Глава двадцатая
Мы неслись к Дракону на всех парах, а за нами воздушными шариками летела наша свита, сбивая, как кегли, прохожих со своего пути. Всю дорогу я не переставала давить на психику Сосискину.
— Ну что, и теперь будешь меня считать транжиркой, а затею с некромантом и драконом идиотской?
Тяжело дыша и высунув язык, пес виновато оправдывался:
— Ну ладно, я же давно признал, что ты не безнадежна, долго еще будешь работать пилой «дружба»?
Едва влетев в загон к Дракону, я кинулась к нему и заорала:
— Дракоша, родной, планы верховной ставки изменились, нам срочно нужна твоя помощь!!!
Дракон с полуслова понял меня и, сердито выпустив струю огня, проревел:
— Посторонним покинуть подведомственную территорию и сидеть за ее пределами тихо. Чапай думу думать будет.
Всех наших сопровождающих как ветром сдуло, а я, пытаясь отдышаться, прохрипела:
— Объявляй всеобщую мобилизацию, нужны еще драконы!
Подбежавший следом Сосискин, упав на землю, простонал:
— Торговаться не будем, бери нас тепленькими, кровопийца, но помни, что мы тебе оказывали спонсорскую помощь.
Дракон ухмыльнулся и, весело подмигнув, поинтересовался:
— Что, побеседовала с главным по жмурикам и осознала по полной программе, во что ввязалась? — И невинным голосочком уточнил: — За сколько этот пассивный некрофил открыл свой рот по делу?
— Тысяча золотых, — сердито пробухтел Сосискин.
— Нормально. Я бы с вас за такую инфу содрал две штуки, и то с учетом спонсорской поддержки, — хохотнул Дракон.
От этих слов у Сосискина открылось второе дыхание, и он тут же полез в бутылку.
— Драконы хуже купцов! Те товар гноили, но цену не спускали, а вы лучше голодными будете, чем хоть копейку уступите в продаже военных тайн. Смотри, как бы ноги от своей жадности не протянул!
— Ой, кто бы говорил за жадность! А кто вчера не уступил серебрушку — и в результате контракт на поставку в армию обмундирования остался в руках у эльфов? — вспыхнуло справочное бюро в бронированной шкуре.
— Ты не путай горячее с кислым. Ушастым палец дай, так они руку оттяпают. И вообще, это было дело принципа, — тут же кинулся защищаться мой коммерсант.
— Ну-ну, а кто на той неделе… — скептически усмехаясь, снова открыл свою пасть чешуйчатый ябеда, чтобы заложить мне Сосискина.
— Хватит! — заорала я, топнув ногой. — Мне надоело слушать ваши комплименты друг другу. Если не заткнетесь, то тебя, Дракон, я лишу дармовой жрачки, а тебя, Сосискин, просто брошу тут одного вместе с твоими капиталами, и выбирайся как хочешь из этого дерьма.
Дракон и пес моментально замолчали, зная мой нрав, а кое-кто и тяжелую руку. Играть с судьбой в орлянку им явно не улыбалось.
— Значит, так… — расхаживая перед их застывшими фигурами, начали мои навыки по играм в «стратегии» и «стрелялки». — Дракон, сколько тут боеспособных драконов и как долго лететь до Цитадели?
— Шестьсот двадцать восемь, не считая резервистов из стариков и детей, и пять дней и шесть ночей полета, — отрапортовал он в ответ.
— Прям как путевку в Египет продает, — съехидничал пес.
— Лишаешься своего барыша от доходов с моих парикмахерских и магазинов, а еще слово — выкину, как паршивого котенка, из доли в общепите, — моментально отреагировали мои диктаторские замашки.
Пока умник переваривал информацию и считал свои убытки, я спокойно продолжила:
— Отлично. — Покачиваясь с пятки на носок и произведя кое-какие подсчеты в голове, мое маршальство начало отдавать распоряжения: — Мне нужно, чтобы в воздухе нас страховало как минимум двенадцать драконов. Еще двадцать четыре будут нас охранять на ночевках, еще двенадцать будут на всякий случай в арьергарде. Плюс еще двенадцать которые станут нашей группой прикрытия на следующий день. Итого, мне требуется шестьдесят драконов на каждый день и ночь.
Если раньше мои слушатели были неподвижны, то после этих слов они просто превратились в тяжело дышащие статуи, причем Сосискин явно начал подумывать о кардиологе. Но я, видать, оседлала Буцефала и неслась вскачь:
— Драконы должны быть каждый день в форме. Следовательно, мне нужно, чтобы на следующий день нас сопровождали в полете и на привале отдохнувшие, сытые бойцы. Мысль ясна? — Дождавшись кивка обалдевшего Дракона, я продолжила: — Таким образом, ты, Дракон, обеспечишь нас живой силой, которая будет меняться каждый день. Расчеты произведешь сам, для меня два плюс два — высшая математика.
После этих слов я, щелкнув каблуками и выпятив грудь, звонко выкрикнула:
— Приказываю, чтобы на всем нашем пути, на всех местах ночевок, которые ты выберешь сам, нас ждал укрепленный лагерь и готовые умереть за меня и Сосискина бойцы. Поэтому обойдемся только добровольцами, никаких резервистов не привлекать.
Дракон настороженно молчал, видимо приняв меня за буйнопомешанную. Чтобы выбить из его головы всяческое сомнение на тему вменяемости, я отчеканила:
— Еда за наш счет, услуги оплачиваются по пятьсот золотых в день каждому, семьи погибших будут обеспечены пожизненной пенсией в размере две тысячи золотых, ветеранам похода назначается содержание в размере тысячи золотых, а инвалидам — три тысячи, и все это выплачивается ежемесячно. — На мгновение задумавшись, я сделала глубокий вдох, как перед прыжком в воду, и, боясь, что передумаю, выдала: — За содействие по доставке нас в штаб противника отдаю вам принадлежащий нам Цветной мир, в котором нет драконов.
После этих слов Дракон начал закатывать глаза, но моя благотворительность сегодня была в ударе, и ей был нужен адекватный слушатель, поэтому я похлеще командира на плацу рыкнула:
— Оставить обморок и внимать дальше!.. В этом мире нет разумных существ, вы станете первыми, у кого будет полноценный мозг, и только от вас зависит, во что превратится Цветной. Никакие боги и демиурги не будут вмешиваться в ваши дела. Мне все равно, что вы там будете делать: заниматься сельским хозяйством, мастерить сувениры из ракушек, учить макак разговаривать, устроите курорт с луна-парком или публичный дом на общественных началах — дело ваше. Хотите, оставайтесь здесь, а новую родину сдавайте в аренду. Все, что бы вы ни делали, в том случае, если это в пределах разумного, найдет нашу финансовую и иную поддержку, включая освобождение от налогов на пятьдесят лет. — И, вытерев пот со лба, в абсолютной тишине резюмировала: — Но это если я останусь жива. Если же нет, то выкручивайтесь сами. В любом случае деньги и мир вы получаете немедленно. — Затем, переведя дух, я скомандовала: — На подготовку к операции даю три дня.
Дракон восторженно заревел и взмыл в небо, где начал показывать фигуры высшего пилотажа, а оставшийся на бренной земле Сосискин впал в прострацию. Когда он вернулся из внезапных каникул, я наклонилась и, взяв в кулак его холку, как наш шеф на собрании, начала монотонно перечислять, что ему предстоит сделать на пути к успеху нашего дела:
— Ты, не знаю, из каких секретных фондов, неприкосновенных запасов или личной заначки, выдашь сейчас Дракону деньги на наемников и провиант и распорядишься, чтоб твой банк выплачивал все, что я сейчас пообещала.
В глазах пса не было искры жизни, и чтоб его реанимировать, я встряхнула его и проорала в самое ухо:
— Давай шевели поршнями, отдавай распоряжения Эдику по передаче мира.
— Разорила, социал-дерьмократка окаянная, на голодную старость и скитания обрекла! Что же, люди добрые, на свете-то происходит? — свесив уши до самой земли, убито запричитал сгорбившийся раскулаченный. И, едва передвигая лапами, пошуршал к Попандопуле.
А я закурила и, выпустив дым, стала любоваться на летающего под светом едва зарождающихся в небе трех лун дракона. Кто-то может подумать, что я погорячилась. Но что дороже: жизнь или какой-то мирок? И повторюсь: за все в этой жизни надо платить. Дураков, готовых умереть за идею или за три копейки в моей жизни не встречалось. Тут я подряжаю драконов на смерть, и никакие деньги не смогут вернуть погибших к жизни. За их гибель я даю возможность их родным начать жизнь в новом мире. Пусть слабая, но все же компенсация, и, надеюсь, где-нибудь мне это зачтется.
Дракон закончил танцевать в воздухе лезгинку, красиво спланировав, опустился на землю, поклонился и сказал:
— От имени всех драконов Лабулэлирт Диравриникэ благодарю тебя, Дарья, за наш новый дом. — И, гордо подняв голову, торжественно протрубил: — От имени владыки драконов и от лица моих сородичей из всех миров я награждаю тебя высшей наградой драконьего племени!
И тут с Драконом произошла метаморфоза: он стал еще больше и из черного превратился в алого с короной из живого огня на голове.
«Вот это цацки-пецки», — присвистнуло мое восхищение.
«Тихо ты. Девочка всегда знала, с кем общаться и кому что дарить», — зашикал на нее мозг.
«Да заткнитесь вы оба, дайте полюбоваться спокойно, как ей орден вручать будут», — подала голос гордость.
А я в полном обалдении пялилась на Дракона и не сразу поняла, что он просит меня оголить плечо с вытатуированным драконом. Непослушными пальцами я приспустила рукав и подняла испуганные глазенки на возвышавшегося передо мной исполина, понимая, что простым вручением грамоты с пожатием руки дело не обойдется. И как в шпаргалку подсмотрела. Он дохнул на меня огнем, и плечо обожгла невыносимая боль. Мне казалось, что я заживо горю и эта пытка длится целую вечность, из глаз ручьем полились слезы, а рот наполнился кровью от прокушенной губы. Я выла волчицей и материла Дракона, демиургов, себя и всех на свете, мечтая провалиться в беспамятство. Не знаю, сколько это все продолжалось, только, когда все закончилось, я рухнула на колени и, глядя на свое плечо, прохрипела:
— Ни хрена себе, медалька за щедрость!
Вместо привычной татушки размером с сигаретную пачку от запястья и почти до самой шеи переливался рисунок, состоящий из множества драконов, но только вместо туши он был сделан из камней, и они вовсе не были стразами. Выплюнув кровь и утершись рукавом платья, я подпрыгнула, как дикая кошка, и заорала:
— Ты охренел?! Ты что, резиновое изделие номер два, не мог ничего попроще придумать? Ты что, в натуре, король всех идиотов? — Дракон начал пятиться, я блохой скакала возле него и верещала как резаная: — Что это за хрень такая у меня на теле? Ты, ты… чем ты думал, когда решил меня так наградить?! Мне что, теперь в Форт-Ноксе жить с таким алмазным фондом на руке?! Твою мать, даже папа римский не устоит перед желанием отпилить мне руку при виде этого Эльдорадо!!!
— Успокойся, — в примирительном жесте поднял лапы хреновый благодетель. — Никто, кроме тебя и драконов, не увидит этот знак. Для всех остальных это просто обычная татуировка. — И поспешил уверить, пока я не перегрызла ему горло: — В каком бы мире ты ни была, если попадешь в беду, драконы узнают об этом, придут к тебе на помощь и никто не потребует за это плату.
— Уф, успокоил, а то перспектива стать, в лучшем случае, одноруким бандитом, а в худшем — кормом для червей мало способствует спокойной жизни, — проворчала моя осторожность. — А просто там кинжальчик очередной или колечко вручить нельзя было? Обязательно так мучить? И вообще, чем это я заслужила такую честь? Тем, что обеспечила большинство из вас регулярными приемами пищи? Или тем, что даровала вам землю обетованную?
Дракон принял свой обычный вид и, подойдя ко мне, спокойно ответил:
— Об этом мы поговорим как-нибудь в другой раз, а сейчас тебе пора поработать санитаркой. — Косясь на еле передвигающегося на брюхе Сосискина, гад ползучий начал уходить от ответа: — А мне надо начать составлять списки личного состава, поработать интендантом и принести согражданам благую весть.
После этих слов он фактически вытолкал нас взашей и в сопровождении обалдевшего от всего произошедшего Попандопулы удалился. Сосискин не подавал признаков жизни, я подхватила его на руки и, сопя, потопала до дома до хаты. Через пару кварталов пес отмер и начал возбухать:
— Что, обязательно было мирами на ветер швыряться? Деньги, черт с ними, наживем. Но вот как ты про Цветной мир пронюхала? Я же тебе о нем не говорил, хотел сюрприз сделать, готовил нам с тобой дом престарелых, куда мы переселимся, когда отойдем от дел. Ну на хрена им целый мир? Они же все там сожрут и загадят. Чем они там торговать будут? Драконьим навозом? А главное — с кем?
— Аха, — улыбнулась я и, щелкнув пса по носу, назидательно изрекла: — Не надо, дорогой мой нечистоплотный партнер, считать себя умным, а всех остальных держать за идиотов. — И, ласково потрепав его по голове, проинформировала о проколе: — Ты хоть теперь сам ведешь деловые переговоры с Эдиком, но все бумаги мы подписываем вдвоем, вернее, я ставлю подпись, а ты прикладываешь свою лапу. И сколько бы ты мне их на подпись ни подсовывал, я все равно читаю каждую.
Убедившись в том, что Сосискин проглотил свой язык, я рубанула сплеча:
— За жалкие полпроцента Эдик мне докладывает обо всех ваших с ним махинациях и дает подробный отчет по каждой сделке. А что касается Цветного… Неужели ты думаешь, он мне не сообщил, что его так называют не за цветочки, которые там произрастают, а за камешки и полезные металлы, которые валяются практически под ногами? — Пес дернулся открыть пасть, но я ее захлопнула рукой и, придерживая фонтан красноречия в заткнутом состоянии, полоснула как бритвой: — Пока ты не начал сокрушаться о моем дилетантстве в финансовых вопросах, сообщаю, что я специально отдала этот Клондайк драконам. Мы бы разорились на его охране от желающих поковыряться с кайлом на нашей территории. Я пообещала им любую помощь, а это значит, что мы поможем и добывать, и реализовывать эти самые камешки и минералы, а также обеспечим приток туда гастарбайтеров из других миров, потому что у драконов лапы под решето старателя не заточены, да и поднимать целину и развивать скотоводство им кто-то должен помогать.
Пес возмущенно мычал, рука затекла, в горле пересохло, и я, убрав импровизированный намордник, подвела итог дискуссии:
— Можешь связаться с Эдиком, все выкладки, сделанные мной по Цветному, должны быть готовы.
Пока Сосискин телепатическим путем общался с нашим экономическим советником, я молча шла и любовалась делами своих рук и лап моего неугомонного друга.
За те пару месяцев, что мы тут находились, Столица разительно изменилась. Вместо грязных кабаков кругом широко распахнули двери приличные рестораны, куда можно было прийти всей семьей и не бояться, что тебе перережут глотку. Призывно покачивались на ветру вывески казино, приглашая оставить свои капиталы за их зелеными столами в приятной атмосфере. Из всех улочек тек поток нарядно одетой молодежи и исчезал в дверях многочисленных ночных клубов, из окон которых уже доносились звуки музыки. Я, может, и лишила доброй половины заработка свах, но зато тинейджеры и те, кто постарше, теперь имели больше возможностей выйти замуж или жениться по любви, а не по велению родителей. Да и теперь всем было где покрасоваться в обновках и потратить деньги.
Несмотря на глубокий вечер, магазины и салоны красоты не спешили закрываться. Из маленьких кафешек, до недавних пор ориентированных на богатых и от этого находившихся в плачевном состоянии, раздавался радостный детский смех и добродушное ворчание матерей: «Вот опять перемазался мороженым как гоблин». Да, я ориентировалась на средний класс, мне хотелось, чтоб любая семья могла прийти пообедать или поужинать в любое заведение и не считать это праздником. При этом я не забывала и об аристократах. Для сливок общества появились закрытые клубы, фешенебельные рестораны, ночные показы мод и многое, многое другое. Еще помня наши с Сосискиным мытарства, связанные с покупкой совершенно ненужного нам дома, мы скупили ряд зданий и переделали их под комфортабельное жилье с апартаментами на любой вкус и кошелек, а на окраинах спешно возводились коттеджи на несколько квартир.
Благодаря стараниям знатока оптовой и розничной торговли, везде колыхались перетяжки о распродажах, скидках, сновали специально оборудованные кареты инкассаторов, торопящихся сдать деньги в банк. На улицах ходили люди-бутерброды и приглашали в стоковые магазины и в секонд-хенды. Богатые дамочки очень охотно продавали свои старые наряды, половину из которых перешивали крысюки, а мы сдавали их в магазины эльфов, другая же половина продавалась как комиссионный товар. Да много чего было сделано для народа. Может быть, я не войду в их историю как победительница Темного лорда, но и не стану еще одной безымянной Избранной, потому что такие перемены будут у всех прочно связаны с моим именем. И в сущности мне плевать, будут ли меня вспоминать как Дарию или как ларду Наследницу.
От этих в чем-то невеселых мыслей меня отвлек раздавшийся сзади голос:
— Здравствуй, Избранная.
Выпустив пса из рук, я резко повернулась, и мой взгляд уперся в императора, заочно знакомого мне по многочисленным портретам. Из-за спины монарха выглядывал Сивка.
— Ну вот ты какой, северный олень, — отрешенным от всего земного голосом вяло промолвил поднимающийся с земли Сосискин.
Но тут, видимо, до его носа долетел запах амбре, всегда сопровождающий единорога. Пес пулей взвился и, вложив всю душу в призыв: — Колись, гнида, за сколько литров ты нас продал? — вцепился зубами в задницу Сивки.
Если бы не давивший мне на психику император, который сверлил меня взором похлеще, чем следак на допросе, я бы от души посмеялась над попытками нашего старого знакомого сбросить с себя вгрызающегося в его плоть агрессора. А так мне пришлось делать невинное лицо, по-щенячьи преданно смотреть в венценосные очи и делать вид, что я буквально задыхаюсь от восторга.
«Жаль, что нельзя притвориться, типа я не я и рожа не моя», — разочарованно вздохнуло чутье на неприятности.
«Угу, и под дуру не прошарить, этот конек-горбунок уже все, поди, растрепал», — согласилась с ним моя досада.
Руки самопроизвольно сжались в кулаки. Кто бы только знал, как мне хотелось подойти и свернуть Сивке и императору шеи. Первому — за наводку, второму — за то, что нарисовался не к месту. Но я приторно улыбнулась и, присев в реверансе, выдавила:
— Здравствуйте, император.
«Дура, ой дура, ты хоть бы узнала, как к нему принято обращаться. Отрубят тебе голову за непочтение, будешь тогда этикет учить», — всплеснуло руками воспитание.
«Если мне голову отрубят, то не придется зубрить, как ему задницу лизать согласно правилам. Отвали, мне не до приседаний в его честь как-то было», — огрызнулась я в ответ и выжидательно уставилась на владетеля Светлой империи.
— Что же вы, Избранная, или, как вас теперь все называют, ларда Наследница, все по балам моих подданных вытанцовываете, а ко мне на огонек даже не заглянули? — сладко пропела коронованная сволочь.
Я все же решилась попробовать прокатить на шару:
— Ой, ну что вы, сиятельный вы мой, как можно отвлекать вас от дел империи, уж прям и неловко, право, доводить вас до головной боли бабской трескотней.
Император вмиг посуровел и, слегка дергая глазом, отдал распоряжение:
— Уберите своего зверя от друга империи, и прошу вас следовать за мной. — И, не оборачиваясь посмотреть, иду я за ним или нет, он направился к стоявшей неподалеку роскошной карете с гербом.
Я выругалась, подошла к беснующемуся Сивке, молча оторвала от него висевшего клещом пса и на негнущихся ногах проследовала к «воронку».
— Мы же тебе доверились, а ты… что б тебе, уроду моральному, твой рог обломали, — крикнул на прощанье пес, а единорог дернулся, как от удара.
Я даже не посмотрела в сторону Сивки. В тот момент, когда я его увидела, он просто перестал для меня существовать. Сунувшихся было за мной охранников я остановила движением руки и еле слышно прошептала:
— Если не вернусь через два дня, сообщите об этом правителю и Дракону, а пока никому ни слова. Узнаю, что кто-то проболтался, лично продам на опыты колдунам. — И вприпрыжку побежала за удаляющейся императорской спиной.
Всю дорогу император молчал, глядя мимо нас. Мы же с псом ощущали себя пойманными в мышеловку, боялись даже пикнуть, поэтому вместо слов приходилось друг другу семафорить через подмигивания и переглядывания. Въехав в ворота замка, император, не меняя выражения лица, обронил:
— Вы напрасно так думаете о Сфэвертаиле, он очень волновался за вас, тем более когда узнал, что вы связались с дроу.
— Связывают преступников, а с дроу мы сотрудничали, и вообще благими намерениями вымощена дорога в ад, — выстрелил в ответ Сосискин, а я кивком подтвердила, что полностью его поддерживаю и считаю Сивку Иудой.
Мне плевать, чем он там руководствовался, для меня он ренегат, а их я не прощаю, потому что, кто предал раз, предаст и второй.
— Надеюсь, вы еще измените свое мнение о нем, — неодобрительно покачав головой, печально вздохнул император и начал вылезать из кареты.
Нам ничего не оставалось, как последовать его примеру. Едва мы оказались на земле, как попали в кольцо охранников, и нам пришлось проследовать в этом окружении в распахнутые ворота жилища внезапно исчезнувшего монарха.
— Обложили, гниды казематные… Носом чую, живыми отсюда не выйдем, — заскулил перетрусивший пес, а я, отчаянно бравируя, кинулась его успокаивать:
— Не мандражируй, что нам этот Бова-королевич после разноса мамы, когда мы с тобой ушли гулять и зависли у хозяев твоей бульдожки на два дня пиво пить, так, фигня исподногтевая!
Нас привели в небольшую комнату и оставили в одиночестве. Я обессиленно села на один из стоявших стульев и тоскливым взглядом обвела нашу камеру. Хоть на окнах и не было решеток и уютное помещение находилось не в сыром подвале, а в башне, но прыжок с такой высоты был чреват многочисленными переломами и ушибами. Ни одного из моих кинжалов при себе не было, так что делать подкоп, как граф Монте-Кристо, было нечем и, главное, некуда. А от подарка владыки пользы было примерно столько же, сколько от дырки от бублика. Оставалось только ждать прихода конвоиров, чтобы узнать, зачем нас сюда притащили, и уговаривать пса не поднимать лапу на каждый предмет обстановки. Нервы у моего друга совсем расшатались, он так и норовил окропить всю находившуюся в комнате мебель.
Слегка успокоившись, я разглядела в углу манекен с платьем, которое я планировала надеть завтра на бал у одной важной шишки, обещавшей мне помощь в открытии стриптиз-бара. Только вот у платья была открытая спина, и к нему полагалась накидка, но ее почему-то забыли прихватить. К моей радости, за манекеном обнаружился туалетный столик, укомплектованный моей шкатулкой с драгоценностями и косметичкой размером с хороший мешок. Видимо, ее собирал невежда и по причине некомпетентности сгреб в нее все, что находилось в баночках, включая воск для эпиляции.
— Ого, Дашка, нас позвали на прием в верха, — увидев в моих руках наряд, моментом оживился пес. — Хотели бы посадить или казнить, то робу арестантскую предложили бы.
— Могли бы прислать приглашение, а не хватать нас на улице, как террористов, и не рыться в моих вещах, — держа платье на вытянутых руках, скорчилась в муках моя брезгливость.
— Давай не кочевряжься, как девица на выданье, не будем заставлять людей нас ждать, — начал поторапливать меня вернувший бодрое расположение духа почти что никогда не унывающий пес.
Под его крики типа: «Кто тебя там увидит. Давай уже быстрей накладывай штукатурку!», «Что ты присоски свои мажешь? Все равно, поди, придется монаршую руку лобызать!» — я быстро закончила переодеваться и наводить красоту. Требовалось срочно посмотреть на себя со стороны. Женщина я или нет? Но мужики во всех мирах одинаковы, о вещах и косметике позаботились, а о самом главном враге женщины — нет. На мое счастье, в пудренице не разбилось зеркало, а то нарисовала бы себе глаза в районе подбородка. Закончив посылать проклятия на голову идиота, не додумывавшегося снабдить меня трюмо, я, вертясь из стороны в сторону, спросила:
— Ну как? — И замерла в ожидании модного приговора.
— Как капуста, — убийственно честно ответил пес.
— Что, так платье полнит? — не на шутку переполошилась борьба с лишним весом.
— Не-а, — хихикая, отозвался пес. — Ты лысая, а платье внизу пышное, вот твоя головенка и торчит, как кочан.
На его собачье счастье, за нами пришли стражники, в противном случае я попортила бы ему шкуру своими чудесными ногтями.
Перед огромными дверьми конвоиры перестроились из кольца в почетный караул и, пропуская нас вперед, остановились. Двери распахнулись, и чей-то голос оглушительно возвестил:
— Ларды-маги и ларды-волшебники, глава Ковена, прошу встать и поприветствовать Избранную и ее священного зверя!
«Пипец», — прокомментировала моя трусость.
«Попали, как хрен в рукомойник», — согласилась с ней душа и ушла в пятки.
Сосискин попытался в очередной раз симулировать сердечный приступ, но я дала ему несильного пинка и первым отправила в клетку ко львам. Решительно шагнув следом за проехавшим по полу на заднице псом, я вошла в огромный зал. Увидев в самом его конце возвышение, на котором стояли трон с сидящим на нем императором и одно пустое кресло, бодренько потрусила навстречу проблемам, надеясь, что это пустующее место не окажется электрическим стулом. Я проходила между стоящими столбами волшебниками в дурацких шляпах, спинным мозгом ощущая их взгляды, буравившие меня, и думала: «Униформа у них, что ли, у всех такая по части головных уборов?» А вообще они мне здорово напоминали бояр в соболиных шапках из фильма про Ивана Васильевича, только те были смешные, а эти персонажи напоминали мне больше упырей да вурдалаков во главе с Вием, стоявшим по правую руку от единственного сидевшего в зале. Мне оставалось дойти до цели несколько метров, как, наступив на подол, моя неуклюжесть споткнулась, попыталась сохранить равновесие, но… нога предательски поехала по скользкому паркету и я с размаху грохнулась всем прикладом. Ко мне тут же подлетели император и глава Ковена и начали бестолково суетиться, помогая встать. Я проигнорировала их помощь, начала самостоятельно подниматься, поглаживая ушибленный бок и сердито ворча:
— Вы еще бы масло подсолнечное здесь разлили, Аннушки недоделанные.
Сосискин, глядя, как я, сменив гнев на милость, вцепилась в локоть императора и заковыляла к креслу, ехидно прокомментировал:
— Ну что, мать, закончим тут, и дома рванешь записываться на передачу «Коровы на льду»?
— Всенепременно, сразу после того, как ты выступишь в программе «Цирк с живодерами», — отбила подачу моя находчивость.
Устроив меня в кресле со всеми удобствами, император дал остальным знак садиться, и «к микрофону» вышел глава Ковена. Ну не к микрофону, конечно, а просто к народу. Не суть. Он начал с выражений радости от столь долгожданной встречи с очередной идиоткой, затем стал кидаться проклятьями в адрес Темного и разбрасываться обещаниями типа: «Поможем чем можем, только много не проси, сами последний хрен без соли доедаем». Проще говоря, его выступление походило то ли на митинг обманутых вкладчиков, то ли на выступление большевистского агитатора, призывающего пойти громить Зимний дворец. Подчиненные его поддерживали радостным гулом и сотрясали воздух кулачками. Под этот пафос я сидела и гадала, чего мне хочется больше — убить главу Ковена, кильки в томатном соусе или бутерброда с ливерной колбасой. Наконец оратор, патетически воздев руки, провыл:
— Чем мы можем помочь тебе, Избранная, в борьбе с Темным лордом?
Я неторопливо почесала нос, лениво окинула его лоснящуюся сальцем тушку и раздельно произнесла:
— Ни-чем! — И, глядя в его выкатившиеся, как гаубицы, катафоты, поправила себя: — Вернее, не мешайтесь у меня под ногами, не давайте мне своих бесполезных советов, не всучивайте очередных помощников и не пытайтесь навесить на меня три тонны ваших бесполезных амулетов. Мне это нужно, как пьянице сухой закон.
Сосискин не мог промолчать и внес свою лепту:
— Вы могли бы помочь нам материально, но я слишком благороден, чтобы отбирать последнюю серебрушку у немощных стариков.
Какой там поднялся вой! Куда там стае голодных шакалов. Эти шарлатаны и прочие вступившие в их ряды дармоеды вопили похлеще чем арабы-христиане в храме Гроба Господня на Пасху, а глава Ковена своим визгом легко мог перекрыть звуки самой громкой сигнализации. Когда они оторались, я, ковыряя в ухе мизинцем, на всякий случай уточнила:
— Закончили глотки драть, склеротики в маразме?
Видимо, склерозом и маразмом тут все же страдали — вся эта орава попыталась начать разрушать мне мозг по новой, теперь уже открещиваясь от этих старческих недугов. Но я предостерегающим жестом остановила вторую волну возмущения и, дождавшись полной тишины, стала негромко говорить:
— Вы — сборище старых, никчемных придурков. То, что вы тут называете великим волшебством, у нас дети в школе проходят. Что вы сделали такого выдающегося за последнее время? Увеличили надои, взрастили новый цветочек, изобрели очередное средство от поноса?
Какой-то старик вскочил и петушась выкрикнул:
— Да, я и мои помощники с помощью заклинания вывели новый сорт роз. Даже гномы признают, что в этот раз мы их обставили.
Я мысленно извинилась перед его сединами и проорала в ответ:
— Это, козел старый, называется селекция. Ни хрена ты не вывел. Ты чирьи у себя на заднице вывести не можешь, вот и вскакиваешь и перебиваешь людей.
— Жги, Дашка, раздави их, как клопов, — благословил меня на ратный подвиг верный оруженосец.
Я невзирая на боль в ноге вскочила на кресло и пошла резать правду-матку:
— Ты, — ткнула я в красного, как помидор, Мичурина-недоучку, — ты кем, старый хрыч, себя возомнил, творцом живого? — Не дожидаясь ответа, я, выпятив нижнюю челюсть, мрачно обвела взглядом притихший курятник и продолжила их костерить: — Вы ничего не можете создавать, даже боги не могут этого делать, потому что это право демиургов. Вы в силах только помогать богам хранить то, что было создано другими. Но вы настолько закоснели в своей светлости, что перестали понимать, что происходит. — Скажи мне, главный волшебник, сколько заклинаний против Темного лорда вы создали?! — повернувшись к главе Ковена, потребовал ответа мой гнев. — Молчишь? А я тебе отвечу: нисколько!!!
— Но, но это против природы светлых сил! — начал он жалко оправдываться, тряся всеми своими подбородками.
Но я была безжалостна и ударяла по нему, как повышающиеся тарифы на ЖКХ по кошелькам пенсионеров.
— Очнись, дебил. Идет война. Хоть сейчас сам себе признайся, что у вас нет сил тягаться с Темным лордом и его приспешниками, закончи уже посылать людей на бойню и втюхивать Избранным ваши ни на что не годные волшебные побрякушки. Пойми ты наконец, что Избранная — это всего лишь оружие против Темного лорда и даже если она его убьет, то в одиночку она не сможет победить всю нечисть и нежить, приструнить некромантов и прочих распоясавшихся дегенератов. Это уже ваша забота, светлые волшебники, остановить их полчища.
Пока я переводила дух, слово взял мой заместитель.
— Вы что думали, Избранная и ее зверь по жизни вас от всех напастей будут охранять и за вас положат всю Темную империю, а вы в это время плюшками баловаться будете? — И пока вся это стая галок снова не кинулась нас клевать, выбил почву у них из-под ног: — Значит, так, энурезники и подагрики, начинайте ковать магическое оружие или создавать убойные заклинания. У вас по тысяче голодных тварей на рыло в перспективе, а вы все гербарии собираете да о высоких материях рассуждаете и ждете, когда же кто-то за вас завалит Темного козла. — И, пробравшись поближе к императору, заорал: — А ну, взяли руки в ноги и быстро по своим углам и щелям! И чтоб завтра к вечеру каждый из вас принес мне по три готовых и боеспособных заклинания против нечисти, а глава Ковена — пять. А кто не принесет, тому я лично отгрызу гычу.
Эта стая гиен, услышав, что им будут что-то отгрызать, так быстро кинулась на выход, что образовалась давка. А я с отвращением смотрела на толпу бесполезных людей, напомнивших мне копошащихся опарышей, и думала: как же все заблуждаются, представляя волшебников мудрыми Гудвинами, совершенно не подозревая, что они по натуре Страшилы Великолепные.
От раздумий меня отвлек дребезжащий старушечий голосок какого-то божьего одуванчика, которого чудом не затоптало стадо озверевших от страха слонов.
— Как же ты, девочка, будешь с Темным лордом воевать? У тебя же никакой магии нет, зверь твой не особо большой. Кто же тебе поможет?
— Не беспокойся, бабуля, у нас есть мозги. Вот с их помощью мы и одолеем супостата! — ответил за меня мой ученый секретарь.