Часть 3. Последствия
Хонсю 10.1.31
Ф’лессан проснулся на рассвете по бенденскому времени. В Хонсю в это время еще стояла ночь.
«Рамот’а говорит, мы должны вернуться в Бенден, — сказал ему Голант’. — Коричневые всадники навестят твоих морских холдеров. Это люди Монако, а не Бендена».
Ф’лессан тихо собрал свою одежду, надеясь, что у него хватит времени на то, чтобы вымыться и переодеться, и вышел из комнаты, ухитрившись не разбудить своих соседей. Он быстро ополоснулся в душе: несомненно, многие захотят сделать то же самое. Он порадовался, что успел отладить работу цистерн. Спускаясь по лестнице и проходя мимо спящих, он внезапно ощутил пряный, неотразимо аппетитный запах свежего кла и понял, что кто-то поднялся раньше него. Чуть позже он услышал и голоса: друг с другом ругались двое, тихо, но ожесточенно. Что ж, это их проблемы, в конце концов. А ему нужен кла.
Он открыл дверь в кухню — и едва не закрыл ее снова, увидав, что двумя спорщиками оказались Миррим и Тай. Вернее сказать, Миррим в чем-то обвиняла Тай, которая повторяла: «Нет, я этого не делала», и: «Нет, дети шли в первую очередь», и: «Я не знаю, как это получилось».
«Зарант’а говорит, — сообщил ему Голант’, — что Миррим думает, будто Тай оставила детей Вейра, чтобы забрать свои шкуры».
«Шкуры?»
«Ее меха — шкуры тех кошек, на которых она охотилась в Кардиффе».
«Она спасала детей. Я посылал тебя вместе с ней».
«Зарант’а говорит, что это она забрала шкуры».
«Как она могла это сделать? — Ф’лессан переводил взгляд с гневного лица Миррим на бледное лицо Тай. — Ты был с ней. Она улетела и прилетела с тобой».
— Голант’ говорит, что Зарант’а была с ним все время! Перевозила детей! — громко сказал Ф’лессан.
И направился к большому сосуду с кла. Он намерен был выпить кружку вне зависимости от того, спорят тут или нет и о чем спорят.
Миррим резко развернулась к нему:
— Когда она прибыла в Вейр, у нее не было шкур. Когда улетала, они у нее были.
— Я их не забирала.
«Она говорит правду», — заявил Голант’.
— Голант’ говорит, что Тай сказала правду, Миррим, так что оставь ее в покое.
— Тогда как они у нее оказались? — требовательно спросила Миррим.
— Я их не забирала! — Тай была в ярости и отчаянии. — Если бы у меня было время, чтобы добраться до своего Вейра, я бы спасла свои книги и записи. А не эти проклятые шкуры!
— Такие шкуры позволят тебе купить новые книги, — возразила Миррим.
— Но не записи, Миррим. Голант’ говорит, что она сказала правду. А теперь оставь ее в покое! — прорычал Ф’лессан.
Он крайне редко говорил подобным тоном. Миррим задохнулась от изумления и возмущения, проглотив слова, которые готовы были сорваться у нее с языка. Ф’лессан воспользовался минутным затишьем, чтобы выпить несколько глотков горячего кла.
— Спасибо тому, кто приготовил кла. — Он взглянул на бледную, напряженную Тай и улыбнулся, показывая, что он ни капли не сомневается в том, что кла сделала именно она.
— Я не могла уснуть, — пробормотала девушка.
— Так, если она не может спать… — начала было Миррим.
— Я сказал тебе, чтобы ты прекратила, Миррим! — Ф’лессан с угрозой надвинулся на подругу предводителя Вейра, и та неожиданно сникла.
На блюде, стоявшем рядом с Тай, Ф’лессан заметил
мясные колобки и, обойдя девушку, сгреб сразу несколько штук.
— Спасибо, Тай. И кстати, Миррим, я не видел этих шкур на седле Зарант’ы, пока мы не оказались на Посадочной площадке.
Он поспешно открыл дверь, намереваясь уйти; Миррим за его спиной сплюнула. На пороге Ф’лессан столкнулся с Т’гелланом, который выглядел осунувшимся и измотанным, несмотря на то, что ночью у него была возможность поспать.
— Не важно, что говорит Миррим, Гелл. Голант’ сказал, что Тай не лжет. Хорошего полета тебе сегодня.
Ф’лессан сбежал по лестнице и выскочил на главную террасу: только после этого он решил наконец надеть сапоги и куртку. Голант’ успеет прилететь сюда, где бы он ни провел ночь.
Голубые и зеленые драконьи глаза следили за ним, когда он садился в седло, но закрылись раньше, чем Голант’ оторвался от земли. Далеко на востоке небо светлело: занимался новый день.
«Что он нам сулит?» — подумал Ф’лессан.
«Тай говорила правду».
«Я знаю».
«Шкуры спасла Зарант’а».
«Полагаю, да, — с иронией заметил Ф’лессан, — потому что она не знала, какие книги и записи нужно спасать».
«Очень может быть. Меня зовет Рамот’а».
С этими словами бронзовый дракон нырнул в Промежуток.
Учитывая то, насколько день был переполнен заботами, нет ничего удивительного в том, что Ф’лессан недолго размышлял над этим разговором. Они с Голант’ом перевозили людей и грузы в береговые холды Бендена, докладывали, что происходит в затопленных районах и отступает ли вода, иногда использовали силу дракона для того, чтобы разобрать завалы из стволов, принесенных водой… I везде ему приходилось объяснять, что драконы не могли остановить огненный шар, не могли предотвратить ни его столкновение с поверхностью планеты, ни возникновение цунами. Его неоднократно спрашивали, почему сейчас, когда Алая Звезда больше не угрожает Перну, Нити продолжают падать. Мало кто понимал, что Алая Звезда
всего лишь приносила Нити в пространство вокруг Перна и что те Нити, которые сейчас падали на планету, были своего рода «хвостом» Алой Звезды, который минует планету только через несколько Оборотов.
Сперва он чертил диаграммы и графики — на песке, на земле или на клочках бумаги; он рисовал большой круг — Солнце, маленький — Перн, совсем маленькие — две луны Перна. Он изображал орбиту Алой Звезды, показывал, как она проходила мимо Перна, принося с собой облако Нитей, а затем снова отдалялась от планеты…
— Почему же это занимает так много времени? — спрашивали его.
— Нити еще в пути, и, чтобы пройти их облако, Перну требуется от сорока пяти до пятидесяти Оборотов.
Потом его спрашивали, почему упал Огненный шар. Он отвечал, что это осколок Призрака, который сбился с курса, следуя за остальными Призраками. Возможно, это и не было абсолютной правдой — ведь мастера Вансор, Идаролан и недавно ставший мастером Эррагон еще не вынесли официальный вердикт, — однако многие периниты, хорошо знакомые с Призраками, принимали такое вольное изложение легче, чем менее невнятные объяснения про обломок кометы. Он бросал камень, изображающий Огненный шар, в воду, и объяснял, что цунами похоже на круги, расходящиеся по воде. Он понимал, что это объяснение, а не ответ. Он не знал ответа; в особенности же не знал, как отвечать тем, кто потерял слишком многое из-за этих «кругов на воде».
В Бенден-Вейре у вернувшихся домой всадников уже не было ни сил, ни желания искать лучшее объяснение. Или ответ. На следующий день Бендену предстояло сражение с Нитями, а потому, наспех перекусив и удостоверившись, что со С’ланом все в порядке, Ф’лессан отправился в свой Вейр — проверять боевое снаряжение. Он вдруг задумался, может ли он позволить себе новые кожаные штаны вместо старых, которые за последние дни успел изрядно потрепать, порвать и исцарапать. Тут ему на ум пришли прекрасные шкуры, принадлежавшие Тай. Что ж, неподалеку от Хонсю можно хорошо поохотиться на диких кошек. Может быть, шкуры удастся продать и купить новые кожаные штаны у красильщика Вейра. Здорово было бы поохотиться вместе с Тай и Зарант’ой!
Голант был с этим полностью согласен. Ф’лессан ласково почесал дремлющего бронзового и подошел к выходу из Вейра.
Было холодно; он обхватил себя руками, чтобы немного согреться. Во время занятий с Игипсом он выучил названия самых ярких звезд, стоявших в небе над Бенденом. Сейчас Канопус был низко над горизонтом, и Гиртаб превосходил его яркостью…
Пора заняться работой: Хонсю должен стать частью системы, которую создавали всадники, дабы защитить планету. Правда, он совершенно не представлял, как дракон — или даже все драконы Перна могли бы предотвратить падение очередного огненного шара. У них больше нет двигателей, основанных на принципе антиматерии, чтобы сбросить на обломки кометы, подумал он с невеселой усмешкой, однако было бы неплохо выяснить, не предвидится ли в ближайшее время других подобных столкновений… Из полузабытых уроков астрономии он помнил, что подобные столкновения не бывают частыми. Было несколько задокументированных падений небесных тел на Перн — таких, как падение метеорита, разрушившего Круглую станцию скороходов, или того метеорита, который попал в тюрьму Кром-холда.
В Прибрежном холде Вансор, старый Лайтол и Д’рам работали над вычислением точных орбит небесных тел планетной системы, к которой принадлежал Перн. С тех пор, как колонисты прибыли в систему Ракбата — две тысячи пятьсот пятьдесят три Оборота назад, — она изменилась. Астероиды сталкивались и раскалывались на куски, УХОДЯ на новые орбиты. Возможно, один из них и стал Огненным шаром. Другие, как и то небесное тело с неправильной орбитой, которое ошибочно называли Алой Звездой, присоединились к системе как кометы и их фрагменты. В свободные минуты, выпадавшие Ф’лессану, он просмотрел свои старые заметки по астрономии тех времен, когда он занимался в классе Игипса. Полузабытые записи напомнили ему, что «Йоко» получала информацию из «южного комплекса спутников», как называли это Предки. Игипс однажды отметил, что северного комплекса, к сожалению, не существует. А зря, это дало бы более ясное Представление о малых планетах, кометах и иных небесных телах системы Ракбата. Он вспомнил также, что в Пещерах Кэтрин хранилось еще некоторое количество телескопов, которые скорее всего будут установлены в обсерваториях, чтобы облегчить поиск подобных объектов и наблюдение за ними. На Старой Земле, несомненно, знали все о Солнечной системе. Однако в системе Ракбата никто не ожидал ни появления Алой Звезды, ни Нитей, падающих на Перн…
Должно быть, Нити расстроили многие планы колонистов, подумал Ф’лессан.
Однако для того, чтобы выяснить, какие объекты сейчас находятся вблизи Перна, нужно гораздо больше людей, чем те ученики и подмастерья, которые работали сейчас в Прибрежном. Обнаруженному Ф’лессаном телескопу требовался мощный компьютер для обработки данных и дисплей, чтобы показывать то, что он «видел». Конечно, бинокль 10x50 миллиметров, сделанный Джейнсис, работал превосходно, с его помощью можно было увидеть малые планеты и наиболее крупные объекты в поясе астероидов, обозначенные на картах Игипса, — однако намного лучше было бы иметь инструмент, позволяющий рассмотреть и изучить все в мельчайших подробностях! Такой инструмент очень помог бы в изучении небес… Ф’лессан улыбнулся, растирая замерзшие руки. Возможно, он сумеет уговорить Тай помочь ему!
Когда переполох, вызванный «Потопом» (так успели окрестить последствия цунами), уляжется, Ф’лессану, наверно, удастся уговорить мастера Вансора и получить нужные кристаллы и инструменты, чтобы отладить главное зеркало телескопа: бронзовый всадник был совершенно в этом убежден. Игипс научил его, как собирать компьютер. Может, удастся уговорить Бенелека, старого друга Ф’лессана, который теперь был мастером компьютерного цеха, помочь ему. Дисплей найти сложнее — однако, возможно, Стинар уступит ему свободный монитор, если он пообещает предоставлять взамен регулярные отчеты о том, что будет наблюдать в старинный телескоп…
Впрочем, хватит прожектов. Впереди тяжелый день. Ф’лессану даже не представилось возможности показать Тай, где он хранит бинокль, а тем более великолепную обсерваторию Хонсю. Развернувшись на каблуках, он решительно зашагал назад, в свой Вейр, улыбаясь про себя: несомненно, все это должно очень понравиться Тай.
Круглая станция скороходов 18.1.31
— Не первый раз на Перн падает что-то, кроме Нитей! — говорил Чесмик, болтливый смотритель станции скороходов, двум мужчинам, попросившимся в этот вечер на ночлег.
Поскольку на улице было холодно, а в котле вполне хватало тушеного мяса еще на двоих, Чесмик впустил их. К тому же у него появились новые слушатели: все скороходы, которые заглядывали сюда, чтобы получить свою порцию теплой еды, прежде чем продолжить путь, уже слышали рассуждения мастера Чесмика и вовсе не горели желанием слушать их снова.
— Как вы думаете, почему мы называем это место Круглой станцией? — спросил он, переводя взгляд с одного путника на другого.
— Ну, рассказывайте, — буркнул путник помоложе; тон его был настолько грубым, что мастер Чесмик едва не прекратил разговор.
— Расскажите нам. — Старший из двоих, мужчина со шрамами на лице, говорил гораздо любезнее, но странным, немного невнятным голосом. Когда он отломил кусок хлеба от каравая, лежавшего в центре стола, Чесмик заметил, что на левой руке у него не хватает фаланги пальца.
— Вовсе не потому, что станция построена круглой — что, кстати, вовсе не так. — Чесмик пронзительным взглядом окинул всех, кто собрался за столом; все разговоры немедленно смолкли. — Она так называется из-за здоровенной дыры вон там! — Он указал в нужном направлении. — Добрых двадцать шагов от главного входа, в два человеческих роста глубиной. А дыра-то — она вот от этого, как раз там, где эта штука приземлилась! — Он указал на черный, неправильной формы предмет, стоявший в нише, вырубленной в каменной стене.
Из двух гостей на странный предмет посмотрел только старший. Его спутник надменно усмехнулся, не прекращая жевать. Что ж, подумал Чесмик, по крайней мере, они не смогут пожаловаться на то, что на Круглой их не накормили.
— Это ни в какое сравнение не идет с тем, что сделал Огненный шар, — с явным презрением заявил молодой человек. — Нечего было связываться с Алой Звездой!
— Это, — Чесмик махнул рукой в сторону кратера, — упало тысячу Оборотов назад, задолго до того, как с помощью Игипса всадники Перна изменили орбиту Алой Звезды, грозившей Перну!..
Прежде чем самоуверенный и надменный молодой человек успел вставить хотя бы слово, мастер-смотритель продолжил:
— А значит, между этой штукой и той, которая упала на рудниках Крома, нет связи. А обе эти штуки — метеориты. — Он очень тщательно произнес последнее слово. — И вовсе не первые, которые падают на планету. А Огненный шар — совсем другая штука. Верно? — обратился он к скороходам.
Те закивали, соглашаясь.
— А на рудниках Крома метеорит выставлен так же, как у вас? — спросил старший из двух гостей.
У него был странный акцент, который Чесмик никак не мог определить. Несомненно, он не был родом из Керуна: керунцы растягивали слова — если, конечно, вообще говорили. Не был он и с восточного побережья: скороходы, воспитанные там, говорили коротко и отрывисто. Впрочем, как и уроженцы западного побережья — хотя там по-другому ставили ударение в некоторых словах… Да, в этом все дело. Этот человек говорил практически без интонаций, не выделяя слова, — слишком ровно и монотонно, просто выговаривал их, иногда нечетко произнося «т», «д» и «н».
— Нет, они продали его цеху кузнецов, причем им заплатили больше, чем можно было бы заработать в рудниках за многие Обороты!
Не то чтобы Чесмик не одобрял этой продажи, но… В конце концов, это был их метеорит. Он тоже мог бы продать свой метеорит цеху кузнецов, но нельзя продавать то, что так долго хранилось в семье. Это было бы попросту неправильно!
— Я слыхал, говорят, будто это часть Алой Звезды, — со странным блеском в глазах заявил младший гость.
— Все это полная чушь, — с презрением ответил Чесмик и указал на небо. — Если бы даже Алая Звезда разбилась на части — а мастер Эррагон, и Стинар, и Вансор смотрели на нее из Прибрежного и видели, что это не
так, — то камни падали бы нам на головы по всей планете. А они не падают.
— Нам хватило беды с одним Огненным шаром, — проворчал какой-то скороход.
— Не надо было ничего делать с Алой Звездой, — сказал старший из гостей; лицо его стало суровым, а в голосе чувствовалось осуждение. — Она веками кружила вокруг Перна, и менять ее курс было дурным деянием.
— О, она по-прежнему обращается вокруг Перна, — возразил Чесмик. — Просто не так близко, чтобы снова сбрасывать на нас Нити.
— Нити и драконы, которые сжигают их в небе, — это традиция. Столько традиций было нарушено. Игипс непростительно исказил наш образ жизни и наши традиции…
В ровном, без интонаций голосе этого человека было что-то, что заставляло прислушиваться к его словам. Впрочем, Чесмик и сам все знал о традициях. Скороходы следовали традициям, которые были заложены еще во времена первого цеха, созданного в Форт-холде.
— Нет ни одного скорохода на дорогах Перна, будь то на севере или на юге, который не следовал бы традициям. А поскольку вы оба уже поели, советую вам лечь в постели, которые мы по традиции… — Чесмик помолчал, давая странникам понять, что он имеет в виду, — предоставляем путешественникам зимой.
Он поднялся и жестом указал гостям на лестницу, ведущую к спальне.
Старший мужчина поднялся и поклонился. То же сделал и младший, хотя на лице у него сохранялось весьма неприятное выражение; после чего оба направились спать.
Эта пара вызвала у него весьма неуютные чувства. Размышляя об этом, Чесмик вспомнил описание человека, остановившего на пути Приллу и передавшего ей послание, которое ей следовало кому-то отнести. Да, определенно, это был старший из двух незнакомцев: Прилла упоминала о том, что у него странный, почти лишенный интонаций голос. Должно быть, он носил шляпу как раз для того, чтобы не были заметны его шрамы. Конечно, он заплатил за услугу, иначе Прилла не взяла бы у него послание. Однако… почему же он остановил скорохода на дороге, если затем пришел на станцию и мог отправить свое послание отсюда, как это делается обычно?..
Дом арфистов
В следующем месяце, когда вода отступила с затопленных берегов, а берега в основном вернули свои обычные очертания, практически из всех холдов, расположенных в глубине обоих материков, на побережье стали поступать материалы и провизия, чтобы помочь жителям побережья выжить и отстроить заново разрушенные холды. Карманы скороходов оттопыривались от множества посланий, файры также без устали разносили сообщения, выясняя, что, кому и где нужно. Мастера-корабельщики предоставляли место для грузов, всадники предлагали свои услуги и услуги своих драконов — разумеется, в те дни, когда не было Падения Нитей… В атмосфере всеобщей дружбы и взаимопомощи события Окончания Оборота были как-то забыты, оттеснены в сторону более насущными заботами. В общем перемещении принимали участие и те, кто особенно интересовал Шпильку. Он знал, что они отправляют сообщения, — но не знал кому. Ни один из людей, за которыми он так внимательно следил, не держал файров; это подтверждало предположение, что файры идут не к любому, кто их накормит. Шпильке никогда не удавалось подобраться к интересовавшим его людям достаточно близко, чтобы подслушать их разговоры. Придется вернуться в цех арфистов, доложить обо всем, что удалось узнать, переодеться и взять новые цеховые знаки…
Он нашел Сибелла в его кабинете: на столе лежали стопки бумаг, придавленные камнями вместо пресс-папье.
— Ну что, пришел помочь мне разобраться с прошениями? — спросил Сибелл, похлопав по бумажным завалам.
Шпилька застонал и отвел глаза.
— Не вовремя я попал…
По традиции, все прошения, подаваемые во время праздника Окончания Оборота, направлялись в цех арфистов и там прочитывались особой, специально для этого образованной группой мастеров и подмастерьев. Именно эта группа и решала, какие из прошений являются достаточно срочными, и представляла их на заседании Конклава в Телгаре в первый день третьего месяца. С некоторыми прошениями нужно было разбираться в самих холдах. Однако если против какого-либо холдера выдвигались серьезные обвинения или же на него подавалось большое количество жалоб, именно Конклав решал, имеет ли смысл вести дальнейшее расследование. Шпильке часто поручали поиск необходимой информации.
— Я свой вклад внесу. Как всегда. Я готов рассмотреть любые прошения из Керуна, Айгена и Битры: я там всех заводил и скандалистов наперечет знаю.
Сибелл улыбнулся уголками губ.
— Пока что из Битры жалоб немного. Сузмал, похоже, так хорошо принялся за дело, что им все довольны.
Шпилька расширил глаза и, сдвинув стопку бумаг, присел на угол стола.
— Однако же! Кстати, как насчет тех набросков, которые я тебе прислал? Узнали кого-нибудь из этой троицы?
— Женщина — из Тиллека; характер у нее довольно скандальный и неуживчивый. Она была ученицей при местном цехе целителей, но перед третьим сроком ее отстранили: решили, что для этой профессии она не подходит. Она подавала прошение лорду Ранрелу, чтобы ей — в обход ее младшего брата, которого отец назвал наследником, — отдали отцовский холд. Кстати, отец, судя по всему, оставил особое распоряжение, касавшееся отстранения ее от прав владения. У нее с братом вышла крупная ссора, после чего она ушла. В Тиллеке ее не было с осенней Встречи в прошлом Обороте.
— Значит, она — человек без холда?
Сибелл пожал плечами, потом порылся в ящике стола и извлек оттуда три рисунка.
— Один из торговцев, который тут побывал, — из клана Лилкампа, — опознал вот этого вот человека. — Он постучал по рисунку, изображавшем мужчину, у которого не хватало фаланги указательного пальца на руке. — Много путешествует. Делает свою долю работы, когда его об этом просят, многое умеет; имеет привычку задавать вопросы. К тому же у него странный голос…
Он помолчал немного, потом продолжил:
— Молодой Сев упомянул, что его вопросы были… как бы это выразиться… провокационными.
— Провокационными? А он задавал вопросы торговцам? — Шпилька был немного удивлен таким определением.
— Они видят множество людей и достаточно умны для того, чтобы знать, что и где происходит и как на это peaгируют другие. Причем разбираются они в таких вопросах лучше, чем скороходы, которые по характеру своей работы нигде не задерживаются надолго.
— Однако же они нам помогают, — заметил Шпилька. — Чесмик с Круглой станции говорил, что к нему приходили незнакомцы, отправляли сообщения. И еще кто-то оставляет на станции скороходов послания и пол марки, чтобы оплатить доставку…
Сибелл поднял брови:
— Переплата? Подкуп?
— Ну, такого Чесмик мне не говорил.
— А он знает, что ты арфист?
— Он не спрашивает, — в глазах Шпильки заплясали смешливые искорки. — Кстати говоря, — прибавил он, и улыбка его стала злорадной, — ты знаешь, что все оконные стекла, которые разбились от ударной волны, были сделаны мастером Нористом? А стекла мастера Морилтона даже не треснули! Еще один плюс нашей новой технологии.
Он склонил голову набок:
— А знаем ли мы, официально или неофициально, пережили ли Потоп… э-э… ссыльные?
Сибелл поджал губы и пристально посмотрел на своего собеседника:
— А что, об этом спрашивали?
— Не так многословно; но знать это было бы полезно.
— Ты тоже этим интересуешься?
— Отчасти. — Шпилька пожал плечами с выражением совершеннейшей невинности на лице.
— Насколько я понимаю, одно из обязательных требований при выборе места ссылки заключалось в том, чтобы никто, кому пришло бы в голову отправиться на поиски ссыльных на корабле, не смог бы найти подходящий берег, чтобы высадиться. Множество таких островов представляют собой скалы. Основные из них пострадали от Потопа, но не были затоплены. Что еще?
— Обрывок разговора, который я подслушал, — строго говоря, ложная информация, которую я хотел бы честно… — он положил руку на сердце, — искренне, от всей души, правдиво опровергнуть. Как я и говорил, наши заговорщики и, как я подозреваю, тот изобретательный паршивец, который создал памфлеты, так огорчившие мастера Кривеллана, обретаются у подножия гор в Керуне. Именно там, где проживает множество людей, у которых не хватает знаний, чтобы спорить, и которых не волнует, что происходит на остальной планете. Ты узнал, кто третий?
— Он вроде бы выглядит знакомым, но я никак не могу сообразить, кто это.
— Я тоже. Он напоминает с полдюжины людей, которых я знаю, — тот же рост, тот же возраст, те же черты лица… зато ни морали, ни этики у него, похоже, и в помине нет. У него есть кое-какие обязанности, которые он время от времени исполняет, и есть кто-то, кому он докладывает о своих действиях. Может быть, он — младший сын какого-нибудь холдера, не преуспевший в жизни и вряд ли имеющий права наследника? Нос он задирает изрядно. Тебе, думаю, знаком этот тип людей; впрочем, он адаптируется к окружающей обстановке лучше, чем Третий или Пятый.
— Третий и Пятый?.. Шпилька состроил гримасу:
— Они друг друга называют по номерам. Женщина — Четвертая. Думаю, тот, кто первоначально был Вторым, умер. У меня сложилось отчетливое впечатление, что они этому рады, поскольку он возражал против некоторых из их планов. Третий — это тот крупный мужчина, Четвертая, как я и сказал, женщина. В общей сложности их семь — или как минимум семь; они время от времени приходят в свое убежище в горах. Я подозреваю, что Шестой родом из Тиллека — у него такой носовой гнусавый выговор. Третий много путешествовал, насколько нам известно; Четвертая побывала во многих местах, так что я не могу сказать, откуда она родом. Определенно, Третьего интересуют деньги и спорт. Думаю, Третий искренне обеспокоен слишком широким применением технологии. Четвертая воспринимает традицию как смысл жизни. У нее мозги наперекосяк. Она хочет быть лидером, но ей для этого не хватает личных качеств: не тот человек. Она слишком озабочена тем, чтобы все делать по-старому, «правильно»; ее научили, что именно так — правильно и именно так должны делать все. — Шпилька помолчал. — Она слишком привыкла рядиться в чужие шкуры и вряд ли помнит, какого цвета ее собственная.
— Они что-то планируют? — спросил Сибелл.
— По их поведению похоже на то: все эти послания,
которые они оставляют на станциях скороходов, так, что нельзя установить, кто именно их отправляет…
— А как же они тогда получают ответы?
— Подозреваю, за них это делает кто-то из горцев. Я спрашивал в Широком Заливе — мастер станции Арминет меня знает, — и он заметил вроде бы вскользь, что многие горцы получают послания.
Сибелл задумчиво потер подбородок:
— Они должны знать, что теперь большинство цехов целителей запирают свои склады — и пользуются только стеклом мастера Морилтона. — Он многозначительно взглянул на Шпильку. — Цеха стеклодувов перевели исполнение заказов целителей в самые безопасные места, цеха кузнецов начали разрабатывать цифровые замки…
— И Игипс снова одержит посмертную победу — на этот раз над вандалами! — Как это часто бывало, Шпилька перебил его, не дослушав; тон у него был торжествующим. — Никогда не знаешь, что может понадобиться в следующий момент — и все из-за них…
— Бенелек просто в восторге. Эти замки легко установить и подключить к сигнализации. Я на несколько недель послал ему в обучение подмастерьев, у которых, как мне кажется, есть соответствующие задатки.
— Ты что, боишься, что они и сюда вломятся? — Шпилька был искренне встревожен.
Сибелл рассмеялся, на время отбросив обычную серьезность:
— Вряд ли — в Форт-холде есть сторожевой дракон!
— Который не услышал, как вандалы пробрались в цех целителей….
— Потому что они пришли тихо и были в зеленом, а это цвет целителей. К тому же у нас здесь живут файры — и не только файры Менолли… — Он погрозил пальцем странствующему арфисту. — Если ты услышишь хоть что-то об их планах — хотя бы шепоток….
— У меня отличный слух, а у Бисты — еще лучше.
— Если услышишь — сообщи. — Сибелл нахмурился в задумчивости. — Разве не странно? Именно те, кто так восстает против усовершенствований Игипса, заставляют нас использовать его технологию, чтобы противостоять им!
— В этом есть ирония. — Шпилька поднялся со своего места. — Я читал достаточное количество исторических
файлов Игипса для того, чтобы понять: Перну никогда не грозит стать слишком… как бы это выразиться… технологизированным. Слишком много времени занимает выработка соответствующих навыков — за исключением особых случаев вроде цифровых замков; к тому же у нас нет таких производственных систем, как у Предков. Как цивилизация мы приучены к более неторопливому, более методичному ритму жизни, и лишь немногим захочется подняться до высот Игипса…
— Философствуешь? — усмехнулся Сибелл. — Интересно, можно ли такими рассуждениями успокоить недовольных.
— У всех нас есть выбор, — потирая руки в предвкушении, заявил Шпилька. — Итак, какие же прошения я должен просмотреть? По крайней мере, сегодня я ночую здесь…
Пока Сибелл решал, какую стопку отдать Шпильке, дверь в кабинет мастера приоткрылась; арфисты услышали счастливый смех ребенка, потом дверь распахнулась внутрь:
— Па, я еще одну мелодию выучил. Она такая красивая! Ребенок — по оттенку темных курчавых волос Шпилька без труда догадался, что это старший сын Менолли, Робе, — влетел внутрь и остановился у дверей:
— Ой, я не знал, что здесь есть кто-то еще! Извините…
— Ничего, заходи, заходи, — проговорил Шпилька, втайне надеясь, что это событие позволит ему увильнуть от просмотра прошений.
— Это музыка Игипса! — объявил Робе, словно источник мелодии имел особое значение.
— Музыка Игипса? — Шпилька поддался искушению повторить эти слова.
— Игипса, да! — подтвердил Робе, энергично закивав, отчего кудряшки на его голове запрыгали, но лицо при этом стало серьезным и почти торжественным.
— Если это музыка Игипса, значит, все прекрасно, — заверил его Шпилька. — И я понимаю твой восторг.
— Вот эти бумаги, мастер Мекельрой, предоставляются на ваше рассмотрение. — Сибелл с поклоном пододвинул Шпильке одну из самых больших стопок.
— Благодарю вас, мастер Сибелл, благодарю вас. Вы всегда так щедры ко мне. Не могу выразить, как я вам
благодарен за то, что вы нашли для меня занятие на то время, пока я здесь, — высокопарно ответствовал Шпилька, после чего подмигнул озадаченному Робсу и направился к выходу из кабинета. — А прекрасную мелодию, бесспорно, стоит слушать сразу после того, как она была разучена.
С этими словами он закрыл дверь.
Он передал Сибеллу самые важные новости; однако ему оставалось выяснить, что отвечать людям, задававшим один и тот же вопрос.
«Что всадники собираются делать с теми вещами, которые падают с неба?»
Бенден-Вейр
Сторожевой дракон издал сигнал, оповещавший о том, что в Бенден летят предводители Вейров; Мнемент’ и Рамот’а приподнялись на своих ложах, прорычав приветствие и оповестив тем самым Лессу и Ф’лара о важных, хотя и незваных, посетителях.
«Тилет’ и Сегрит’а», — сказала Рамот’а, приподнимая голову, и снова опустила ее на передние лапы.
— Правда? — Лесса была удивлена не меньше, чем Ф’лар. — Ты что, забыл, что они должны прилететь?
— Я бы не забыл о таком невероятном визите, — с упреком ответил Ф’лар, поспешно снимая мягкие, отороченные мехом высокие сапоги до колен, которые он носил дома, и надевая стоявшие у обогревателя кожаные. Затем он сбросил шерстяную фуфайку и, поднявшись на ноги, поправил воротник шерстяной рубахи.
Сделав вид, что не замечает всего этого, Лесса уложила длинную косу в подобие короны на голове и расправила складки юбки.
— У нас есть вино, верно? Может быть, Марона тоже пришлет что-нибудь вместе со свежим кла и выпечкой, — проговорила она. — Но интересно, право же, почему они здесь?
— Несомненно, они нам это объяснят! — ответил Ф’лар, отдергивая тяжелую штору, не позволявшую холодному воздуху проникать в их апартаменты. Нахмурившись, он выглянул наружу. — Им стоило бы сначала разузнать, какая у нас тут погода, похоже, день предстоит не из лучших.
«Они спрашивали, Рамот’а?»
«Нет, иначе я бы вам сказала. Я тоже ничего не забываю». Рамот’а повернула голову, с легким упреком взглянув на свою всадницу.
— Конечно, нет.
Услышав голоса, Лесса вышла из Вейра и, повернув за угол, увидела Пильгру. Госпожа шла к ней, оскальзываясь на льду и придерживаясь рукой за каменную стену, чтобы не потерять равновесия.
— Моя дорогая Пильгра, тебе следовало узнать, какая тут стоит погода, — любезно заметила Лесса.
Пильгра отнюдь не была ее любимой госпожой Вейра среди Древних всадников, однако Лесса побеспокоилась бы о любом, кто решился в этот холодный день отправиться в путешествие.
— Идем в тепло. Позволь мне взять твою куртку. О, у тебя одна из этих новых длинных курток? И как ты полагаешь, они теплее?
— Если бы день был получше, думаю, ее было бы вполне достаточно; но я не ожидала, что здесь так скверно. В горах довольно холодно, но там хотя бы светит солнце.
Все еще держа в руках длинную теплую куртку, Лесса взглянула на старшую женщину, заметив, что ее штаны пузырятся на коленях и некрасиво морщатся на ягодицах.
— О, как славно вы обустроили Вейр, как тут тепло, — снова заговорила Пильгра, пристально рассматривая обогреватель. — Доброго дня тебе, Рамот’а, — прибавила она, приветствуя золотую королеву.
Та разглядывала посетительницу спокойными зелеными глазами. Пильгра подошла к ближайшему обогревателю, преувеличенно поежившись:
— Как это прекрасно! У нас теперь тоже есть тепло, но, похоже, Вейры. в горах ничем не согреешь…
Внезапно Лесе пришла в голову причина, которой, возможно, они и были обязаны визиту двух предводителей Вейра.
«Может, над их горами и светит солнце, но оно не греет. — заметила Рамот’а. — Я сказала Тилет’у и Сегрит’е, чтобы они погрелись у нас на площадке Рождений. Это
лучше, чем ждать на краю кратера, да еще в такую погоду».
«Какая ты у меня заботливая!» — ответила Лесса.
Повернувшись, чтобы приветствовать М’ранда, она заметила, как похудело и заострилось его лицо. Определенно, они прилетели сюда, чтобы поговорить о своем намерении уйти на покой. Конечно, они вовсе не обязаны обсуждать это решение с Бенденом, поскольку Вейры автономны, однако М’ранд крайне пунктуально исполнял любые формальности.
— Вина? Или, может быть, ликера, который готовит мастер Олдайв?
— Это было бы просто прекрасно, Лесса, — ответил М’ранд, разражаясь приступом кашля.
Почему она до сих пор не замечала, что М’ранд стареет? Когда предводители двух Вейров виделись в последний раз? Королевы время от времени обменивались сообщениями, но всадники друг друга не посещали. Она помнила предводителя Вейра Плоскогорье сердечным, энергичным, полным жизни и сил, высоким и широкоплечим, всегда державшимся очень прямо; сейчас она видела удручающую перемену, происшедшую с ним. Он сутулился, его некогда красивые черты истончились, лицо осунулось, на щеках проступила красная сетка сосудов, кожа на шее и под подбородком стала дряблой и немного отвисла… В темных волосах Пильгры не было ни одной седой нити, но необычно яркий цвет волос заставил Лессу предположить, что женщина пользуется какими-то особыми средствами, рецепт которых она разыскала в файлах Игипса. На Перне существовали корни, из которых можно было получить рыже-красную краску для волос, но результат не выглядел так натурально, а в файлах Игипса можно было найти рецепты краски для волос самых разных естественных оттенков.
Ф’лар подал всем ликер, а Лесса принялась расспрашивать гостей о своих знакомых в Вейре Плоскогорье и о лорде Баргене, который, как ей передавали, все еще переживал из-за того, что трое сыновей покинули его и решили основать холды на Южном.
— У Хосбона дела идут весьма неплохо, — рассказывала Пильгра. — У него есть пирс, барабанная вышка и шлюп.
— Ему удалось так много выбить у Торика? — Лесса обменялась удивленным взглядом с Ф’ларом; тот хихикнул.
— Ну, если ему удается добиться от Торика таких любезностей, то он явно далеко пойдет, — заметил Ф’лар.
М’ранд оживленно закивал, соглашаясь:
— Барген научил их всех работать на совесть, чтобы они могли устроиться в жизни, когда ему придет время покинуть свой пост.
— Кстати, Лесса, Ф’лар, именно потому мы и здесь. — Пильгра подалась чуть вперед, сдвинувшись на краешек стула. — Мы хотим уйти на покой.
— У нас четыре хороших командира крыла, которые знают о Падении Нитей не меньше моего, — быстро прибавил М’ранд. — Вейр пойдет за любым из них. Три хорошие сильные королевы, и еще одна молодая, которая никогда не поднималась в брачный полет. Так что мы хотим отправиться на юг. Мы уже нашли место в Катэй, когда помогали людям во время Потопа. Небольшой заливчик, защищенный с востока и с запада; конечно, места там не слишком много, но нам много и не нужно. Еще четверо или пятеро из Вейра собираются присоединиться к нам, чтобы погреть свои старые кости под южным солнышком. Мы хотели у вас спросить: можем ли мы это сделать?
— Можете ли вы?.. — Ф’лар посмотрел на него с удивлением. — Конечно же, можете! Вы с Пильгрой сделали гораздо больше, чем можно требовать от всадников, и много летали — и в этом Обороте, и в предыдущих…
— И вы не думаете, что мы дезертируем? — Вопрос Пильгры был скорее обращен к Лессе; на ее лице читалась искренняя обеспокоенность.
— Во имя Первого Яйца! Конечно, нет! — Лесса потянулась через стол и ласково погладила руку Пильгры, заметив при этом старческие темные пятна на ее коже и чуть опухшие суставы пальцев, сжимавших стакан.
— Сегрит’а уже не хочет подниматься в воздух для брачного полета, хотя с тех пор, как мы перебрались сюда, она каждый Оборот производила по две кладки.
— И в каждой кладке было по крайней мере пятнадцать яиц, и из всех вылуплялись драконы, и все маленькие выжили… Удивляюсь, как у вас в Вейре еще хватает места на всех!
— Что ж, по крайней мере, место королевы теперь свободно, — резковато отозвалась Пильгра. — М’ранд хотел дожить в Вейре до конца этого Прохождения, но… — Она беспомощно развела руками.
М’ранд откашлялся и наклонился вперед, опершись локтями о колени:
— Я надеялся на это, Ф’лар, не всем выпадает такой шанс. — Он улыбнулся, но его улыбка была лишь бледной тенью былой очаровательной жизнерадостности. — Но после того, как увидел Катэй, после того, как Р’март ушел на покой, я подумал, что, может быть… у нас три королевы, и еще у меня несколько отличных бронзовых всадников…. Так вот, я подумал, что, может быть, мы сможем… ну… отправиться на юг и согреться после здешних холодов.
— Вы же знаете, что вам не нужно спрашивать у нас разрешения, — мягко проговорила Лесса, улыбаясь искренней благодарной улыбкой. — Вы и так много для нас сделали. Вы ведь по собственной воле пришли в наше время из прошлого, чтобы помочь нам с Ф’ларом пережить это Прохождение…
— «То было дважды решено», — тихим голосом процитировал М’ранд старинную песню. — Мы пришли, потому что это было именно то, что было сделано, потому что мы должны были это сделать — и сделали.
— И тридцать один Оборот мы благодарны вам за вашу щедрую помощь, — ответила Лесса.
М’ранд тихо рассмеялся:
— Нам было вовсе не так весело в Интервале между Прохождениями. Я был достаточно молод для того, чтобы рискнуть. А теперь я достаточно стар, чтобы думать, что Р’март поступил правильно. Мы помогли вам, а теперь можем с чистой совестью уйти на покой. Конечно, он по-прежнему хочет жить в своем Вейре, но мы с Пильгрой провели в нем слишком много времени и хотели бы теперь пожить сами по себе. Но, разумеется, — поспешно прибавил он, — если мы будем вам нужны, то мы и наши драконы — в вашем распоряжении, в любой момент!
— Если вы хотите, чтобы мы начали уговаривать вас остаться в вашем холодном Вейре, то не надейтесь, этого не будет, — чуть усмехнувшись, проговорил Ф’лар. Он широко повел рукой. — Иди же, всадник, и наслаждайся заслуженным отдыхом! Надеюсь, что ты еще увидишь то, что наступит После.
— Вы правда так думаете? — Пильгра повернулась к Лессе, удивленно расширив глаза.
— А разве кто-то считает, что вы поступаете неправильно? — поинтересовалась Лесса; Пильгра и М’ранд обменялись неуверенными взглядами, и Лесса продолжила: — Дайте-ка, я угадаю. Г’денед?
— Ну, он — самый старший из нас… — ответила Пильгра.
М’ранд откашлялся.
— Он упрям; не хочет уходить из Исты, потому что жил в этом Вейре, — он снова кашлянул, — полсотни Оборотов, и он знает все, что только можно знать, об управлении Вейром и о Падении Нитей.
— Такую верность нужно ценить по достоинству, — после недолгого молчания проговорила Лесса и улыбнулась. — Упорство и верность, осознание цели и стремление к совершенству…
Ф’лар опустил голову, не глядя на Лессу: он знал, что она в ярости, но ее голос звучал так искренне…,
Пильгра первой поняла юмор ситуации и с изумлением воззрилась на Лессу, которая продолжала отпускать комплименты Г’денеду. Потом расхохотался М’ранд — но его смех вскоре перешел в лающий кашель.
— Идите же, пока ты не умер от кашля, — твердо проговорила Лесса, — и знайте, что в том, что вы делаете, нет ничего неправильного.
— Но… но…
— Четверо хороших бронзовых командиров крыла? Пусть в течение следующих Падений все они управляют Вейром по очереди, пока королева не поднимется в брачный полет, — со свойственным ему прагматизмом предложил Ф’лар. — Если возникнут какие-то проблемы, всегда можно будет связаться с вами. Фактически, даже после того, как вы уйдете на покой, вам еще придется некоторое время заниматься делами Вейра. А теперь расскажите мне: где именно в Катэй находится выбранное вами пристанище? Вы не подумали прихватить с собой… а, уже вижу, подумали, — заметил он, когда М’ранд достал сложенный лист бумаги.
— Я уговорил мастера Идаролана сделать для меня карту. Он отлично умеет снимать местность. — М’ранд протянул Ф’лару карту; перед лидерами Бенден-Вейра снова предстал предводитель Вейра, решительный и в то же время явно чувствующий огромное облегчение, как человек, сбросивший с плеч тяжкую ношу. — Не знаю даже, что лучше: иметь при себе карту — или чтобы твой дракон знал, куда лететь.
Лесса попросила столяра сделать для нее шкаф с длинными и глубокими ящиками, где можно было хранить документы и карты, изображавшие фрагменты Южного континента — те, где были основаны новые холды, и те, куда переселялись уходившие на покой всадники. Не всех устраивало, что предводители Вейра контролируют решение этих вопросов, однако после ожесточенных дебатов в Конклаве на это все же согласились. Приходилось считаться с тем, что новые холды должны быть абсолютно независимыми, а их жителей следует предупредить об опасностях, которыми чревата жизнь на Южном, — как и о преимуществах жизни там.
Ф’лар достал большую карту, разложил ее на столе и принялся сравнивать ее с картой М’ранда, выясняя координаты.
— Хм, вы не просите о многом…
— Нам не много и нужно. Зато мы слегка насолим Торику, — ответил М’ранд.
Пильгра и Лесса подошли поближе: Ф’лар уже отмечал на общей карте границы нового холда серебряным маркером, какие были только у всадников.
— Сто квадратных метров? — воскликнула Лесса. — Но это какой-то крохотный клочок!
— Но зато самый красивый клочок земли, который только можно себе представить, — уверила ее Пильгра и принялась описывать выбранное ими место: — Там даже могло быть одно из Изначальных Поселений, и оттуда открывается чудесный вид на море… Там самые разные деревья, и так тепло — особенно для Первого Месяца…
— Там все еще так мало холдов, верно? — с удивлением проговорил М’ранд, разглядывая большую карту.
— Больше, чем было, — ответила Лесса, — и много меньше, чем будет, когда кое-кто наконец решится переселиться на Южный. — Она насмешливо взглянула на своего спутника.
— Больше, чем я ожидала, — бросив взгляд на карту, заметила Пильгра. — Но здесь не весь Южный, верно?
— Нет, — ответил Ф’лар. — Только регион Катэй, от восьмого до десятого градуса долготы и от пятнадцатого до двадцатого градуса широты. Карты сделаны с фотографий Игипса, так что они достаточно подробны, чтобы отметить на них отдельные холды. Я пошлю официальную регистрацию…
Он выдвинул другой ящик и достал оттуда регистрационные документы, но снова сунул их назад. Потом открыл третий ящик, поменьше, и вытащил оттуда бланк.
— Это будет вашим. — Он продемонстрировал форму, в которой было несколько страниц. — Я все заполню, мы с Лессой подпишем и заверим подписями арфиста Вейра, возможно, Маноры и Г’бола — и холд ваш.
М’ранд моргнул:
— Так просто? Ф’лар ухмыльнулся:
— Вы — предводители Вейра. Вы вольны в своем выборе, и вам не нужна дополнительная санкция Конклава.
Он наклонился над столом и принялся заполнять форму — быстро, но разборчивым почерком. М’ранд, все еще ошеломленный, следил за его действиями.
— Но ведь у других это занимает гораздо больше времени? — спросила Пильгра, склонив набок голову; на ее лице читалась озабоченность.
— Только то время, которое требуется на выполнение требований, предъявляемых к эмигрантам, — ответила Лесса. — Люди обязаны доказать, что они действительно достойны своего холда или цеха и что они обладают достаточными умениями и навыками, чтобы выжить в тяжелых условиях — там, где хищники крупнее, чем самые крупные пещерные змеи, какие только встречаются на севере; нужно выбрать определенный район для поселения — и мы должны быть уверены, в том, что люди смогут его освоить, основать там холд или цех. Это именно то, чего требует изначальная Хартия, не больше и не меньше. Вот еще одна причина, по которой так важно, чтобы все знали, что именно написано в Хартии.
— Я тебе напоминал об этом, Пильгра, — желчно заметил М’ранд, взглянув на свою госпожу Вейра. — Когда люди слушают пьяные разговоры на Встречах, у них возникают глупые мысли.
Ф’лар не обратил на его слова никакого внимания, проверяя широту и долготу с точностью до минут и секунд по карте. Он продолжал заполнять форму.
— Вот почему арфисты продолжают повторять, что читать и понимать Хартию необходимо.
М’ранд захихикал — но вскоре смех перешел в тяжелый приступ кашля. Пильгра с тревогой протянула ему кружку с остатками ликера; Лесса бросилась в свою комнату и вышла оттуда с темно-коричневой бутылочкой и ложкой.
— Вот! Выпей. В эту микстуру добавлены какие-то средства и компоненты, которые Олдайв нашел в файлах Игипса: они помогают снять как раз такой кашель, как у тебя. — Она отмерила дозу. — Это, впрочем, не означает, будто тебе не следует побыстрее перебраться к солнцу: тогда ты поправишься гораздо быстрее.
Ф’лар закончил заполнение официальных документов и убрал одну копию вместе с картой М’ранда в пластиковую папку. Когда М’ранд немного отдышался, предводитель Бенден-Вейра с поклоном протянул папку Пильгре:
— И отвези его туда сегодня же.
— Сегодня? — у Пильгры, кажется, перехватило дыхание; на несколько мгновений она, как и М’ранд, утратила дар речи и только безмолвно переводила взгляд с Лессы на Ф’лара, сжимая в руках документы.
— Конечно. А что еще делать в такой отвратительный день? Передайте тем, кто отправится с вами, чтобы они собрали все необходимое на несколько дней; потом там, в тепле, — Лесса с улыбкой указала на юг, — вы разберетесь, что вам еще понадобится.
— Отправляться в путь? Сегодня?
— Подумайте только, каким приятным сюрпризом это станет для ваших командиров крыла и младших королев, — воскликнула Лесса; ее глаза сияли, а взгляд прямо-таки излучал чистосердечие и невинность — несколько преувеличенную, на взгляд Ф’лара. Вероятно, ее слова огорчили Пильгру; однако Лесса тут же прибавила: — О, конечно, им будет вас не хватать, потому что вы справедливы и у вас добрые сердца. Но кто вас обвинит?
Она пожала плечами; Пильгра еле заметно вздохнула.
— Только не говорите мне об этом старом Г’денеде! — продолжала Лесса. — Козире пришлось прервать свою работу, чтобы успокоить его оскорбленные чувства. А Д’рам
только обрадуется вашему решению. Жизнь в Прибрежном добавила ему Оборотов жизни. Вы оба — популярные предводители, однако я не могу себе представить, чтобы кто-либо возражал против вашей отставки — как и против того, что вы так быстро отправитесь в выбранное вами место.
«Ф’лар говорит, если мы отправимся с ними, — сказал Лессе Мнемент’, — то вообще никаких жалоб не будет, даже от Г’денеда. Он прибавил, что тебе не удастся уговорить его так легко уйти в отставку».
«Разумеется — он же на двадцать Оборотов младше и М’ранда, и Г’денеда! Я надеюсь, что твой всадник закончит этот Прохождение вместе со мной», — твердо ответила Лесса.
«И со мной!» — вставила Рамот’а. — Мы отправимся вместе с вами, — сказала Лесса вслух, просветлев лицом, словно эта мысль только что пришла ей в голову.
— Это наилучший способ провести такое унылое утро, как сегодня; лучшего ты и придумать не могла, Лесса, — заметил Ф’лар, прекрасно понимая, что еще сквитается с Лессой за это предложение. Впрочем, это будет потом.
С учетом разницы во времени между западными горами и Руатой на востоке у предводителей Бендена было достаточно времени, чтобы помочь М’ранду и Пильгре в их поспешных сборах и отлете на юг и вернуться в Бенден на поздний обед. Вместе с М’рандом и Пильгрой они переговорили с их командирами крыльев и золотыми всадницами, организовали мужчин и женщин, собиравшихся отправиться на юг вместе со старыми лидерами, и позволили М’ранду провести короткое совещание с бронзовыми всадниками: кое-кому из молодых было трудно скрыть свое облегчение и нетерпение. Пильгра также дала свои напутствия всадницам королев (младшая была явно расстроена, а три старшие задумчиво поглядывали друг на друга: той из них, чья королева первой поднимется в брачный полет, предстояло стать госпожой Вейра). Лесса явно развлекалась; Ф’лару эта ситуация позволила поближе познакомиться с бронзовыми всадниками.
«М’ранд прав. Ф’лар тоже говорит, что среди бронзовых есть четверо опытных всадников, каждый из которых может с успехом занять место предводителя Вейра», — сообщил Мнемент’ Лессе.
«А кто станет королевой?» — спросила Лесса.
«Ясит’а», — заявила Рамот’а с такой уверенностью, что, даже если Мнемент’ и думал о другой кандидатуре, он не решился возразить.
Лесса оставила свое мнение при себе. Всадницей Ясит’ы была Нелдама, родившаяся в Вейре Плоскогорье двадцать пять Оборотов назад; она была на двенадцать Оборотов младше самой старшей из золотых всадниц. Рождена в этом Прохождении — по мнению Лессы, это снимало массу проблем. Нелдама, строго говоря, не была красивой девушкой — хотя и достаточно привлекательной, чтобы заслужить долгий взгляд Ф’лара: у нее были зеленые глаза, всегда смотревшие прямо на собеседника, и сдержанная, «задумчивая» манера поведения. Сейчас она укладывала вещи, которые, как сказала ей Пильгра, будут нужны ушедшим в отставку предводителям Вейра.
М’ранд вслух размышлял о том, как ему оповестить трех главных лордов-холдеров и предводителей основных мелких холдов о своем внезапном уходе.
— Это должно быть сформулировано со всей возможной вежливостью — хотя, конечно, все это только формальности. «В силу длительной болезни, в интересах Вейра и тех холдов, которые ожидают от Вейра Плоскогорье защиты против Нитей в этом Прохождении…» — предложил Ф’лар. — Что-то в этом роде. В конце концов, смена предводителя Вейра — это наше, — он указал на себя с Лессой и М’ранда с Пильгрой, — и только наше дело.
— Это же не означает, что в отставку выходит весь Вейр, — заговорила Лесса, когда Нелдама и Курелла, старшая из золотых всадниц Вейра, принесли в покои госпожи Вейра подогретого вина с пряностями и острую горячую закуску. — И потом, уже не первый раз люди и драконы перебираются с одного континента на другой. Не тревожьтесь, дорогие, вы поступили наилучшим образом!
Из оставшихся двух Древних всадников, бывших предводителями Вейров, Г’нариш из Айгена был человеком достаточно гибкого ума, чтобы принимать нововведения, в то время как Г’денед из Исты был столь же упрямым и неуступчивым, как и Р’гул. Все Вейры должны ориентироваться на будущее — на то, что будет После. Однако у Лессы создавалось впечатление, что Г’денед вообще не думает о временах После. Собственно, он даже и не думал о том, что по окончании этого Прохождения его всадники будут прекрасно обходиться без него, — как и о том, что традиционные отношения между Вейрами, цехами и холдами должны будут в корне измениться…
Бенина-холд
Восточный Монако и Хонсю 20.1.31
— Если хоть еще один человек спросит меня: «Что всадники собираются делать с теми штуками, которые падают на нас с неба, и как они собираются поступить, чтобы на нас не упало небо?», — с горечью проговорил Ф’лессан, обращаясь к Тай, — я… Я просто скажу Голант’у, чтобы он унес его — или ее — в Промежуток и там оставил!
Он поднялся и потянулся, разминая затекшие мышцы спины: уже несколько часов они провели, согнувшись в три погибели, заготавливая саженцы, которые нужно было посадить вокруг загона для скота и жилого дома в Бенини. Цунами и ветры сорвали с дома, рассчитанного на большую семью, крышу, с корнем вырвали почти всю растительность, но основное здание, которому было уже двенадцать Оборотов, строили на совесть, так что его можно было отремонтировать. Вся большая семья — ремесленники, пастухи и сам подмастерье Бенини — каждый день с самого рассвета уходили разыскивать разбежавшийся скот.
Прежде этот холд был укрыт тенью деревьев — фруктовых и пальм, которые способны выдержать даже натиск жестокого шторма; однако против цунами они не устояли. Впрочем, здесь, на берегах Райской реки, можно было найти побеги всех необходимых деревьев. Задачей всадников было аккуратно выкопать саженцы и пересадить на новое место.
Большинство всадников с неохотой соглашались сажать деревья, но когда Ф’лессан обнаружил в списке направленных на эту работу напротив названия «Бенини-холд» только имя Тай, он вписал туда же и свое. Они с Тай прекрасно работали в одной команде, хотя большая часть заданий, которые им приходилось выполнять, были столь же утомительными и неблагодарными, как и это. Зато теперь Ф’лессан сперва выяснял, где Тай работает в следующий раз, а потом выбирал себе работу там же. В свободное время она с удовольствием и даже с радостью обсуждала с ним вопросы астрономии, которой оба серьезно интересовались. По временам Тай и Ф’лессан оказывались единственными всадниками, прилетевшими в мелкий холд. Ф’лессан с удивлением заметил, что Тай знакома здесь со многими людьми, ее принимали с теплотой и искренним радушием.
Всадникам заранее показали, где они могут найти инструменты, где есть пресная вода и чем они могут перекусить. Небольшое население Бенини-холда весь день было в разгоне, на поисках разбежавшихся животных.
Когда солнце взошло, всадники собрали приготовленные растения, обернув корни влажной тканью, и поставили их на деревянные поддоны. Джейги — холдер Райской реки — приветствовал Ф’лессана с некоторым удивлением, а Тай пожал руку с серьезным выражением лица, заметив при этом, что ее зеленая очень хорошо выглядит.
— Не думал, что увижу тебя так скоро, Ф’лессан, — заметил глава холда Райской реки, улыбнувшись бронзовому всаднику.
— Я здесь пробуду, пока Райская намеревается помогать Монако с саженцами деревьев, — ответил Ф’лессан. — Т’геллан сказал мне, что вы с Араминой чрезвычайно щедры.
— Это самое меньшее, что мы могли сделать, — сказал Джейги. — Нам здесь очень повезло: мыс Кахрейн защитил нас от цунами. Здесь, — он указал на русло реки, — по берегам можно найти молодые деревья и кустарники — столько, сколько вам понадобится. Но вы двое выглядите усталыми. Вы уже поели?
Ф’лессан беспечно махнул рукой:
— Да, да, спасибо. Когда все более-менее приведем в порядок, тогда и отдохнем.
Он осмотрел прочную платформу, на которой стояли поддоны, сеть, удерживавшую на месте молодые саженцы, и угловые веревки. Драконы теперь постоянно работали на грузовых перевозках… Хитрость заключалась в том, что поднимать груз следовало очень медленно, чтобы все веревки натягивались одинаково и груз не сползал с платформы. Драконы как раз совершенствовали этот маневр. Еще одна тонкость: уходить в Промежуток нужно было очень низко над землей, опять же, для того, чтобы удержать груз в равновесии. Транспортировка груза драконами означала, что растения будут посажены и политы в течение нескольких часов после того, как они были подготовлены к отправке. Кроме того, это означало, что посадка будет завершена еще до того, как южное солнце начнет жечь сады и растения в полную силу.
Ф’лессан проверил время по теням, отбрасываемым деревьями: часы он оставил в летной куртке. Утро еще только наступило, а они почти закончили. Он не был уверен, что сможет долго выдерживать такой темп работы, даже если они оба сбросят с себя все, кроме шорт и безрукавок.
— У тебя хорошо получается, — заметила Тай, распрямляясь вслед за Ф’лессаном, поднимаясь на ноги. Она сняла головную повязку, защищавшую глаза от пота, отерла лоб и спрятала платок.
— Мне нравится такая работа, — ответил он, оглядываясь по сторонам. — Нравится обустраивать земли, приводить их в порядок.
Этот холд находился на возвышении, что и спасло его от серьезных разрушений. Здесь росли и фруктовые деревья, и те, что были пригодны для строительства, и лечебные растения; к тому же всадники обнаружили некоторое количество ростков, о которых нельзя было сказать с уверенностью, к какому виду они относятся, но решили прихватить и посадить и их тоже. Здешние жители уже разбили огороды. По счастью, сейчас была середина лета — а это означало, что через несколько недель у них будут свежие овощи. До зимы саженцы успеют неплохо подрасти, стоит только поухаживать за ними немного.
— Как в Хонсю? — спросила Тай. Она наклонилась и взяла с земли флягу с холодным фруктовым соком, которую вручила им жена Бенини, чтобы утолять жажду.
— Да, как в Хонсю, — улыбнулся Ф’лессан, отбрасывая со лба пряди влажных от пота волос. Он заговорщически подмигнул девушке. — Мой холд приводит меня в восторг. Там есть уровни, которые я не успел тебе показать.
Они провели несколько вечеров на верхней террасе, по очереди изучая звездное небо с помощью укрепленного на штативе бинокля. Ф’лессан даже уступал девушке свою очередь: ему нравилось смотреть на ее сосредоточенное лицо, когда она наблюдала за небом, время от времени делая какие-то записи. Это было очень предусмотрительно с ее стороны; с другой стороны, она училась у Эррагона, и ничего удивительного не было в том, что она весьма тщательно вычисляла координаты небесных тел, а порой просила Ф’лессана проверить ее вычисления. Ф’лессан даже поддразнивал ее — удостоверившись, что Тай понимает, что это шутка, иначе она обижалась, — расспрашивая ее о положении пятой планеты системы Ракбата в минутах и секундах, которая сейчас находилась как раз под альфой Креста. Тай говорила, что вести записи вошло у нее в привычку, когда она наблюдала небо в Прибрежном. Эррагон фиксировал всю информацию для остальных наблюдателей.
Ф’лессан мечтал привести Тай на вершину горы, чтобы она смогла увидеть с высоты великолепную панораму лесов, предгорий и холмов, расстилавшуюся внизу — оттуда он иногда высматривал в бинокль кошек, — однако сейчас ему не по силам было взбираться по длинной спиральной лестнице, а Тай устала так же, как он.
— Я бы очень хотела увидеть эту твою таинственную обсерваторию, Ф’лессан, — вкрадчиво сказала она, передавая бронзовому всаднику флягу.
— О, я обязательно отведу тебя туда, не бойся, — как-нибудь вечером, когда мы не будем так измотаны. Туда надо взбираться по крутому склону.
— Что ж, хорошо, — согласилась девушка, берясь за очередное растение. — Здесь мы уже почти закончили. Давай-ка отправимся вместе с нашими тяжеловозами в сад. — Она вздохнула, глядя на драконов, расположившихся на горном хребте за холдом в густой растительности, которой не причинило вреда даже цунами.
Ф’лессан заметил, что драконы расположились совсем рядом, почти касаясь друг друга, но промолчал. У него возникли кое-какие подозрения, но с таким сдержанным и замкнутым человеком, как Тай, ему приходилось быть крайне осторожным в выражении своих мыслей. Напряжение, существовавшее между ними, изрядно ослабло после нескольких вечеров совместного наблюдения за звездами. К сожалению, Ф’лессан не всегда мог к ней присоединиться. С другой стороны, он был рад, что девушка восстанавливает свои утраченные записи.
Большая часть жителей Монако-Вейра уже покинула свои временные пристанища; всадники расчистили поляны для своих драконов и построили временные убежища неподалеку от нового Монако-Центрального, который возводили на возвышенности, в отдалении от берега моря. Сегодня, в крайнем случае завтра, все всадники переберутся на новое место. Впрочем, Тай так и не нашла себе вейра, насколько знал Ф’лессан; может быть, конечно, она и подыскала какое-нибудь место для нового пристанища, пока бронзовый всадник был в Бенден-Вейре? Он не расспрашивал девушку — не хотел, чтобы она думала, будто он следит за ней. Или за Зарант’ой.
Он наблюдал за тем, как Тай размышляет, куда посадить деревца, породу которых они не определили. Взяв несколько маленьких саженцев, он подошел к ней, краем глаза заметив какое-то движение в траве неподалеку от Зарант’ы. Он пригляделся.
— Жуки-вонючки. — Его голос выдавал неприятное удивление. Он поставил саженцы на землю так, чтобы Тай могла до них дотянуться, и продолжил: — А я-то думал, что их всех смыло в море…
— Они в воде не дохнут и вполне способны выбраться на берег, — усмехнулась Тай, вонзая лопату в землю.
— Правда?.. — Ф’лессан не отрывал взгляд от жуков. — И сколько же времени они живут в воде?
— Не знаю. Но я видела, как они пересекают реки. — Тай продолжала копать.
— Хм-м…
Девушка передала ему лопату и опустилась на колени, чтобы, расправив корни, посадить саженец в подготовленную ямку.
— Большая мамочка, — заметил Ф’лессан. — И четверо ее отпрысков. Самого большого она потеряет, если не будет осторожнее.
Тай бросила короткий взгляд на жуков, потом принялась засыпать ямку, разравнивать и утрамбовывать землю вокруг саженца. Почему-то она улыбалась.
— Прямо к Зарант’е ползут. Может, я…
Он поднял лопату и шагнул по направлению к жукам, чтобы перехватить их. Нужно было заставить самого первого жука свернуть с дороги, но при этом не задеть детенышей, иначе матка выбросит в воздух облако смрада, избавиться от которого очень непросто.
— Нет, нет! Погоди!
— Они же направляются прямо к ней. Не знаю, как Зарант’а, но Голант’ терпеть не может, когда эти жуки по нему ползают. Если он проснется, то непременно их раздавит.
Ф’лессан не стал добавлять, что Голант’ проявляет все больше заботы о благополучии зеленой Зарант’ы; это было одной из причин, почему его радовало то, что Тай предпочитает работать отдельно от остальных всадников. Ему пока не хотелось, чтобы другие заметили, что отношения Зарант’ы и Голант’а становятся все более нежными и крепкими.
— Смотри! — Глаза девушки заискрились зеленым; она поднялась с колен.
Ф’лессан припал к земле и, прищурившись на ярком солнце, принялся наблюдать за продвижением колонны жуков.
Тай, широко улыбнувшись, подняла руку предостерегающим жестом:
— Подожди минутку!
— Они же направляются прямо к ее носу. Неужели она их не чувствует? Голант’ обычно…
— Подожди! — Тай придержала Ф’лессана за плечо, ее улыбка стала еще шире.
Колонна жуков неотвратимо приближалась к ноздрям Зарант’ы, не обращая внимания на препятствия. Зарант’а дернула носом, но даже не приоткрыла глаз. Внезапно оказалось, что процессия жуков движется уже под прямым углом к первоначальному маршруту, прямо в заросли.
— Вот оно! — Тай смотрела на своего дракона с сияющей улыбкой.
— Она их сдула? — воскликнул Ф’лессан.
— Нет. Этого она не делала. Они не могут подобраться к ней ближе, чем на такое вот расстояние. А потом — раз! — и уже движутся в другом направлении, не важно, в каком, но — от нее.
Девушка забрала у Ф’лессана свою лопату и принялась копать очередную ямку.
— Между прочим, у нас две лопаты.
— Да, да, конечно же, моя дорогая зеленая всадница. — Он разыграл короткую демонстрацию полнейшего послушания и отправился за второй лопатой.
Все, что угодно, только бы она не заметила, как ярко сверкает зеленая шкура спящей Зарант’ы, которая грациозно расположилась на солнце рядом со спящим бронзовым… Интересно, сколько еще Голант’ будет прикидываться спящим?
— Тай, у меня к тебе вопрос, — начал он, деловито работая лопатой. — Я следил за Зарант’ой: она даже не шевельнулась. Она только носом повела. Как же она смогла изменить маршрут жуков?
Тай сдула с носа капельку пота и, взяв предпоследний саженец, распеленала его корни, готовясь опустить растение в приготовленную ямку.
— Не знаю. Но, когда они подбираются к ней слишком близко, внезапно они оказываются идущими перпендикулярно к своему первоначальному пути. Ты же знаешь этих жуков: они никогда просто так не свернут с дороги.
— Поразительно! — Ф’лессан отер пот с лица, потом развернул последний саженец, поставил его в ямку и принялся приминать землю вокруг него. — Вот и все. Теперь нам нужно полить их, верно?
Самым первым, что сделал Бенини после того, как схлынула вода, было выкопать колодец и провести длинный оросительный канал, из которого всадники сейчас и наполняли ведра, чтобы полить юные деревца.
— Вроде бы Бенини говорил, что они устроили душ неподалеку от загона? — заметил Ф’лессан после того, как они закончили работу.
— Да, и над ним установлена такая большая цистерна, что всем хватит воды, чтобы вымыться. — Девушка посмотрела на небольшое свежевыкрашенное строение: на ее лице читалось нетерпеливое предвкушение. — По крайней мере, так сказала его жена. Мы гораздо быстрее вымоемся под душем, чем в бадье, — прибавила она, бросив свою бадью у колодца.
— Только оставь мне теплой воды, — попросил Ф’лессан, жестом предлагая девушке идти первой. — Я пока наведу порядок.
Он собрал инструменты и направился к навесу, крикнув вслед Тай:
— Я хочу сегодня поохотиться с Голант’ом в Хонсю. Как у Зарант’ы с аппетитом?
Про себя он подумал, что «аппетит» — это слишком слабое слово для дракона.
Оглянувшись через плечо на спящего дракона, Тай ответила:
— Она ни капли не потускнела…
Ф’лессан моргнул, а потом с приглашающей улыбкой, которую Миррим определила бы как «коварную», прибавил:
— Мы могли бы поохотиться на диких кошек. Недавно я видел нескольких — на мой взгляд, они слишком близко подошли к стадам Хонсю. Мы сможем заполучить несколько отличных шкур.
Со времени Потопа большинство зеленых всадников и всадниц выполняли курьерские обязанности бесплатно. Однако через четырнадцать дней, когда соберется Конклав, в Телгаре должна состояться Встреча — и времени как раз хватит, чтобы подготовить шкуры к продаже и заработать хоть немного денег…
— Это мне нравится! Я согласна! — крикнула в ответ Тай.
Ф’лессан едва успел заметить, как она стремительно влетела в душ.
Собрав их летное снаряжение, он медленно пошел к душу, давая девушке время на то, чтобы хорошенько вымыться и сполоснуться.
— Эй, оставь и мне немного! — крикнул он, стараясь перекрыть яростный плеск воды.
Снял заляпанные грязью сандалии. Что ж, их придется вычистить уже в Хонсю; пока же он просто несколько раз хлопнул сандалиями по стене, чтобы сбить с них налипшие комья грязи.
— Вода достаточно теплая, — уверила Ф’лессана Тай. — Можешь передать мне мое полотенце?
Открыв ее дорожный мешок, он вытащил оттуда полотенце и чистую смену одежды.
— Ну, и где же оно? — нетерпеливо крикнула Тай.
Из душа высунулась ее обнаженная рука, в которую Ф’лессан аккуратно вложил полотенце. К стене были привинчены новые, сверкающие крючки; на один он повесил ее чистую одежду, на второй — свою. Всадников нагота не смущала так, как жителей холдов или мастерских, так что он разделся, чувствуя себя почти счастливым, оттого что может освободиться от грязной одежды. Когда Тай, растиравшаяся полотенцем, вышла из душа, она бросила на него быстрый взгляд. Он вежливо и аккуратно проскользнул мимо нее в душ и огляделся в поисках мыльного песка.
После того как Ф’лессан тщательно отмылся, сполоснулся и растерся полотенцем, он вышел из душа и принялся одеваться. Тай уже была в кожаной летной одежде: стояла, прислонившись к стене, в расстегнутой куртке, и наслаждалась прохладной тенью, особенно приятной после работы под жарким солнцем.
Оседлав драконов, они поднялись в воздух прежде, чем снова успели вспотеть.
Вынырнув из Промежутка над Хонсю, Ф’лессан первым делом отметил, что на главной террасе и на вершине утеса нет ни одного дракона.
«Ты будешь сегодня охотиться, Голант’?»
«Сегодня я отлично поохочусь», — ответил Голант’, наблюдая за тем, как Зарант’а скользит по воздуху мимо него и опускается на главной террасе Хонсю.
Удивленный странными нотками, прозвучавшими в тоне его дракона, Ф’лессан на мгновение задумался: не слишком ли мало внимания он уделяет нуждам Голант’а? Когда тот последний раз отправлялся на охоту?
«Сегодня я поохочусь очень хорошо!»
Бронзовый дракон медленно, словно крадучись, снизился и приземлился так, что Зарант’а оказалась прямо перед ним: ее всадница снимала со своей зеленой упряжь, которой никогда не пользовались, если драконы вылетали на поиски еды. Да, Ф’лессан не ошибся: определенно, он верно оценил состояние Зарант’ы. Ее шкура сияла — и не просто здоровьем… Неужели Тай не замечает, что ее зеленая готова подняться в брачный полет? Он попытался вспомнить, какие драконы были в Хонсю сегодня утром. Большинство улетело еще до рассвета, отправившись на Работы по восстановлению Монако-Вейра. В традиционном Вейре ее состояние было бы замечено задолго до того, как сама зеленая поняла бы, что с ней происходит. Хонсю принимал драконов все время после Потопа. Верно, и драконы, и всадники прилетали усталыми: всадники наскоро ели и отправлялись спать, драконы находили себе места на прогретых солнцем террасах и просыпались, только когда утром их звали всадники. Они с Тай отправились прямо на Райскую реку, а оттуда в Бенини-холд; их драконы провели на солнце несколько часов. Известно, что жара подстегивает брачные инстинкты драконов. Он выругался: может, и другие драконы почувствовали, что у Зарант’ы начинается цикл? Всадники обычно знали, когда зеленые вступают в брачную пору. Большинство всадников, живших в Хонсю, были из Монако-Вейра. Может, они сейчас устремятся сюда, зная, что Зарант’а готова к полету? Может, у Зарант’ы немного замедлено развитие? Но как он, командир крыла, мог не заметить признаков приближения брачного полета! Впрочем, Тай тоже их не заметила…
«Зато я заметил».
Голант’ буквально плюхнулся на террасу, едва не сбросив своего всадника. Ф’лессану удалось удержаться на ногах — правда, пришлось пробежаться, чтобы восстановить равновесие. Может, Голант’ чувствовал приближение других драконов, готовых бросить ему вызов? Бронзовый явно демонстрировал свою готовность подняться в полет: выгибал шею, выпячивал грудь… Оглядывая небо в поисках других драконов, Ф’лессан быстро снял с Голант’а упряжь, бросил ее на ближайшую скамью и принялся снимать летную одежду. Голант’ осторожно придвинулся к Зарант’е; его глаза начали вращаться.
Тай стояла рядом, держа в руках упряжь, и с удовольствием смотрела на своего дракона.
— Приятно видеть, что она так хорошо выглядит. После Потопа она сильно потускнела, — заметила девушка, когда Ф’лессан подошел к ней. — А кошки близко?
— Хорошо выглядит? — переспросил Ф’лессан, ошеломленный тем, что она явно не придает значения своим словам. Он драматическим жестом указал на Зарант’у: — Во имя Первого Яйца — посмотри не нее, Тай!
Зарант’а, чьи глаза горели оранжево-красным светом, кокетливо поглядывала на Голант’а, который красовался перед ней, придвигаясь все ближе: его фасетчатые глаза все ярче горели красным.
Тай судорожно вздохнула; ее глаза расширились, в них застыло выражение такого страха, почти отвращения, что Ф’лессан невольно задумался: что же происходило во время предыдущих брачных полетов Зарант’ы?
— Но здесь же только мы! — крикнула девушка и, выронив упряжь, развела руками в жесте замешательства и почти панической растерянности.
Неужели она думала, что так она будет в безопасности? Конечно, в Хонсю бывали и другие всадники и драконы, они прилетали и улетали — до этого момента… Но когда зеленая готова подняться в брачный полет, не имеет значения, сколько драконов вокруг.
Руки девушки были обращены ладонями к нему: жест явно означал отказ. Ну, конечно, в ярости подумал он: раньше, когда у Зарант’ы наступала брачная пора, наверняка рядом тут же появлялись все голубые, коричневые и бронзовые драконы — а их всадники окружали и теснили юную всадницу, пока какой-нибудь дракон не догонял зеленую. Он прикрыл глаза, прекрасно понимая, сколь сильно бывает такое влечение. Но зеленая всадница должна иметь право выбирать!..
— Тай, неужели ты никогда никого не выбирала сама? — воскликнул он, чувствуя горечь и ярость — и неосознанно подходя к ней все ближе. Поняв, что сейчас произойдет, он остановился. Нет; он не должен ее принуждать — другие уже делали это. Но сколько времени он может дать ей? И как он может ее успокоить?
Ее била крупная дрожь, ее глаза расширились, но в них не было отражения сексуального влечения, охватившего Зарант’у, — только ужас. Кажется, она стремилась уйти в себя, отвергая то, что должно было произойти. Она скрестила руки, обхватила себя за плечи — словно хотела защититься. Скорлупа и Осколки! Неужели прежде всадники насиловали ее, когда их драконы соединялись? Он попытался вспомнить, какие голубые и коричневые драконы жили в Монако; попытался вспомнить их всадников…
Тай по-прежнему пятилась, отступая от него, дикими от страха глазами озираясь вокруг в поисках укрытия.
— Они все одинаковые, — пробормотала она. — От них нет спасения. От их… — Она тяжело сглотнула, попыталась облизнуть пересохшие губы; ее лицо смертельно побледнело от отвращения, зрачки зеленых глаз расширились.
— Тай, неужели тебя брали силой?.. Услышав эти слова, Тай бросила на Ф’лессана взгляд, исполненный такого страха, что он почувствовал, как все внутри переворачивается.
— Ты не выбирала?
Теперь он говорил очень тихо и мягко, хотя душа его кипела от возмущения. Это должно было быть чудеснейшим ощущением: двойной экстаз, когда и дракон, и его всадник одновременно соединялись со своими партнерами. По крайней мере, он надеялся, что ему всегда удавалось это. Кроме того, всадницы-королевы всегда знали; они всегда выбирали его. Но, видя состояние Тай, он начинал подозревать, что счастье выбирать она ни разу не испытала.
— Это не должно быть насилием. Это должно быть наслаждением, торжеством и для тебя, и для твоего дракона. Это великолепнейший, чудесный союз!
— Союз? — Она почти выплюнула это слово; смятение и ужас, охватившие все ее существо, лучше всяких слов говорили Ф’лессану, что ей никогда не приходилось испытывать то, о чем он пытался ей рассказать.
Сколько раз Зарант’а поднималась в брачный полет? Сколько раз ее… он попытался подобрать подходящее слово… принуждали? Он знал, что такое часто случается с девушками из холдов — вот почему многие из них ищут в Вейрах прибежища. Всадники — за исключением единственного момента, когда их драконы поднимались в брачный полет, — были пылкими, но внимательными любовниками. Конечно, Ф’лессан знал, что за ним закрепилась репутация повесы. Возможно, именно поэтому Тай так робела в его обществе, старалась быть такой сдержанной? Он думал, что в ней говорит природная стеснительность. Однако теперь он понимал, что ею движет не сдержанность как таковая, а страх. Потом, после того как он найдет нужные слова, чтобы успокоить девушку, когда ей это так необходимо… да, потом у него с Миррим будет очень неприятный разговор.
Зарант’а издала удивительный поющий звук, в котором звучала страсть, и стремительно взвилась в воздух, бросая вызов Голант’у. В отличие от королев, которые пили кровь, чтобы набраться сил для долгого брачного полета, зеленые в особых приготовлениях не нуждались. Голант’ не колебался ни мгновения; его рев эхом отразился от скал — он принял вызов.
Тай в отчаянии вскрикнула, вскинула руки жестом мольбы, словно могла остановить улетающую зеленую.
— Тай, выслушай меня, — заговорил Ф’лессан, стараясь, чтобы его голос звучал ласково и успокоительно. — Позволь мне объяснить, как это должно быть.
Медленно, осторожно он протянул ей руку, но она отступила назад, придерживаясь за низкую ограду длинной террасы. Глядя на его руку так, словно само прикосновение Ф’лессана могло испачкать и унизить ее, она пятилась все дальше и дальше, и в ее зеленых глазах безраздельно царил все тот же отчаянный ужас загнанного в угол зверя.
— Ох, Тай, друг мой, если бы я мог, я остановил бы Голант’а! — Сейчас он отдал бы все, чтобы у него было время подготовить ее. Если бы он не был столь беспечен, если бы не принимал за природную сдержанность то, что было на самом деле страхом перед физической близостью… — Но я не могу —. теперь, когда Зарант’а так сильно желает его.
— Как она может желать его? Я не хочу тебя! Должно быть не так!
Что ж, по крайней мере, это признание говорит в его пользу, подумал Ф’лессан, чей разум сейчас отчаянно бился в поисках выхода. Скоро, слишком скоро чувства дракона захлестнут, поглотят всадника… и ему нужно достучаться до Тай, до человека прежде, чем. ее поглотят чувства ее дракона!..
— Но ты же видишь, что это так. Она сама бросила ему вызов, — мягко проговорил он. — И он ответил. Он так восхищается ею. Так же, как я восхищаюсь тобой, Тай.
Она моргнула в смущении и замешательстве.
Это уже хорошо, подумал Ф’лессан, хотя сейчас он ощущал скорее отчаяние, близкое к отчаянию самой Тай. Если он не сумеет поговорить с ней, добиться, чтобы она поняла его, тогда она никогда не поймет, что это вовсе не Должно быть насилием. Он знал, что пока что может контролировать свое человеческое «я» — вне зависимости от того, как ему хотелось ощутить экстаз его Голант’а.
— Неужели ты так ничего и не успела узнать обо мне? — воскликнул он. — Я оскорбил тебя? Пренебрегал тобой как другом? Скажи мне, Тай!
Она снова моргнула и покачала головой, растерянная и смущенная; Ф’лессан знал, что чувства Зарант’ы все сильнее захлестывают ее.
— Тогда позволь мне быть твоим другом — и твоим любовником. Брось мне вызов, Тай, как твой дракон бросил вызов моему. Пожелай, чтобы я любил тебя, Тай, — тебя, а не Тай-всадницу. Выбери меня! — Он прижал руки к своей груди. — Выбери меня, Тай!
— У меня нет выбора, — всхлипывая, проговорила она. Он чувствовал, что внутренне она покоряется тому,
что должно произойти, — но он не хотел такой покорности.
— О, Тай, любовь моя, — взмолился он, протягивая к ней руки, но не приближаясь, не касаясь ее. Она была так близко к краю террасы…
Внезапно он почувствовал, как она дорога ему; это удивило и обрадовало его. Это не было влечением, страстью Голант’а: Ф’лессан-человек тоже желал ее.
— Прошу тебя, Тай, умоляю тебя! Выбери меня! Была ли это Тай, потянувшаяся к своему другу в поисках помощи, или всадница, которой передались чувства ее дракона, он не был уверен; но она потянулась к нему. Но была ли она сейчас в достаточной мере человеком, чтобы сделать сознательный выбор?
— Прошу тебя, Тай, пойдем со мной, — сказал он, беря ее руку в свою и осторожно разворачивая девушку к ближайшей двери. — Мой друг, мы должны войти внутрь.
Он старался не испугать ее, медленно направлял ее шаги — она не видела, что он, не касаясь, завел свободную руку ей за спину, боясь, что она все-таки решит броситься прочь. Ее взгляд казался завороженным, почти невидящим: она не сознавала, как близко находится к краю террасы, не понимала, что произойдет, если она попытается вырваться и убежать.
Тихо, почти шепотом уговаривая и утешая девушку, он увел ее внутрь; так же осторожно закрыл дверь, про себя порадовавшись тому, что петли смазаны и что скрип закрывающейся двери не испугал Тай. Ее пальцы безжизненно лежали в его ладони, глаза были устремлены куда-то вдаль: она наполовину впала в транс. Он хотел успокоить ее прежде, чем ее окончательно захлестнут чувства Зарант’ы. В первый раз это должно было быть действительно страшно, особенно если никто не потрудился объяснить девушке в деталях, что именно должно произойти. Сдержанность Тай должна была насторожить его, натолкнуть на мысль, что здесь что-то не так; сейчас он проклинал себя за бесчувственность и невнимательность. Сколько лет он уже всадник?..
Внезапно Тай напряглась всем телом. Он взглянул в ее глаза, в расширенные зрачки, и почти разжал руку: теперь уже она впилась пальцами в его ладонь. Он осторожно приобнял ее за плечи жестом, в котором желания защитить было больше, чем страсти.
— Я счастлив и горд тем, что ты выбрала меня, Тай, — говорил он. Она должна в это верить. — Ты знаешь — я не верил, что так будет. Я восхищался тобой; я восхищался тем, как ты сохраняла спокойствие, когда вывозила детей из Монако… — Сейчас ему следует осторожно, очень осторожно подбирать слова. — Успокойся, Тай. Успокойся и позволь мне помочь тебе.
Со всей возможной осторожностью он провел ее в ближайшую спальню. Он чувствовал, как нарастает желание Голант’а. Ему придется контролировать свое желание. Он пытался оставаться человеком так долго, как только возможно. А это становилось все труднее. Он не мог просто бросить ее на постель — это испугает ее; еще меньше он хотел становиться драконом, потому что тогда его обращение с ней станет более жестким — и жестоким для девушки.
Он осторожно обнял ее.
— Ты выбрал меня, Ф’лессан, и я буду любить тебя! Он поцеловал ее в лоб и крепче обнял девушку. Если ее чувства еще не полностью подчинены чувствам Зарант’ы… но целовал ли ее хоть кто-нибудь с любовью? Хоть Раз? Он наклонился к лицу девушки, нежно коснувшись губами ее губ. Пусть только она будет все еще настолько человеком, чтобы почувствовать это! Он не ожидал той вспышки обоюдной страсти, которая проявилась в этом поцелуе. Девушка дрожала все сильнее. Ф’лессан инстинктивно крепче прижал ее к себе.
— Ты выбрала меня, Тай. Ты выбрала меня, — крикнул он — но ее тело напряглось и застыло под его руками.
Укачивая безвольное тело, он целовал ее лицо, щеки, губы, шею.
— Выбери меня, Тай! — все еще умолял он, когда вдруг понял, что она слилась мыслями и чувствами со своим драконом.
И в этот миг он сам стал Голант’ом.
Она взлетела высоко, стремительно рванувшись вверх, потом нырнула, уходя в сторону, и каждый неожиданно сильный взмах крыльев уносил ее все дальше от него. Она была большой для зеленой, и ему это нравилось. Ему больше нравились зеленые, чем золотые. Золотые всегда вели себя так, словно они оказывали бронзовому непомерную честь, позволяя соединиться с ними. Но зеленые умели быть благодарными. Кроме того, они были более страстными, чем королевы. Возможно, потому, что чаще поднимались в брачный полет.
Она метнулась вправо, и он лениво последовал за ней. Пусть она сперва немного утомится. Он может и подождать. И он будет ждать. Она того стоит. Он был так осторожен, старался не навязывать ей свое общество — и тем не менее давал остальным понять, что хочет, чтобы эта зеленая принадлежала ему. Он — Голант’! Голант’ из Бенден-Вейра! Его зачал Мнемент’! Он — из кладки Рамот’ы. И он достоин этого союза.
Она вскинула крылья, нырнув в воздухе. Он стремительно последовал за ней. Понимала ли она, как близко находится к земле? О да, понимала; она снова гордо взмыла вверх, достав головой до низких облаков, висевших над горными вершинами.
Значит, она согласна играть в эту игру? Быстро оглядевшись, чтобы узнать, нет ли поблизости других драконов, решившихся принять ее вызов, Голант’ устремился за ней. Лучи солнца, прорывавшиеся сквозь облака, играли на ее сверкающей, светящейся шкуре — а он неотступно преследовал ее. Интересно, знает ли она, как ясно он ее видит?
Она развернулась на кончике крыла; он знал эти небеса лучше, чем она, а потому повторил ее маневр и устремился вперед по узкому просвету между скал. Если она думает, что он попадется на этот трюк, значит, она плохо знает его. Недооценивает. Ничего, скоро он даст ей возможность оценить его по достоинству.
Она поднялась над просвечивающей облачной пеленой, направляясь все выше, потом резко упала вниз. Он без усилий повторил ее маневр. Она бросилась вперед, чуть покачиваясь в потоках холодного воздуха, словно на волнах. Он едва не перегнал ее, но не стал этого делать, и ее трюк снова не удался. Она снова нырнула вниз — вбок — и опять вниз, к земле, а после взмыла вверх одним великолепным сильным движением, какого ему никогда еще не приходилось видеть у зеленой. О, она действительно была сокровищем, достойной наградой тому, кто сумеет победить ее! Как он любил ее! И она — она выбрала его!
Она ушла в облака, но он видел сквозь них огонь ее глаз, горевших алым. Она подпустила его очень близко, чтобы ускользнуть снова в самый последний момент, — но одним мощным взмахом крыльев он догнал ее, поймал, притянул ее к себе… Их крылья вместе рассекали воздух, они летели, слившись воедино, — и, поскольку он был бронзовым, поскольку он был умнее, чем она о нем думала, их полет был горизонтальным — это позволяло продлить мгновения наслаждения и страсти надолго. Он осторожно направил их полет к огромному внутреннему морю, где теплые вертикальные потоки ласково гладили их сияющую шкуру…
Ф’лессан снова вернулся в свое тело — как и Тай в свое. Они оба тяжело дышали от переполнявшего их волнующего и пьянящего чувства этого долгого, долгого полета. Он чувствовал себя победителем; он чувствовал себя обессиленным и опустошенным. Уже давно ему не приходилось испытывать такой полноты наслаждения. Девушка бессильно раскинулась рядом с ним, закрыв глаза; влажные от пота вьющиеся волосы скрывали ее лицо. У него не было сил — нет, если быть откровенным, то не было желания — отпускать ее, выходить из нее. Однако, заботясь о ней, он все же сделал это. Каким бы удовольствием ни была для него близость с другими женщинами, в этот раз все было по-другому. Он не знал, что говорить: в голову не приходило никаких правильных слов — а он всегда так гордился тем, что в любой ситуации находил верные слова…
— О, Тай, ты все же выбрала меня, — прошептал он, приподнимаясь на локтях и глядя на нее сверху вниз с чувством, близким к священному восторгу. — Ты выбрала меня!
Его собственные слова удивили его не меньше, чем девушку. Она слегка повернула голову, широко распахнула глаза, в которых больше не было той странной дымки, что свидетельствовала о единении с Зарант’ой. Ее губы распухли от его поцелуев — он просто не мог сдержаться; ее глаза были полны слез.
— Пожалуйста, скажи, ведь это так?
Человек в нем нуждался в этом подтверждении — но в то же время он сознавал, что их единение было гораздо более страстным, чем обычно, — даже для всадников. А такое могло быть, только если желание партнеров, их страсть была взаимной. Если бы это было насилием с его стороны, он просто не мог бы чувствовать себя так, как сейчас.
— Я не знала, что это должно быть… вот так! — тихо призналась она и снова отвернулась в смущении.
— Моя дорогая, дорогая зеленая всадница, — нежно сказал он, кончиками пальцев поглаживая ее лицо, чувствуя легкое превосходство оттого, что «вот так» было для него меньшей неожиданностью, чем для нее. — Клянусь, это был самый полный, самый восхитительный чувственный и сексуальный опыт в моей жизни. Мы точно знаем, что чувствуют наши драконы, а они отражают наши чувства. Сама по себе, человеческая любовь уже может быть достаточно ошеломляющей, но, усиленная нашей связью с драконами…
Он развел руками, не в силах выразить в словах то, что чувствовал, и ласково улыбнулся девушке:
— Это… — он колебался мгновение, потом продолжил, — должно было случиться с тобой гораздо раньше, Тай.
Его руки невольно сжались в кулаки, комкая простыни.
— Я в ужасе, меня невероятно встревожило то, что с тобой сделали… такое. Всадники не должны вести себя так, даже когда их разум и чувства находятся под контролем разума и чувств дракона. Я…
— Тш-ш, — выдохнула она и, протянув руку, коснулась ладонью его щеки; ее лицо было спокойным, а на губах блуждала тень улыбки.
Он хотел бы сейчас видеть ее глаза — но в спальню из коридора проникало слишком мало света.
— Я рада, что смогла выбрать именно тебя, — сказала она.
— Я… — Он собирался возразить, но передумал; похоже, она разгадала его хитрость.
— Я знаю себя достаточно хорошо, Ф’лессан, — теперь обе ее руки касались его лица. — Я так благодарна тебе…
— Змее под хвост все благодарности! — заявил он, обнимая ее: больше всего сейчас ему хотелось взять ее снова, но уже будучи полностью человеком. — Мне не эта проклятая благодарность нужна от тебя, милая моя Тай!
Тут он ощутил ее сопротивление, в котором был намек на панику, охватившую ее на террасе, и он ослабил объятия. Расслабившись, он лежал рядом с ней, глядя ей в глаза, отчаянно желая разглядеть их выражение, их цвет — именно в этот момент.
— Ты понравилась мне, когда мы встретились в первый раз. В Архивах. Я уверен, ты знала, кто я. Миррим скорее всего внушила тебе нелестное мнение обо мне. Наверное, сказала, что я… легкомысленный и беспечный. А я не такой. Я — хороший командир крыла. Всадники мне доверяют. И их драконы тоже. Я хочу, чтобы ты выбрала меня по своей собственной воле, Тай. Я хотел бы… я тоже хотел бы выбрать тебя как человека, которого мне хотелось бы лучше узнать, а не просто потому, что твоя зеленая поднялась в брачный полет, а мой Голант’ был единственным драконом, оказавшимся рядом.
Она одарила его долгим взглядом, потом погладила рукой его обнаженное плечо.
— Как тебе это удалось? — тихим низким голосом спросила она.
— Как мне удалось?.. — Он на мгновение умолк в удивлении. Она имела в виду то, что ее Зарант’а заигрывала с Голант’ом! — О, поверь мне, устроить такое не под силу Даже мне! Чтобы твой дракон пожелал моего!..
Он рассмеялся — но тут же умолк, невольно призадумавшись. Подчас драконы бывали на редкость изобретательными и хитрыми.
— Послушай, неужели в Монако-Вейре не нашлось ни одного дракона, который нравился бы Зарант’е по-настоящему? — поспешно спросил он. — Разве Миррим не говорила тебе, что ты должна решить, какой всадник по душе тебе, и сосредоточить внимание на нем?
Девушка отвела глаза и тяжело сглотнула.
— Не наговаривай на Миррим, Ф’лессан. Она рассказывала мне… что-то в этом роде. Но я… мне ни один из них не нравился.
— Ну, всадник не обязательно должен был быть из Монако, ты же понимаешь.
— Ты снова на меня злишься. — Ее тело напряглось.
— Снова? На тебя? Когда это я на тебя злился, Тай?
— Когда ты вернулся из Форта. Он моргнул.
— Когда ты увидел, что я плаваю с…
— Когда ты была ранена. — Он подчеркнул это слово. — Тебя ранили, когда ты пыталась остановить вандалов.
Сама мысль об этом нападении приводила его в ярость — даже сейчас.
— Вот, ты опять на меня злишься.
— Нет, я… — Он умолк, внезапно заметив, что она чуть заметно улыбается, что ее тело расслабилось, напряжение спало и что ее руки спокойно и ласково легли на его плечи. Он глубоко вздохнул: — Я не злюсь на тебя, моя милая Тай; я злюсь за тебя.
— Мне придется привыкнуть к этой разнице.
— Но ты сделаешь это, моя милая, дорогая зеленая всадница? — очень тихо спросил он.
— Что сделаю?
— Ты захочешь привыкнуть к этой разнице? Ко мне? — Он снова коснулся ее лица, проводя пальцами от висков к скулам. — Ведь я действительно очень хочу лучше узнать тебя. — Он тихонько поцеловал ее в уголок губ, ощутив, как дрогнули они от этого прикосновения; потом перекатился на бок и притянул ее к себе, прижав ее голову к своей груди.
— Они именно так сейчас и лежат, знаешь? — прошептала она.
Он отбросил назад волосы, падавшие ей на лоб, и прижался щекой к ее щеке.
— Хм-м… Да, знаю. Но они уже почти уснули.
— А мы разве нет?
— Мы… — ему нравилось, как звучит это короткое слово; идея поспать ему нравилась тоже. Тем более что он заснет, обнимая ее.
«Я же сказал тебе, что хорошо поохочусь».
Показалось ему — или его дракон действительно сказал это? Неужели же Голант’ спланировал все это заранее? Так же, как и его всадник?..
Дом арфистов 28.1.31
— Ты хотел меня видеть?
Сибелл вздрогнул от неожиданности. Шпилька закрыл за собой дверь, которую умудрился открыть настолько бесшумно, что мастер-арфист даже не услышал этого. Шпион усмехнулся:
— Теряешь нюх, Сибелл?
— Главное, чтобы ты его не потерял, — ответил Сибелл и пустил по столику к Шпильке листок бумаги, кивком подтвердив, что хочет, чтобы тот прочел его. — От арфиста Крома.
— Серубил? Разумный человек. Выучил бесконечное множество куплетов к этому кошмарному «Вниз, в шахты». — Шпилька содрогнулся от отвращения и, шагнув вперед, взял бумагу. По мере чтения его глаза светлели. — Значит, если тела так и не нашли, Серубил считает, что этот человек мог ускользнуть. К тому же с поисками промедлили. Возможно, он направился по реке в долины.
— Читай дальше. Там есть и плохие новости.
— О! У заключенного отсутствовала фаланга указательного пальца. Хотя о шраме на лице ничего не говорится. — Шпилька вздохнул. — Что ж, шрам он мог заполучить в одном из первых рейдов Очистителей. Или, знаешь, даже во время бегства; или же сразу после него. — Шпилька уселся на край стола Сибелла, не прерывая чтения; стопки бумаг на столе почти не шелохнулись. — Разве мы не разослали всем арфистам копии того рисунка, который я сделал?
— Я думал, разослали.
— А! — Несколько сонное лицо Шпильки прояснилось. — Заключенный — да что ж такое, имени у него не было, что ли? — был приговорен к пожизненным работам на рудниках Крома с несколькими другими Очистителями из тех, кто совершил нападение на Игипса.
— Пока я дожидался твоего прибытия, — Сибелл не мог отказать себе в удовольствии подразнить Шпильку, хотя прекрасно понимал, что мастер Мекельрой торопился изо всех сил — до того самого мига, когда бесшумно вошел в кабинет мастера-арфиста (Шпилька часто входил в его кабинет именно так, тайком и в ночное время — или в другое время, не менее неудобное), — я еще раз просмотрел отчет мастера Робинтона о том происшествии.
Сибелл погладил синюю кожу журнала для записей и аккуратно открыл его на том месте, которое было заложено полоской бумаги.
— Игипс отразил атаку при помощи того, что он назвал «звуковым барьером». Это настолько пронизывающий и громкий звук, что нападавшие попросту потеряли сознание. Игипс говорил, что некоторые повреждения могут остаться навсегда. Когда мы выразили удивление, что он отразил атаку столь жестким образом, он заметил, что, я цитирую, «эти устройства запрограммированы на хранение важной индустриальной и политической информации. Несанкционированный доступ и/или действия, могущие повлечь за собой разрушения, должны, следовательно, активно пресекаться, что всегда было одной из второстепенных функций устройства Игипс».
Сибелл поднял взгляд от страницы и посмотрел на Шпильку.
— Что ж, верно. — Шпилька поскреб в затылке. — Некоторые повреждения могли остаться навсегда. Судя по тому, что пишет Серубил, — Шпилька махнул зажатой в пальцах бумагой, — этот заключенный был глухим. Может быть, у него со временем восстановился слух? Очень удобно и полезно прикидываться глухим, когда планируешь побег.
— Да, в следующем абзаце Серубил пишет, что это была не первая попытка побега. Однако, — Сибелл назидательно поднял палец, — ни этот человек, ни остальные заключенные-Очистители никогда не называли своих имен.
— Если они были глухими, как они смогли услышать вопрос? — спросил Шпилька.
Сибелл поморщился.
— Обычно задать такой простой вопрос не составляет труда. Я, — он ткнул себя пальцем в грудь, — Сибелл. Ты? — Он расширил глаза, придал своему лицу вопросительное выражение и указал на Шпильку.
— Если бы я напал на Игипса, но моя попытка разрушить его не удалась, я бы ни за что не стал называть свое имя.
— Это верно; но… — Сибелл снова посмотрел на страницу, исписанную ровным, мелким, красивым почерком. — Хотя по одежде этих людей нельзя было определить, кто они и откуда, один из них был стеклодувом, судя по пузырям от ожогов и ожоговым шрамам на его руках — и по следам от стеклодувной трубки на пальцах. — Он выжидательно посмотрел на Шпильку.
— А мастер Норист был одним из самых ярых противников Игипса и его новых технологий. Он также был сослан за участие в похищении мастера Робинтона. — Лицо Шпильки омрачилось печалью, так же как и лицо Сибелла: оба они вспоминали человека, которого уважали и любили и которым восхищались.
— Трое сыновей мастера Нориста были подмастерьями в его цеху. Все они находились под сильным влиянием отца.
Шпилька обдумал это замечание.
— Учти, после тринадцати Оборотов, проведенных в рудниках, ожоговые пузыри, конечно, пропадут, а вот шрамы от раскаленного стекла и следы от стеклодувной трубки останутся. — Склонив голову набок, он посмотрел на главного мастера своего цеха. — Так что мне стоит показать портрет нашего доброго друга Серубилу, а также, возможно, расспросить охранников по поводу ожоговых шрамов. За тринадцать Оборотов кто-нибудь да заметил бы их.
— И нужно узнать, восстановился ли у него слух. Шпилька фыркнул.
— Если он планировал нападения, должно быть, говорить он умеет!
— И еще, Шпилька, выясни, сколько времени прошло, прежде чем они отправились в погоню, — только сделай это, пожалуйста, ненавязчиво, потихоньку, как ты это умеешь. Кстати сказать, я слышал, что цех кузнецов дал за тот метеорит двадцать марок.
Шпилька присвистнул с уважением:
— Ничего странного, что из-за последних метеоритов поднялась такая суматоха!
Сибелл слегка передернул плечами и недовольно скривился:
— Не важно, сколько они стоят: они причиняют слишком много бед, больше, чем может возместить их стоимость.
— Да?
Сибелл бросил на него короткий острый взгляд.
— Тот, что упал на равнины Керуна, вселил в горцев уверенность, что следующий огненный шар рухнет как раз на них — а всадники ничего не сделают, чтобы взорвать его в небе, прежде чем он рухнет на них и сожжет все дотла!
— Я думал, что тот метеорит, который упал на землю неподалеку от Райской реки, только крышу пробил…
— Он никакого вреда не причинил, зато Джейги получил за него пятнадцать марок от кузнечного цеха. Он также сказал, — выражение лица Сибелла красноречиво свидетельствовало, что он предпочел бы, чтобы Джейги не был таким болтливым, — мол, дельфины видели, как несколько «шипящих и горячих» обломков упали в море, и они будут только рады понырять за ними.
Шпилька безразлично пожал плечами.
— Насколько я помню, метеориты чаще падают в море, чем на сушу, поскольку воды на Перне намного больше, чем суши.
— Проблема не в этом. Даже люди, которые, казалось бы, должны все понимать, требуют от Вейров, чтобы они предотвратили падение новых тел с неба — например, перехватывали бы их по дороге.
Шпилька рассмеялся лающим смехом:
— Драконы, конечно, летают быстро — но не так быстро, как метеориты. А метеориты так горячи при входе в атмосферу, что пламя драконов не сможет остановить метеорит — даже если драконы и ухитрятся его догнать.
— Знаю, знаю… — Сибелл утомленно вздохнул.
— А теперь, — снова взмахнув зажатым в руке листком, заметил Шпилька, — почему бы мне не заняться чем-нибудь полезным? Например, не отправиться в рудники Крома?
— Я попросил Н’тона подбросить тебя туда. Времени как раз хватит на то, чтобы взять рисунок и переодеться в летный костюм.
— Отлично. Биста обожает летать на драконах. — Шпилька аккуратно свернул послание Серубила и спрятал его в задний карман штанов. — Я не задержусь надолго.
— Надеюсь.
Он вернулся поздно вечером. На этот раз он постучал в дверь кабинета Сибелла и вошел, неся на подносе кувшин кла, кружки и тарелочку со сладкими бисквитами.
— Я с пустыми руками не прихожу, — проговорил он, проходя к столу и водружая поднос на столешницу. Быстро оглядел стопки бумаг на столе: похоже, Сибелл не особенно продвинулся в работе с тех пор, как они расстались. — Ты что, ничего не делал с этими прошениями весь сегодняшний день?
— Я разложил их по разным стопкам. Ну, какие у тебя новости?
Шпилька налил им обоим по кружке кла и снова привычно устроился на краю стола.
— Когда заключенный бежал, шрама на лице у него не было. Фалангу указательного пальца он потерял из-за несчастного случая на рудниках. Прежде он несколько раз пытался бежать, но его легко ловили. Преследователи были уверены, что он не услышит их приближения. Именно поэтому они и не бросились в погоню немедленно.
— И когда он предпринимал попытки побега? Шпилька сверился с пометками, которые он сделал на полях письма Серубила.
— В первые два Оборота, которые он провел там… Его глаза расширились, он уставился на мастера-арфиста, который, судя по всему, пришел к такому же выводу одновременно с ним.
— Значит, у него достаточно восстановился слух, чтобы он попробовал снова бежать! — хором сказали они; оба усмехнулись.
— И он выжидал удобного момента… — сказал Сибелл.
— А какой момент может быть лучше, чем когда метеорит пробивает в стенах дыру, через которую и можно сбежать! — Шпилька вскочил на ноги. — Точно. А ванная комната для заключенных разделена перегородками, так что никто никаких шрамов на руках не помнит.
— И имени тоже?
— Они его называли Стекольщиком: у него остались следы от стеклодувной трубки на пальцах.
— Значит, это может быть подмастерье Нориста? — спросил Сибелл.
— Похоже на то.
— Следовательно, у него тьма причин для того, чтобы ненавидеть Игипса. Порист считал Игипса Мерзостью. У нас достаточно косвенных улик для того, чтобы полагать, что предводителем теперешних Очистителей является именно этот беглый заключенный.
— Мой человек, Пятый, — вставил Шпилька и со вздохом снова уселся на край стола. — А теперь нам просто нужно найти его и выяснить, слышит ли он наши вопросы настолько четко, чтобы ответить на них.
— Полагаю, в первую очередь нам нужно узнать, что он и его приятели-Очистители замышляют сделать в ближайшее время, — мрачно заметил Сибелл.
Шпилька посмотрел на мастера-арфиста долгим изучающим взглядом; затем с неестественной жизнерадостностью спросил:
— А ты слышал, что М’ранд и Пильгра ушли на покой и перебираются в Катэй?
— Да, — ответил Сибелл. — И я рад этому. Ради их же собственного блага — они всю жизнь сражались с Нитями. А главное — новые предводителя Вейра будут молоды и сумеют уравновесить Г’денеда: тот так консервативен, что просто удивительно, как ему хватило смелости совершить путешествие во времени тридцать с лишним Оборотов назад.
