Швыров попросил Карлоса свернуть квантовый компьютер, разложил на овальном столе свою куртку, поставил рядом бочонок и аккуратно скопировал его красный орнамент на плечи своего сценического прикида. Затем отставил куртку на вытянутых руках, полюбовался результатом и остался очень доволен своим произведением. Он и не заметил, что Алиса уже несколько минут стоит за его спиной и наблюдает за его художественными опытами.

– Красиво получилось, – сказала она.

– Просто захотелось нарисовать этот орнамент, я и татушку такую потом себе сделаю!

– Прикольно, – согласилась Алиса.

– Алиса, я давно хотел с тобой поговорить… – Швыров взял ее за руку. Алиса улыбнулась легкой улыбкой и руки не отняла. – Понимаешь… – Швыр сделал многозначительную паузу…

И напрасно, потому что к ним подошел Карлос и прервал попытку объяснения. Алиса вспыхнула, ее рука выскользнула из ладони Михаила.

– Извините, если помешал, – очень серьезно сказал Карлос, – но перед выходом я хочу сказать вам пару слов. Это последний инструктаж.

Все уселись рядышком на диване и приготовились слушать. Швыров опустил руку на спину стиснутого между ним и Алисой Грызлова.

– Итак, – значительно произнес Карлос, прохаживаясь вперед и назад по гостиной, – план действий такой: мы спускаемся в метро…

– Меня ни за что не пропустят в метро с этим мечом! – перебил его профессор Серебряков, сидевший с мечом, зажатым между коленями. – На меня охотилась вся милиция подземки! По-моему, они намеревались в меня стрелять!

– Не волнуйтесь, профессор! – успокоил его Карлос. – Мы с вами пройдем в метро под прикрытием магического облака.

– Да, тебе тоже открыто идти не резон, – рассмеялся немного ехидно Швыров, – в своем костюме ты похож на терминатора из японских анимэшек. Может, опять генералом прикинешься?

Карлос укоризненно посмотрел на Швырова, но ничего не сказал. Помолчав несколько секунд, он продолжил свою речь:

– Самое главное – все время держаться вместе! Вы не должны отставать, глазеть по сторонам, пугаться нечисти и вскрикивать, иначе привлечете к себе ненужное внимание. Наша задача – затеряться в толпе, но не выпускать друг друга из поля зрения. Понятно?

– Яснее некуда, – расстроилась Юля. – Я могу запросто вскрикнуть, если ко мне прикоснется какой-нибудь неупокоенный дух. Я их до смерти боюсь! Они еще хуже, чем летучие мыши!

– На тебе стоит мощная магическая защита, они тебе ничего не сделают! – заверил ее Карлос.

Швыров снова вспомнил о тетке. Он не привык обходиться без нее и скучал, а еще очень волновался. Ведь занималась тетка Ванда опасным делом с непредсказуемым зачастую результатом. Ну как объяснить ее исчезновение? Профессор Серебряков успокаивает, просит не волноваться, но, в конце концов, баба Ванда не тетя профессора, она его, Швырова, любимая тетечка. Как бы ему сейчас было спокойно, если бы она была с ними! Швыров отогнал от себя грустные мысли и стал собираться, поглядывая искоса на Карлоса, который что-то объяснял Алисе.

Она радостно улыбалась ему в ответ, и Швыров снова почувствовал болезненный укол ревности.

– Нет повода для расстройства. Ты не печалься, Миха, послушай старого домового, – сказал Грызлов, тихонько подойдя сзади, – я ведь много чего вижу!

– Не пойму, о чем ты, Разлаич, – прикинулся дурачком Швыров.

Грызлов хрипловато, озорно рассмеялся и уселся у ног полу, не переставая улыбаться в усы.

– Карлос, он же варяг, как приехал, так и уедет, – хитро прищурился домовой. – Не из нашенских он, а вы все тут останетесь! Понимаешь, об чем это я?

– Ну успокоил ты меня, спасибо за сочувствие, Разлай Макдональдович, – с иронией в голосе поблагодарил Швыров.

– Не за что, – хмыкнул Грызлов…

Саша так и не пришел в сознание, а врачи сказали Ниночке, что это летаргия, то есть он погрузился в такой глубокий, мертвый сон, что не может проснуться. Она расплакалась, а врачи не знали, чем ее утешить. Летаргия не до конца изучена, никто не знает причин, по которым человек может заснуть и не проснуться, как Спящая Красавица. И никто не может сказать наверняка, когда же Саша придет в себя, может быть, и завтра, а может, только через десять лет.

– Почему это случилось с ним? – спрашивала Ниночка медиков, а те как-то незаметно исчезали, оставляя ее один на один со спящим.

Ниночка села на стул рядом с кроватью и взяла Сашу за руку. Самое страшное, что он был очень похож на мертвого. Если раньше его дыхание было обычным, то сейчас стало почти незаметным. Саша был очень бледен, а его рука, которую она держала между своими ладонями, холодной и сухой.

– Вернись ко мне! – попросила его Ниночка. – Пожалуйста, вернись!

– Ты только не плачь, доченька! – раздался за ее спиной незнакомый голос, и Ниночка подпрыгнула от неожиданности.

Рядом с ней стояла старенькая нянечка со шваброй в руках. Ее доброе лицо покрывали глубокие морщины, а глаза были голубые-голубые, совсем даже не выцветшие от возраста. Уловив в ее голосе сочувствие, Ниночка заплакала еще сильнее.

– Почему мне никто ничего ясного не скажет? Все темнят, темнят… Что же делать?

– Его душенька сейчас на том свете в гостях, – сказала голубоглазая старушка, – но он тебя видит, слышит и чувствует. Пусть он будет уверен, что ты его любишь и ждешь, тогда быстрее вернется обратно.

– Спасибо вам за добрые слова, – слегка улыбнулась Ниночка, – я буду с ним разговаривать.

– Забери его отсюда, пусть дома спит. Что тут хорошего! Поговори с врачом, они только рады будут от такого пациента избавиться!

Ниночка бросилась искать главврача. Неохотно впустив ее в свой тесный кабинет, усталый врач для видимости посочувствовал и приготовился отвечать на глупые вопросы. А то и отпаивать истерически настроенную дамочку. Но ничего подобного не произошло.

– Я могу забрать его домой? – спросила Ниночка.

– В принципе да… – обрадовался врач, – только уход за ним очень сложный, вы справитесь?

– Справлюсь, – твердо сказала Ниночка.

– Его нужно будет поить, кормить, мыть. Вы готовы к этому? А то заберете, а потом привезете обратно!

– Да нет, что вы! Только напишите мне все подробно, чтобы я вас больше не беспокоила!

Домой Сашу привезли Малышкин со своим оператором. Корделия утешала Ниночку и обещала помогать. Малышкин сбегал в магазин, в аптеку, и Сашу удобно устроили на разложенном диване. Корделия вызвалась обеспечить специальное питание, калорийное и протертое, чтобы Саша не подавился едой. Врач сказал, что глотательный рефлекс у него сохранился, но нужно соблюдать предельную осторожность и кормить из чайной ложечки, маленькими порциями.

Корделия приготовила суп-пюре из цветной капусты и грейпфрутовый сок, в который добавила щедрую порцию патентованных растворимых витаминов. Малышкины просидели у Ниночки допоздна и ушли с таким расчетом, чтобы успеть на последний поезд метро.

– Зайди завтра ко мне в студию, – попросила Ниночка Корделию, – сообщи, что я заболела и не знаю, когда выйду на работу.

– Не переживай, – сказала Корделия, – ухаживай за Сашей и ни о чем не думай, я все улажу!

– Спасибо вам! – хлюпнула носом Ниночка.

– И не плакать, – похлопал ее по плечу Малышкин, – не плакать ни в коем случае! Все образуется, вот увидишь!

– Мы будем приезжать каждый день! – заверила Корделия Ниночку.

Малышкины ушли, Ниночка подошла к дивану и посмотрела на безжизненное лицо Саши.

– Ты только борись, – прошептала она ему на ухо, – не оставляй меня одну, слышишь?..

Всю ночь за стенами вагончика опять кто-то возился, гремел, водил когтями по деревянной обшивке. Женя спал крепко, без задних ног, и ничего не слышал, а Петр Водорябов не мог сомкнуть глаз из-за этих тревожных звуков. Стены-то у вагончика совсем тонкие, разве это защита, когда снаружи бродит что-то грозное, страшное, высасывающее силы на расстоянии?

Водорябов завернулся в одеяло и сжался в комок, подтянув колени к подбородку, но его все равно била крупная дрожь как от сильного холода. А потом он услышал голос. Нечто шептало прямо у него в голове, и пасечник подумал, что вот так, наверное, и сходят с ума.

– Не уйдешь, – шелестело где-то между правым и левым ухом, – не спасешься!

Водорябов накрыл голову подушкой, но шепот легко проникал и сквозь нее.

– Пойдем с нами, старик, пойдем с нами… Здесь хорошо, покойно, нет ни бед, ни печалей, пойдем!

Ему вдруг безумно захотелось выйти на воздух, увидеть тех, кто его так настойчиво зовет. Страх необъяснимым образом исчез, и Водорябову стало тепло и весело на душе. Он откинул одеяло, резко встал с койки и пошел к двери.

– Вы куда, дядя Петя? – окликнул старика проснувшийся помощник.

Водорябов словно очнулся от наваждения и убрал руку с задвижки, которую уже открыл до половины.

– Сами сказали, что выходить вам ночью никак нельзя! – торопливо сказал с озабоченным видом Женя.

Пасечник сразу почувствовал холод, его снова затрясло, а за дверью кто-то разочарованно и страшно зашипел.

– Ох, спасибо тебе, Женя! – Водорябов тяжело опустился на табуретку. – Уховал меня, чуть было я не вышел!

Зловещий шепот прекратился. Женя снова спокойно уснул, а пасечник пролежал под одеялом до рассвета, слушая, как по стене вагончика кто-то водит чем-то вроде крыла большой птицы. Снаружи, вопреки обыкновению, не стрекотали сверчки, не кричали ночные птицы, как будто все живое покинуло поляну, на которой стояла пасека.

Утро пришло внезапно, словно с леса резко стащили темное покрывало. Водорябов встал с постели, открыл дверь и спустился по скрипучим ступенькам приставной лесенки на землю. Пасеку заливал яркий солнечный свет. Зачирикали лесные птахи, зажужжали пчелы, отправляясь за взятком к ярким горным цветам, и, глядя на всю эту благодать, не верилось, что ночью здесь творилось что-то страшное.

Петр Вениаминович потянулся с хрустом в суставах, вдохнул свежий утренний воздух полной грудью. И вдруг застыл в изумлении – все стены вагончика были исцарапаны гигантскими когтями. Глубокие борозды обуглились и чернели как следы вил на синем фоне свежей покраски. Между ульями были протоптаны дорожки, трава начисто исчезла, а земля была утрамбована до крепости железобетона. Какому чудовищу было такое под силу? Кто мог это сделать?

Старику опять стало страшно, и он с надеждой посмотрел на дорогу, ведущую из леса. Эх, пришла бы скорей Екатерина Терентьевна! Хоть старуха казалась суровой и неласковой, обрадовался бы ей сейчас Водорябов, как сердечному другу.

С дороги донеслось тарахтение, и вскоре на поляну вырулил обшарпанный «москвичонок». Водорябов обрадованно кинулся к машине, ожидая увидеть ведьму, но вылез кряжистый мужичок с трехлитровой банкой в руках и бодро зашагал к пасеке. Женя проснулся и тоже вышел из вагончика.

– Эх, дядя Петя! У тебя совесть есть или в Москве оставил? – подходя к ним, укоризненно сказал мужичок. – Я ж постоянный покупатель твой! Пять лет у тебя мед беру, так?

– Так, – согласился Водорябов.

– Зачем же мне такую дрянь подсовывать? Какой ты после этого бизнесмен, а?

– Ты не бушуй! – разозлился пасечник. – Никогда у меня дряни не было! У меня мед самый лучший во всем районе!

– Да ты сам попробуй! – Мужичок поставил банку на стол и открыл крышку.

Водорябов зачерпнул прозрачный ароматный мед и облизал ложку. Брови у него полезли на лоб от удивления. Мед был пронзительно горьким, как таблетка левомицетина.

– Ну и как тебе? Нравится? – ехидно спросил мужичонка.

Пасечник позвал Женю и велел ему налить банку меда из новой фляги. Женя наполнил ее и поставил на стол. Водорябов попробовал и скривился: мед был таким же горьким.

Саша удивленно оглядывался по сторонам, никогда он еще не был в таком странном месте. Вокруг расстилалась местность, больше всего похожая на фанеру: такая же светлая, плоская и безжизненная. Свет лился отовсюду, и Саша не смог увидеть его источник, сколько ни оглядывался. Он был совершенно один и не боялся, только испытывал легкое беспокойство. Саша нагнулся и рассмотрел почву: под ногами был мельчайший слежавшийся песок. Куда идти, он не знал, поэтому сел прямо на землю и стал смотреть на линию горизонта. Еще он подумал, что это и есть настоящий покой.

– Саша! – позвал его кто-то.

Он обернулся и увидел далеко позади себя какого-то незнакомого старичка в длинной белой рубахе и сандалиях на босу ногу. Он был лысоват, с головой, напоминающей не до конца обдутый белый одуванчик. На носу у него немного наискось сидели проволочные круглые очки. А длинная белая окладистая борода делала старичка похожим на Деда Мороза. Саша очень обрадовался, что есть хоть одна живая душа, с кем можно словом перекинуться. Он вскочил на ноги, крикнул что было силы:

– Дедушка! – и бросился к нему.

Старик медленно, как во сне или замедленном фильме, шел навстречу, бесшумно ступая по песку.

– Ты зачем здесь сидишь? Разве у тебя нет дома? – не шевеля губами, спросил он строго глухим голосом.

– А где мы сейчас? – Голос Саши чуть дрогнул, в нем появилось легкое беспокойство. – Я не помню, как здесь оказался.

– Тебе надо выбираться отсюда, и побыстрее, это место не для тебя!

Старик грустно посмотрел на Сашу и замолчал. И тут Саша покрылся холодным липким потом: неизвестно как, но он догадался, что старик – мертвый.

– Дедушка, ты не живой? – дрогнувшим голосом спросил Саша.

– Не сиди сиднем, – рассердился тот, – немедленно уходи отсюда!

– Куда же мне идти? – Саша растерянно оглянулся.

А когда повернулся к деду, то увидел на том месте, где тот стоял, клочок белого полупрозрачного тумана, который быстро таял в неподвижном воздухе.

– Дедушка, ты где?! – крикнул Саша, но вокруг было пусто и тихо.

Значит, сидеть на месте нельзя, но куда же идти? Все вокруг было совершенно одинаковым. Саша не отбрасывал тени, и не было возможности хоть как-то сориентироваться в пространстве. Он поступил немножко по-детски, закрыл глаза и покрутился на одном месте. Потом открыл и пошел в ту сторону, куда глядели глаза. В монотонном пейзаже ничего не изменилось. Идти было легко, но сколько Саша ни оглядывался, было совершенно невозможно понять, далеко ли он отошел от того места, где был раньше.

Через какое-то время он уже двигался бездумно, как автомат, и чувствовал, что на него накатывает непонятная усталость. Очень захотелось спать, и Саша плелся еле-еле, превозмогая желание лечь и погрузиться в сладкую дрему. На секунду он, не останавливаясь, прямо на ходу провалился в сон, а когда пришел в себя, то ужаснулся.

Теперь он шел по гнилому черному болоту, по узенькой тропинке, и сразу было видно, что по обе стороны лежит бездонная трясина, которая затаилась и ждет, когда он оступится. От испуга он стал терять равновесие и несколько секунд балансировал широко раскинутыми руками как неумелый канатоходец. С трудом удержавшись, Саша пошел вперед, упорно глядя только на желтую тропинку, стараясь не замечать зловеще пузырящуюся по обе стороны черную жижу.

Ему очень хотелось обернуться, но он удержался и смотрел только вперед, почему-то точно зная, что оглядываться не следует. А впереди, до самого горизонта, расстилалось черное болото, и тропинка казалась на нем светлой ниточкой, прилипшей к черному платку. Временами Саше казалось, что он слышит голос Ниночки, которая зовет его и просит вернуться. Ему тоже хотелось крикнуть, позвать, но в горле так пересохло, что он не смог выдавить из себя ни одного звука.

В квартире на Самотеке все было готово к выступлению. Но прежде, чем выдвигаться на боевые позиции, Швыров еще раз позвонил бабе Ванде. Дома на Сретенке никто не снял трубку. Скрипнула входная дверь, профессор с Карлосом уже вышли на лестничную клетку, а Юля и Алиса ждали его в прихожей у двери. Когда Швыров натягивал на себя куртку, украшенную красно-черным орнаментом, к нему подошел Грызлов и предложил взять с собой бочонок.

– Зачем он нам, для комплекта с курткой, что ли? – удивился Швыров, принимая от домового раритет.

– Пригодится, – ответил Грызлов, – от его звука нечисть расступается.

Миха выбил на бочонке пальцами свободной руки замысловатую дробь. Он вышел из квартиры последним, захлопнул дверь, и они с Алисой и Юлей сбежали вниз по лестнице вслед за Грызловым. Карлос и Серебряков накрылись облаком и растворились в воздухе.

К метро «Цветной бульвар» пришлось идти, преодолевая сильнейший ветер, поэтому Алиса взяла Грызлова на руки. Воздух был перенасыщен электричеством. Тяжелые массы черно-бурых облаков клубились друг над другом в мрачном небе и закручивались в гигантскую круглую тучу. Вдруг небо расколола белая молния, и в ту же секунду зарокотали громовые раскаты. После первой вспышки через мгновение полыхнула другая, третья, и все небо затрепетало непрерывными огнями. Грохот стоял как от работы тяжелых орудий. Пригибаясь как под обстрелом, Карлос и его партнеры под проливным дождем кинулись к входу в метро.

Алиса, Юля и Швыров, бежавшие первыми, беспрепятственной прошли сквозь турникет. Вдруг сзади послышался ужасающий грохот, как будто в металлический таз высыпали целое ведро гвоздей. Створки пропускного автомата сомкнулись, лязг усилился, и люди шарахнулись прочь, как стадо овец. Все понятно, это профессор Серебряков с Карлосом сражаются за право войти в метро бесплатно. Швыров совершенно беззастенчиво покатывался от хохота, и Юля дернула его за рукав.

– Что смешного? – сердито спросила она. – Как мы теперь узнаем, прошли они или нет?

– Мы прошли, – послышался голос невидимого Карлоса.

Они отправились к поездам. Тут какая-то пухлая тетка подскочила к Алисе и, присюсюкивая, протянула руку к Грызлову.

– Ах, какая душка! – проворковала тетка. – И как же нас зовут?

Тетка погладила домового по голове.

– Разлай Макдональдович! – ответил Грызлов низким басом и обнажил белоснежные трехсантиметровые клыки.

Тетка посинела на глазах, сказала что-то вроде «ага-га», медленно повернулась и… бросилась бежать, то и дело оглядываясь на Алису с Грызловым и раздвигая плечом, как ледокол торосы, зазевавшихся пассажиров.

– Ну зачем же так? – спросила Алиса, еле сдерживая смех.

– А пусть не пристает к незнакомым мужчинам! – с негодованием воскликнул домовой. – Девичью гордость надо иметь!

Снова оглянувшись, тетка врезалась в профессора Серебрякова, скрытого за магическим облаком. Профессор с лязгом и грохотом рухнул на пол, сметенный упитанной дамой. Из-за прекрасной акустики немногочисленным пассажирам метро показалось, что по гранитному полу покатился комплект металлической посуды. Серебряков со скрежетом встал и, как вежливый человек, вычурно извинился перед поврежденной им дамой. Голос его воззвал из пустоты, словно подтверждая легенду о призраках метро.

Теперь несчастная тетка от испуга немедленно села на пол и завопила как пароходная сирена. Моментально собрались любопытные. Они молча стояли вокруг и разглядывали сидевшую на полу перепуганную женщину, пока не подошел поезд. Кто-то помог даме встать, и она вошла в вагон вместе с другими пассажирами.

– Внимание! Приготовились! – крикнул невидимый Карлос. – Сейчас уедет этот поезд, сразу же за ним подойдет наш.

Швыров, Юля и Алиса с Грызловым на руках встали треугольником вокруг невидимых профессора и Карлоса, чтобы их больше никто не задел.

Поезд с грохотом улетел в тоннель, и вдруг Алиса увидела, что все пассажиры на станции замерли и зависли в воздухе, словно в стоп-кадре. А к платформе уже подкатывал состоявший всего из трех вагонов красный поезд. Машинистом был хулиганистого вида йеруб в метростроевской форме и залихватски сдвинутой на затылок фуражке.

– За мной! – скомандовал Карлос.

Он свернул магическое облако и быстрым шагом направился к открывшимся дверям, за ним последовали все остальные члены команды. Кроме них, в этот поезд никто не сел. Оказавшись в вагоне, Алиса, Юля, Швыров и профессор замерли от неожиданности. Юля от страха схватила Алису за руку.

На деревянных сиденьях по обеим сторонам вагона расположились странные существа самых причудливых форм и расцветок, в большинстве своем на редкость уродливые. Окна вагона были открыты, а вся нечисть самозабвенно кричала, шумела, ругалась матом и смолила самокрутки так, что дым валил из ушей и ноздрей, как из кадильниц. Некоторые из чудищ предпочитали висеть на поручнях вниз головой, и это никого не удивляло. По полу при малейшем торможении перекатывались туда-сюда пустые бутылки и банки из-под пива.

– Все в порядке, – сказал ободряюще Карлос. – Ехать нам недолго, три остановки, а потом будет пересадка на Сталинско-Бериевскую линию Метро-3…

После завтрака Петр Вениаминович остался сидеть за столом на поляне, но развернулся лицом к дороге так, чтобы сразу выйти навстречу Екатерине Терентьевне, как только она покажется. Она обещала прийти пораньше с утра. Женя помыл посуду и завалился на свою кровать в вагончике с книжкой в руках. Время тянулось словно резина, медленно-медленно. Стало жарко и душно, солнце зависло высоко в белесо-голубом небе над самой поляной, а ведьма все не появлялась.

Водорябов нервничал, его донимали мысли такие же горькие, как и мед его производства. Еще через час начала сказываться бессонная ночь. Глаза у него сами собой сомкнулись, голова медленно опустилась на стол, и он незаметно для себя задремал.

Очнулся он оттого, что кто-то сильно тряс его за плечо.

– Давай, давай, просыпайся! – недовольно ворчала Екатерина Терентьевна. – Да просыпайся же, старый ты увалень!

– Здравствуйте, – сказал пасечник.

Уже давно никто не смел вести себя с ним так пренебрежительно, да и ругать его было не за что. Петр Вениаминович почувствовал себя не в своей тарелке.

Женя выскочил из вагончика, поставил самовар, принес три кружки, блюдца, сахар с печеньем и расставил все на столе.

– Скуповат ты, однако, Петр Вениаминович, – сказала ведьма, опускаясь рядом с пасечником на лавочку, – меду гостье пожалел подать!

– Да мой медок нынче не таков, чтобы им гостей угощать, – тяжело вздохнул Водорябов.

– Что ж так?

– Разорился я в этот сезон, – ответил пасечник, – весь мед пропал, горький как хина, в рот не возьмешь!

– Ты не про разор думай, – наставительно сказала ведьма, – а про спасение свое! Расскажи-ка, что сегодня ночью было?

– Да сама смотри! – махнул рукой в сторону вагончика Водорябов, указывая на поцарапанные стенки.

– Все даже серьезней, чем мне показалось вначале, и как ты только не вышел? – удивилась Екатерина Терентьевна. – Сильно хотелось?

– Да я уж вышел почти, – признался пасечник. – Вот Жене спасибо, удержал меня.

Старуха обошла пасеку по часовой стрелке, время от времени останавливаясь и бормоча что-то себе под нос. Она застыла между ульями, а потом начала энергично отряхивать платье. Пасечник подумал, что на нее напали пчелы, и бросился на выручку, но Екатерина Терентьевна крикнула ему:

– Стой, где стоишь! – продолжая отряхивать подол.

Пчелы и не думали нападать на старуху, наоборот, огибали ее и спешили к своим ульям. Вдруг в руке ведьмы сам собой возник нож, и она резким движением запустила его в стоящее рядом дерево. Водорябов изумился силе старухи – нож вошел в плотную древесину по самую рукоять. Никому из его знакомых не удался бы подобный трюк.

– Мне все ясно, – сказала Терентьевна со значением, – платы за избавление я с тебя не возьму, пообещай мне сейчас, что отдашь, сколько сможешь, в сиротский приют!

– Я обещаю!

– Не забудь, сколько сможешь, а не сколько не жаль!

– Я понял, понял, сделаю все, что ты скажешь!

– Ну вот и хорошо, – улыбнулась вдруг Екатерина Терентьевна, показав удивительно белые и ровные зубы.

Время до вечера прошло быстро, и как только начало темнеть, ведьма объяснила, что нужно принести для проведения обряда. Водорябов отправился к поленнице, набрал охапку дров и принес к дереву, в которое Екатерина Терентьевна вонзила нож. Она показала место, где следовало сложить дрова домиком. Пасечник управился с заданием ловко, и вскоре кострище было готово, заправлено мятой бумагой и тоненькими щепочками – сунь спичку и заполыхает.

Незадолго до полуночи ведьма потребовала, чтобы Женя закрылся в вагончике изнутри, заставила Водорябова запереть его снаружи, а ключ взяла и закинула в лес.

– Ничего, новый замок купишь, – строго сказала она.

Если бы Водорябову рассказали месяц назад, что придется попасть в такой переплет, связанный с удивительными и неправдоподобными событиями, он ни за что бы не поверил. И теперь не очень верилось в происходящее, казалось, что все это не с ним.

А старуха тем временем установила напротив дерева зеркало и провела ножом глубокую борозду, начертив на земле большой круг, в центре которого оказался будущий костер. Рядом она поставила ведро воды, положила огромные раскрытые ножницы и пачку соли.

– Теперь будем ждать, – сказала Екатерина Терентьевна, – не боишься?

– Боюсь, – признался пасечник. – А что делать?

Приглядевшись к черной булькающей жиже по обе стороны от тропинки, Саша понял, что она кишит живыми существами. В ней скользили длинные гибкие тела, показывая время от времени гладкие темные спины. Он подумал, что, наверное, то же самое испытывает человек, находясь в надувной лодке посреди бескрайнего океана, окруженный голодной акульей стаей. Сашу обуял такой ужас, что он не смог двигаться дальше и остановился, чтобы удержать равновесие. Болотные существа стали медленно стекаться к тому месту, где он стоял, и вот из черной грязи поднялась первая голова.

Если бы Саша мог закричать, его бы услышали на луне, так он испугался. Высунувшаяся морда была плохой пародией на человеческое лицо. Рот был огромным, буквально от уха до уха, и в нем виднелись желтые плиты крупных зубов, приплюснутый нос со свистом втягивал воздух, глаза ворочались в круглых орбитах и не имели радужной оболочки – прямо на белых глазных яблоках выделялся угольно-черный, вертикальный, как у рептилии, зрачок. Жуткий урод облизнул синеватые губы. Казалось, он улыбается довольной ухмылкой. Язык был плоский и очень длинный, глянцево-красный.

– Свят, свят, свят, пропади, рассыпься, – прошептал Саша сухими, как бумага губами, совершенно не понимая, что же он говорит. Эти слова сами всплыли из подсознания.

Урод скривился и нырнул в черную глубину.

– Ага! Не нравится! – обрадовался Саша и снова пошел вперед. Теперь он почти не обращал внимания на узость и ненадежность тропинки, а смотрел по сторонам, чтобы успеть предотвратить нападение чудовищ.

Его внимание отвлек очередной всплеск черного тела, и Саша отвел на секунду глаза от линии горизонта. Сейчас, внимательно присмотревшись, он понял, что болото заканчивается. Далеко впереди он увидел желтую землю и ускорил шаг. Саша потерял ощущение времени, поэтому не мог сказать, долго ли он добирался до суши. Тропинка стала расширяться, и он мог идти быстрее. Твари в болотной жиже стали беспокоиться, и уже по две-три головы высовывались одновременно, они шлепали синими губами, и Саше казалось, что они говорят: не уходи, болотная топь мягкая и теплая, здесь хорошо и уютно, ныряй, отдохни!

Неожиданно он услышал голос Ниночки, такой ласковый и нежный:

– Саша, Сашенька! Вернись ко мне, я тебя прошу! Ты же слышишь меня, правда?

– Я иду, Нина, иду, – сказал Саша, – я стараюсь!

Желтый берег болота был все ближе, шепот болотных страшилищ все явственнее, все громче. Но Саша больше не впадал в панику, он понял, что эти существа что-то типа русалок или сирен, и если не поддаваться и не слушать, они не могут причинить особого вреда. Наверное, он должен был сразу свалиться с тропинки, как только их увидел, а раз не свалился тогда, то сейчас падать было бы просто глупо. Несколько десятков метров Саша преодолел с рекордной быстротой и обеими ногами прыгнул на жесткий берег. Сзади послышался стон разочарования. Он помахал уродам рукой из чувства какого-то непонятного озорства и снова пошел вперед.

Пейзаж изменился, равнина была не песчаной, а каменистой, по желтой, округлой гальке было очень неудобно ступать натруженными босыми ногами. Впереди блеснула река. Саша смутно помнил, что вроде бы уже видел эту реку. Она не была особенно широкой, воды свои несла тихо, ни малейшего плеска слышно не было.

Он совершенно не удивился, когда к нему неслышно подошел давешний старичок.

– Молодец, Сашенька, – ласково сказал он, – сейчас перейдешь через реку и вернешься домой.

– Что это было, дедушка? Где я, почему здесь оказался? – спросил Саша.

– Тебя самым краешком коснулось чужое проклятие. Ты побывал в царстве мертвых. Ничего не бойся, как только перейдешь Лету, сразу забудешь обо всем, что здесь видел.

– Лета! Река забвения в царстве мертвых, неужели она на самом деле существует? – разволновался Саша.

– Как видишь…

– А вы не проводите меня?

– Мне нельзя, – грустно ответил старичок, – обычно эту реку переходят только один раз.

– Как ты живешь здесь, дедушка?

– Хорошо, только скучаю очень. Компьютера мне моего не хватает, привык я к нему. А на песке мемуары писать какой смысл? Пустое дело! Ну давай, иди, Сашенька!

Саша вошел по колено в ледяную воду реки, оглянулся. Старичка на берегу не было. Он пошел вперед, стараясь не поскользнуться на гладких камнях…

Корделия закончила читать вечерние новости. Она сама устала от неприятных вестей, которые приносила в каждый дом. Вот сегодня, например, она рассказала про обрушение пятиэтажного здания, многие пострадали. В Москве свирепствует эпидемия гепатита, Восточный округ столицы остался без водоснабжения, участились случаи необъяснимых жестоких преступлений, произошла массовая драка в ночном клубе, где разбили всю мебель и окна зеркального стекла.

Неудивительно, что Корделия чувствовала себя как выжатый лимон. В коридоре ее догнал Малышкин.

– Устала, Корочка? – заботливо спросил он.

– Нет слов, – ответила Корделия, – как будто по мне грузовик проехал!

– Поедем домой или выпьешь кофейку?

– Давай домой, я очень хочу прилечь и вытянуть ноги.

В машине Корделия задремала, положив голову на широкое плечо Малышкина. Он разбудил ее, когда машина остановилась возле дома. В подъезде их поджидал неприятный сюрприз, на дверях обоих лифтов висели аккуратные таблички «Не работает».

– Я прямо сейчас вот тут умру! – застонала Корделия.

– Какое безобразие! – сказал Малышкин. – Давай потихоньку-полегоньку будем подниматься.

Непрерывно ворча, Корделия довольно бодро зацокала каблуками по ступенькам и, поднявшись, почти не запыхалась, а Малышкин тяжело дышал и вытирал со лба пот.

– Вот они, твои лишние килограммы! – заявила Корделия. – Совершенно не следишь за собой, поэтому и пыхтишь, как простуженный бегемот!

Малышкин немедленно представил себе бегемота, который утирает нос огромным клетчатым носовым платком, и рассмеялся.

– Не вижу в этом ничего смешного, – сказала Корделия, открывая ключами дверь. – Смотри, Алиса все еще не вернулась. – Не знаю, как сладить с девчонкой! Кругом такая преступность, а она опять шляется непонятно где!

– Да, непорядок выходит, – согласился Малышкин, переобуваясь в прихожей. – Мы с тобой вечно заняты, а ребенок предоставлен сам себе.

– Ну не няню же ей нанимать в пятнадцать-то лет! – возразила Корделия.

Малышкины переоделись в домашнее и отправились на кухню готовить поздний ужин.

– А помнишь, Корочка, как мы уехали в Углич и не предупредили родителей? – спросил Владимир, – Сколько нам тогда было?

– Наверное, лет шестнадцать, у меня мама потом всю одежду забрала, чтобы я дома сидела.

– Ага, а я полез к тебе в окно по водосточной трубе, и она обвалилась!

– А я тебе в больницу апельсины носила, пока ты со сломанной ногой лежал, – расхохоталась Корделия.

– Может быть, мы просто стареем и уже не понимаем молодых? Говорим на разных языках, – спросил погрустневший Малышкин.

– Да ладно тебе, – сказала Корделия, – позвоню-ка я Ниночке, узнаю, как там Саша.

Ниночка была расстроена, но говорила спокойно. В самочувствии Саши пока не было никаких изменений. Корделии хотелось хоть немного развеселить сестру, но что тут сказать? Передав привет от Малышкина, Корделия положила трубку.

– Бедная Ниночка, надеюсь, что все обойдется, – сказала она, – я пойду приму ванну и прилягу. Будешь ложиться спать, не забудь поставить будильник.

– Не беспокойся, Корочка, отдыхай, – поцеловал ее Малышкин.

Через полчаса Корделия легла в постель и с облегчением потянулась. Постель была удобной, покрывало прохладным, и, обняв подушку, она мгновенно уснула. Ей приснился страшный сон…

Красный поезд с неимоверной скоростью несся по залитому мертвенно-лунным светом туннелю, а в трех его вагонах гомонила и буянила нечисть. Нижние чины ада пили пиво, курили и лузгали семечки, сплевывая шелуху на пол вагона, попадая при этом друг на друга, но никто не обижался. Здесь царила атмосфера всеобщего равенства, братства и распущенности. Свободных мест не было, поэтому Карлосу и его команде пришлось стоять в толпе самых невероятных страшилищ. Впрочем, на людей никто из них не обращал внимания. То тут то там раздавались взрывы смеха, воздух был синим от табачного дыма, не успевавшего выветриться через открытые окна.

Алиса и Юля смотрели на весь этот шабаш распахнутыми от изумления глазами. Напротив них расположилась на лавке замануха. Она кокетничала с двумя сидевшими справа и слева от нее йерубами. Все трое перекидывались какими-то только им понятными шутками и время от времени начинали заливисто ржать на весь вагон, как веселые кони.

Чуть дальше расположилась парочка очаровательных даркеров. Дама была сине-зеленого цвета, с красными глазами, а из щелястой пасти у нее торчали два острых зуба. Кавалер был ненамного красивее, но это не мешало им нежно целоваться и пожимать друг другу лишенные плоти ручки.

Алиса все пыталась разгадать, что за чудище висит рядом с ней на поручне вниз головой, потом не выдержала и спросила у Карлоса. Оказалось, что это шулмы – калмыцкая кикимора, которая подбивает на воровство, причинение напрасной обиды, вселяет скверные мысли, распускает сплетни, а еще плодит зависть.

Юля вдруг толкнула Алису локтем и показала взглядом на окно вагона. Оказалось, что стены туннеля выложены картинками из мортпаззлов. Эти отдельные кадры за счет движения поезда сами собой превращались в анимацию. Сначала шли надписи и лозунги вроде: «Да здравствует глобальная инфернизация!» и «Ад победит!» Вскоре пошла политическая агитация, призывающая нечисть голосовать за какого-то Макса Добермана, кандидата в члены инфернального парламента. Потом появился плакат с его движущимся изображением: щуплый, средних лет интеллигентный дядечка в синем костюме и того же цвета галстуке приветственно махал рукой едущей в вагоне нечисти.

Стены вагона вплоть до потолка были заклеены, словно обоями, яркими рекламными плакатами: «Эксклюзивное зелье для похудания от Великой Эмпусы», «Покупайте хрустальные шары в магазине Фу-Чу, гарантия качества, серийным убийцам скидка десять процентов!», «Покупаете одну метлу, вторую получаете в подарок. Лавка леди Макбет»…

– Никогда бы не подумала, что у них тоже есть реклама! – воскликнула Юля.

– Это они ее и придумали, рекламу эту, – заметил профессор Серебряков, кладя обе руки на гарду меча, конец которого упирался в пол между носками его железных сапог. – Воистину адское изобретение!

Юля вдруг почувствовала внутри какое-то странное бурление, словно в районе ее диафрагмы стали возникать и подниматься наверх тяжелые пузыри. Кожа у нее на всем теле страшно зачесалась и покрылась мурашками, из которых тут же полезла наружу длинная черно-коричневая шерсть. Перстень на руке стал обжигающе горячим. Юля подергала его, но он сидел крепко и не сдвигался ни вперед, ни назад.

«Надо сказать об этом Карлосу», – подумала Юля, но постеснялась признаться ему в том, что с ней происходит. Разве может девушка позволить себе обратиться к симпатичному мужчине с вопросом: «Вы не знаете, отчего это я покрылась такой густой шерстью?» Хорошо еще, что в вагоне так тесно, никто пока ничего не заметил, но что будет, когда они выйдут на станции?

Словно прочитав ее мысли, кое-кто из нечисти начал торопливо пробираться к дверям. Поезд стал тормозить и вскоре остановился.

– Остановка «Бежин луг», – прохрипели динамики. – Следующая «Булгаковская».

На «Булгаковской» часть пассажиров вышла из открывшихся дверей или вылетела из окон вагона. Вместо них вкатилось несколько некробов, следом с разбегу заскочили десять баньши, двое отчаянно воняющих мертверов и шишига. Двери с шипением закрылись. Снова заговорили динамики:

– Следующая остановка «Гоголевская».

Поезд еще не тронулся, а шишига увидела своего товарища по заточению в Коконе Велиара и бросилась к нему на шею с криком: «Привет, любимый!»

– Во где встретились, а? – радостно орала она на весь вагон. – Все про Брюса разузнал? Знаешь, куда ехать надо?

– Тише, тише, – прошипел ей на ухо Карлос, опасаясь, что сейчас она так же громогласно, во всеуслышание заявит, что он явился из будущего, чтобы предотвратить воскрешение Брюса. – Не кричи, пожалуйста, я на секретном задании!

Поезд уже набрал скорость и мчался по туннелю, качаясь, как лодка на слабой волне.

– Ба, знакомые все лица! – обрадовалась шишига, заметив наконец в разношерстной толпе пассажиров своих спасителей, и пропела: – Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались! – Она схватила Алису за руку и начала ее трясти в каком-то болезненном упоении. – Ой, спасибо тебе, девочка, за то, что выпустила нас из кокона!

– Не стоит благодарности, – вежливо сказала Алиса.

Шишига начала взахлеб описывать прелести общественных подземных гуляний и угощений, которые могут бесплатно отведать на станции «Сталинский зал» все члены профсоюза темных сил.

– Самая настоящая халява! – восторгалась она на весь вагон.

Вдруг Юле стало нехорошо, ее сильно затошнило, и ноги у нее подкосились. Она хотела сказать об этом вслух, но из горла вырвался только сдавленный писк. Внезапно стены вагона рванулись вверх, а она, стремительно уменьшаясь в размерах, опустилась на пол. На глазах изумленной компании Юля превратилась в летучую мышь, взлетела и заметалась под потолком вагона как испуганный мотылек. Тельце ее на уровне груди плотно охватывал перстень Гиппократа…

Швыров попробовал поймать летучую мышь, но сильный поток воздуха подхватил ее и унес в открытое окно…

За минуту до наступления полуночи Водорябов и Екатерина Терентьевна вошли внутрь круга. Буквально сразу на дороге, ведущей к пасеке, появилась высокая белая фигура, которая приближалась быстро, плавно, как будто не касалась земли, но были слышны тяжелые шаги, от которых, казалось, вибрирует земля. Водорябов не считал себя трусом, но сейчас сердце у него забилось быстро-быстро, и он наконец понял, что означает выражение «душа ушла в пятки».

– Не дрожи, – спокойно сказала ему ведьма, – в круге она нас не достанет.

Водорябов хотел ей сказать, что вовсе не дрожит, но язык прилип к небу, и он побоялся замычать, поэтому промолчал.

– Выполняй все, что я скажу тебе, без суеты, четко и ровно.

Пасечник только кивнул, по-прежнему не подавая голоса. Екатерина Терентьевна взяла в руки ножницы, а жуткая фигура приблизилась вплотную и заметалась вокруг них, не в силах преодолеть начерченный на земле круг.

– Ишь, как расходилась, бестия! – недовольно проговорила ведьма. – Серьезная тварь, крепкий орешек.

Водорябов почувствовал, как от лица у него отхлынула кровь, и подумал, что, скорее всего, побледнел. Ему было неудобно показывать свою слабость перед женщиной, пусть даже и колдуньей. Буквально в полуметре от его лица бесновалась тварь, протягивая к нему руки с чудовищными длинными черными когтями.

– Иди сюда, старик, иди, посмотри на меня!

Сейчас на него смотрела удивительной красоты девушка с бледным личиком, глазами цвета морской волны. Ее шелковистые изогнутые брови напоминали крылья ласточки, светлые волосы спадали до пояса шелковым покрывалом, и была она такая нежная, такая хрупкая, что у Водорябова сердце защемило. Она протянула к нему руки, и он подался к ней всем телом. В себя его привел крепкий подзатыльник, который ему отвесила Екатерина Терентьевна.

– Сюда глянь, – пихнула она его локтем, указывая на отражение прелестницы.

Водорябов взглянул и обомлел. Дивная красотка в зеркале выглядела как ходячий труп, из носа, глаз и ушей у нее вылезали и падали на землю белые личинки. Серая кожа вся в трупных пятнах, белый когда-то балахон был перепачкан землей и забуревшей кровью.

– Это она тебя манит, думает, ты из круга выйдешь, – сказала ведьма. – Сейчас мы ее…

Она повернула зеркало, направила его на ночную тварь. Та увидела свое отражение и протяжно завыла, размахивая руками. И побежала по кругу… Время от времени она ладонями нащупывала невидимую преграду и тут же их отдергивала.

– Не нравится! – обрадовалась Екатерина Терентьевна. – Да ты отомри, что ли, Веньяминыч! Слова еще не сказал!

– Не-неужели такое бывает? – едва выдавил из себя потрясенный Водорябов.

– Бывает и не такое, – отрезала ведьма. – Разведи-ка костер!

Она поводила ножницами возле зеркального отражения беснующейся нежити, потом начала отрезать пространство рядом с зеркалом. Фигура в саване отступила на несколько метров и когтями принялась бороздить землю.

Водорябов, ломая спички, запалил приготовленные дрова, и костер запылал, играя веселыми оранжевыми языками. Ночная тьма вокруг сразу сгустилась и подступила ближе к костру.

– Быстро выходи из круга, – крикнула Екатерина Терентьевна, – но будь готов запрыгнуть обратно! Быстрее! – Она подтолкнула Водорябова в спину. Тот шагнул вперед, ноги у него подогнулись от страха. – Проклятие, исполнись! От заклятого до проклятого заручусь я помощью, от земли и до неба! От востока до запада! Проклятие, исполнись! Вот стоит проклятый, ждет своего часа!

Водорябов испугался еще сильнее: вот к нему несется бешеная ночная тварь! Похоже, Терентьевна предала его!

Но ведьма высыпала соль за нарисованную черту и закричала что было сил:

– Обратно, прыгай обратно!

Водорябов покачнулся, но не сдвинулся с места. Жуткий призрак застыл в одном шаге от него…

Во сне Корделия увидела отца и Алису. Они стояли на маленьком низком деревянном помосте. У отца были связаны за спиной руки, а вокруг прыгала и скакала нечисть, улюлюкая и завывая. У Водорябова были закрыты глаза, казалось, он не слышит того, что происходит рядом. Старик выглядел таким беспомощным и одиноким! Вдруг он подвинулся и встал на самом краешке помоста. Если сейчас он оступится, то упадет прямо в руки ликующих тварей, которые обступили его плотным кольцом.

– Папа, осторожнее! – застонала Корделия, но он не обратил никакого внимания, тогда она перешла на крик: – Отойди от края, папа! Папа! Алиса, держи его!

Но отец как будто не слышал крика. Он пошатнулся и упал с помоста вниз, где его подхватил сразу десяток уродливых рук, и он скрылся из виду.

– А-а-а! – закричала Корделия и проснулась.

Малышкин тряс ее за плечо.

– Что случилось, Корочка! Ты так кричала!

Корделия залилась слезами.

– Если бы ты знал, какой страшный сон мне приснился! Отец в опасности!

Малышкин отвел ее на кухню, налил холодного чая и прикурил сигарету. Корделия выпила чай залпом и снова протянула кружку Малышкину.

– Это просто кошмар, и ничего больше, – уверял он, – вот посмотришь, с отцом все будет в порядке!

Он обнял Корделию, а она прижалась к мужу, заливаясь слезами, описала ему свой кошмарный сон.

– Какие мы идиоты! – с чувством закончила свой рассказ Корделия. – Не могли купить папе сотовый телефон! Сейчас бы я позвонила ему и успокоилась! И Алиса куда-то пропала…

– У Алисы есть телефон, – возразил Малышкин, – я сегодня ей раз десять раз звонил, и что?..

– Что и что? – переспросила Корделия.

– Абонент временно недоступен! Закон подлости: если срочно надо с кем-то связаться, то сотовый никогда не отвечает.

– Да, это точно, – кивнула Корделия, – но все равно мне было бы спокойнее!

– Не думай о плохом, – попросил Малышкин, – тогда ничего плохого и не случится.

– Я постараюсь… – Она попыталась улыбнуться.

Корделия отправилась в ванную, налила теплой воды, капнула в нее апельсинового масла и просидела там целый час, восстанавливая душевное равновесие. Ванна всегда была ее прибежищем в минуты волнения.

Почувствовав себя лучше, она вышла из воды, закуталась в махровый белый халат. И с удовольствием выпила на кухне заваренный Малышкиным успокоительный сбор.

– В конце концов, может быть, этот сон просто отражение моего беспокойства? – задумчиво спросила себя Корделия.

– Скорее всего, так оно и есть, – согласился Малышкин. – Ты иди, ложись, постарайся заснуть.

На самом деле Владимир Владимирович тоже очень волновался и переживал, особенно за дочь. И деда Петра, и Сашу ему тоже было жаль, такая внезапная болезнь с ним приключилась. Естественно, все это подействовало Корделии на нервы, и не лучшим образом.

А тут еще Алиса совершенно отбилась от рук. Но что можно требовать от девочки, родители которой постоянно заняты своими проблемами? Еще чудо, что она не связалась с дурной компанией, не пьет, не курит, не колется! Даже матом не ругается! Достаточно посмотреть на ее ровесниц, чтобы прийти в ужас! Кошмар!

Хорошо хоть, что они с Корделией совсем перестали ругаться, скандалы в семье прекратились, и это радовало. Лишь бы это ее мнимое спокойствие не было затишьем перед бурей. Сейчас Корделия уснет, и он тоже приляжет отдохнуть. Лишь бы сон ее был не в руку, и с Алисой и милейшим дедушкой Водорябовым ничего не случилось!

Ниночка сидела рядом с Сашей, положив ему руку на лоб. Ей казалось, что она передает ему свою энергию для борьбы. Она представила себе, что возле ее солнечного сплетения завязывается желтый сияющий свет, который перетекает в ее руку, а по руке прямо в голову Саши. Через минуту она ясно увидела этот свет и удвоила свои усилия…

Саша шел через реку, сначала было мелко, но примерно на середине вода достигла почти до подбородка, и идти стало трудно. Почему-то он знал, что плыть не следует, а течение, хоть и незаметное на глаз, потихоньку волокло его вправо. Саша сосредоточился и упрямо шел вперед, его подгонял Ниночкин голос, который был теперь слышен очень явственно.

– Иду, Ниночка! Я иду! – повторял Саша, перебирая ногами.

На последних метрах, отделяющих его от берега, он почувствовал, что невыносимо устал. Больше всего хотелось расслабиться и отдать себя на волю волн, пусть течение несет его долго-долго… Глаза Саши стали закрываться, но усилием воли он отогнал дремоту и, подгребая руками, стал двигаться еще быстрее. Вода отступила, и он вышел на берег, задыхаясь и поскальзываясь на отполированных водой камнях.

Саша упал на берег ничком и заплакал от радости. Когда он открыл глаза, над ним склонилась Ниночка, по лицу ее тоже текли слезы, которые она не вытирала, и они капали на его лицо теплым соленым дождиком.

– Сашенька, – с облегчением сказала она, – как хорошо, что ты вернулся! Я так ждала тебя! Слава богу!

– Я был без сознания, да? – с трудом выталкивая звуки из пересохшего горла, спросил Саша. – Ох, если бы ты знала, в каком кошмаре я побывал!

– Можно и так сказать, – еще сильней заплакала Ниночка, но глаза ее сияли и улыбались. – Сейчас я вызову врача!

– Зачем? – испугался Саша. – Не надо, я очень уколов боюсь!

Ниночка рассмеялась сквозь слезы.

– Ну что ты как маленький! Тебе надо укреплять организм, глюкоза, витамины нужны… Ты так похудел, бледненький такой! Ничего, я тебя быстро откормлю!

Саша вдруг почувствовал приступ сильного голода.

– Ниночка, у нас есть мясо? Я бы сейчас с таким удовольствием отбивную смолотил!

– Я сейчас!

Ниночка кинулась на кухню и через двадцать минут уже кормила Сашу паровыми котлетками. Он сначала скривился, увидев угощение, но спустя мгновение с аппетитом принялся уничтожать содержимое тарелки. С непривычки он сильно устал, и Ниночка промокнула ему со лба выступившие капельки пота.

– Спасибо, – прошептал Саша, погружаясь в целительный настоящий сон, а не в то жуткое, граничащее со смертью забытье, в котором он пребывал последнее время.

Ниночка так и осталась сидеть у постели, слушая Сашино шумное дыхание. А когда он начал смешно похрапывать, довольно рассмеялась и, несмотря на поздний час, пошла звонить Корделии, чтобы рассказать о Сашином возвращении.

Трубку снял Малышкин и очень обрадовался, что больной пришел в себя. Саша ему очень нравился: такой всегда уравновешенный и доброжелательный.

– Это отличная новость! – воскликнул Малышкин. – Только обязательно вызови врача, даже если Сашка будет возражать. Незачем идти у него на поводу. Может быть, ему следует соблюдать какой-то особый режим или диету? Скажи, что нужно привезти, я все куплю и подъеду к вам.

– Спасибо тебе, Володя. – Ниночка едва не расплакалась от признательности. – Уж не знаю, что бы я делала без вас с Корделией!..