Когда летучая мышь, она же Юля Белобратова, исчезла в проеме окна, Алиса, Швыров и Серебряков с Карлосом застыли от неожиданности, зато веселящаяся вовсю инфернальная общественность не обратила на это удивительное превращение никакого внимания. Для нечистой силы такие метаморфозы были самым обычным делом.

– Зачем Юлька обернулась мышью? – спросила ошеломленная Алиса, окинув друзей растерянным взглядом. – Она ведь их больше всего на свете боится!

– Я думаю, все дело в перстне Гиппократа, – заявил Миха с глубокомысленным видом.

– Ясное дело, – поддакнул ему Грызлов, – вы только вспомните, что было со мной!

У Алисы на глаза навернулись слезы, она всхлипнула:

– Как же мы ее теперь найдем?

– Давайте не будем впадать в панику раньше времени, – сказал Карлос, сохраняя полное спокойствие. – Мы отыщем ее чуть позже. Я думаю, что и она будет нас искать!

Швыров, чтобы успокоиться, принялся с сосредоточенным видом перебрасывать свой барабан с руки на руку. Он даже не заметил, что нечисть в вагоне перестала разговаривать и насторожилась: даже такого слабого звука было достаточно для того, чтобы некоторым ее представителям стало дурно.

– Бедная девочка, – сказал профессор Серебряков, – представляю, как ужасно она себя сейчас чувствует!

Поезд домчался до «Гоголевской», двери открылись, и в вагоне сразу стало свободнее, потому что все даркеры, а их было больше половины пассажиров, бросились на выход. Прошла минута, другая, а поезд почему-то не трогался.

Оказалось, на станции проходят строевую подготовку штурмовые отряды даркеров. Эти существа были одеты по военной моде Второй мировой войны в черные эсэсовские мундиры и немецкие каски, но на рукавах у них вместо свастики красовалась нашивка с надписью по-английски: Dark Forces. Они шли по граниту станции стройными рядами, чеканя шаг, высоко задирая выпрямленные в колене ноги. Мерный грохот кованых сапог звучал в замкнутом пространстве грозно и неумолимо. А командовал парадом – вы не поверите, но Алиса сразу его узнала – милицейский сержант Куркуленко со станции «Университет»! Вот это номер!

Машинист предупредил пассажиров, что двери закрываются, следующая станция «Шарашкинская», переход на Сталинско-Бериевскую линию. И поезд тронулся, постепенно набирая скорость.

– На следующей нам выходить, – сказал Карлос, – давайте пробираться ближе к выходу.

Дорогу им перекрыла группа баньши. Они немилосердно толкались, а одна из них наступила Алисе на ногу.

– Кто это? – спросила Алиса у Карлоса. – Она весит как взрослый слон.

– Баньши? Хорошо еще, что она помалкивает, – ответил Карлос, – а не орет, как пароходная сирена. Они таким образом предупреждают о грядущих несчастьях. Их крик называется кининг, а сами они из рода фей, только не добрых, а очень злых.

Только Карлос произнес эти слова, как одна из баньши широко открыла огромный рот, показав утыканную острыми зубами челюсть, и издала жуткий вой. По узкому вагону пронеслась мощная звуковая волна, больше похожая на ураганный ветер. У тех, кто не оглох, заломило в ушах и перехватило дыхание. Баньши кричала, пока поезд не доехал до следующей станции.

Когда Карлос, Алиса и Швыр, пошатываясь, вышли на платформу, профессор Серебряков с лязгом поднял забрало, которое предусмотрительно опустил в самом начале звуковой атаки.

– Вот это голосок! – сказал он с уважением. – Эту даму можно использовать для физических опытов в области акустики.

– Да уж, инфернальное сопрано, – согласился Швыр, – Витас отдыхает. Может, поставить пару этих баньши в подпевку на моем концерте? Только надо их сначала научить кричать «йо»!

Алиса, забыв на секунду о Юльке, хохотнула, представив этих жутких страхолюдин в коротких юбочках на сцене «Олимпийского».

– Нам сюда, – показал рукой Карлос, и они пошли по длинному подземному переходу, который на вид ничем не отличался от обычного.

Алиса взяла Грызлова на руки, чтобы ему не отдавили в толчее лапки, и пошла, стараясь не отстать от шагавшего впереди Карлоса. Вдоль выложенных черным лабрадором стен перехода стояли многочисленные киоски, украшенные разноцветной рекламой. На лотках кипами лежали газеты, глянцевые журналы и брошюры «Как стать настоящей ведьмой», «Тысяча и один рецепт зелий на скорую руку», «Азбука колдовства» и «Лучшие средства для сглаза и порчи».

С небольших тележек шла бойкая торговля зелеными пирожками и каким-то шипучим, черного цвета напитком в пластиковых стаканчиках. Алиса пригляделась и прочитала на одном из них надпись «magic-cola».

Киоски кончились, теперь вдоль стены выстроились длинной чередой похожие на старых ведьм бабуси. С локтей у них свешивались связки сушеных жаб, подозрительного вида грибов и пучков какой-то травы, похожей на верблюжью колючку! Бабуси нагло хватали за руки, крылья и щупальца идущих мимо пассажиров Метро-3 и настойчиво впаривали им свой дефицитный товар. Но что самое интересное, барабан Швыра на них не действовал, он специально это проверил, вызвав тем самым короткое замешательство в толпе нечисти.

Карлос уверенно вывел свою команду на станцию «Шарашкинская» Сталинско-Бериевской линии, и сразу же, как по заказу, из туннеля вынырнул точно такой же красный трехвагонный поезд, как тот, из которого они вышли пять минут назад.

Загрузившись в него, компания проехала еще три остановки и вышла на станции «Сталинский зал». Карлос объяснил, что в реальном измерении она называется «Измайловский парк». Огромная, длинная, как наземный вокзал, с высоким потолком станция выглядела необычно: она состояла из трех путей и двух платформ. Третий – средний путь – отделял одну платформу от другой. На него и прибыл красный поезд.

Обе платформы были буквально забиты толпой не поддающихся описанию существ, больше похожих на инопланетян, чем на порождения Земли и ее биосферы. Одни из них попадали на станцию через наземный вестибюль, другие прибывали на поездах магического метро, но все они после этого устремлялись к противоположному концу платформы, где в торце зала появились два овальных выхода, отсутствующие в реальном измерении.

Здесь толпа была еще гуще, чем на середине платформы, и в ней встречалось много людей, что поразило Алису и Швырова. Среди них были видные политики и чиновники высших эшелонов власти – оказывается, очень многие из них вхожи в мир магии! Вся толпа валила в одну сторону – по направлению к Сталинскому залу. Масштабы подземного коридора поражали, в нем вполне могли разъехаться два троллейбуса, и еще осталось бы место.

– Не оглядывайтесь по сторонам, улыбайтесь! – сказал Карлос. – Уже скоро…

Через пару минут они оказались в украшенном по краям монументальными колоннами круглом зале размером с три спортивных комплекса «Олимпийский»…

Призрачная женщина приближалась, а Водорябов не мог сдвинуться с места. Ноги у него будто приросли к земле, в голове нарастал шум, метался от уха к уху чей-то зловещий хохот. Из груди призрака вырвался сноп белого пламени и понесся к старику. Ошеломленный Водорябов почувствовал, как его сильно дернули сзади, и он упал. Терентьевна выставила зеркало как щит и приняла огненный удар, а затем направила отражение на дерево. Раздался грохот: дерево раскололось до самой земли. Жуткая ночная тварь разлетелась на миллион искр и пропала с шумом и шипением.

Водорябов так и лежал носом в траве. Екатерина Терентьевна обвязала зеркало новой простыней, вторую простыню разорвала пополам, подошла к расщепившемуся дереву и обвязала обеими половинами.

– Вставай, что ли? – потрясла она Водорябова за плечо. – Сколько можно валяться? Эй, ты меня слышишь?

– Слышу, – прошептал через силу Водорябов. – Что это было?

Ведьма усмехнулась. Теперь, когда дело было сделано, отчего бы и не посмеяться?

– Это было твое проклятие! Только вместо тебя оно ударило в дерево и погубило его. Значит, проклятие исполнилось и теперь все позади, понял теперь?

– Не очень, – признался Водорябов, – это что же, выходит, проклятию все равно, на кого обрушиться?

– Абсолютно все равно, – подтвердила Екатерина Терентьевна. – Это безмозглая сила, которая стремится крушить да убивать, и больше ничего. А теперь берись за лопату и рой глубокую яму, нам надо закопать это зеркало!

Вытащив лопату из-под крыльца вагончика, Водорябов выкопал яму у корней погибшего дерева. Ведьма опустила туда зеркало и велела бросить брошь в яму, что Водорябов и проделал с большой радостью. Она дождалась, пока старик забросает яму землей и утопчет ее, и, вылив на землю жидкость из маленького флакончика, тихо прошептала:

– Век тебе тут лежать, век почивать, беду отражать. Аминь. Аминь. Аминь.

Пока они управились со всеми этими делами, незаметно рассвело. Водорябов сразу понял, что все изменилось. Поляна опять стала радостной, несмотря на обугленный молодой дуб.

– Дерево спили, поруби на дрова и сожги в костре, – велела колдунья, – только смотри, не забудь, на этом огне пищу готовить нельзя!

Водорябов поставил самовар, потом взял ломик и свернул замок, запирающий вагончик. Женя не спал, он вышел на воздух и потянулся.

– Слышал что-нибудь? – спросил его Водорябов.

– Нет, – ответил Женя, – такая тишина стояла, что я даже удивился. Ой, а это что? – посмотрел он на погибшее дерево.

– Шаровая молния, – серьезно сказала Екатерина Терентьевна, – такой сгусток энергии, знаешь небось? – Она подождала, пока Женя ответит. – Ну вот и хорошо, что знаешь. А теперь завари-ка ты нам, юноша, чайку!

Женя засуетился, и вскоре стол был накрыт.

– Положи медку побольше, пасечник, не жалей! – улыбнулась ведьма, показывая крепкие молодые зубы.

– Так он же негодный! – с досадой воскликнул Водорябов.

– Все с твоим медом нормально, – заверила Екатерина Терентьевна.

Водорябов бросился к ближайшей фляге, откинул крышку и прямо пальцем зачерпнул мед. Зажмурившись, попробовал, и на его лице расплылась довольная улыбка.

– Эх, Екатерина Терентьевна! Ягодка ты моя лесная! – закричал счастливый Водорябов. – Сейчас я тебя таким медком угощу! И флягу эту дарю, с собой забирай!

– Что мне делать с этой флягой, я и за два года ее не осилю!

– Соседей угостишь!

– Не очень-то ходят ко мне соседи. Боятся меня…

– Я к тебе в гости ходить буду! – с жаром пообещал Водорябов. – А что, оба мы уже не молоденькие, оба одинокие, почему бы нам не подружиться?

Терентьевна посмотрела на него исподлобья внимательно и сказала, что подумает…

Саша проснулся отдохнувшим и полным сил. Несмотря на протесты Ниночки, он покинул постель, принял ванну и выпил чашку крепкого кофе. Потом устроился в кресле и с наслаждением закурил.

– Не беспокойся, – сказал он Ниночке, – это не отразится на моем здоровье, да и вообще то, что произошло, не имеет никакого отношения к болезни!

– Так объясни мне!

– Я был на том свете, честное слово! Видел там смешного старичка, и он мне помог. Меня отбросило туда проклятие, которое баба Ванда снимала с тебя и Корделии. Она говорила, что помогать вам должен чужой человек, а я ведь не чужой, поняла? Все закончилось, и надеюсь, что больше не повторится.

– Ты уверен, что ты полностью здоров? – спросила озабоченно Ниночка.

– Доказать? – рассмеялся Саша, сгреб в охапку Ниночку и стал ее целовать.

– Верю, верю! Щекотно! – отмахивалась она.

К ним подошел Разбой, которого они разбудили своим смехом и возней, и требовательно замяукал.

– Не знаю, как в него помещается то, что он умудряется съесть! – сказала Ниночка и пошла на кухню наполнить мисочку кормом.

– Сказывается голодное детство, – ответил Саша. – Зато посмотри, он растет не по дням, а по часам.

Разбой лопал корм, урча как мотоцикл, а Ниночка заварила чай и выставила на стол вазочку с отцовским медом.

– Почему-то папа не звонит, – сказала она. – Я беспокоюсь, как там у него дела с этой колдуньей, помогла ли она ему?

– Я думаю, все будет замечательно! – заверил Саша.

– Ох, лишь бы так и было! – вздохнула Ниночка.

– Знаешь, давай съездим к нему на недельку, – оживился Саша, – там такая красота!

Саша действительно часто вспоминал очаровательный уголок, где стояла пасека старика Водорябова. Рядом бил из подножия горы родник с ледяной, чуть кисловатой на вкус водой, и Саше, привыкшему, что воду надо обязательно пропустить через фильтр, прокипятить и только после этого употреблять, было странно и непривычно, что можно просто подставить под струйку ладони и напиться. Воздух там был осязаемым и вкусным, а изобилие фруктов делало это место подобием райского сада.

– О чем ты задумался? – спросила его Ниночка. – У тебя такой мечтательный вид!

– Я думал о тебе, девушка моей мечты, – улыбнулся Саша. – Я так люблю тебя, Ниночка! Ты самое необыкновенное и чудесное, что произошло в моей жизни, ты как принцесса из старинной сказки – златокудрая и зеленоглазая. Ты такая чудесная, что боюсь, я тебя не стою…

Ниночка бросилась в его объятия, шепча ему на ухо, что все наоборот, именно он, Саша, самый замечательный принц в мире…

Величественный купол Сталинского зала размерами больше всего напоминал небесный свод, но вместо звезд его украшала циклопических размеров мозаика – парный портрет товарищей Сталина и Кагановича. Они были изображены в профиль и поэтому очень походили друг на друга из-за выразительных носов и одинаково черных и густых усищ под ними.

Между могучими квадратными колоннами зала висели широкие красные растяжки с белыми надписями: «Да здравствует Собор темных сил – светлое будущее человечества», «Мастер Брюс – наш рулевой!» и «Все на конкурс красоты Мисс Инферно».

Вдоль стен зала с одной стороны располагались места для оркестра с небольшой эстрадой, где стоял белый рояль с поднятой крышкой. У противоположной стены выстроились временные импровизированные гримерные, похожие на большие желтые туристические палатки. Некоторые из них были открыты. Алиса на ходу из любопытства отдернула занавеску закрытой гримерной и… с удивлением узнала в женщине, склонившейся над очередной клиенткой с косметической кисточкой в руках, визажистку из Останкина Светочку! Они был шапочно знакомы. Та обернулась, заметила Алису и сначала хотела было прогнать ее, но тут сработал механизм узнавания. Теперь пришел ее черед удивляться. Светочка жестом пригласила Малышкину-младшую войти.

Алиса крикнула в спину уходившему Карлосу:

– Командир, я отойду на минуточку, знакомую встретила!

– Не задерживайся, Алиса! Встретимся у подиума.

– Хорошо!

Алиса прошла в гримерку и остановилась рядом с креслом, в котором сидела потрясающей красоты брюнетка.

– Привет, Малышкина, – очень благожелательно улыбнулась Алисе визажистка. – Ты тоже из наших? Вот не ожидала!

Алиса не сочла нужным пускаться в объяснения и неопределенно мотнула головой, что можно было понимать как угодно.

Света повернулась к сидевшей в кресле конкурсантке:

– Готово…

Красотка встала, критически оглядела себя в зеркале и довольно улыбнулась.

– Следующая! – крикнула Светочка, глядя вслед своему произведению.

Увидев следующую участницу конкурса, Алиса от неожиданности чуть не вскрикнула. В кресло опустилась древняя бабулька, настоящая баба-яга. Крючковатый огромный нос почти соприкасался с острым выдвинутым подбородком, маленькие злые глазки утонули в морщинах, все лицо ведьмы было коричневым, как печеное яблоко. Бабулька посмотрела на себя в зеркало и довольно осклабилась провалившимся ртом, показав два оставшихся зуба, крупных и желтых. Это была та самая дежурная из стеклянной будки на станции «Университет», которой Алиса нацепила на голову милицейскую фуражку. К счастью, бабулька была так занята собой, что на Алису не обратила ни малейшего внимания.

– Сделай из меня Мерлин Монро! – томно улыбнулась она визажистке.

Света обмакнула кисть в жидкую пудру и приступила к работе. Алиса во все глаза смотрела на метаморфозы, которые начали на ее глазах происходить со старухой. Сначала, прямо под Светочкиной кистью, стала светлеть и разглаживаться кожа на лице ведьмы, широко раскрылись и засияли молодым блеском густо-синие, как васильки, глаза, налились розовым цветом пухлые губы. Светочка поднесла женщине стакан с черно-фиолетовой жидкостью, и та выпила ее залпом. В ту же секунду высохшие мощи старухи превратились в тело молодой женщины. Мягкая волна золотистых волос хлынула ей на плечи. Поднимаясь с кресла, ведьма продемонстрировала в широкой улыбке все тридцать два жемчужных зуба.

– Да, именно такой я была пятьдесят лет назад! Спасибо, дорогая! Ты просто кудесница! – Она обняла Светочку и звучно чмокнула ее в щеку.

– Всегда пожалуйста, – ответила довольная результатами своей работы Светочка.

«Мерлин Монро», кокетливо покачивая бедрами, присоединилась к группе участниц конкурса.

– Ну вы даете! – сказала Свете ошеломленная Алиса. – Ни за что бы не поверила, если бы не видела собственными глазами!

– Не самый трудный случай, – небрежно ответила гримерша, – в Останкине задачи посложней будут… Передавай привет маме.

Алиса кивнула Свете, вышла из гримерной и поискала в толпе глазами султан из страусовых перьев на шлеме Серебрякова. Он колыхался среди моря голов далеко впереди нее. Гигантский зал был забит нечистью под завязку, если не считать расположенного по центру черного круглого подиума, похожего на маятник напольных часов, положенный на пол горизонтально. Его длинная, похожая на ручку половника, покрытая красным ковром дорожка уходила в дальний конец зала, где смыкалась со стеной, в которой виднелась небольшая открытая дверь.

В центре круглой площадки стоял с микрофоном в руке известный телеведущий Леонгард Якутович, удивительно представительный и вальяжный в своем черном фраке с длинными, развевающимися при ходьбе фалдами. Непрерывно экая, он разъяснял зрителям условия конкурса красоты.

Карлос, а за ним остальные члены его команды с трудом пробились к сцене сквозь толпу инфернальных существ с редкими вкраплениями человеческих лиц. В основном это были черные маги. Некоторые из них провожали Карлоса удивленными и встревоженными взглядами.

Рядом с подиумом, метром ниже его, за длинным полукруглым столом, уставленным бутылками с газированной инферналкой, сидело жюри, состоявшее сплошь из очаровательно-отвратительных уродов. На сцене толпились участницы конкурса – все как на подбор молодые и очень красивые, в чрезвычайно экономно скроенных купальниках. Чуть пониже локтя у каждой из них была привязана круглая белая тарелка с порядковым номером.

Когда Алиса пробилась к подиуму и нашла друзей, конкурс красоты шел уже полным ходом. Экзотические представительницы всех рас и народов, широко улыбаясь, нескончаемой чередой шествовали по красной дорожке мимо жюри, выражавшего свои эмоции довольным сопением, криками и хрюканьем. Якутович непрерывно сыпал шутками, комментировал происходящее и подсчитывал вслух очки, заработанные красотками.

До последнего тура добралось всего шесть красавиц. Под стук высоченных шпилек они вышли на сцену в старинных бальных платьях. Волосы у них были уложены в высокие замысловатые прически. На шеях и запястьях претенденток сверкали и переливались радугой драгоценные камни. Чистоте и нежности их кожи мог бы позавидовать трехлетний ребенок. Глаза у них сияли, а губы алели, как лепестки роз, и все девушки были по-разному, но невыразимо хороши собой. Если бы Алиса не знала, каким образом достигнуто это совершенство, она бы, наверное, немного им позавидовала.

– Фу, старые метелки! Все туда же, выступать лезут… – скривился Грызлов, стоявший рядом с Алисой на задних лапах. – Это их шоу – просто срам!

– Да ладно тебе, Разлаич! – сказал Швыров. – Такие красотки – Голливуд отдыхает.

– Ох, молодежь, молодежь! – укоризненно покачал головой Грызлов. – Все-то вы не так видите! Ты, Миша, на вершки не смотри, ты в корешки зри.

Телеведущий объявил победительницу – зал взорвался аплодисментами и одобрительными выкриками. По подиуму прошествовала Мерилин Монро в умопомрачительном платье цвета шампанского и золотых туфлях на высоченном каблуке. Получив свою порцию оваций, она спустилась в зал, где на нее набросилась толпа поклонников.

– Объявляется начало бала! – торжественно сказал ведущий в микрофон.

Музыканты расселись по своим местам и принялись подстраивать инструменты. Вскоре эту какофонию звуков оборвало появление за пультом тощего, длинноволосого, как Паганини, дирижера. За белым роялем устроился на одноногом табурете представительный седой пианист. Рядом с ним на маленьком стульчике пристроилась полуобнаженная красотка-ведьма и приготовилась переворачивать ему ноты.

Дирижер раскланялся перед публикой. Он взмахнул палочкой, и под куполом зала поплыли первые звуки чарующей музыки. Оркестр заиграл слаженно, как единый организм, где все подчинено строгой закономерности и гармонии. Голоса плачущих скрипок переплелись с аккордами рояля, тут же тему скрипок подхватила более низким голосом виолончель, звуки заметались меж стен, воспарили к своду зала и вернулись назад, многократно усиливая и без того волшебное впечатление от дивной незнакомой мелодии. Нечисть в зале разбилась на пары и закружилась в волшебном танце. Только Карлос, Алиса, Швыров и Грызлов остались на месте, что сразу выделило их из толпы страшилищ.

Алиса подхватила Грызлова на руки, прижала к себе, шепнула ему на ухо:

– Как-то мне стало не по себе. Смотри, сколько их тут! Что мы можем сделать с такой толпой нечистой силы?

– Я надеюсь, у этого парня есть план, – ответил тот, поведя носом в сторону Карлоса.

– Я тоже надеюсь, – без всякой уверенности сказала Алиса, поворачиваясь к сцене.

Ведущий широким шагом вышел на середину подиума и властным жестом велел оркестру замолчать. Музыка стихла, пары распались, и зал замер в ожидании.

– А сейчас я прошу вашего внимания, уважаемые делегаты нашего Собора! Мне выпала высочайшая честь представить вам великого мастера, надежду инфернальных сил, нашего замечательного Якова Вилимовича Брюса! Встречайте! – Якутович сунул микрофон под мышку и первым громко захлопал в ладоши.

Толпа сначала задохнулась в экстазе обожания, а потом зал взорвался криками и аплодисментами. Нечисть заколыхалась волнами, как море перед бурей.

– Карлос, дай мне трость Брюса! – крикнул испанцу встревоженный масштабами этого цунами Швыров.

Получив маленькую, размером с карандаш трость, он тут же раздвинул ее до обычных размеров и несколько раз взмахнул, как саблей, проверяя ее на вес и прочность.

На красной дорожке, ведущей к центру зала, появился милостиво улыбающийся Брюс в черной профессорской мантии и треуголке на голове. На плече у него сидел Оссуарий, он всем своим видом выражал полный восторг от происходящего. Под руку с Брюсом шла молодая красивая женщина в шитом серебром платье с корсетом и широкой длинной юбкой.

За ними следовало существо, выглядевшее как мумия в четырехуголке с кисточкой и больших черных перчатках. Граф и дама торжественным шагом вышли на подиум и склонились одновременно в легком поклоне.

Сделали они это изящно и по-королевски, с достоинством, как должное принимая знаки внимания. Спутница Брюса улыбалась, глядя в зал так же снисходительно, как и граф, как будто слава мастера распространялась и лично на нее. Алисе вдруг показалось, что она не раз уже видела эту даму, что-то в ней казалось неуловимо знакомым… И тут ее осенило!

– Это же баба Ванда! – громко крикнула она, поднимая Грызлова над головой. – Смотри, вон там, рядом с Брюсом, это она!

Взгляд Брюса тут же выхватил из толпы Серебрякова, Швыра и Алису с Грызловым на руках. Граф грозно усмехнулся, вытянул в их сторону неестественно длинную руку.

Толпа слегка расступилась, и все в зале уставились на них. В зале повисла грозная тишина. Алисе стало очень неуютно.

Брюс увидел горящие гневом глаза Карлоса и в ту же секунду понял, вернее почувствовал, что перед ним стоит чрезвычайно опасный враг. Карлос легко взлетел на подиум, громким, звенящим от напряжения голосом крикнул:

– Ситуайен Брюс, именем Магического совета вы арестованы. Объявляю роспуск вашего незаконного собрания! – Карлос гордо выпрямился, тряхнул головой. Глаза его сияли, и в это мгновение он был прекрасен.

По залу прокатился ропот негодования, но Брюс в ответ на тираду только весело и язвительно рассмеялся.

– Этот самонадеянный молодой человек глубочайшим образом заблуждается! – сказал он, обернувшись к Папирусу. – Арестован не я, а, напротив, он со товарищи. Изволь, друг мой, поставить его о сем в известность.

Мумия послушно выступила вперед и направилась к испанцу шуршащим мягким шагом. Встревоженный профессор попросил Михаила помочь ему взгромоздиться на сцену. Лязг доспехов отразился от купола и вернулся вниз железным грохотом. Следом за Серебряковым на подиум взобрались Алиса с Грызловым и сам Швыров. Они подошли к Карлосу одновременно с мумией, встали у него за спиной полукругом.

– Соблаговолите, судари мои, сдать оружие, ежели оно у вас имеется, а равно признать себя побежденными, – прошелестел Папирус, вытягивая руку в сторону четверки друзей. Помолчав, он добавил: – Во избежание разрушения ваших бренных оболочек.

В тот же момент профессор выглянул из-за Карлоса и показал мумии обеими руками, что ей надо срочно поправить четырехуголку. Папирус вопросительно взглянул на рыцаря, который снова повторил тот же жест, изо всех сил моргая глазами в знак подтверждения своей мысли, и даже громко похлопал себя по своему стальному шлему с двух сторон.

Но как только бумажный человек поднес черные перчатки к голове, Серебряков изо всех сил крикнул:

– Мутабор!

Между позолоченными керамическими бляшками на внутренней стороне перчаток с громким хлопком полыхнул синий разряд, и в ту же секунду Папирус исчез, словно растворился в воздухе. На пол с легким стуком упали две черные перчатки, сверху на них приземлилась четырехуголка с кисточкой. И по залу поплыл запах свежего огурца.

– Взять их! – страшным низким голосом вскричал Брюс, обращаясь к нечисти, только и ждавшей этого приказа.

Черная волна взметнулась к своду зала и с головой накрыла Карлоса и его команду…

Корделия проснулась оттого, что кто-то громко постучал в окно спальни. Так ей показалось. За окном жутко завывала буря, деревья гудели и гнулись под неистовым, нарастающим напором ветра. Молнии вспыхивали одна за другой в разных концах неба с сухим треском, а Малышкин как ни в чем не бывало мирно посапывал на двуспальной кровати и ничего, ровным счетом ничего не слышал.

У Корделии вдруг сжалось сердце от уверенности, что Алиса находится в страшной опасности. Она уже хотела было разбудить мужа, но в последний момент передумала. Конечно, он из солидарности будет таращить глаза и хмурить брови, всячески изображать сочувствие, но толком объяснить ему причину своей тревоги она все равно не сможет.

Когда Алиса была совсем крошечной, вышло так, что некому было помочь с ребенком, и Корделии подолгу приходилось оставаться наедине со своей маленькой беспомощной дочуркой. Так между ними возникла глубокая, необъяснимая связь, настолько глубокая, что мать и дочь узнавали желания и мысли друг друга задолго до того, как высказывали их вслух.

Алиса росла очень спокойной, рассудительной и славной девочкой. Она редко плакала и капризничала, с удовольствием ходила в садик и почти никогда не болела. Корделия при всем желании не смогла бы припомнить трудностей, связанных с ее воспитанием.

Сложности начались только в последнее время. Хотя по большому счету Алису трудно назвать неуправляемой, но все равно, так тяжело быть матерью пятнадцатилетней отроковицы. Особенно – вечно занятой матерью.

Корделия представила себе страшные кары, которым подвергнет Алису, когда та вернется. Потом разыгравшееся воображение стало подбрасывать картины автомобильных и железнодорожных катастроф, уличных потасовок и драк с поножовщиной, в которых могла погибнуть ее Алиса. Как всегда, она воображала самое худшее, что может случиться, и запугала себя настолько, что сердце у нее забилось так, будто готово было выпрыгнуть из груди…

И тут в окно спальни снова кто-то ударился снаружи – большой и страшный. Звук этот тотчас же повторился. Потом еще и еще. Корделия села на кровати и прислушалась. В стекло билась грудью, крыльями, когтями и клювом какая-то птица. Стук перемежался с противным скрежетом, словно кто-то невидимый скреб железом по стеклу, и оно с трудом выдерживало этот бурный натиск.

Испуганная до потери пульса Малышкина не выдержала, растолкала мужа. Вдвоем, одновременно, они вскочили с кровати и бросились к окну. По нему громко и часто стегали, словно прутьями, крупные капли дождя. Снова грянули трескучие удары грома. Птица пропала, но за стеклом страшно взвыла буря. Казалось, что стекло сейчас вылетит от удара могучего, как несущийся поезд, ветра.

– Володя! – вскрикнула Корделия и схватилась обеими руками за сердце. – С Алисой случилась беда. Я это чувствую. Птицы всегда бьются в окно к несчастью!

– Да что ты, Корочка, не бери дурного в голову. Птицу ветром швырнуло в стекло. Посмотри сама – на улице самый настоящий ураган! Алиса ведь со Швыровым в Калуге. Там нет никаких катаклизмов. Значит, нет и поводов для беспокойства. Зачем представлять себе самое худшее?

Естественно, в тот же момент Корделия это самое худшее себе и представила. Ноги у нее подкосились, и она упала бы, если бы Малышкин не успел ее подхватить. Он отнес жену на кровать, аккуратно накрыл одеялом и сел рядом, поглаживая по растрепанной голове. А она громко зарыдала в прижатые к лицу ладони…

За окном ураган набирал силу, корежа рекламные щиты и ломая деревья, которые падали на припаркованные машины. Мощные порывы ветра подняли в воздух газеты, пластиковые бутылки и прочий мусор. За окном при блеске молнии мелькнуло что-то похожее на бэтээр с белыми цифрами 665 на борту, и вслед за ним закружились, завертелись по спирали вырванные с корнем деревья, мусорные баки, автомобили и люди.

На короткий миг город окутала тяжелая тьма, и снова полыхнули молнии, освещая все вокруг призрачно-жутким синим светом, а удары грома достигли такой силы, что, казалось, небо вот-вот рухнет на землю…

Черная волна нечисти накрыла подиум Сталинского зала… Но тут же отхлынула назад, как только в зале раздался мерный, похожий на звук там-тама, бой барабана. Швыров, стоя на коленях, бил по нему набалдашником трости. Все бесы со страшным шипением отступили. Они взяли в кольцо помост, на котором застыли Брюс с Вандой и вставшие спиной друг к другу Карлос, Алиса, профессор, Швыров и Грызлов.

Брюс повернул голову к сидевшему у него на плече Оссуарию, что-то тихо ему сказал. Расправив крылья, тот взлетел к куполу, совершил кувырок в воздухе, вышел из него в пике. Падая по касательной, он выбил барабан из-под руки Швырова, схватил его и взмыл с ним к мозаичному небу. Это произошло настолько быстро, что никто не успел пошевелиться.

Брюс небрежно вытянул в сторону Михаила мощную руку. Трость в ладони Швырова завибрировала, ожила и начала вырываться, словно ее притягивал к Брюсу огромный невидимый магнит. Михаил схватился за палку обеими руками, потянул ее на себя, но сила притяжения была так велика, что его поволокло по черному полу к ногам чародея.

В тот же момент бесы снова бросились в атаку. Они успели перегруппироваться. В первой волне нападавших шли даркеры в стальных немецких касках концерна Фарбен Индастри, с бейсбольными битами в костлявых ручищах.

Алиса опешила, ей стало неимоверно страшно: неужели они остались вчетвером против этого неисчислимого войска? Она хотела наклониться, чтобы снова взять на руки Грызлова, как вдруг тот обернулся черноволосым юношей в набедреной повязке из собачьей шкуры.

– Профессор, отомрите! – завопил он, раскидывая даркеров, как шахматные фигуры. – Что вы застыли, как изваяние. Рубите их мечом! Мечом рубите!

Профессор словно очнулся от наваждения и принялся размахивать своим оружием. Под ударами закаленного небесным огнем клинка даркеры взрывались и прыскали в разные стороны разноцветными огнями, как звезды салюта. Серебряков только сейчас оценил удобство древних доспехов: все удары они выдерживали стойко и отлично защищали его от когтей разбушевавшихся тварей.

Кольцо нечисти сузилось, и на Алису внезапно прыгнул даркер. Его когти разорвали рукав ее футболки и поцарапали кожу, к счастью неглубоко, потому что Алиса успела отпрянуть. Урод недовольно зашипел и прыгнул еще раз, но промахнулся, и Грызлов ловким ударом кулака припечатал отвратительную гримасу даркера к его же длинными острым зубам.

Трость волокла Швырова за собой по черному полу сцены, несмотря на все его сопротивление. Когда он оказался всего в трех шагах от Брюса, тот шагнул вперед и вырвал свой жезл из рук Михаила. Улыбка радости и злобного торжества исказила лицо графа. Он схватил трость двумя руками и нанес удар по плечу Швыра – удар, который должен был превратить его в кучку пепла. Но прежде, чем это произошло, узор на плече Михаила вспыхнул ярким оранжевым пламенем, и трость остановилась в дюйме от него. Брюс взвыл в бессильной злобе, принялся молотить тростью по плечу Швырова, но с тем же результатом.

С лица бабы Ванды упала пелена безразличия и отрешенности, как только она увидела, что ее племяннику угрожает нешуточная опасность. Что-то шепча под нос, она начала рисовать круг за кругом указательным пальцем правой руки на левой ладони. Через секунду оттуда сорвался черный вихрь, обернулся вокруг Брюса, подхватил его, завертел и со страшной силой бросил на стену зала. Треуголка свалилась с головы графа и упала на пол. Сам он, пролетая возле растяжки, с великим трудом успел схватиться за нее рукой и остановить движение. Он застыл там, словно огромная бабочка с черными крыльями.

Под куполом зала продолжал махать крыльями Оссуарий. Сверху картина боя выглядела как на ладони. Черные, как муравьи, даркеры волнами то накатывались на сцену, то отступали назад, воя от бессилия и злобы. Неожиданно в том месте, где должны были находиться наглецы, бросившие вызов самому Брюсу, вспыхнул желтый солнечный шар с темным силуэтом человека внутри. Очередная темная волна, навалившаяся на квантовый шар, начала с шумом, словно раскаленная магма, столкнувшаяся с ледяной водой, превращаться в светлые существа. Это были пухленькие мальчики в голубых штанишках с помочами. Они принялись отталкивать даркеров своими маленькими ручками. И чем больше черная нечисть заливала сцену, тем больше становилось кольцо света вокруг подиума.

Брюс в досаде страшно заскрипел зубами и взмахнул тростью. В ту же секунду рядом с обороняющимися возникла Железная Баба. Размахивая своим подносом, как щитом, она двинулась на стоявшего к ней лицом профессора Серебрякова.

– Вот отличная парочка! – крикнул на весь зал Брюс, качаясь на растяжке. – Оба железные и одинаково безмозглые!

Такого оскорбления профессор не смог стерпеть, он широко размахнулся, его меч описал ровную сверкающую дугу и обрушился на шею Железной Бабы. Голова ее, как оказалось, была слабо прикреплена к кургузому телу. Железный череп упал и покатился по полу, издавая металлический грохот. Руки железного существа несколько раз судорожно дернулись, ноги подогнулись, и она рухнула на пол, сминая юбку из тонкой жести. Профессор издал торжествующий вопль победителя. Нечисть в очередной раз отступила.

Но Брюс прокричал какое-то заклинание на латыни, и сверху на сцену посыпались десятки железных птиц с острыми, как ножи, клювами. Они с глухим стуком вонзались в помост, а между ними метались беспомощные, казалось, люди. Но ни одна из этих пернатых бомб не достигла цели. Алиса, Швыров и Грызлов подхватили с пола биты, брошенные даркерами, и застыли в угрожающих позах.

Сверху на них изрыгал страшные проклятия Брюс. Он размахивал тростью, указывая своим штурмовикам направление удара. Но атака все не начиналась, так как нечисть больше всего боялась превращения в светлые существа.

Тогда Брюс по-обезьяньи раскачался на растяжке и перелетел на другую сторону зала. Здесь из прохода медленно выползал зеленый змий. У него на спине, уцепившись руками-крыльями за роговой выступ, сидела летучая мышь с золотой перетяжкой на тельце. Едва разобравшись в ситуации, она бросилась на Оссуария. Под куполом начался настоящий воздушный бой с фигурами высшего пилотажа: бочками, боевыми разворотами и сальто-мортале. Несмотря на разницу в весе, Оссуарию пришлось туго: его маневренность снижал бочонок, который он с трудом удерживал обеими руками.

Алиса, вспомнив про свой заговоренный оберег, выхватила его из кармана, дернула завязки на мешочке и бросила в толпу горсть мелочи. Твари завыли и расступились – монетки прожгли дыры в их безобразных телах.

Брюс криками подбодрил отступившую на шаг нечисть, и уроды снова бросились вперед. Бесов было слишком много, и на место выбывших из строя тут же приходил десяток добровольцев. Алиса увидела, как к подиуму приближается зеленый змий, раздвигая как ледокол «Ленин» толпу бесов своим мощным телом. Он взобрался на подиум, встал возле Алисы и несколько раз хлестнул толпу уродов шипастым хвостом, разбрасывая в стороны вопящую нечисть. Потом разинул пасть и выпустил из глотки клубы огня и дыма ничуть не хуже, чем легендарный Змей Горыныч. Несколько заманух, тянувших к Алисе свои руки, обратились в пепел.

Вдруг Алиса заметила краем глаза, что Брюс, все еще висевший на растяжке, вытянул руку с тростью в сторону Юльки, нападавшей под самым куполом на Оссуария.

– Юлька! – закричала Алиса. – Берегись! Атака слева.

С конца трости сорвалось несколько белых шаровых молний, но летучая мышь ловко от них увернулась, и ни один разряд в нее не попал, только выбил из мозаики купола квадратики разноцветной смальты. Они посыпались дождем вниз как раз в тот момент, когда нечисть темной массой снова повалила на подиум. Карлос, Швыров, Алиса, профессор, Грызлов и подоспевшая баба Ванда встали спиной друг к другу. Когтистые лапы уже тянулись к их лицам.

Нечисти было столько, что бесы не успевали превращаться в светлые сущности. В этот момент что-то сильно ударило Грызлова по голове – он едва успел подхватить выпущенный Оссуарием из рук во время очередного пике бочонок. Грызлов повернул голову к Алисе и крикнул:

– Алиса! Открой бочонок, слышишь! Приложи к пробке свой кулон! Это бочонок Пандоры! Я знал, только не говорил! Скорее!

Алиса сорвала кулон и приложила печать Гермеса к пробке, раздался громкий хлопок, пробка повисла на тонкой цепочке, а из бочонка, как джинны из бутылки, струей потекли наружу нечистые духи и сразу же начали разворачиваться для нападения, словно штурмовики Ил-2. Алиса растерянно и беспомощно посмотрела на Грызлова.

– Не ту пробку! – изо всех сил завопил домовой, подставляя ей бочонок. – Ты открыла не ту пробку! Скорее, Алиса, скорее!

Взяв себя в руки, Алиса заткнула отверстие непослушными пальцами и распечатала другую сторону сосуда. Бочонок взревел, и в него с шумом и свистом начали влетать их противники, в точности как соринки в мощный пылесос. Парочка баньши подняла ужасающий вой, и обе с громким хлюпом исчезли в отверстии бочонка.

– Помогите мне! – крикнул Грызлов, изо всех сил прижимая бочонок локтем к боку. – Я не могу его удержать!

Действительно, бочонок Пандоры сильно вибрировал, норовя вырваться из его цепких рук. Карлос и Швыров бросились помогать домовому. В нутро магического пылесоса нечисть залетала, как в ускоренной киносъемке, по нескольку десятков тварей одновременно. Через несколько минут этой чистки в зале не осталось никого, кроме Брюса, все еще висевшего на растяжке, кувыркающихся под потолком Оссуария и Юли, команды Карлоса с бабой Вандой на подиуме и еще толпы светящихся изнутри мальчиков в коротких штанишках. Отдельно стояли черные маги. Вид у них был совершенно обалдевший и растерянный.

После того как последний представитель темных сил скрылся в бочонке, Алиса закупорила его пробкой и приложила печать Гермеса.

В ту же секунду с потолка упала летучая мышь и, достигнув черного пола, превратилась в совершенно целую и невредимую Юлю. Перстень Гиппократа соскользнул с ее обнаженного тела на пол, как только она снова стала девочкой. Юля наклонилась, подхватила с пола треуголку Брюса, чтобы прикрыть наготу. С профессора Серебрякова со звоном упали рыцарские доспехи, а зеленый змий с протестующим воплем опять превратился в игуану и быстро вскарабкался на плечо к Алисе.

Брюсу, все еще висевшему на растяжке, уже некем было командовать. Он разжал пальцы и рухнул вниз, но в полете успел перехватить трость обеими ладонями и спустился на ней, как на парашюте. Оказавшись внизу, граф остался стоять у стены с выжидательным видом. Вдруг он вытянул свою обезьянью руку и раскрыл ладонь, сверля Алису таким злобным взглядом, что у нее закружилась голова. Печать Гермеса на ее шее зашевелилась, как живая, повисла в воздухе, как будто ее притягивал огромный магнит. Кулон завибрировал на тонкой золотой привязи, – та не выдержала нагрузки и лопнула под невыносимым напором Силы магнетизера. Гемма описала в воздухе полукруг и, сверкнув напоследок обрывком цепочки, скрылась из глаз в кулаке Брюса. Граф довольно хмыкнул, тут же приложил ее к набалдашнику трости– гемма плотно вошла в сделанное под нее углубление.

– Да будет так! – воскликнул довольный собой Брюс.

Карлос разбежался по сцене, прыгнул в сторону графа, раскинув руки как крылья. И с легкостью птицы перелетел через весь зал. Теперь оба мага стояли друг против друга, как дуэлянты, на расстоянии десяти шагов.

– Милостивый государь, вы арестованы! – крикнул Карлос. – Сопротивление бесполезно!

Усмехнувшись, Брюс не глядя ударил тростью по стене у себя за спиной – она расступилась, открывая вход в инферно. Брюс боком прыгнул в образовавшийся провал и мгновенно растворился темноте. Порыв ледяного ветра донес откуда-то издалека, снизу, раскаты его громкого хохота.

– Я вернусь! – отвратительно низким голосом крикнул он из глубины преисподней. – Вы еще пожалеете!

Оссуарий в полете совершил мертвую петлю, выхватил из рук Юли треуголку Брюса и успел нырнуть вслед за графом в черный зев туннеля прежде, чем проход закрылся и на его месте сам собой восстановился ровный монолит серого бетона.

Все произошло так потрясающе быстро, что никто не успел даже пошевелиться. Карлос подбежал к стене и изо всей силы стукнул по ней кулаком с возгласом досады. Швыров набросил Юле на плечи свою куртку, которая достала ей почти до колен. А Грызлов с тихим хлопком превратился из юноши в черного скотчтерьера. Все трое спрыгнули со сцены и медленным шагом подошли к страшно расстроенному Карлосу.

Никто из них не заметил, как баба Ванда, уже надевшая свои знаменитые синие очки, наклонилась и подобрала с помоста перстень Гиппократа…

Карлос размеренным шагом подошел к выстроившимся в шеренгу черным магам и молча, с осуждением, принялся их разглядывать. Алиса и Юля встали у него за спиной, Швыров и Серебряков расположились по левую руку Карлоса, готовые в любой момент броситься в бой. Глаза их все еще сверкали азартом схватки.

Баба Ванда подхватила Грызлова на руки и встала справа от Карлоса. Грызлов расположился у нее на локте с видом полководца, принимающего капитуляцию противника. Растерянные маги с мрачными, потемневшими лицами, не пытаясь что-либо предпринять, стояли все так же неподвижно, но от них исходила явная угроза.

– Вы сознательно нарушили предельно допустимую концентрацию инфернальных магических сил, – твердо сказал Карлос, окинув их недовольным взглядом. – Вы отдавали себе отчет в том, что нарушаете астральную конвенцию и совершаете преступление, но это не остановило вас! – Гневные слова Карлоса взметнулись вверх и отразились от высоких сводов, усиленные многократным эхом.

Маги молчали, некоторые из них опустили глаза в пол, другие с угрюмой ненавистью смотрели на победителей… Особенно один из них, колдун Волховитинов: маленький и щуплый, напоминающий ящерицу своим юрким телом и крошечными черными глазками! Он сверлил Карлоса недобрым, вызывающим взглядом, который показался испанцу знакомым. Он напряг память и узнал в этом человечке будущего похитителя Костей Рока. Так вот, значит, где их снова свела судьба! Нетрудно догадаться, что тот бежал в прошлое, чтобы не отбывать наказание в своем времени!

Карлоса захлестнула волна негодования – он медленно поднял руку над головой. На его ладони образовался светящийся оранжевый шарик, точь-в-точь миниатюрная шаровая молния. Карлос с грозным видом промедлил всего пару секунд – маги съежились и закрыли лица руками, – шаровая молния грянулась им под ноги. Шеренга магов скрылась за плотным облаком оранжевого тумана, который рассеялся уже через несколько мгновений.

Алиса и Юля одновременно выдохнули, – оказывается, секунду назад они невольно задержали дыхание, как будто находились под водой. И они, и Швыров с Серебряковым удивленно уставились на своих недавних противников. Черные маги неуловимо изменились. Если раньше в их облике было что-то пугающее и неприятное, то сейчас одухотворенные лица их засияли каким-то внутренним светом. Даже противный Волховитинов несказанно похорошел.

– Вы свободны, господа, – сказал им Карлос.

Светлые, как ангелы, маги дружно повернулись и веселой толпой направились к выходу из зала.

– Что это было? – шепотом спросила Алиса у Грызлова.

– Он преобразовал их темную сущность в светлую… – пояснил тот.

Грызлов неодобрительно покачал своей кудлатой головой и сокрушенно посмотрел на Карлоса, но больше ничего не добавил к сказанному.

– Ну, Карлос, ты и накосячил! – с осуждением сказала баба Ванда. – Ладно, поздно пить боржоми, сделанного не воротишь. Только как бы не пришлось тебе отвечать за такие фокусы перед Магическим советом.

Карлос помрачнел, но голос его, когда он отвечал ворожее, был тверд и спокоен:

– Может, и так. Но я считаю, что поступил правильно в этих обстоятельствах. Нельзя после боя оставлять за спиной целый батальон черных магов.

Алиса всей душой была на стороне Карлоса, однако в душу ее закралось неприятное предчувствие. А тут еще Юлька шепнула ей на ухо, что добром эта перековка плохих магов в хороших не кончится.

– Ладно, давайте выбираться отсюда, – положил конец дискуссии Швыров. – Что-то мы загостились в этих сталинских угодьях!