ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Едва Майлз увидел, как Джин благополучно спустился на землю, он сам пошел обратно в полуподвальный кафетерий, внимательно следя, чтобы не ошибиться с поворотами. Когда он пришел, для обеда было еще рано: в кафе сидело лишь несколько человек, с недоверием на него покосившихся. И все же, пожалуй, в поношенных тряпках он вызывает здесь меньше подозрений, чем мог бы в сером аудиторском костюме: этот строгий наряд всем и каждому в галактике, вне зависимости от местной моды, объявлял, что перед вами «Очень Важная Персона». А для нынешних целей Майлза больше подходит ярлык «Уличный Бродяжка».
Рассыпанные по помещению столики отделяла от кухонной зоны длинная стойка раздачи, над ней располагались металлические полки для посуды. Обогнув ее, Майлз увидел нечто похожее на здоровенный электрический самовар или титан: значит, можно рассчитывать на чай. Рядом с титаном располагалась коллекция разномастных кружек, а над ними надпись от руки: «Вымой чашку!». Неясно, то ли здесь у каждого своя чашка, то ли можно брать, какую хочешь. Вот и отличный предлог заговорить с женщиной — очевидно, сменщицей Ако — помешивающей суп в десятилитровой кастрюле.
— Я могу взять одну из них? — поинтересовался Майлз.
Женщина пожала плечами.
— Бери. Только помой потом. — Она постучала ложкой по ободку кастрюли и отложила ее в сторону. — Ты тут новенький?
— Новее не бывает.
— Значит, правила такие. Готовь что хочешь; мой посуду за собой; что взял из запасов — верни такое же; вноси деньги в буфетную кассу, как сможешь. И запишись в расписание уборки, вон там висит, на холодильнике.
— Спасибо. Мне пока только чаю… — Майлз отпил глоток. Перепрелый, дешевый, горький, но, как и трость, пригоден сразу для двух целей: утолить жажду и поговорить. — А вы тут давно?
— Я пришла с бабушкой. Времени оставалось слишком мало.
Пока Майлз прикидывал, как бы намекнуть собеседнице расшифровать последнюю фразу, из-за стойки донесся знакомый ворчливый голос:
— Суп уже готов?
Высокий сутулый старик нагнулся, заглядывая в окошечко раздачи. Впечатляюще длинные седые усы обрамляли сложенный в недовольной гримасе рот и шевелились, когда он говорил. Точно как усики насекомого.
— Еще полчаса, — отозвалась женщина. — Посиди пока.
— Кажется, я его уже встречал, — тихо поделился с нею Майлз. — Его зовут Йани?
— Ага, это он.
Йани зашел за стойку налить себе кружку чая и увидев Майлза, состроил кислую мину. Майлз ответил жизнерадостной улыбкой.
— Доброе утро, Йани.
— Ты все же протрезвел. Ну и хорошо, ступай домой.
Держа кружку обеими руками — возможно, потому, что они тряслись — Йани прошаркал обратно к столикам. Майлз, не напуганный таким неласковым приветствием последовал за ним и сел напротив.
— Ну чего ты здесь торчишь? — недовольно буркнул Йани.
— Жду, когда за мной заедут. Поговорим?
— Разве мы уже не говорим?
— Джин сказал мне, что вы из оживленных. Неужели вас правда заморозили сто лет назад? — В эти годы на Барраяре только-только закончился Период Изоляции и началась новая эпоха, которую Йани почти всю проспал. — Я думал, такой человек должен быть знаменитостью.
Йани ответил горьким смешком:
— Вот уж вряд ли. Здесь оживленные не в новинку, — народ уже пресыщен. Я думал, мне хоть журнал заплатит за интервью, но таких, как я, вокруг слишком много. И никому мы здесь не нужны. Все подорожало, город стал слишком большой. А поселения должны были вырасти сильнее. Я-то думал, что терраформирование уже на полдороге к полюсам, а они… вон как. Политика пошла не так как надо, никто не умеет себя вести…
Майлз поощряюще хмыкал. Навык, освоенный еще с младых ногтей: как к полному удовлетворению старика выслушать все его жалобы. Йани хватало ответных кивков, чтобы он пустился огульно ругать современный Кибо — мир, где для него не было места. Кое-какие фразы выходили у него длиной в целый абзац, как будто он затвердил их наизусть, пока повторял любому, кто готов слушать. А таких, похоже, больше не находилось: местные которых в столовую уже набралось немало, за стол к Йани присаживаться не желали. Когда тот понял, что обрел нового слушателя, не намеренного сбежать любой ценой (например, отгрызть себе лапу, чтобы выбраться из этой ловушки), слезящиеся стариковские глаза вспыхнули интересом, и даже то, что Майлз вроде наркоман, было временно забыто.
Под бормотание Йани Майлз вспомнил своего деда. Генерал граф Петр Форкосиган, освободитель планеты, низвергатель и делатель императоров, движущая сила той самой эпохи, которую Йани благополучно пропустил, обзавелся наследником поздно, как и отец Майлза, поэтому по возрасту между дедом и внуком пролегло скорее три поколения, чем два. И все же, на свой особый манер, дед и внук друг друга любили. Но что бы если, когда Майлзу было семнадцать, старика Петра заморозили, а не зарыли в землю… как изменилась бы его жизнь? Чем стало бы для него неминуемое возвращение деда: обещанием или угрозой?
Великий генерал был крепок, точно дуб, но дерево не только дает убежище в бурю. Стал бы Барраяр иным, не пади эта возвышающаяся подобно башне фигура, открывая солнечным лучам путь к новой цветущей поросли? А что если единственным способом эффективно изменять Барраяр была жестокая необходимость уничтожать все отжившее, вместо того, чтобы милосердно позволить ему уйти со сменой поколений?
Майлз впервые задумался: может, тот факт, что криокорпорации замораживают больше клиентов, нежели оживляют, связан не только с охотой за голосами и неумением современной медицины обращать старение организма вспять?
Тем временем Йани долго и скучно разглагольствовал о том, как его надула корпорация, видимо, не доставив в новый мир в молодом теле, богатым и знаменитым. Точно путешественник во времени, проделавший трудный, безвозвратный путь и обнаруживший, что будущее ничуть не привлекательней прошлого — просто потому, что дело не в мире, а в нем самом, только он этого не понимает. Сколько еще таких Йани на улицах Кибо?
Под предлогом, что обе кружки пусты, Майлз улизнул от Йани за стойку. И пока мыл свою кружку и наливал еще чаю старику, он успел тихо спросить кухарку:
— Выходит, Йани недоволен, что его оживили?
Она фыркнула:
— Наверняка он и сто лет назад никому не был нужен. С чего Йани взял, что в будущем что-то изменится?
Майлз с трудом подавил улыбку:
— Да уж.
У глаз поварихи собрались улыбчивые морщинки, она вгляделась в собеседника пристальнее.
— А ты не такой старый. Ты что, болен?
Майлз заморгал.
— Что, выгляжу как с похмелья?
— А почему еще тебе здесь быть?
— Ну, я страдаю одним хроническим недугом, но не хочу об этом говорить.
Как она догадалась? Регулярные припадки вряд ли отражаются на лице, как, скажем, кожные болезни. Майлз сообразил, что беседа не так проста, и он только что получил какой-то намек. Но какой же?
Но прежде чем он успел поразмыслить над услышанным, кухарка, повернувшись, воскликнула:
— О! Тенбери-сан!
Почти все обитатели обернулись к двери, когда в кафе вошел мужчина в потертой спецовке и рубашке с закатанными рукавами, лохматый и длинноволосый. Ему кивали или приветливо махали рукой. Он так же без слов помахал им в ответ и прошел в кухоньку. Там он кивнул поварихе, поскреб подбородок через густую русую с проседью бороду и протянул знакомую ведерную кружку.
— Ваш обед готов, Тенбери-сан, — сообщила повариха через плечо, наливая ему кофе. — Пакет в холодильнике.
Человек прогудел что-то вроде спасибо и по плечи нырнул в большой промышленный холодильник. Майлз приглядевшись, понял, что Тенбери отнюдь не широкоплечий увалень, а скорее худощав и бледен, но это маскировали густая борода и косматая шевелюра. Вытащив матерчатую сумку, он повернулся и оглядел Майлза.
— Ты новенький.
— Я друг Джина, — несколько схитрил Майлз, избегая прямо отвечать на вопрос. «В конце концов, он же меня подобрал».
— Правда? А где мальчик?
— Я отправил его сбегать по одному моему делу.
— А-а. Хорошо. Пора ему начинать зарабатывать.
— В двести десятом кран течет, — сообщила повариха.
— Ладно, ладно. После ужина схожу за инструментами, — пообещал Тенбери, взял свой «кувшин» и вышел.
— Кто это был? — поинтересовался Майлз, когда она снова взялась за ложку.
— Тенбери. Он здешний смотритель.
Майлз смутно припомнил, что несколько раз уже слышал про какого-то смотрителя. Интересно, это прозвище тоже уходит своими корнями в прошлое, за пределы нынешнего порядка вещей, как и секретарство Сюзи? Впрочем, похоже, у Майлза появился шанс узнать, как к зданию подведена энергия и канализация. Или стоит подождать Джина, чтобы тот его представил по всем правилам? Нет, не вечно же он будет тут торчать, изучая окрестности… к тому же ноги уже решили за него и понесли его к двери.
Майлз благодарно махнул рукой кухарке, выставил полную кружку на стол перед Йани, кинул быстрое дружеское «пока!» всем сидящим и выскользнул в дверь вслед за Тенбери, пока его удаляющиеся шаги еще не затихли. Старые кеды Майлза, как он и надеялся, ступали по вытертому линолеуму бесшумно. Скрипнули дверные петли; вылетев за поворот, Майлз увидел, как закрывается дверь на лестницу. Он глубоко вздохнул и вошел.
Ступени вели вниз в кромешную тьму. Майлз часто задышал. К его невыразимому облегчению, впереди вдруг вспыхнул огонек, бросая отсветы на стены — Тенбери достал фонарик. Что ж, мужик хотя бы не видит в темноте как оборотень, уже плюс. На четвертой по счету лестничной площадке тяжело проскрежетала открываемая дверь, и свет фонарика исчез. Майлз ускорил шаги, вытянул руки перед собой и нащупал ручку. Он осторожно, почти беззвучно приоткрыл дверь и боком протиснулся в щель.
Дрожащий свет вел направо, и Майлз повернул за ним, невольно вспомнив о зачарованных путниках, которых ведет к гибели блуждающий огонек. Вот уже и на периферии зрения затанцевали крошечные огоньки, точно светлячки над ночным болотом. Он поморгал, и огоньки превратились в редкие лампочки индикаторов, беспорядочно разбросанные вдоль стен. Зеленый цвет — все функционирует нормально. Майлз неохотно вытянул руку и очертил пальцами такие знакомые выпуклости составленных штабелями криоячеек. Только эти не брошены и не пусты, а работают, по крайней мере, часть из них. Передняя панель хорошо изолированных камер имела комнатную температуру, так что вряд ли Майлз рискует примерзнуть к ним ладонью и остаться в ловушке постепенно нарастающей глыбы льда. Но он предпочел отдернуть руку и пойти по центру коридора из ведьминых огоньков.
Вдалеке распахнулась дверь, и Майлз споткнулся. Обычный свет из офиса, лаборатории или жилой комнаты резанул по привыкшим к темноте глазам и засиял нимбом вокруг лохматой шевелюры. К счастью, Тенбери не обернулся. Он прикрыл за собою дверь, и Майлз снова погрузился во тьму. Ночное зрение возвращалось медленно, из плотной темноты понемногу выплывала россыпь зеленых огоньков. Он уже мог различить свои руки — при этом свете зеленовато-бледные, как у трупа.
Так вот что он нашел. Не насосную станцию и не трансформаторную. Самая главная тайна здания — работающие криокамеры. И все загадки сразу встали на свои места.
Сюзи с компаньонами управляла тайной криокорпорацией. Точнее, крио-кооперативом. И, если Майлз прав в своих догадках, этот криоцентр работал без лицензии, без налогов и без инспекций, абсолютно нелегально, не прописанный ни в одном реестре.
Кибо-Дайни — целая планета, так одержимая идеей обмануть смерть, что даже у бездомных есть на это надежда.
Нечто бесподобное, даже у тех, что живут и умирают в драной картонной коробке. Майлз беззвучно расхохотался. «А я-то думал, что в свое время знал толк в авантюрах». Ему до смерти захотелось услышать, как и с помощью каких взяток Сюзи, черт возьми, удалось это провернуть. Прятать целый криоцентр с тех самых пор, как ее компанию перекупили, ободрали до нитки, а клиентов перевезли в элегантный Криополис, чьи залитые светом пирамиды возвышались на западе…
«До смерти? Подбирай выражения удачнее, милорд Аудитор».
Светлячками индикаторов в этом коридоре мерцало меньше трети криоячеек. А сколько таких коридоров здесь еще? Места для новых клиентов достаточно. Майлз, чей ум работал сейчас в весьма криминальном направлении, невольно подумал, как легко скрыть убийство, имея под рукой криокамеру. Чистой воды мошенничество, как игра в «наперстки»: спрятать одно живое тело среди сотен мертвых. В запечатанном черном ящике ты быстро задохнешься, и никто не узнает, где тебя искать, пока не станет слишком поздно…
«Через это я уже проходил». Как ни удивительно, но такие размышления ничуть не помогали.
Он дошел до двери в конце коридора, поднял руку, чтобы коснуться холодного металла, и нерешительно замер. Наконец сжал пальцы в кулак и постучал.
Скрипнул стул, дверь приоткрылась, и высунулась лохматая голова. — Да?
— Тенбери-сан?
— Просто Тенбери. Что ты хочешь?
— Задать несколько вопросов, если можно.
Темно-карие глаза под густыми бровями сощурились.
— Ты разговаривал со Сюзи?
— Да, Джин отвел меня к ней сегодня утром.
Тенбери поджал губы в зарослях густых усов:
— А-а. Хорошо. — Он распахнул дверь.
Майлз не стал уточнять, что в результате этого разговора Сюзи едва не выставила его отсюда, а просто проскользнул внутрь.
Внутри оказался отчасти кабинет, отчасти машинный зал для контроля криокамер, отчасти жилая комната — у стены лежал нерасстеленный спальник и громоздились кучи личного барахла. Дальняя дверь была открыта, за ней располагалось что-то вроде ремонтной мастерской: Майлз мельком заметил в полутьме верстаки и стойки с инструментами. В комнате стоял только один вращающийся стул, из чего Майлз сделал вывод, что Тенбери менее общителен, чем Сюзи. Однако смотритель вежливо предложил его гостю, а сам прислонился к пульту. Майлз предпочел бы наоборот, а так приходилось задирать шею с риском ее потянуть, а ноги весьма неловко болтались и не доставали до пола. Но, не рискуя перебивать полезную беседу, которая так хорошо началась, он сел, задрав голову и слегка улыбаясь.
Тенбери покачал головой и, как и повариха, заметил:
— Ты слишком молод для нас. Болен или дело в чем-то еще?
Что ж, ранее это объяснение уже сработало.
— У меня периодическое судорожное расстройство. Неизлечимое.
Тенбери сочувственно поморщился:
— Тогда тебе лучше пойти к докторам. Может, даже инопланетным.
— Уже обращался. Это недешево. — Майлз вывернул пустые карманы, словно иллюстрируя сказанное.
— Так вот почему ты здесь? Банкрот?
— В некотором смысле. — Одно дело обманывать допрос под фаст-пентой, прячась за предельно буквальными ответами и совсем другое — сейчас. Майлз внезапно обнаружил, что как ни странно, он не хочет напрямую лгать этому человеку. — Тут все намного сложнее.
— А просто и не бывает.
— Скажите, вы можете мне показать, куда я имею шанс попасть, если, конечно, останусь здесь?
Густые брови удивленно поднялись.
— За мою работу тебе беспокоиться не стоит. Пойдем, увидишь.
Тенбери провел его по мастерской — наполовину инженерной, наполовину медицинской. На верстаке лежали детали демонтированной криоустановки. — Я держу камеры в рабочем состоянии, разбирая часть из них, чтобы пустить на починку других, — объяснил Тенбери.
Майлз на всякий случай старался поощрять технаря к дальнейшим рассказам о тонкостях его ремесла тем же неопределенным хмыканьем, каким подбадривал Йани. Наконец, усвоив столько информации об устройстве криокамер, сколько смог вынести, он задал свой вопрос:
— А когда закончатся запчасти?
— Не в ближайшее время. Этот криоцентр изначально был рассчитан на двадцать тысяч замороженных, и за двадцать лет мы заполнили едва ли десять процентов камер. Признаюсь, начинали мы меньшими темпами. Но все равно, у нас еще десятилетия впереди. До того как я уйду, уж точно.
— А что потом? Кому вы доверите оживление?
— Нам пока не нужно никого оживлять. В любом случае, этот процесс гораздо сложнее и ненадежнее.
«Еще бы».
— А кто тогда проводит криоподготовку?
— Медицинская сестра нашего криоцентра. Рано или поздно ты с ней встретишься. Она очень хороша в своем деле, а Ако у нее учится. Нужно, наверное, и мне взять себе пару учеников помоложе.
Такое положение дел Майлза не удивило. Экстренная криоподготовка является общей медицинской процедурой, даже он с ней знаком — их учили оказывать первую помощь в полевых условиях — и хотя бы теоретически знает, что нужно делать. В стационарных, а не в экстренных условиях процедура имеет больше тонкостей, но в результате меньше вероятность получить криоамнезиию или другие нежелательные побочные эффекты. Чем менее травматичен процесс, тем легче восстановление, и все же хладнокровно решиться сойти во тьму, пока ты еще дышишь…
— Об этом довольно страшно задумываться, — честно признался Майлз.
— Для большинства это последний выбор, когда других уже просто нет. Мы все к нему приходим со временем. Никто не хочет умереть от инфаркта посреди ночи и никогда не проснуться, а лежать и гнить… Безопаснее не доводить до такого. — Губы Тенбери дрогнули. — Хотя в наши дни некоторые корпорации пытаются расширить рынок, убеждая клиентов соглашаться на заморозку в более раннем возрасте. Не уверен, сработает ли такая арифметика.
— Неэластичный спрос, — согласился Майлз; разговор его увлек. — Увеличение числа клиентов сейчас означает сокращение их впоследствии. Чересчур кратковременная стратегия для такого долгосрочного проекта.
— Да, разве что для тех, кто упустил свой шанс.
Настала очередь Майлз задуматься.
— Но вряд ли они охватили рынок на все сто процентов, даже сейчас. Что насчет верующих?
— Конечно, до сих пор существует небольшое количество отказников.
— Отказников?
— Ты ведь не здешний, верно? Видно по вашему акценту, просто я сначала подумал, что ты прожил на Кибо дольше. Раз уж в конце концов попал сюда.
— Меня сюда привело нечто вроде несчастного случая. Хотя я рад, что познакомился с вами.
Отказники, как и оживленные — еще один факт, о котором на чистеньких экскурсиях корпораций не упоминалось. Но даже без краткого любезного объяснения Тенбери Майлз прекрасно уяснил бы смысл этих понятий. Сам Тенбери считал, что число людей, предпочитающих похороны замораживанию по соображениям суеверия, невелико и сильно не возрастет. Майлз вспомнил о сообществах фанатиков-утопистов, практикующих строгое воздержание и вымирающих через пару поколений (хотя какие на Кибо поколения?) и кивнул, отчасти соглашаясь.
Затем Тенбери любезно провел Майлза в дальнюю дверь, через лабораторию, и вывел в другой коридор — слава богу, освещенный, хотя даже свет не убрал тревожащего сходства с гибридом космической станции и морга. Он отпер пустую, недавно отремонтированную криоячейку и показал Майлзу ее устройство, словно чопорный торговец подержанными машинами, расхваливающий свое добро.
— Она кажется… маленькой, — заметил Майлз.
— Внутри свободного места почти нет, — подтвердил Тенбери. — Но тот, кто попал внутрь, вряд ли внезапно проснется и сядет. Я часто задумываюсь, сохраняются ли какие-то воспоминания о пребывании внутри? Но все оживленные, с которыми я говорил, как один утверждали, что никаких. — Он закрыл ячейку и с мягким щелчком запер замок.
— Просто отходишь ко сну, а потом просыпаешься в будущем, которое выбрал для тебя кто-то другой. И никаких сновидений, — согласился Майлз. — Моргнул — отключился, моргнул — включился снова. Как наркоз, но дольше. — Крайнее преддверие смерти, но, несомненно, куда менее травматическое, когда «моргнул — и отключился» не сопровождается иглогранатой, разрывающей тебе грудь. Трудно не согласиться. Майлз провел ладонью по торцу ячейки. — Но что случится со всеми замороженными беднягами — точнее, бедняками — если власти узнают про это место?
Короткая, нерадостная усмешка мелькнула в густой бороде:
— Они не могут просто выкинуть нас, сгноить и зарыть в землю! Это незаконно.
— Убийство?
— Вроде того. Одна из степеней убийства, во всяком случае.
Значит, их усилия не так уж бесплодны, как Майлзу показалось сперва. Кто-то думает о будущем. Только на сколько лет вперед? На кого в будущем ляжет законная ответственность за эти замороженные души? На муниципалитет Норбриджа? Или на какого-нибудь несведущего предпринимателя, который купит выставленное на продажу за недоимки имущество, предварительно его не осмотрев? Действительно смертельное мошенничество.
— Незаконно — сейчас. Но что если законы изменятся?
Тенбери пожал плечами:
— В таком случае несколько тысяч людей умрут тихо и безболезненно, в надежде и без отчаяния. И не узнают разницы. — После задумчивой паузы он добавил: — Все равно этот мир будет слишком мерзким, чтобы в нем просыпаться.
— М-м, вряд ли власти затратят силы и средства, чтобы оживлять людей и затем их сразу убивать. Моргнул — уснул, и… моргаешь, моргаешь, моргаешь. — Есть способы и хуже встретить подобную судьбу. Майлз много их повидал.
— Мне нужно возвращаться к работе, — намекнул Тенбери незваному гостю. — Надеюсь, что помог тебе.
— Да, безусловно. Спасибо. — Майлз вслед за Тенбери прошел через лабораторию обратно в темный коридор. — А мне сейчас нужно сходить покормить животных Джина. Я обещал мальчику.
— Странный он ребенок. Я немного надеялся, что сделаю из него себе ученика, но он интересуется животными больше, чем техникой. — Тенбери вздохнул, то ли сожалея об этом, то ли не понимая.
— Э-э..? — намекнул Майлз, ступая в темный коридор.
— Первая дверь по левую сторону, — подсказал Тенбери. Он специально придержал свою дверь открытой, чтобы осветить Майлзу дорогу. Дальше ориентиром ему служили лестничные перила и аккуратно подсчитанные повороты. На полуподвальный этаж он вышел возле кафетерия, а оттуда отыскал путь до обиталища Джина по внутренним лестницам.
Выбравшись на дневной свет и увидев топчущихся кур, Майлз невольно подумал: «Вот черт. Но надеюсь, что мальчик вернется поскорей».
* * *
Главный пересадочный узел в нижнем городе на обратном пути Джину дался не легче, чем по дороге в консульство. Он это понял, когда второй раз подряд свернул не туда. Давка заставляла его нервничать, к тому же время шло к часу пик. Нужно отсюда выбираться. Он с сердитым и несчастным видом несколько раз оглянулся вокруг, сообразил, где находится, и начал пробираться наверх, против потока входящих людей.
Интересно, что лежит в этом большом толстом конверте, который ему дал консул Форлынкин? Конверт похрустывал под рубашкой. Поднявшись на второй уровень центрального вестибюля, Джин увернулся от женщины с коляской, прислонился к колонне и выудил из-под рубашки письмо. К его разочарованию, оно было запечатано не кровавым отпечатком пальца, а просто заклеено, но так, что не посмотришь. Джин вздохнул и запихнул его обратно.
Вот он, правильный эскалатор. Джин проехал пару пролетов до верхней галереи. Больше всего он волновался за своих зверей. Сумеет ли Майлз-сан позаботиться о них как надо? Со взрослыми вечно ничего не поймешь. Они притворяются, что воспринимают тебя всерьез, а потом за твоей спиной смеются над самыми важными вещами. Или говорят, что раз ты ребенок, то быстро все забудешь. Но Майлзу-сан по-настоящему понравились крысы! Он даже, не поморщившись, позволил Джинни посидеть у себя на плече и потыкаться носом в волосы. Большинство взрослых не понимают, какие крысы гладкие, забавные и ручные, и они не кусаются, если их случайно не стиснуть слишком сильно, а тогда кто же виноват?
Тут чья-то рука стиснула плечо самого Джина; он пискнул и дернулся. Будь он крысой, то цапнул бы за эту руку, а так только резко обернулся, выпрямляясь. И уставился в лицо худшего из своих кошмаров.
Русые волосы, милая улыбка, синяя форма городской полиции. Не офицер службы безопасности подземки: у них форма зеленая. Настоящая полицейская, из тех, что пришли тогда за мамой.
— Как тебя зовут, ребенок? — голос женщины был дружелюбным, но под дружелюбием слышалась суровость.
Джин открыл рот:
— Джин… — Ой, нет, так нельзя! У него внутри все обмирало, когда он пытался лгать взрослым, но все же выдавил: — Джин, э, Форксон.
Она удивленно моргнула.
— Какая странная фамилия.
— Мой папа инопланетник. Но он уже умер, — с торопливой осторожностью добавил Джин. Наполовину правда. Только не думать про смерть и похороны.
— Мама отпустила тебя сюда одного? Сейчас же должны быть занятия в школе.
— Гм, да. Она послала меня по делу.
— Тогда позвони ей.
Джин вытянул вперед тощие запястья. Под ложечкой у него рос холодный ком, внутри все дрожало.
— У меня нет комма, мэм.
— Хорошо. Пойдем со мною на пост охраны, можешь позвонить оттуда.
— Нет! — Вот теперь Джин по-настоящему запаниковал. Он попытался вывернулся и обнаружил, что ему больно завернули за спину руку. Подол рубашки задрался, и из-под него с громким шлепком на пол вывалился конверт. — Нет, подождите! — Джин попытался нагнуться за ним, но женщина, не выпуская его руки, сама подхватила конверт и принялась его разглядывать, хмурясь все сильней.
— Код Шесть, Дан, — пробормотала она в наручный комм. — Первый уровень.
Моментально объявился еще один полицейский:
— Что у тебя, Мичико? Поймала магазинного воришку?
— Не уверена. Возможно, просто прогульщика. Этого юношу надо отвести на пост, чтобы он позвонил оттуда матери. И опознать, я полагаю.
— Хорошо. — Мужчина взял его за другую руку, еще крепче. Беспомощного Джина потащили. Он отчаянно прикидывал, как бы вырваться, но оба полицейских хватки не ослабляли.
Полицейский пост находился за большим стеклянным окном, выходящим на вестибюль. Внутри было прохладно, и, когда дверь захлопнулась, тихо; в другое время Джин только бы обрадовался этой чудесной тишине, особенно после такой давки, но не сейчас. На посту горело множество включенных экранов, и Джин понял, что некоторые показывают картинку с камер, которые глядят прямо в лицо людям на эскалаторе. А он совсем не заметил их, когда ездил по эскалаторам, торопился и отвлекся на шум.
Женщина посадила Джина на вращающийся стул; сидя на нем, он не доставал ногами до пола. Широкоплечий мужчина, Дан, поднял световое перо:
— Дай-ка мне посмотреть твои глаза, мальчик.
Сканер сетчатки? Красная вспышка! Джин зажмурился, как только мог, и даже ладонями лицо прикрыл для верности, но слишком поздно. Он слышал, как полицейский садится за комм-пульт.
— Он перепуган, Дан, — заметила женщина. Джин видел сквозь пальцы, как она подняла конверт и смотрит на него с радостным интересом, словно это подарок на день рождения. — Как думаешь, причина может быть здесь?
От комм-пульта донесся писк.
— Ага. По-моему, у нас есть образец. Быстро получилось. — Офицер Дан посмотрел на Джина: — Твое имя Джин Сато?
— Нет!
— И здесь написано, что он пропал год назад.
Не выпуская руку Джина, женщина обернулась и посмотрела на голоэкран.
— Боже правый! Семья будет счастлива, когда ребенок к ним вернется.
— Не будет! Отпустите меня!
— Где ты прятался целый год, сынок? — спросил офицер Дан довольно дружелюбно.
— И что это такое? — добавила Мичико, взвешивая на ладони конверт и хмурясь.
— Вам нельзя его брать! Отдайте!
— А что это?
— Просто письмо. Очень, очень личное. Я должен его отнести. Одному, ну, человеку.
Оба офицера оставались непреклонны.
— Какому человеку? — уточнила Мичико.
— Просто… человеку.
— Вы с ним друзья? Родственники?
В мире Джина от родственников ничего хорошего ждать не приходилось.
— Нет. Мы с ним вчера познакомились.
— И где?
Джин плотно захлопнул рот.
— Не подписано, — заметил Дан. — Почтового штампа нет. Никаких законных оснований, препятствующих нам его просмотреть, верно?
Женщина кивнула и протянула ему конверт. Дан взял нож для бумаги и поддел клапан. Из конверта вывалилась толстая пачка денег, и вместе с ней выпорхнула исписанная бумажка.
Столько денег за раз Джин в жизни не видел. И, судя по расширенным глазам обоих полицейских, они такой толстой пачки купюр тоже не встречали, особенно в руках ребенка.
Дан взвесил пачку на руке и издал долгий, удивленный свист.
— Сеть распространения наркотиков, как ты думаешь? Или контрабандные торговцы виртуальными снами?
— Может быть… черт, да это может быть что угодно! Одно ясно, Мичико — это твое повышение по службе. Поздравляю. — Дан посмотрел на злосчастный конверт с уважением, запоздало извлек из кармана пару тонких пластиковых перчаток и натянул их прежде, чем подобрать записку, похоже, напечатанную на оторванной половине листа.
— «Нам приходится верить, что вы знаете, что делаете. Пожалуйста, свяжитесь с нами как можно скорее», — прочел Дан вслух. Он поднес записку ближе к свету. — Ни адреса, ни даты, ни имени, ни подписи. Ничего. О-очень подозрительно.
Мичико наклонилась и поглядела Джину прямо в глаза:
— Где ты встретил этих плохих людей, мальчик?
— Они не плохие. Просто… люди. Друзья моего друга.
— Куда ты нес все эти деньги?
— Я не знал, что там деньги!
Мичико подняла брови.
— Ты в это веришь? — спросила она напарника.
— Да, — ответил Дан, — иначе бы он его выбросил.
— Верно подмечено.
— Я бы не выбросил! Даже если бы знал!
— Никто теперь не угрожает тебе, Джин, — произнесла Мичико мягко. — Ты в безопасности.
— А мне никто и не и угрожал! — Джин в жизни не был в большей опасности! А если он проболтается, опасность будет грозить уже Сюзи, Ако, Тенбери, да и вообще всем его друзьям. А Лаки, крысы, куры и большой, красивый Вихрь… Джин плотно стиснул зубы, глядя на полицейских.
— Вызови Детскую службу, чтобы забрали мальчика, — сказала Мичико. — Прочие улики лучше передать в департамент полиции нравов, пусть ломают голову.
— Да, — согласился Дан, который, не снимая перчаток, упаковывал его драгоценный конверт, пачку денег и записку в пластиковый пакет.
— Мои животные… — прошептал Джин. Майлз-сан доверил ему такую простую задачу, а он все испортил. Все-все испортил. Из-под его плотно сжатых век покатились слезы.
* * *
Со скрежетом и облачком пыли болт выскочил из стены.
— Наконец-то! — выдохнул Роик.
