Глава восемнадцатая
В кои-то веки источники не соврали. Переливающийся металлическим блеском, как антрацит, дракон был поистине прекрасен. Его размеры значительно превосходили мои ожидания и заставляли меркнуть все лысые кости ископаемых ящеров, пылящиеся в палеонтологических музеях. Но вот фраза, произнесенная им при нашем появлении, вдребезги разбила представление о величии и мудрости драконов:
— Чего приперлись, фуфельники позорные? Никак совесть проснулась и вы мне бабла за причиненный моральный вред притаранили? — проревел сильно откормленный керогаз и вперил в нас пылающий гневом глаз размером с канализационный люк.
От удивления сев на пятую точку, я стала лихорадочно вспоминать, когда это мы успели дракону соли под хвост насыпать. Так вроде бы до сего момента я про эту братию только в книжках читала. Да, еще на картинках рассматривала и на экране любовалась. Сосискин же по своей родословной может отследить родоначальника такс. Так что среди наших знакомых и родственников драконов точно нет, ну не считая завхоза на работе, тот точно плюется пламенем, как дракон, когда у него пачку бумаги попросишь или скажешь, что женский туалет опять засорился. На Лaбуде перед тюнингованными белками-летягами еще отметиться не успела… Так с какого тогда перепугу эта ящерица смотрит на меня так, как будто я причастна к взрывам 11 сентября в Нью-Йорке?!
— Дашка, я, кажется, знаю этого дракона, — подполз дрожащий, как пациент с флюсом возле кабинета зубного, Сосискин.
Как бы я ни была обескуражена таким «теплым» приемом, но все же нашла в себе силы поинтересоваться:
— А с каких это пор у тебя в кентах драконы ходят? Или я чего-то не знаю?
Пес подполз еще ближе и жарко зашептал:
— Это тот дракон, которому ты на лапу наблевала!
Я вспыхнула как спичка, вспомнив минуты позора, но краснеть одной мне жутко не хотелось, и тут же в отместку припомнила Сосискину эпизод из его биографии.
— Я хоть тому пещерному жителю педикюр да прикроватный коврик испортила, а ты, пользуясь случаем, золотишко скоммуниздил.
— Не скоммуниздил, а взял на память как сувенир. Ты тоже частенько из гостиниц полотенца и тапочки прихватываешь как напоминание об отпуске, — подкинул дровишек в костер моего стыда мистер Тащу все, что плохо лежит.
Не желая верить, что дракон — именно мой терпила, как все виноватые, я стала уповать на чудо.
— Может ты, кристально честный мой, ошибаешься? Тот вроде в горах проживал, а этот вон в загоне для крупного рогатого скота пасется, — покосилась я на изгородь, за которой выпускала пар из ноздрей горящая жаждой убийства летающая зажигалка.
— Чтоб мне век колбасы не есть, если это не он. Мне его взгляд, когда он увидел, как я монетку за щеку прячу, в страшных снах до сих пор видится.
В подтверждение слов Сосискина дракон выпустил струю пламени и проревел:
— В пещере я живу, а тут работаю, а за крупную рогатую скотину и арию «Рыголетто», исполненную на мою лапу, ты, шмара привокзальная, ответишь и сявка твоя — за крысятничество у академика на хазе!
Приплыли, вот чего нам не хватало для полного счастья, так дракона, судя по базару, лет так сто оттоптавшего на зоне. Но от страха в голове все перепуталась, и вместо извинений я набычилась, сдвинула на лоб воображаемую кепку и, как самый отпетый гопник, поперла:
— Ты, бацильный, вольтанулся, в натуре? Ты че, барыга конченая, своих не узнаешь? Да я ложкой Беломорканал копала, да у меня только по малолетке три ходки по мокрухе, да мы с корешем только вчера от хозяина подорвались, а ты нам чужой косяк шьешь?
«Слышали бы тебя твои родители и интеллигентнейшие люди: дедушка-историк и бабушка — преподаватель музыки», — запричитало хорошее воспитание, видя, как дракон начинает пятиться.
«Отвали, не до нравоучений сейчас, она в другую бабушку пошла», — рявкнула на него моя безбашенность.
А я, приблизившись вплотную к пышущей жаром туше, «сделав козу», заорала не хуже Витаса:
— Ты че за беспредел творишь, в натуре, морда ментовская?
Раздался грохот, и теперь уже дракон плюхнулся на мадам сижу, а из-за меня выскочил Сосискин и как коршун кинулся добивать несчастную рептилию.
— Ты кого сявкой обозвал?! Да меня воры в законе еще до первой щенячьей прививки короновали. Да у меня все пузо в куполах! Да мы тебя расческой распишем под хохлому за такие предъявы дешевые!
Дракон повалился на спину и оглушительно заржал. От хохота из его глаз потекли слезы, которые он кинулся вытирать кончиком хвоста, приговаривая:
— Да, повезло Лабулэлирт Диравриникэ с такой Избранной и ее священным животным. Такой авторитет, как Темный лорд, просто мальчик-мажор.
— Дашка, я не понял, он что, в курсе, кто мы? — озадачился Сосискин, глядя на катающегося дракона.
— По ходу пьесы, да. И скажу тебе больше: этого крокодила Гену развести, как Чебурашку, у нас вряд ли получиться, — констатировало мое дурное предчувствие.
Осталось только выяснить, откуда эта заготовка для чемоданов так поднаторела в блатном жаргоне и не путает ли он нас с кем-то другим.
— Уважаемый! — Как только дракон перестал закатываться, как шар в лузу, полезла я с расспросами: — Вы на каком лесоповале такие университеты прошли? И протрите парадный монокль: вы нас ни с кем не путаете?
Дракон противно заржал и просветил:
— Отвечаю по пунктам. На вашей фене я научился ботать после посещения родины предков по турпутевке. И вас я сразу срисовал. Ну а раз тут появились те, кого я видел в компании демиургов этого мира, значит, ко мне пожаловали Избранная и ее зверь, другие иномиряне тут не шастают. — И, кривляясь, как мартышка в зоопарке, дурашливо пропел: — Что, дурочка, приключений захотелось, нервишки себе пощекотать решила, адреналина в жизни не хватает? — А потом, склонив голову, с подколкой так продолжил: — Или ты, вся из себя идейно-партийная, пришла сразиться за правое дело?
— Если бы я хотела нервишки себе пощекотать, то пошла бы в пятницу ночью через сквер без фонарей в магазин за пивом. Это только в сказках дурочки за идею бегают, а суровые российские попаданки исключительно за деньги и за мир во всем мире борются, — моментом отмела инсинуации моя любовь к денежным знакам.
— Кто не понял, перевожу: денег мы хотели по-быстрому срубить, — влез осмелевший Сосискин.
Я вжала голову в плечи, ожидая неминуемой кончины. Пес только что нарушил запрет демиургов на распространение информации о нашем договоре. Видимо, они в этот момент были заняты или Сосискин не полностью нас сдал, потому что мы с ним остались стоять на месте.
— Денег? — сразу посерьезнел дракон. — Моя почуха и респект. Деньги я и сам не прочь заработать, желательно особо не напрягаясь.
Мы с Сосискиным переглянулись. Если товарищ заговорил серьезно за деньги, то быстрой победы над его жлобской натурой не жди — не на пустом же месте возникли рассказы об их сокровищах и жадности до золота с каменьями. С такими товарищами сразу финансовые вопросы не принято обсуждать, тут надо издалека заходить, да и жутко мне интересно, кто такой умный нашелся, что на матушку-Землю туры для драконов устраивает.
— Э-э-э… послушайте, уважаемый, может, мы познакомимся и вы нам расскажете про визиты на родину предков и кто у вас в пращурах числится? — вылезли на авансцену мои хорошие манеры.
— Я все про вас знаю. Ты, Дарья Петровна, все равно не запомнишь мое имя и переиначишь его на обидный лад, так что давай ты будешь меня называть Дракон. Обойдемся без глупых вопросов. Я сам вам расскажу, что сочту возможным рассказать бесплатно.
На счастье всем нам, ныне живущим, в группе студентов-неудачников, создававших дипломный проект, который мы сейчас называем Земля, была одна талантливая девушка. Если бы не она, то вместо нашей пока еще цветущей планеты в лучшем случае крутился бы осколок астероида. Именно эта девушка придумала динозавров, тираннозавров, бронтозавров и прочих веселых «-завров», которых потом все могли посмотреть в «Парке Юрского периода». Эти зверушки понравились приемной комиссии (до нее такого никто не придумывал), и девушке, единственной, засчитали диплом, а остальным велели заняться доработкой. Что было дальше, я знала из рассказа Ника, Дракон только уточнил некоторые детали. Шло время, другие выпускники вуза вышли на дипломные проекты. Но студенты во всех мирах одинаковы: никому не хочется изобретать велосипед, копаясь в научных трудах или просиживая в душных лабораториях, когда гораздо проще слямзить чьи-то наработки, чуть их изменить и выдать за свои. Другой талантливый, но уже в области плагиата, студент смотался на нашу планету и забрал оттуда кладку яиц птеродактиля, поколдовал над ними и с блеском защитил свою часть дипломной работы.
И пошло, и поехало. Бедные животные не успевали присесть в гнездо, как у них из задниц выковыривали яйца. Тех особей, которые воспроизводили себе подобных другим путем, как только у них округлялся животик, банально похищали в другие миры. Естественно, со временем все они вымерли, и никакой ледниковый период тут ни при чем. Зато каких только драконов не наплодили юные натуралисты! И многоголовых, и одноголовых, и водоплавающих, и живущих в вулканах; песчаных — и предпочитающих реликтовые леса; меняющих свой облик — и с единственной ипостасью; однотонных — и раскрашенных во все цвета радуги… Все, включая Совет демиургов, заболели дракономанией. Драконов держали в качестве домашних зверей. В некоторых мирах разрешили драконам выступать в качестве богов. Дошло до того, что без создания нового вида дракона диплом не принимался, а демиург, который не мог похвастаться, что сотворил нового дракона, считался парией. Общей истерии не поддалась только вошедшая на тот момент в Совет демиургов создательница динозавров, которая предупреждала об опасности такого увлечения драконами. Ее никто не желал слушать, пока не стало слишком поздно и все с ужасом не поняли, что эти твари не просто безумно плодовиты, но постоянно хотят… ЖРАТЬ!!!
Выход нашли очень быстро: ввели запрет на создание новых драконов. Это не помогло, и без новых драконов миры задыхались как от самих этих особей, так от продуктов их жизнедеятельности. Тогда, чтобы драконы не сожрали всех окружающих, им привили запрет охоты на людей и животных (чтобы их всех не истребили, драконам оставили право убивать только защищаясь). Потом, закрыв глаза на самый главный постулат — «Не убий», урезали руками богов в каждом мире их популяцию, сократили рождаемость путем внесения изменений на генном уровне, но не решили главный вопрос. Драконы по-прежнему постоянно хотели есть. Со временем ситуация, конечно, стабилизировалась, в каждом из миров, где они водились, осталась небольшая стая этих животных, но вопрос с их аппетитом до сих пор не решен. Чтобы не отбросить копыта от голода, каждый из драконьего племени выкручивался как мог. Кто нанимался на службу к правителям в качестве советников для разрешения хитрых вопросов, кто в качестве пугала стращал супостатов на границах, кто разбойничал на большой дороге, не гнушаясь воровать принцесс и отпускать их за выкуп, — жратву-то надо было на что-то покупать. Но в мирах, особенно отсталых, периодически случались продовольственные коллапсы — то эпидемия, то засуха. Короче, у людишек то понос то золотуха, а дракон голодный. Над драконами нависла угроза вымирания, и пришлось Совету демиургов опять чесать репу как их спасать. Выход нашла все та же создательница их предков, предложив отправлять драконов в туры по мирам, где их сородичи не водятся. Под патронатом Совета создалась компания, которая за приличные деньги устраивала обжор-туры. С дракона снимался запрет на охоту, и он начинал нажираться впрок. Отсюда и пошли все сказки про Змеев Горынычей, Чудов-Юдов беззаконных, Великих Змеев и прочих мифических персонажей.
Потом до демиургов наконец-то дошло, что на время откорма ходячий желудок рациональнее превращать в другое существо, и теперь во многих мирах постоянно пасутся драконы в чьей-то шкуре. Вот и этот товарищ неделю назад вернулся с просторов нашей родины, где он целый месяц в образе повара отъедался на казенных харчах в доме отдыха, в котором очень любят расслабляться по полной программе наши депутаты, когда их никто не видит.
На Лабуде драконы тоже зарабатывали как могли. Поделив территорию, они трудились не покладая лап. То груз или письмишко доставят, то на стройке камни на верхотуру поднимут, то от соседа помогут отбиться. Как самые мудрые и самые крутые магические существа, которым было ведомо многое, они давали ценные советы. В обход лиц, официально занимающихся предсказаниями и гаданиями, выдавали свои версии развития событий. В качестве очевидцев выступали с историческими докладами на всяких научных тусовках. Короче говоря, эти деляги халтурили как могли.
Услышав про ценные советы, я мигом навострила ушки. Жизненный опыт давно победил юношеский максимализм, так что к мнению старших я научилась прислушиваться.
— Уважаемый Дракон, а не подскажите ли вы… э-э-э… не обращалась ли к вам за советом какая-либо из моих предшественниц?
— Обращались, и не одна, — не стал отпираться Дом Советов по прозвищу Ума палата. — Только я их к оборотню под хвост посылал.
Увидев мою растерянность, он, делая вид, что ищет под когтями грязь, брезгливо произнес:
— У них денег не было мои информационно-консультационные услуги оплачивать, а за так, по теперешней жизни, даже дураки не корячатся.
— Что ж ты, мутант поганый, девчонкам просто так не помог? — опередив меня, высказал наше презрение Сосискин.
— Девчонкам?.. Девчонкам?.. — задохнулся от возмущения Дракон. — Да последняя, как ты говоришь, «девчонка» лет на шестьсот моложе моей прапрабабки будет.
— Чего? — высказалось мое недоверие, попутно намекнув убрать глупое выражение лица, которое мне совершенно не идет.
— Того, что слышала, — передразнил меня дракон. — Ты думаешь, одна такая умная из корысти сюда приперлась?! Ха, держи карман шире, читай книжек больше. Да тут через одну Избранные за интерес воюют. Этой молодость пообещали вернуть, другой посулили успех на театральных подмостках, третьей — жениха красивого… Вот и таскаетесь сюда, как на работу.
Я выпучила глаза, Сосискин проветривал пасть, а Дракон продолжил вещать:
— Вы тут толпами шастаете, а я вас всех уму-разуму учи за спасибо? Одной сделаешь доброе дело — и вы, людишки, тут же сядете мне на шею. Да вы хоть знаете, — схватившись за голову, завизжал он, как поросенок, — сколько стоит вырыть приличную пещеру в престижном месте?!
Сосискин отрицательно махнул лапой, а я ушла в небесные сферы, не желая слушать, как он начнет нам жаловаться на всеобщую дороговизну жизни. Когда моя душа вернулась в тело, то услышала окончание его пламенной речи:
— …так с какой стати я с кем-то должен делиться информацией? Или вы думаете, вам тоже за бесплатно что-то скажу?
А вот это уже было начало конструктивного разговора.
— Ну почему же сразу за так, — хрустнув пальцами, расплылись в улыбке гены предков по торговой части.
— Да чтобы мы, серьезные товарищи, коллегу по партии «Зарабатывай деньги на всем» стали бы просить нас охалявить? — поддержал Сосискин никогда не упускавший случая сторговать за копейку канарейку, чтоб пела и ни хрена не ела.
— Мы готовы оплатить ваши услуги, но не за участие в игре «Что? Где? Когда?», а за транспортировку нас к Темному лорду, — сделала я первый шаг в предстоящих переговорах.
— Сделки не будет, — последовал незамедлительный ответ, и он испугал меня своей категоричностью. — Ни один дракон ни в одном мире не посадит себе на спину человека или иное существо!
— Моральные принципы не позволяют. Так мы найдем чем компенсировать их утрату, — вкрадчиво сделал еще один ход в этой странной шахматной партии пес.
Дракон протяжно вздохнул.
— Дело не в принципах. Деньги и принципы — вещи несовместимые. Запрет демиургов, цирроз им в печенку.
— Поясни, — сжимая кулаки, потребовали мои непонятки.
— Наниматься в охранники можно. Воровать баб можно. Огнем плеваться по противнику типа «уйди, противный, ты мне макияж попортишь», можно. Крановщиками работать тоже можно. А на спинах катать — нет? — поддакнул пес.
Дракон вдохнул в грудь побольше воздуху, принял академическую позу и, явно подражая кому-то, процитировал:
— Закон демиургов гласит: в мирах, где нет магии, развиваются только технологии. В мирах, где есть магия, должны развиваться и технологии. Магическим существам запрещается помогать людям и нелюдям в освоении той стихии, которую они могут освоить сами. Нарушение закона карается смертной казнью без права перерождения. — И, выдохнув, закончил: — Перечень, кому и что запрещается, зачитывать не буду, скажу только одно: нам нельзя возить на спине людей, нелюдей и прочую нелетающую нечисть, иначе они никогда не придумают, как подняться в воздух. Так что, Дарья, я не могу нарушить запрет, как бы мне ни хотелось заработать денег, — закручинился по уплывающему кушу чешуйчатый правовед.
— А кто говорит про спину. Я тоже не горю желанием отбить свою задницу о твои шипы и броню на спине, да и Сосискину там держаться не за что, — сделав хитрющую мордофель, заговорщицки подмигнул мой талант втравливать людей в аферы.
Дракон заинтересованно приподнял хвост. В наступившей тишине раздалось:
— Дракон, я не из этого мира — раз. Два — мы сделаем ящик или корзину, как в воздушном шаре, и ты в своих лапах нас повезешь. Никакого запрета мы не нарушим!
«Уж после такого аргумента возразить-то нечего», — поаплодировала мне изворотливость.
— Нет, Дарья, я не буду рисковать, уходи, мне нечего тебе больше сказать, — поставил шах и мат мой противник.
Повисла пауза, в голову мне ничего не приходило, на жадного дурака, горящего желанием рискнуть жизнью, Дракон не походил. Так бы и ушли мы ни с чем, если бы не мой король дырок в законодательстве.
— А если мы докажем тебе, что запрет не будет нарушен, ты отвезешь нас к Темному? — с видом пройдохи-адвоката взял слово Сосискин.
— Если ты представишь документ с подписью и печатью любого из демиургов, то да. Но твои дружки вряд ли придут к тебе на помощь, — выдвинул новые условия осторожный судья.
Пес зубами схватил меня за подол платья и отволок подальше от чувствительных драконьих ушей.
— Слушай меня внимательно. От тебя сейчас зависит, полетим мы или будем месить грязь и выступать ходячим кормом для нежити, — начал инструктаж мастер находить лазейки. — Ты свяжешься с Эдиком и скажешь, что хочешь в будущем вложить наши средства в создание на Лабуде шикарного курорта, а для этого планируешь наладить авиасообщение при помощи драконов. Особо подчеркнешь, что драконы будут перевозить только жителей других миров и исключительно в специально оборудованных конструкциях.
Я стала въезжать в ход мыслей пса, попутно поражаясь, что такая идея не пришла в мою голову, а он продолжал развивать свою задумку:
— Уточнишь у него, будет это нарушением закона или нет. Если нет, то пусть ответ пришлет тебе в письменном виде со своей подписью и оттиском кольца. — И, сжав свою пухлую лапу, погрозил мне импровизированным кулаком. — Не перепутай, Кутузов, а то я на тебе верхом до Цитадели Темного поеду.
Расцеловав моего личного гения, я быстро мысленно попросила Эдика прокачать этот вопрос. И от себя добавила, что заключение должно быть на русском и на драконьем языках.
Потянулись минуты ожидания. Я то курила, то бегала вдоль забора, Сосискин нарыл кучу ям и пометил все, что можно было пометить. Когда волнение достигло апогея, передо мной появился большой конверт.
— Читай приговор, — еле слышно прошептал пес.
Трясущимися руками я надорвала конверт и достала два листа. На пахнущей канцелярским клеем бумаге с какой-то эмблемой черным по белому было написано всего три слова «НАРУШЕНИЯ ЗАПРЕТА НЕТ». Ниже стояла министерская подпись и сияла всеми цветами радуги замысловатая печать. Я лихорадочно схватила другой лист с абракадаброй, которая была заверена все той же подписью и печатью.
— Победа, полная победа! — запрыгала я от радости.
— Не победа, а наполовину выигранное сражение. Неизвестно, сколько этот монополист с нас запросит за перелет, — проворчал донельзя довольный Сосискин.
— Да плевать. Мы эту Столицу и все прилегающие территории, если надо будет, досуха выдоим, — отмахнулась я.
Когда я хотела отбросить конверт, мне под ноги упал сложенный вчетверо листочек. Развернув его, я прочла «Будь осторожна, ты ломаешь им игру». Не успела я дочитать, как записка вспыхнула и сгорела, вмиг налетел ветерок и развеял пепел, а пошедший из ниоткуда маленький дождик вбил его в землю.
— Ого, вот это конспирация, — уважительно пробасил Сосискин. — Что там такое было, что перед прочтением это надо было съесть?
— Эдик сообщил, что мы здорово разозлили троицу, и велел удвоить бдительность.
— Утроим, а если надо, удесятерим, — задумчиво покивал пес, и мы кинулись делиться хорошими новостями.
Изучив документ с абракадаброй, Дракон удовлетворенно взревел и твердо сказал:
— Десять сундуков золота.
— А каков размер сундуков? — заплетающимся языком пролепетал Сосискин.
Дракон махнул крыльями, и тут же за ним возвысилась башня сундуков, в каждом из которых легко мог поместиться самый большой «хаммер».
«Ни хрена себе Пизанская башня», — простонала моя жадность.
«Да во всей империи столько золота нет, чтоб их набить», — поддержало ее мое расстройство.
Но мы с Сосискиным не привыкли давать кому-то на нас наживаться.
— Да ты, дорогой, часом не заболел от радости, что теперь можешь бомбилой официально работать? Или думаешь, мы местных цен не знаем? — роя задней лапой землю, распетушился пришедший в себя пес.
— Да за такие бабки мы наймем армию, перетащим твоих сородичей из других миров и устроим тотальную зачистку гнезда экстремистов! — по-военному отрапортовали мои сведения по борьбе с террористами, почерпнутые из репортажей корреспондентов из горячих точек.
— И нам еще хватит денег развернуть тут нефтедобычу, понастроить комплексов по переработке черного золота в топливо и возвести автомобильные заводы, чтоб мы могли с ветерком доехать то Темного, — вступила в переговоры тяжелая артиллерия в лице пса.
Дракон свернулся в клубок и, не обратив внимания на наши попытки воззвать к его здравому смыслу, остался стоять на своем.
— Десять сундуков, и точка!
Офигевшую от перспективы возможной наживы за наш счет особь требовалось спустить с небес на землю.
Я оголила свое плечико с наколотым драконом и, вообразив себя Кандолизой Райс, стажировавшейся у «железной леди» Маргарет Тэтчер, огласила свой ультиматум:
— Только потому, что я состою в Обществе защиты драконов и всегда испытывала уважение к вашему виду, предлагаю тебе один сундук, который размером будет соответствовать гондоле воздухоплавателя. В противном случае я завтра отправлюсь с визитом к императору и в приватной беседе сообщу ему о том, что в моем мире среди лардов, желающих показать сюзерену верноподданнические чувства, давно модно преподносить венценосцам на именины расписные драконьи яйца, можно даже те, из которых вылупляются детишки. Потом полюбезничаю с лардами, отирающимися во дворце, и перескажу им пару наших сказок про доблестных рыцарей, прекрасных дев и отрубленные драконьи головы.
Дракон дернулся, как от удара, — сама того не ожидая, я попала в точку. На Лабуде никто на них не охотился, рыцари не преподносили части их тела в подарок прекрасным дамам, тут был просто заповедник для этих сволочей.
— Тебе никто не поверит, — неуверенно высказал свое сомнение Дракон.
— Поверят, я их мессия, а ты рядовой дракон, и если я захочу, то аборигены даже поверят, что завтра тут упадет одна из лун, — усмехнулась моя гнусность и продолжила нагнетать тучи: — Чтоб ты не подумал, будто я тут с тобой в бирюльки играю, сегодня вечером у знакомой знахарки возьму рецепт микстуры от кашля, напрягу свое воображение и заменю безобидные травки на весь драконий ливер и кровь и разошлю его всем черным колдунам.
Дракон из угольно-черного медленно, но верно превращался в кипельно-белого. А я, поймав вдохновение, пересказывала сценарий его скорой кончины:
— На вечерней примерке шепну на ушко талантливой гномке, что в этом сезоне очень модно ходить в плащах и сапогах из драконьей шкуры, а мой оборотистый дружок донесет до всех заинтересованных лиц, что дракона легче убить, чем прокормить, и что такие Гаргантюа Пантагрюэльевичи несут угрозу голода для всего человечества.
Дракон, тяжело дыша, буквально набросился на меня:
— Ну ты и…
— Попрошу без оскорблений, — встал на защиту моей чести Сосискин. — Мы пришли к тебе как люди, а ты, вместо того чтобы назвать разумную цену, начал пальцы загибать, вот и пришлось тебе подъяснить, кто есть ху, и радуйся, что мы хоть что-то согласились тебе заплатить, керосинка дырявая.
— Я убью вас! — взревел Дракон и взвился в воздух, намереваясь сделать из нас с псом жареных поросят.
— Не убьешь, — издевательски расхохоталась моя не на шутку разошедшаяся натура. — В тебе сидит первый закон робототехники, который для тебя звучит так: «Дракон никому не может навредить, если это не угрожает его жизни».
Несчастный упал на землю и начал кататься, царапая когтями по земле в бессильной ярости. Сосискин подлетел к поверженному противнику и, делая вид, что хочет поднять лапку, как Табаки, протявкал:
— Так что, журавлик ты наш бумажный, довезешь нас до Темного в лучшем виде, всячески оберегая от несчастных случаев. И радуйся, что за разрешение на работу мы с тебя всю твою сокровищницу не стрясли. — Потом, отбежав на безопасное расстояние, скроил умильную мордашку и заканючил:
— Покатай меня на спине, большая черепашка.
Разгром Дракона был окончательный, солнышко клонилось к закату, и мы решили откланяться. Сосискин плюнул на прощанье и ленивой трусцой направился на выход. Я решила не отставать и побежала вслед за ним, на бегу выкрикнув:
— В ближайшее время мы тебя навестим, чтобы уточнить дату отлета.
Дракон проревел что-то матерное и кинул нам в след:
— Ни за какие деньги я не расскажу вам, как победить Темного лорда.
В ответ раздался хохот двух гиен и угрожающая фразочка:
— Расскажешь как миленький, если не хочешь, чтобы мы рассказали, какие чудесные поделки можно делать из драконьих костей.
Выскочив от Дракона, мы подхватили задремавшего на лавочке временного члена команды и понеслись в гостиницу. Там меня уже заждалась Коко, ее подружки-косметологи и девушки-подмастерья. Пока я на ходу перекусывала, Тилана пожурила меня за покупку дочке платья и рассказала, что приходил посыльный из лавки оружейника и принес мешочек с деньгами. Я удовлетворенно покивала, достала из кошелька десять серебрушек и попросила ее, чтобы она почаще прогуливалась со своей дочкой в обновке и всем говорила, где они купили такое замечательное платье. Сосискин от своих щедрот накинул еще пять и на все возражения хозяйки отвечал:
— Любой труд должен быть оплачен. Вот когда каждая вторая оденется от Коко, тогда и фланируйте по вашему бродвею задарма, а пока этого нет, рекламируйте товар за пятнадцать серебряных монет в день.
Потом у меня была ванна, массаж, скобление пяток, выщипывание бровей — короче, полный комплекс мероприятий по приведению себя в боевую готовность.
Отразившаяся в огромном куске отполированного металла («Надо подумать, кому продать патент на изготовление нормальных зеркал», — напомнил о себе мой практицизм) девушка была нереально, божественно, фантастически красива. Ее казавшуюся хрупкой фигурку нежно-розовым облаком окутывало воздушное платье. Длинные, сияющие каштановые волосы были забраны в замысловатую прическу. Благодаря воздействию настоек травницы я вспомнила их родной цвет, а приведенная Коко с собой светлая волшебница, оказывается, смогла ускорить их рост.
«Надо не забыть взять ее в штат парикмахерской», — сделала зарубку в памяти моя коммерческая жилка.
На ставшем вдруг беззащитным лице мерцали огромные серые глаза в обрамлении пушистых ресниц, а пухлые губки капризно кривились. Глядя на такую красавицу, мужчинам тут же захочется взять ее в содержанки (ведь, как известно, на женах экономят всегда, а на любовницах никогда) и запереть это эфемерное создание в комнате с мягкими стенками, чтобы она, не дай бог, не поломала себе перламутровый ноготок. Я даже заглянула себе за спину в поисках ангельских крыльев, но вместо них увидела кокетливый бантик, пикантно обозначавший начало моей попы. Это неземное существо было кем угодно, но только не мной. Видя женщину в таком платье и с таким лицом, никто из мужчин не захочет выслушивать ее деловые предложения, потому что все их мысли будут направлены только на то, как поскорее придать ей горизонтальное положение в своей спальне, даже на минуту не задумываясь, что в ее хорошенькой головке могут таиться умные мысли.
Но для моих целей требовалась женщина-вамп, стерва, по щелчку которой любой самец захочет кинуть ей под ноги весь мир. Меня должны были хотеть не только трахнуть, но и выслушать и выразить готовность воплотить в действительность все мои задумки. А вместо этого… вместо этого я получила образ и наряд, которые подошли бы для первого бала юной выпускницы института благородных девиц, но не для женщины, собравшейся в гости к двум дроу. Я развернулась и, глядя в восторженные глаза собравшихся, с сожалением развела руками, виновато произнесла:
— Девочки, все, конечно, замечательно, но это не мое.
Комната наполнилась причитаниями, вздохами, сетованиями по поводу моей безвкусицы. Но тут в общий шум ворвался командный призыв Сосискина:
— Слушайте, что она говорит. В вашей обертке только с директором конфетно-буфетного заведения разговаривать, а не с хозяином подлунной Столицы и правителем дроу.
И пока все переваривали услышанное, я решительно отрезала:
— Ларды, тащите свои баночки-скляночки! Сосискин, метнись за моей косметичкой! И надеюсь, ты, Коко, успела раскроить тот наряд, о котором я тебе говорила…
В глазах привратника, открывшего дверь в дом правителя дроу, отразилась его ожившая эротическая мечта в улучшенном варианте. Волосы цвета вороньего крыла, отливающие в синеву и разбавленные красными прядями, ровно до середины макушки были заплетены в африканские косички и стянуты в высокий хвост, закрывающий шею. Миндалевидные, подведенные черным карандашом глаза сверкали дурным блеском, затягивали в пучину безумия.
«Ох, погорячилась парикмахер, заплетая тебе косички. Эта прическа обеспечит тебе головную боль», — посетовал мозг.
«Зато разрез глаз почти как у японки», — сердито шикнуло на него желание нравиться мужчинам.
Кроваво-красный рот, подчеркнутый родинкой над верхней губой, обещал райское наслаждение смельчаку, который рискнет сорвать поцелуй. Разноцветные сережки тихо позвякивали: «А ты осмелишься нас снять и прикоснуться своими страждущими губами к этому розовому ушку?» Нежный румянец оттенял высокие скулы и делал овал лица безупречным.
«Хорошо, что обошлась румянами, а то пришлось бы драть тебе задние зубы, как у Марлен Дитрих», — переведя дух, порадовалась извечная боязнь стоматологов.
Когда увидел, как с плеч богини чуть соскользнул плащ, несчастный прикрыл глаза и прикусил себе язык, чтобы не застонать от вмиг переполнивших его желаний, и стал уповать на то, чтобы взбунтовавшийся член не порвал гульфик. Аппетитную грудь вздымал вверх плотно облегавший, расшитый мелким жемчугом и алмазами лиф белого цвета. Тилана все же заставила меня надеть под него пыточное устройство под названием «корсет», и теперь мои сиськи норовили выколоть всем мужикам глаза, а мои многострадальные ребра угрожали пробить легкие. Никакие бретельки, рукава и прочие преграды не скрывали покатых плеч. Какой-то рассеянный портной забыл к лифу пришить пояс, не оставив простора для воображения. На бедрах чудом держалась черная замысловатая юбка, которая, плотно стянув живот, чуть ниже расширялась и сзади превращалась в длинный струящийся шлейф. Ноги же обтягивали тончайшие, словно вторая кожа, переливающиеся серебристыми нитями, брюки. Этот наряд уже много лет бередил мою душу, но ходить в таком прикиде в Москве, мне, рядовой гражданке, было абсолютно некуда. Правда, в оригинале корсет должен был быть черный, но я пожалела чьи-то нервы и решила, собираясь на официальное мероприятие, последовать классическому варианту: белый верх — черный низ. Между лифом и юбкой притягивала внимание к плоскому животу и вводила в транс знаменитая на все империи золотая змея дроу. Элегантные туфли на высоких каблуках возносили ноги красавицы на заоблачную высоту, а изящные золотые браслеты-цепочки подчеркивали тонкость лодыжек.
Как он мечтал оказаться на месте экзотического зверя, чья лоснящаяся шкура вспыхивала разноцветными искорками, и находиться у этих ног… (Сволочута Сосискин заставил вымазать на себя мой любимый блеск для губ с блестками.) А когда эта сирена низким сексуальным голосом с ленивой хрипотцой попросила проводить ее к хозяину, дроу забыл все инструкции начальника караула и прохрипел:
— Как вас представить?
Властительница его желаний засмеялась волнующим смехом и предложила:
— А представьте меня голой.
После этих слов, из его головы вылетели остатки здравого смысла, и он на деревянных ногах проследовал по коридору. Пока дроу шел, он не переставал посылать демонов на голову своей благоверной, которая вот уже второй месяц гостила у мамы в самом дальнем поместье, и молился богам, чтобы у всех продажных девок Столицы сегодня одновременно не настали красные дни календаря. Пока этот эрогирущий товарищ грезил наяву, я злобно зашипела на Сосискина:
— Мог бы и чуток подгрызть каблуки, я на этих ходулях сейчас себе все ноги переломаю.
— Терпи, коза, а то мамой будешь. Туфельки зашибись. Да и вообще, глядя на тебя, даже у меня кое-что шевелиться начинает.
— Сосискин, ты что такое несешь? — в притворном ужасе возмутилось мое стойкое отвращение ко всяким извращенцам.
— Тьфу, дура, — выругался пес. — Несут яйца, а у меня мысли бродят: колечко тебе купить или шубку на плечи накинуть. Правильно говорят: голодной куме — все одно на уме.
— Успокойся, у меня критические дни, так что разврат не случится, — развеяла все сомнения моя добродетель.
— Ну слава тебе, господи, можно быть спокойным, что сегодня, по крайней мере, два мужика не будут зверски затраханы похотливой стервой, — нарочито вздохнул пес.
Нашу дружескую перепалку прервал привратник, приоткрывший массивные двери и сделавший нам приглашающий жест. Обдав экзотическим запахом, красавица кинула ему на руки плащ и волнующей походкой направилась в кабинет правителя. На ее голой спине были гордо раскинуты разноцветные крылья. Занеся ногу на порог, она вдруг повернулась, заговорщицким жестом прижала наманиюоренный пальчик к его губам, пригрозила:
— Будешь болтать без спросу о том, что сейчас увидел, язык вырву, — и скользнула за дверь.
Из ступора привратника вывела боль в ноге от укуса и сердитый голос:
— А я отгрызу твою гычу.
Увидев, как дроу испугано прикрыл причинное место руками, пес брезгливо поморщился и уточнил:
— Гыча — это голова, а не твои причиндалы, которыми ты плодишь таких же идиотов, как сам.
Войдя в полутемную комнату, я испуганно огляделась в поисках хозяина, заодно ожидая нападения. Когда ожидание стало невыносимым, раздался трескучий старческий голос:
— Ну, здравствуй, праправнучка. — И из темноты вышел, опираясь на трость, закутанный в плед, плешивый, весь в старческих пятнах, скрюченный радикулитом древний, как мамонт, дроу. Но ни его изуродованные артритом пальцы, ни сгорбленные под тяжестью прожитых лет плечи не смогли меня обмануть. Это был матерый хищник, у которого еще вполне хватит сил перерезать мне глотку. Весь его облик вопил об опасности. А еще его глаза, абсолютно молодые глаза… В них сиял голодный блеск молодого, полного сил мужчины, и никакие набрякшие веки не могли его скрыть от меня.
— Эта акула на пенсии сожрет нас и не подавится, — разделил со мной свои опасения оробевший Сосискин.
Я уняла стук бешено бьющегося сердца и чуть дрожащим голосом сказала:
— А с чего вы решили, что я пришла к вам в родственники набиваться?!
— Ну как же. Мой юный друг (длинное имя Кролика) писал мне о тебе, в руках, я вижу, ты держишь письмо от него же (ни хрена себе у дедули зрение, и без очков!), да и священный знак моей ветви сам говорит за себя, — каркающим голосом отозвался жуткий старик.
Мне нужно было время собраться с мыслями: или врать этой живой мумии о своей змейке или говорить правду. Ошибка может стоить нам жизни.
— Может, вы предложите ларде сесть? — заметалась в попытках потянуть время моя находчивость.
— Конечно, прости, внучка, старика. Я стал забывать о хороших манерах, — проскрипел он и направился к вычурному на вид дивану, нисколько не заботясь, иду я за ним или нет.
Куда б я делась с подводной лодки. Мое дрожащее как лист на ветру тело, послушно следовало за ним, а мозг лихорадочно анализировал сложившуюся ситуацию.
— Нам никто не говорил, что правитель дроу — маньяк на заслуженном отдыхе, — тихо впадал в истерику Сосискин. — Надо было невинной овечкой притвориться.
Старик грузно осел, прокашлялся и, наблюдая за тем, как я устраиваюсь в кресле напротив, начал беседу:
— Много приходило моих найденных родственниц, каждая из них рассказывала интересную историю, но еще никогда ко мне не приходила Избранная и не говорила, что она моя по крови.
Мозг закончил обрабатывать информацию и дал мне команду «старт».
— А я не говорила, что ваша родственница. Это ваш друг решил, будто я птенец, случайно выпавший из вашего гнезда, а я не спешила разубеждать его.
Дед иронично изогнул кустистую бровь.
— На моей родине если бы увидели дроу, то в былые времена его, как демона, сожгли бы на костре, а в настоящее время распотрошили бы, как лягушку, чтобы узнать, что у него внутри, — поспешило заверить его в своей непричастности к их семейке Адамс мое опасение за свою жизнь.
На мое счастье, старик выглядел заинтересованным, и я, воодушевившись тем, что меня еще не убили, продолжила:
— Как бы вам ни хотелось, но я никак не могу быть вашим далеким потомком. В моем роду были только чистокровные люди, а эту священную для вас змею я купила в обычной лавке, торгующей золотыми побрякушками. И то, что я Избранная, не имеет никакого отношения к проблеме нашего родства.
— Если ты утверждаешь, что ты не моя родня, так зачем же ты пришла ко мне? Почему ты сразу не сказала (опять настоящее имя Кролика), что не имеешь никакого отношения к дроу? — сурово нахмурился правитель.
Я наклонилась поближе — так, чтобы моя грудь стала видна в выгодном ракурсе, и, облизнув пересохшие от волнения губы, прошептала:
— Мой дедушка очень любил рассказывать о том, что почти всегда за спиной любого императора стоит серый кардинал, человек, в чьих руках сосредоточена реальная власть. И пока император играет в войну, развлекается на балах, волочится за каждой юбкой, тот правит и принимает решения о судьбе империи.
Дроу весь подобрался, как кобра перед броском, и, пригвоздив меня взглядом, вынудил продолжить.
— Случается так, что у империи нет кардинала, император правит сам, как может и как считает нужным. Чужестранец, а тем более уроженец другого мира, не может знать политику императора, его характер, привычки и то, какие нравы царят при дворе. Дурак лезет напролом, набиваясь в друзья к императору, и очень часто лишается своей глупой головы, умный же сначала осмотрится, не раскрывая себя, а потом придет с поклоном к мудрому человеку и попросит его научить, как сохранить голову и стать для императора своим человеком. Я решила, что во всей империи либо кардиналом, либо самым мудрым, может быть только правитель дроу. — Закончив свое выступление, я бессильно откинулась, и замерла в ожидании ответа.
— Это хорошо, что ты не стала врать, что ты моя внучка, — потирая виски, ответил правитель.
— А как вы догадались, что я не ваша внучка? — вдруг некстати вылезло любопытство.
Дроу, откинувшись на спинку дивана, слегка приоткрыл глаза и поведал мне семейную тайну:
— Мой далекий предок полюбил женщину из другого мира. Уходя, он оставил ей не подвеску, а половину кинжала — ту, которая с рукояткой. — И усмехнувшись, сказал куда-то в сторону: — Человеческие женщины никогда не привлекали мужчин нашего народа. У той, что украла сердце моего предка, была голова змеи.
«Ни хрена себе, в какую Медузу Горгону мужик втрескался», — присвистнул мой мозг.
«Вы, мужики, вечно не на тех западаете», — подколола его женская гордость.
Пока они ругались у меня в голове, правитель совершенно равнодушно обронил:
— Если бы ты мне соврала, я бы лично вырвал твое сердце, несмотря на то что ты Избранная.
— Даже несмотря на это?! — отмер Сосискин.
— Даже несмотря на это, — кивнул правитель. — Кровь правящего дома дроу священна, никто не вправе претендовать на родство, кроме тех, в ком она течет.
Мы потрясенно молчали, осмысливая, что чудом только что избежали смерти. Пока я вспоминала хоть одну молитву, а пес давал клятвы строить в честь счастливого избавления от кончины приюты для собак, наши метания душ прервал правитель. Он стукнул тростью об пол и просипел:
— Я понял тебя, Избранная. Я помогу тебе войти в круг благородных и расскажу все, что ты захочешь знать. Мои сородичи сохранят твою тайну, от дроу никто не узнает, пока ты сама этого не захочешь, что в наш мир пришла Избранная. Но за это придется заплатить.
— Цена вопроса? — моментально вылезло вперед мое скупердяйство.
— Мне надо подумать, — поставил его на место правитель и добавил: — Через день к тебе придет мой человек и назовет цену. Если ты будешь согласна ее заплатить, то я буду ждать тебя и твоего священного зверя. — И, махнув рукой, дал нам понять, что аудиенция закончена.
Дойдя до двери, подталкиваемая в спину чувством неопределенности по поводу стоимости услуг, я уткнулась носом в одну из створок и решила пойти ва-банк:
— А скажите, правитель, не вы ли случайно хозяин подлунной Столицы? Мне хотелось бы еще ему нанести сегодня визит, а ноги лишний раз топтать совсем не хочется, и на улицах не совсем спокойно, опасаюсь, живой не дойду, — боясь, что передумаю, протараторила я и обернулась.
И тут на моих глазах дроу начал преображаться. Плешь пропала, и на плечи упали роскошные волосы, исчезли морщины, распрямились и засияли перстнями длинные пальцы, которые до сего момента походили на когтистые лапы, плед на его плечах сменил черный наряд с вышитыми змеями, разогнулась спина, делая бывшего старика высоким статным мужчиной. На его молодом, нечеловечески красивом лице зазмеилась улыбка. Изменилось все, кроме глаз. Только помимо голода по женскому телу в них читалось неподдельное любопытство и уважение.
— Как ты догадалась? — подойдя ко мне, спросил человек-хамелеон.
— Что ты притворяешься стариком или по поводу хозяина? — мысленно вручая себе медаль за наблюдательность и поздравляя с тем, что мои догадки оказались верны, уточнила я.
— И то, и другое.
Взяв под руку, он подвел меня к дивану и усадил.
— Ну, кто здесь хозяин, я давно подозревала. Кому, как не правителю, держать в руках и подлунную Столицу. Еще думаю, что среди хозяев подлунных городов ты самый главный, — поделилась я с ним своими соображениями и, закинув ногу на ногу, продолжила: — Что касается твоей маскировки, так тебя выдали глаза. Старики смотрят на красивых женщин с сожалением, что их время прошло. — Я интимно положила ему руку на коленку, подалась вперед так, чтобы мои губы практически соприкасались с его, и прошептала: — А в твоих глазах я увидела отголоски шторма, что бушевал у тебя в штанах. — И без перехода, совершенно другим тоном предложила: — Может быть, когда ты сбросил маску, я озвучу свои предложения по сотрудничеству и поделюсь моими взглядами на ночную жизнь?
— Ну а я научу тебя, как из бандитов можно стать уважаемыми членами общества, — безапелляционно гавкнул Сосискин.