Глава XXII
ЧЕРНЫЙ КАМЕНЬ
Корсаков и Бурьин поднялись на рассвете и, крадучись, чтобы не разбудить потомка двух ханов и одного эмира, вышли из домика. Чингиз Тамерланович неподвижно лежал на раскладушке, сладко посвистывая носом. Похоже было, что старика не разбудит даже выстрел из пушки.
В сарае приятели прихватили лопаты и топор, крепко насаженный на рукоятку. Спрятав снаряжение в мешок, они, пригнувшись, прошли под окнами и вышли за калитку. Над деревней уже висел сырой утренний туман, но луна и звезды были еще видны. В соседнем дворе сонно замычала корова. Они вышли за околицу и через старый выгон направились к лесу. Ступая по едва заметной тропинке, усыпанной хвоей, приятели углубились в чащу. Под ногами похрустывали сухие ветки. Корсаков и Бурьин только воображали, что одни в лесу. Едва дверь летнего домика закрылась, потомок двух ханов и одного эмира осторожно открыл правый глаз и хитро, как кот, оглядел комнату. Убедившись, что его спутники ушли, Чингиз Тамерланович бесшумно встал с раскладушки. В комнате он был один.
Еще вчера баба Паша настояла, чтобы Лирда ночевала у нее в доме на второй кровати. «Нечего тебе одной с тремя мужиками жить, от них храпу не оберешься», — заявила она.
Отогнув краешек грязной занавески, Чингиз Тамерланович подождал, пока Алексей и Никита выйдут за калитку, и, низко пригнувшись, побежал за ними, ловко прячась за срубом колодца, столбами и проползая под лопухами. Несмотря на полное отсутствие опыта, в маскировке на местности он проявил почти невероятное умение.
Чем дальше они заходили в лес, тем глуше он становился. Тропинка петляла, делалась все неразличимее, и друзья начинали опасаться, что не найдут Черный камень.
Никита перепрыгнул через замшелую корягу, и след его сапога, глубоко отпечатавшийся в почве, стал быстро наполняться водой. В погибающем от избыточной влаги ельнике черным шевелящимся облаком роились комары. Давить их было бесполезно — место раздавленных сразу же занимали новые. Корсаков натянул на голову капюшон и
глубоко спрятал руки в карманы. То же самое, отзываясь о комарах неприятными и колкими словами, сделал и Никита, переложивший лопаты под мышку.
Гораздо более действенный способ борьбы с надоедливыми насекомыми изобрел аксакал, кравшийся следом на расстоянии пятнадцати шагов. Он заменил в своих сосудах кровь на восьмидесятипроцентный дихлофос, разбавленный борной кислотой. Изобретенное им средство оказалось столь действенным, что комары падали замертво, едва вонзив хоботок.
Примерно через полчаса Корсаков остановился и прислушался. Ему почудилось, что до него доносится монотонный, но вместе с тем почему-то очень веселый звук.
— Иди быстрее. Хочешь, чтобы нас комары сожрали? — проворчал Бурьин, налетая на него сзади.
— Слышишь? Кажется, где-то впереди ручей!
— Да что ты говоришь? Ну так и иди к нему! Замешкавшийся Чингиз Тамерланович, не заметивший, что те, за кем он следил, остановились, едва не наскочил на них, но в последнее мгновение отпрыгнул с тропинки и поцарапал нос о сухую елку.
Наконец участок сухостоя закончился, и кладоискатели вышли к ручью, решительно петлявшему между деревьями. Вода в ручье была коричневая, с примесью торфа.
Бурьин бросил лопаты, присел на корточки и, фыркая, умылся. Корсаков последовал его примеру, смыв раздавленных насекомых. Вода была прохладной и свежей, нужно только зачерпывать ее осторожно, чтобы не поднимать со дна муть.
Умывшись, они пошли вниз по течению ручья, и вскоре среди деревьев замелькал просвет. Утренний туман еще не рассеялся и висел на уровне колена белесым облаком, сквозь которое неясно проступала земля. На поляне у переброшенного через ручей бревенчатого мостика покоилась большая, глубоко вросшая в землю рельефная зеленая глыба. Чиркнув по ней лопатой, Никита сбил мох. Обнажилась черная, влажная поверхность.
— Ну вот и Черный камень. Во всяком случае, в этом легенда точна, — сказал Корсаков.
— Важно, чтобы она была точна в главном — насчет клада. — Никита обошел камень вокруг, расставив ноги, уперся в него руками и толкнул. Валун даже не шелохнулся. Та его часть, что не вросла в землю, доставала Бурьину почти до груди.
— Его и краном не перевернуть, — уважительно пропыхтел Никита. — Я так… из спортивного интереса.
Пока Бурьин размышлял, нельзя ли как-то подковырнуть камень, Алексей по шаткому мостику дошел до середины ручья. Мостик был такой же, как его описывал сын купца Ручникова, — несколько сырых сучковатых бревен, стянутых ржавой проволокой. Вместо перил — провисающая веревка.
Чуть ниже моста ручей расширялся и заболачивался. Воду покрывал сплошной ковер ряски. Вдоль берегов росли камыши и кувшинки. Из ряски высунулось несколько неподвижных темных коряг, а рядом наискось выглядывали три или четыре ветки — похоже было, что под водой лежит упавшее дерево. Алексей подумал, что здесь начинается то самое Гнилое болото, о котором вскользь упоминалось в старой тетради.
Засмотревшись на ручей, Корсаков впал в сонное оцепенение, которым было проникнуто все это место. И топкие берега, и неподвижный торфяной воздух со звеневшими в нем комарами, и висевший кисейной дымкой туман, так что казалось, будто деревья уходят корнями не в землю, а в туман, — придавали всему происходящему ощущение сказочной зыбкости, замкнутого волшебного мирка, досадливо потревоженного их присутствием.
Алексей стоял над ручьем, держась за веревку, и думал, насколько эти деревья, болото и Черный камень больше знают и видели, чем незваные гости вроде них с Никитой.
Возможно, корни вон той старой ели, в которой только и живого, что молодая ветка на верхушке, переплетаются с кладом. Или, может, даже не той ели, а совсем другой, упавшей и выворотившей при падении большой ком земли.
— Эй, чего ты там стоишь столбом? — крикнул Никита, деятельно мерявший шагами поляну. — Надеешься, сундук сам найдется?
Стряхнув оцепенение, Корсаков пробежал по скользким бревнам и спрыгнул на берег. Он вытащил завязанные в мешковину лопаты и прислонил их к камню.
Никита взял лопату и воткнул ее в землю посреди поляны. Почва была мягкая, влажная, податливая и вынималась целыми пластами. Но все равно не привыкшим к такой работе приятелям было тяжеловато. Ладони вскоре начало саднить — признак, что к вечеру на них вздуются волдыри.
— Слышь, может, арендуем бульдозер? — фыркнул Никита.
— И поделимся с бульдозеристом.
— Э нет! Не пойдет! Если б ты знал, как мне надоело копать…
Что-то негромко треснуло. Лопата Алексея наткнулась па что-то твердое.
— Погоди, тут что-то есть…
— Клад нашел? Так быстро? — удивился Никита.
Но это был не клад, а ровный спил дерева, великолепно сохранившийся, несмотря на время, проведенное под землей. Алексей обмыл его и смог рассмотреть даже годовые кольца.
— По крайней мере, мы теперь знаем, что в здешней земле ничего не портится, — задумчиво сказал он.
— Точно, — поигрывая лопатой, заверил его Никита. — Сыро, воздуха в почве нет, вот и не гниет ничего…
— Значит, и клад мог сохраниться.
— Мог-то он мог. Если его не истратили еще до нашего рождения… — проворчал Бурьин и рьяно продолжил копать.
Работа продвигалась довольно быстро. Вскоре яма доходила кладоискателям до груди. Однако поиски не принесли пока никаких результатов. Разве что на дне ямы Никита обнаружил большую железнодорожную гайку, которой крепятся шпалы и которая невесть как здесь оказалась. Никита аккуратно очистил ее от земли, подержал на ладони и забросил далеко в лес.
— По-моему, это ДД, — сказал он, вылезая из ямы.
— Какое дэдэ? — не понял Алексей.
— Дохлое дело. Гайку видел? Сечешь, что это значит? Поляна перекопана вдоль, поперек и до центра земли… — Никита метнул лопату, и она воткнулась в землю около Черного камня.
Приятели приуныли. Когда они ехали сюда, то предполагали, что само место подскажет им, где искать. Но этого не произошло. Перекапывать поляну дальше было бессмысленно: Бурьин прав, наверняка до этого додумались не они одни.
Никита уселся на мостик над ручьем и занялся ужасно интеллектуальным делом: приманивал на руку комаров, отрывал им крылышки и бросал бедняг в воду.
— Ты будешь моя бывшая жена, — говорил он одному, пуская его по течению. — А ты… вот ты… будешь купчишка Ручников, сующий свои тетради куда попало, а ты будешь дурак Алешка, затащивший меня к черту на рога. А ты будешь… — Бурьин задумался над очередным комаром, пищавшим у него в ладони. — Ты будешь я сам… Поплавай, Никитка!
Пока Бурьин ловил комаров, Корсаков любопытства ради счищал лопатой мох с Черного камня. Неожиданно под зеленым лишайником в самом низу камня он увидел часть выбитого креста, а над ним неразличимые буквы, изъеденные ветрами и влагой. «Сохрани… твоима», — только и можно было разобрать.
Ничего не говоря Никите, он быстро опустился на корточки и стал разгребать лопатой землю у основания камня, расчищая крест. Удалось разобрать еще одно слово полустершейся надписи: «съ сьнами» или «съ сынама».
— Что ты там делаешь? — услышал он густой бурьинский бас. — Эге, да тут буквы! Ты уверен, что эту штуку не нацарапал сам купец Ручников? Соскучился, взял долото, топорик и тюк-тюк…
— Посмотри, как стерты буквы. За сто лет камень так несотрется. Скорее всего Ручников вообще не знал о выбитом кресте.
— Это все теория, а сейчас проверим по-простому, — сказал Никита.
Он взял топорик и несколько раз стукнул его острием по Черному камню рядом с надписью, потом протер это место рукой и удивленно покачал головой. На камне был лишь крошечный скол.
— Ого-го! Чтобы высечь что-то в этой глыбе, надо очень этого захотеть. Ладно, я согласен и дальше поработать бульдозером, но нам нужна новая идея, более удачная, чем идея наугад перекапывать всю поляну.
Посреди поляны торчал трухлявый дубовый пень такой толщины, что на нем легко можно было устроить стол для пикника. Корсаков сперва равнодушно скользнул по нему взглядом, а потом… Господи, как просто! Ему захотелось стукнуть себя ладонью по лбу.
— Это ж надо быть такими идиотами! Тебе нужна идея? Вот она! — Алексей подошел к пню и толкнул его сапогом, отбив изрядный кусок трухлявой коры.
Бурьин терпеливо смотрел на него.
— Как ты думаешь, сколько лет было этому дубу, когда его спилили? — продолжал Алексей.
Никита оценивающе взглянул на пень.
— Лет четыреста — четыреста пятьдесят…
— Соображай дальше. Все это время он рос здесь, и под ним никто не…
— …искал! Кто же догадается копать под самым дубом! — воскликнул Бурьин.
— Умничка! И все, что нам осталось, — это выкорчевать пень. Вот только для такой работенки нам нужен лом.
— Где-нибудь найдем. Клад ждал под землей пятьсот лет, подождет еще денек. Ну е-мое, как ты догадался-то! — Бурьин восторженно хлопнул приятеля по плечу.
Кладоискатели спрятали под мостиком лопаты и, пройдя вдоль ручья, свернули на уже знакомую тропинку.
Едва они ушли, из ручья вынырнул почетный академик с прилипшей ко лбу мокрой челкой и выпустил изо рта струйку воды. Чингиз Тамерланович десантным колобком выкатился на берег, подскочил к камню и бросился на землю, ткнувшись лбом в траву. Это напоминало древнее языческое поклонение божеству Перуну Громобою.
Раз за разом Грзенк приникал к земле и надолго замирал, приложившись к ней ухом. Он ощущал близость Великого Нечто. Оно было где-то совсем рядом, на этой поляне, быть может, всего в нескольких метрах под ним.
Грзенк слышал, как земля подрагивает от Его дыхания, полна Его присутствием. Но готово ли Великое Нечто открыться? В чем его сущность: смерть оно несет или жизнь? И Грзенк понял, что не может пока прикоснуться к тайне. «Еще не время!» — сказал он себе.
Потомок двух ханов и одного эмира вскочил и, продолжая кланяться, попятился с поляны. Грзенк решил рассказать обо всем Лирде, а потом найти прадедушку Бнурга и посоветоваться с ним.
— Куда вы ходили-то? Все утро под окошком прокричала, а потом заглянула: нет никого, — ворчливо сказала баба Паша, когда Никита и Алексей вошли в дом.
Чингиз Тамерланович, мрачный, нахохлившийся, сидел возле печки, одетый в старый пиджак и кургузые брюки, у которых одна штанина была короче другой.
— Этот-то гусь лапчатый намок где-то… Пришлось одежу ему дать, — продолжала баба Паша.
Лида суетилась у стола, украшая картошку петрушкой и раскладывая на тарелки помидоры в форме лепестков. Она весело щебетала, убеждая бабу Пашу и Корсакова попробовать.
— Помидоры лучше есть целиком. Ам — и все! — заявил Никита и подтвердил это немедленной демонстрацией.
Обед проходил весело, Алексей много шутил, а Никита от него не отставал. Баба Паша, качая головой, слушала их рассказ, полный подробных описаний: как они ходили за грибами, ничего не нашли и чуть не утонули в болоте, а потом не выдержала, замахала руками и прыснула, прикрыв рот полотенцем.
Но к концу обеда все вдруг переменилось. Чингиз Тамерланович с грохотом уронил на стол тяжелую старинную пилку да так и замер неподвижным истуканом, не спеша поднимать ее. А сразу же за этим Лида побледнела как мел, вскочила из-за стола и, ни слова не говоря, выбежала из комнаты.
— Да что ж такое-то? Ничего не пойму! — охнула баба Паша.
Корсаков нашел Лиду на заднем дворе. Девушка всхлипывала и твердила что-то невнятное: «Он тут… теперь наша очередь…»
Заметив Алексея, она повернулась к нему:
— Люби меня, потому что уже все равно… Больше нет запретных чувств. Скоро все будет можно.
— О чем ты?
— Не спрашивай, люби меня, люби… Обними… Вот так, крепче, еще крепче, тогда мне не страшно… — бормотала она, закрывая глаза и прижимаясь к нему мягкой грудью…
В доме было угарно. Даже глаза слезились.
— Да что там такое, точно тряпки тлеют… — ворчала баба Паша, открывая печную заслонку.
Грзенк поднял голову. Он знал истинное происхождение этого запаха: вернулся кнорс, обугленный высоковольтными вспышками, голодный и притихший, как нагулявшийся кот.
Почти сразу, на сей раз невидимый для человеческого глаза, в комнате появился пес.
— Твоего фантома больше нет. Скоро майстрюк будет здесь, — сообщил он то, что и без него было уже известно. — Ты нашел Великое Нечто?
— Пока только место. Но боюсь, Оно пока не готово открыться, — тихо сказал Грзенк. Бабе Паше и Бурьину почудилось, что старый узбек молится. Он бормотал что-то, жестикулировал, беседовал сам с собой.
— Выхода нет, — сказал Бнург. — Вы должны найти Великое Нечто, хочет оно того или нет! Оно в самом деле на поляне?
— Да.
— Постарайтесь продержаться. Теперь, когда место известно, я смогу узнать точнее. — Пес собрался растаять в воздухе.
— Погоди-ка… Как ты? А, да… Я понял… — кивнул Грзенк.
— За помощью обращусь к Дымле. Она неплохо в этом разбирается и, если что, подстрахует меня. — Перед тем как исчезнуть, пес ободряюще ткнулся прозрачным носом Грзенку в ладонь. — До встречи в этом или в том мире!