Глава 10
– Добрый день, Марк! – Жизнерадостный голос графини Форкосиган окончательно разбил последнюю попытку Марка подольше побыть в отключке. Замычав, он стащил с физиономии подушку и приоткрыл мутный глаз. Потом попробовал на покрытом налетом языке варианты ответа. Графиня. Вице-королева. Мама. Как ни странно, мама подошло лучше всего.
– Дбрый днь, мма.
Карделия посмотрела на него, кивнула и махнула горничной, которая немедленно поставила на прикроватную тумбочку поднос, с любопытством глядя на Марка. От этого взгляда Марку мгновенно захотелось залезть с головой под одеяло.
– Благодарю, вы больше не нужны, – решительно сказала графиня.
Горничная поспешила удалиться.
Графиня Форкосиган распахнула ставни, впустив в комнату нестерпимо яркий свет, и подтащила стул.
– Чаю? – поинтересовалась она и, не дожидаясь ответа, налила чашку.
– Да, пожалуй. – Марк с трудом приподнялся и поправил подушку ровно настолько, чтобы взять чашку, не пролив. Чай оказался крепким, со сливками – в точности как он любил. Тонизирующая жидкость смыла мерзкое ощущение во рту.
Графиня подозрительно покосилась на валявшиеся на столе пустые контейнеры из-под жучьего маслица. И, наверное, пересчитала их, поскольку поморщилась.
– Полагаю, что завтракать ты еще не хочешь.
– Нет, спасибо. – Хотя чудовищная боль в желудке уже утихла. Похоже, чай помог.
– Твой брат тоже. Майлз, видимо увлеченный своим вновь приобретенным стремлением соблюдать форские традиции, искал забвение в вине. И нашел, по словам Пима. На данный момент мы без всяких комментариев предоставили ему мучиться великолепным похмельем.
– А! – Счастливчик!
– Ну, рано или поздно ему все же придется выбраться из своей комнаты. Хотя Эйрел не рассчитывает его лицезреть до вечера. – Графиня Форкосиган налила чашечку чая и себе, добавив сливок. – Леди Элис была очень разочарована, что Майлз покинул поле боя до ухода всех гостей. Она считает, что с его стороны это позорное отсутствие хороших манер.
– Это была бойня. – Одна из тех, судя по всему, которую им всем придется пережить. К сожалению. Марк сделал еще глоток. – Что произошло после… после ухода Куделок?
Майлз смылся первым. У Марка же храбрость иссякла, когда коммодор Куделка настолько вышел из себя, что обозвал мать графини «чертовой бетанской сводней», а Карин вылетела на улицу со словами, что скорее пойдет пешком до дома или вообще на другой конец континента, чем проедет хоть метр в машине с парой таких безнадежно отсталых, невежественных, закоснелых в предрассудках барраярских дикарей. Марк удрал к себе в комнату с пачкой контейнеров жучьего маслица, прихватив ложку, и заперся изнутри. Обжора с Ревой неплохо потрудились, чтобы успокоить расшатанные нервы.
«Вызванная стрессом реверсия», как наверняка обозвал бы это бетанский врач. Он и ненавидел, и восторгался тем, что не владеет своим телом и позволяет Обжоре трудиться в поте лица, дабы заблокировать куда более опасного Другого. Плохой признак, когда Убийца становится безымянным. Марк сумел отключиться прежде, чем Убийца вырвался на свободу. Но в самый последний момент. Теперь он чувствовал себя опустошенным, голова была затуманенной, и в ней царила тишина, как в саду после грозы.
– У нас с Эйрелом состоялся весьма содержательный разговор с четой профессоров Фортиц, – продолжила графиня. – Вот уж у кого голова прекрасно работает, так это у госпожи профессора. Жаль, что мы не были с ней до сих пор знакомы. Потом они уехали, чтобы позаботиться о племяннице, а мы с Эйрелом долго беседовали с Элис и Саймоном. – Она медленно отпила чай. – Я правильно поняла, что та темноволосая молодая женщина, что пролетела мимо нас вчера вечером, моя потенциальная сноха?
– Уже нет, я подозреваю, – грустно сообщил Марк.
– Дьявольщина! – нахмурилась графиня, глядя в чашку. – Майлз практически ничего не сообщал нам о ней в своих кратких сводках. Знай я хотя бы половину из того, что мне позже сообщила госпожа Фортиц, я бы сама перехватила ее в дверях.
– Я не виноват в том, что она сбежала, – поторопился подчеркнуть Марк. – Майлз сам вляпался по уши. – И, чуть помолчав, нехотя признал: – Хотя, как я понимаю, не без помощи Иллиана.
– Да. Саймон очень расстроился, когда Элис все ему растолковала. Он боялся, что ему сообщили о большом секрете Майлза, а он забыл. Я очень сердита на Майлза, что он так его подставил. – Глаза ее опасно блеснули.
Проблемы Майлза волновали Марка куда меньше, чем его собственные.
– А Энрике уже отыскал пропавшую королеву? – осторожно поинтересовался он.
– Пока нет. – Развернувшись на стуле, графиня весело посмотрела на него. – С доктором Боргосом мы тоже довольно долго и мило беседовали после ухода Элис с Иллианом. Он показал мне лабораторию. Работа Карин, как я понимаю. Я пообещала ему придержать приказ Майлза об уничтожении его девочек, и он заметно успокоился. Как мне кажется, его научные изыскания весьма не лишены смысла.
– Ой, да он просто гений в тех вещах, которые его интересуют. Просто интересы у него несколько… хм… ограниченные.
– Я прожила с одержимыми мужчинами большую часть своей жизни, – пожала плечами графиня. – По-моему, твой Энрике вполне вписывается в этот круг.
– Значит… ты познакомилась с моими жучками-маслячками?
– Да.
Похоже, ее это ничуть не тронуло. Бетанка как-никак. Жаль, что не унаследовал от нее побольше черт.
– А… э… граф их тоже уже видел?
– По правде говоря, да. Проснувшись утром, мы обнаружили одного, бродившего вокруг прикроватной тумбочки.
Марк поежился:
– И что вы сделали?
– Накрыли стаканом и там оставили, чтобы потом подобрал ее папочка. Увы, Эйрел, обуваясь, не заметил жучка, изучавшего внутренности его ботинка. От этого мы потихоньку избавились – от того, что от него осталось.
После гнетущего молчания Марк с надеждой спросил:
– Это ведь была не королева, да?
– Боюсь, нам этого уже не узнать. По размеру вроде был такой же, как и первый.
– М-м-м… значит, не королева. Королева заметно крупней.
На некоторое время снова повисло молчание.
– В одном я согласна с Ку, – наконец проговорила графиня. – Я действительно несу некоторую ответственность за Карин. И за тебя. Я прекрасно знала, какие обширные возможности откроются перед вами на Колонии Бета. Включая, к счастью, и возможность узнать друг друга. – Она чуть замешкалась. – На случай, если ты сомневаешься: мы с Эйрелом будем очень рады видеть Карин Куделку в роли нашей снохи.
– Ничего другого и я не мог предположить. Или ты спрашиваешь меня, честны ли мои намерения?
– Нисколько не сомневаюсь в твоей чести, независимо от того, соответствует ли она узкой барраярской формулировке, или включает в себя нечто более широкое, – спокойно ответила графиня.
– Почему-то мне кажется, – вздохнул Марк, – что коммодор с госпожой Куделкой не готовы принять меня с такой же радостью.
– Ты – Форкосиган.
– Клон. Имитация. Дешевая джексонианская подделка.
К тому же полный псих.
– Чертовски дорогая джексонианская подделка.
– Ха! – мрачно согласился Марк.
Она покачала головой. Улыбка стала несколько печальной.
– Марк, я более чем охотно помогу вам с Карин добиться цели, невзирая ни на какие препятствия. Но ты должен мне подсказать, что это за цель.
Будь осторожней, нацеливая эту женщину. Графиня Форкосиган преодолевает препятствия с эффективностью лазерной пушки. Марк со скрытой растерянностью изучал свои пухлые ладони. В его сердце снова возродилась надежда и сопряженный с нею страх.
– Я хочу… того, что хочет Карин. Чего бы она ни хотела. На Бете мне казалось, что я знаю. Но с тех пор, как мы вернулись, все пошло как-то не так.
– Несовместимость культур?
– Не только, хотя и это тоже. – Марк пытался подобрать слова, чтобы выразить целостность натуры Карин. – По-моему, ей нужно время. Время стать собой, понять, кто она и что она. Чтобы ее никто не подстегивал принять ту или другую роль и отринуть все остальные ее возможности. Жена – роль довольно узкая, во всяком случае, как это понимают тут. Она говорит, что Барраяр хочет засунуть ее в клетку.
При этих словах графиня понимающе кивнула:
– Возможно, она куда мудрее, чем сама думает.
Марк поразмыслил.
– С другой стороны, вполне возможно, что я был ее тайным грехом, там, на Бете. А здесь я для нее чудовищная помеха. Может, она просто хочет, чтобы я отвалил и оставил ее в покое.
– Не похоже, судя по прошлой ночи, – выгнула бровь графиня. – Ку с Дру чуть ли не силой пришлось отрывать ее от нашей двери.
– Вот как! – Марк чуть просветлел.
– Изменились ли твои цели после года на Бете? Кроме желания, чтобы Карин отвечала тебе взаимностью, я имею в виду.
– Не то чтобы изменились, – медленно ответил Марк. – Скорее приобрели более конкретные черты. Сфокусировались. В моем лечении я добился некоторых вещей, так мне необходимых, чтобы… строить нормальную жизнь. И это навело меня на мысль, что, возможно, и остальные мои задумки не так уж невозможны.
Она поощрительно кивнула.
– Школа… Школа экономики дала мне многое. Я приобрел нужные знания и навыки. И действительно начал понимать, что я делаю, и мне нет необходимости изображать понимание, как прежде. – Он покосился на мать. – Я не забыл об Архипелаге Джексона. Я все время думал о непрямых способах прихлопнуть деятельность этих чертовых мясников, производителей клонов. У Лили Дюрона есть кое-какие соображения насчет терапевтических способов продления жизни, которые вполне способны конкурировать с джексонианской пересадкой мозга. Они безопаснее, почти столь же эффективны и куда дешевле. И это позволит переманить у баронов клиентов, экономически подорвать их мощь, пусть даже я не могу уничтожить их физически. Всю дополнительную наличность, что мне удавалось набрать, я вкладывал в Группу Дюрона, в их научные исследования. Если дело пойдет хорошо, мне будет принадлежать контрольный пакет акций, – криво улыбнулся он. – И я по-прежнему хочу иметь достаточно денег, чтобы больше никто и никогда не имел надо мной власти. И я начал понимать, как этого добиться. Не в один день – постепенно, шаг за шагом. Я… хм… Я бы не возражал создать на Барраяре агропромышленное предприятие.
– И на Зергияре. Эйрел очень заинтересовался возможностью распространения твоих жучков среди колонистов и фермеров.
– Правда? – У Марка отвисла челюсть. – Даже несмотря на герб Форкосиганов у них на спинках?
– М-м-м, пожалуй, было бы разумнее сначала снять с них ливреи, а уж потом – предлагать их Эйрелу, – подавила улыбку графиня.
– Я не знал, что Энрике это затеял, – в виде оправдания сказал Марк. – Хотя жаль, что ты не видела выражение лица Майлза, когда Энрике ему их преподнес. Это почти того стоило… – Он вздохнул, вспоминая, но тут же снова отчаянно покачал головой. – Но какой во всем этом прок, если мы с Карин не сможем вернуться на Колонию Бета? У нее нет на это средств, если родители не помогут. Я могу оплатить ей дорогу, только… не уверен, что это правильно.
– А! Очень интересно, – заметила графиня. – Боишься, Карин подумает, будто ты пытаешься купить ее привязанность?
– Я… не уверен. Она очень щепетильна. Мне нужна любовница. А не должник. По-моему, было бы серьезной ошибкой невзначай… засунуть ее в другую клетку. Я хочу дать ей все. Но не знаю как!
По губам графини скользнула странная улыбка.
– Когда люди отдают друг другу все, это равноценный обмен. И каждый выигрывает.
Марк ошарашенно покачал головой:
– Очень странная сделка.
– Наилучшая. – Графиня допила чай и поставила чашку. – Так. Не хочу вторгаться в твою личную жизнь, но помни: у тебя есть право просить помощи. Отчасти для этого и существует семья.
– Я уже и так вам должен слишком много, миледи.
– Родителям долги не возвращают, Марк. Это невозможно. Твой долг перед ними переходит твоим детям, которые передают его дальше. Такая вот цепочка. Но если у тебя нет детей, то он остается как твой долг перед человечеством. Или Богом, если он у тебя есть.
– Не уверен, что это честно.
– Семейные отношения не входят в статистику ВНП планеты. Это единственный известный мне вид сделки, в которой ты, отдавая больше, чем получаешь, не становишься банкротом. А скорее наоборот – становишься намного богаче.
Марк переварил сказанное. Интересно, а какого рода родственником ему приходится породитель-брат? Явно большим, чем просто брат, но уж точно не мать.
– Ты можешь помочь Майлзу?
– Это куда сложнее. – Графиня расправила юбку и поднялась. – Я не знала госпожу Форсуассон всю ее жизнь, как знаю Карин. И не совсем понятно, что я могу сделать для Майлза. Я бы сказала «бедный мальчик», но исходя из того, что я слышала, он сам себе вырыл яму. И боюсь, вылезать из нее ему придется тоже самостоятельно. – Она решительно кивнула, будто умоляющий о помощи Майлз уже отправлен искать решение самостоятельно. Напиши, когда справишься. Представление графини о материнской заботе иногда чертовски нервирует. Она удалилась, оставив Марка предаваться размышлениям.
Он сознавал, что весь склизкий, липкий. Нужно сходить в туалет и помыться. И помочь Энрике искать пропавшую королеву, пока она не устроила гнездо в какой-нибудь щели и не начала плодить новых ливрейных жучков. Вместо всего этого Марк кинулся к комму и попытался дозвониться до резиденции Куделок.
Он проиграл четыре типа беседы – в зависимости от того, кто ответит: коммодор, госпожа Куделка, Карин или одна из сестер. Сегодня утром Карин ему не позвонила. Спит, дуется или сидит взаперти? Может, родители посадили ее под замок? Или, того хуже, выгнали из дома? Стоп! Вот это было бы неплохо – она могла бы прийти жить сюда …
Но все заготовленные речи пропали втуне. На мониторе замелькала злорадная красная надпись «Звонок не проходит». Определяющая голос программа была настроена так, чтобы не пропускать его вызовы.
У Катрионы раскалывалась голова.
Это из-за того, что вчера слишком много выпила, решила она. Вино лилось рекой, включая шампанское, которое подавали еще в библиотеке, и разные сорта вин, подававшиеся ко всем четырем переменам за ужином. Она даже не представляла, сколько выпила на самом деле. Пим усердно наполнял ее бокал до краев, как только вино убывало больше, чем на треть. Одно очевидно: она выпила не меньше пяти бокалов. Семь? Десять? И это – при норме «два».
Удивительно еще, что она ухитрилась выбежать из душного зала, не свалившись по дороге. Но, будь она трезвой как стеклышко, хватило бы у нее храбрости (или же невоспитанности?) это сделать? Храбрая во хмелю, да?
Она взъерошила пальцами волосы, потерла шею, открыла глаза и подняла голову с прохладной поверхности тетиного комма. Все планы и заметки по барраярскому парку лорда Форкосигана были полностью приведены в порядок и пронумерованы. Кто угодно – любой садовник, знающий свое дело, – мог, следуя им, довести работу до конца. В приложении был подведен баланс затрат. Кредитный счет закрыт и подписан. Достаточно только нажать кнопку отправки, и это уйдет из ее жизни навсегда.
Катриона схватила прелестную мини-модель Барраяра, раскачивающуюся на золотой цепочке рядом с коммом, и повесила перед глазами. Откинувшись на стуле, она любовалась кулоном, вспоминая все, что с ним связано. Золото и медь, надежды и опасения, триумф и боль…
Она крепко зажмурилась, вспоминая тот день, когда Майлз купил кулон во время их абсурдного и – в буквальном смысле – мокрого шоппинга в комаррском куполе. Вспомнила его лицо, искрящееся весельем от всей комичности ситуации. Вспомнила день, когда он подарил ей планетку – в больничной палате пересадочной станции, после поимки заговорщиков. Премия лорда Форкосигана за облегчение ему работы, как он сказал, сияя серыми глазами. И извинился, что это не настоящая медаль, которую получил бы любой солдат за куда меньшее, чем совершила она в ту жуткую ночь. Это не подарок. А если все же подарок, то она совершенно напрасно приняла его, потому что он слишком дорогой. Хотя Майлз тогда улыбался, как идиот, наблюдавшая за ними тетя Фортиц и глазом не моргнула. Следовательно, это награда. И Катриона сама ее заработала, заплатила за нее синяками, ужасом и паническими действиями.
Это мое. И я его не отдам. Нахмурившись, она снова повесила цепочку на шею и убрала кулон под черную блузку, стараясь не чувствовать себя провинившимся ребенком, который прячет украденное пирожное.
Жгучее желание вернуться в особняк Форкосиганов и вырвать саженец скеллитума, с такой гордостью и осторожностью посаженный лишь пару часов назад, перегорело вскоре после полуночи. Помимо всего прочего, она наверняка вляпалась бы в охранную систему, если бы отправилась бродить в темноте по саду. И Пим или Роик выстрелили бы в нее из парализатора, а потом очень бы переживали, бедняжки. А потом притащили бы ее обратно в дом, где… Весь ее гнев, выпитое вино и разыгравшееся воображение в конечном итоге выплеснулись морем слез, выплаканных в подушку, когда все в доме давно утихло и никто не мог ее потревожить.
А к чему, собственно, беспокоиться? Майлзу на скеллитум наплевать. Он даже не потрудился сходить посмотреть на него вчера вечером. Она пятнадцать лет в том или ином виде таскала с собой смешное растение – с того момента, как унаследовала бонсаи от двоюродной прабабушки. Деревце пережило смерть, супружество, десяток переездов, межзвездное путешествие, его вышвырнули с балкона и разбили, еще одну смерть, еще пять прыжков через п-в-туннели, и две подряд пересадки из одной почвы в другую. Должно быть, оно устало не меньше нее самой. Пусть сидит там и гниет, или сохнет и отправляется на компост, или что там еще с ним будет без должного ухода. Во всяком случае, для окончательного умирания она приволокла его обратно на Барраяр. Хватит. Она с ним покончила. Навсегда.
Катриона снова вызвала на дисплей инструкции по парку и добавила приложение о довольно-таки сложном уходе за свежепересаженным скеллитумом.
– Мама! – Пронзительный вопль Никки заставил ее подскочить.
– Не… Не верещи так, малыш. – Повернувшись вместе со стулом, Катриона печально улыбнулась сынишке. Мысленно она порадовалась, что не взяла его вчера с собой и он не видел скандала, хотя легко могла представить, с каким энтузиазмом Никки присоединился бы к эскобарцу в его поисках. Ну, будь там Никки, она не смогла бы сбежать и оставить его там. Не тащить же мальчишку за собой, оторвав от десерта. Он наверняка очень громко бы протестовал. Материнский долг привязал бы ее к стулу, и ей бы пришлось терпеть отвратительную светскую пытку.
Никки подлетел к матери и спросил, подпрыгивая от нетерпения:
– Ты вчера договорилась с лордом Форкосиганом, когда он возьмет меня в Форкосиган-Сюрло и научит ездить верхом? Ты сказала, что договоришься!
Кэт несколько раз брала Никки на работу, когда ни тетя, ни дядя не могли присмотреть за ним. Лорд Форкосиган великодушно позволил мальчику носиться по всему особняку, и она даже пригласила Артура, младшего сына Пима, в качестве компаньона для игр. Матушка Кости мгновенно завоевала желудок, сердце и рабскую преданность Никки. Оруженосец Роик играл с ним, а Карин Куделка позволила помогать в лаборатории. Катриона почти забыла об этом небрежном приглашении, сделанном как-то лордом Форкосиганом, когда он привел ей Никки обратно в конце рабочего дня. Тогда она что-то неопределенно промычала. Майлз заверил ее, что лошадь, о которой идет речь, очень старая и добрая, хотя вовсе не эти сомнения обуревали тогда Катриону.
– Я… – Она потерла виски, пытаясь унять пульсирующую боль. Великодушие?.. Или очередная скрытая манипуляция, выплывшая теперь наружу? – Мне кажется, нам не следует так обременять лорда Форкосигана. До округа путь неблизкий. Если тебя действительно интересуют лошади, мы непременно найдем что-нибудь поближе к Форбарр-Султану.
Никки разочарованно скривился.
– Не знаю насчет лошадей. Но он сказал, что, может быть, по дороге даст мне порулить его флайером.
– Никки, ты слишком мал, чтобы вести флайер!
– Лорд Форкосиган сказал, что его отец дал ему порулить флайером, когда он был моложе меня. Говорит, его па сказал, что он должен научиться на всякий случай обращаться с управлением. Он сказал, что па посадил его себе на колени и позволил самому вести флайер, а потом – посадить, и вообще…
– Ты уже слишком большой, чтобы сидеть на коленях лорда Форкосигана! – Как и она сама, надо полагать. Но если бы они… Прекрати!
– Ну… – Никки немного подумал и признал: – Во всяком случае, он слишком маленький. Это выглядело бы смешно. Но водительское кресло его флайера – как раз то что надо! Пим разрешил мне посидеть там, когда я помогал ему мыть машины. – Никки радостно подпрыгнул. – А ты можешь спросить лорда Форкосигана, когда будешь на работе?
– Нет, не думаю.
– Почему? – Никки насупился. – И почему ты сегодня не пошла?
– Я… что-то неважно себя чувствую.
– Ага. Тогда завтра? Ну, мам, ну пожалуйста! – Он, улыбаясь, повис у нее на руке, раскачиваясь и глядя круглыми глазенками.
Катриона потерла лоб.
– Нет, Никки. Вряд ли.
– Ну почему-у?! Ты же обещала! Ну ладно тебе, это же так здорово! Ты можешь не ехать, если не хочешь, а? Ну почему, почему, почему? Завтра, завтра, завтра?
– Завтра я тоже не пойду на работу.
– Ты так сильно больна? Не похоже. – Сын с тревогой посмотрел на нее.
– Нет, – поспешила успокоить его Катриона. – Просто… Я больше не вернусь в особняк Форкосиганов. Я уволилась.
– А? – Теперь в глазах Никки было лишь одно удивление. – Почему? Я думал, тебе нравится…
– Так и есть.
– Тогда почему ты уволилась?
– Мы с лордом Форкосиганом… разошлись во мнениях по… по одному этическому вопросу.
– Что? Какому вопросу? – В голоске сына прозвучало недоумение и недоверие.
– Я выяснила, что он… солгал мне кое в чем. – А обещал, что никогда не будет мне лгать. Притворился, что его интересует создание садов. Исподтишка распорядился ее жизнью – а потом рассказал всем и каждому в Форбарр-Султане. Притворялся, что не любит ее. Даже пообещал никогда не просить ее руки. Он солгал! Попытайтесь-ка объяснить все это девятилетнему мальчишке! Или другому нормальному человеческому существу любого возраста и пола, кисло добавил внутренний голос. Я что, уже совсем спятила? Как бы то ни было, Майлз действительно не говорил, что влюблен в нее, он просто… всячески это показывал. Вообще избегал особо распространяться на эту тему, по правде говоря. Увиливание путем уклонения.
– Ой! – вытаращил глаза Никки, обескураженный вконец.
Тут со стороны дверей раздался благословенный голос тети Фортиц:
– Ну-ка, Никки, прекрати дергать мать. У нее очень тяжелое похмелье.
– Похмелье? – Слова «похмелье» и «мать» явно не вязались друг с другом. – Она сказала, что больна.
– Подожди, зайка, подрастешь – сам выяснишь разницу. Или отсутствие таковой. А теперь беги. – Бабушка, улыбаясь, решительно подтолкнула его: – Давай-давай! Сбегай посмотри, чем там внизу занимается дедушка. Я не так давно слышала какие-то странные звуки.
Никки позволил выставить себя, беспокойно оглянувшись в дверях.
Катриона опустила голову на комм и закрыла глаза.
Раздавшийся возле уха тихий звон заставил ее разлепить веки. Тетя поставила на стол большой стакан холодной воды и положила рядом две таблетки.
– Я уже приняла несколько штук, – уныло призналась Катриона.
– Похоже, их действие закончилось. А теперь – будь добра, выпей всю воду. Тебя явно необходимо компенсировать потерю жидкости.
Катриона послушалась. Поставив стакан, она закрыла глаза и некоторое время так посидела.
– Это действительно были граф и графиня Форкосиган, да? – Это был не вопрос, а скорее мольба об обратном. Катриона вчера чуть не сбила их с ног, выбегая из особняка, и лишь на полпути домой запоздало сообразила, кто это был. Великие и знаменитые вице-король и вице-королева Зергияра. Ну почему они в такой момент выглядели как самые обычные люди? Ой-ой-ой!
– Да. Мне еще не доводилось прежде с ними встречаться и разговаривать.
– А вы… долго с ними беседовали вчера? – Дядя с тетей вернулись домой почти через час после нее.
– Да, мы довольно мило поболтали. Я была поражена. Мать Майлза – очень чуткая женщина.
– Почему же тогда ее сын такой… не важно. – Ой! – Должно быть, они сочли меня истеричкой. И как я только осмелилась вот так вот встать и уйти в разгар официального ужина на глазах у всех этих… И леди Элис Форпатрил… да еще в особняке Форкосиганов. Поверить не могу, что сделала это. – Мрачно помолчав, она добавила: – Поверить не могу, что он это сделал.
Тетя Фортиц не стала спрашивать «что?» или «который из них?». Поджав губы, она насмешливо посмотрела на племянницу:
– Ну, полагаю, у тебя не было особого выбора.
– Да уж…
– В конце концов, если бы ты не ушла, тебе пришлось бы отвечать на вопрос лорда Форкосигана.
– А я… не?.. – моргнула Катриона. Разве ее действия не ответ? – При таких обстоятельствах? Вы в своем уме?
– Он понял, что это ошибка, в тот самый момент, как слова сорвались с его языка. Нетрудно было догадаться по его виду. Его лицо… оно просто помертвело. Поразительно, но я никак не могу избавиться от мысли, дорогая… Если ты хотела сказать «нет», то почему не сказала? У тебя была отличная возможность.
– Я… я… – Катриона пыталась собраться с мыслями, которые, похоже, скакали, как блохи. – Это было бы… невежливо.
После многозначительной паузы тетя пробормотала:
– Ты могла бы сказать: «благодарю вас, нет».
Катриона потерла занемевшее лицо.
– Тетя Фортиц, – вздохнула она, – я очень вас люблю. Только пожалуйста, уйдите, а?
Улыбнувшись, тетя чмокнула ее в макушку и удалилась.
Катриона вернулась к своим дважды прерванным мрачным раздумьям. Она понимала, что тетя права. Она не ответила на вопрос Майлза. И даже не заметила этого.
Она узнала характерную головную боль и завязанный в узел желудок. Вино тут ни при чем. Ее споры с покойным Тьеном никогда не завершались физическим насилием, хотя пару раз стены пострадали от его кулаков. Нет, чаще всего ссоры выливались в череду наполненных тихой ледяной яростью дней, невыносимое напряжение и раскаяние двух людей, замкнутых в слишком тесном пространстве. Катриона почти всегда сдавалась первой – отступала, просила прощения, умоляла, делала все, лишь бы успокоить боль. Возможно, это и называется «чувствовать себя несчастным»?
Я больше не хочу. Пожалуйста, не надо, не вынуждайте меня снова это испытывать.
А где вообще мое место? Где мне покойно? Нет, только не здесь, где на нее давит благотворительность дяди с тетей. И уж безусловно, не с Тьеном. И не с отцом. С… Майлзом? Да, в его обществе ей бывало спокойно – не часто, но спокойно, как на морской глубине. А иногда ей очень хотелось огреть его кирпичом. Так какой же Майлз – настоящий Майлз? И какая настоящая Катриона, если уж на то пошло?
Ответ напрашивался сам собой и пугал до полусмерти. Но она уже сделала один раз неправильный выбор. Она ничего не понимает во взаимоотношениях между мужчиной и женщиной, она уже это блистательно доказала.
Кэт снова повернулась к комму. Записка. Сопроводительная записка к планам парка.
А по-моему, они говорят сами за себя, разве нет?
Она нажала кнопку «отправить» и отправилась наверх, чтобы задернуть занавески и прямо в одежде завалиться в постель до самого ужина.
Майлз вполз в библиотеку, сжимая в трясущихся пальцах чашку слабого чая. Сегодня вечером свет здесь был слишком ярким. Может, стоило поискать убежище где-нибудь в углу гаража? Одно ясно – валяться в кровати, закрывшись с головой одеялом, надоело до смерти. Дня напролет вполне достаточно.
Он резко остановился, пролив теплый чай себе на руку. За защищенным коммом сидел отец, а мать устроилась за столом, на котором лежали несколько книг и куча распечаток. Оба посмотрели на него и улыбнулись. Вполне достаточно, чтобы развернуться и броситься бежать.
– Добрый вечер, – выдавил он, прополз мимо родителей к любимому стулу и осторожно опустился на сиденье.
– Добрый вечер, Майлз, – ответила мать.
Отец перевел комм в режим ожидания и с любопытством посмотрел на него.
– Как прошел полет с Зергияра? – продолжил Майлз, помолчав примерно минуту.
– Без всяких хлопот, вполне удачно, – ответила мать. – Если не считать конца путешествия.
– А… это… – промямлил Майлз, мрачно глядя в чашку.
Родители по доброте душевной игнорировали его несколько минут, но то, над чем каждый из них работал, явно перестало их интересовать. Однако никто не ушел.
– Тебя не было за завтраком, – сказала наконец графиня. – И за обедом. И за ужином.
– Утром я еще был маловменяем, – буркнул Майлз. – И вряд ли являлся приятным собеседником.
– Пим так и сообщил, – кивнул граф.
– Надеюсь, ты с этим покончил? – строго добавила графиня.
– Угу. Все равно не помогает. – Майлз сгорбился еще сильнее и вытянул ноги. – Разбитая жизнь со рвотой – так и есть разбитая жизнь.
– М-м-м… Зато это помогает стать отшельником, – рассудительно заметил граф. – Если ты достаточно отвратителен, люди инстинктивно тебя избегают.
– Из собственного опыта, милый? – поддела его жена.
– Естественно, – ухмыльнулся он.
Снова повисло молчание. Родители уходить не собирались, из чего Майлз сделал вывод, что он явно недостаточно отвратителен. Может, стоит рыгнуть?
Он решился нарушить молчание:
– Мама… ты ведь женщина…
Графиня выпрямилась и улыбнулась поощрительной бетанской улыбкой:
– Да?..
– Не важно, – вздохнул он и снова поник.
Граф, потеребив губу, задумчиво поглядел на сына.
– Тебе есть чем заняться? Какие-нибудь преступления, требующие Имперского Аудита, или еще что-нибудь?
– В данный момент нет, – ответил Майлз. И, чуть подумав, добавил: – К счастью.
– Хм. – Граф подавил улыбку. – Может, ты и прав. – Помедлив, он продолжил: – Твоя тетя Элис дала нам полный отчет об официальном ужине. С комментариями. И очень настаивала на том, чтобы я непременно передал тебе, что она надеется, – отец весьма похоже изобразил интонацию тетки, – что ты не сбежал бы во время других своих неудачных сражений, как дезертировал вчера.
Ах да. Окончательную зачистку территории проводили родители.
– Но ведь в обеденном зале не было шансов оказаться застреленным, останься я в арьергарде.
– И таким образом избежать военного трибунала? – поднял бровь отец.
– Так всех нас в трусов превращает совесть, – провозгласил Майлз.
– Я, как ты понимаешь, в достаточной мере на твоей стороне, – сказала графиня, – чтобы меня обеспокоил вид убегающей с воплями в ночь красивой женщины, которую ты попросил стать твоей женой. Хотя твоя тетя Элис и сообщила, что ты практически не оставил молодой леди выбора. Трудно сказать, что еще она могла сделать, кроме как удалиться. Разве что раздавить тебя, как жука.
При слове «жук» Майлз скривился.
– Насколько… – начала графиня.
– Я ее оскорбил? Похоже, довольно сильно.
– Вообще-то я хотела спросить, насколько скверным был предыдущий брак госпожи Форсуассон?
– Я мало что видел, – пожал плечами Майлз. – По некоторым ее высказываниям я понял, что покойный, не оплаканный никем Тьен был из тех скрытых паразитов, которые вынуждают своих близких чесать в затылке, задаваясь вопросом, «может, это я спятил?».
Выйди Кэт замуж за него, у нее бы таких сомнений не возникало. Ха.
– А-а! – понимающе протянула мать. – Из этих. Да, такой типаж мне давно известен. Сначала они предстают эдакими образцами мужчин, а потом могут уйти годы, чтобы выпутаться из психического бедлама, который они оставляют после себя.
– У меня этих годов нет, – возразил Майлз. – И никогда не было.
И мгновенно заткнулся, увидев боль, промелькнувшую в глазах отца. Ладно, кто знает, что можно ждать от второй жизни. Может, она после оживления началась с самого начала. Майлз снова поник.
– Самое поганое, я знал, что этого делать никак нельзя. Я слишком много выпил, запаниковал, когда Саймон… Я никогда не хотел вот так поймать Катриону в ловушку. Это был дружеский огонь…
Чуть помолчав, он продолжил:
– Понимаете, у меня был роскошный план. Я думал все решить одним блестящим маневром. Катриона действительно любит разрабатывать сады, и муж оставил ее практически без средств. И я подумал, что смогу помочь ей заняться тем, о чем она мечтала, заодно исподволь оказывать финансовую поддержку, получить повод видеть ее практически ежедневно и иметь преимущество перед соперниками. Когда я приходил к ней в дом Фортицев, мне буквально приходилось проталкиваться среди вьющихся вокруг нее поклонников…
– Чтобы тоже виться вокруг нее, как я понимаю? – сладко вопросила графиня.
– Нет! – вскинулся Майлз. – Чтобы обсудить планы парка, который я нанял ее посадить рядом с особняком.
– Так вот что это за кратер! – воскликнул отец. – В темноте из лимузина он выглядит так, будто кто-то пытался бомбить особняк Форкосиганов и промахнулся. Я еще недоумевал, почему нам об этом не доложили.
– Это не кратер. Это опущенный парк. Просто… просто там еще нет растений.
– Там очень мило, Майлз, – ласково сказала мать. – Я днем прогулялась там. Ручеек и вправду очень красив. Напомнил мне горы.
– В этом-то и состоял замысел, – кивнул Майлз, проигнорировав отцовское бормотание: «…после бомбежки цетагандийцами партизанских позиций…»
Тут Майлз в ужасе резко выпрямился. Не совсем нет растений.
– О Господи! Я так и не сходил посмотреть на ее скеллитум! Пришли лорд Доно с Айвеном – леди Элис рассказала вам о лорде Доно? – и я отвлекся, а потом начался ужин, а потом мне уже не представилось возможности. Кто-нибудь полил?.. Ах ты черт! Неудивительно, что она разозлилась. Я дважды покойник!..
Он буквально растекся в лужицу.
– Итак, позволь мне подвести итог, – медленно проговорила графиня, бесстрастно взирая на сына. – Ты выбрал эту разорившуюся вдову, отчаянно пытающуюся впервые в жизни самостоятельно встать на ноги, и повесил перед ней приманку в виде блестящей карьеры лишь для того, чтобы привязать ее к себе и отсечь от других возможных вариантов замужества.
Поданная в таком виде картинка получалась весьма неприглядной.
– Не… не только, – задохнулся Майлз. – Я просто хотел подтолкнуть ее в нужном направлении. Я и не догадывался даже, что… что этот парк для нее все.
Графиня выпрямилась и посмотрела на него с тем самым пугающим задумчивым выражением, которое появлялось у нее, когда кто-то имел глупость ее заинтересовать.
– Майлз… Ты помнишь тот несчастный инцидент с оруженосцем Эстергази и игрой в кросс-болл? Когда тебе было примерно лет двенадцать?
Майлз не вспоминал об этом годами, но после ее слов воспоминания вернулись – а вместе с ними вернулись стыд и ярость. Оруженосец частенько играл с ним, а иногда с Элен и Айвеном, в кросс-болл на заднем дворе особняка Форкосиганов: не слишком опасная игра, практически безопасная для его хрупких костей, но требующая быстрых рефлексов и хорошего умения рассчитывать время. Он тогда был счастлив, впервые выиграв у взрослого – оруженосца Эстергази. И пришел в бешенство, когда, услышав не предназначенное для его ушей замечание, понял, что исход игры был подстроен. Этот эпизод он с годами забыл. Но не простил.
– Бедняга Эстергази думал, что таким образом поднимет тебе настроение, поскольку ты тогда пребывал в депрессии из-за каких-то неприятностей в школе, – продолжила графиня. – Я до сих пор помню, в каком бешенстве ты был, когда выяснил, что он специально дал тебе выиграть. Мы даже боялись, как бы ты чего-нибудь с собой не сотворил.
– Он украл у меня победу, – признал Майлз, – в точности как если бы сжульничал, чтобы выиграть. И отравил все дальнейшие победы сомнением. Я имел полное право взбеситься.
Мать выжидающе молчала.
И тут до него дошло. Он аж зажмурился.
– Ох не-ет! – приглушенно простонал Майлз в подушку, которую прижал к лицу. – Я сделал с ней это?!
Безжалостные родители предоставили ему переваривать свое озарение, и их молчание било куда сильнее, чем слова.
– Я сделал это с ней! – жалко стонал он.
Похоже, сочувствия не предвиделось. Он прижал подушку к груди.
– О Господи! Именно это я и сделал! Она сама сказала! Сказала, что парк мог бы быть ее подарком. А я лишил ее этой возможности. Тоже. Что совершенно не имело смысла, поскольку она сама только что уволилась… Я думал, она начала со мной спорить. И был так рад, потому что подумал, если она начнет со мной спорить…
– То ты сможешь победить, – сухо закончила графиня.
– Э… ага.
– Ох, сынок, – покачал головой граф. – Ох, бедный мой сынок! – Майлз мудро не принял это за сочувствие. – Единственный способ победить в такой войне, это начать с безоговорочной капитуляции.
– Я пытался сдаться! – жарко запротестовал Майлз. – Но эта женщина пленных не берет! Я пытался заставить ее топтать меня, а она не стала. Она слишком горда, слишком чопорна, слишком, слишком…
– …умна, чтобы опускаться до твоего уровня? – дополнила графиня. – Ну надо же! Кажется, эта Катриона начинает мне нравиться. А меня с ней еще даже толком не познакомили. «Позвольте представить вам… она уходит!» – кажется несколько… усеченным.
Майлз сердито уставился на мать. Но долго не выдержал.
Жалким тоном он сообщил:
– Она прислала мне сегодня по комму все разработанные ею планы парка. Как и обещала. Я установил комм на звуковой сигнал, если от нее что-то придет. И чуть не угробился, когда кинулся к чертовой машинке. А там оказался лишь пакет данных. Даже записки не было. «Сдохни, крыса», было бы куда лучше, чем это… это ничего. – После затравленной паузы его прорвало: – И что мне теперь делать?!
– Это риторический вопрос для пущего драматического эффекта – или ты действительно просишь совета? – ядовито уточнила мать. – Потому что я не намерена впустую сотрясать воздух, если ты не начнешь наконец слушать внимательно.
Майлз открыл рот для гневной реплики – и тут же закрыл. И глянул на отца в поисках поддержки. Но отец лишь указал рукой на мать. Интересно, как это – быть с кем-то настолько единодушным, чтобы понимать чуть ли не телепатически.
У меня никогда не будет шанса это узнать. Если только …
– Я весь внимание, – униженно сказал он.
– Самое… Самая мягкая формулировка, которая приходит мне в голову, это «грубая ошибка», причем с твоей стороны. Ты должен извиниться. Сделай это.
– Но как?! Она совершенно ясно дала понять, что не желает со мной разговаривать!
– Да не лично, Майлз! Помимо прочих соображений, я сильно сомневаюсь, что ты сможешь удержаться от словесного поноса и не угробишь все по-новой.
Да что это со всеми моими родственниками, что они так мало верят в…
– Даже разговор по комму – слишком напористое действие, – продолжила графиня. – А уж личный визит – и того больше.
– С его подходом – безусловно, – пробормотал граф. – Генерал Ромео Форкосиган, ударный отряд из одного человека.
Графиня уничтожающе повела бровью.
– Нужно что-то, больше поддающееся контролю, – продолжила она, обращаясь к Майлзу. – Полагаю, тебе ничего не остается, кроме как написать ей письмо. Короткое и емкое. Я отлично знаю, что унижаться ты не привык, но придется постараться.
– Думаешь, сработает? – В глубине глубокого-глубокого колодца забрезжил огонек надежды.
– Речь не о том, сработает это или нет. Ты не должен впредь замышлять что бы то ни было насчет этой несчастной женщины. Ты извинишься, потому что обязан извиниться, ради ее и твоей чести. Точка. Иначе можешь даже не утруждаться.
– О! – Голос Майлза был совсем жалким.
– Кросс-болл, – напомнил отец. – Хм.
– Нож попал в цель, – вздохнул Майлз. – Вонзился по самую рукоятку. Не стоит его проворачивать. – Он покосился на мать. – Письмо должно быть написанным от руки? Или послать его по комму?
– Ты только что сам ответил на свой вопрос. Если твой отвратительный почерк в последнее время улучшился, то, возможно, это будет милым штрихом.
– И докажет, что ты не диктовал письмо своему секретарю, – добавил граф. – Или, хуже того, он не составил его по твоему приказу.
– Секретарем пока не обзавелся, – вздохнул Майлз. – Грегор недостаточно меня загружает, чтобы оправдать наличие секретаря.
– Поскольку работа Аудитора связана со всякими крупными неприятностями в Империи, никак не могу пожелать тебе большей загруженности, – хмыкнул граф. – Но нисколько не сомневаюсь, что после свадьбы твоя работа оживится. Хотя… будет на один кризис меньше благодаря твоей отличной работе на Комарре.
Майлз поднял глаза, и отец понимающе кивнул ему. Да, вице-король Зергияра с королевой определенно входили в список посвященных о последних событиях. Без сомнения, Грегор отправил доклад Майлза, имеющий гриф «совершенно секретно», вице-королю для оценки.
– Ну… да. Если бы заговорщики выдержали изначальный график, в тот день погибли бы несколько тысяч ни в чем не повинных людей. Думаю, это крепко испортило бы свадебные торжества.
– Значит, ты заслужил небольшую передышку.
– А что заслужила госпожа Форсуассон? Ее тетя передала нам впечатление очевидца, рассказав об их участии в этом деле. Довольно пугающий опыт, на мой взгляд.
– Она должна была удостоиться благодарности от имени Империи, – сокрушенно сказал Майлз. – А вместо этого все засекретили, закопали как можно глубже. Никто ничего никогда не узнает. О ее храбрости, хладнокровии, умных действиях, обо всем ее героизме, черт подери… Все это просто… закопали. Это нечестно!
– В кризисной ситуации каждый делает то, что должен, – заметила графиня.
– Нет, – посмотрел на нее Майлз. – Не каждый. Большинство ломается. Я таких повидал. И знаю разницу. Катриона… она никогда не сломается. Она всегда пройдет дистанцию, всегда найдет силы. Она… она справится.
– Не считая того, что мы говорим о женщине, а не о лошади, – сказала графиня (черт побери, Марк сказал почти то же самое! Да что такое творится со всеми моими родными и близкими?!). – У всех есть свой предел, Майлз. У всех есть смертельно уязвимые точки. Просто у некоторых эта точка находится в нестандартном месте.
Граф с графиней снова обменялись одним из своих Телепатических Взглядов. Это чудовищно раздражало – Майлз чуть не взвыл от зависти.
Облачившись в жалкие остатки достоинства, он встал:
– Прошу меня простить. Мне нужно идти… полить растение.
Добрых полчаса он бродил в темноте по пустому парку с фонариком в одной руке и чашкой воды в другой, прежде чем ему удалось хотя бы отыскать проклятущее деревце. Скеллитум и в горшке выглядел довольно-таки жалко, а здесь казался совсем одиноким и потерянным. Росток жизни размером с палец на пустынном акре земли. К тому же тревожно хилый. Он что, вянет? Майлз вылил на скеллитум воду. На красноватой почве возникло темное пятно, мгновенно начавшее впитываться и испаряться.
Майлз попытался представить себе дерево, когда оно вырастет, – пяти метров высотой, со стволом объема и формы борца сумо, с похожими на щупальца ветвями, изгибающимися к небу. Затем попробовал представить себя сорока пяти—пятидесятилетним: возраст, до которого надо дожить, чтобы увидеть скеллитум выросшим. Будет ли он ворчливым холостяком– отшельником, эксцентричным, сморщенным – калекой, за которым будут ухаживать лишь озверевшие оруженосцы? Или гордым, хоть и замотанным отцом семейства, идущим по жизни рука об руку с элегантной, спокойной темноволосой женщиной и полудюжиной гиперактивных ребятишек? Может… может быть, гиперактивность можно погасить на генетическом уровне? Нет, родители наверняка обвинят его в жульничестве…
Это унизительно.
Он вернулся в свой кабинет, уселся за стол и после дюжины попыток состряпал лучшее извинение всех времен и народов.