Глава четырнадцатая

В одной небезызвестной чеховской пьесе героини радостно и с надеждой скандировали: «В Москву, в Москву», а я, в отличие от них, при очередном попадании в ухаб колеса рыдвана, в котором мы ехали, уже пару часов клацала зубами: «В Столицу, в Столицу, мать ее, когда же мы до нее уже доедем?» И если я в этой поездке рисковала вытрясти из себя пломбы, то Сосискину грозила потеря всех внутренних органов. Не успели мы отъехать от Аккона, как на него напала морская болезнь, вернее каретная. Вот и сейчас, стоя задними лапами на моих коленях и высунув морду в окно, он хвалился окружающему миру своим обедом и ужином, рискуя при этом вытошнить позвоночник. Наконец он перестал пугать ревом своего желудка ночных птичек и, тяжело дыша, уселся на сиденье. Глядя на страдания моего несчастного друга, мне захотелось его прижать к себе, погладить по голове, нашептывая всякие успокоительные глупости, но занывшая спина напомнила о приближающемся ПМС, а возникшее из ниоткуда раздражение потребовало немедленного выхода, честно предупредив, что в противном случае я лопну от злости. Ударившись в очередной раз о крышу кареты головой и выматерившись от души голосом старой карги, я принялась провоцировать своего друга:

— Знаешь, Сосискин, ты, пожалуй, был прав: дракона мы не потянем, так что предлагаю и дальше передвигаться в этом замечательном шарабане прям до мест расквартирования Темного!

С трудом удержав рвотные позывы, Сосискин жалобно заканючил:

— Дашка, я не выдержу такой тряски и пары дней. Ты что, хочешь оставить в этой отсталой Лабуде мою одинокую могилку? Меня же укачивает и тошнит постоянно, мне бы до этой долбаной Столицы не окочуриться. Ты смерти моей хочешь, лиса бесчувственная.

— Ну тогда мы можем половину пути проплыть на корабле? Надеюсь, в это время года местные лужи не сотрясают штормы, — великодушно пошла на компромисс моя гнусность, а потом подумала и добавила: — Кстати, вода и черствые сухари — очень хорошее средство от морской болезни, да и на диете тебе полезно посидеть. А не хочешь ехать или плыть морем, то вполне можешь растрясти свой жирок посредством длительной пешей прогулки, оно и для сердца весьма пользительно. Как говорится, трусцой от инфаркта.

Вместо того чтобы достойно ответить и тем самым ввязаться в очередной скандал со мной, этот сухопутный моряк снова высунулся в окно и композицией из пятой точки и задранного вверх хвоста выразил свое отношение к вышесказанному. Когда он закончил в только ему известный раз освобождать свой желудок, я уже взяла себя в руки, успокоилась и прикидывала, как, а главное, на чем нам еще срубить денег. Поэтому нахальный вопрос Сосискина, сопровождаемый вытиранием мокрой морды о мой подол, застал меня врасплох:

— У тебя что, критические дни, что ты такая злая?

— Уху, — филином заухала я в ответ.

Пес поудобнее растекся по сиденью и совершенно невинным тоном уточнил:

— У вас, у женщин, эти кровавые дела, кажется, на луну и ее фазы завязаны?

Мой мрачный взгляд был ему сразу и наградой за храбрость, и утвердительным ответом. Ничуть не смущаясь, этот астроном поделился со мной своими мыслями:

— А тут вот три луны. Мне вот с познавательной точки зрения интересно: твой организм по очереди на все положения лун будет реагировать, или просто ты не на пару дней прохудишься, а месяца на полтора? И сколько у тебя потом в организме крови останется? Хотя в тебе уже давно вместо крови яд течет, сотона ты аццкая, — пригвоздив меня взглядом, закончил он. Затем, весело напевая: «А я сяду в кабриолет и уеду куда-нибудь», повернулся ко мне спиной и демонстративно захрапел.

Чтобы не впасть в панику от перспективы быть ограниченной в движении на довольно длительное время, я перенеслась мысленно назад, к тому моменту, как мы покинули постоялый двор оборотня.

Едва выйдя на улицу, один из подельников Кролика быстро сунул в корзинку Сосискина и, крякнув, походкой одесского биндюжника, заковылял в сторону центра города, а предводитель этих команчей приобнял меня за талию: мол, чтоб в толпе не потерялась, и мы бодренько поскакали вслед за качающейся корзинкой. Наша компания шла довольно быстро, врезаясь, как псы-рыцари, в толпу празднично одетых людей. Всюду царило веселье, слышались музыка и смех, то тут, то там раздавались здравицы в честь новобрачных. Яфор был прав: на свадьбе гулял весь Аккон. Мне до жути захотелось, чтобы в мою честь гудела вся империя, да так, чтобы потом, и через тысячу лет, этот отжиг помнили. Причем чтобы ассоциировался он у народа с моим именем, а не с победой над каким-то вшивым Темным лордом. Устрою, пожалуй, недельное гулянье, да так, чтобы все увидели, как русские гулять умеют. Выпишу цыган с медведями, из провинциальных домов культуры подгоню пару-тройку народных ансамблей, чтоб девки румяные в полушалках и со связками баранок на шее «барыню» под бренчание балалайки и визги гармошек с чубатыми молодцами в плисовых штанах выплясывали. Колю Баскова в качестве конферансье ангажирую, а то какой же праздник без золотого голоса России? Сосискинскую бульдожку с дачи на время прихватизирую и устрою гастроль театра Куклачева — пусть он перед дамой в качестве дрессировщика кошек оторвется за все страдания. А что, я девушка не только щедрая, но и тщеславная, да и погудеть люблю. Думаю, император не откажет мне в проведении масленичных гуляний и выделит под это дело денег из казны, ну а если зажмет пару-тройку миллионов, то я и на свои погудеть могу — на тот свет богатство с собой не заберешь, а так будет что вспомнить. Главное, водки побольше взять, а то сколько ее ни бери, все равно за ней два раза бегать приходится. Но все это станет возможно только в случае нашей победы, поэтому мне обязательно нужно выжить, а то вместо народных гуляний люди получат очередные похороны. Не могу же я разочаровать всех и зажать праздник? Так что держись, Темный засранец, я выдвинулась в твою сторону, как говорится, кто не спрятался, того мы и имеем.

Проходя через центральную улицу, я увидела деревянный помост, на котором под аккомпанемент оркестра гномов на задних ногах выплясывал абсолютно пьяный Сивка, разбрасывая из своего рога искры, которые старались поймать в ладошки визжавшие от радости детишки. Я хотела остановиться и посмотреть на это феерическое зрелище, но Кролик упрямо тянул меня в глубь улочек, и мне ничего не оставалось делать, как только мысленно извиниться перед Сивкой за то, что бросаю его, растаяв в ночи.

Через какое-то время мы дошли до неизвестного дома, дроу постучал в дверь условным стуком, и наша компания шагнула внутрь. Нигде не останавливаясь и не давая мне даже оглядеться, Кролик привел нас на кухню и, сдвинув стол, открыл крышку люка, ведущего в подпол. Спустившись по скрипучей лестнице, я увидела уходящий в бесконечность, хорошо освещенный коридор. Сосискин тут же выбрался из корзинки и уважительно присвистнул:

— Ни хрена себе, как тут метростроевцы работают, их бы к нам — глядишь, и вторую кольцевую за пару месяцев бы вырыли.

Пока он свистел и оглядывался, его носильщик, поклонившись, исчез, и мы остались втроем. Вот тут-то Сосискин и проявил своей мерзопакостнейший характер во всей красе. Он сел и заявил, что боится крыс, пауков и темноты, и попытался симулировать приступы клаустрофобии и эпилепсии. Короче говоря, дал нам понять, что ни за что не пойдет своими лапами. Когда я пыталась воззвать к его совести, давя на то, что в коридоре светло, тепло и мухи не кусают, не говоря уже об отсутствии наличия тут крыс, этот поганец сообщил, что у него сердечный приступ и если мы не хотим его неминуемой кончины, то кому-то придется нести его на руках. Видя нежелание Кролика принять участие в транспортировке пса, а заодно вознамерившись в очередной раз отомстить за хамское поведение, я быстро схватила этого симулянта на руки и патетически провозгласила:

— Достопочтенный сэр Кролик, доверяю вам самое дорогое, что у меня есть, моего героического зверя, постарайтесь в буквальном смысле не уронить оказанное вам доверие.

И, независимо насвистывая, двинулась вперед. Сзади, тяжело вздыхая, плелся дроу. А он что, думал, в сказку попал, когда с нами связался? Таскать тяжелого, постоянно извивающегося в попытках расположиться поудобнее пса — это ему не кинжалом перед лицом девушки размахивать. Видимо, Сосискин принял-таки удобную для себя позу и задал дроу давно нас с ним волнующий вопрос:

— А скажи мне, быстроногий Кролик, сколько денег за свои услуги дерут драконы?

Дроу споткнулся и осторожно поинтересовался, зачем нам нужны драконы.

— За надом, — схамничал в ответ пес. — Ты мне тут еврейством не занимайся, вопросом на вопрос не отвечай. А ну быстро смотри мне в глаза и четко докладывай, когда к тебе священное животное Избранной обращается.

Кролик поудобнее перехватил раскормленную тушку и ответил:

— По-разному, все зависит от услуги.

— Сосискин, ты конкретизируй вопрос-то, вопросы задавать не научился правильно, а все туда же — лезешь куда-то, — влезла моя справедливость.

— А ты не суйся и вообще молчи, женщина, твой день Восьмое марта, — рыкнул он в ответ, но, видимо, сообразил, что лопухнулся, и поэтому осторожно зашел с другой стороны: — Предположим, ему поручат перевезти один очень ценный груз из одного города в другой. Сколько он за это слупит?

Кролик на мгновенье задумался, а потом совершено честно ответил:

— Не знаю. Все зависит от веса груза, расстояния и от того, какое в этот момент у дракона будет настроение. Мне вот раз потребовалось срочно доставить письмо из Аккона в Кэрмэтэль, это в трех днях полета. Так дракон содрал с меня по двести пятьдесят золотых за каждый день пути до Кэрмэтэля и по двести золотых за полет назад. А когда вернулся, сказал, что я еще должен ему четыреста пятьдесят золотых, потому что полет занял времени на два дня больше. И это еще он мне скидку сделал, потому как должок у него передо мной был. А так бы мог по триста золотых за каждый день полета взять. Ну, я еще потом почти тысячу золотых отдал трактирщикам и хозяевам постоялых дворов, где он ел, но в целом я еще дешево отделался.

— Им что, еще жратву и обратную дорогу оплачивать надо? — потрясенно выдохнул пес и кинулся в подсчеты.

— Двести пятьдесят умножим на три, потом прибавим шестьсот… Это будет у нас… ага… приплюсуем к этому еще тысячу четыреста пятьдесят, и это только за письмо… Да еще и золотом… — шептал, смешно шевеля носом мой личный бухгалтер, а когда закончил, выдал: — Дашка, это до хрена! Это ж, даже если мы и мои уши продадим, и все твое белье, и сдадим весь металлом, нам все равно не хватит. — Да, нехилые бабки с тебя эта экпресс-доставка поимела, — закручинился мой счетовод Вотруба. Потом, видимо, вспомнил, что так и не услышал, сколько стоит билет на спину дракона, и с тревогой в голосе поинтересовался: — Кролик, вот чисто из интереса, а сколько они берут за перевозку людей?

— А нисколько, — хохотнул в ответ дроу.

— Что, просто так катают? — мигом оживился пес.

— Нет, они вообще никого ни катают. Ни один дракон ни за какие деньги и сокровища не посадит кого-то на свою спину, — разбил наши мечты на комфортное путешествие красноглазый погубитель надежд. — Какие деньги им только император и Темный лорд, да и прочие богачи ни предлагали, никто из их племени не согласился, — хотел поставить точку в этом вопросе Кролик.

Но у Сосискина было свое мнение на этот счет, и поэтому он, подмигнув, многообещающе гавкнул:

— Это мы посмотрим. Это они еще со мной не встречались, калоши летающие. Узнаем, кто из них сам мне приплатит, чтоб я ему на спину залез.

— Ларда Дариа, а зачем вам дракон? — недоуменно спросил Кролик, когда Сосискин угомонился.

Говорить дроу о том, что по сравнению с предыдущими Избранными я совершено ущербная, мне не хотелось. Вдобавок я опасалась, что, узнай Кролик, что во мне магической силы и прочих талантов нет ни шиша, он разуверится в моей божественности и перережет глотку. Поэтому я соврала:

— Да нам просто любопытно стало, врут про богатства драконов или нет. — И пока дроу не задал еще какой-нибудь неудобный для меня вопрос, я пошла на опережение: — Вот скажи, Кролик, как тут у вас дела с магией обстоят? У кого какой дар и в чем это проявляется?

И Кролик окончательно просветил меня в вопросах магического плана. Магический дар был тут у всех жителей, и у каждой расы свой. Русалки могли находить воду, поэтому их очень часто приглашали, когда требовалось вырыть новый колодец. Эльфы обладали талантом выжимать деньги буквально из воздуха. Дроу могли видеть в темноте и поэтому вели темный, в определенном смысле, образ жизни. Гоблины предвидели надвигающееся в горах землетрясение и распознавали залежи руды. Цверги были наделены способностями найти даже в куче навоза бриллианты и сделать тут же из них ожерелье, а лепреконы — из спичек построить мост, который мог простоять века. Гномы чувствовали весь окружающий мир. Единороги приносили в дома мир и процветание и одним своим видом изгоняли из них злых духов. Считалось, что человек, поймавший искорку от рога единорога, обязательно обретет свое счастье. Домашние и лесные духи понимали животных. Ведьмы видели темные пятна в душе и умели из этого маленького пятнышка вырастить черное зло в сердце. Вампиры локализовали очаги болезни у человека, и так далее.

Магический дар окутывал человека или нелюдя наподобие ауры, и каждый ее видел. Детей с раннего возраста учили понимать, у какой расы какой дар. Однако с людьми было сложнее. У людей магическим даром считалось то, что у нас называется склонностью или талантом. Так, любой человек, у которого что-то получалось лучше, чем у других, слыл обладателем определенного дара. Пока родители не понимали, к чему лежит у ребенка душа и руки, считалось, что дар спит, но когда он начинал что-то делать, и это у него начинало получаться лучше, чем у сверстников, то говорили, что дар просыпается.

Окончательно дар сформировывался годам так к восемнадцати — двадцати, когда наступала пора выпихивать свое чадо из родительского гнезда. Тогда в торжественной обстановке архимаг города или приглашенный в деревню волшебник в присутствии родителей и друзей провозглашал о расцвете дара и объявлял, чем же боги наделили дитятю. К примеру, если парень лучше других выслеживал зверя на охоте, то ему присуждали магический дар читать звериные следы. Или там девица хорошо крестиком вышивала, то ее объявляли магически одаренной вышивальщицей. Отдельной строкой стояли волшебники и маги, их ауры сияли ярче всех, но они напустили такого туману вокруг своих личностей, что все давно забыли, как распознать, какой у кого дар. А вот мою ауру не видел никто, поэтому ни Сивка, ни Яфор, ни орк, ни Кролик, ни все прочие не чувствовали во мне магии. С этим мне, безусловно, надо было что-то делать. Только что — мне пока в голову не приходило, потому как в чудодейственную силу амулетов — усилителей дара, произведенных руками местных умельцев, я абсолютно не верила.

За разговорами я не заметила, как мы вышли на поверхность за стеной города. Там нас уже ждала карета, запряженная животными, похожими на помесь жирафа и осла. Вокруг средства передвижения гарцевал на великолепных лошадях отряд дроу. Я наконец-то увидела вблизи знаменитых гшердов. По мне — лошади как лошади, ничего супернавороченного в них и не было. Так, чуть выше в холке, чем наши, хотя я и деревенского кабыздоха, на котором пастух стадо пасет, от чистокровного скакуна арабского шейха не отличу. Кролик с явным облегчением опустил Сосискина на землю, а потом поклонился и срывающимся от волнения голосом попросил меня взять его с собой в поход. Этого момента я ждала давно и поэтому ответила заранее подготовленной фразой:

— Увы, сэр Кролик, как бы я ни хотела видеть вас в своих рядах, но вы мне нужны здесь, практически на передовой. На вас я возлагаю миссию по созданию контрразведки и развертыванию шпионской сети. Я должна знать обо всех коварных планах Темного лорда и его приспешников. — И, пока он не начал думать о том, какие планы Темный лорд может строить в этом захолустье, я бодренько ухватила его под локоток и отволокла за карету. — И потом, Кролик, — подозрительно оглядываясь вокруг, прошептала я, — разве в твоей команде нет молодых и рьяных, которые метят на твое место? — Обрадовавшись проявившейся печати озабоченности на его лице, я продолжила сгущать краски: — Сам подумай: ты уедешь из города неизвестно насколько и не факт, что вернешься. Как тут не устроить резню за твое место? Даже если мы возвратимся с победой, вместо заслуженного отдыха, ты будешь вынужден наводить порядки и возвращать себе законное место.

— Я могу назначить временного хозяина подлунного города, — чуть колеблясь, возразил он.

— Можешь, — кивнула я, — но где гарантия, что, когда ты вернешься, он захочет вернуть тебе твой трон назад? — И, подпустив в голос интонацию сомнения, добавила: — Нет, если ты, конечно, так веришь своим людям и боишься не справиться с порученным делом, то мы с Сосискиным будем очень рады видеть тебя в наших рядах.

Я знала, на что давить. Кто из шишек не боится, как бы его не подсидели? И где вы видели мужика, который признается в том, что он боится с чем-то не справиться? Естественно, этот простачок повелся на коварное «слабо», произнесенное женщиной и, судя по сжавшимся в кулаки рукам, сейчас махнет производить чистку в своих рядах. Вот только закончит клятвенно меня заверять, что в ближайшее время завербует всех и вся в наши сторонники, и помчится народ на лояльность проверять. А пока он, тяжело вздыхая, вручил мне письма к нужным людям, при этом нервно дернул кадыком, глядя, как я прячу их в ворот рубашки, и, отводя глаза, сообщил, что его люди знают, куда меня доставить в Столице. На прощанье он галантно поцеловал мою руку и, на мгновение задержав мою ладошку в своей, попросил:

— Возвращайся с победой, Избранная, я очень хочу увидеть твои расправленные крылья.

Наверное, дурачок подумал, что я взамен попрошу показать мне кое-какие его части тела, но я только кивнула в ответ. Потом он подсадил меня в карету, пихнул на руки Сосискина и, захлопнув дверцу, отдал приказ кучеру трогать.

Сколько мы ехали, не знаю. Видимо, я так увлеклась прокручиванием совсем недавних событий, что задремала, и сейчас очнулась от резкого толчка. Отодвинув занавеску, я увидела, что мы стоим на краю леса, в окошко ярко светит солнышко, а в распахнутую дверь кареты заглядывает воин-дроу и жестом предлагает мне выйти. Остановка была более чем своевременная. Опираясь на протянутую руку, я буквально вывалилась из этой колымаги и, потирая ноющую спину, похромала в сторону кустов. Когда вернулась, то застала уже разбитый лагерь. Тягловые животные были выпряжены из кареты и паслись чуть вдалеке, вместе с расседланными гшердами. На небольшой полянке я увидела скатерть с едой, возле которой кто-то заботливо расстелил покрывало. Подле самобранки вовсю отирался Сосискин, нацелившийся на тарелку с зажаренной птичкой.

Испугавшись, что мне не достанется моя любимая, будем надеяться, куриная ножка, я заверещала:

— Не вздумай жрать, ненасытная утроба, опять потом всю дорогу заблюешь!

Но этот паразит только махнул в мою сторону хвостом и вгрызся в аппетитно зажаренную птичку. Над тем, как мы воевали за еду, ржал весь отряд дроу, а также жирафо-ослы и гшерды. Полчаса я бегала за державшим в зубах несчастную куру псом, который, несмотря на то что еще недавно умирал, сейчас довольно резво улепетывал от меня. Когда же я его настигла и вырвала свою добычу у него изо рта, то… вынуждена была вернуть ее целиком ему, потому как она была надкусанная, обслюнявленная и вывалянная в траве. Пришлось мне довольствоваться бутербродами с колбасным изделием, похрустеть местными огурцами и попить темноватой бурды, заменяющей тут кофе. Закончив обед, мы погрузились в карету и отправились в дальнейший путь.

Самое интересное, Сосискина больше не тошнило. То ли мысль о диете так подействовала, то ли перспектива идти до владений Темного лорда пешком, но приступов морской болезни у него отныне не наблюдалось. До вечера мы сделали еще несколько маленьких остановок и по наступлении сумерек расположились на ночлег.

Весело трещит костерок, я валяюсь на своем матрасе с трубкой, а Сосискин на подстилке грызет чей-то мосол, вокруг суетятся мужики, все, как на подбор, деловитые, — не жизнь, а малина. Век бы так лежала и любовалась, как другие работают, но пора было спать, завтра ближе к обеду нас ждала Столица. Перед отходом ко сну Сосискин деловито уточнил:

— Мужики, а вы охранный круг ставить-то будете?

— Ваш охранный круг — это мы, — с поклоном ответил один из дроу.

— А-а-а-а, — с умным видом покивал пес в ответ, — ну тогда я спокоен. — И он, перетащив свою подстилку поближе ко мне, завалился спать.

Я честно попыталась последовать его примеру, но путешествие в душной, скакавшей, как мячик, карете, не самым лучшим образом сказалось на моем организме. Меня всю растрясло, и к ноющей спине добавился разрывающийся от боли живот. Промучившись с час, я встала и полезла в свой рюкзак за ношпой. И вот тут при свете костра я увидела надвигающуюся на нас непонятную вонючую массу тел.

— Сосискин, на нас, кажется, какая-то нечисть ползет, — рухнув как подкошенный, прохрипел мой ужас.

Но пес в ответ лишь сопел и дрыгал лапками. Тогда я вскочила и заорала:

— Да очнись же ты, твою мать, нас сейчас зомби схарчат!

Пес подскочил как ужаленный и отчаянно залаял. Взгляд выхватывал окруживших нас живым кольцом дроу, на которых, едва переступая ногами, тащились оборванные, вонючие персонажи, роняющие по дороге части своих тел. За ними, подвывая, ползли огромные слизняки, отдаленно напоминающие ползущего домой алкаша.

— Это не зомби, ларда, это умертвия и мертвяки! Зомби дальше шага от некроманта не отходят. Не беспокойтесь, их не так много, мы справимся, — тревожно глядя на этих уродцев, обрадовал меня один из стоявших за моей спиной воинов.

Я подхватила дрожащего пса на руки и прошептала:

— Надеюсь, очень надеюсь, что вы с ними справитесь, потому что у меня даже рогатки нет от них отстреливаться.

И грянул бой…

Нет, не так.

Началась кровавая сеча.

Нет, опять не так.

Короче, началась мясорубка.

Сначала мы с Сосискиным сидели на матрасе и, прижавшись друг к другу, тряслись от страха. Потом чуть осмелели и, приоткрыв глаза, стали смотреть, как дроу методично крошат эти ходячие карикатуры на живых. Вскоре мы окончательно потеряли страх и, раскрыв свои лупометы, единодушно пришли к выводу, что наши бомжи пострашнее и повонючее будут, а встретить команду футбольных фанатов после очередного проигрыша нашей сборной и остаться целым и невредимым — сродни чуду. В общем, девушка и собака, выросшие на просмотре фильмов ужасов и криминальных сводок, совершенно не впечатлились этим зрелищем. Если бы там работали бензопилы и во всю брызгала кровь, сверху падали Хищники в обнимку с Чужими, мы, может быть, и упали бы в обморок от страха, а так — никакого щекотания нервов, даже «Триллер» Майкла Джексона в розовом детстве на меня больше паники навел. Ничего особенного: вжик, хрясь, бум, лязг железа и чей-то кочан или половинка тела летит в кусты. По ходу боя нас просветили, что бомжеватого вида элементы — это мертвяки, а алкоголики-слизняки — умертвия. И я еще больше закручинилась, мне они рисовались более страшными и более подвижными. А тут какие-то заторможенные, вон, даже никого не загрызли, не поцарапали. Спрашивается: чего тогда лезли, коли даже ходить толком не умеют?

Когда была отрублена голова у последнего умертвия, Сосискин, отчаянно зевая, выразил мою мысль:

— Так себе фильмец был. Одно радует — считай, в 3D-формате посмотрели.

Я была совершенно с ним согласна и, выпив лекарство, завалилась спать.