Глава 33,
повествующая о проклятии поселения Айо и тяготах борьбы с оным
И брат от брата побежит,
И сын от матери отпрянет.
А. С. Пушкин
О самом худшем они тоже узнали, и очень скоро. Кальпурций Тиилл не справился с любопытством. Не стоило, конечно, после доброго приема старое поминать, но он все-таки спросил осторожно: не знают ли почтенные хозяева, как получилось, что в мирных прохожих днем пускали стрелы из леса?
Ну конечно, они знали. И очень, очень сожалели. Именно в этом и заключалось главное несчастье поселения Айо. Оно тоже пришло с Тьмой, и прежде чем с ним научились жить, немало народу полегло. Вот уже семь лет подряд каждую полночь в одного из обитателей поселения вселяется безымянное зло. И начинает убивать все живое и неживое, без разбору. Свои, чужие, близкая родня, темная тварь – одержимому все едино, он хочет крови, боли и страха, сам же не боится ни боли, ни смерти, как северный воин-берсеркер.
За первые месяцы этого кошмара население колонии сократилось вдвое. Скольких-то положили одержимые, сколько-то было в этом состоянии убито. Так продолжалось до тех пор, пока жених взбесившейся леди Инноли, не в силах причинить вред любимой, догадался замуровать ее в тесном дупле. Чудо, но разомкнуть дерево одержимая не смогла, обычные способности ей отказали. Всю ночь она билась внутри, выла страшно, сыпала угрозами, проклятиями и такой непристойной бранью, что невольные слушатели диву давались, где могла набраться такого невинная девушка-альва, вся жизнь которой прошла в почти полной изоляции от грубых инородцев? (Здесь нужно уточнить, что бранилась она на нескольких человеческих языках, в наречии светлых альвов таких слов не существовало вовсе.) Настал день, но дева продолжала бушевать, и так до полуночи.
В полночь, как полагается, озверел еще один альв, и его всем миром заточили в соседнем дупле. И буквально минуту спустя первое дупло разомкнулось. Леди Инноли, бледная, всклокоченная, как злая ведьма, с разбитыми в кровь кулачками и сорванными ногтями, пошатываясь выбрела на волю. К ней бросились, чтобы вернуть в темницу, – и вдруг поняли, что она совершенно нормальна, от недавнего безумия в душе не осталось и следа, бедняжка не помнила ничего из того, что творила. О случившемся, впрочем, догадалась сразу и горько плакала, потому что успела убить двух добрых подруг.
Постепенно альвы освоились со своим проклятием. Безумие длилось ровно сутки. Поэтому каждую ночь все поселение собиралось у костра и ждало, кто из соплеменников одичает на этот раз. Как только замечали дурной взгляд, злобный оскал или другой признак – наваливались и запирали. Они приспособились к злу.
Но приспосабливалось и зло. Оно научилось затаиваться, все труднее становилось вычислить одержимого и все труднее удержать. Если прежде тот сразу бросался в атаку, теперь первым делом пускался наутек. Не догонишь – будет охотиться на соплеменников и чужаков целые сутки…
– Вот как я сегодня! – вклинился в рассказ тана худенький бледный паренек с большим горбом на спине. – Это, верно, я вас сразил стрелой, простите… Упустили меня…
– Да, это новая уловка зла, – подтвердил рассказчик. – Прежде, вселившись в альва один раз, оно не возвращалось к нему по крайней мере до тех пор, пока не сменится луна. Но последнее время стало нападать на одного и того же и пять, и даже три дня спустя. Не угадаешь.
– А нынче? – забеспокоился Фруте. – Ведь полночь минула, очередного вы изловили?
– В дупле она сидит, поодаль, чтобы спать не мешала, – успокоил тан. – С девами проще, они быстрее себя выдают – начинают рычать…
– Какой ужас! – деликатно вздохнула ведьма, хотя на самом деле ей хотелось сказать «какая пакость!». – А вы не пробовали избавиться от этой напасти совсем? Ведь ваш народ сведущ в колдовстве.
Вопрос был праздным. Ну конечно они перепробовали все доступные способы – но злу не было никакого дела до их усилий. Чары альвов оказались бессильны пред ним…
…Тан говорил, говорил о беде народа своего, но с каждым его словом Йорген все отчетливее чувствовал: ох, чего-то он недоговаривает. Другие это тоже понимали: многозначительно переглядывались ведьма с магом, Семиаренс Элленгааль отводил глаза. Кальпурций, уж на что не силен был в колдовстве, и тот поглядывал с беспокойством.
Потому что не было на самом деле никакого загадочного зла, и к нашествию Тьмы это явление, старое как мир, прямого отношения не имело, хоть и напоминало внешне двоедушие. «Вандергайст» называлось оно. Блуждающий дух. Своего рода проклятие, неудивительно, что искушенные в тайных знаниях альвы не могли с ним справиться. Ведь избавиться от проклятия без посторонней помощи невозможно в принципе. Только сам проклявший может его снять или хороший колдун.
– Почему же вы не обратились к колдунам? – спросила Гедвиг в лоб.
Альв смерил ее тяжелым взглядом, потом махнул рукой: дескать, какая теперь разница, какой смысл скрывать очевидное? Ответил с горечью:
– Какие колдуны, на третий-то год Тьмы? Кто из них на ее сторону не перешел – те полегли, все до единого…
– За Сенессами полно колдунов, живых и здоровых! – удивился Кальпурций. – Дорога тяжела, но не настолько, чтобы ее невозможно было преодолеть, мы тому живой пример…
Тан поселения Айо не дал ему договорить.
– Что ж, значит, пришел и ваш черед узнать о самом худшем…
Спутники с недоумением переглянулись, они-то думали, главная беда альвов в проклятии состоит!
– …Покинуть пределы этого леса не способна ни одна живая душа! Мы – пленники его, уже много лет. А теперь – и вы.
Вот это был удар.
– Поели, называется, краденых пирогов! – нервно рассмеялся Йорген фон Раух, он первый смог говорить. – Правильно говорят хейлиги в храмах – за греховные помыслы тоже приходится платить.
– Правильно, – подтвердил Кальпурций Тиилл. – Да только цена высоковата, ты не находишь, друг мой?
– На все воля Дев Небесных! – Голос ланцтрегера звучал цинично и зло. – Это я во всем виноват.
– Ничего подобного, – возразил великодушный силониец. – Все мы хороши.
Больше они в тот день о делах не разговаривали – спать легли. «Утро вечера мудренее» – было такое присловье у торговцев, наезжавших в Эренмаркское королевство из восточных земель. Йорген часто слышал его на рынке, но смысла не понимал. Лично ему сколь-нибудь умные мысли начинали приходить в голову не раньше полудня. По утрам же начальник столичного гарнизона Ночной стражи ощущал себя совершенно безмозглым и очень боялся, что это однажды заметят подчиненные. Вот почему все проблемы ланцтрегер предпочитал решать с вечера.
Но теперь он был согласен с остальными: нужен отдых, нужно время, чтобы страсти улеглись и вернулась способность рассуждать здраво. Пока же всем им хотелось одного – рвать и метать с досады. Заниматься колдовством в таком состоянии не рекомендуется категорически, во избежание разрушений и жертв. А без колдовства здесь было не обойтись, это уж к гадалке не ходи.
И заснули они вповалку, у чужого бездымного костра, под мерный вой, несущийся откуда-то издали, – должно быть, это одержимая дева бушевала в своем дупле.
За ночь Кальпурций Тиилл успел счесть происшедшее дурным сном – ну не может же такого быть на самом деле, чтобы отпрыск славного рода Тииллов вознамерился промышлять кражей пирогов! Но открыл глаза – и убедился в собственной порочности. Под бледным рассветным небом, проглядывающим в прорехи угловатых ветвей, бесцветным, почти невидимым пламенем горел костер. Спутники спали вокруг, подложив под голову дорожные мешки. Всхлипывал жалобно Фруте, его нежное личико выглядело совсем детским и несчастным. Черный Легивар неудобно завалился навзничь и храпел. Гедвиг сжимала в ладони руку Йоргена, и это зрелище Кальпурция не порадовало, но он их простил. Семиаренса на месте не оказалось, он любил просыпаться раньше всех… А дева в дупле все выла и выла, нагоняла смертную тоску…
Спать расхотелось, захотелось вырваться как можно скорее из этого унылого, полуживого места пусть назад, во Тьму, но в нормальную, привычную Тьму!
– Вставайте! Хватит дрыхнуть! – Он безжалостно растолкал спящих. – Нечего время терять, надо что-то решать!
– У! – сказал Йорген, перекатываясь на бок. – Попозже!
Силониец был непреклонен:
– Подъем!!!
Эта короткая команда всегда действовала на ланцтрегера фон Рауха безотказно. Он резво вскочил и спросонья чуть не угодил в костер, хорошо Легивар удержал за пояс.
– Спасибо! – сказал ему Йорген с чувством. – Ты настоящий друг! Не то что некоторые из будущих шуринов!
…Первым делом они решили убедиться в достоверности сказанного накануне. Горбатый паренек по имени Виалир, вчерашний стрелок, вызвался их проводить. Проводил. До самой опушки дошли нормально, и знакомая пустошь уже проглядывала меж стволов. Вот только выйти на нее не удалось. Тропа вилась под ногами, расступались, давая дорогу, древесные стволы… И так до бесконечности. Не желал выпускать своих пленников зачарованный лес! Два шага, не больше, оставалось до его кромки – преодолеть их так и не удалось.
– Ну, теперь верите? – печально усмехнулся молодой альв. – Отсюда возврата нет.
– А если напролом, без вашей тропы? – не желал сдаваться ланцтрегер.
Виалир пожал плечами:
– Попытайтесь.
Попытались. Исцарапались еще больше, одежду изодрали, а толку никакого.
– Ладно, – решил боевой маг, – идемте назад, в поселок. Я подумаю, как снять проклятие вандергайста. Вдруг оба явления как-то связаны и, устранив одно, мы попутно избавимся от другого?
– Ты сможешь снять проклятие? – усомнилась Гедвиг Нахтигаль и напомнила, не щадя самолюбия молодого мага (не до сантиментов ей было в тот момент): – С твоей-то третьей ступенью?
– Не смогу, – был спокойный ответ. – Я надеюсь только вспомнить, как это делается. А снимать будешь ты.
Провожатый слушал их разговор молча, с непроницаемым лицом. Он-то знал, что надежды нет.
…Шел третий год Тьмы. Уже окончился короткий период кровопролитных войн, и тела павших бойцов дожирали их победители. Больше не перекатывались с места на место волны беженцев: люди поняли, что спасения нет. Голод и мор гуляли по городам, дымились пепелищами села, зарастали диким бурьяном, превращались в пустоши поля. Жизнь гибла или превращалась во что-то злое. Сытая нежить плодилась без счету.
Но до заповедного леса Айо Тьма еще не добралась, не так-то просто ей было подступиться к нему, хранимому силами более древними, чем весь этот мир. И под защитой своей зеленой крепости светлые альвы надеялись переждать темные времена. На то, что творится снаружи, они старались закрывать глаза: зачем терзать душу, если все равно не можешь ничего изменить? Но отголоски беды доходили и до них. Прекратилась торговля с людьми, и хлеба не стало, пришлось жить как в старину, одними лишь дарами природы, с каждым месяцем все более скудными. Голода не было, но во всем чувствовался недостаток. Бедной стала жизнь, и радость ушла из нее.
…Человек шел через пустошь, шатаясь как пьяный. Был он молод, истощен и плохо одет. Чумное безумие металось в запавших глазах. К нему подходили твари, тянули носом – и уходили прочь, они были разборчивы тогда, не желали жрать всякую заразу, хватало еще свежей, здоровой еды… Жить человеку оставалось считаные часы, но он не хотел умирать. Он из последних сил волок свое непослушное тело к заповедному лесу. О светлых альвах ходила по свету добрая молва: они благородны, чисты душой, мудры, искушены в науках тайных и древних. Они не откажут в помощи страждущему.
Отказали.
Светлые альвы не умирают от чумы. Но и для них эта хворь весьма и весьма неприятна. Зачем в придачу к старым бедам наживать новую? Идти на риск ради чужака? И какой смысл в одной спасенной жизни, когда вокруг гибнут тысячи?
Его встретили стрелами: «Ты не войдешь, человек…»
Зачумленного не пустили в лес. Он умирал, лежа у опушки и выкрикивая проклятия. «Будьте прокляты вы все в этом лесу! – кричал он в полубреду, не стараясь, да и не умея, должно быть, подбирать слова. – Я не войду – и чтобы вам не выйти никогда, ни одной живой душе…» Ровно в полночь юноша умер и целые сутки лежал в сухой траве, пока не сожрала его тело какая-то особо неприхотливая тварь.
Тогда все и началось.
И теперь не кончится. Всяк вошедший в лес становится про́клятым – не избавиться ему от проклятия без посторонней помощи. Замкнутый круг.
Как-то бестолково и мутно прошел день. Бесцельные блуждания. Полусон. Тоска. Жизнь без надежды и смысла. Зачем?..
На ночь выбрели к знакомому костру. Их уверяли – тварей в лесу нет, опасаться некого. Но у жилья было как-то уютнее.
– Хорошо, что пришли, мы бы все равно разыскали вас, – одобрил тан. – В полночь никто не должен оставаться один. Будьте рядом, держите друг друга крепче.
Полночь близилась. Альвы расселись вокруг костра, вцепились друг другу в руки, образовав кольцо, замерли в напряженном ожидании. Каменные лица. Подозрительные взгляды. Гробовое молчание. И вой, замогильный вой, доносящийся из-за деревьев…
Вдруг он смолк, резко, будто оборвали. Повисла тишина. Напряжение было таким, что воздух, казалось, звенел… Здесь каждый боялся каждого, никто никому не мог верить, зверем мог оказаться любой… Брат вцепится в горло брату, сын вонзит нож в отца, мать загрызет дочь свою…
И Йорген вдруг понял, КАК ОН ИХ ВСЕХ НЕНАВИДИТ!!! Убить! Всех, всех убить!!! Пусть они умрут – ВСЕ!!!
«Эй, да что это я? – одернул себя ланцтрегер. – Что за дикие мысли? Откуда?.. ОЙ! ОЙ-ОЙ!»
– Тиилл, друг мой! – позвал он тихо. Силониец обернулся – до чего же гнусная южная рожа, разве можно называть этого выродка другом? Убить, убить, чтобы не видеть никогда… – Слушай, не хочу вас пугать, но ОНО – ВО МНЕ…
Тот даже не понял, о чем речь.
– В смысле?
– В прямом!!! – Вот безмозглая тварь, убить, убить! – Вандергайст. Во мне! – Говорить становилось труднее, ненависть сводила челюсти. – Не сиди как… пень. Свяжи! Убивать хочу. Всех!
– А почему тогда не убиваешь? – испуганно спросил тот, он еще не мог поверить.
– А что, надо?.. Эй, вы, ур-роды! – Йорген вскочил на ноги. – Ну где, гром р-разрази, ваше дупло?!! Не видите, я…
Тут на него кинулись. Прижали к земле. Очень умело скрутили веревками – жить стало легче. Не надо держать в узде тело, которое так и рвется вскочить и крушить все живое без разбора, можно спокойно заняться тем, кто внутри.
Это было очень странное, неправильное состояние. Одна половина его «я» исходила дикой злобой, другая наблюдала за ней с холодным интересом. Одна хотела рычать, плеваться, ругаться и биться в путах, другая говорила: «Йорген, не будь идиотом, веди себя прилично!» Наверное, из-за этой внутренней неразберихи связь с внешним миром ослабла, происходящее вокруг было как в тумане – картины плыли, голоса звучали иначе и будто бы издалека доносились, чужая речь воспринималась обрывками: «Не может быть… невероятно… контролирует… разве такое возможно?.. почему не стал убивать?.. ему хочется…»
Ну, на последний вопрос он смог им ответить.
– Если бы я убивал всякий раз, когда мне этого хотелось, – население Эренмаркского королевства сократилось бы вдвое! Человек должен уметь справляться с дурными желаниями… – очень здраво сообщил одержимый, но закончил фразу яростным змеиным шипением.
Его не стали помещать в дупло, решили сторожить. Слишком невероятным было это явление, чтобы оставить его без внимания. И Черный Легивар, и ведуны поселения Айо уверяли в один голос: за всю историю магических наблюдений не было случая, чтобы собственная личность одержимого могла сопротивляться внедрившемуся в его разум духу.
Йорген фон Раух был первым и справлялся с задачей неплохо. К примеру, он смог нормальным, разве что немного хриплым голосом попросить Гедвиг, чтобы та подложила ему под голову мешок: «Лежать неудобно». Правда, попытался при этом укусить ее за руку, но тут же извинился. До полудня вел себя очень смирно, будто дремал. Потом, должно быть, проголодался и пообещал «сожрать всех с кишками и потрохами заживо, дайте только волю». Волю ему не дали, заменили отваром из грибов – Гедвиг Нахтигаль покормила с ложечки, хорошо у Черного Легивара в мешке нашлась латунная, деревянную альвийскую он перекусил одним махом и сам же восхитился: «Эх! Вот это у меня хватка! Волчья! Жаль не навсегда!» Поев, он снова утих.
– Спишь? – шепотом, с опаской спросил Кальпурций Тиилл, нагнулся посмотреть…
Йорген дернулся ему навстречу, заставив отшатнуться, лязгнул зубами возле самого носа силонийца, прорычал ругательство, сообщил: «Спят шторбы в могилах, а я думаю, раз некому больше! – И добавил, помолчав: – Пошли бы все…» – а куда, не уточнил.
Прошло еще несколько часов, прежде чем он заговорил снова:
– Эй! Где вы есть? Ко мне, быстро! Не то…
– Ты что-то хочешь? – с трепетом спросила Гедвиг Нахтигаль, добровольно вызвавшаяся на роль бессменной сиделки.
Почему с трепетом? Да потому что, по расчетам ее, у Йоргена должны были бы уже появиться некоторые желания деликатного свойства, удовлетворить которые в его связанном положении было бы крайне затруднительно.
К счастью, речь пошла о другом.
– Не стой как дура. Зови всех.
«Все» пришли.
– Тащите… меня на опушку! Ну, живо! – сквозь зубы приказал одержимый и отвернулся.
– Зачем?!
– Сказано – делайте! Надо так! Я не намерен объясняться с безмозглыми идиотами!
Семиаренс Элленгааль склонился над ним, не обращая внимание на злобное шипение, заглянул прямо в полыхающие ненавистью глаза. Заговорил очень спокойно и твердо:
– Йорген фон Раух, ответь немедленно – ЗАЧЕМ?!
Ланцтрегер оскалился по-звериному:
– Сам поймешшь, если захочешшь, смертный! Это просто!
И он понял! Это действительно было ПРОСТО, до смешного просто!
Йорген фон Раух, ланцтрегер Эрцхольм, совершил то, что до него никому не удавалось целых семь лет!
Он придумал, как обойти проклятие.
– Делаем, как он хочет! – вскричал Семиаренс Элленгааль, едва сдерживая ликование.
…Никто не назвал бы этот путь приятным. Весил ланцтрегер фон Раух совсем немного, и нести его было бы легко. Если бы только он при этом не извивался ужом и не сообщал окружающим все, что думает о них в данную минуту: «Вот выродки! Осторожней, не дрова несете! У, поубивал бы… Ну, что спотыкаешься! Под ноги в детстве смотреть не научили?! Убью!!!» При этом некоторые его советы оказались весьма полезными: «Ну, куда руками хватаете! Порву же я вас. Палку под веревки протолкните и несите, как тушу… Ну! Давно бы так, бестолочи!»
Через два часа процессия достигла заветной опушки.
– Замечательно! – прокомментировал ланцтрегер злобно. – Года не прошло! Ну, что замерли? Выкатывайте меня как-нибудь! Ах чем?! Разве жердей длинных в лесу не найдется? Или мне самому встать поискать?!
– Йорген, милый, а ты катиться сам не можешь? Обязательно тебя толкать? – спросила Гедвиг, кусая губы. Она уже с трудом сдерживалась. Ей было просто нестерпимо смешно! На нервной почве, должно быть.
– Ага! Щас как покачусь колесиком! Да только в обратную сторону! Эта дрянь во мне – думаешь, так легко с ней справляться?! Вот в вас переселится – посмотрим, как вы будете «сами»!
Тут ведьма не выдержала, прыснула и узнала, что смех без причины – признак дурачины. Но настроение ее от этого замечания не ухудшилось. Таким забавным казался ей Йорген в своем злобно-сварливом состоянии, что расцеловать готова была, если бы не кусался!
С замиранием сердца следили за происходящим светлые альвы. Если честно, не все желали чужакам успеха. Досадно было: семь лет мучений, а избавление – вот оно, на поверхности лежало! Пришлые догадались – дня не прошло!
«Будьте прокляты вы все в этом лесу, – кричал, умирая, будущий вандергайст. – Чтоб не выйти никогда, ни одной живой душе…» Он ненавидел всех и проклинал всех. Но только не самого себя!
Выпихнуть Йоргена из лесу оказалось не так-то просто. Этот вандергайст был не дурак, он свою ошибку тоже понял. Он сопротивлялся что было сил, и Йоргену все труднее становилось его сдерживать. Несколько раз дух брал верх и заставлял связанное тело откатываться назад – никакими жердями было не удержать.
– У меня уже все бока из-за ваших палок болят! – жаловался Йорген в короткие просветы между атаками, упрекал друзей: – Никакой от вас пользы! Опять упустили!
Трудно сказать, сколько бы они еще провозились и чем бы это закончилось для одержимого, если бы Черный Легивар не предложил новый способ, грубый, но действенный.
– Надо его оглушить, – сказал маг веско. – По голове!
– А вдруг, пока он будет без памяти, вандергайст завладеет им окончательно?! – испугалась Гедвиг.
Но идея бакалавра нашла поддержку с неожиданной стороны.
– Ну и что? – проворчал Йорген устало. – Какая разница? Хуже все равно не станет. Глушите скорее, сколько можно меня туда-сюда катать? Замучили совсем!
– Сей секунд! – обрадовался маг и принялся подыскивать бревнышко потяжелее. Поднял, прицелился…
– Не смей! – взвизгнула ведьма, перехватила его руку. – Сгинь! Я сама! Я его усыплю!
– А сразу не могла?! – разозлился одержимый.
– Не могла! Боялась! Но раз уж вас потянуло на крайности… Спи, спи…
Давно бы так! Одержимый затих, дергаться перестал. Спутники медленно-медленно проталкивали вперед его неподвижное, безвольное тело. Оно больше не могло сопротивляться им, но теперь, как назло, стало цепляться за какие-то коряги, задевать за стволы и тому подобные препятствия, которых прежде, в пылу борьбы, никто не замечал. Приходилось разворачивать, перекатывать с помощью тех же палок…
– Ах ты ж! – пыхтел бакалавр. – Теперь ноги застряли! Опять! Сколько можно!!!
– Ты снизу, снизу подцепляй! – поучал Кальпурций Тиилл. – Да посторонись, я сам!.. Вот как надо, видал? И чему вас только в академии учили!
– Да уж ясно, не сонных ланцтрегеров по лесам жердями катать! – парировал Легивар.
А Гедвиг Нахтигаль причитала, не зная, плакать ей от сочувствия или смеяться над нелепостью происходящего:
– Бедный! На нем живого места не останется после ваших жердей! Истыкали всего! Осторожнее надо! Хоть бы догадались наконечники тряпками обмотать!.. Фруте, ты что хихикаешь, негодник! О твоем брате речь идет! Легивар!!! Куда ж ты ему прямо в лицо палкой!!!
– Сам виноват!.. В смысле сам придумал!.. А ты под руку не смотри, лучше следи, чтобы не проснулся, не то опять вся работа насмарку! И вообще, пусть скажет спасибо, что возимся! По-хорошему – за ноги, за руки, раскачать и…
– Правильно! – подхватил силониец. – С тобой так и поступим! Спасибо, надоумил!
…Вот так постепенно, элль за эллем, с перебранками, взаимными упреками и сердитыми шутками, чужаки подтаскивали тело одержимого к заветной черте. А позади в глухом, тяжелом молчании замерли про́клятые альвы поселения Айо. Они знали: здесь и сейчас решается их судьба…