Глава XXX
МИЛЛИОНЩИКИ
Едва Корсаков и Бурьин вышли из номера, храп, доносившийся из шкафа, мгновенно смолк, и сквозь дверцу просочился Грзенк. Он огляделся и прошел в соседнюю комнату, где к этому времени невесть как появилась лохматая помесь ризена и овчарки.
— Оно в шкафу? — спросила дворняга.
— Да, сейчас я его достану. — Грзенк, крадучись, приблизился к шкафу и, не смущаясь запертой дверцы, погрузил в него по плечи обе руки.
Нашарив ларец, он попытался его вытащить, но безуспешно.
Грзенк смущенно вытащил руки.
— Я забыл, что материя не проходит сквозь материю, — виновато сказал он.
— Неважно, — пролаял пес, — подожди, я сейчас открою.
Дворняга спрыгнула с кровати, с натугой встала на задние лапы и превратилась в некоего престранного оборотня — человека с собачьей головой, но в куртке слесаря. На боку у него висела большая сумка с инструментами, из которой Бнург извлек сперва большую динамитную шашку, а затем и связку ключей.
Простенький замочек шкафа щелкнул, сдавшись уже на восьмом ключе. Оборотень опустился на четвереньки и вновь стал собакой, с облегчением принимая привычную форму.
— Готово, вуаля! — не без гордости сказал Бнург. — Теперь давай ты.
Грзенк взял ларец и перенес его на кровать. Крышка оказалась запертой, но, когда он трепетно повернул одно из деревянных украшении на его задней стенке, она скрипнула и медленно приподнялась.
Столкнувшись лбами, Бнург и Грзенк с благоговейным ужасом заглянули внутрь. На истончившемся от времени бархате лежала жемчужная нить.
— Это Оно? — шепотом спросил пес.
— Не знаю.
— Есть только один способ это проверить — дотронуться до него, и если…
— Погоди, я сейчас!
Грзенк протянул дрожащую руку к ожерелью и сомкнул пальцы, но пальцы прошли сквозь жемчужную нить.
— Я не могу его взять, значит, это Оно, — прошептал Грзенк. — Помнишь предание? Только Великое Нечто может быть материальным и нематериальным одновременно. Оно существует на всех уровнях времени и пространства. Оно первопричина всего, кроме самого себя. Взять его может только тот, кто сам одновременно находится в двух состояниях, совмещая в себе двух непримиримых врагов — дух и материю.
Пес ткнулся в ожерелье носом и… чихнул от осевшей на бархат пыли.
— Ты прав, Оно не дается. Но, кажется, я знаю, кто и при каких условиях сможет его взять.
— Кто? — недоверчиво спросил Грзенк, неподвижно сидевший на кровати рядом с ларцом.
— Лирда… Но если не будет знать, что это Оно, а посчитает, что это просто украшение…
— Но почему именно она? — напрягся папочка.
— Ты только вдумайся — Великое Нечто подчиняется лишь тому, кто не осознает его природы. Ведь пролежало же оно в ларце полтысячи циклов, и все потому, что ларцу безразлична его сущность. Для этой деревянной коробки ее попросту не существует…
— По-моему, это натянуто. Я не хочу, чтобы Лирда дотрагивалась до этой штуки. Возможно, Великое Нечто и необходимо нашей цивилизации, но я не хочу, чтобы из-за него моя девочка отправилась в Иллюзорные миры раньше времени.
— Но Великое Нечто сможет защитить ее от майстрюка!
— Откуда ты знаешь? Потому что так сказал этот сумасшедший Крам? Не забывай, что я видел его в лабиринте, — горячо заявил Грзенк.
— Надеюсь, Великое Нечто не слышит, как ты кощунствуешь. Ладно, пускай все идет так, как должно идти, раз мы уже невольны что-либо сделать, — покорно произнес Бнург.
Он бережно закрыл ларец и, взяв его зубами, вернул в шкаф.
Порой мне просто противно на тебя смотреть… — с презрением сказал Грзенк. — Знаешь, в чем твоя проблема? Ты ставишь абстрактные идеи выше действительности.
— А ты за деревьями не видишь леса, — пролаял Бнург, обиженный этими несправедливыми нападками.
— Зачем мне видеть лес, когда мы имеем дело не с идеями, не со схемами, а с конкретными жизнями? Думаешь, почему ты никогда не мог поладить с Дымлой? Потому что ты никогда не любил ее саму, а любил в ней только свои мечты.
— Это удар ниже пояса. Я не хочу с тобой все это обсуждать, — обиделся пес.
Грзенк опомнился:
— Я сболтнул лишнего, прости меня, но не хочу, чтобы моя девочка прикасалась к Великому Нечто. И все, не будем больше об этом.
Он, ссутулившись, остановился у дверей своей смежной комнатки, обернулся к Бнургу, а затем сквозь запертую дверцу шагнул в шкаф. Дворняга прислушалась. В коридоре гудел густой бурьинский бас и доносился звонкий смех Лирды. Пес завилял хвостом, залаял и, как все собаки, нетерпеливо стал царапать дверь передними лапами.
Водитель, перегонявший бурьинскую машину из Москвы, приехал даже раньше, чем они ожидали. Уже часов в десять утра в номер постучали, а затем вошел худой парень в кожаной куртке.
— А, приехал! Молодец! Мы тебя только к обеду ждали. Ну как дорога? — спросил Никита.
— Нормальная. Гаишники, правда, привязывались, хорошо, что у меня была доверенность.
— Валька выписал?
— Он, — кивнул парень.
— Надо же, какой у меня предусмотрительный зам! — поразился Бурьин, но потом озабоченно спросил: — Но, по-моему, там нет моей подписи?
Водитель хмыкнул:
— Она там есть.
— Как есть?
— А так. Вы и в фирме каждый день чего-нибудь подписываете, то квартальный отчет, то проводку, то договор.
Бурьин мрачно кивнул.
Отправив шофера поездом, они кое-как втолкнулись в машину. Увидев, как на заднее сиденье набились Китти, аксакал и Лида, а после еще прыгнула и собака, заняв причитающееся ей место, Никита озадаченно крякнул. Вот что значит не иметь представления о тайне пятого измерения!
Узнав, сколько им предстоит ехать до Москвы, Чингиз Тамерланович скривился: он бы и пешком дошел быстрее. Незаметно просунув ногу сквозь днище автомобиля, он потрогал подошвой мелькавший асфальт. Подошва тотчас начала дымиться, и потомок двух ханов и эмира выдернул ногу.
— Совсем спятил? — шепотом поинтересовался пес (со стороны казалось, что он просто лизнул хана в ухо).
— Почему это?
— Думаешь, если ты призрак, то можешь быть сумасшедшим? Имей уважение к форме — только так можно сохранить себя в этом мире.
— Это я уже где-то слышал, а теперь заткнись. У меня какое-то скверное предчувствие, — сказал Грзенк.
— У тебя мания преследования, — заметил пес.
— Давай спросим у Дымлы! — предложил Грзенк.
Он мысленно обратился к Дымле, запрашивая ее, не прозревает ли она какой-либо опасности своей замечательной интуицией и где сейчас майстрюк, но Дымла отвечала, что ее интуиция в данном случае дремлет.
— Но почему? С тобой же никогда такого не бывало! — обеспокоился Грзенк.
— Ты забыл, что у майстрюка мой головной шар? Он с недавних пор все блокирует!
Тормознув у магазинчика, Никита вернулся с большим бумажным пакетом, набитым всякой снедью и торчавшими из него двумя бутылочными горлышками.
— Как поохотился, дорогой? — спросила Китти.
— Неплохо, сама посмотри. — Бурьин сунул ей пакет.
— Держи! По-моему, это тебе нужно. — Дымла протянула Лирде бутылку с водой, но та сделала всего несколько небольших глотков:
— Спасибо, я больше не хочу.
— Как не хочешь? Но ведь… — удивилась Дымла.
— Сама знаю, но я в самом деле больше не хочу. Понятия не имею, что со мной, — виновато сказала Лирда.
— Это все перестройка материи. Ей больше не нужна вода, — проворчал Бнург и яростно почесался задней лапой.
Часа через три, когда уставшего Бурьина сменил за рулем Алексей, а Никита сладко задремал на соседнем сиденье, потомок двух ханов и эмира озадаченно заерзал и, наклонившись к самому уху собаки, спросил:
— Сколько я делал разведочных фантомов?
— Тебе лучше знать… — удивился Бнург.
— Мне казалось, их было восемь, и все летели за машиной, а теперь их почему-то только пять.
— Ты уверен, что их было восемь?
— Ты меня совсем за дурака принимаешь? — оскорбился Чингиз Тамерланович. — Мы потеряли трех сторожевых фантомов, и я даже не знаю почему… Ой, опять!
Воспользовавшись тем, что Алексей смотрел в эту минуту на дорогу, Грзенк просунул голову сквозь крышу и посмотрел вверх. В небе он увидел только четыре маленьких белых пятнышка — еще один сторожевой фантом исчез.
— Может быть, ты их плохо укоренил? Какой-нибудь производственный дефект? — прошептал Бнург.
— Ты знаешь, я их вообще не укоренял, это пустышки, но вполне надежные. Их кто-то ворует, — зашептал Грзенк. — Майстрюк где-то рядом.
— А если заминировать оставшихся? Ав — и готово! — предложил пес.
Но предпринимать что-либо было уже поздно.
Неожиданно машина выехала на совершенно пустой участок шоссе перед железнодорожным полотном. Трещал звонок, предупреждавший о близости поезда, но шлагбаум только начинал опускаться.
Корсаков решил, что они вполне успевают проскочить. Он снизил скорость и переехал через пути по деревянному настилу. «БМВ» дважды немного качнулась, а потом снова началось ровное шоссе.
Как только они проехали, шлагбаум опустился. Увидев впереди прямой как стрела участок шоссе, Алексей не удержался и разогнался.
— Это уже похоже на езду! — одобрительно сказал Бурьин.
Внезапно послышался вой сирены, и с одной из грунтовых проселочных дорог на главное шоссе вынырнул милицейский «газик».
— Красная «БМВ», немедленно остановитесь! — заорали в матюгальник.
Корсаков перенес было ногу на тормоз, но, сообразив, что у них в багажнике, быстро вернул ее на газ.
— «БМВ», примите вправо!
— Право-лево,
это для особо одаренных. И вообще мы типа не слышим — у нас приемник. Фиг вы нас догоните на «газике», — потирал руки Бурьин.
— «БМВ», стоп! Я сказал!!!
— Ага, «БМВ»… номеров, значит, не видно… — довольно сказал Бурьин. — Говорила мне мама: никогда не мой задние номера, сынок!
Посмотрев в зеркальце, Корсаков убедился, что милицейский «газик» несколько подотстал, хотя все еще крепко сидит у них на хвосте.
— Никогда не видел таких привязчивых «газиков». Я думал, при скорости выше ста они уже разваливаются, — буркнул он и еще поднажал.
Дорога ухудшилась, пошли повороты, и Алексею пришлось слегка снизить скорость. «Газик», отставший было, вновь стал приближаться.
— Давай его, давай! Отрывайся! Чтоб у него колеса поотваливались! — кричала Китти, барабаня кулачками по спинке сиденья. Собака подвывала, зато Чингиз Тамерланович демонстрировал исконное спокойствие наследственного хана, хладнокровно следящего за атакой монгольской конницы.
— Славная у нас шайка подобралась! Жаль, сидеть вместе не дадут! — пробормотал Никита.
Тем временем, выясняя причины происходящего, Грзенк отправил одного из своих голубей-перехватчиков в крутое пике, и голубь пронесся рядом с лобовым стеклом милицейского «газика». Результаты его наблюдений могли бы поразить любого непривычного человека, но только не Грзенка.
За рулем милицейской машины сидела верхняя половина туловища в форме капитана, с белесым пятном лица, лишенного черт, с единственной ногой, застывшей на педали газа. Рядом на сиденье, сползая на дверь, оглушенный силовым ударом, сидел старший сержант, стонавший всякий раз, когда «газик» подскакивал на выбоинах.
Время от времени майстрюк поворачивал к нему свое белое, безглазое лицо, и тогда сержант как сомнамбула протягивал руку и повторял в микрофон:
— «БМВ»! Немедленно остановитесь! Повторяю: немедленно примите вправо и остановитесь!
Итак, майстрюк их выследил. В этом больше не оставалось сомнений. Трудно сказать, что заставило его на этот раз четко выйти на добычу, не соблазнившись ни одним из многочисленных фантомов. Хотя милицейский «газик» определенно не мог их догнать, едва ли это входило в планы майстрюка. Скорее всего шар в «газике» был всего лишь загонщиком, который гнал их по шоссе, словно огороженному красными флажками, навстречу стрелку. Майстрюк брал их в клещи, а где-то впереди на дороге уже поджидал главный хищник.
Бнург, для которого не были секретом последние открытия Грзенка и который вполне разделял его опасения, повернулся к Лирде и пролаял:
— Опасность! Ты можешь изменить форму?
Лирда покачала головой, и Бнург от досады едва не куснул ее за колено. Ну конечно же, это все запретные чувства! Такое уже случалось: запретное чувство точно обруч приковывает к форме, и ничего нельзя сделать.
— Осторожно! Осторожно! — вдруг отчаянно закричала Китти, хотя шоссе перед машиной было абсолютно пустым.
— Что случилось?
— Сворачивай!
Она мертвой хваткой повисла на Алексее, и тот, пытаясь освободиться, дернул руль. «БМВ» правыми колесами съехала на обочину. Почти в тот же миг на дороге, вывернув неизвестно откуда, возник огромный рефрижератор. Он выехал на встречную полосу и пронесся так близко, что их обдало потоком горячего воздуха.
А еще спустя несколько секунд «газик» вынесло на обочину, и он опрокинулся, трижды перевернувшись. Взрыв был похож на негромкий хлопок, после которого стекла «газика» потемнели и наружу вырвалось пламя.
— Во черт! — воскликнул Никита. — Им уже не поможешь! Не тормози!
— Откуда взялся этот грузовик? Если бы я не вильнул…
— Не тормози, тебе говорят! — Никита отрезвляюще схватил его за плечо.
Тем временем пес пристально посмотрел на Чингиза Тамерлановича и, распространяя Д-волны, спросил у него мысленно:
— Ты понял?
— Да, — сказал Грзенк. — Так вот в чем был его план. Майстрюк пустил нам навстречу свой фантом. Хотел, чтобы мы перевернулись. Уцелела бы только абсолютная материя, которая ему и была нужна. Поняв же, что план не сработал, он избавился от «газика».
История с преследованием надолго выбила приятелей из колеи. Опасаясь, что их машина объявлена в розыск, они решили свернуть с главного шоссе на одно из ответвлений, спрятать «БМВ» и переждать день или два.
Но еще до первого ответвления шоссе попался бетонный пост ГАИ. На обочине приткнулась белая «шестерка» с мигалкой, а рядом, покуривая, стояли двое разомлевших от жары милиционеров в бронежилетах и с автоматами.
Уверенный, что их попытаются остановить, Корсаков направил машину мимо поста, готовый, если будет необходимо, резко газануть. Но, очевидно, здесь еще ничего не знали. Равнодушно скользнув взглядом по иномарке, постовые продолжали курить.
— Странная штука, — задумчиво сказал Бурьин. — Либо на том сгоревшем «газике» не работал передатчик, либо те парни просто пытались нас обуть.
— Как обуть? — заинтересовалась Лирда.
— Ну, в смысле ограбить. У нас как-то грузовик с окорочками так увели. Только он выехал за таможню, его останавливают двое ментов. Пистолет в рожу — вышвырнули водителя и грузчика, сами сели и уехали.
— Нашли потом?
— Грузовик-то нашли через пару дней, а вот окорочка тю-тю… Впрочем, я думаю, те парни просчитались. Думали телевизоры или видаки свистануть, а тут окорочка… Ну да ничего: нехай сальмонеллой давятся.
Когда спустя еще пять часов на горизонте показались высотные дома, а потом справа от шоссе выплыли большие бетонные буквы «МОСКВА», путешественники поняли, что период странствий в их жизни на время завершился.
— Что-то меня не тянет поселять у себя в квартире этого аксакала. У меня не так много комнат. По-моему, ему давно пора вернуться в свой кишлак… — шепнул Никита Китти, между тем как его рука надежно зафиксировалась на ее талии.
— В самом деле? И что ты предлагаешь? — спросила Китти.
— Ну… с тобой же он разговаривает? Постарайся вежливо выяснить, кто он и откуда. Я дам ему денег, возьму билет на поезд, и пусть едет.
— А мы с Лидой тоже должны уехать? — заинтересовалась Китти.
— А вам-то зачем? Я о хане говорю. Тебя никто не ждет в Москве?
Китти покачала головой.
— А насчет хана ты не беспокойся. Он и сам скоро уйдет, его отпуск закончился, — добавила она немного погодя.
— Так хан был в отпуске? — не поверил Никита, с трудом представляя себе старого бездельника за работой. Максимум ночующим на мешках с урюком.
Китти наклонилась к переднему сиденью и негромко сказала что-то потомку двух ханов и эмира. Тот вначале недовольно поморщился и замотал головой, а затем с оскорбленным видом покосился на Бурьина. Никита только развел руками: мол, что я могу сделать, пора — значит пора. Чингиз Тамерланович нахмурился, а затем требовательно вытянул руку ладонью вверх.
— У тебя в машине есть телефон? Он хочет позвонить. — Китти повернулась к Бурьину.
— В бардачке… — удивленно сказал Никита. — Но он сотовый, давай я его научу.
Но Чингиз Тамерланович, похоже, не нуждался в обучении. Он лихо вытащил из ящичка телефон и быстро набрал по памяти какой-то номер.
Трубку сняли почти сразу. Хан резко произнес несколько слов на неизвестном языке и повернулся к Бурьину.
— Он спрашивает ваш адрес… — шепнула Китти.
— Варги, дом восемь, — удивленно сказал Никита.
Хан повторил адрес в трубку и, не дожидаясь ответа, захлопнул крышечку сотового. После чего он спокойно откинулся на сиденье и закрыл глаза.
«Совсем чокнулся старик», — подумал Корсаков. На дорогах были пробки, и к дому Бурьина они подъехали около восьми.
— Во блин! Ждут кого-то! — удивленно сказал Никита.
У подъезда стоял длинный кортеж джипов, возле которых толпились мужчины в темных очках и с рацией, а посередине проезжей части, нагло перегораживая ее, был припаркован неимоверной длины белый лимузин, рядом с которым в сопровождении молоденькой девушки прохаживался важный азиатской внешности старик.
Заметив красную «БМВ», девушка что-то крикнула, важный старик кивнул, и вся процессия с торопливой предупредительностью направилась к ним.
— Это тебя встречают? — пораженно спросил Корсаков.
— Ты что, спятил? — пробормотал Никита. — Я таких машин сроду не видел.
Тем временем важный старик уже открывал Чингизу Тамерлановичу дверцу. Потомок двух ханов и эмира согнал с колен дворнягу и, не оглядываясь, в окружении секретаря, переводчицы и телохранителей-истуканов, с достоинством направился к своей машине.
Уже у самого лимузина потомок аксакалов оглянулся на «БМВ» и что-то сказал переводчице. Девушка-переводчица, заученно улыбаясь, подошла к застывшему свечой у своей машины Бурьину.
— Господин Токайото Мицубиси благодарит вас за радушный прием и, если вы будете в Японии, надеется на встречу с вами.
— Токайото Мицубиси? Узбек-то? — ошарашенно переспросил Бурьин.
Девушка перестала улыбаться:
— Господин Токайото большой оригинал. Он всегда проводит свой отпуск в разных странах. Он извиняется, что не попрощался с вами, но он должен срочно вылететь в Штаты по вопросу о приобретении «Дженерал моторс».
Переводчица села в лимузин, к тому времени уже поглотивший Чингиза Тамерлановича, и вся процессия тронулась.
— Блин! Чтоб меня… Вот тебе и хан! — пробормотал Никита. — Нет, я явно перегрелся! Просто какая-то история про Гаруна аль-Рашида…
Лирда прижалась лицом к плечу Корсакова.
— Гарун? А это еще кто? — проворковала она.
— Да был один такой восточный старикашка. Вечно переодевался то в нищего, то в купца… — ответил Алексей. — Послушай, а когда ты встретилась с этим японцем в первый раз, ты знала, кто он?
Лирда с честным видом замотала головой.
— У него был такой несчастный вид, мне стало его жалко. Я поманила его, мол, пойдем со мной, он и привязался.
— Но ты называла его дедушкой…
Лирда нетерпеливо переступила с ноги на ногу.
— Ну, я шутила. А он и отзывался. Ну что, пойдем? Мне надоело тут стоять, — пожаловалась она.
Бурьин почесал затылок:
— Ладно, пора переносить вещи. Как бы то ни было, а от хана мы избавились…
В обивке бурьинской двери торчало сразу три записки. На одной, самой верхней, был даже след губной помады.
— Это от сестры, она должна была заехать в гости, но, видно, не застала меня дома, — сказал Бурьин, быстро прячазаписку в карман.
— Разве у тебя есть сестра? — удивилась Китти.
— Двоюродная. Я тебе покажу наши семейные фотографии.
Аргумент с семейными фотографиями был столь убедителен, что Китти не нашлась что возразить.
Наутро, оставив Лиду и Китти в большой комнате, приятели ушли на кухню и провели там еще один короткий военный совет со вскрытием ларца. Бурьин отправился в комнату звонить по телефону, а Алексей, взяв шкатулку, подошел к Лирде и отозвал ее.
— Я понимаю, что подарки надо делать красиво, но… да ладно, чего там… держи, это тебе!
Увидев жемчужное ожерелье, Лирда вздрогнула.
— Что это? Это Оно? — спросила она с ужасом.
— Как, ты знала про ожерелье? — удивился Корсаков.
— Я чувствовала, что оно там. Но ты даже не представляешь, какой это подарок!
— Оно тебе пойдет. Как только я его увидел, сразу почему-то понял, что оно твое.
Лирда чуть помедлила с ответом. Алексей заметил, что зрачки у нее расширились.
— Ты все правильно понял, оно для меня. Сейчас я надену его, и пусть произойдет то, что должно произойти.
Алексей наклонился к девушке, и ожерелье жемчужной змейкой скользнуло по ее шее.
Корсаков отступил на шаг назад. Лирда все еще сидела с видом жертвы, которой вдруг была дарована жизнь. Потом она медленно подняла руку и дотронулась до ожерелья. На потолке и стенах кухни на мгновение заиграли солнечные блики.
— Повернись. Я хочу на тебя посмотреть, — попросил Корсаков.
Лирда обернулась, и он увидел в ее глазах крупные слезы.
— Что с тобой? — испугался он. — Я не понимаю. Тебе нравится?
Девушка шагнула к зеркалу и долго смотрела на ровную цепочку жемчужин. Ей даже на мгновение показалось, что ожерелье похоже на… Не успела мысль полностью сложиться, как из коридора послышался яростный лай, и на кухню, разбив застекленную дверь, ворвалась дворняга. Уставившись на Лирду, она завыла и медленно осела на задние лапы, но после радостно завиляла хвостом и стала прыгать, пытаясь лизнуть девушку в нос и губы.
— Эй, что ты тут делаешь? Вот противный пес! — из ванной, едва успев обмотаться полотенцем, выскочила Китти.
— Что у вас тут происходит? — На кухне с телефонной трубкой в руке возник Бурьин и с философским спокойствием стал созерцать осколки. — Ну и кто раскокал дверь? Просто из любопытства спрашиваю, — пророкотал он.
Лохматая псина зарычала и поджала уши.
— Коротко и ясно, — сказал Бурьин. — Ладно, сегодня я великодушен. Уберите осколки и постарайтесь впредь удерживать этого зверя от буйства.
Он, подняв брови, покосился на Китти и поманил Алексея в коридор:
— У меня неплохие новости. Я дозвонился до того парня. Он заинтересовался и хочет посмотреть образцы. Приведет с собой нумизмата. Скоро они приедут.
— Отлично, — сказал Корсаков. — Пока все идет неплохо…
— Видишь ли, какое дело, — замялся Никита. — Ты же понимаешь, что все это не совсем законно и тем парням не нужны лишние свидетели. Будет лучше, если этот разговор проведу я сам… Ты ведь мне доверяешь?
— Вполне.
— Тогда уведи на время девочек. Покатайтесь немного, можешь взять машину, а к обеду возвращайтесь.
— Не волнуйся, я их уведу… Только не показывай этим парням всего сразу. Отбери с десяток монет разного веса и достоинства, а остальное запри в сейф.
— Не учи ученого. Все будет наилучшим образом! — заверил его Никита и бросил ему ключи от машины. — Желаю удачно провести время. И не перепутай девочек, помни — твоя Лида.
— Перепутать? Я Лиду ни на кого не променяю, — сказал Алексей.
— Влюбленные все так говорят. Ладно, уводи их, а я приготовлюсь считать денежки.
— Тоже неплохое удовольствие.
— Ты в этом сомневался?
За несколько секунд до взрыва шар майстрюка просочился сквозь приоткрытое окно милицейского «газика» и, теряя форму, взмыл в небо. Пожиратель был недоволен. Его задумка с фантомом не сработала. Что ж, придется еще немного подождать.
Шар Дымлы был хитер и осторожен и в той же мере, что и она, обладал даром интуитивного предвидения. По фазам луны, тени дерева на заборе, запаху ветра, шороху песка, по скрипу дверей и тысячам других неуловимых признаков он мог предугадывать некоторые грядущие события, отличить истинного носителя абсолютной материи от фантома. Шар сохранил даже память, что когда-то Лирда была его внучкой, но теперь это было уже неважно. Прошлое родство перестало что-либо значить, и весь окружающий мир делился отныне на то, что было добычей и что ею не было.
Космический стервятник сужал над Лирдой свои круги. Он давно уже был готов к решающему броску, но какое-то неуловимое и необъяснимое предчувствие останавливало его. Что-то носилось в воздухе, какая-то смутная тревога или опасение, через которое головной шар никак не мог переступить. Все приметы словно взбесились и предсказывали нечто невнятное и взаимоисключающее: так, например, туча, похожая на гриб, предсказывала успех предприятия, но тотчас же ветер, обломивший верхушку у старого дерева, пророчил шарам скорую гибель оттуда, откуда они ее не ждут. Шар Дымлы никак не мог понять, кто или что сбивает его прежде безошибочные ориентиры, и это приводило его в бешенство и тревожило одновременно.
Вот почему майстрюк не решился напасть открыто и разработал план, который, он был уверен, позволит ему овладеть добычей, несмотря ни на какие ее козни и увертки. Возможно, план этот потребует некоторой отсрочки, но он себя оправдает!
— Он подарил тебе Великое Нечто? — спросил Бнург, когда они остались на кухне одни.
— Он даже не представляет, какой подарок сделал. — Лирда приблизилась к зеркалу и вгляделась в жемчужную нить.
Сзади подошла Дымла и положила руки ей на плечи. Ее пальцы прозрачно скользнули по жемчужному ожерелью, но не ощутили ничего, кроме легкого покалывания.
— Погоди, девочка! Я попытаюсь познать его, — прошептала она. — Не шевелись и не мешай мне!
Она закрыла глаза и стала покачиваться, как сивилла. Очень осторожно, как это умела только она, Дымла попыталась проникнуть в сущность Нечто, поставить себя на его место и слиться с ним в единое целое. Какое-то время вещь оставалось непроницаемой и слияния с ней не происходило. Дымла хотела уже отказаться от своей затеи и мягко, не вызывая враждебности Великого Нечто, покинуть чужую территорию, как вдруг бесплотная сущность уступила, и Дымла оказалась там, куда она стремилась.
Дымла погрузилась в плотную пелену, затягивающую еекак дремотная трясина. Вокруг в сплошном мраке вспыхивали и тотчас потухали маленькие звездочки; Дымлу закружил медленный водоворот, и она ощутила себя словно навращающемся блюдце, которое в свою очередь тоже стояло на краю вращающегося блюдца, и так до бесконечности… Она начала было считать их, но еще глубже увязла взавораживающем меду, в котором не было ни одной мысли и ни одной заботы.
Дымла испытала внезапное желание всколыхнуть это сонное царство и закричала: «Я здесь! Я пришла! Эй ты, Кто или Что Бы Ты Ни Было, покажись мне! Ты нам необходимо!»
Но ее голос затерялся в душном медовом водовороте. Дымла вспомнила, что она бесплотный дух и, следовательно, не может увязнуть, и рассмеялась, но тотчас смех ее оборвался, потому что… она увязала. Дымла уже с провалами ощущала себя как целостную личность, и порой ей казалось, что она и есть Великое Нечто, а раз так, то незачем куда-то спешить.
Впрочем, как и у других членов ее рода, личностное начало в Дымле было очень сильно, и именно оно забило тревогу.
«Тяни же меня, чего же ты ждешь, корова?» — закричала она сама на себя и рванулась… Еще… Еще рывок — и она на свободе.
Она едва стояла на ногах и на несколько секунд даже утратила свои иллюзорные контуры, чего с ней никогда не случалось прежде.
— Великое Нечто спит… оно всегда спало, — прошептала Дымла. — И то, что снится Великому Нечто, и есть наше бытие…
— А если его разбудить? — спросила Лирда.
— Стоит ли? Спросонья, как известно, у многих дурное настроение, — пролаял Бнург.
— К тому же если я права и сон Великого Нечто является нашим бытием, то его пробуждение будет концом нашего бытия и началом нового этапа вселенского существования.
— А если Крам ошибался и оно не так всесильно? с сомнением полюбопытствовал Бнург.
— Тогда тем более не стоит его будить, — парировала Дымла. — Во всяком случае, когда я попыталась это сделать, меня едва не затянуло.
— Разве можно так быстро сдаваться? А как же цель бытия? — удивился пес.
— Какой же ты зануда! Лишь бы наша девочка была в безопасности, а поиски смысла бытия оставим для старых призраков, вроде нас, — раздался знакомый голос, и рядом возник зыбкий профиль Чингиза Тамерлановича.
— Рада тебя видеть, папа. Надо признать, в последний раз ты исчез очень эффектно, — похвалила Лирда.
— Сам не знаю, что на меня нашло, какое-то мелкое пижонство… — смутился Грзенк. — Но теперь неудобно будет вновь вернуться в той же форме. Придется ее сменить.
— И кем же ты станешь?
— А вот кем! — К люстре вспорхнула взъерошенная зелено-желтая птица с хохолком.
— И как называется это безобразие? — снисходительно поинтересовался пес.
— Это безобразие называется Петруша, — представился попугай, водружая собственную особу на кухонный шкафчик. — И если кто-нибудь впредь будет позволять себе подобные замечания, я его клюну! Тем более что это сугубо временно.
Лирда смутно ощущала, что, хотя разговор теперь и льется непринужденно, непринужденность эта натянутая, и ей предстоит еще выслушать нечто важное. Не прошло и минуты, как Бнург подошел к ней и ткнулся влажным носом в ногу.
— Рр-ав! Я думаю, что выражу общее мнение, если скажу, что теперь, когда Великое Нечто у нас, мы можем смелее распоряжаться пространством. Возможно, тебе хотелось бы попутешествовать, увидеть мир. Вредно долго находиться на одном месте. Наступает привыкание, некое притяжение, которое и привело нас всех по разным причинам на эту планету…
— Бнург, ты ведь хочешь сказать совсем не это. Выражайся яснее… — мягко перебила Лирда.
— Яснее так яснее. За последнее время ты слишком привыкла к форме, срослась с ней, а это не может нас не тревожить… Мы думаем, тебе нужно расстаться с этим або… человеком, расстаться раз и навсегда. Возможно, тогда ты выйдешь из-под власти запретных чувств и снова станешь полноценным мрыгом.
— Расстаться с ним? Но это невозможно! — с тоской прошептала Лирда.
— Ты должна. Эта любовь не приведет ни к чему хорошему — она гибельна и для тебя, и для него, — сказал Грзенк.
— Я люблю его! — крикнула Лирда. — Понимаете вы это? Люблю!
— Но такая любовь — это болезнь! Ты разрушаешь себя.
— Не разрушаю.
— Ты не отдаешь себе отчета! Это чувство уничтожит тебя, ты должна его бросить! Ради нас, ради всех! — Грзенк долбанул клювом по дверце шкафа. Это было забавно, но Лирде было не до смеха.
— Ты тоже так считаешь? — она повернулась к Дымле. Та, помедлив немного, кивнула:
— Так будет лучше для тебя.
— Но почему? — Лирде казалось, что Дымла должна быть на ее стороне.
— Любовь — это огонь. Он согревает, пока маленький, но когда разрастется — это уже пожар. Топка.
— Вы все сговорились! — рассердилась Лирда. — Вы думаете, что вправе решать за меня, как мне поступать! Не слишком-то я боюсь каких-то призраков!
Попугай замер. Дворняга уставилась в пол.
Лирда спохватилась, что обидела их, и замолчала. Ей стало так скверно и тоскливо, что она вновь ощутила себя гепардом, загнанным под корягу в ельнике.
— Но он любит меня… Он меня по-настоящему любит, — сказала она, хватаясь за это чувство, как за последнюю соломинку.
— Тем хуже. Ты должна понимать, что обманываешь его. Он любит человеческую девушку, а не спрутиху с реакторным желудком, которая купается в азотной кислоте! — жестко сказал Грзенк. — Почему бы тебе не показаться ему в своем истинном обличье? Сможет ли он любить тебя тогда?
— Так вот какой аргумент ты приберегал на конец? — с болью сказала Лирда.
Удар пришелся точно в цель. Истинное положение вещей вдруг навалилось на нее непомерной ношей. Правда, сможет ли он любить ее такой? Смогут ли они вообще быть вместе, если между ними столь огромная пропасть?
Что было бы, если бы он увидел ее такой, какая она есть, — с кожистыми щупальцами, тремя большими глазами, покрытыми прозрачной и прочной роговой пленкой, с ротовой щелью на животе? Нет, она не скажет ему! Их любовь не вынесет подобного испытания. Лирда со сжавшимся сердцем представила себе выражение горького недоумения на лице Корсакова, и ей захотелось немедленно уйти, уехать, навсегда покинуть эту планету, забыть запретное чувство к землянину.
Конечно, в эпосе Земли существовали предания, согласно которым влюбленные юноши женились на лягушках и цаплях. Истинная любовь развеивала колдовские чары, злое волшебство бывало посрамлено — и красавица попадала в объятия к царевичу. Подумав об этом, Лирда горько усмехнулась. В их случае все было наоборот. Не под мерзкой маской чудовища таилась красавица, а, напротив, само мерзкое чудовище пряталось под обличьем дивной красавицы.
— Так ты уйдешь? Оставишь его? — спросил Грзенк. Только что он переглянулся с Дымлой, и та кивнула ему, что настал удачный момент.
Лирда решилась, и, хотя сразу навалилась безысходность, от определенности на душе стало легче.
— Да, уйду.
— Навсегда? — нетерпеливо потребовал ответа Грзенк. — Земля большая, и на ней есть много дорог, которые никогда не пересекаются.
— Да. Только ничего мне больше не говорите. — Лирда твердо посмотрела на отца.
— Если хочешь, можешь оставить ему фантом, чтобы он не слишком грустил… Он и не заметит… — осторожно предложила Дымла.
— Нет, никогда… Это было бы слишком… как надувная кукла, — с презрением отказалась Лирда.
— Ну это как сказать, — заспорил Бнург. — Иногда можно такой фантомчик сделать, что просто пальчики оближешь… Хотя я, конечно, ничего не предлагаю, — торопливо добавил он, взглянув на Лирду.
В коридоре послышались шаги, его шаги. Лирда сразу их узнала и, не отдавая себе отчета, шагнула к двери ему навстречу.
— Ты не передумаешь? — напомнил Грзенк.
— Нет, дай мне только попрощаться.
