Глава пятнадцатая

Ранее утро. Птички щебечут, на траве, как стразы Сваровски, блестят капельки росы, в воздухе кружатся всякие там бабочки-стрекозки, взор ласкает куча полуголых, довольно экзотичного вида мужчинок, которые неподалеку проводят комплекс гимнастических упражнений с мечами, радуя меня перекатами мускулов и танцующими движениями. Ветер дует в их сторону, и поэтому мой нос не ощущает запаха здорового мужицкого пота и портянок. Ничто не мешает созерцанию дармового стриптиза на лоне природы.

Невольно вспоминается поход в жутко модный и дорогущий стриптиз-бар для дам. Мы тогда с подружками здорово поддали в честь Дня защитника Отечества и поперлись смотреть, как мужики за бабки колокольчиками звенят для бизнесвумных теток и богатых старушек. Жаль, досмотреть этот разгул бабской похоти не удалось, подвела меня то ли самбука, то ли отсутствие опыта посещения таких заведений. Продвинутые товарки сказали, что мужикам надо в трусы деньги совать типа, чем больше и чаще суешь деньги, тем больше шансов, что тебе позволят потрогать тело молодое, накачанное стероидами да от масла для массажа блестючее. Я не поленилась и, пока стриптизер начал показывать зажигательный финский стриптиз, расстегивая в час по пуговице, мухой слетала в палатку и поменяла целых пятьсот рублей на мелочь — чтоб почаще и подольше деньгами швыряться. Может, танцор диско из Кухлыновки не смотрел фильм «Кабаре». Может, монеты с морозца не успели нагреться. А может, звезды не так легли. Кто ж теперь скажет? Но, вместо того чтобы на манер Лайзы Минелли, начать трясти своими прелестями при попадании монетки под одежду, он завизжал как поросенок, когда я ему под лоскуток, заменяющий трусы, полтинник по-царски отсыпала. Пока меня охрана выводила из вертепа, я слышала, как он что-то там истерил про обморожение, производственную травму и все такое, а мне было жалко потраченных впустую денег. То, что я увидела, когда под тяжестью пяти- и двухрублевых монет упал фиговый листок, вряд ли заставило бы меня завизжать от восторга. Короче, сплошной обман зрителей, я уж умолчу про стоимость входного билета и про цены в баре. А тут целая куча мужиков передо мной выпендривается, за еду и напитки платить не приходится — сплошная дармовщинка.

В общем, это утро могло стать самым прекрасным в моей жизни, но стало самым ужасным.

Вы когда-нибудь пробовали справить нужду в оцеплении из кучи мужиков? Нет? Попробуйте, непередаваемые ощущения. Никакие муки похмелья не сравнятся с этим издевательством над моей женской сущностью. На все мои попытки уединиться в лесонасаждениях мне отвечали твердым отказом. Мол, в траве, под кустами и даже на дереве могут притаиться злобные твари, которые солнышка даже не боятся, как выяснилось. Из всех утренних процедур мне досталось наспех почистить зубы и умыть лицо, и все это было проделано при помощи холодной воды. Даже пофигист Сосискин, вскидывающий лапу на каждое деревце, взбесился, когда в миллионный раз перед его носом возле облюбованного кустика возник кто-то из воинов и, сурово отодвинув моего друга, начал там шуровать в поисках затаившегося врага. Завтрак был подан без теплой булки и горячего кофе, а несчастный пес довольствовался вчерашней похлебкой, из которой какая-то зараза выудила и сожрала все мясо. На наше возмущение командир воинов сообщил, что отряд торопится побыстрее доставить нас в Столицу и снять с себя ответственность за сохранность наших тел. Как говорится, никто не хотел умирать. А весь отряд вполне мог полечь либо от нечисти, либо от карающей десницы Кролика, если со мной или псом приключится несчастный случай.

Тронулись мы с Сосискиным в путь в отвратительнейшем настроении, и только близость к Столице примиряла меня со сложившейся ситуацией. Чтобы как-то скрасить оставшееся время в пути, я решила поинтересоваться у горестно вздыхающего друга, не показалось ли ему странным поведение нежити, и заодно отвлечь его от скорби. Подражая индейской скво, я загундосила:

— Скажи мне, о Зоркий Глаз, не показалось ли тебе, что нежить вчера была заторможенная и вялая, как наш могучий народ утром первого января?

— Показалось, Болтливая Сорока, — моментально включился в игру уставший горевать обжорка.

Я продолжила завывать:

— Может, Великий четырехлапый шаман обратится к духам своих предков, и они скажут нам, отчего эти мертвые каннибалы вчера отказались нас сожрать? — с легким поклоном пропело мое любопытство.

Сосискин подбоченился и горделиво произнес:

— Духов предков не тревожат по таким пустякам, они могут прогневаться, да и камлать в походных условиях не с руки и нечем, тут даже ботвы картофельной для выхода в астрал днем с огнем не найдешь. — И, раскачиваясь из стороны в сторону, продолжил нараспев: — Пока ты, сестра, искала уединения в кустах, я поинтересовался у одного из трапперов, отчего зондеркоманда была похожа на осенних мух.

Пес сделал трагическую морду, а я, елозя от нетерпения, простонала:

— Не томи, вещай дальше.

— Этот презренный бледнолицый поведал мне, что он не знает, почему они вчера такие были, и это подарок богов, что нас не порвали как Тузик грелку, — усмехнулся хвостатый медиум.

Я поперхнулась от неожиданности, а пес перестал кривляться и совершенно нормальным голосом подвел итог рассказу:

— Как я понял из их объяснений, без специально обученного человека не разберешься в особенностях поведения этих монстров. — Закончив говорить, он вздохнул и снова впал в меланхолию.

То время, пока Сосискин играл в молчанку, в моей голове как блохи заскакали всякие вопросы. Я досадливо кусала губы, пытаясь понять, в каких случаях уроды обретают повышенную маневренность и с чем может быть связана их заторможенность. С положениями лун? С датами праздников поклонения нечистой силе? С жертвоприношениями или черными ритуалами? А может, просто они реагировали на слово-ключ? Ответов, увы, не находилось. Да и не верилось мне, что нежить тут такая неправильная. По законам квеста не может свеженький мертвяк передвигаться как черепаха. Весь мой опыт пребывания на Лабуде вопил об очередной засаде. Надо было что-то срочно придумать полезное, но, к моему великому сожалению, ничего путного в голову не приходило. Вариантов было масса и гадать можно до морковкиного заговенья, а уж подозревать демиургов в очередной пакости — до бесконечности. В довесок ко всему, меня тревожили сквалыги драконы. Весь мой план по воздухоплаванию мог накрыться медным тазом, если какая-то ящерица с крыльями встанет в позу и откажется нам помочь или заломит несусветную цену. Для полноты картины явно не хватало знаний, да и мне не помешала бы развернутая лекция обо всех водящихся тут любителях поживиться свежим человеческим мяском. Эх, мне бы, дуре, вместо того чтобы узнавать про сторонников светлых сил, побольше вызнать про их оппонентов. Но, как говорится, поздно, дядя, пить боржоми, когда почки опустились. Я еще долго костерила бы себя почем свет на тему своей недальновидности, но тут, видимо устав от моего самобичевания, память услужливо подсунула слова дроу о том, что зомби не отходят дальше чем на шаг от некроманта. И в мой измученный отсутствием достоверной информации мозг пришла гениальнейшая идея, требующая немедленного озвучивания.

— Нам бы языка сейчас, — тоном полководца, не проигравшего ни одного сражения, провозгласила я.

— Да, язычек нам бы сейчас не помешал, желательно, телячий, — моментально вынырнув из пучины отчаянья, радостно согласился Сосискин, а потом уточнил: — Хотя, лучше заливное из языка.

И, судя по сладкому причмокиванию, ударился в воспоминания о 31 декабря прошлого года. В тот незабываемый день моя мама забыла закрыть дверь на балкон, куда, пользуясь всеобщей предновогодней суматохой, просочился пес. Пока народ суетился, накрывая на стол, он схомячил два блюда с заливным из языка, умял половину лотка с холодцом, обожрал поставленную пропитаться приправами баранью ногу, уничтожил предназначенную охлаждаться буженинку и все это заел фирменным бабушкиным тортом. В семье тогда был полувегетарианский стол, а я, когда утром вернулась из гостей, вместо традиционных дожорок получила ложку подкисшего оливье и подгоревшую, жестоко пересоленную яичницу, приготовленную заботливой мамой, напоминающей цветом лица новогоднюю елку.

— Я тебе не про жратву сейчас толкую, ненасытная утроба, — раздосадованные недогадливостью компаньона, провыли мои оскорбленные тактика со стратегией. — Нам нужен некромант, а не мясные деликатесы.

В ответ на это Сосискин громко испортил воздух и сполз с лавки.

— Ты… — вырезано цензурой. — За каким… (опять цензура) тебе некромант?

— А затем что, кто, кроме него, нам подъяснит про жмуриков и прочих мутировавших огрызков рода человеческого. — Не обращая внимания на матерящегося пса, я попыталась высказаться до конца, но этот оппортунист и кликуша не дал мне закончить.

— Ты, мать, сделай клизму литров на двадцать для прочищения мозгов, — не переставая матерком поносить мои умственные способности и периодически срываясь на фальцет, верещал Сосискин. — Очнитесь, девушка! Некромант — он вроде как на темной стороне. Ты сама мне втирала про их страсть к кровопусканиям и прочим экспериментам, а теперь предлагаешь пойти за линию фронта и взять в плен ни какого-то там рядового колдунишку, а сразу группенфюрера местного СС? А может, сразу пойдем Темного лорда валить с ложкой наголо, чего уж мелочиться-то, помирать, так с му-зы-кой, — по слогам процедил пес.

Вот чего я не люблю, так это когда меня не дослушают, а сразу начинают критиковать. Тотчас захотелось напомнить Сосискину все его гениальные идеи и проколы. Но я сделала снисхождение на скудный завтрак и максимально вежливо ответила:

— Темного мы пойдем кончать, когда языка и нужные нам сведения добудем, а пока помолчи и дай мне высказаться.

Паникер засопел, открыл рот, явно намереваясь сказать очередную пакость в мой адрес, но, узрев пылающие энтузиазмом глаза, сердито замолчал, а я продолжила излагать свои планы по добыче полезной информации.

— Нам нужен тот, кто обладает всеми — я подчеркиваю: всеми — сведениями о местной нежити и нечисти. Сведения эти мы должны добыть из первых уст, всякий местный фольклор, рассказы очевидцев и прочая фигня в таком деле нам не помощники. Источники знаний, как правило, сильно искажены, а народец любит приврать, да и, как говорится, у страха глаза велики. Поэтому нам нужен некромант, тот, кто практически с колыбели возится со всей этой братией.

Псу надоело молчать, и он, вздыбив шерсть на холке, пошел в атаку.

— Ну и почему именно некромант? Решила умереть экзотическим способом, а не от старости и болезней? — Воодушевившись моим сердитым сопением, он продолжил гнуть свою трусливую линию: — Давай найдем светлого волшебника, который изучает этих тварей. Чем он тебе не источник информации, а? Тогда и за некромантом охотиться не придется, и информация достоверная будет.

Идея Сосискина не нашла отклика в моем сердце.

— Да на какой ляд мне нужен этот теоретик? — провыла я, вспомнив институтскую профессуру и кучу ненужных сведений, молотком знаний вбиваемых в непутевые головы студентов. — Он же всю эту пакость по книжкам и рисункам изучает. Он, поди, мертвяка-то только в успокоенном виде на практике видел, да и то за бронированным стеклом. Мне весь мозг эти доктора и кандидаты наук вынесут определениями, классификациями, видами и подвидами, начав с истории возникновения предмета, да еще заставят конспектировать свои лекции. — Я повысила голос: — Не хочу снова почувствовать себя студенткой-первокурсницей, я и писать-то давно разучилась, потому как ручку два раза в месяц беру, когда за зарплату расписываюсь.

— Хорошо, не хочешь светлого волшебника, давай поговорим с ведьмаком, — видя мое нежелание внять его доводам, с другой стороны зашел пес. — Кто, как не ведьмак, обладает бесценным опытом общения с нежитью.

В ответ я всплеснула руками.

— Его бесценный опыт мне, как козе баян. Ведьмаки и прочие охотники за привидениями умеют убивать нежить, а мне надо знать, как она выводится, развивается, что нужно для того, чтобы поднять зомби или подчинить себе умертвие, а главное — я желаю знать, когда и почему бывшие живущие ползают как улитки, а когда они носятся, как в жопу раненный боец. Пойми, Сосискин, — увещевала я, — никто кроме некроманта не может нам все это рассказать.

Пес вытаращил глаза и, сделав попытку повертеть лапой у своего виска, ядовито уточнил:

— А больше ты ничего знать не желаешь?

— Желаю, — поддалась на провокацию я. — Мне надо знать, с какой скоростью передвигаются сухопутные войска мертвяков, какие темные военно-воздушные силы летают по небу, и какие твари предпочитают бороздить местные водоемы. Ну и конечно, для успешной военной кампании не мешает знать их боеспособность и прочие навыки по смертоубийству.

— Да ты рехнулась, — голосом, способным заставить удавиться от зависти Марию Шарапову, заорал Сосискин и начал метаться по карете. — Ты что, решила податься в некроманты? На хрена тебе это все знать? Мы с тобой договорились лететь на драконе к Темному!!! — И, окончательно утратив над собой контроль, заголосил, как деревенская бабка на похоронах:

— Ты вообще хотела уйти в партизаны, а теперь, думаешь, как развернуть полномасштабную войну! У тебя что, только одна извилина есть, да и то та, на которой ты сидишь?

Еще минут пять он нарезал круги и орал на меня. Дав ему отвести душу и заметив, что он пошел на убыль и начинает повторяться в своих нападках, я ангельским голоском уточнила:

— А ты уверен, что дракона мы уломаем. Или ты, друг мой, забыл про демиургов?

Пес моментально заткнулся и, сев копилкой, уставился на меня.

— Что ты хочешь этим сказать? — опасливо поинтересовался он.

— Да ничего особенного, — пропела моя интуиция. — Просто, зная их, я не удивлюсь, что с драконом мы обломаемся или, если избавимся от Темного говнюка, нам не скажут: «Упс, а это не тот Темный козел, у нас их тут много, вон под каждой кочкой по сто штук притаилось, и все они Темные».

— Точно, — потрясенно выдохнул пес и рассерженно стукнул хвостом по полу. — Там же в контракте не написано даже как зовут их Темного лорда, а эта троица похлеще тебя юридические бумажки в свою пользу насобачилась трактовать, да и заподлянки они постоянно кидают.

— Во-во, — поддакнула я. — Не факт, что нам не скажут, будто у Темного сидят семеро по лавкам и это только законные отпрыски, а незаконных вагон и маленькая тележка и все они его наследники, так что, пока не умрет последний, воевать вам тут на всех фронтах.

— Или можно будет сказать, что победа над Темным — это победа над всеми темными силами, — продолжил развивать мою мысль Сосискин.

Я кивнула и подвела итог дискуссии:

— В любом случае, подкинут нам дерьмеца или не подкинут, нам нужно знать, как спасти свою шкуру в случае встречи с нечистью, а в небе ее тоже много может водиться, в общем, сведения нужны из проверенных источников. Так что, друг мой Горацио, будем думать, как добывать некроманта и где найти добровольца, который согласится провернуть за нас это дело. Не такая уж я дура, чтоб самой за ним охотиться.

— Будем, — решительно тявкнул пес и сунул свою лапу в протянутую мной руку, а потом пробурчал себе под нос: — Надо не забыть, когда дракона станем нанимать, подписать его на обязательную огневую защиту от летающих паразитов.

Далее мы стали строить планы на захват некроманта. Какие идеи мы только не выдвигали! И террористическую операцию, и бандитский налет, и банальное похищение по дороге в булочную. Но наше бурное обсуждение прервала внезапная остановка кареты. Дверца распахнулась, и командир отряда сообщил нам, что мы подъезжаем к Столице и нам нужно замаскироваться. Сосискин моментально сориентировался и с удивительной для его комплекции сноровкой юркнул в корзинку. Я, заинструктированная до нервного тика Кроликом, всунула отекшие ноги в немилосердно жавшие туфли, на голову накинула паранджу с вышитой на ней змеей, а на плечи — черный плащ. Нацепила на пояс кинжал дроу, да так, чтобы он сразу бросался в глаза, натянула на руки перчатки со специальными прорезями, из которых торчали предварительно вымазанные какой-то гадостью в черный цвет ногти, и, выпятив грудь колесом, начала ерзать по сиденью, пытаясь принять величественную, по моему мнению, позу. Со стороны, наверное, казалось, будто я проглотила аршин и теперь не знаю, как его оттуда выковырять. Спина моментально заныла, нос под паранджой зачесался, а Сосискин трагическим шепотом возвестил, что у него сейчас случится приступ медвежьей болезни. Едва закончив уговаривать пса заткнуть себе кое-какое отверстие, я услышала чей-то рокочущий голос:

— Кто и по какому делу хочет проехать в Столицу Империи Трех лун?

Так рокотать мог только доблестный вояка, которому хрен на лапу сунешь, чтоб глаза прикрыл. Сердце заколотилось в районе горла, а холодный пот зазмеился по позвоночнику. Если начальник стражи — а то, что проявляет к нам интерес именно он, сообщил мне весь мой опыт общения с милицией — не поверит в маскировку, наплевав на все последствия, потребует снять паранджу и устроит досмотр ручной клади, то нам настанет полный и окончательный писец. Вместо стрелки у пахана дроу и ответов на животрепещущие вопросы получу я, в лучшем случае, аудиенцию у императора, а в худшем — меня в застенках навестит палач и долго будет выспрашивать, откуда я взялась такая красивая. А после продолжительной беседы меня либо казнят как вражескую шпионку, либо кинут на мозголомку к Ковену магов. Отвертеться я отверчусь, но потеряю кучу времени, доказывая, что не верблюд. Как назло, я, и так-то от природы смугловатая, теперь покрылась золотистым загаром и меньше всего была похожа на бледных дроу. Да и серый цвет глаз мало напоминает кроваво-красный. Ну а Сосискин уж точно не проканает под причиндалы для вышивания или под младенца, да и размеры корзинки скорее способны навести на мысли о притаившемся там злодее, чем о детской колыбельке.

Услышав, что в карете едет невеста правителя дроу, начальник стражи заколебался, но все-таки потребовал открыть дверцу и предъявить девицу, а заодно позволить осмотреть карету. Я услышала, как командир дроу начал пререкаться с начальником стражи, грозя страшными карами за неуважение к невесте правителя, но тот твердо стоял на своем. Мол, военное время обязывает быть бдительным, так что он или сам полезет в карету, или потребует, чтоб к нему вышла девушка. И если это не случится в ближайшее время, то нас всех арестуют и посадят под замок до выяснения обстоятельств дела и заодно отправят гонца к правителю, чтоб он приехал и забрал из тюряги свою суженую. Надо было что-то делать, ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы чье-то служебное рвение нарушило наше инкогнито.

За мгновение до того, как начальник потянулся открыть дверцу, она сама медленно открылась, раздался щелчок пальцами, и свистящий голос приказал:

— Помогите мне выйти.

Командир дроу, на мое счастье, оказался сообразительным и тут же, склонившись в поклоне, протянул руку. Остальные воины моментально соскочили с гшердов и упали на колени, а кучер, спрыгнув с козлов, выудил из сундука ковер и, согнувшись в три погибели, кинул мне его под ноги. Молясь всем богам, чтобы каблуки не зацепились о порожек кареты и я не грохнулась на радость всем окружающим, придерживая край платья, моя темная светлость вышла на белый свет.

Глаза начальника стражи сначала полезли из орбит, а потом в испуге опустились, а по всему его телу прошла дрожь. Вышедшая девица, помимо традиционной для дам дроу паранджи со знаком рода будущего мужа, сияла, как орденом, золотой змеей на правой груди, и ее руки поигрывали кинжалом. Весь ее вид говорил о том, что она не просто очередная кандидатка в жены правителя, а без пяти минут законная супруга. Так открыто носить знаки Правящего дома дроу могла только невеста их повелителя, любой самозванке первый попавшийся дроу попросту свернул бы шею. Небрежной походкой я подошла к вояке и, приподняв рукой с кинжалом его подбородок, а второй царапнув по гладковыбритой щеке, заставила посмотреть мне в глаза. Мужчина судорожно сглотнул, чувствуя, как по его щеке потек теплый ручеек крови, и уставился в район моих глаз. Через ткань паранджи я видела тонко бьющуюся на его горле синюю жилку, а обострившийся слух донес до меня молитву, которую бедолага шептал посеревшими от страха губами. Неторопливо проведя когтями борозду до самой жилки, я поднесла руку к своему лицу и стала любоваться тем, как с моих когтей стекает чужая кровь. Несчастный в ужасе попытался дернуться, но усилившееся давление кинжала пригвоздило его к месту.

Я, подавшись вперед, зашипела в его широко распахнутые от ужаса глаза:

— Может быть, лицо тебе сс-свое показать? Человечес-сс-ский выродок нас-столько ос-смелел, что хочет ссс-сразиться с моим правителем?

После этих слов несчастный застыл от ужаса. Его состояние легко объяснялось обычаями дроу. Как мне рассказал Кролик, все их девушки до замужества носили паранджу, или, как тут называли эту тряпку, «девичий полог». Попросить показать лицо значило сделать предложение руки и сердца. В том случае, если девушка соглашалась, на ее парандже вышивался знак Дома дроу, в который ей предстояло войти. Если девушка была уже просватана, а какой-то ухарь решал, что он более достойный кандидат в мужья, то достаточно было прилюдно потребовать у девушки показать лицо. Девушка не имела права отказаться, а вот смельчак, потребовавший этого, не мог отказаться от поединка, на который его тут же вызывал разгневанный жених. Решались на такой поступок только влюбленные дроу. Поединок всегда проходил до смерти одного из соперников, и девушка доставалась победителю. Но если потом выяснялось, что кинувший вызов не любит девушку, а преследует какие-то коварные цели типа получить богатое приданое, то казнили не только его, но и его родителей, за то что воспитали плохого сына. Об этих традициях и обычаях знали в обеих империях, так что попросить невесту правителя снять паранджу мог только законченный идиот. Все это отразилось на лице начальника стражи и на лицах его товарищей, которые наперебой кинулись убеждать меня, что ничего такого он не имел в виду, а просто хотел удостовериться, что в карете не едет черный колдун или ведьма. Особо рьяные кинулись взывать к моему милосердию, но быстро заткнулись, наткнувшись на угрожающе ощерившийся мечами отряд. На меня напало вдохновение и, вспомнив один мультик, я продолжила наводить ужас:

— А может быть, ты, с-сучий потрох, хочешь, чтобы я перерезала нить твоей жизни, вырвала с-сердце и сс-скормила его вурдалакам?

Сказав это, я переместила кинжал в район горла. Видимо, моя артистическая натура перегнула палку, потому что ничего такого мужик явно не хотел, но после такого милого предложения силы окончательно покинули его и, закатив глаза под образа, он отбыл в обморок. Я, не выходя из роли, наклонилась к нему и брезгливо вытерла руку и кинжал о его одежду, а потом кинула в толпу его обалдевших подчиненных:

— Если такой трус-сс возглавляет с-стражу на воротах в Сс-столицу, то кто тогда его подчиненные? Может, мне сс-следует приказать с-своим воинам прирезать вас-с как сс-свиней?

Стражники резко отпрянули от меня.

К моему уху склонился командир дроу и тихо сказал:

— Ларда Избранная, пора заканчивать этот спектакль. Если сейчас еще кто-то подъедет к воротам, то до правителя дроу весть о невесте с его знаком на груди дойдет раньше, чем вы с ним поговорите. Не стоит переигрывать, настроение правителя невозможно предугадать.

Командир был прав, лишние свидетели мне были ни к чему. Резко отвернувшись, я отдала приказ:

— Уберите эту падать с моего пути, она и так заставляет моего будущего мужа ждать! — И, воспользовавшись помощью командира отряда, быстро залезла в карету.

— Сильна, мать! Сара Бернар нервно курит в сторонке, а Станиславский с галерки кричит: «Верю!» — подал голос высунувшийся из корзинки Сосискин, едва карета тронулась. — Я уж думал, ты сейчас свои пальцы, в крови вымазанные, кинешься облизывать, вон как в образ вошла. Ты там всякие тематические фильмы по ночам в тихушку не смотришь? — продолжила паясничать эта потенциальная кормушка для блох.

— Отвали, — огрызнулась я в ответ и стала сдирать с себя паранджу и высвобождать нижние конечности из тисков туфель.

Когда мне это удалось, я, со счастливым вздохом откинувшись на спинку сиденья, миролюбиво объяснила свой наезд на представителя местной охраны порядка.

— Я не тематические, как ты выражаешься, фильмы смотрю, а кино про войну и немцев, оттуда и познания. А вот откуда у тебя такие глубинные знания предмета, я на досуге выясню. — Пес трусливо поджал хвост, ожидая вспышки моего гнева, но я не стала портить себе и без того поганое настроение и поэтому совершено спокойно продолжила: — Если бы этот дядя хоть на минуту усомнился, что в карете едет невеста правителя или, плюнув на все последующие проблемы, сказал: «Гюльчатай, открой личико», то все наши потуги пробраться в Столицу незамеченными оказались бы напрасны.

— Дашк, а чего ты так не хочешь с императором встречаться? — вдруг поинтересовался пес.

Я задумалась. И правда, почему так упорно не хочу сдаваться властям? Может, ничего плохого не будет, если навещу с дружеским визитом императора? Ну сделает попытку нагрузить меня патетическими речами и призывами вступить в его армию. Ну подумаешь, предложит в довесок какого-нибудь светлого волшебника. Отлаюсь от такой гуманитарной помощи или, в крайнем случае, сбегу при первом же удобном случае. Я почти решилась постучать кучеру, чтобы он направился к дворцу, но интуиция, усилившаяся в последнее время, буквально завопила о несвоевременности такой встречи. И, вместо того чтобы отдать приказ развернуть оглобли, задумчиво ответила:

— Не знаю, Сосискин, но соваться к императору, будучи не в курсе всех раскладов, мне не хочется. Да и с такими людьми чтоб на равных говорить, нужно или иметь реальную силу, или большие деньги. А у нас с тобой пока ни того, ни другого нет, так что отложим нашу встречу на более поздний срок.

А тем временем карета наконец-то вкатилась в Столицу, и я заинтересованно прильнула к окошку. Чем дальше мы продвигались, тем отчетливее я понимала, что тут, как у нас в добрые старые советские времена, богатые и вхожие в верха лица предпочитали селиться ближе к правителям. Сначала мы въехали в спальные, с моей точки зрения, районы, застроенные одноэтажными домиками, а потом по мере продвижения к центру, дома становились выше и богаче, а улицы расширялись. Мой орлиный взор, как луч от паровоза, выхватывал хорошо одетых обывателей, сверкающие витрины магазинов, зелень садов, чистоту мостовых. Из окон многочисленных точек общественного питания в душную карету просачивались умопомрачительные запахи еды, которые наши желудки приветствовали голодным ревом. Все было бы идеально, если бы не тревога, нависшая в воздухе, которая хоть и не отчетливо, но читалась на лицах прохожих и заставляла их вжимать голову в плечи. Мои мысли озвучил Сосискин, который, отвернувшись от окна, озабочено протявкал:

— Дашка, что-то прогнило в Датском королевстве. Все как пыльным мешком пришибленные. Может, мы въехали в осажденный город и теперь станем блокадниками? — И в продолжение своей мысли стал вслух прикидывать, сколько у нас осталось еды.

Я нахмурилась и отрицательно покачала головой:

— Нет, друг мой, это не осада. Это близость войны и смертей заставляет людей прятать голову. Столица всегда все узнает первой.

После этих слов в карете повисла тишина, нарушать которую никто из нас не решался. От тяжких раздумий меня отвлек голос командира:

— Ларда Избранная, позвольте помочь вам выйти, мы приехали.