Глава 4
Бесконечный путь

Шёл мелкий холодный дождик, перемешанный с мокрым снегом. Порывы ветра кидали пригоршни капель и снежинок в лицо; я подняла ворот душегрейки и покрепче прижала к себе замёрзшего мальчика.

Впереди замаячила тонкая прослойка голого леса, худенькие берёзки сиротливо жались по обочине, разграничивая дорогу и чёрные поля. В какой-то момент, я подумала, будто время побежало вспять, и я оказалась в конце ноября. В пути мы были только второй день, а тепло, идущее от Солнечной Данийи давало о себе знать. Петушков продрых в седле целый день, не замечая ни дождика, ни ветра.

– А где Виль? – первое, что спросил Ваня, когда проснулся.

– Нет больше Виля, – буркнула я, вымещая плохое настроение на Петушкова, – был и кончился весь.

– Его что, шъели? – перепугался он.

– Нет, переманили.

Ваня ничего не понял и поскрёб затылок, я не выдержала:

– Вань, а ты знаешь, что дураки всегда затылок чешут, а умные лоб.

– Да? – ответил тот, почёсывая уже шею. – Не шнал.

Гном расхохотался:

– Ох, и язва же ты, милая!

Впереди освещёнными окнами замаячил постоялый двор, и мы прибавили ходу. Подъездная дорога, да и сам двор были растоптаны лошадиными копытами, грязная жижа доходила до щиколоток. Тёмные от воды, давно не крашенные стены двухэтажной гостиницы наводили на мысль, что она была построена ещё до Тысячной битвы. На первом этаже разбитое окно заткнуто подушкой, из другого, приоткрытого, шёл тяжёлый запах тухлой рыбы.

Мы вошли в плохо освещённый холл, запах стал практически удушающим. Сюда из трапезной доносились приглушённые звуки лютни, смех и обрывки разговоров. За огромным столом всклокоченный мужичок в дамском байковым халате, завязанном пояском на плотном животике, читал газетный листок. Он окинул нас недружелюбным взглядом, видимо, компания из маленького мальчика, довольно грязной девочки, опухшего гнома-альбиноса, и избитого мужчины не вселяла доверия. Мы подошли к стойке.

– Откуда Вы такие? Деньги у вас есть? – пошёл он в атаку.

– Есть, есть, – буркнула я, доставая и демонстрируя мешочек с золотыми.

– А чей это ребёнок? – опять насторожился хозяин.

– Мой, – я покосилась на Анука, увлечённо сосущего палец.

– Её, – подтвердил Пан, увидев недоверчивый взгляд хозяина.

– А отец где?

– Вон, – я ткнула пальцем в Ивана, понимая, что при всём моем желании гнома за отца не выдать.

– Чой-то не похож.

– Слушай, дядь, – не выдержал Пантелей, – с тобой родословной расплачиваться или деньгами? Золотые есть, что ещё нужно? Если родословную, так давай лист, нарисую. У меня древо ветвистое, кого в роду только нет! Думаешь, почему я такой белый?

Мужик крякнул.

– Да мне то что. Это все наш священник бормочет, что женщина с ребёнком и без мужа греховна, и что гномы рассадники всех болезней. Вот и спрашиваю, так для порядку, а то жена съест. А вы, кстати сказать, какой веры? – вдруг спросил он, уже принимая деньги, настолько неожиданно, что я едва не выпалила: «А какой надо?» Но вместо этого очень дипломатично спросила:

– А Вы?

– Я единому Богу поклоняюсь!

– Вот и мы ему! – обрадовался гном. – Ему родненькому молимся и днём, и ночью. Поклоны бьём, образа целуем.

– А я своему молюсь после обеда на заходящее солнце, поклоны не бью, и образов у него нет, – вдруг насторожился мужик, подозрительно посматривая на нас.

Тут голос подал Анук:

– Спать, мама, спать, – мальчик начал хныкать и тереть глазки.

– Вот, – укорил хозяина Пан, – довёл дитятко до слез. Не стыдно, а ещё верующий.

– Женщина с мужем и с ребёнком в большие апартаменты, а ты, – он, брезгливо морщась, протянул Пану ключи, – в маленькую комнату.

Потом он кивнул на сохраняющего молчание, дабы никого не пугать чёрной дырой вместо переднего зуба, Ивана.

– А чой-то он молчит?

– Глухонемой, – нашлась я, вырывая ключ из рук гнома ключ.

– А откуда синяк?

– С лошади упал пьяный, – не покривила я душой.

– О, – последовала целая тирада, – так люди-то и погибают…

Но я уже ничего не слушала, а, неся на руках мальчика, поднялась по лестнице на второй этаж.

Очень хотелось помыться, уложить Анука спать, и прилечь самой, и даже соседство Ванечки меня сейчас мало смущало. К моему огромному разочарованию хозяин гостиницы громким словом «апартаменты» называл маленькую тёмную коморку с двумя узкими пружинными кроватями, колченогими стульями и круглым столом, накрытым яркой клетчатой скатертью. На подоконнике стояла полу завядшая пыльная герань, на окне дешёвые занавески, на полу вытертый коврик. Слава богу, постельное бельё оказалось свежим, чистым и накрахмаленным до хруста. Снизу доносились женский визг и громкий смех. Я уложила Анука, умылась еле тёплой водой из кувшина и, едва коснувшись подушки, погрузилась в блаженный сон.

Мне казалось, я только что закрыла глаза, когда в комнату со страшным грохотом ввалился пьяный Иван. Он уселся на свою кровать, громко икнул, скинул на пол грязные сапоги, а потом, завалившись, громко захрапел, перекрывая шум из трапезной.

Охранничек, блин! С такой охраной только на эшафот подниматься! Вот если сейчас нападут, кто нас с Ануком будет защищать? Да я только и способна, что щит поставить, пусть и очень замысловатый. Кстати, о щитах. Такого, какой я сделала в доме у упырей, нет не в одном учебнике! Приятно, чёрт возьми!

Мои мысли перекинулись на гнома. Я лежала и думала, почему он альбинос, и тут поняла, что мне очень интересно, а где он, собственно, находится. Пьяный Ванятка уже в постельке, но чтобы Пан заходил в номер, я не слышала.

Я поднялась, натянула одежду. Надо срочно его найти. В конце концов, если и он натрескается крепкой, что мне тогда делать? Да, дело даже не в опасностях, грозящих Ануку, а в том, что я завтра их не подниму, и мы опять протянем время до обеда, а надо ехать.

Гном оказался в трапезной на первом этаже, отвечающей общему уровню гостиницы. В таком грязном и прокуренном помещении лично я бы есть побоялась. Маленькие замызганные столики, с застарелыми тёмными кругами от вина и прожжёнными язвами от сигарных окурков и низкие стульчики, на закопчённом потолке давно немытые керосиновые лампы с налипшими мухами. В углу маленькая сцена, сколоченная из не струганных досок, здесь разместился ансамбль полупьяных эльфов, орущих пропитыми голосами песню и подыгрывающих себе на лютнях невнятный мотив. Публика собралась разношёрстная, кутили здесь и люди, и гномы, и даже пара перевёртышей, женщины во фривольных нарядах с ярко накрашенными губами, и ни одного трезвого лица. Картину завершал хозяин сего заведения, разливающий по стаканам мутную жидкость, в заляпанном фартуке, одетом на все тот же женский байковый халат. Свободных столиков здесь не оказалось, очевидно, постоялый двор был единственным пристанищем для оголодавших усталых путников на много миль вокруг.

Гнома я обнаружила за столом в самом углу трапезной. Он сидел с довольно неприятной компанией и остервенело играл в карты, ударяя ими со всей силы по столу. Вид у него был полусумасшедший, глаза алчно блестели, в зубах дымилась папироса.

– Пан, – позвала я, он не услышал. – Пан, – гном не реагировал. – Пан, мать твою! – громко выругалась я, потеряв терпение.

– О, – обратил он на меня мутный взгляд, и расплылся в широкой улыбке, – Аська, ты пришла принести мне удачу?

Все сидящие за столом повернули головы в мою сторону. Я остолбенела: компашка вокруг гнома подобралась отборная, мужички выглядели сплошь разбойниками с большой дороги, скорее всего, ими и являлись, ведь где-то недалеко проходил торговый путь в Стольный град. Одежонка у них потрёпанная, сапоги изношенные, а вот мечи, свисающие с поясов, очень дорогие и явно у кого-то позаимствованные.

– Пан, – громыхнула я, перекрикивая кошачье завывание эльфов, – я не удача, я твоя совесть! Постыдись своего поведения, пойдём спать!

– Киска, моя, волнуется, – обратился он к собутыльникам, те понимающе покивали. – Ну, иди ко мне, моя крошка, Пантелей тебя согреет.

– Гном, чёртов! – в ярости завизжала я, брызжа слюной. – Немедленно пошёл спать!

– Ох, кисонька гневается, – опять обратился он к приятелям, – но я-то знаю, как её успокоить.

Он схватил меня за место чуть пониже талии, от возмущения я охнула, а мужики захохотали.

– Да иди ты! – отбросила я его руку, а потом увидела в середине грязного стола золотые монеты и шепнула ему на ухо. – Пан, вы играете на деньги?

– Да не переживай ты, Аська, я держу ситуацию под контролем, уже три раза выиграл, вот дам им отыграться и пойду спать! – ответил он, шёпот у него получился очень громкий, сидящие за столом услышали все до последнего звука. Один из собутыльников криво усмехнулся, и именно это меня насторожило.

– Слушай, – шепнула я опять, – они тебя надуют. Я слышала, шулеры специально дают выиграть, а потом до трусов раздевают.

– Да, нет, – махнул рукой гном, – я этих парней давно знаю.

Я тяжело вздохнула, уговорить его не проигрывать собственных денег я не могла, поэтому вернулась обратно в номер и от избытка переживаний и почти бессонных суток моментально заснула. Среди ночи мне показалось, что по комнате кто-то ходит. «Скорее всего, Ваня», – подумала и провалилась обратно в сон.

Солнце заливало маленькую комнатку, лучи падали на дощатый пол через небольшое оконце; солнечный зайчик скользнул по моему лицу, и я поморщилась и открыла глаза.

Иван зашевелился на соседней койке, потянулся всем телом до хруста в позвонках, ударился головой о железную дужку кровати, широко улыбнулся всей своей щербатостью и произнёс:

– Доброе утро!

Я удивлённо уставилась на него, я и не представляла, что Петушков знает нормальные человеческие слова:

– Вань, ты сейчас сильно башкой ударился? – на всякий случай уточнила я.

– Почему? – удивился он.

Петушков одним рывком встал с кровати, от резких движений голова у него закружилась, он с трудом устоял на ногах и опёрся рукой о стену. Адепт умылся и деликатно вышел, давая мне возможность одеться.

К тому времени, как я разбудила Анука и привела себя в относительный порядок, в комнату с подносом в руках зашла маленькая быстрая старушка. Увидев счастливо улыбающегося Анука, она запричитала:

– Ой, девка, сыночек у тебя красивый. И в кого? Отец страшен, как смерть моя, ты тоже так себе, а мальчик ясно солнышко.

У меня отвисла челюсть от такого комплимента.

– Не родной, что ли? – покосилась она на меня. У меня полезли на лоб глаза, я откашлялась и с трудом выдавила из себя:

– Кто? Сын?

– Отец, – всплеснула руками старуха, усаживая себе на колени мальчика.

– Родной, – соврала я, глядя на то, как бабка ловко кормит малыша кашей, – он в деда весь.

– А как тебя звать красавец? – сюсюкала бабка.

От неожиданности я прикусила язык. «Эх, бабка, лучше тебе не знать его имя!» – пронеслось в голове.

– Анук Бертлау, – отчеканил тоненький детский голос.

«Ну, все приехали! Давай, родной, ещё и место проживания скажи!» – я едва не подавилась от раздражения. Старуха посерела, сняла малыша с колен и пересадила на соседний стул, вручив большую ложку в детские ручки.

– Слушай, девка, – откашлялась она, – а имя-то у него данийское какое-то, они всех своих Властителей на "А" зовут.

– А это я его в честь крылатого Властителя и назвала, – бодро соврала я, молясь, чтобы бабка не поняла, какую я говорю чушь, – они все красивые, вот и сын красавцем вышел.

– Ясно, – протянула бабка, – все-то вас, молодёжь, на экзотику тянет. – Она помолчала, – а муж-то твой, что ли пьёт?

– Бывает, – осторожно отозвалась я. – Сейчас время такое, с кем не бывает.

– Обманывает он тебя.

Я снова поперхнулась и сделала внушительный глоток молока из кружки.

– Не глухонемой он, – продолжала бабка тем же располагающим тоном, – вчера как напился, так песни орал с такой бабой, прости господи мою душу, – она поспешно перекрестилась.

Очевидно, в этом месте я должна была показать праведный гнев. В это время в комнату вошёл Ванятка, страшный синяк делал его похожим на бродягу, никто бы и не подумал, что перед вами маг пятой ступени.

– Ах, ты гад! – заорала я на него, вскакивая и грозя кулаком. Петушков без лишних слов шарахнулся обратно в коридор, хлопнув дверью. У бабки в предвкушении скандала загорелись глаза.

– Ладно, – кивнула я, – вы идите, я с ним сейчас поговорю, – я помолчала и добавила, – по-семейному.

Сгорая от любопытства, старуха покинула комнату. Через пару минут в дверях показалась Ванина башка.

– Ась, – позвал он, – ты уже пришла в себя?

Я махнула рукой:

– Извини, это все старуха.

Петушков старался ко мне не приближаться, подозревая меня в буйном помешательстве, вид у него был задумчивый и очень расстроенный.

– Что-то случилось? – поинтересовалась я, собирая сумку.

– У Пана спроси, – буркнул он.

Провожали нас все служащие гостиницы, они с жадностью всматривались в Ванино лицо, ища в нём следы свежих синяков. Разочарование их было всепоглощающим, когда ни у него, ни у меня новых побоев не обнаружилось.

Погода радовала: дождь прекратил и весело сияло солнце. Гном казался чернее тучи, все время молчал. Помалкивал и Ваня, лишь изредка кидал на Пантелея недобрые взгляды.

– Что случилось? – не выдержала я. – Быстро отвечайте, алкоголики проклятые!

Приятели переглянулись, но промолчали.

– Я требую! – настаивала я. – Что это за тайны Совета Магов? Пан, что ты успел натворить?

Гном откашлялся:

– Ну, э-э-э, вчера, – промямлил он и замолк.

– Что было вчера? – насторожилась я.

– Ну, в общем, ты была права насчёт этих парней, они меня до нитки обобрали.

– Молодец! – пожала я плечами, чувствуя внутри подобие удовлетворения. – Я тебя предупреждала.

Вокруг пели птички, в лесу набухали почки, кое-где появлялась зелёная травка, по ещё голым веткам деревьев прыгали маленькие шумные пичуги. Красота и благодать, я вздохнула полной грудью…

– Я проиграл не только свои, но и общие деньги! – скороговоркой выпалил гном.

– Что?! – заорала я и закашлялась. В глазах потемнело, воздух отказывался поступать в лёгкие. – Ты проиграл все наши деньги?! – прохрипела я.

Гном потупил взгляд и сделал вид, что рассматривает конскую гриву.

– Так это ты вчера забрался в комнату, своровал кошелёк и все проиграл! – я не могла поверить в происходящее.

– Я был уверен, что выиграю! – Пан походил на нашкодившего школьника.

– Не оправдывайся! – заголосила я во всю мощь своих лёгких. – Вы не на прогулку вышли! Один уезжает в неизвестном направлении и больше не возвращается, – я махнула рукой, имея в виду Виля, – другой проигрывает все деньги, – я ткнула пальцем в гномье лицо, – третий не просыхает, – я кивнула на Ваню. – О чем вы думаете? Как можно быть такими безмозглыми?!

Я почувствовала, как в горле встал комок, а на глаза навернулись слезы.

– Ну, киса, – протянул Пан.

– Не называй меня так, – прохрипела я, потеряв от крика и расстройства голос. Собственно, это обстоятельство и спасло гнома от продолжения скандала.

– Мы заработаем, – предложил он. – Вон, Ванятка чудовище какое-нибудь словит…

Я промолчала и покосилась на парочку, хотя очень хотелось сказать, что у Ивана давно абстинентный синдром, а в таком состоянии колдовать только время гробить.

Гном опустил голову и что-то хмуро прикидывал в уме:

– Завтра приедем в город Краснодол, – вдруг подал он голос, – у меня возникла гениальная идея! Мы заработаем денег!

– Держи свои идеи при себе! – просипела я.

Иван помалкивал, боясь, что и ему от меня достанется, а потом вдруг просиял:

– Вспомнил! У меня ещё остались пару медяков!

– Ага, – с трудом проговорила я, теряя остатки голоса, – как раз хватит на половинку бутерброда! Анук будет счастлив!

Гном подъехал к нему поближе и спросил громким шёпотом:

– Так ты, каналья, мне вчера не все отдал?

– Ну, так я забыл, – пролепетал Ваня.

– Иван, – нахмурилась я, – немедленно отдай мне эти деньги, пока они ещё целы.

Тот очень недовольно протянул тощий кошель, и я спрятала его в своей сумке на поясе.

– Так-то лучше.

Места казались безлюдными, нам не встречалось ни деревень, ни селений. Редкие постоялые дворы нам были не по карману, и все отчётливее вырисовывалась перспектива ночёвки в чистом поле. Когда совсем стемнело, мы выбрали маленький лесок и решили разбить там лагерь. По мере приближения к югу становилось все теплее, и сейчас ночёвка на свежем воздухе пугала не так сильно, как в первый день в заснеженной Московии.

– Мне казалось, что Словения у нас огромная, – удивилась я, усаживаясь на ствол поваленного дерева, – едем всего трое суток, а уже тепло, как в апреле.

Гном усмехнулся:

– Я просто тропки тайные до Данийи знаю. Завтра, вообще, как в мае будет, а послезавтра, как летом.

– Да, – вздохнула я, – в Данийе вечно лето!

– Как в раю, – буркнул голодный, а оттого злой Ванятка.

– Не язви, – огрызнулась я, – сами все деньги пропили и проиграли, ещё и недовольные!

Мы с Ануком собрали хворост, Иван развёл костёр. Я дала мальчику булку, купленную по дороге на последние гроши. Малыш с довольным видом принялся за простенькую еду. Ему ужасно нравилось ночевать на природе, и тяготы походной жизни его совсем не пугали.

– Почему он такой радостный? – возмутился Иван.

– А что ему не радоваться, – философски ответил Пан, – он-то покушал, а тут природа, свежий воздух…

– Хватит, – не выдержала я, – сами виноваты. Вот, Вань, раз хочешь кушать, то иди в лес, излови какую-нибудь птичку, мы её зажарим…

– Я маг, а не охотник, – проворчал тот.

– Ты в первую очередь добытчик! Как ты семью будешь содержать? – поинтересовалась я.

– Ну, уж не уток в лесу ловить.

– В лесу нет уток, – встрял в разговор гном.

– А ты, вообще, помалкивай, – ответили мы с Иваном ему хором. – Все из-за тебя!

Мы опять замолчали. Наступала ночь, темнота подкралась из-за деревьев и, испугавшись костра, расступилась вокруг нас кругом. В моем животе заурчало и забурлило. Анук снова проголодался, но старался не хныкать.

– Все, Иван, иди на охоту! – заявила я.

– Нет, – тот затравлено посмотрел по сторонам, – я что дурак, ведь темно! В лесу много диких зверей!

– Трус, – бросила я ему, – давай свой меч, пойду сама на охоту.

– Киса, – хохотнул гном, – а ты его будешь в птичек кидать как копьё?

– Не твоего ума дело! – огрызнулась я. – Хоть бы и так, а не хочешь, иди сам.

– Нет, нет, – замахал руками гном, – твоя идея, тебе и воплощать в жизнь.

От удивления я открыла рот, вот уж не ожидала такой реакции, а я-то по наивности решила, что затронула в их душах струну совести. Злобно выхватив протянутый меч, я пошла в темноту, Иван крикнул мне вслед:

– Меч, не потеряй!

Во мне клокотало обиженное женское начало, я несчастная, слабая девушка, которую отправили в лес за едой двоим, пардон, троим мужикам, один из которых маг, другой бродяга, третий ещё слишком мал, чтоб контролировать решения первых двух, а мне так хотелось принять ванну и спать на крахмальных простынях!

Стараясь не пугаться темноты, я хлопнула в ладоши, зажгла над головой энергетический светильник и осмотрелась. Естественно ни птиц, ни зверюшек я не увидела, лес казался мёртвым, а тишина пугала. Под ногой хрустнула ветка, я вздрогнула от резкого, ударившего по ушам звука. Все мой язык, – действительно, как найти ночью дичь? Меч мешался и оттягивал руку, и становился с каждой минутой тяжелее.

А что мне с ним делать? – я посмотрела на клинок. – Действительно, не кидать же его в мелких беззащитных зверюшек. Убить живое существо я вряд ли сумею, я даже тараканов не решалась тапкой прихлопнуть, а просто гоняла. И тут в голову пришла замечательная мысль, если я не могу никого убить, значит животных можно усыпить. Я снова огляделась, места здесь много, если что-нибудь взорвётся от колдовства, то, может быть, я и не пострадаю.

Несколько взмахов руками, заветные слова… Я зажмурилась, взрыва не было, но идея была не конгениальная, скорее просто отвратительная. Началось невообразимое: отовсюду падали птицы, белки и огромные жуки. Я увидела на тропинке спящего зайца, и пригнулась, закрыв голову руками, чтобы меня, не дай бог, не поранило. Да, уж, наколдовала. Видимо, я усыпила на добрый час всех животных на милю вокруг.

Подняв неизвестную мне крупную птицу, я потащилась назад.

– Вот, – кинула я её едва ли не в лицо гному, – готовьте. Я добывала, вам жарить.

– Ага, – гном встал. – Слушай, а что с ней? Она что, спит? – в недоумении уставился он на меня.

– Ну, да, – чувствуя себя полной дурой, пробормотала я, – я их тут всех усыпила, ну не могу я убивать животных. Не заметили что ли, вообще никого не слышно?

Гном и адепт переглянулись.

– А ты за ней на дерево лезла что ли? – едва сдерживая смех, спросил Ваня.

– Да, – разозлилась я, – по веточкам, прыг скок, прыг скок, как белка. Кстати, о белках. Одна там, на тропинке, тоже валяется. Можно и её сожрать!

Приятели поступили мудро – промолчали.

– Не нравится, сами бы пошли! – неожиданно для самой себя крикнула я, обнимая Анука.

Да, что-то со всей этой историей у меня расшалились нервишки. Ещё бы с этими двумя можно психом стать, что мне и грозит, если мы как можно быстрее не доберёмся до Данийи.

Гном быстро ощипал птицу, название её мы так и не вспомнили, и, соорудив вертел, стал жарить. От птички шёл такой аромат, что в глазах темнело.

– Хорошо хотя бы соль не пропили, – пробурчала я, уже не от злости, а так для порядка. Впрочем, в ответ, получив, дружное молчание.

Абсолютная тишина начинала действовать на нервы.

– Слушай, Ась, разбуди зверьё что ли! – не выдержал Иван. – У меня ощущение, что мы на том свете, такая тишина.

– А ты привыкай, Ванечка, думаешь в гробу как? Так же, – съязвила я.

– Ты меня чего хоронишь? – взвился Петушков.

– Нет, предупреждаю, чтобы потом разочарованием не было, – буркнула я.

Мы снова замолчали. Внезапно где-то в темноте хрустнула ветка, гном застыл над костром и с напряжением прислушался к тишине. Сердце у меня на мгновение остановилось, а потом забилось с тройной силой. Здесь явно кроме нас кто-то был. Я прекрасно понимала, что, скорее всего, это не друзья.

Они вышли на поляну все разом. Двенадцать высоких мужчин в чёрных масках, полностью закрывающих лица. Один из них был даниец, осознание этого пришло вместе с паникой. Анук напрягся, стараясь его успокоить, я гладила его по волосам дрожащей рукой.

Один из них заговорил, голос глох под тканевой маской.

– Отдайте мальчика, и мы вас не тронем.

Я замотала головой, с отчаяньем глядя на Пана.

– Попробуй, возьми, – гаркнул гном.

Первым очнулся Иван, он выхватил из ножен свой меч и с диким криком бросился на пришельцев. Началась бойня. Шестеро нападали на Пана, шестеро на адепта. С ловкостью достойной гимнастов Петушков уходил от ударов. Пан бился и приговаривал: «Так тебе, так тебе. Тебе? Ну, иди к папочке». Я схватила Анука на руки и кинулась в лес. В голове крутилась лишь одна мысль, что я могу спрятать его в лесу, его не найдут и он останется жив. Нападающие заметили мой побег, кто-то крикнул:

– За девчонкой, не дайте ей уйти! Ребёнок с ней!

Я прибавила ходу, но в темноте по узким тропинкам, да ещё и мальчиком на руках бежать было трудно. Внезапно я оступилась и упала в яму под куст. Буквально через несколько секунд раздались шаги и голоса:

– Где она? Я же её только что видел, найдите её!

Я затаила дыхание, если среди них нет мага, то они вряд ли нас найдут в такой темноте. В этот момент заплакал Анук, видимо, при падении он сильно ударился. Я закрыла ему рот рукой, но он продолжал реветь. «Анук, миленький, – я едва сама не плакала, – тихо! Тихо, хороший мой, скоро все закончится!» Словно услыхав мои мысли, мальчик успокоился. Совсем рядом раздались чьи-то тихие шаги, я затаила дыхание. Внезапно кусты кто-то раздвинул и мягкий мужской баритон произнёс:

– Ну, здравствуй, маленький Наследник.

Я крепко прижала мальчика к себе. Малыш от ощущения опасности превратился в зверёныша и поранил мне руку острыми зубами. Мужские руки схватили Анука, я изо всех сил вцепилась в его куртку, не отпуская. Мужчина был сильнее, он схватил меня за шиворот и вытащил из ямы вместе с малышом на маленькую полянку затопленную темнотой.

– Я нашёл их! – крикнул один из них, это был человек; я знала точно.

Вокруг нас собрались шесть человек, значит, шестеро ещё воюют с Паном и Ваней, почему-то подумала я. В голове не было никаких мыслей, даже было не страшно, просто, я знала, что им придётся меня убить, чтобы забрать ребёнка.

– Отдай мальчика, – произнёс голос, наверное, в другое время я бы решила, что он приятный, это был даниец.

– Нет, – я поставила Малыша на ноги, и он непроизвольно прижался ко мне, сверля нападающих чёрными глазами без белков, – нет, даниец, мальчика ты не получишь!

– Откуда ты знаешь, что я… – удивился он.

– Знаю, – отрезала я, – и если я вдруг останусь жива, то узнаю твой голос среди тысячи других.

– Отдай мальчишку, и иди своей дорогой.

Все решил Анук, он поднял на меня ставшее уродливым личико и вопросительно произнёс:

– Мама?

Я поняла, он спрашивает, почему я ещё не защищаю его, почему веду разговоры с бандитами. Мужчины переглядывались. Не может даниец называть человеческую женщину мамой, я это и сама знала.

Отступив к кустам, я спрятала мальчика за спину.

– Вы его не получите.

– Ты уверена? – спросил насмешливо голос. – А кто нам помешает? Ты? Твои друзья?

Все шестеро медленно начали приближаться, ощетинившись в мою сторону остриями клинков. Внезапно во мне разгорелся такой гнев, какого я никогда не испытывала и в голову пришла странная, но очень законченная мысль: «Да, как они посмели, на меня! Это никому не позволено!» Оттолкнув Анука в кусты, и услышав, что тот мягко шлёпнулся на землю, я согнула колени и встала в боевую стойку.

– Что ты нам сделаешь, девочка? – раздался голос.

– А ты иди сюда, я тебе покажу! – ответил за меня мой голос, с этого мгновения я как будто смотрела на все со стороны.

В моих руках вдруг начал сгущаться воздух, образуя меч из расплавленной красной плазмы. Противники отступили на шаг.

– Ну, подходите, – прошипела я, поднимая его над головой и приготовляясь к нападению. Они кинулись все сразу, вшестером. Я взмахнула мечом, а потом закрыла глаза. Хотя веки и были прикрыты, я видела фигуры, красное биополе пятерых мужчин, и синее данийца, и просто начала двигаться. Я плавно скользила по поляне, повинуясь какому-то не понятному мне чувству.

Внезапно, я почувствовала необъяснимую лёгкость и подпрыгнула над головами у нападающих, застыв в воздухе на несколько бесконечных секунд, повернулась вокруг своей оси и плавно спустилась на землю. Я не слышала криков, не ощущала ответных ударов. Это была идиллия, в первый раз в своей не такой уж долгой жизни, я знала, что занимаюсь своим делом, бой – это моя стихия, что-то пело во мне. Как будто во мне проснулось давно забытое, но бережно хранимое подсознанием умение, как будто руки, ноги, все мышцы неожиданно очнулись от многолетнего забвения. Злоба клокотала где-то далеко, я открыла глаза, передо мной остались только два человека, трое валялись на траве. Я никого не убила, но поранила так, перерезав сухожилии и мышцы, что раны будут заживать долго и тяжело, а человек навсегда останется инвалидом. И как я поняла, куда надо ударить? Данийца не было, но он был жив, я это чувствовала.

– Она, не может быть, она… – заголосил один из них, второй уставился на меня и вдруг упал на колени:

– Пощади, Бабочка.

И тут раздался крик Анука. Даниец схватил его, а теперь уходил вместе с мальчиком. Я кинулась на голос, но бой давал о себе знать, он забрал силы. Бежать было тяжело, и я не могла разглядеть фигуру, за которой надо было гнаться; споткнулась о торчащую корягу и свалилась на холодную землю. Все было тщетно, мальчика похитили, похитили снова, я упустила его, а должна была сохранить! Слезы безысходности душили меня, я всхлипнула.

– Киса, – вдруг услышала я голос гнома, он все время пытался догнать меня, – ты что?

– Его, его похитили, – на одном дыхании произнесла я, и, обняв Пана, зарыдала. От слез стало больно глазам и горлу.

– Ну, тихо, маленькая, тихо, – обнимая, он успокаивал меня как ребёнка.

Через некоторое время я начала осознавать, что слезами горю не поможешь и надо действовать, надо что-то предпринять. Мы обязаны найти мальчика, иначе нам всем конец, потери не простит ни Совет, ни Арвиль Фатия, этого я не прощу сама себе!

– Где Иван? – отстраняясь и вытирая глаза, спросила я.

– Он ранен, – гном растёр рукой мокрое от моих слез пятно на рубашке.

– Пойдём.

– А эти? – он кивнул в сторону раненых. – Можно что-нибудь узнать у них.

– Они никуда не денутся, – совершенно спокойно отозвалась я, – у них перерезаны сухожилии на руках и ногах, они даже пошевелиться не могут.

Гном вытаращился на меня:

– А кто это сделал?

– Что?

– Так их порезал?

– Я.

Пантелей вдруг шарахнулся от меня и тихо прошептал: «Ну, да».

После того, как слезы высохли, на меня навалилось какое-то странное безразличие, и было всё равно, что я своими руками покалечила бандитов. Что-то непонятное проснулось во мне сегодня и уже вряд ли когда-нибудь заснёт, и самое страшное, что мне это нравилось.

Иван лежал на спине и прижимал руки к животу. На бледном лице светились яркие глаза, все ещё охваченные жаждой боя.

– Они меня ранили, – прошептал он, из уголка рта потекла струйка крови. – Где Анук?

Я молчала. Адепт все понял и тихо застонал, откидывая голову. Внутренне я очень гордилась им, он был молодец, он не боялся, он защищал нас, меня и мальчика. А я его считала обыкновенным трусом!

– Иван, дай я посмотрю, что у тебя там.

Маг скривил губы на подобие улыбки и убрал руку от живота. Оттуда фонтаном брызнула кровь, меня затошнило, у Вани был распорот весь живот.

– Я мертвец, – прошептал он, – меня распороли.

– Лежи не шевелись.

Превозмогая отвращение, я положила руку ему на живот. Адепт, что было силы, сжал синеющие губы. Я закрыла глаза и почувствовала, как маленькие звёздочки оторвались от пальца. Я уже привыкла к этой боли, поэтому она не казалась такой пронизывающей. Я посмотрела: звёздочки, горя ярко-зелёным цветом, двигались над разрезом, как будто зашивали его иголкой с ниткой. Рана стала затягиваться, сначала медленно и неохотно, потом быстрее и быстрее. Через минуту от неё не осталось и следа, только кровь и разрез на рубашке напоминали о ней. У меня опять затряслись руки, и подкосились ноги; всё-таки врачевание забирало много сил.

– Надо же, – протянул, вставая, Иван, – я не думал, что ты можешь такое. Когда Пан сказал мне, что ты упырей излечила, я не поверил, а теперь поверю во что угодно, даже в то, что земля круглая! А где он, кстати?

– Пан! – позвала я. – Пан!

Ответа не последовало.

– Где он?

Мы с Иваном кинулись через лес на поляну, где были раненные, но было поздно, на встречу нам шёл гном с окровавленным мачете. У него был странный остекленевший взгляд, мы попятились.

– Пан? Что ты сделал, гном уродский?! Что натворил?! – заорала я.

Я кинулась на него, колотя кулачками по груди, но тот схватил меня за руки и, глядя прямо в глаза, прошипел:

– Я убил их, убил всех. Ася, я ни разу не видел таких ран: их как будто и не было, были царапины, но люди, как перебитый скот, не могли встать. Я убил их, чтобы они не мучались!

– Урод, – уже прошептала я, – ты прикончил всех, кто хотя бы что-то знал. Как мы теперь узнаем, куда этот распроклятый даниец потащил моего мальчика? Нам конец!

Иван прислонился к дереву и осел на землю:

– Пан, ты действительно безмозглый кретин!

Гном поднял глаза:

– Я спросил у них. Они ничего не знали, это были просто наёмники. Один из них сказал, что к ним с утра на Краснодолской ярмарке, подошёл даниец и предложил подзаработать. Сказал, что надо будет всего лишь выкрасть ребёнка, которого охраняет девушка, гном и маг, от которого никакого толку. Они согласились, но куда повезли мальчишку, и даже кем был наниматель, никто не знал.

– Нет, – я даже не села, а упала на траву, – они что-то знали. Когда я дралась, они, вернее, один из них назвал меня Бабочкой и очень чего-то испугался. Я не понимаю, что происходит. Я не знаю, как поступить и кому верить.

Гном нахмурился и с опаской посмотрел на Ваню. Я почувствовала, как слезы вновь подступают к горлу.

– Мы должны догнать его, – произнёс Иван с самым решительным видом.

– Интересно, как ты это сделаешь? – гнев опять заглушил все чувства. – Мы даже не знаем, в какую сторону его повезли: обратно в Московию или к Краснодолу!

– Мы можем сотворить заклятие на поиск, – вдруг предложил Иван довольно трезвую мысль, и вдруг осёкся. – Только для этого нам нужна вещь, с которой мальчик никогда не расставался и его кровь.

– Ага, конгениально, – огрызнулась я, – за неимением ни того, ни другого мы пролетаем с этим твоим заклятием.

– Я вот что нашёл, – вдруг подал голос Пан и протянул мне сорванную с шеи мальчика золотую цепочку с кулоном-кругляшком.

– Где?

– Там, – он запнулся. – Рядом с одним из трупов.

– Так, – я посмотрела на Ивана, – с этой вещью он не расставался никогда. Есть какие-нибудь альтернативы его крови.

– Можно использовать кровь того, с кем он был близок и кого любил, но это не всегда срабатывает…

Я выхватила из рук гнома мачете и резанула себе ладонь, кровь хлынула ручьём. У меня опять потемнело в глазах, и подступила тошнота. Странно, я сегодня перерезала стольких людей, что вид крови должен был уже перестать пугать.

– Ваня, колдуй, пока я не упала в обморок, – скомандовала я сквозь зубы.

Два раза повторять не пришлось. Иван, бормоча под нос заклинания, с быстротой молнии нарисовал на земле круг мечом и воткнул его в середину. Потом повесил цепочку с кулоном и, схватив меня за руку, обмазал его кровью.

– Да свершиться то, чему суждено произойти, да найдётся тот, кого потеряли, – вдруг громко, подняв лицо к небу, произнёс он.

«Высший уровень», – мимолётно оценила я про себя.

В этот момент из рукояти меча появился какой-то шар, больше всего напоминающий мыльный пузырь. Он засветился, и через сияние мы увидели его, Анука, а потом стены города.

– Его потащили в Краснодол, – прокомментировал гном.

Потом шар оторвался, подлетел к моей груди и резко ударил, как будто проник в меня. От неожиданности меня отбросило назад. Я почувствовала странный холод и страх, только это был не мой страх, это был страх Малыша.

– Ты теперь будешь знать, что с ним, ты будешь его чувствовать, пока мы его не найдём, и он не будет рядом с тобой, – ответил Иван на мой немой вопрос. – Когда мы приблизимся к нему, то ты узнаешь это.

Я кивнула.

– Ну, вот и ладненько, – едва не пропел гном. – А как вы думаете, нашу птичку мы ещё сможем скушать?

– Лучше остановите мне кровь, уроды, – прошипела я и потеряла сознание.