Глава 3
17 августа
Морган Кейн
Элисабет водила кончиком пальца по снимку. Кажется, одному из трофеев вчерашнего набега на «Колыбель» Клода Дюпре. Копий украденного мы сделали несколько, потому что один комплект пришлось вручить, так сказать, для «проведения экспертного заключения» старикану на коляске, второй утащил Брендон, сославшись на то, что у него тоже есть перед кем похвастаться секретными сведениями о тенденциях развития моды, третий осел в сейфе, четвертый…
– Он красивый.
Я перебрал в памяти нащелканные кадры, присмотрелся к цветовым пятнам той картинки, что держала в руках инфанта, и машинально подтвердил:
– Все так считают.
– Все? – На меня уставились растерянные серые глаза. – Вы с ним знакомы?
Только без паники… Спокойно, Морган! Напарник, конечно, и тут ухитрился поставить тебя в дурацкое положение, но выход найдется. Обязательно. Ага, вот и он, легок на помине!
– Этот детектив меня как раз арестовал. В тот день, помните? Правда, вам тогда было не до разглядываний.
Элисабет наморщила лобик, вспоминая:
– Да, там, в машине, был человек, темноволосый…
– Ага, он самый.
– А до этого он долго за вами гонялся?
Можно сказать, да. А я – за ним. В смысле, друг друга гоняли. Периодически.
– Какое-то время. Я не считал.
– Но вы общались?
Интерес инфанты не просто казался подозрительным, а вопил во весь свой противный голос о том, что Элисабет не на шутку взволновала короткая, совершенно незапланированная и чуть было не закончившаяся крахом всего и вся встреча.
– Диего! – Явление телохранителя стало для меня настоящим подарком судьбы. – Забери у ребенка бяку!
– Какую еще бяку? – переспросил верзила, однако послушно изъял снимок из пальцев своей сеньоры, равнодушно взглянул на добычу и протянул мне: – Эту?
Наверное, композиция, свет и прочие тонкости, превращающие ремесло в искусство, мало волновали модельера, когда он щелкал камерой. Но запечатленного явно было достаточно для поддержания вдохновения.
Элисабет и правда чертовски хорошо выглядела в том платье с чужого плеча. Наверное, куча журналов, воспевающих женскую красоту, дралась бы за то, чтобы заполучить этот снимок и… Безжалостно затереть двоих клоунов, обосновавшихся на заднем плане. Амано, потянувшийся к расстегнутому вороту рубашки, какой-то одновременно растрепанный и озабоченный, был мало похож на самого себя обычного, но вполне узнаваем. Я же…
Будем надеяться, что никто не станет разглядывать эту картинку с особым вниманием. А на первый взгляд у крашеного дикаря с капитаном Кейном нет ничего общего. И даже голову удалось повернуть так, что профиль оказался слегка смазанным. Правда, когда Амано вышел из лифта, я был уже готов читать отходную молитву себе, а заодно и хитроумному плану Барбары. Потому что если бы напарник повел себя лишь чуточку осмотрительнее…
Господи, да кого я обманываю? Капитан Сэна, как и многие другие люди, видит в первую очередь то, что лично его интересует, восхищает или оскорбляет. Так и со мной всегда получается: есть ли смысл разглядывать меня с ног до головы, если общий вид можно легко определить как «средний» и на этом благополучно остановиться? Достаточно пары существенных признаков объекта по имени Морган Кейн – неряшливой прически и плохо сидящей одежды, чтобы не всматриваться глубже. Вот если бы я, скажем, был такого же роста и объемов, как Доусон, мне наверняка посвятили бы куда больше завистливо-оценивающих взглядов.
Человек всегда разделяет свое окружение на соперников и тех, кто заранее проиграл необъявленное сражение за первенство. Хоть в чем-нибудь. Зачем подробно изучать тех, кто ни в каких своих качествах не способен с тобой сравниться? Они – фон, на котором ты будешь блистать. И только. А вот кто-то более выдающийся конечно же заслуживает пристального внимания. Так что не нужно было сомневаться: если капитан Сэна и воспылает желанием узнать побольше о человеке, разрисованном от пяток до макушки, то вряд ли сопоставит полученные сведения со своим напарником. Потому что ему просто сопоставлять окажется не с чем.
– Расскажи, какой он?
– Кто?
– Этот… детектив.
– Плохая идея, сеньора миа. Именно потому, что он – детектив, а вы…
– Хотите сказать, что мы враги?
– Люди, находящиеся по разные стороны фронта.
– Но тогда я тем более должна его… узнать о нем побольше. Как о враге, – добавила Элисабет и слегка покраснела.
Или я ничего не понимаю в женщинах, или… Примерно так же выглядела Маргарет, когда сообщала мне о своем избраннике. С Лионой, слава богу, все решилось сразу и без мучительных томлений, но и она наверняка менялась в лице, когда думала о Рэнди в его отсутствие. В отсутствие Доусона, конечно, а не лица.
Но если я прав… Этого еще не хватало!
– Он бабник.
– Баб-ник? – повторила инфанта явно незнакомое для себя слово.
– Мужчина, который пользуется успехом у женщин. И пользуется вовсю.
Я не врал. Ни единым словом. Конечно, это была далеко не вся правда о капитане Сэна, с удовольствием и успехом исполняющем свои служебные обязанности, нежно любящем родителей, старающемся опекать сестру, хотя она была старше и намного разумнее, особенно в житейских делах, заботящемся о… Нет, сейчас Элисабет хватит и одной отличительной черты моего напарника!
– Может быть, потому, что он еще не встретил свою любовь? – мечтательно предположила инфанта, и я чуть было не выпалил, что любовь как раз уже была, очень быстро закончилась, и именно из-за того, при каких обстоятельствах это произошло, Амано не спешит связывать свое сердце новыми узами чувств.
– Вы опоздаете на занятия, если не перестанете рассуждать о ерунде, сеньора миа, – напомнил Диего.
– Это не ерунда!
– Вот пропущенный урок рисования точно ерундой не будет. Собирайтесь! И ты тоже, – бросил верзила в мою сторону.
– Куда?
– В школу. Поболтаешься рядом, пока сеньора занимается.
Ага. А куда ж я денусь… Только разве детям пришла пора учиться?
– Так еще же учебный год не начался?
– Это вроде подготовительных уроков. Сеньора перевелась совсем недавно и должна до сентября наверстать отставание от других учеников.
– Благое дело, согласен.
– Я заберу снимок? – робко спросила Элисабет.
– Чтобы глазеть на него, вместо того чтобы слушать учителя? Ну уж нет!
Пара мужчина – девочка и странного вида тип, ошивающийся неподалеку, вызывают мало интереса в реалиях вечно переполненного общественного транспорта хотя бы ввиду того, что объединить всех троих в группу довольно затруднительно. А вот находиться рядом на открытом месте гораздо опаснее. Поэтому я не остался вместе с Диего подпирать стенку уличного кафе напротив ворот школы искусств, а проскользнул внутрь. В сад, окружавший здание. Благо моя нынешняя боевая раскраска позволяла отлично прятаться в разноцветной зелени.
Впрочем, смотреть на цветочки-листочки мне надоело практически сразу же. Примерно по той же причине, что напарник не удосужился меня узнать: достаточно было отметить для себя, на какие растения смотреть приятно, на какие – нет, и местный гербарий потерял всякую привлекательность. Вот Амано здесь было бы намного веселее. Может быть, он даже дал бы волю поэтической натуре своих далеких предков и сочинил бы… Как это называется? Хокку… хайку… в общем, ни хрена не рифмованные строчки, смысл которых лично я улавливаю только при содействии некоторого количества саке. Ну или чего-нибудь попроще и позабористее.
Шаги. Голоса. О, совсем недалеко! И так некстати отрезают меня от сада, прижимая к… А впрочем, в доме ведь тоже можно прятаться. Особенно в комнате, которая почти полностью заставлена мольбертами и ширмами.
Я поблагодарил теплое окончание лета, а заодно – любовь местных обитателей к свежему воздуху, перемахнул через подоконник, стараясь не задевать белоснежный пластик обувью и… Несколько секунд решал: вернуться обратно, в объятия деревьев и кустов, или все же отважиться ступить на пол храма искусств. Храма, явно нуждающегося в уборке: россыпи огрызков всевозможных разноцветных мелков, угольной пыли и карандашных стружек, с одной стороны, говорили о том, что трудящийся здесь художник предпочитает использовать традиционные рисовальные средства, с другой же – отчаянно затрудняли бесследность моего пребывания в помещении. Но, поскольку голоса звучали все ближе, выбирать не приходилось, и я шагнул в лабиринт мольбертов и постановочных натюрмортов.
Мне тоже доводилось рисовать. Немного и некрасочно, поэтому яркие масляные пятна на полотне никогда не вызывали моего восторга. А вот черно-белую графику я люблю. Наверное потому, что она всегда строга и по большей части точна в акцентах, которых в моей жизни не то чтобы мало, но четкие линии хотелось бы видеть почаще. Например такие, как на этой подборке. Казалось бы, ничего особенного: обычные чашки, плошки, кувшины, цветы-фрукты, а каждый рисунок словно живой. Любопытная техника, кстати. Короткие, отрывистые штрихи, много-много, целая россыпь там, где кто-то обошелся бы одной жирной линией. Как будто у художника мелко подрагивала рука… Ну почти как у меня время от времени.
Главное, от набросков было не оторвать взгляд, хотелось переворачивать и переворачивать листы, осыпающиеся грифельной пылью, в непонятной надежде где-то там, в конце пути, обнаружить что-то настолько выдающееся, что предыдущие восторги тут же померкнут. Я и листал содержимое папки, не забывая прислушиваться к звукам за окном и вообще поблизости, чтобы при случае успеть убраться восвояси. Листал, пока не наткнулся-таки на рисунок, резко поставивший точку в моих художественных изысканиях.
Это тоже оказался набросок, а не законченное произведение, и мне даже были известны причины того, почему автор бросил свое занятие на полпути. Потому что натура, причем живая, а не мертвая, перестала позировать. По причине возвращения в сознание. А вот на следующем листе…
Рисовали явно по памяти: отдельные участки изображения выглядели чуть расплывчатее других, но даже в таком виде, торопливом, небрежном и конечно же тоже неоконченном, человек, послуживший невольным натурщиком, был вполне узнаваем: я смотрел на свое собственное лицо. И еще до того момента, когда голоса и шаги приблизились на донельзя опасное расстояние, я уже с точностью до сотой доли процента предполагал, кто именно переступит порог мастерской.
– Сандра, дорогая, мне кажется или вы меня сегодня избегаете с самого утра?
– Дон, ты же знаешь: скоро занятия начнутся в полном объеме и нужно успеть все подготовить.
– Неужели во всей школе для этих дел не найдется больше никого, кроме тебя?
– Я люблю свою работу.
– У тебя есть и другая, к тому же ее вполне достаточно, чтобы чувствовать свою сопричастность к общественной жизни. А дети… От них всегда так много хлопот!
Я стоял за ширмой и в промежутке между рамами, обтянутыми шелком, мог хорошо видеть обоих собеседников, нарушивших мое уединение. Особенно донну Алессандру Манчини, чуточку суматошно взъерошенную, мило домашнюю и явно не испытывающую ни малейшего удовольствия от общения со своим навязчивым спутником. Его, кстати, хотя зрелище и не доставило мне особого удовольствия, я рассмотрел настолько внимательно, насколько незнакомец по имени Дон этого, скорее всего, не заслуживал.
Лет тридцать пять, может, больше: морщинки на холеном лице почти не просматриваются. Полудлинные локоны золотистых волос уложены волосок к волоску и даже не колышутся. Костюм… безупречен. От галстука до стрелки на брюках. Все, чем я мог бы сравниться со щеголем в смысле одежды, это были запонки, подаренные тетушкой на Новый год: так и не нашел, куда их пристроить, поэтому коробочка одиноко пылилась в шкафу. По всем остальным параметрам Морган Кейн безнадежно проигрывал собеседнику Алессандры. Даже по расстоянию, на которое она подпустила к себе своего…
Неужели возлюбленного?!
– Значит, вас утомляют чужие отпрыски? А вот ваша настойчивость говорит о том, что вы вовсе не против завести своих.
– Вы все шутите, Сандра. – Приставала правильно понял намек и чуть отодвинулся назад, приближаясь теперь уже ко мне. – А ведь есть вещи, над которыми грешно смеяться.
– Вы увидели на моих губах хоть тень улыбки? – холодно спросила донна Манчини.
– Нет. И это позволяет мне надеяться…
Он снова качнулся вперед. Вместе с мячиком, который сорвался с моей ладони. Но из-за разницы начального ускорения резиновый комок ткнулся в прилизанный затылок прежде, чем щеголь успел занять опасную позицию. Опасную только для него самого.
– Это еще что за…
Пшеничные локоны не вздрогнули и теперь, зато я оказался лицом к лицу с разъяренным… ну, скажем, аристократом. По крайней мере, он таковым выглядел. А вот продолжать выглядеть не собирался:
– Что вы… – Беглый осмотр показал, что церемониться со мной не надо, и я услышал надменно-шипящее: – Что ты себе позволяешь?!
– Я тут недавно у врача был. Хороший такой врач, понимающий. Так вот, он сказал, что кровь иногда все-таки должна приливать к голове. В профилактических целях.
И кровь прилила. Даже нахлынула: щеголь стал похож на переваренного омара.
– Ты… – С его губ почти слетело непристойное слово, но воздыхатель по имени Дон вовремя вспомнил о присутствии женщины и повернулся к ней, заодно отчасти вымещая свою ярость в другом направлении: – Кто этот человек? Что он здесь делает?
Ах, значит, ты пока еще не хозяин этой охотничьей территории, раз не потянулся за коммом, чтобы вызвать охрану или полицию? Отрадно это сознавать. Потому что тогда у меня остается крохотная надежда, что и в сердце одной замечательной донны тебе делать не…
– Консультант. По уличной культуре.
– Скорее по культуре уличных банд, – презрительно скривился пшеничноволосый.
– Ближе к зиме планируется выставка выпускников. И я должна подобрать экзаменационные темы. Это тщательная работа, и она требует…
– Общения с маргинальными субъектами? Сандра, разве вы не видите? Этот человек явно не прочь нарушить закон. И я даже боюсь подумать, что случится, если его намерения осуществятся в отношении…
– Дон, позвольте мне проявлять самостоятельность хотя бы в тех сферах, где меня заслуженно считают экспертом.
– Дорогая…
– Я присоединюсь к вам чуть позже. А сейчас позвольте мне поговорить с моим… консультантом.
В голосе донны Манчини отчетливо послышались нотки, похожие на те, что я слишком хорошо изучил, плотно общаясь с тетушкой. Воздыхатель, со щек которого румянец еще не успел сойти окончательно, снова залился краской, но уступил изящно завуалированному и одновременно непреклонному требованию объекта своей страсти: вышел. А заодно хлопнул дверью так, что зазвенели оконные стекла.
Алессандра проводила его взглядом, явно желая удостовериться, что надоедливый знакомый все-таки убрался подальше, и только потом посмотрела на меня. Первый раз за весь недолгий разговор. И я не стал отводить взгляд. Не смог, потому что мне хотелось сейчас утонуть в этих карих глазах и больше никогда не всплывать на поверхность.
– Я должна поблагодарить вас.
Что можно сказать в ответ? Ах, не стоит благодарности? Ах, на моем месте так поступил бы любой мужчина? Ах, зовите, и я тут же примчусь на помощь?
Ну да. Что-то такое. Самое смешное, все это было бы чистейшей правдой. Только в том и состояла главная беда, что подобные слова одинаково нелепо смотрелись бы в исполнении и Моргана Кейна, и Дэниела Уоллеса. Хотя бы потому, что человек – один и тот же, неважно, раскрашенный, как индеец, или невзрачный, как привидение.
– Так поблагодарите.
Она подняла бровь. Левую. Изогнула изящно-удивленной дугой. Наверное потому, что доселе никто в разговоре с донной Манчини не переходил от слов к делу, пропуская вежливые расшаркивания. Но крепость ведь еще не пала, если подъемный мост слегка качнулся на цепях?
– Я не буду спрашивать, откуда вы здесь взялись и что на самом деле собирались сделать. Это сойдет за благодарность?
– Вполне.
Я повернулся, собираясь уходить, и услышал чуть насмешливое:
– Вы всегда так дешево берете за свои услуги?
– Зависит от нанимателя.
– Тогда… Я хотела бы предложить вам еще одну небольшую работу.
– Какого рода? Сломать кому-нибудь ноги?
Она явно улыбнулась, я чувствовал это даже спиной:
– Может быть, может быть… Но для начала хватит и сломанного сердца.
– Я не мастер разбивать сердца.
– Вам и не придется. Думаю, я смогу справиться сама… Если вы чуточку поможете. Просто поприсутствуете в одном месте некоторое время.
Зашуршала бумага.
– Вот. По этому адресу, сегодня в семь часов вечера. – Мне в ладонь ткнулся сложенный листок.
– Хотите отвадить того блондинчика от своего дома?
– Хочу, – честно ответила она, снова глядя мне прямо в глаза.
– Куда же смотрит ваш мужчина, если разрешает вам так…
– Рисковать? – Сандра оказалась совсем рядом, меньше чем в шаге от меня.
– Чудить.
– Он не будет против, – улыбнулась донна Манчини, и выражение ее лица показалось мне подозрительно многозначительным. – Он для этого сам слишком чудной.
Выбираться из здания школы к дороге пришлось в лучших традициях наших славных десантников, выбрасываемых обычно черт знает куда, но в место всегда пересеченное, труднопроходимое и под завязку наполненное «вероятным противником». То есть пришлось прятаться старательнее обычного, и мне это даже удалось. Правда, при соблюдении того условия, что преследование отсутствовало. Полностью. И все же взгляды в спину мерещились, что не добавляло мне ни оптимизма, ни прочих положительных эмоций.
Да и знакомый «маверик», послушно ожидающий своего хозяина у ворот школы, радовал не особенно. Хотя, конечно, один из камней с души упал: стало быть, машинку Амано выловили и отреставрировали вполне удачно. И вполне возможно, что капитан Сэна, будучи воодушевлен встречей со старым другом, не слишком позаботился о…
Ага, систему защиты так и не перепрограммировал! Вот если бы он задумался о запуске новой процедуры идентификации, мне пришлось бы туго, а так – пара секунд, и я уже сижу на пассажирском сиденье, запуская пальцы в приборную панель и набирая тетушкин номер.
Барбара откликнулась сразу. Наверное, ждала звонка от своего любимого капитана. А не от меня, естественно. После того как в микрофоне раздался мой голос, пауза затянулась настолько, что захотелось повторить еще раз:
– Привет, тетушка.
– Морган? – Судя по весомой доле неуверенности, мой голос и впрямь претерпел изменения благодаря стараниям Брендона и Ко.
– Ага. Но, если ты занята, я по…
– Не смей уходить с линии! – рявкнула полковник фон Хайст, заставив меня вздрогнуть.
– Не буду. Если ты так просишь…
– Я приказываю, если ты не заметил!
– Хорошо, хорошо, хорошо. Не ухожу.
– Морган, что ты там творишь?
– Выполняю твой приказ. Как могу.
– Вот именно! Как тебе вообще пришло в голову… – Тут Барбара наконец-то заметила отсутствие видеосигнала на своем комме и елейным голосом спросила: – А почему ты не включил камеру?
– Потому.
– Морган, мальчик мой… Хватит шуток! Яви мне свой лик. Немедленно!
Снятие масок не входило в мои первостепенные планы, но сейчас не было никакого особого смысла спорить с начальством, и я нажал клавишу включения видеопотока. Заодно получил злорадное удовольствие от наблюдения лица Барбары, сначала непонимающе-удивленного, но с каждой секундой все более и более скатывающегося в растерянность.
– Ты сменил имиджмейкера? – спросила она после вдумчивого изучения моего нынешнего облика.
– Так получилось.
– А знаешь, я не удивлена, – констатировала тетушка, откидываясь на спинку своего кабинетного кресла. – Вот честное слово, не удивлена. И потом… Как ты выглядишь, это, в конце концов, твое личное дело. Но то, что ты делаешь…
– Мне представлялось, что пока все продвигается успешно.
– Успешно? О да, успешно! Вот только для кого?
Я подумал и ответил:
– Для Элисабет.
Барбара простонала что-то нечленораздельное, но явно нелицеприятное для меня.
– Я не должен помогать девочке?
Снова повисла пауза. Долгая и мучительная. А потом полковник фон Хайст призналась:
– Не знаю.
Это было для меня несколько внове: оставаться без руководящей и направляющей родственной длани.
– Ты же ясно выразилась, что…
– Девочка не должна погибнуть? Да. Но это означало, что ее следует уберечь от столкновения с кланом. Спрятать. Увезти подальше, желательно, получив заверения в сотрудничестве. А что сделал ты? Какой пункт плана выполнил?
Я окинул мысленным взглядом прошедшую пару дней и вздохнул.
– Но она же не умерла?
– Слава богу! – очень даже искренне вознесла молитву Барбара.
– А остальное… Пока она участвует в конкурсе, ее не будут трогать.
– Уверен?
– Вполне. Представляешь, какой это был бы скандал? И позор для Совета кланов.
– Возможно. – Тетушка постучала пальцами по подлокотнику кресла. – Я не вдавалась в подробности групповой психологии мафиозных структур.
– Я тоже. Но тут и думать не надо: инфанта получила официальное разрешение на сдачу экзаменов. Никто не тронет ее и пальцем. Помогать, конечно, тоже не станет, но…
– Наверное, ты прав. Но все-таки почему отложил в сторону тот, первый, вариант?
– С сотрудничеством? Потому что обстоятельства… Слегка ускорились. Не по моей вине! – горячо заверил я.
– Да уж… Один точный удар – и отменное ускорение! – подытожила Барбара.
– Был другой способ?
– Тебе виднее. Я недаром не ставила никаких условий на этот счет, помнишь? А у капитана Сэна голова достаточно крепкая, чтобы выдержать пару сотрясений.
– Точно?
– Волнуешься? – Тетушкины глаза хитро сузились.
– Наверное, нет.
– Врун.
– Положение обязывает.
– Ладно. – Барбара хлопнула ладонью по столу. – Чего нам всем ждать дальше? Наводнения? Урагана? Землетрясения?
– По списку остались кража предметов искусства, похищение и убийство.
– Всего-то! Сущая ерунда!
– Я пока не представляю себе, как эта ерунда будет выглядеть.
– Морган, – лицо тетушки приблизилось, – ты всегда можешь остановиться, запомни. В любой момент. Это твое право.
– Помнится, у меня пока было только право на убийство?
– Я не шучу. Если что-то пойдет не так…
– Это вероятнее всего, – улыбнулся я. – Все, что могло, уже перевернулось с ног на голову.
– Кстати, о крушении планов… В честь чего ты так раскрасился?
– Это не я. Это один из верных слуг инфанты воспользовался цельнотянутым у военных опытным образцом.
– А именно?
– Резонансный контур, откалиброванный на прием биологического сигнала. Антенна, только не пассивная, а активная: при моем удалении от объекта активирует обширный паралич.
– Антенна… – Барбара задумчиво нахмурилась. – Что-то я такое слышала. Зайду сегодня же на пятый этаж. А ты, будь любезен, приложись к сканеру!
– Зачем?
– Чтобы можно было хотя бы предварительно установить, по какой причине ты пошел пятнами!
Прозвучавшее требование было весьма разумным, и я подчинился. Прижал запястье к сенсору биорастра, пережил несколько малоприятных секунд забора крови и дождался удовлетворенного кивка Барбары:
– Отлично! Ванда займется данными сейчас же.
– Пани Полански совсем отошла от полевой хирургии?
– Старость не радость, – притворно посетовала тетушка, но все-таки пояснила: – Ей я могу доверять без оговорок. И ты тоже.
– Все настолько запущено?
– Нет. Но лишней уверенности не бывает.
Вот в этом я был согласен с полковником на все двести процентов из восемнадцати возможных, поэтому попросил:
– Держи Амано подальше от театра боевых действий, а то я вчера наткнулся на него в самый неподходящий момент.
– Ему было сказано болеть. Дома, – отрезала Барбара.
– Значит, кроме меня на свете есть, по крайней мере, еще один человек, который не слишком внимательно прислушивается к твоим приказам.
– Где ты его встретил?
– В «Колыбели» у Дюпре.
– А сам что там делал? – зловещим тоном поинтересовалась тетушка.
– Все то же самое. Выполнял задание. В отличие от…
– Я бы последила за твоим напарником. Но только при одном условии, причем непременном: если буду знать твой маршрут со всеми остановками.
Я признал:
– Проще разогнаться до скорости света.
– Вот сегодня ты с твоими… корешами собираешься «идти на дело»?
– Нет.
– Точно?
– Я ничего не планировал.
– Значит, вечером сидишь дома?
– Э-э-э…
– Дома? – с нажимом повторила тетушка.
– Нет. Меня пригла… Позвали кое-куда.
– Адрес!
Вместо ответа я показал глазку видеокамеры листок с памятной надписью Сандры. Барбара прочитала текст один раз, второй, третий, слегка растерянно повторила прочитанное про себя, беззвучно шевеля губами, потом посмотрела на меня с выражением не просто укора, а обвинения в проступке, который невозможно оправдать.
– Значит, в особняк Тоцци ты собираешься наведаться просто так?
Тоцци? Знакомая фамилия. Где-то я ее слы… Упс. Так звали кузена Сандры. А это, стало быть, дом его родителей?
– Не просто. Меня попросили.
– Присмотреться к их весьма обширной и дорогой коллекции?
Я вернул тетушке взгляд. Надеюсь, что твердый.
– На имущество этих людей я бы покусился в самую последнюю очередь.
– Ну-ну.
Вот и все, что мне ответили. Правда, запретом это тоже не прозвучало. Но все равно, подумать о том, чтобы обворовать родственников донны Манчини… Нет, только не это! Ни в реальности, ни в страшном сне. Особенно когда есть повод задуматься кое о чем другом.
– Надеюсь, там Амано точно не появится.
– С какого перепуга? – хохотнула Барбара.
– А кстати… Почему ты настояла на том, чтобы нам так скоропостижно разделиться? Заботишься о чувствительной натуре своего любимчика?
Связь прервалась. И инициатором окончания сеанса стал вовсе не я, что добавило еще один повод для сомнений в мою личную копилку.
Амано Сэна
Я еще с вечера, закрывая глаза на промятом диване, велел себе проснуться утром как можно раньше, но вряд ли выполнил бы собственный приказ самостоятельно, потому что ведущаяся где-то поблизости стройка не давала забыться нормальным сном почти до часу ночи. Зато она же помогла вскочить еще на заре. Под аккомпанемент перфораторов и прочих шумных орудий строительного труда.
Эд, судя по всему, к подобному звуковому сопровождению уже была вполне привычна, потому что никак не отреагировала на меня, сонно шатающегося по квартире, а только перевернулась с бока на бок и что-то пробурчала в подушку. Насколько мне помнилось, в летнюю школу ребенку уже не нужно было идти, а это означало, что весь начавшийся день…
Нет, не подумайте плохого! Я люблю детей. И на этот счет дурного не думайте! Но перспектива на протяжении более чем десятка часов перемещаться по городу в сопровождении Адвенты меня не вдохновляла. Хотя бы потому, что мозг, еще не отошедший от последствий сотрясения, время от времени требовал тишины и покоя. Не слишком настойчиво, и все-таки.
А еще мне настоятельно требовалась смена одежды, и лучше не одна, а несколько, потому что черный костюм уже никак не годился даже для создания образа мелкого клерка, доставившего квитки долговых обязательств прямиком на похороны должника. Впрочем, эта неприятность выглядела самой мелкой из всех и наиболее просто решаемой: нужно было всего лишь заехать домой. Заехать на…
Лимузин я сдал обратно в прокат еще вчера, что называется, от греха подальше, потому что поездки в мрачной машине никак не способствовали возникновению светлых мыслей в моей голове. А подумать не только стоило, но и следовало. О многом.
Например о том, что большая часть снов, успевших-таки посетить мое сознание, была связана с милым русоволосым видением. И что всякий раз, когда я пытался приблизиться к нему на расстояние хотя бы разговора, видение таяло, оставляя после себя в воздухе горьковатый аромат весенней зелени…
Комм пискнул, как раз когда я застегнул пиджак, и пришлось, поминая всех, кто приходил на ум, бороться с пуговицей внутреннего кармана, которой – вот ведь странность? – приспичило застегнуться именно сегодня: предыдущие попытки накинуть шелковую петельку на эту зловредную фурнитуру почти всегда заканчивались неудачей. Но я же упорный, если не сказать упрямый? Разумеется! Поэтому настойчиво повторял одни и те же действия. До полной победы, которой, собственно, и добился.
А что, если это вызов от…
Пуговица полетела прочь. Кажется, вместе с петелькой. Но к этому моменту тот, кто желал услышать мой голос, успел отключиться. Номер, высветившийся на экране, показался мне знакомым, но не настолько, чтобы быть уверенным, и я надавил на клавишу перенабора.
– Мне только что звонили с этого номера.
Только так и надо: никаких извинений, голос потверже, побезразличнее, еще лучше – с ноткой недовольства, и плевать, что сам виноват: тактика беспроигрышная. Вот и на том конце сразу занервничали, забеспокоились, начали шуршать бумагами и стучать пальцами. Пока с облегчением не сообщили:
– Это по поводу вашей машины, мистер Сэна! Она готова, можете забирать.
Новость обрадовала меня настолько, что я отключил комм, прежде чем сообразил, что следовало попросить механиков пригнать моего любимого утопленника во двор дома. Прямо к подъезду. Но перезванивать было уже глупо, к тому же означало напрочь испортить едва созданную репутацию, и я скрепя сердце отправился на станцию техобслуживания посредством общественного транспорта.
Итогами моего близкого знакомства с социальной формацией, именуемой «пассажиры», стали ботинки, оттоптанные во всех возможных местах, оторванные с рукавов пиджака и даже, кажется, с ворота рубашки пуговицы, брюки, исполосованные следами от детских сандалий, и общее расстройство всего организма вплоть до того, что на станции во мне долго не хотели признавать законного владельца машины. Несмотря на удостоверение личности.
Поэтому не оказалось ничего удивительного в том, что к дому – на сей раз моему родному – я подъезжал, строго говоря, уже совсем не рано утром. Так, примерно на полпути к полудню. Правда, это обстоятельство виделось мне вполне удачным, поскольку оставляло надежду обновить гардероб без общения с гостями, ведь в такое время среднестатистические дальние родственники, приехавшие издалека, обычно занимаются делами или культурно проводят досуг, нэ?
Наверное, статистика вдруг решила отомстить мне за то, что я мало уделял ей внимания во время учебы, и первым, на кого я нарвался, переступив порог дома, был не бессловесный спутник дедули, а Ишикава-сан собственной персоной. Чуть менее официальный, чем в первую нашу встречу (без хаори то есть и цвета тканей чуть менее темные), но по-прежнему идеальный. Как император на древней гравюре. И столь же невозмутимый, потому что, окинув меня взглядом с головы до ног, произнес всего одно слово. Тоном настолько ровным, что угадать скрывающееся под ним истинное чувство, было невозможно:
– Внук.
В моем личном роду императоров точно не водилось, поэтому в сложной ситуации конфликта поколений к памяти предков обращаться было бессмысленно. Зато в недавнем прошлом, вернее практически в настоящем, под рукой имелся весьма замечательный пример сохранения спокойствия духа в неловких ситуациях. Достаточно было вспомнить Моргана и его физиономию в момент разлития крюшона, чтобы ответить в унисон прозвучавшему приветствию:
– Дед.
– Предложение крова делает тебе честь, но если оно поставило тебя на грань нужды…
Вот знать бы наверняка, смеется он или нет! Точнее, быть бы уверенным, что эти искорки в его глазах – смешинки, а не что-то другое… А кстати, есть ли у дедули вообще чувство юмора?
– Нет никакой грани.
Вместо ответа или другого словесного продолжения беседы меня снова окинули долгим взглядом, делающим краткие остановки на каждом изъяне моего нынешнего облика и остановившемся на…
Я же не надевал сегодня очки!
– Идешь впереди моды?
– Это не мода. Это…
Дурацкая выходка напарника, тогда еще только будущего. Но, если отвечать честно, есть риск снова услышать обвинение, правда, теперь уже не в свой адрес, а в адрес Моргана. Не спорю, я и сам мог бы многое сказать, особенно тогда, по горячим следам, но слушать чужое негодование по поводу, о котором не было смысла ни жалеть, ни вспоминать…
– Производственная травма.
– Надо признать, довольно удачная. Если принять во внимание результат.
Он улыбнулся? Нет, померещилось, слава ками! Не та сейчас ситуация, чтобы идти на мировую с дедулей, хотя тот, судя по всему, и не против. Все ведь должно быть исполнено в полном согласии с традициями, чинно, неторопливо, с бесконечными паузами и минутами созерцания красот окружающей природы, а у меня на уме – одни побегушки. Оттуда сюда и опять обратно. Вдоль и поперек, хоть через весь город, хоть через всю планету, потому что если этот распсиховавшийся паршивец не объявится как можно скорее… До 1 сентября дядя Амано, отягощенный малолетним грузом, не доживет. Хотя бы потому, что день-другой, и Эд серьезно насядет на меня с расспросами.
– Ты надумал вернуться в дом? – Вопрос деда вырвал меня из бурного потока мыслей.
– Да. То есть нет. То есть у меня на ближайшее время есть дела, которые лучше делать поближе к другому краю города. Я просто заехал за сменой белья.
Вот какой я молодец: и правды не сказал, и ни словом не солгал. Ишикава-сан, впрочем, не стал уточнять или настаивать на объяснениях, только кивнул:
– Долг превыше всего?
Можно и так сказать. И кто-то будет мне очень сильно должен!
– Прошу прощения, мне пора.
Он кивнул еще раз. Так, небрежно качнул головой:
– Надеюсь, увидеть тебя до отъезда, внук.
– Я тоже надеюсь… Дед.
И мы разошлись как в море корабли. Дедуля отправился куда-то в сторону гостиной, а я – в свои апартаменты.
Время на душ и прочие прихорашивания решил не тратить, просто покидал в сумку все, что безболезненно можно было мять, перекинул через плечо связку вешалок с костюмами и отправился к ожидающему меня на аллейке «маверику». Но добрался до машины не сразу, потому что по пути стал свидетелем весьма завораживающего зрелища.
Давешний дедов спутник, то ли помощник, то ли слуга, то ли телохранитель, то ли еще кто, воспользовался нашим скромным садиком для… скажем так, физических упражнений на свежем воздухе. Дело полезное и похвальное, я и сам зачастую устраивал пробежки и другую ерунду без отрыва от домашнего очага, но никогда не заморачивался чем-то большим, нежели обычный набор упражнений. А вот гость…
Как говорил мой школьный наставник, кендо нельзя увлекаться, кендо нужно жить. Собственно, именно поэтому мое знакомство с древним искусством фехтования носило характер больше эпизодических столкновений, чем настойчивого изучения: жить вообще мне нравилось немного больше, чем проводить многие часы в сосредоточенном ожидании, пока противник допустит ошибку или проявит слабость. До шестого дана я так и не добрался, но, впрочем, вовсе не из-за отсутствия способностей. При должном терпении из меня можно было сотворить вполне достойного поединщика. Просто интересы начали появляться другие. Например, интересные девушки. Человек же, неподалеку рассекавший мечом воздух, явно обладал всем необходимым для того, чтобы стать чемпионом. А может, уже и являлся им.
Возраста мы, скорее всего, достигли к этому дню одного и того же, но похожими нас было назвать трудно. По крайней мере, в моей рабочей практике требовалось использовать совсем другие принципы движения, не короткие и отрывистые, с жесткой фиксацией моментов, а скорее перетекающие из одного в другое, потому что так было легче сохранить силы и воспользоваться накопленной инерцией. Но скажу честно: глядя на чужое мастерство, невольно почувствовал зависть. Нет, не к тому, что сам сдался и почти забросил. Как ко всему замечательному, но доставшемуся не мне.
Можно было подумать, что у него есть реальный спарринг-партнер, настолько законченными и ограниченными в пространстве выглядели все ваза. Оставалось только удивиться чувству ритма молодого человека и поаплодировать. В смысле высказать восхищение: хлопать в ладоши сейчас означало бы и самого себя записать в варвары-гайдзины. На поклоны и сопутствующую мишуру я настроен не был, потому просто сделал вид, что не заметил отменно проведенных ката. В каком-то смысле это было даже большим оскорблением, чем аплодисменты, зато всегда можно было отговориться слабым зрением. Главное, если подвернется момент, не спрашивать, что означает и сколько места на теле занимает татуировка, краешек которой несколько раз был виден из-под рукава кэйкоги…
Эд, увидев, сколько одежды я принес с собой, справедливо поинтересовалась:
– Собираешься открывать магазин?
– Я собираюсь это носить.
– Живя здесь?
– Да. А что та…
Девочка счастливо взвизгнула и повисла у меня на шее. Вместе с костюмами.
– Как здорово! Я не думала, что ты собираешься переехать к нам насовсем!
Насовсем?! Она что, решила: всего этого мне хватит до конца жизни? Впрочем, проведя ревизию гардероба Моргана, я бы и сам так о себе подумал.
– Ладно, сроки будем обговаривать потом… Сначала нужно все развесить.
– Я помогу! – вызвалось добровольцем рыжее чудо и, надо признать, вполне справилось со своей задачей. По крайней мере, за ведение домашнего хозяйства напарника можно было быть спокойным. Какое-то время.
По завершении дел одежных Адвента выглянула из окна, узрела припаркованный «маверик» и – что стало для меня неожиданностью – разочарованно надулась.
– Что случилось?
– А я думала, та огромная машина еще здесь…
– На ней не слишком удобно ездить по городу.
Хотя можно было бы поместиться всем отделом, включая Барбару. Может, кинуть шефу идейку?
– Все равно жалко.
– У тебя были планы на лимузин?
– Ага, – признался ребенок.
– Какие?
– Ну-у-у…
– Адвента!
– Мне сегодня надо в новую школу. Документы сдавать… было бы здорово приехать туда на той машинище!
– Чтобы покрасоваться перед другими детьми?
– Ага!
– Очень нескромное желание. Оно выражает твое намерение вызвать психоневрологические возмущения в неокрепших сознаниях, что способно впоследствии привести к…
– Но здорово ведь было бы, да?
– Да, – со вздохом признал я.
– Только теперь не получится…
– Думаю, «маверик» немногим хуже лимузина.
– Ты меня подвезешь? – вновь оживилось Морганово чадо.
– Конечно.
Ну разве я мог отказать этому жалобному зеленому взгляду? И в который раз удивился тому, что отсутствие кровной связи ничуть не помешало Эд набраться от приемного родителя его обычных гримас и ужимок. Хотя это еще вопрос, кто от кого и чего набирается последнее время!
Новая школа выглядела утонченно и изысканно, поэтому я несколько раз переспросил Адвенту, туда ли мы приехали. И даже сам прочитал адрес на пакете с документами (мелкие строчки, загибающиеся вниз, утрамбованные на огрызке клейкого листка – типичное свидетельство очередного момента, когда Моргана застигли просьбой врасплох). Да, все было правильно: «Школа изящных искусств Челлини».
– Ты будешь здесь учиться?
– Вроде собирались взять, – чуть неуверенно сказала Эд.
– Вроде?
– Ну, папа должен был все оформить, только тогда вас сразу куда-то послали, потом у меня был лагерь, а теперь… В общем, растяпы мы.
Последнюю фразу, впрочем, она произнесла с очевидной гордостью, заставив задуматься о том, какое влияние на ребенка оказывает капитан Кейн.
Нет, это замечательно, что дочь берет пример с отца хотя бы в чем-то, потому что Морган, при всех его тараканах, например ни разу не нарушил закона. Даже скорость не превышает. Даже в моменты погони, чем постоянно заслуживает на свою голову массу всевозможных ругательств. Правда, при этом как-то все же ухитряется успевать… И ведь не скажешь, что ему везет. Это что-то другое. Наверное, он, с его болезненной тягой к соблюдению правил, просто хорошо вписывается в любой процесс, где вообще вдруг проявляются какие-нибудь правила.
– Хочешь сказать, ничего еще не подписано?
– Не-а.
Да, дела…
– Ладно, пойдем.
– Вместе?
– Да. Попробую убедить директора или кто там заправляет этим храмом искусств, что с нами стоит иметь дело.
Таким образом, своего Эд все-таки добилась. Войти в здание школы под ручку с выдаю… привлека… обращающим на себя внимание молодым человеком, одетым на сей раз с соблюдением всех последних тенденций деловой моды, было ничуть не хуже того, чем въехать в парк на лимузине.
Секретарь в приемной директора – нимфоподобное создание в невесомых кудряшках и нескольких квадратных метрах нежно-зеленого шелка – смотрела на документы Эд примерно пять минут, причем так и не доставая их из папки. Согласен, папка была прозрачная, но все равно не позволяла прочитать все необходимое.
– Прием документов окончен, – наконец довели до нашего сведения тонким голоском.
Я даже не сомневался. Поэтому проверил, что Эд еще не проникла в приемную из коридора, где была оставлена дожидаться результатов, слегка склонился над столом и проникновенно заглянул в глаза секретарши.
– Но всегда что-то можно сделать, не правда ли?
– Прием документов… – Она захлебнулась собственным глубоким вдохом и пробулькала: – окончен.
– Мне кажется, вы не совсем поняли. Эти документы не были поданы вовремя по уважительной…
И тут нимфа вдруг превратилась в фурию:
– Вы хоть знаете, сколько достойных людей спорят за право учить своих детей в этой школе? И все они находят время, чтобы предоставить полный комплект бумаг. Все, без исключения! Вы знаете, сколько стоит обучение и на какие жертвы идут попечители, выделяя места для дополнительного набора? В этой школе нечего делать неряхам и бездельникам, неспособным даже на такое простое дело, как…
– Я очень признательна вам, Селия, за такую трогательную заботу, в частности, о моих финансовых средствах, но впредь попросила бы вас не озвучивать свое превратное мнение о политике школы и перестать принимать решения, не полагающиеся вам по рангу.
Фурия сдулась мгновенно. На секретарском месте теперь снова сидела испуганная птичка, робко чирикающая:
– Прошу меня извинить, мисс! Все будет сделано в лучшем виде, мисс! Не извольте беспокоиться, мисс!
– Давайте я посмотрю ваши документы, – предложил уже звучащий намного теплее женский голос, я обернулся, собираясь поблагодарить нежданную спасительницу будущего Эд, а оказался лицом к лицу с…
– Детектив?
– Мисс Манчини.
– Пройдемте в кабинет. Он, конечно, не совсем мой, но я имею право в любое время занимать его для собственных надобностей.
Я покорно проследовал за своей провожатой, пожалуй впервые задаваясь вопросом, как Морган вообще мог влюбиться в эту женщину. Она же такая, как его тетушка… Ну или удачно притворяется ее близнецом, вот как сейчас. Значит ли это, что моего напарника подсознательно тянет именно к таким типажам, сильным, уверенным, даже властным? Ведь Барбару он точно любит, иначе не терпел бы стоически все ее выходки: либо исключил поводы для подколок, либо уволился. В смысле ушел в отставку, уж кто-кто, а Мо придумал бы, как этого добиться!
– Можно посмотреть?
Я сообразил, что все еще сжимаю папку в руках, и протянул документы мисс Манчини. Та аккуратно разложила их на столе, сверила количество и содержание, и кивнула:
– Все правильно. Документы оформлены как требуется. Однако… – Тут она отвлеклась, чтобы поправить прядку волос: – Насколько я понимаю, отец ребенка не вы?
– Нет, не я. Морган Кейн.
– Ваш напарник, если я правильно помню?
– Да, вы совершенно правы.
– Почему же он не пришел сам? Хотя бы сейчас?
Или мне показалось, или вопрос в карих глазах Алессандры Манчини вдруг приобрел несколько большую глубину, чем должен был?
– Капитан Кейн занят делами.
– Настолько неотложными, что прислал вместо себя вас?
– Он не…
– Мм?
Вот ведь инквизиторша! И у кого только научилась?
– Он действительно не мог прийти.
– Жаль. Мне капитан Кейн показался человеком, отвечающим за свои слова.
А он и отвечает. Вот прямо сейчас, неизвестно где, но отвечает: в этом я уверен.
– Его присутствие обязательно при зачислении девочки в школу?
Алессандра некоторое время молчала, изучая меня взглядом, смысл которого расшифровке не поддавался вовсе, потом с какой-то странной легкостью признала:
– Нет. Достаточно документов.
– И Эд будет принята?
– Конечно.
– Но секретарь утверждала, что…
– Попечитель имеет право распоряжаться некоторым количеством мест по своему усмотрению.
– И вы…
– Воспользуюсь своим правом. А вы, детектив, передайте своему напарнику, что он будет передо мной в долгу.
На последних словах мисс Манчини улыбнулась так сладко, что я почувствовал себя в директорском кабинете крайне неуютно. И поспешил выйти.
Разумеется, Эд на стуле у дверей приемной уже не было: девочка маячила в конце коридора рядом… Еще с одной девочкой, облик которой показался мне знакомым. Деталей с моего места было не разглядеть, но светлые волосы, заплетенные сегодня в косу, и общий силуэт напомнили то, от чего одна штука внутри меня почему-то решила замереть. Хорошо, что ненадолго, иначе к сотрясению добавился бы сердечный приступ и, боюсь, мне понадобился бы не отпуск по болезни, а, как говорится, списание на берег.
Когда сердце согласилось вернуться к исполнению своих обязанностей, можно было попробовать проверить догадки опытным путем, но приблизиться к объекту исследований мне так и не удалось: мой локоть поймала чья-то не особенно сильная, зато вполне отчаянная рука.
– Вы на самом деле детектив?
Я знаю по меньшей мере пятерых коллег, которые на подобное обращение – в смысле контакта с телом – отвечают примерно тем же самым, только повыше, посильнее и поточнее. Наносят удар, проще говоря. К счастью или к сожалению, я далеко не всегда расположен к физическим упражнениям. Предпочитаю уничтожать противника морально. Вот и сейчас, медленно высвободив рукав пиджака из чужих пальцев, сначала тщательно вернул прежнюю форму скомканному участку ткани, и только потом перевел взгляд на незнакомца, быть может заслуживающего удара по физиономии.
Человек при деньгах, это точно. С консервативными вкусами, но вот этот костюм в сборе, к примеру, стоит больше моей годовой зарплаты: ручная работа и все такое. Лицо соответствующее, тоже с явными свидетельствами нежной заботы о себе любимом. Нестарый, но весь какой-то… Малоприятный, одним словом. Хотя, если он, скажем, какой-нибудь юрист, слегка склизкий внешний облик этим с лихвой и объясняется.
– Да. В чине капитана, если это вас интересует.
– Отлично! – Он снова схватился за мою руку, но теперь, слава ками, уже в области запястья, и надругательству подвергся только манжет рубашки. – Вы мне нужны!
– Я нужен не только вам.
– Но мне и сегодня – особенно!
Его настойчивость мне не понравилась. Наверное, потому что не нравился сам человек. Но поскольку подобное поведение очень часто является важным признаком по-настоящему тревожной ситуации, я мысленно вздохнул, сосчитал до пяти и спросил:
– Для каких целей?
Светловолосый незнакомец воспринял мой вопрос так, как и следовало: с энтузиазмом продолжил беседу.
– Видите ли, моя близкая знакомая… почти невеста, несколько минут назад совершила крайне необдуманный поступок: пригласила к себе домой человека, который как минимум вызывает подозрения, а как максимум…
– Вы не пробовали ее отговорить?
– К сожалению, ее темперамент… Она не отступит. Особенно если решила сделать это в пику мне и моим представлениям о безопасности. И поэтому я боюсь, что сегодняшний вечер может закончиться весьма неприятными событиями.
– Обратитесь в полицию.
– Я и обращаюсь! – Мне с надеждой заглянули в глаза. – Вы же полицейский? И кроме того, у вас вполне подходящая внешность, чтобы быть приглашенным к…
Он чиркнул несколько слов на обороте элегантной визитки.
– Особняк Тоцци? – Прочитал я вслух, и в памяти начали всплывать события, о которых я как раз недавно подумал совсем по другой причине. – Позвольте узнать имя вашей знакомой.
– Алессандра Манчини.
– Не самая лучшая идея, мистер. Дело в том, что я некоторое время назад участвовал в расследовании преступлений кузена этой женщины. И, надо признать, ее отношение ко мне… несколько предвзятое.
– Но это даже лучше, чем могло бы быть! – оживился блондин. – Если она знает, что вы полицейский, то вполне может передумать. Или будет вести себя осмотрительнее. Соглашайтесь! И поверьте, я не останусь в долгу!
Невеста, говоришь? Неплохо было бы разобраться во всем этом. А заодно, если удастся, понять, что Алессандра задумала сотворить с моим напарником, потому что тот ее взгляд…
– Хорошо, я приду.
– К семи часам! – Напоследок сообщил незнакомец и поспешно удалился. Видимо, чтобы не столкнуться с мисс Манчини.
А впрочем, почему незнакомец? «Дональд Э. Томасон. Недвижимость в движении». Можно будет собрать досье.
Конечно, к той минуте, когда меня оставили в покое, Эд уже распрощалась со своей собеседницей и отправилась получать первоначальный инструктаж по правилам поведения в новой школе. Я сказал, что буду ждать у машины, но торопиться не стал. Попробовал позаглядывать в классы. Увы, удача не захотела улыбаться: милого видения нигде не обнаружилось. Зато в непосредственной близости от «маверика» ошивался тот, кого я с самого начала определил в спутники прекрасному бутону.
– Хорошая тачка.
– Не жалуюсь.
– Шустро бегает?
Мячик методично соскальзывал с кончиков пальцев, шмякался о песок аллеи и возвращался обратно. Детская забава, ведь верно? Так почему же мне даже в ней чудится угроза, не говоря уже об этом постоянном подрагивании мышц под разрисованной кожей?
– Не всякий догонит.
– Это хорошо, – с неожиданным удовлетворением заметил индеец. – Потому что погнаться могут. И погонятся, если…
– Я уже иду! – раздался от парадного входа крик Эд.
Я невольно повернул голову, наверное, чтобы удостовериться, что девочка не разнесет вазу с цветами, проносясь мимо, а когда снова посмотрел на своего собеседника, оказалось, что разговор уже окончен: странный незнакомец удалялся восвояси, постукивая мячиком по песку.
Морган Кейн
Наверное, не нужно было одному голодному тигру дразнить другого. Непрофессионально, как сказала бы тетушка, если бы находилась в этот момент в снисходительном расположении духа. Я и сам не знаю, какой черт дернул меня за язык. Может быть, просто чертовски надоел весь этот цирк с переодеваниями? Ну да, прошло всего ничего времени, но тем не менее.
Действовать одному, да еще в нынешних обстоятельствах, конечно, было проще. Намного. Не нужно было лишний раз оглядываться по сторонам, например. С другой стороны, и надеяться, что тебя кто-то подстрахует, не приходилось. Правда, в моем случае требовалась скорее не страховка, а… Ну да, поводок.
Не слишком приятно знать о себе самом некоторые вещи, даже если учесть, что знания – сила. Какое событие внутриутробного развития или почти сознательной жизни оставило свой странный след в моей психике, врачи так и не определили. А когда причина неизвестна, бороться с последствиями, как известно, очень трудно. Легче их контролировать.
Тем, кто большую часть времени видит меня в моем обычном состоянии, я кажусь медлительным и апатичным. Так оно и есть, собственно. Ремиссионный период, по словам Ванды. Иногда он может занимать 99 % всего цикла, и надо сказать, меня такое положение дел устраивает как нельзя больше, потому что в таком случае срывы, если и случаются, проходят мило и незаметно. Без катастроф. Но равновесие, увы, слишком шаткое. Либо меня нужно оставлять в полном покое, исключая любые раздражители, либо гасить пики еще в тот момент, когда возникает предпосылка их появления. Как гасить? Отвлекать внимание. Неважно чем: дурацкими шутками, идиотскими поступками, вообще демонстрацией модели поведения, которая вызывает у меня… Нет, не шок, конечно. Удивление. И негодование, обращенное к самому себе, вопрос: «А я-то почему этого сделать не могу?»
Кстати, один из начальников Лионы до сих пор точит на Барбару зуб из-за того, что тетушка взяла меня под свое крылышко. Иначе пришлось бы половину времени существовать исключительно на релаксантах, в полусонном состоянии, зато вторую половину проводить шумно и весело. С максимально возможными разрушениями, пока…
Та же Ванда строго-настрого предупреждала: периоды обострения затягивать нельзя. Потому что есть опасность, что мне понравится. Вернее, возникнет привычка, как к наркотикам, ведь в противофазе я не ощущаю влияния никаких сдерживающих факторов, хоть они существуют, хоть нет. То ли чувствительность рецепторов притупляется, то ли включается какой-то более сложный психофизический процесс, результат один: полная свобода в принятии и осуществлении решений.
Вот и сейчас я почти сорвался, хорошо, Эд вовремя появилась. Я ведь собирался угрожать собственному напарнику. Серьезно так угрожать, в расчете на то, что он примет вызов. Вот зачем, спрашивается? А просто. Потому что захотелось вдруг драки, результат которой невозможно предсказать. Захотелось пройти по лезвию ножа. И пожалуй, все это даже похуже наркотиков.
В тот момент мне было неважно, узнает он меня или нет. Наоборот, риск разоблачения только подстегивал. Только нашептывал на ухо: «Ну давай же, давай! Покажи ему!» А что показывать-то, скажите на милость? М-да, первый звоночек прозвенел, и прозвенел тревожно. Времени-то, оказывается, у меня осталось совсем мало. Еще пара-тройка похожих «благоприятных» моментов, и вполне могу сорваться. Взять хотя бы…
Скомканный клочок бумаги. Что мне с ним делать? Забыть как страшный сон? Не смогу. Хотя отправляться туда – смерти подобно, все равно пойду. Правда, для этого нужно сначала убедить кое-кого составить мне компанию.
– Что это? – спросил Диего, разглядывая записку Сандры.
– Мне нужно там быть сегодня вечером.
На меня посмотрели, мягко говоря, непонимающим взглядом.
– Я не могу отказаться от этого приглашения.
– А и не надо, – беспечно сказал верзила. – Далеко от сеньоры все равно не уйдешь, а она не собирается сегодня…
– Чего я не собираюсь? – спросила Элисабет, вернувшаяся с занятий.
– Гулять вечером в незнакомом районе.
– Гулять? – недоуменно переспросила инфанта. – В каком еще районе?
Телохранитель показал мне за спиной девочки кулак, но этого гнева я боялся куда меньше, чем возможности того, что донна Манчини будет разочарована или обижена.
– Меня попросили прийти сюда. К семи часам, – указал я на записку в руке Диего. – Попросила женщина, которой я не хочу отказывать.
– Тогда из-за чего спор? – улыбнулась Элисабет. – Это будет долгая встреча?
– Не думаю.
– Вот все и решено!
– Ты хоть знаешь, что это за дом? – поинтересовался Диего, разглядывая особняк, выстроенный в стиле венецианского палаццо.
– Да.
– Здесь живут очень богатые люди, сеньора миа, – многозначительно сообщил телохранитель. – Они владеют огромной коллекцией всевозможных дорогих древностей.
– Неужели мы пришли сюда, чтобы… – Мне показалось, что у инфанты загорелись глаза.
– Никаких краж.
– Но… Ты же войдешь туда?
– Войду. Только вовсе не для того, чтобы что-то украсть.
– Это же такой удобный случай!
– Сеньора миа… Я не могу потерять доверие женщины, которая меня позвала.
– Подумай немного над тем, что ты ведь можешь и не дойти до крыльца, – ухмыльнулся верзила. – Один шаг сеньоры в твою сторону и… Никаких встреч. Зато нарушенное доверие – во всей красе.
– Диего!
– Сеньора миа, нам нужен этот дом. Нужно его содержимое. Другого случая может и не представиться.
– Даже если так… – Элисабет посмотрела на меня серьезно-серьезно. – Ты помнишь, что остается? Те две вещи будут еще труднее. Почти невозможны. И, наверное, стоит остановиться чем раньше, тем…
Да. Мне вот точно нужно будет остановиться, и довольно скоро. Но пока еще бес усердно пихает меня своей зубочисткой под ребра:
– Мы совершим кражу. Обещаю.
– Все-таки решился? – подмигнул Диего.
– Посмотрим.
– Дэниел, если эта женщина и ее просьба так важны для вас… Не нужно. Правда, не нужно.
– Вы тоже важны для меня, сеньора миа.
По-другому, конечно. Вообще, с другой стороны жизни. В другой вселенной. Но сейчас я нахожусь ровно на границе между двумя измерениями своего мира. И изо всех сил удерживаюсь, чтобы не сделать шаг туда, где меня ждет…
– Я уже опаздываю. Нехорошо заставлять даму ждать.
Палаццо выходило окнами прямо на улицу. Окна с тяжелыми ставнями наверняка были оборудованы кучей защитных систем. Дверь, высокая, массивная, явно привезенная с Земли как раритет, выглядела неприступной даже без современных приспособлений. Мне, например, было бы не открыть ее в одиночку. И не только мне: на звон дверного кольца, гулкий и мелодичный, створки чинно раздвинулись в стороны усилиями двух привратников.
– Меня здесь ждут.
Взгляды остаются безразличными, но никто из стражей не предпринимает попытки меня задержать. Значит, и впрямь ждут.
За дверью, больше похожей на ворота замка, открывается небольшой внутренний дворик, одетый камнем с ног до головы, и только цветочные кадки, которыми щедро уставлен периметр, напоминают о том, что сейчас все еще продолжается лето. Живой огонь в светильниках не столько разгоняет наступающие сумерки, сколько золотит их, добавляя всем линиям без исключения какую-то чудесную мягкость. И ее силуэту тоже.
– Вы пришли.
Это не вопрос, не утверждение, не приветствие. Просто несколько слов, которые первыми подвернулись под руку, когда возникла необходимость что-то сказать.
– Я спешил как мог.
Поверила она или нет, так и осталось загадкой: Сандра повернулась, приглашая следовать за ней, в открытую дверь, из-за которой раздавались голоса, и один из них был…
Не знаю, что уместнее было бы произнести в данный момент, проклятие или благодарность случаю, вновь сводящему нас вместе. Нет, это же просто сумасшествие какое-то! В таком огромном городе, при строгом требовании не впутывать напарника в происходящие события, нас раз за разом сталкивают лбами. Хоть иди в церковь ставить свечи, ей-богу! Остается только вопрос: кого из нас больше невзлюбили небеса, меня или Амано? Есть вероятность, что все-таки его: недаром тетушка все время уходит от ответа. Что же там за страшная тайна кроется?
А он хорош. Как всегда, впрочем. Поражаюсь этому его умению носить костюмы небрежно, будто не замечая, что вообще на нем надето. Для меня костюм – нечто похуже панциря, только который не защищает, а совсем наоборот. Сковывает. И от которого тянет освободиться как можно скорее.
Да и этот, второй… Хлыщ. Он тоже выглядит блестяще. Нет, на самом деле: похоже, ткань такая, посверкивающая, на пиджаке. И с шейного платка поблескивает что-то вроде бриллианта. Ну конечно, богатый человек – самая подходящая пара для не менее богатой и куда более прекрасной женщины.
А вот того дяденьку живьем вижу впервые. Помнится, в ходе расследования Адриано Тоцци не пожелал лично встречаться с полицией. Впрочем, с его армией адвокатов это и не требовалось. На снимках в досье он казался немного старше и строже, а сейчас передо мной находился человек преклонных, но вовсе не немощных лет, подтянутый, как и полагается бывшему кадровому военному, без колебаний, впрочем, оставившему службу, когда у супруги возникли проблемы со здоровьем. И вскоре похоронившему донну Марию, но не свою жизнь.
– Ты говорила об этом человеке, Сандра?
– Да, дядюшка.
– И что, позволь спросить, тебя в нем заинтересовало? Ну разве что кроме занимательного внешнего вида?
Он не издевался. А может, и издевался, но вполне имел на это право, ведь, в конце концов, это был его дом и его племянница. Морган Кейн даже не дернулся бы, получи еще больше помоев на свою голову. Что же касается Дэниела Уоллеса…
– На меня желают поглазеть? Помните, как говорят в народе? За просмотр деньги платят!
Я снял шляпу, описал ею в воздухе дугу, словно приглашая присутствующих скидываться мелочишкой, потом, изобразив сожаление и разочарование, вернул головной убор на место.
– Хотя что вам может быть известно о народе?
– Кажется, теперь понимаю, – кивнул дон Тоцци. – Традиция нанимать шутов, правда, в нынешнее время редкость, но ее никто не отменял. И, пожалуй, это будет даже своего рода опережением моды… Представляю завистливые взгляды!
– Дядюшка, – мягко сказала Алессандра. – Мне нужно будет поговорить с этим человеком о работе.
– Ну да, ну да, я так и понял! Только когда будете обсуждать жалованье, пожалуйста, пригласите и меня.
– Дядя!
– А вы, молодой человек, почему замолчали? Согласны на высказанное предложение?
Вот ведь задира… Интересно, какую цель он преследует? Сейчас узнаем.
– Чужому мастерству обычно внимают молча. Хотя, если вы уже закончили… – Я несколько раз звонко хлопнул в ладоши. – Браво! И, пожалуй… Поберегите деньги. Зачем вам в доме еще один шут?
– Да как ты смеешь?! – взвился светловолосый Дон, правда, приблизиться на расстояние удара побоялся. – Мистер Тоцци, позвольте я позову охрану, и его выставят в два счета!
– А сам чего не попробуешь? Ручки боишься замарать? Или надорваться?
– Это твои методы – пошлое, грязное рукоприкладство… Истинные джентльмены наказывают обидчика иначе!
– А истинные простолюдины – именно так!
Мячик успешно долетел до лба блондина и оставил на холеной коже аккуратный, быстро начавший розоветь отпечаток.
– Мистер Тоцци! Это переходит все границы! Я звоню своему…
– Не горячитесь, Дональд. Будьте выше этого. Как и подобает джентльмену.
– Но этот человек своим присутствием оскорбляет стены вашего дома, не говоря уже о…
– Дональд. Помните разговор о шутах? Вы хотите, чтобы в этой комнате их вдруг оказалось не двое, а уже трое?
А адмиралу палец в рот не клади: откусит по локоть. Хороший мужик. Правильный. Мог бы быть приятелем моего отца. И никогда не отдаст племянницу за того человека, который ему не понравится. Вот только как вообще можно понравиться дону Тоцци? Что он ценит в людях, как бы узнать? Не расспрашивать же Сандру, право слово…
Стоп! О чем я думаю? Я разве собрался просить ее руки?!
– Давайте лучше выпьем немного порто. Для аппетита. А вашему спутнику…
– Чашки чая будет достаточно.
Ну да, конечно, чай. И ведь никто после такого странного заявления на Амано косо смотреть не будет. Эх, мне вот выпить никто не предложил! А хотелось бы. И не портвейна, а чего-то покрепче.
– Мы не будем вам мешать, – улыбнулась Алессандра.
– Ужин через четверть часа, – предупредил адмирал.
– Как раз успеем решить все деловые вопросы. Пойдемте!
Второй этаж по сравнению с первым казался безлюдным и тихим, как могила. Впрочем, кабинет, в который меня привела донна Манчини, был вполне уютен. По крайней мере для работы.
Алессандра прикрыла за мной дверь, задумчиво прошла вдоль стола, проводя кончиками пальцев по полированному дереву, остановилась и, не оборачиваясь, сказала:
– С давних времен известно великое множество легенд о том, на какие подвиги шли мужчины, чтобы добиться женской любви, но, право, вы, капитан, превзошли их всех.
Этого следовало ожидать. С самого начала. С самого приглашения. Она ведь еще тогда узнала меня, верно? Но черт подери, зачем… Зачем же тогда она меня пригласила? Чтобы справиться со слизняком-воздыхателем? Ерунда! Для этих целей с лихвой хватило бы и дядюшки, как я теперь понимаю.
– Молчите?
Узкая спина под тонким, полупрозрачным полотном блузки. Складки юбки строгие, как на римской тоге. Волосы, жемчужной диадемой собранные наверх. Королева, служения которой я недостоин. Богиня, чье имя я даже не смею произнести вслух.
– Я могу быть свободен, донна?
Она повернулась. Слишком быстро, чтобы успеть спрятать тени чувств, промчавшихся по лицу.
– Вы хотите быть свободным? Вы действительно этого хотите?
Нет, тысячу раз нет! Это же просто фигура речи! Это мое обычное везение делать все невпопад и не к месту.
– Полагаю, я выполнил условия сделки?
Густые ресницы опустились, закрывая глаза. А когда поднялись, на меня посмотрели уже не угольки, а ледышки.
– Вас волнует только это?
– Вы попросили о помощи. Я помог вам?
– Почему вы спрашиваете?
– Потому что вы здесь хозяйка.
Ее взгляд дрогнул. То ли недоуменно, то ли понимающе.
– В этом все дело, да?
– Я всегда выполняю то, о чем меня просят, но насколько полно – судить не мне.
– Значит, вы безотказны, капитан?
– Не для всех нанимателей.
Она сделала шаг вперед.
– Стоит ли понимать ваши слова как отнесение меня в категорию…
Я выдохнул, прежде чем успел понять, что собираюсь ответить:
– Да.
– И за какие же заслуги я получила в ваших глазах столь высокий статус?
Элегантным колкостям Алессандра явно научилась от дяди. Или все-таки он от нее?
– Ну же, капитан! Неужели это настолько сложный вопрос?
Для кого как. Думаю, Амано на моем месте не медлил бы ни секунды.
– На него вообще есть ответ?
– Я…
Это нелепо. Настоящий идиотизм, особенно учитывая, как я сейчас выгляжу. Хотя и в обычном виде все было бы ничуть не лучше. Может, даже хуже.
Что я могу предложить женщине, которая каждый день ходит по ковру, стоимость одной ворсинки которого мне невозможно представить, даже напрягая воображение изо всех сил?
– Я…
Она посмеется надо мной. Конечно, посмеется. Или просто скучающе зевнет, ведь ей наверняка говорили о любви не раз и не два. Взять хотя бы того хлыща внизу: подленький и гнусненький, он ведь тоже влюблен. И действует намного смелее меня, если вспомнить школу. Хотя… Амано здесь появился явно по его наущению. Для поддержки. Кавалерия, тоже мне… Тьфу!
Смотрит и молчит. Ждет. Да, терпения ей, похоже, не занимать. Но все это все равно не может продолжаться вечно. Ладно, одна минута позора, и перелистнем страницу. То есть захлопнем крышку гроба.
– Я люблю вас.
Она покачнулась, словно ноги вдруг перестали держать, и упала. Мне на грудь. От прикосновения кожу обожгло, как огнем.
– Что с вами? Вам плохо?
– Вам никогда не говорили, что у вас талант доводить людей до инфаркта? – прошептала Алессандра куда-то мне в шею.
– Позвать врача? Я сейчас же…
– И вы совсем не понимаете шуток. Хотя умеете шутить. Как такое может быть?
Я разжал объятия, потому что теперь она стояла на полу вполне твердо.
– Это была шутка?
– Это было облегчение. Огромное. Вы никогда не чувствовали себя так, как будто с вашей души только что скатился тяжелый-тяжелый камень?
О чем она говорит? Какой еще камень?
– После той встречи весной, помните? Вы исчезли. На целое лето. Хотя обещали прийти.
А она обещала ждать…
– Никак не выдавалось свободного времени.
– Я понимаю. Сейчас вы ведь тоже… – Алессандра дотронулась до одной из черных линий. – Заняты?
– Да. К сожалению.
– Даже в эти минуты?
Я прекрасно понимал, на что она намекает, но не смог соврать:
– Да. Мне нужно устроить кражу.
Карие глаза, глядящие на меня, смешливо расширились:
– Кражу?
– Да, украсть какую-нибудь ценную старинную безделушку… Ну что-то вроде такой, – указал я на массивный медальон брегета, лежащий на столе. – Это ведь ценная вещь?
– И весьма. Часы, подаренные моему прапрапра… Одному из предков Наполеоном Бонапартом. Строго говоря, им вообще нет цены. На сегодняшнем рынке.
Я невольно отодвинулся подальше от раритета.
– Ну да, что-то такое, только подешевле. Может быть, подскажете, у кого из ваших знакомых найдется не слишком хорошо охраняемый склад подобных вещиц?
– А чем вам не подходит этот дом? – искренне удивилась Алессандра.
– Это ваш дом. Вашего дяди, но и ваш тоже.
Выражение карих глаз было не прочитать. Наверное, не хватало света: слишком мало свечей горело в канделябрах.
– Я подумаю над вашим предложением. А сейчас… – Она присела на край стола. – Вы спрашивали, полностью ли выполнены условия сделки? Не совсем.
– Что-то еще осталось?
– Конечно. Дон должен убедиться, что не интересует меня. Убедиться окончательно.
– И как это можно сделать?
Донна Манчини поманила меня пальцем:
– Идите сюда.
В происходящем был подвох. Легко читаемый даже мной, даже в самых растерянных чувствах. Но отказаться? Нет. Не в этот раз.
– Мужчине достаточно увидеть лишь след соперника, чтобы все понять, – улыбнулась Алессандра. – И единственное, что вам нужно, – это…
Пуговки на блузке были крошечными и скользкими, и одна, а может, и больше вырвались с корнем под моими дрожащими пальцами. А застежка бюстгальтера оказалась спереди, что пришлось очень кстати…
Она удержала стон в себе и мягко, но настойчиво толкнула меня ладонями в грудь.
– Достаточно? – выдохнул я.
– Конечно нет! – вспыхнули щеки Алессандры. – Но у нас больше не осталось времени.
Словно подтверждая приближение цейтнота, из коридора раздался голос Дона:
– Сандра, дорогая, спускайтесь к ужину!
– Вы уверены?
– А вам как кажется? – усмехнулась она.
Лично я бы убил того, кто привел мою женщину в такое… мм, разгоряченное состояние. Убил, не задавая ни одного вопроса.
– Он поймет.
– А чтобы понял совсем отлично…
Донна Манчини метнулась к окну и распахнула створки:
– Не слишком высоко?
– Справлюсь.
– Тогда поспешите. У вас есть еще… – Она чуть задумалась. – Примерно полминуты, чтобы отойти подальше.
Подальше от чего? Нужно было спросить, но здесь и сейчас вопросы казались неуместными. Потому что главный ответ уже был дан.
Я спрыгнул вниз на тихую улицу и успел быстрым шагом пройти почти полсотни метров, когда из открытого окна раздался крик. Ее крик.
Амано Сэна
– Ты на свидание, дядя Амано?
– Откуда вдруг возник такой вопрос?
– Да ты уже полчаса перед зеркалом крутишься! – просветила меня Эд, ковыряясь ложкой в стакане с мороженым.
Я невольно кинул взгляд на стенные часы. И правда, прошла уже целая куча времени. Но это же не повод взрослому человеку капитулировать перед ребенком?
– А ты уже разобрала все покупки?
– Ну… разберу потом, – пообещало Морганово чадо, не отвлекаясь от мороженого. – К папиному приезду.
Хорошо бы. Иначе Морган убьет нас обоих. Ну, положим, мне удастся смыться, а вот всему остальному…
В школе нам выдали целый список необходимых для обучения принадлежностей. Художественного обучения. Краски, кисти, мелки всех цветов радуги, какие-то особые сорта бумаги для классных и домашних занятий по отдельности, учебные пособия и прочая ерунда, вокруг которой художники благоговейно водят хороводы. Стоило все это совершенно неприличную сумму, а места занимало еще больше. Строго говоря, сейчас квартира Мо вообще была весьма похожа на противоестественную смесь двух магазинов, одежного и канцелярского. А что поделать, если для развешивания костюмов места в единственном шкафу даже не предполагалось?
– Я постараюсь вернуться не слишком поздно. Но все равно, в десять часов будь добра уже лежать в постели.
– Иначе что? – уточнила Эд.
– Иначе буду ругаться.
– Ты не умеешь, – торжествующе сообщили мне.
– Можно подумать, твой отец умеет!
– Ну… он…
Я попробовал себе представить Моргана, ругающегося на ребенка. Картинка складываться не захотела.
– Умеет?
– Это конфиденциальная информация. Не для прессы. – Девочка показала мне язык и удалилась в свою комнату, умело лавируя между коробками.
Интересно, что она имела в виду? Если чуть выждать, а потом надавить, есть шанс стать обладателем очередных интригующих сведений о собственном напарнике. Хочу ли я этого? А как же! Надо же где-то брать поводы и сюжеты для шуток! Вот только выжидать некогда: самое время отправляться на назначенную встречу.
Впрочем, спокойной и размеренной дороги не получилось. Примерно на половине пути противно запищал комм, и когда я подтвердил вызов, на экране приборной панели из крошечных цветовых пятен сложилось лицо Барбары.
– Как себя чувствует мой любимый капитан? – промурлыкала полковник фон Хайст, и мне почему-то вдруг захотелось спросить, обращалась ли она хоть раз подобным образом к своему племяннику.
– Почти хорошо.
– Время, конечно, детское, но вам было бы намного полезнее провести его дома, а не в дороге. Куда направляетесь?
– У меня встреча.
– С дамой? – подмигнула Барбара.
– Нет, с джентльменом.
– О!
В многозначительной улыбке, посетившей лицо полковника, можно было прочитать сразу несколько шуток разной степени колкости и, разумеется, освещающих одну и ту же, донельзя заезженную, но вечно актуальную в нашем отделе тему.
– Это деловая встреча.
– Напоминаю, капитан, что в настоящий момент вы находитесь в отпуске для поправления здоровья, а значит, не имеете права заниматься делами.
– Своими или чужими?
– Любыми! – отрезала Барбара.
– Буду иметь в виду. Но сейчас уже поздно отказываться. – Машина как раз въехала на улицу Дожей.
– Надеюсь на ваше благоразумие, капитан.
Я припарковался в сотне метров от дома, указанного мистером Томасоном, и посмотрел по сторонам. Район был, безусловно, приличный: тихий, степенный, прилизанный, но зачастую именно в таких местах вовсю промышляют воры. Из тех, что не размениваются на мелочи, а берут все и сразу. А поскольку мне не хотелось еще раз потерять «маверик» по причине беспечности и лени, стоило позаботиться о сигнализации.
Как и всегда при включении, система выдала полный отчет о событиях… Ну да, примерно с момента последней проверки, то есть на экране высветился недельный объем информации. И я бы не обратил ни малейшего внимания на стену текста, если бы строчки отчета не индицировались разными цветами – для удобства чтения. Так вот, почти в самом конце фиолетово мерцало сообщение о работе биосканера.
Мою машину этой штукой оснастили, когда штатный транспорт перестал выдерживать энтузиазм работников нашего отдела. Вещь полезная, а в разного рода расследованиях и вовсе незаменимая: считывает биологический след любой степени старости и запущенности, в самых простых случаях используется для идентификации личности примерно по двумстам показателям, то есть с погрешностью менее чем в один процент. Но кому вдруг понадобилось его включать? Неужели я случайно задел? Нет, вряд ли: с ним удобнее работать на пассажирском сиденье. Может быть, Эд? Да, по времени почти совпадает с нашим визитом в школу. Но все равно странно. Ладно, вернусь, спрошу у ребенка. Со всей возможной строгостью.
– О, наконец-то вы приехали! – подскочил ко мне Дональд еще за дюжину шагов до дверей особняка Тоцци.
– Я опоздал?
– Нет, прибыли даже чуточку раньше времени. Но оно и к лучшему: успеете осмотреться!
Я не стал огорчать человека признанием, что никаких активных действий предпринимать не собираюсь, изобразил на лице многозначительную мину и отправился следом за мистером Недвижимость, ратующим за безопасность своей возлюбленной.
Европейская архитектура эпохи Возрождения никогда не вызывала у меня особых восторгов по причине своей вычурной пышности и совершенно неэргономичных размеров, но, если бы спросили, я бы искренне признал, что дом, куда меня пригласили, производил впечатление. Старина, чуть-чуть приправленная современностью, величественная, даже подавляющая, творение человека, непонятным образом возвысившееся над своим создателем… Но не над хозяином.
Адмирал Адриано Тоцци выглядел так, как будто вел ежечасную войну со своим жилищем и, что интересно, постоянно побеждал: на благородном лице умудренного опытом и годами человека можно было найти и следы перенесенных тягот, и свидетельства торжества. И даже уютная вязаная кофта и домашние брюки ничуть не смягчали облика того, кто исключительно при невероятном стечении обстоятельств конечно же мог бы стать… ну, будем считать, что родственником Моргана. И невероятность тут нужна была просто чудовищная, лишенная всякой логики, смысла, безжалостная и беспощадная, то есть целиком в духе моего напарника. Пожалуй, было бы даже забавно взглянуть на то, как эти двое…
Эй, Амано, а не слишком ли ты жесток?
Есть немного. Но удержаться трудно. Я ведь все еще не простил его.
– С кем имею честь?
– Сэна, Амано. Меня пригласил мистер…
– Кажется, я где-то слышал ваше имя, – прищурился адмирал.
А хорошая память у старика! И ведь вспомнит. Обязательно. Значит, нет необходимости прятаться. Как там говорится, честность – лучшая политика?
– Я принимал участие в расследовании по делу вашего сына.
Где-то справа от меня Дональд испуганно охнул, но Адриано Тоцци, помолчав, лишь бесстрастно заметил:
– Гаю давно пора было повзрослеть. Может быть, тюрьма вправит ему мозги. Конечно, это всего лишь моя стариковская надежда, но, кроме нее, у меня ничего нет.
Ну надо же… А старая пушка по-прежнему бьет без промаха! Я-то готовился к извинениям или отчаянному отпору, а у меня перед лицом без предупреждения растянули белый флаг. Единственное, что хорошо во всем этом деле, – на полицию у адмирала обид нет. Вернее, на нас двоих. Будет хорошая новость для Мо, когда тот соизволит вернуться.
– Детектив?
О, а вот и драгоценность, о сохранности которой так заботится мистер Недвижимость! Одета так, будто собиралась отправиться на прием в имперское посольство, но в последний момент передумала и сняла жакет, представив на обозрение довольно фривольную блузку: у Дональда глаза сразу загорелись, как увидел. Похоже, влюблен по уши. А вот что по этому поводу думает сама дама?
– Твой гость запаздывает, – заметил адмирал, посмотрев на часы. – Возможно, он и вовсе…
– Он придет, – твердо сказала Алессандра.
– Если у него хватит наглости, – съязвил Дональд.
– У него хватит, – улыбнулась донна Манчини своему воздыхателю, и я бы на его месте готовился к кровопролитному сражению, потому что на мордах волков, скалящихся с фамильного герба над камином, было примерно столько же теплоты. А может, даже больше.
Наглости тому, кого мы все ждали, и впрямь хватило. А мне понадобилось собрать большую часть сил и выдержки, чтобы не… Хотя нельзя сказать, чтобы я удивился. Третий раз кряду за последние дни обозревая татуированное тело, я уже воспринимал этого странного индейца… Ну почти как близкого знакомого. И очень жалел, что не могу сейчас с ним поговорить по душам на предмет того, где и как можно отыскать одну милую маленькую госпожу.
Впрочем, минутой спустя выяснилось, что у незнакомца в достатке хватало не только наглости, а и всего прочего, требующегося для уличных разборок. За словом он, по крайней мере, в карман не лез, хотя карманы имелись. На штанах. И весьма объемистые. А когда Дональд получил мячиком в лоб, я едва сдержался, чтобы не засмеяться.
Полосатый тип, конечно, не подарок. Но пожалуй, я бы хотел познакомиться с ним поближе, и даже без корыстных целей по поводу милого бутона. Может, и подружиться бы стоило. А еще полезнее было бы подружить с ним одну мрачную личность. Вот у кого бы Мо поучиться себя вести! Пришел, нахамил, начудил, обаял адмирала – это видно невооруженным взглядом, и проделал все это с полнейшим безразличием на тему того, что о нем подумают люди. Хотя…
Моргану ведь обычно тоже все равно, как на него смотрят. Вернее, не смотрят. Ведь и во владениях Дюпре, где мутная одежда и не менее мутное лицо должны были бросаться в глаза, его было не отыскать в толпе. Может быть потому, что взгляд всегда отвлекается на яркие пятна, предпочитая пропускать посредстве…
Что за дурацкие мысли, Амано? Твой напарник вовсе не посредственность! Он просто… А какой, демоны меня подери?
Размышления, занявшие целую минуту, существенно ухудшили мое настроение. По всем признакам выходило, что Морган и в первом, и во втором приближении был полной противоположностью того человека, который сейчас веселил адмирала Тоцци и доводил до белого каления мистера Недвижимость. Ну да, именно так.
Что представляет собой капитан Кейн? Невнятное, невзрачное, большую часть времени нечленораздельно мычащее в ответ на любой вопрос существо, неуклюжее, рассеянное и тормознутое. Если бы я не видел результаты его тестов по стрельбе, я бы решил, что Барбара сошла с ума, вручая своему племяннику оружие. Кстати, самих тестов мне как-то вживую наблюдать не довелось, так что вполне может быть, что они липовые. Результаты в смысле. Хотя полковник и липа… Нет, не складывается. В любом случае, окажись Мо здесь и сейчас, он бы забился куда-нибудь поглубже в кресло и сидел бы тише воды ниже травы, тщательно маскируясь под предмет мебели. И страшно даже подумать, какие конвульсии вызвал бы у него самый невинный вопрос адмирала. На самом деле страшно. А тем более в присутствии Алессандры! Скорее всего, моего напарника хватил бы столбняк. Что, конечно, не добавило бы ему баллов в глазах дяди. Этот же полуголый нахал…
Когда мисс Манчини увела гостя с собой, Адриано Тоцци некоторое время смотрел им обоим вслед, потом молча усмехнулся в роскошные седые усы, чем вызвал очередной нервный тик у мистера Недвижимость.
– Мистер Тоцци… на вашем месте я бы ни за что не позволил Сандре оставаться наедине с этим… с этим…
– На моем месте вы и не окажетесь, Дональд.
– Адмирал…
– А что скажете вы, детектив? По-вашему, этот человек опасен?
Я вспомнил собственные ощущения и честно сказал:
– Да, сэр. Но опасен скорее для мужчин. При всей его… невоздержанности в поведении, он вряд ли способен причинить вред женщине. Знаете, на улицах тоже есть законы, и они не поощряют насилие в отношении…
– Насилие?! – взвился блондин. – Он может…
– Говорю же, это маловероятно.
– Он может воспользоваться тем, что Сандра увлечена и…
Богатая фантазия? Нет, собственные похотливые помыслы. Вот так наше подсознание обычно выдает нас в самый неподходящий момент. Я собрался намекнуть на это своему «нанимателю», но тот уже спешил вверх по лестнице, на ходу восклицая что-то об ужине. Кажется, звал Сандру. А еще через минуту со второго этажа раздался женский крик.
Предупреждала же меня Барбара не заниматься делами! Тело, рванувшееся к источнику шума, явно опередило голову, и пришлось даже коснуться перил, чтобы удержать равновесие, но Дональда я догнал прежде, чем тот добрался до кабинета. Видимо, не слишком шибко храбрый рыцарь спешил на помощь своей возлюбленной.
Дверь распахнулась от первого же пинка, открывая нашим взглядам кабинет с огромным письменным столом, у которого стояла…
Она конечно же старалась привести свой вид в надлежащее состояние. Ну, как это обычно стараются делать женщины, которым важно не скрыть нечто тайное, а, наоборот, выставить его напоказ. К тому же отсутствие пары пуговиц на блузке просто кричало во весь голос о событиях, только что произошедших между мисс Манчини и ее гостем. Гостя, кстати, нигде не было видно, зато окно было распахнуто настежь. Туда я и отправился недолго думая.
Шансов нагнать нахала было немного, но и не так уж мало, чтобы не попытаться: район достаточно тихий и мирный, чтобы обнаруживалось любое движение, и мне достаточно было в ближайшие несколько секунд добраться до сканера в машине, чтобы…
Она появилась у меня на пути словно из ниоткуда. Возникла в лучших традициях привидения, которым практически и являлась, учитывая наши прежние встречи и расставания. Испуганная, хрупкая, отчаянно нуждающаяся в защите.
– Мисс, вы не видели здесь одного странного человека?
Нет, не об этом я хотел бы поговорить с ней, совсем не об этом!
– Странного?
– Да, полосатого, как тигр.
Бледные щеки зарделись, как кончики бутонов перед самым раскрытием цветков.
– Нет.
Самое странное, она не врала, хотя, судя по тону голоса, за ее словами крылось что-то еще, что-то кроме прямого ответа на прямой вопрос.
– Вам не стоит гулять здесь одной, мисс.
– Я… я не одна. Здесь же есть вы.
Ками, ками, ну чем же я вам так не угодил? Или наоборот?
В вечерних сумерках, едва разгоняемых светом уличных фонарей, нельзя было с уверенностью сказать, какого цвета ее глаза, но одно я видел совершенно ясно. То, что боялся увидеть все эти годы: безграничное доверие. Так смотрят люди, стоящие на краю пропасти и готовые броситься вниз, когда всей душой верят, что там, на самом дне, их подхватят надежные и любящие руки.
– Вы нашли его?
А вот и запыхавшийся Дональд. Что-то тяжеловато он дышит для такой короткой пробежки.
– Нет, видимо, успел сбежать.
– А это кто? – ткнул он пальцем в сторону девочки.
– Просто прохожая. Спрашивала дорогу. Полицию вызвали?
– Адмирал желает вас видеть. Обоих, – бесцветным голосом сообщил один из привратников, появившись за нашими спинами.
– Одну минуту! – Я повернулся к своему милому виденью, но успел ухватить взглядом только размытое пятно силуэта, скрывшееся за углом.
Пришлось возвращаться ни с чем, по дороге проклиная всех, кто прервал настолько щемяще сладкую встречу, и благословляя того, кто ее устроил. В том, что девочка оказалась здесь не без участия индейца, я не сомневался ни мгновения. Как-то они были связаны друг с другом, каким-то необъяснимым, но весьма крепким образом.
Алессандра Манчини по-прежнему находилась в кабинете и немного успела отойти от бурных событий: румянец, разлитый не только по коже лица, но и в ложбинке, наполовину спрятанной за полузастегнутым воротом блузки, слегка убавил свою яркость. Но не настолько, чтобы перестать бесить мистера Недвижимость.
– Я же говорил! Я же говорил! – топал он ногами, описывая круги по кабинету.
Адриано Тоцци взирал на это топотание снисходительно и немного брезгливо, но прерывать истерику не пытался, ведь куда больше его заботило благополучное состояние племянницы, а и слепой сейчас понял бы, что Алессандре… Хорошо, если выразиться вежливо и уклончиво.
– Полиция скоро прибудет, – обратился ко мне адмирал. – И я бы просил вас, детектив, как человека, ранее уже имевшего дело с нашей семьей, пообщаться с ними. Без нашего участия. Это возможно?
– Да. Но мне нужно знать, хотя бы приблизительно, что здесь произошло. По вашей версии, мисс, – уточнил я, поворачиваясь к женщине.
– Мы… разговаривали, – мечтательно улыбнулась Алессандра. – А потом он вдруг схватил что-то со стола и убежал.
Банальная кража?
– Вы можете точно сказать, что он взял?
– Да. – Она даже не посмотрела на стол. – Брегет Наполеона.
Амирал приподнял бровь, но не проронил ни звука, не то что слова.
– Это ценная вещь?
– Бесценная, детектив.
– Насколько?
– Она не застрахована, – пояснил Адриано Тоцци. – Ни одна страховая компания не решилась на это.
– Но тогда…
– Его невозможно продать, – сказала мисс Манчини. – Только если какой-нибудь тайный коллекционер найдется. Или брегет выложат за бесценок на черном рынке, но тогда он всплывет очень быстро, не так ли?
– Вы будете заявлять о пропаже?
– Конечно. Если он будет числиться в розыске, с ним поостерегутся что-нибудь делать. И еще мы объявим награду за возвращение. Да, дядя?
– Объявим, – пообещал адмирал.
– Это окно… – Я подошел поближе, осматривая рамы. – На нем ведь стоит система «Аргус»?
– Разумеется, – подтвердила Алессандра.
– Вор сам его открыл? Если да, то есть шанс, что его биометрика попала в систему.
– Боюсь, это сделала я. Мне показалось, что в кабинете невыносимо душно.
Любопытная ситуация, и полиции в ней точно делать нечего, потому что все происходящее – сугубо личные обстоятельства семьи Тоцци. Но все-таки мне непонятно…
Если это был ее любовник – а упомянутые «разговоры» явно велись без слов – то зачем представлять его еще и грабителем? В отместку за то, что он что-то сделал не так? Влюбленные поссорились и дама желает отомстить своему кавалеру? Что ж, такое бывает. И можно считать, что парню не повезло. Вернее, двоим парням сразу. С индейцем все просто: ляжет на дно, а потом еще, может, и помирится с пылкой и решительной красавицей. А вот что делать Моргану? Ведь получается, он и тут проиграл даже толком не начатый бой?
– Прошу меня простить, ужин все-таки ждет, – поднялся из кресла адмирал. – Если пожелаете, присоединяйтесь, господа.
Его слова все присутствующие в кабинете оставили без вниманий. Алессандра вряд ли нуждалась в приеме пищи, ее воздыхатель, похоже, слышал только охи и вздохи самого себя, а я… Я мучительно подбирал слова, которыми смогу сообщить своему напарнику весьма печальную новость. А заодно прикидывал, какое количество спиртного Морган успеет поглотить к тому моменту, когда сможет успокоиться. И воображаемый ряд бутылок стремительно выстраивался до самого горизонта.
– Сандра, дорогая… Как ты могла?!
– Уберите ваши руки, Дон. Немедленно.
Я обернулся. Мистер Недвижимость яростно сжимал плечи мисс Манчини, нависая над ней стервятником.
– В самом деле уберите руки, мистер Томасон.
– Эта женщина… Она разбила мне…
– К сердцу может добавиться кое-что еще, Дон. Кое-что пониже, – без тени улыбки сказала Алессандра, и это произвело на трусливого блондина большее впечатление, чем слова: он отдернул свои грабли назад.
– Я этого так не оставлю! – пообещало нам оскорбленное достоинство, выкатываясь за дверь.
Откуда-то с улицы послышались сигналы полицейских машин.
– Вы меня осуждаете, детектив? – спросила мисс Манчини.
– Разве у меня должен быть для этого повод?
– Вам лучше знать, – улыбнулась она. – Но в любом случае постарайтесь удержать свои чувства в узде при разговоре с полицией.
Надо же, какое ледяное спокойствие! Только что предъявила доказательства своей измены лучшему другу влюбленного в нее человека и напоминает о чувствах? Высший свет, будь он неладен! И что в ней нашел Морган, кто бы мне объяснил? Нет, никакой пары из них и не получилось бы. Он бы даже не смог к ней подойти, не говоря уже о…
– Вы зря чувствуете себя преданным. Ну или не только себя, – сказала Алессандра, набрасывая на плечи шаль. – В любви и на войне все средства хороши, помните? Главное, не оказываться на линии атаки между сражающимися армиями.
