ста, что через минуту меня разрежут на ленточки. Красивые такие, красненькие. И лучше бы разрезали, потому что у капитана Кейна появился один очень неприятный вопрос к полковнику фон Хайст.
Какого черта надо было скрывать всю эту родственную чехарду?!
Я прошел вперед, считая шаги, чтобы остановиться примерно на половине пути между нашим столом и столом старика, а потом позвал, громко и хрипло:
– Господин Ишикава!
Он откликнулся тут же, встав со своего места.
– У вас есть что мне сказать?
Я покачал в воздухе брелоком.
– Что это?
– Ключи от машины, припаркованной неподалеку. Содержимое багажника может вас заинтересовать. Надеюсь, что заинтересует.
– Мой внук?
– Он там.
– Если с его головы упал хоть один волосок…
– Тогда ему стоит сменить шампунь. Не волнуйтесь, ваш внук жив и здоров. В крайнем случае спит крепким сном.
– Где вы его нашли?
– Мы не искали.
Лицо старика окаменело окончательно.
– Стоит ли понимать ваши слова, как…
– Мы приносим извинения за выбор объекта. Неосведомленность не может служить оправданием, но… Согласитесь, это была не самая легкая цель для похищения?
– Я должен убедиться, что с моим внуком все в порядке.
– Разумеется! – Я бросил, а он поймал брелок с ключами одним неуловимым движением. – И, раз уж вы говорили, что держите слово… Посмотрите на часы, господин Ишикава. Думаю, у нас с вами найдется еще одна тема для разговора.
Старик быстро прошел мимо меня, шурша складками своего одеяния, и исчез в темноте.
Диего предложил инфанте:
– Уходите. Вы еще можете уйти. Брендон встретит вас и…
– А что будет с вами?
– Что заслужили, – предположил я.
– Не уйду, – мотнула головой Элисабет. – Вы – мои люди, и я отвечаю за вас.
Тишина провисела недолго: дед вернулся и сразу направился к нам, игнорируя всех, кто корыстно старался попасться ему на пути.
– Вы сказали правду.
– Она стоит дороже лжи.
– Да, дороже… Что вы хотите получить в качестве вознаграждения?
Он обращался ко мне, а не к Элисабет, поэтому долго думать не пришлось:
– Всего ничего – еще одну галочку в некоем списке, широко известном в узких кругах.
– Напротив слова «похищение»? – уточнил дед.
– Вы меня поняли.
Господин Ишикава посмотрел на инфанту, и, надо сказать, та с честью выдержала его взгляд, не потупившись и не вздрогнув.
– Будь по-вашему. В конце концов, со своей стороны вы выполнили условие сделки. Но впредь… – Теперь он говорил уже только со мной. – Впредь я бы на вашем месте обходил стороной мой дом и всех моих родственников.
О, значит, у меня наконец-то появится веская причина, которую можно предъявить Амано, если тот начнет жаловаться, что я его избегаю? Удачный день сегодня, оказывается!
– Буду рад увидеть вас снова, уже на заседании Совета, – тем временем сообщил старик инфанте и удалился, на сей раз степенно и торжественно.
А я воспользовался тем, что Элисабет во все глаза таращится на важную персону, непонятно с чего вдруг сменившую гнев на милость, и повернулся к телохранителю.
– Послушай, друг Диего…
– Чего тебе?
– В тех словах насчет текилы была хотя бы небольшая доля правды?
Телохранитель прищурился:
– Хочешь прочитать мне лекцию о вреде пьянства?
– Нет. Хочу напиться.
