Глава 5
Поиски

Вотчина Пяти Городов располагалась на восточных островах Жёлтого озера. Пять больших переполненных городов, разделённых каналами, прятались среди первозданной природы. Стоило отъехать от озера на двадцать миль, как путника окружали непролазные леса и болота.

Краснодол – крупнейший межрасовый город вотчины. Он был возведён на Пятом острове в начале этого века руками беглых рабов. Его называли «городом вечного праздника». Город игральных домов и огромных ставок. Здесь собирались игроки и авантюристы со всей Словении в надежде стать миллионщиками за одну ночь, они проигрывали все свои золотые, бережно скоплённые годами, и уезжали обратно без гроша за душой. Тысячи жизней разбил этот город, он питался людскими грехами: азартом, алчностью, пьянством и распутством.

Здесь молились только одной богине, ей ставили храмы и приносили жертвы – «Госпоже великой удаче». Каждый несчастный, кидающий на игральный стол кости, целовал маленькие кубики и уговаривал несговорчивую богиню помочь ему. Азартные игроки настолько в неё верили, что в центре города поставили огромное изваяние в виде полуобнажённой женщины, держащей в одной руке колоду карт, а в другой кошель.

Ночью Краснодол кипел нечеловеческими страстями. Загорались огни тысяч домов терпимости, «ночные бабочки», «жрицы любви» выходили на улицы города в ярких нарядах. Они стояли на широких ярко освещённых проспектах в самых соблазнительных позах, зазывая клиентов. В тёмных подворотнях прятались торговцы с дурман-травой и галлюциногенными грибами, передаваемые в город через налаженную сеть из Петенок.

Тому, кто появлялся на Пятом острове в первый раз, казалось, будто его окружает абсолютных хаос: кишащие всеми известными расами улицы, яркие вывески питейных заведений, молодые люди с остекленевшими глазами и чёрными точечками-зрачками, наевшиеся грибочков, месиво из двуколок и карет на дорогах при движении без правил, все это кружилось калейдоскопом картинок, менялось со скоростью ветра, и человек уже не понимал, как его засасывает бурное течение жизни Краснодола.

Даниец, похитивший ребёнка, выбрал самое удачное место, чтобы надёжно спрятать его.

Не буду вдаваться в подробности, как мы умывались в ледяном ручье и переодевали перепачканные кровью одежды. Утро вступало в свои права и осознание потери ребёнка накатилось на нас холодной волной и от мысли, что с нами станется, если мы не сможем найти маленького Наследника, становилось жутко. Мне, наверное, приходилось хуже всех, после Ваниного колдовства что-то засело у меня внутри. Я постоянно ощущала страх и холод Анука, и мне хотелось его обнять и успокоить. Гном и Петушков хмуро молчали, каждый про себя искал пути к отступлению, а потом вдруг стали рассуждать, о запрещённых Словенских городах, где ни один год живут беглые государственные преступники. Потом они поняли тщетность любой попытки укрыться – не найдёт Совет, найдёт Арвиль Фатиа, от него даже под землёй не спрячешься.

– Ась, – вдруг подал голос гном, – я еду и думаю: а как даниец смог нас найти? Наш маршрут знали только я и Виль.

Я почувствовала, как сердце ушло в пятки. Догадка пришла к нам троим одновременно, дружным хором мы выдохнули:

– Виль.

Я не знала, что сказать. Все сходилось, как два плюс два: вурдалак увидел деревню с упырями. В надежде, что нас сожрут тёпленькими и не подавятся, он потащил нас туда, для пущей убедительности повторяя, что эта деревенька ему не нравится. Потом, когда мы счастливо выжили, он под глупейшим предлогом уехал, чтобы предупредить своих сообщников, и уже на следующий день на нас напали и украли Наследника. Слишком много совпадений.

– Когда вурдалак от нас уехал, он встретился с данийцем и сказал, где можно нас найти! – заключила я.

– Оборотень, – прошипел Ваня, – нас подставили, а нам и крыть нечем!

Настроение стало ещё хуже, мы нашли предателя в наших стройных рядах, но облегчения это не принесло.

Мы спустились пригорка в низину, вокруг нас уже полыхали весенние краски и зеленели деревья. На нас нахлынула влажная прохлада, подул свежий ветер, вдалеке показался берег озера, облепленный домишками, рядом с тонкой песчаной полоской. С маленькой лесной дороги мы свернули на широкий, переполненный народом путь. Рядом с нами на огромной скорости, поднимая пыль, промчалась золочёная карета. Кучер, размахивающий длинным хлыстом, с остервенением оглаживал им бока эльфийских скакунов и орал во всю мощь громоподобного голоса: «Дорогу! Дорогу! Дорогу!»

Моя лошадка шарахнулась в сторону на обочину, я с трудом заставила её вернуться обратно.

Впереди выросли белокаменные стены города с остроконечными башенками, открытые арочные ворота провожали гостей и принимали вновь прибывших, через канал разделяющий остров и «большую землю» был перекинут длинный мост. Мы следовали за толпой, и вот уже огромная арка впустила нас в нутро Краснодола. Нас встретила уставшая от созерцания бесконечного людского потока стража, окончательно потерявшая бдительность.

Город подавлял – многообразие зданий и построек, пестрящие вывески на языках всех цивилизованных рас, хоровод из постоянно меняющихся лиц. Мы ехали по широкой выложенной брусчаткой мостовой, по тротуарам между лотками торговцев прогуливались шикарно одетые люди. Дамы в великолепных нарядах с белыми невесомыми зонтиками шествовали под руку с разряженными во фраки мужчинами.

Меня оглушили несущиеся со всех сторон звуки и запахи. Мы проехали пекарню, и я задохнулась от одуряющего сладкого запаха свежего хлеба, в животе заурчало от голода. Цветная вывеска с нарисованной пивной кружкой гласила: «Питейной заведение на Наклонной». В огромном окне виднелись большие деревянные столы, несколько человек с высокими кружками за ними, рядом с входом вколоченная в землю табличка: «до вечера все пиво по три медяка за пинту».

Мой взгляд наткнулся на витрину лавки готового платья, где на деревянных фигурах красовались наряды из натурального шелка. Я никогда не видела такой красоты, от изумления остановилась и с благоговением рассматривала маленькие произведения искусства краснодольских портных.

– Что, Ась, – крякнул гном, – нравится?

– Да, – выдохнула я.

– Заработаем денег, купим тебе сарафан.

Я сразу пришла в себя, словно на голову мне вылили ушат холодной воды. И злобно глянула в сторону Пана:

– Интересно, как ты собираешься их заработать? Ограбить кого-нибудь? Тогда предлагаю тебе грабить быстрее, иначе нам будет негде ночевать! Краснодол не деревня – на улице на скамье спать не будешь, вмиг в карцер загремишь!

Гном, кажется, обиделся, поджал тонкие губы и пробурчал:

– Зачем грабить? Обманывать будем! Мы же не преступники!

Я фыркнула:

– Это типично, но я вся во внимании!

Ваня, все время ехавший с открытым ртом и не обращавший никакого внимания на наш разговор, прислушался с неподдельным интересом и даже оторвал ошарашенный взгляд от намалёванной на фанере головой девицы.

– Значит так, – начал Пантелей, – у меня кузина дом терпимости держит! Она нам на часок комнатку уступит за гроши.

Я задохнулась от возмущения:

– И что ты предлагаешь? Заработать нам немного, продав моё тело?! Это твой гениальный план?

– А это мысль, – задумчиво протянул Ваня.

– Заткнись! – рявкнула я.

– Да что ж ты будешь с этими бабами делать, – вздохнул гном, – ну, слова не дадут сказать. Торговать по-настоящему не надо!

– Это как?

– Ты приоденешься, накрасишься, выйдешь на улицу, снимешь какого-нибудь простака, приведёшь его в комнату, а тут я на пороге: ты почём, гад, мою женщину обижаешь, тюк ему по башке, деньги забираем, его на улицу выставляем. Вот. Как тебе план?

– Здорово! – обрадовался Ваня.

– Фиговый, – буркнула я, стараясь справиться с накатывающим волнами раздражением.

– Да, – удивился гном, – а что не нравится?

– Все! Все мне не нравится, – заорала я, – не нравится слово «снимать», слово «приведёшь в комнату», и больше всего слово «тюк». Может, ты его так тюкнешь, что мы на улицу будем выставлять не обманутого дурака, а его труп. И что? Мало того, что потеряли Анука, так ещё и человека убили?!

– А девонька правду бачит, – снова подал голос Иван.

– Ну, может у тебя есть план лучше, – разозлился гном, – а я только это могу предложить. Не нравится, придумывайте сами!

Мы замолчали. А ведь это не такой уж и плохой план, вдруг подумала я. В конце концов, меня здесь страхует и Ваня, и Пан. Когда мы с Юрчиком людей обманывали, там была одна надежда на быстрые ноги. После того случая свою бессмертную душу я всё равно покрыла грехом, а одним больше одним меньше – на Страшном суде рассчитаемся.

– Хорошо, – сквозь зубы прошипела я, – ну, если кто узнает, что я девку из себя строила, убью!

Гном просиял:

– Вот и ладненько, поехали к Эллиадочке.

Дом терпимости название имел поэтичное «Райское блаженство», находился он на маленькой грязной улице в обшарпанном двухэтажном здании. Некогда яркий зелёный фасад облупился, оконные рамы, серые от пыли, обрамляли грязные стекла. Над входом вывеска с витиевато начертанным названием, на крыльце кадки с пальмами. Дом казался постаревшей, но отчаянно молодящейся дамой, под слоем грима тщательно прячущей морщины.

Бордель подмочил свою репутацию несколько месяцев назад, когда в одной из спален умер от сердечного приступа любвеобильный Советник городской Думы. Богатые клиенты посчитали, что на «Райское блаженство» наслали порчу, и популярность дома стала падать с каждым днём. Из целого выводка «ночных бабочек» в доме терпимости осталось только шесть девушек, остальные разлетелись в разные стороны, помахивая яркими лёгкими крылышками. Скоро притон обещался стать простым воспоминанием и сладкой грёзой побывавших здесь клиентов. Особенно яро об этом молились монахини из соседней с домом терпимости воскресной школы.

Надо сказать, работа в последнее время дохода приносила мало, любой клиент принимался, как родной. Девушки, настоящие профессионалки с цепкостью чистокровных цыганок, вылавливали на улице зазевавшихся мужчин и так ловко их одурачивали, что несчастные приходили в себя только, когда стояли на пороге борделя часа этак через три без гроша в кармане.

Ещё одним бичом этого заведения являлось игристое вино на розовой воде «Неописуемое блаженство». Вино отвратительного качества делалось по специальному заказу хозяйки заведения, воняло так, словно вы только что сжевали цветок розы, и вкус имело преотвратительный. Все девицы ненавидели это пойло, и все, как одна, пили его в любое время суток вместе с клиентами, потому как имели хороший процент с каждой проданной бутылки.

Сестру Пана звали Эллиада – полная, некрасивая гномка с огромной родинкой над верхней заячьей губой. Она окинула меня профессиональным взглядом, как наездник скаковую лошадь, и пожала плечами, оценивая мои шансы отрицательным числом. Рассказывать о своих истинных намерениях мы ей, конечно, не стали, прекрасно осознавая, что хозяйка не потерпит разбоя в своём маленьком королевстве. Пан придумал совершенно удивительную историю о том, что я решила раздобыть денег, продав моё хрупкое неразвитое тело любвеобильному клиенту. На мои возмущённые взгляды во время рассказа Пантелей внимания не обращал, к тому же старую гномку уж ничем нельзя было удивить. «На панель, значит, на панель, лишь бы за комнату заплатили сполна». Эллиада поцокала языком, глядя на меня, а потом махнула холёной рукой и крикнула: «Девочки, сделайте из неё человека!»

На её крик вышли весьма живописно одетые девушки. «Девочки» накинулись на меня, как стая голодных волков на молочного ягнёнка, и я уже не понимала, как оказалась на лестнице, ведущей на второй этаж. Они что-то щебетали о краске для ресниц и губ, но главное, я услышала волшебное слово «горячая ванна» и моментально расслабилась.

Через полчаса я стояла перед зеркалом и не могла узнать в отражающемся чудовище себя. Мои тонкие губки превратились в пухлый ярко-красный рот, веки, намазанные синей краской для глаз, едва открывались, кожа приобрела нежно персиковый оттенок, какой я не имела, даже когда загорала. Нарядили меня в чудной корсет, поверх него натянули ярко-красное платье из довольно неплохого шелка, а завершали картину туфли на высоком каблуке, поднявшие меня на двадцать сантиметров над полом, отчего мне казалось, будто я не иду, а лечу. Последним штрихом был пшик из пульверизатора духами прямо мне в открытый от изумления рот.

Кашляя и чертыхаясь, на негнущихся ногах, держась двумя руками за перила, я бочком спустилась по лестнице. Пантелей с Иваном вытаращились на меня с отвисшими челюстями, пытаясь узнать в ковыляющем уродце их наперсницу.

– Чего уставились? – рявкнула я. – Спуститься помогите!

– Отлично выглядишь, – с трудом очухавшись от шока, выдавил из себя Ваня.

– Помолчал бы уж! – огрызнулась я. – Знала бы, никогда в эту афёру не ввязалась, лучше с Юрчиком по улицам бегать!

– Ты о чём? – не понял Пан.

– Ни о чём, – я с трудом доковыляла до кресла и, буквально, упала в него. – Пантелей, я вся во внимании.

Гном никак не мог придти в себя, хлопал белесыми ресницами и беззвучно открывал рот, как рыба выброшенная на берег.

– По-моему, Эллиадка, твои девочки перестарались, – наконец, изрёк он.

– А, по-моему, она выглядит на сто золотых! – ощетинилась сестра.

– Выгляжу я, как дура! – разозлилась я. – Да, меня мама родная в этом наряде не узнала бы!

Эллиада фыркнула и удалилась в другую комнату.

Пойдём осваивать старейшую профессию! А ты, – я повернулась к гному, – только з-Ладно, чего делать надо? – обратилась я к Пану.

– Значит так, – начал гном, – сейчас мы проводим тебя до соседней улицы. Ванятка будет подстраховывать в подворотне, на всякий случай. Ты встанешь у какого-нибудь фонаря и начнёшь строить глазки проходящим мимо мужчинам. Выберешь из них того, кто поприличнее и похилее и приведёшь сюда, а дальше по обстановке. Все понятно?

– Значит так, – начала я загибать пальцы, – «строить глазки» – поняла, «похилее» – поняла, но это твоё «по обстановке» мне совсем не понятно! Что это значит?

– Импровизируй, станцуй там, погладь его где-нибудь… – Пан осёкся, наткнувшись на мой разъярённый взгляд.

– Где? – прошипела я. – Где мне его погладить? Может быть, мне ещё и платье снять?

– Не возбраняется, – кивнул гном.

– Да, пошёл ты в баню!

Я встала и скомандовала:

– Иван, за мной абудь ввалиться в комнату вовремя! Пришибу!

Высокие каблуки казались пыточным средством, идти на них было неудобно и больно, колени не разгибались, а ступни горели, как в огне. Люди смотрели на меня с явным неодобрением, скорее всего, «этим» в такое время суток никто не занимался. К моему облегчению на другой стороне улицы я увидела ярко одетую девушку, приняла её за коллегу и даже посочувствовала про себя горькой доли несчастной, но та уселась в шикарную карету и с недовольным лицом что-то сказала кучеру, тот подобострастно кивнул, а у меня моментально испарились все тёплые чувства к ней. Я постаралась распрямить плечики и завиляла бёдрами, в результате чего чуть не потеряла равновесие, подвернула ногу и едва не рухнула на брусчатку, покрывая весь мир трехэтажным матом.

Ванечка плёлся следом, изредка поскуливая:

– Ну, Ась, ну стой уже здесь, глянь, какая хорошая подворотня, меня здесь никто не увидит.

– Зато мне здесь столб не нравится, – отвечала я, – не принесёт он нам денежного клиента.

– Ну, а этот тебе, чем плох? – опять канючил он.

Наконец, я поняла, что если сделаю в этих колодках ещё хотя бы шаг, то упаду, и остановилась, едва не обнимая дерево.

– Все, Вань, прячься!

Я встала, скромно потупив глазки, чувствуя себя полной и круглой, как бублик, дурой. Мимо проходили мужчины, никак не реагирующие на моё присутствие. Тогда я решила поменять тактику. Упёрла руки в бока, прислонила одну ногу к столбу и энергично захлопала ресницами. Эффект от моих стараний получился нулевой: мужчины шли мимо, а с ресниц осыпалась вся тушь. Я уже пригорюнилась, как за моей спиной раздался надтреснутый бас:

– Сколько?

Передо мной возник гном в грязной тельняшке и стоптанных башмаках, один глаз оказался перевязан чёрной повязкой, а на руке красовалась татуировка в виде русалки. Я решила, что одного гнома в лице Пана мне хватает под завязку, и демонстративно отвернулась. Прошло два часа, я отшила ещё пятерых клиентов: у одних мне лицо не нравилось, у других было денег маловато. Я заскучала. Ноги отваливались, в желудке заурчало. «Не очень-то это интересно», – подумала я.

– Сколько? – послышалось рядом.

Я повернула голову, и сердце пропустило один удар. Передо мной стоял даниец, я это поняла каким-то шестым чувством. Красивый молодой человек лет двадцати шести, с тёмными волосами и пронзительными фиолетовыми глазами, очень похожими на глаза Анука. У меня заныло под ложечкой.

– А у меня сегодня в первый раз, – выпалила я, хлопая ресницами.

– Ну, пойдём.

– Куда?

– К тебе! – заявил он.

– Зачем? – не поняла я.

– А зачем ты здесь стоишь? – разозлился парень.

– Загораю! – начала свирепеть я. Если я приведу этого товарища в номер, он прибьёт и меня, и Пана, и Ваню, и ещё сам отнимет наш последний медяк.

– Не пойду!

– Двадцать золотых

– Мало, – я едва не обалдела от собственных слов.

– Сорок.

– Мало, – моя совесть начала давать позывные, что моё тощенькое тело не стоит таких деньжищ.

– Шестьдесят.

– Мало, – совесть заорала: «Побойся бога, да это денежный мешок».

– Слушай, – не вытерпел он, – я тебе предлагаю шестьдесят золотых, а ты отказываешься?

– Да.

– Но почему?

– Я боюсь.

Парень вроде удивился и коротко кивнул:

– Сто.

– Идёт! – заорал Ваня из подворотни.

– А это кто? – вытаращился парень.

– Охранник.

– А-а-а, ну-ну. И что, помогает?

– Помогает, – разозлилась я, – каждый раз стоит в подворотне и орёт, клиентов распугивает! Ну, так ты идёшь?

Мы побрели к «Райскому блаженству». Ноги налились свинцом и отказывались шевелиться. Оступившись, я схватила парня под руку, и больше не отпускала, со злорадством повиснув на нём всем телом.

Зайдя в здание, я заметила, что на первом этаже никого не было, но семь пар глаз обитательниц дома, прятавшихся за портьерами, буравили мне спину.

– На второй этаж, – скомандовала я. Мы поднялись и зашли в комнату, что делать дальше я не знала. Теперь, наверное, я должна протянуть время, дожидаясь Пана. «Клиент» завалился на белую простыню на огромной кровати со спинкой в виде большого красного сердца, скрестил ноги, обутые в грязные сапоги, и недобро усмехнулся:

– Чего смотришь? Зарабатывай свои деньги. Кстати, в Краснодоле самая дорогая женщина стоит пятьдесят золотых, так что тебе придётся очень постараться.

Я почувствовала, как ладони вспотели, щеки залил румянец, а во рту пересохло. Самое время появиться Пану.

– А что часто пользовался услугами? – поинтересовалась я, стараясь протянуть время.

– Танцуй.

– Что? – опешила я. – Может, давай, я тебе спою, у меня это лучше получается.

– Нет, танцуй и раздевайся, – потребовал парень.

– Ладно, – я тоненько захихикала, – только туфли сниму.

– Ну, уж нет, на шпильках.

«Вот, урод, – подумала я, пытаясь танцевать, получалось как всегда плохо. – Где этот проклятый гном?»

Я стала усердно крутить бёдрами, поднимать ноги и приседать, выделывая премудрые гимнастические упражнения. Парень не выдержал:

– Ты танцуешь, как маршируешь!

«А что же ты хотел? – зло подумала я. – Я же предупреждала!» Именно в момент моего окончательно провала в комнату ввалился запыхавшийся раскрасневшийся Пан. Виват, я спасена!

– Как ты смеешь, подонок, прикасаться к моей женщине? – заорал он заранее выученный текст, но, увидев моего спутника, вдруг мелко затрясся, и пролепетал: – Ой, здравствуй, здравствуй, давно не виделись.

– Привет, Пантелей, – криво усмехнулся парень, вставая с кровати. – Все разбойничаешь?

Я переводила взгляд с сильно побледневшего гнома на довольного парня. В голове не укладывалось, что из всех многочисленных мужчин я выбрала приятеля гнома.

– Ты его знаешь? – я остановила взгляд на Пантелее, тот виновато молчал. – Так ты знаешь этого проходимца?!

Пан закивал. Что и следовало ожидать! С самого начала это был глупый план, приведший к глупейшему окончанию.

– Ну, и где ты был? Куда пропал? Когда ты вернёшь мне мои золотые? – дружелюбно поинтересовался парень.

– Лео, – фальшиво улыбнулся гном, – у меня проблемы с деньгами.

– Ты что ему деньги должен? – ужаснулась я. Все ещё хуже – я подобрала на улице не приятеля Пана, а его кредитора.

– Сто золотых, – подтвердил парень.

– Сто золотых! Ты что, ему их проиграл?

– Какая разница, – широко усмехнулся Лео, – Пантелей, я, пожалуй, возьму твою женщину на этот вечер, она отработает твои деньги…

– Что?! – заорала я, перебивая его. – Ты, что, придурок, действительно принимаешь меня за девку? Да мы тебя обуть хотели, Пан, скажи ему.

Гном затрясся ещё сильнее:

– Ну, э-э-э, Асенька, ты понимаешь?

– Что понимаю?! Я все понимаю! Подонки!

– А-а-ася, – просиял Лео. – Пан, иди, а девушка остаётся. Ты же не хочешь, чтобы мы обратились к стражам. Они тебя уже давно ищут, твои портреты совсем недавно сняли с досок Краснодола.

Я не верила своим ушам.

– Ну, уж нет, без меня! – я повернулась на каблуках и попыталась уйти. Парень схватил меня за руку:

– Куда ты пошаркала?

– Я пошаркала? – от гнева моё лицо пошло красными пятнами, секунду я помолчала, а потом, что было силы ткнула кулаком по направлению лица Лео. Удар пришёлся в скулу. От неожиданности парень пошатнулся, споткнулся о маленькую табуретку, рухнул на пол, ударившись со всего размаху затылком об угол кровати и замер.

– Вот тебе! – я, было, прошествовала около застывшего от удивления гнома, а потом вернулась и, содрав с пояса у парня кошель, довольно произнесла, – Я заслужила за маскарад, каблуки и танец.

Парень застонал и начал приходить в себя, не долго думая, я со всего размаха ударила его ногой в живот.

Пан стоял, разинув рот.

– Ну, чего уставился, стервец, смываемся, – хмуро скомандовала я. Мы выскочили на лестницу, и я провернула ключ в замке. Дверь, конечно, преграда не большая, но даниец всё равно потеряет время, пока очухается и выбьет её.

Мы спустились по лестнице. На ходу стягивая неудобные туфли, я заорала:

– Ваня, уходим.

Внизу собрались все «девочки» во главе с «мамашей», я достала из украденного кошелька десять золотых и положила на стол.

– Девочки, займитесь им кто-нибудь, а то клиент остался недоволен, – и, натянув свои ботинки, вышла на улицу.

Мы отужинали в маленькой таверне, примыкающей к дешёвой гостинице. Я тщательно следила за тем, чтобы Ванятка не принял ни грамма крепкой, но стоило мне отвернуться, как адепт опьянел. Я так и не смогла понять, откуда он взял спиртное, гном на мои расспросы только пожал плечами и продолжал меланхолично жевать. Когда Ваня окончательно окосел, нам пришлось, поддерживая его под белы рученьки, увести в снятую комнату. Где он мёртвым грузом рухнул на кровать и моментально захрапел.

Мы же с гномом отправились искать Анука. На город опускались сумерки, но Краснодол только просыпался. На ярко освещённых улицах начиналась ночная жизнь, одетые в умопомрачительные, сказочные наряды люди заполнили улицы. Заполнились посетителями многочисленные таверны и пивнушки, засветились разноцветными огнями двери игорных домов.

Рядом с входом в шикарную таверну «Данийя» постелили красную ковровую дорожку, сюда подъезжали дорогие, изукрашенные золотом кареты. Дамы в пышных кружевных нарядах и кавалеры во фраках, все лица казались смутно знакомыми по газетным листкам; приезжающие широко улыбались толпящейся за оцеплением из стражей публике и с особым шиком входили в таверну. Тут перед ковровой дорожкой остановилась ярко-красная с жёлтыми полосками карета, дверца открылась, и на свет божий вылезли мои давние знакомые. Четыре красавца «Весёлые баяны» с гномом-импресарио, одетым в красный с жёлтыми полосками камзол, несомненно, сочетающимся с расцветкой кареты.

– Ты посмотри, – ткнула я пальцем в певцов, – а я их знаю!

Гном посмотрел на меня, как на слабоумную:

– Кто же их не знает?

– Да, но не каждый вместе с ними по дворам от диких поклонниц убегал, – усмехнулась я.

Мы обошли визжащую от восторга толпу и продолжили поиски. Я точно знала, куда идти – каждую секунду плачь ребёнка, звучавший в моей душе, становился громче, и я понимала, что Анук где-то совсем близко.

– Пан, а ты всегда был наёмником? – вдруг спросила я, стараясь разговором заглушить раздирающие сердце всхлипы.

Гном моему вопросу не удивился, только пожал плечами:

– Нет, у меня когда-то были и дом, и семья, – я удивлённо посмотрела на него. – Да, – усмехнулся Пантелей, – жена и дочка. Мы жили на нейтральной земле, между Словенией и Солнечной Данийей.

– И что случилось?

– Ничего. Жена ушла, дочь повзрослела, вышла замуж и теперь не знается, я и пошёл в наёмники. Теперь вот брожу без рода и племени. Знаешь, – продолжал задумчиво Пан, – работа наёмником даже интересна в некотором смысле, я всю Словению и Данийю изъездил, но запомни, Ася, как молитву: «Каждый раз, после работы, наёмник должен возвращаться домой, только тогда ему есть что беречь!»

– У меня нет своего дома, – я усмехнулась и пожала плечами, – мой дом отошёл со смертью отца к Совету.

Пан насторожился и начал внимательно слушать мои откровения.

– Он всю свою жизнь пил и умер, как собака. Утонул в проруби.

– А твоя мать? Ты о ней что-нибудь знаешь, – гном уже не скрывал своего интереса.

– Только то, что она умерла при моем рождении, – я замолчала. Никогда эти воспоминания мне не причиняли боль, а сейчас было больно и хотелось плакать. Вероятно, гном действительно прав: каждый наёмник должен возвращаться туда, где тебя ждут, любят и не задают вопросов. Мне не задают вопросов, просто их некому задавать.

– Случилась одна история лет двадцать назад в Стольном граде, – вдруг начал Пан, переведя тему разговора. – В Словению приезжала данийская делегация, возглавлял её Ануш Фатиа, это отец Арвиля Фатиа, сегодняшнего Властителя провинций Фатии, Бетлау и Перекрёстка Семи Путей. В делегации той была Амели Бертлау, дочь Властителя Бертлау, кстати, последнего Властителя этой провинции, с тех пор в их роду один только Наследник родился.

– И того сейчас похитили, – подсказала я.

– Так вот эта самая Амели, худышка неприметная, на месте сидеть не могла, все время из Бертлау убегала, её и выловила делегация где-то между Бурундией и Московией. Ануш так хотел вернуть её в Данийю к отцу, что глаз с неё не сводил, а та, действительно, как-то успокоилась, никуда не рвалась, все время на виду. Через пару недель делегация собралась обратно в Солнечную Данийю, а Амели нет. Кинулись искать, а она, оказывается, сбежала с адептом Совета Магов Словении.

Что тут началось! Дым стоял коромыслом до небес, Ануш Фатиа обещал забыть про «Пакт» и разнести весь Стольный град с Московией вкупе, если беглянку не вернут, а змея соблазнившего её не отошлют не каторгу. Амели не вернулась, адепта выгнали со службы, а делегация уехала в Данийю. С тех самых пор от Амели Бертлау, наследной Наследница провинции Бертлау все отвернулись, данийцы её отказывались принять обратно, люди принять чистокровную Властительницу.

Я так заинтересовалась историей, что даже не заметила, как Пан замолчал.

– И что было дальше? – нетерпеливо спросила я. Гном подозрительно осматривался вокруг:

– Ась, ты мальчишку чувствуешь?

Я прикрыла глаза, плач становился все громче.

– Да, он где-то рядом. Так что случилось потом?

– Не знаю, – пожал плечами Пан. – Поговаривают, она ребёнка родила и умерла.

– А ребёнок жив? – не отставала я.

– Ты лучше Анука ищи! – вдруг разозлился гном.

– И все же?

– Жив, ещё как жив, как выяснилось совсем недавно. Только об этом знал узкий круг приближённых к Магистру Ануфрию, а данийцы даже и не подозревают об этом, – слова звучали зловеще и как-то очень двусмысленно, у меня по спине побежали мурашки, словно я узнала какую-то страшную тайну. И тут что-то кольнуло у меня внутри, плач оглушил, боль сковала все тело. Я схватила Пана за рукав, с трудом удержавшись на ногах. В тёмном переулке мелькнул образ Анука, он появился на долю секунды и также быстро растворился в воздухе.

– Он здесь, – прошептала я осипшим вмиг голосом.

– Кто?

– Наследник!

– Где? – я махнула рукой в залёгшую темноту маленького переулка.

Не сговариваясь, мы кинулась туда.

– Где? – кричал на бегу Пан. – Я ничего не вижу!

– Здесь, здесь, здесь! – повторяла, как заведённая, я.

Мы бежали между двух бесконечно длинных кирпичных стен, словно попали в какой-то лабиринт и пытались найти выход. Ни окон, ни дверь, одни красные, выложенные в высокие голые стены кирпичи. Я остановилась и посмотрела вокруг. «Что-то здесь не так!» Я почувствовала нежный, едва уловимый запах колдовства, сладость жасмина щекотала ноздри. Я дотронулась до холодной стены, нежно провела по ней горячей ладонью, ощущая шероховатость камней. Морок, искусно наведённый морок. Я со всей силы ударила кулаком по камням. Внезапно, картинка из красных кирпичей начала осыпаться крохотными кусочками мозаики. Я отпрянула, мы стояли рядом со свежевыкрашенным нежно голубой краской боком высокого здания. Прямо над нашими головами светились огромные окна. Мы дошли до конца стены и упёрлись в парадный вход, высокие ступени были застелены красным ковром, перед дверьми два лакея в голубых фраках и белых париках.

– Он здесь, – убеждённо кивнула я в сторону дома.

– Мы не можем туда идти, – возразил гном. – Без мага нам туда просто не пробраться, надо для начала разбудить Ваню.

Я почувствовала, как на меня накатила волна глухой злобы:

– Ваня сейчас не может колдовать! – рявкнула я. – Он в невменяемом состоянии, это первое. Второе, поверь, мы не сможем найти этот дом снова, не поможет даже Ванино заклинание. Я иду сейчас. Мой мальчик зовёт меня!

– Он не твой мальчик! – вдруг заорал гном. – Он данийский Наследник провинции Бертлау! Он забудет про тебя через пять минут, как попадёт к своим, а ты головой рискуешь!

– Да, пошёл ты! – буркнула я. Мы буравили друг друга ненавидящими взглядами.

– Прислуга должна быть у чёрного входа! – раздался возмущённый возглас. Я подскочила на месте и резко повернулась, прямо перед нами стоял страж. Совсем молодой мальчишка, над верхней губой только пробивались тонкие ещё полупрозрачные волоски.

Я бросила на Пана злорадный взгляд и тоненько ответила:

– Мы заблудились.

– Пойдём, – прогудел мальчишка ломающимся юношеским голосом, – провожу, а то Пётр увидит и нам всем не поздоровится!

Мы двинулись куда-то за угол дома. Гном от отчаянья плюнул и поплёлся следом. Рядом с чёрным входом стояли навьюченные мешками и корзинами повозки, вокруг суетились работники, разгружая мешки с мукой и перетаскивая их в подвал, куда вела тёмная каменная лестница с высокими ступенями. Я улыбнулась провожатому и смело вошла в дом.

На нас с Паном никто не обратил внимания, по огромному коридору, освещённому дешёвыми восковыми свечами, мельтешили девушки-служанки в чёрных отглаженных платьях и белоснежных передниках. Вначале происходящее мне показалось хаосом, но потом я заметила, строгую закономерность: девушки с огромными подносами, нагруженные бокалами, входили в одну высокую дверь, а другие с цветами и вазами в другую.

Мы в растерянности стояли на пороге, стараясь никому не попасться под ноги.

– Есть какие-нибудь идеи? – злорадно поинтересовался гном.

К нам подошёл мужчина в бордовой бархатной ливрее с узким лицом землистого цвета и острыми влажными глазами. Его взгляд пробирал до костей, а сам дворецкий казался холодным и скользким, как рыба.

– Вы кто? – спросил он, в голосе просквозила неприкрытая неприязнь, словно он увидел муху, плавающую в его тарелке с супом, и теперь брезгливо гадает: доедать ли варево.

– Мы? – я почувствовала, как у меня вспотели ладони, в этот момент к нам подбежала толстушка с круглыми румяными щёчками.

– Вы от Марии? – не сказала, а пропела она.

– Да, – не долго думая, соврал Пан.

– Пётр, – обратилась она к тощему, – это ко мне. Девушка заменяет свою подругу, и будет прислуживать за столом, а молодой человек, – она внимательно посмотрела на гнома, которого и в лучшие времена вряд ли можно было назвать «молодым», – будет помогать на кухне с корзинами и мешками.

Не дав вымолвить Петру и слова, она схватила меня за руку и потащила по длинному узкому коридору, весело щебеча:

– Этот Пётр старший дворецкий, поэтому такой противный, что просто жуть. Мы все его терпеть не можем. Не переживайте, я специально наврала про Марию, – я едва не поперхнулась, – я знаю, что вы ищете работу, сюда так часто заходят на случайные заработки. Меня зовут Елена, – добавила она, открывая всем телом тяжёлую высокую дверь. Меня ослепил свет тысяч свечей, я заморгала, глаза заслезились.

– Меня Ольга, а его, – я кинула взгляд на гнома, кроме как Пантелей, я и не знала, как его назвать, – Пантелейка.

Гном бросил на меня полный недовольства взгляд, но промолчал.

Мы стояли в огромной зале. Высокие окна с подвязанными воздушными занавесками отражали суетящийся народ, начищенные до блеска, и потому скользкие, паркетные полы, стены обиты золотой тканью. Гул голосов смешивался в голове с запахом роз, расставленных в вазах по всем залу. Длинный стол, застеленный белоснежной скатертью, поблёскивал расставленным хрусталём.

– Ольга, будешь прислуживать у стола, – я поспешно кивнула. – Пантелейка, тебе на кухню мешки таскать.

Гном хмуро отвернулся, встретив предложение ледяным молчанием.

– Пойдём, я тебе выдам форму, – без продыха продолжала болтушка, – вернёшь по окончании вечера, потом получишь деньги.

Она говорила быстро, в полголоса, чтобы её услышать, приходилось напрягаться, кроме того, мы все время куда-то двигались. Толстушка открыла дверь, и мы оказались на кухне. Огромные, дышащие жаром плиты, высокие кастрюли со стоящим столбом паром, суетливое анархическое царство, с десятком безусых поварят, и посреди этого хаоса возвышался худой, как щепка, повар с длинными чёрными усами-стрелочками.

– Мосье Обожрун, – прошептала Елена, – наш шеф-повар! Добрейшей души человек!

Она с умилением посмотрела на него. В это время добрейшей души человек размахнулся посильнее половником и опустил его на голову провинившегося поварёнка, несчастный едва не ушёл гвоздём в пол.

Пану было велено оставаться на кухне, он судорожно схватил меня за руку.

– Ты чувствуешь ребёнка?

Я кивнула:

– Он где-то в доме.

Форма, которую мне выделили, болталась на мне, как на вешалке, рукава пришлось подогнуть, а завязки фартука обмотать два раза вокруг талии. Елена проводила меня обратно в банкетную залу, не останавливаясь ни на мгновение, она вручила мне огромную вазу с сиренью и ткнула пальцем куда поставить. У меня в висках стучала кровь, меня, словно, оглушили – Анук здесь, стоит протянуть руку и можно дотронуться до него. Ко мне подскочила какая-то девушка с маленьким подносом со стаканом воды и баночкой с белым порошком.

– Нанятая? – я неуверенно кивнула. Ко мне в руки моментально перекочевал поднос. – Отнеси наверх к молодой хозяйке, – велела она, развернулась и, очевидно, собралась исчезнуть в толпе.

– А куда нести-то? – девушка посмотрела на меня, как на слабоумную.

– На второй этаж.

Вот он мой шанс! От волнения меня затрясло, и задёргалась щека, на подносе затрясся стакан, по чёрной глянцевой поверхности расплескалась вода. Надо было взять в себя в руки. Я три раза глубоко вздохнула, руки дрожать перестали, зато стали ватными ноги, а в желудке загорелось адское пламя. Я выползла в холл и сразу столкнулась с Петром, он смотрел на меня своими мёртвыми рыбьими глазами.

– Мне бы хозяйке порошки отнести, – я бросила выразительный взгляд на поднос в своих руках.

– Второй этаж, розовая дверь, – фыркнул дворецкий, – кстати, не хозяйка, а Прасковья Ивановна.

Я поднялась по широкой мраморной лестнице наверх. Весь коридор был завален цветами, удушающий запах роз и лилий смешался с запахом тушёного мяса, распространяющегося из кухни на весь дом. Обитая розовым бархатом, дверь кричала роскошью и отсутствием вкуса. Я осторожно постучалась.

– Войдите! – послышался из комнаты высокий резкий голос.

Я тихо приоткрыла дверь и прошмыгнула в спальню. Перед глазами все плыло от ощущения, что Наследник где-то рядом. Я слышала, как он дышит, вдох-выдох-вдох, его осторожные шаги. Каждое движение давалось мне с трудом, тело стало чужим, и само по себе хотело бежать туда, где слышатся тихие детские вздохи.

Комната оказалась огромной, посреди на возвышении стояла большая кровать с балдахином, изящный столик ручной работы с маленьким круглым зеркальцем завален баночками. В спальне витал удушающий запах ненавистной розовой воды, и у меня сразу разболелась голова. Мне стало душно, по спине, прочерчивая дорожку от лопаток до поясницы, поползли ручейки пота.

В комнате везде были раскиданы платья всех цветов радуги. Посреди этого безобразия в одном пеньюаре стоял белокурый ангел и рассматривал меня огромными голубыми глазами. Она была маленькой фарфоровой статуэткой, хрупкой и прелестной, но с колючим недовольным взглядом.

– Ты лекарство принесла? – рявкнул ангел грубым, прокуренным голосом.

Я кивнула и протянула поднос. Девушка не сдвинулась с места.

– Неси сюда свою отраву!

Я осторожно подошла к хозяйке, глядя на подрагивающий на подносе стакан. Шаг, и комнату огласил дикий визг; маленькая собачка с розовой шерстью отскочила от меня, а потом со скоростью молнии подбежала и впилась крепкими острыми клыками в мою лодыжку. Я заорала и уронила поднос, тот прихлопнул собачку, от неожиданности животное расслабило хватку и с тихим повизгиванием спряталось под кровать. Справившись с мелким чудовищем, я посмотрела на ангела, вместо святого лика передо мной стояло чудовище покрупнее.

– Ты бродяжка безрукая! – она начала наступать на меня, я отходила назад. В какой-то момент моя нога скользнула по гладкому шёлку, в беспорядке разбросанному по полу, я не удержала равновесие и мягко села на пол, судорожно взмахнув руками; в воздухе мелькнули маленькие звёздочки.

Девушка заметила их и застыла.

– Как ты меня нашла? – угрожающе прорычала она, почему-то мне показалось, что у неё за рядом белых ровных зубов прячется змеиное жало, а зрачки-точки вот-вот станут вертикальными. – Ты за Наследником пришла! – она обличительно ткнула в меня пальцем.

Я некоторое время рассматривала подпиленный розовый ноготок, потом решила, что хватит строить из себя овечку, резко встала на ноги, потеснив ненормальную, и молча кивнула:

– Ты сможешь мне помешать забрать его?

От такой наглости у девицы отвисла челюсть, её лицо на глазах наливалось бордовым цветом, она несколько раз судорожно вздохнула, а потом заголосила, что есть мочи:

– Охрана!

– Ну, я пойду, – «хорошего помаленечку, пора и честь знать»

– Стой, Аська Вехрова, я тебя узнала! – продолжала голосить та.

Она железной хваткой вцепилась в мою руку тонкими пальцами. Я начала вырываться, в это время в комнату влетела перепуганная до смерти Елена.

– Ленка, дура! – завизжала Прасковья, брызжа мне в лицо слюной и пытаясь меня удержать. – Ты впустила в дом ведьму данийскую?

– Данийскую?! – взревели мы с Еленой в два голоса.

Толстушка моментально оценила ситуацию, глаза у неё покруглели, она сделала великолепный разворот и мягко осела в дверях в глубоком обмороке, широко раскинув руки. Ангел зело удивился такому пассажу и на секунду ослабил мёртвую хватку. Воспользовавшись этим, я вырвалась и кинулась вон из комнаты, но споткнулась о недвижимое тело служанки, приземлилась на пузо, проехала по скользкому паркету и ударилась головой о ножку крохотного столика, увенчанного старинной вазой. Перед глазами закружились звёздочки, а потом ваза накрыла меня сверху, обдав фонтаном из роз и застоявшейся воды. По коридору, заглушая аромат цветов, разнёсся гнилостный запах протухшей воды. Не покалечусь, так задохнусь!

Ангел захохотал жутким голосом. «Нет, положительно, у неё не все дома!»

Я из последних сил вскочила на ноги, Прасковья кинулась за мной, в азарте позабыв про изображающую обморок Елену, подобно птице Парашка пролетела пару сажень и схватилась за подол моего платья; тот жалобно затрещал, оторвался и упал к моим ногам. Я попыталась бежать дальше, но ноги запутались в оторванной тряпке, и я опять с грохотом рухнула на пушистый ковёр, ловко лягнув Прасковью.

– Не уйдёшь! – прошипела девушка, хватая меня за волосы.

– Отпусти! – заорала я, пытаясь ударить её локтем.

Но Прасковья не отпускала, больно тянула меня за косу и пыталась подняться. Я перевернулась на спину и ткнула ей кулаком в нос. От боли девушка взвыла и отпустила мои космы, я попыталась встать, но та быстро пришла в себя и сделала мне точную подсечку под колени. Я упала обратно на пол и потянула за собой противницу, вцепившись в трещащий по швам пеньюар. Мы катались по полу, царапаясь и кусаясь, как две дикие кошки, сбивая вазы с цветами и хрупкие старинные столики со статуэтками. Незаметно мы докатились до лестницы; Парашка уселась на меня сверху и попыталась удушить, вцепившись тонкими пальцами с острыми ноготками в мою тонкую шейку. В этот момент она подняла голову и застыла, холл был полон все прибывающим народом. Сейчас они с ехидным любопытством, которым обладают только истинные аристократы, следили за потасовкой. Я быстро представила, как завтра во всех высокородных салонах и гостиных города будут обсуждать «сумасшедшую Парашку». Девушка подумала то же самое, потому как тоненько захихикала и попыталась встать. Но не тут-то было: я со всей силой, на которую была способна, пнула ногой по её подтянутой филейной части. Ангел выругался матом, как матрос, и полетел головой вперёд вниз по лестнице. То, что было отражено на лицах гостей в тот момент, описать было невозможно, они кивали на каждый удар о ступеньку и легко ахали. Прасковья орала, как чокнутая, и звала стражу, только добры молодцы, удивлённые непривычным видом хозяйки застыли на месте. Я вскочила на ноги и заголосила:

– Па-а-ан!

Тут у меня закружилась голова, и чувство, что Анук совсем рядом захлестнуло с такой силой, что я согнулась пополам, словно получила удар в солнечное сплетение и жадно хватала воздух открытым ртом. Он был наверху, здесь, он услышал крики, но не мог выйти из комнаты. Я развернулась и кинулась вверх по лестнице. Пока Пётр помогал встать больше униженной и оскорблённой, нежели побитой и потрёпанной Прасковье, она визжала:

– Девку держите, идиоты! Она за ребёнком пришла!

Пётр бросился за мной по лестнице, за ним доблестная охрана, но не тут-то было: я летела, как ласточка, перепрыгивая ступеньки, а дыхание опасности в спину придавало темпа. Я увидела тёмной коридор. «Анук где-то здесь!»

Я повернулась, на площадке лестницы застыла охрана, боясь подойти ко мне. Я хотела задорно улыбнуться, но не могла, словно что-то сковало все мышцы лица, получился жуткий звериный полуоскал. Дверь, за которой был Анук, оказалась заперта, я легко её толкнула и осознала, что она не сорвалась с петель, а развалилась в щепки.

Мальчик сидел на ковре совершенно один, в неярком цвете керосиновой лампы блестели чёрные глаза-лужицы. Он смотрел на меня, испуганный зверёныш, крепко сжимающий кулачки и готовый защищаться. Узнавание пришло в один миг:

– Мама!

Через секунду я уже подхватила его на руки. Какое это было блаженство прижимать его маленькое хрупкое тельце к своей груди, ощущать тонкие косточки под своими пальцами, жаркое тепло, стук сердца, ручонки на своей шее! Я глубоко вдохнула его сладкий детский запах, и погладила узкую спинку. Анук прижимался ко мне всем телом, как котёнок; я почувствовала, как лёгкая струйка энергии уходит у меня из груди.

– Отдай ребёнка! – услышала я голос Прасковьи, стоявшей в дверном проёме.

Я развернулась, резко вскинула голову, и внезапно почувствовала, как волна ярости красной пеленой застилает глаза. Из груди едва не вырвался звериный рык: да, как она ПОСМЕЛА?!

– А ты забери, тварь!

Уж не знаю, что увидели мои преследователи, но они явно испугались. Молодые стражи шарахнулись в стороны, а Пётр со странным стоном рухнул на пол. Прасковья побледнела.

– Я сказала тебе: попробуй – забери! – прорычала я и спокойно пошла к двери.

Молодцы сбились в кучку в глубине коридора, с животным ужасом поглядывая в мою сторону. Хозяйка дома осталась стоять, казалось, она не могла сделать ни шагу, её трясло, а на лбу появилась испарина.

– Откуда ты меня знаешь? – прошипела я в лицо Прасковье.

– Мне мой любовник сказал, он принёс ребёнка ночью, а потом описал тебя.

– Кто он?

– Он? – нервы у неё были действительно слабенькие, а потому не выдержали, и она с совсем не благородным грохотом устроилась на полу рядом с Петром.

– О, как, мальчики, – вдруг не понятно отчего (видимо я тоже становилась немного чокнутой) произнесла я, – от моей неземной красоты все штабелями ложатся.

Уж, не знаю, чего я ожидала увидеть, может, что и они сваляться в глубоком обмороке, но мальчики только отошли подальше, и я свободно прошла к лестнице, крепко держа на руках ребёнка, никто и не думал меня останавливать. Уже спускаясь в ярко освещённый, наполненный людьми холл, я заорала:

– Пан, гном чёртов, ты где?! Ты все пропустил! Пан!

Гости с ужасом и неприкрытым любопытством рассматривали меня, уже принимаясь шушукаться. Теперь я могла сказать со всей пугающей откровенностью: от репутации Прасковьи, если таковая, вообще, была, остался одни пшик.

Гном выскочил в холл, как черт из табакерки. Пола его жилетки топорщилась, а из кармана высовывались вершки позолоченных ложек.

– Ты нашла его? Нашла? – он неловко наклонился, и на пол со звоном упал серебряный подсвечник.

– Да, не видишь что ли?

Люди разбежались, освобождая нам дорогу. Интересно, а Парашка уже очнулась?

– Ась, а что с твоим красивым платьем? – спросил гном, когда мы вышли на улицу и нырнули в маленький тёмный переулок.

– Оно мне мешалось, Пан! – рявкнула я. – Побежали уже, а то за нами, наверное, послали погоню.

Уходили мы тёмными переулками, где обычно проводили вечера «ночные бабочки» и продавцы дурман-травы. За нами все же выслали погоню, мы слышали топот ног, цоканье подкованный лошадиных копыт и крики на пустынных улицах. «С девчонкой осторожнее! – раздавался из темноты гнусавый голос, отдающий приказы. – Она та тварь, про которую даниец говорил!», «Стрекоза?» – вторил ему другой, «Какая к черту стрекоза! Бабочка! – вопил третий. – Увидишь, убегай, что есть мочи!» «А как же мы её тогда выловим?» – снова изумлялся голос. «Да, к черту, все! Она здесь нас всех порешит!»

Мы стояли в темноте, прижимаясь к холодным камням стены здания, подальше от фонарного света, пытаясь перевести дыхание. «Что за Бабочка?» – мелькнуло у меня в голове, но времени додумать мысль не оставалось. Шаги смолкли, и мы снова кинулись вперёд. Через некоторое время мы стояли у светящейся вывески «Райского блаженства».

– Пан, – едва дыша, протянула я, – это ход конём! В борделе нас точно искать не станут.

– Слушай, – вдруг плаксиво протянул гном, – я перетащил на кухню целый пуд муки, и что же за работу мы ничего не получим?

– Оставь себе в качестве премиальных украденные ложки! – хмыкнула я.

Утром мы были уже далеко от Краснодола. Дорога шла вдоль реки, крутые берега, обрамлённые ветвистыми зелёными кустами, высились над серой гладью. В воде отражались белые облака, плавно дрейфующие по небу. Где-то трещали цикады и резко выкрикивали своё хрипловатое «ква» лягушки. Дорога вильнула, впереди показалась небольшая деревенька, на перекрёстке стояла большая таверна ярко красного цвета с буквой "Б" на крыше вместо петушка.

– Ой, – запричитал Ваня, – «Бутербродная Илюшки»! Давайте заедем!

«Бутербродная Илюшки» – сеть таверн по всей Словении, их фирменным знаком был красный цвет, витиевато нарисованная буква "Б" и отвратительные бутерброды, больше похожие на стельки от ботинок. Дети эту дрянь, признаюсь честно, обожали до беспамятства. Бутерброды подавались в маленьких красных ящичках, выложенных пергаментной бумагой. Напитки разливались по деревянным стаканчикам, внутри плавали кусочки подкрашенного льда, но самое главное в каждый стакан клалась маленькая деревянная трубочка, через которую можно было бесконечно тянуть охлаждённую подслащённую воду.

– Ваня, – строго сказала я, – ты не читал «Вестник Словении»? Там написали, что такие бутерброды – это не здоровая пища!

– А я сам не здоровый! – буркнул Петушков.

С таким аргументом было просто невозможно не согласиться, мы завернули к таверне, привязали лошадей к специальным стойкам и вошли в помещение.

Маленькие столики из светлого дерева, раскиданные по залу, огромная стойка с тремя кассами, выходящая прямо на кухню, на стене приколочена фанера с названиями кушаний. Народ толпился у стойки, и близоруко рассматривал мелкие кривые буквы в общем меню.

– Касса свободна! – заголосила пигалица в красном колпаке, больше похожем на клоунский.

Мы выбрали бутерброды с самыми невероятными названиями: «Большой Бутер», «Бутер с Сыром и Луком по Илюшевски», «Илюшка курица». Уложили все ящички на огромный поднос и уселись за столик.

Ваня набросился на еду, словно голодный волк, а я начала рассказывать о наших ночных приключениях.

– Знаешь, что, – произнёс Пан, не отрывая взгляда, от Вани, откусывающего огромный кусок от хлеба с луком, сыром и котлетой, – мне кажется, что Парашка такая баба, которая только с богатыми данийцами или приближёнными к Арвилю Фатиа общаться будет.

В это время Петушков прожевал, пошире раздвинул челюсти и отхватил ещё одну треть бутерброда.

– Значит, – продолжал строить логическую цепочку гном, – даниец, похитивший у нас ребёнка, достаточно богат и обладает некоторой властью.

Ваня подавился, закашлялся и поспешно отхлебнул коричневой жидкой мути «Кофейное чудо».

– Но ведь она меня узнала, – заметила я, – значит, кто-то меня подробно описывал.

Гном кивнул:

– У тебя есть влиятельные данийские друзья? – он внимательно посмотрел в мою сторону. Я замотала головой:

– Откуда? У меня, вообще, данийских знакомых отродясь не было, да Анук первый увиденный мной даниец.

– А влиятельные маги? – он окинул меня пытливым взглядом.

Я опять замотала головой.

– Это большая политика, – начал гном. В это время Ваня снова глотнул «Кофейное чудо», подавился напитком и начал судорожно кашлять, стараясь вздохнуть. – Петушков, – не выдержал гном, – ты жрёшь, как свинья!