Глава двенадцатая

Дроу отрицательно покачал головой и продолжал стоять в позе дачника на прополке тещиного огорода.

— Я посмел поднять руку на ту, которую наш мир ждет много лет, и недостоин за это жизни. Убей меня, — любезно предложило это красноглазое чмо.

«Заманчивое предложение… Заодно и кинжалы в деле опробуешь. Главное, чтоб он не вырывался, пока ты ему голову будешь отпиливать», — мечтательно поджала губы куриной гузкой моя мстительность.

Как бы ни хотелось мне воспользоваться предложением и грохнуть этого дерьмушника, но здравый смысл напомнил, что убивать живых существ, не считая насекомых, мне как-то не приходилось, посему грамотно пришить его не получится. Вместо торжественной казни я могу скатиться к банальной пытке и, что самое поганое, убить-то не убью, даже до смерти не замучаю, только зазря в кровище вся перепачкаюсь без всякого удовольствия для себя. Да и потом у меня были свои далеко идущие планы на этого дона Карлеоне уездного масштаба. Правда, когда он только ввалился ко мне в комнату, я рассчитывала на продуктивный для меня разговор, но в данный момент кандидат в покойники молчал, ожидая, когда моя избранность красивым росчерком железного пера перережет ему горло и, чтоб не оставлять следов, съест орудие убийства. А после расправит свои крылья, и его стекленеющий взор запечатлеет ожившую мечту по их лицезрению в боевой готовности. Но реальность была такова, что смерть к нему не спешила, а я, вместо того чтобы выуживать ценные сведения, кусала от досады себе губы, глядя на его обреченно скрючившуюся фигуру.

Еще, как назло, резко захотелось в туалет, а эта пародия на «Мыслителя» Родена, похоже, собралась тут отсвечивать, пока в «Детском мире» деревянная лошадка не описается. Мочевой пузырь просемафорил, что если я в ближайшее время не придумаю, как сделать из товарища ваньку-встаньку, то он расслабится прям в присутствии посторонних и ему будет плевать на остатки моего стыда. Последний зашелся в истерике и от испуга выдал сведения о клятвах долга и прочих пожизненных обязательствах провинившейся стороны. Идея показалась мне здравой.

— Послушай, а может, ты мне принесешь какой-нибудь обет верности или дашь торжественное обещание юного пионера? А еще лучше, давай отложим твое аутодафе на потом? — с мукой в голосе спросила я. Уж больно не хотелось позориться перед местным братком.

На мое счастье, в его застывшем теле наметилось движение.

— Есть! — вскинул голову враз отмерший мафиози, скроил торжественную рожу и, судя по расправленным плечам, приготовился коротенько, минут так на сорок зачитывать свои имена, фамилии, титулы, подпольные клички, оперативные псевдонимы и клясться всеми частями тела оберегать мои крылья. Я мысленно взвыла, упала ниц перед мочеиспускательным каналом, упрашивая его немножко потерпеть, сжав покрепче для подстраховки ноги, приготовилась внимать откровениям. В течение нескольких минут, показавшихся мне вечностью, этот садист не только вспомнил всех своих предков, воспроизвел свое имя длиною в километр, но и чуть не поименно пообещал казнить в мою честь половину местного населения. Наконец этот черт закончил клясться на крови, всунул мне в руку очередной кинжал, поднялся и, отвесив поклон, учтиво спросил:

— Могу я узнать имя Избранной?

— Дариа, — присела в книксене я и стала продвигаться в сторону двери. Но завершить этот маневр мне не дал внезапно обретенный должник.

— Теперь, когда мы официально знакомы, ты можешь меня называть сокращенным именем, известным только самым близким.

Писец подкрался незаметно. Ни его полное, ни его сокращенное, ни даже ласковое детское прозвище не удержались в моей голове, забитой только одной мыслью — о том, как бы дотерпеть до сортира. Переспрашивать, как оно звучит, я не рискнула, боясь, что повторное представление затянется еще на час, и протараторила:

— Ты теперь мой вассал, и как своего нового рыцаря, всем врагам на устрашение, нарекаю тебя Кроликом. — Каркнула и, как кенгуру, поскакала на выход.

— Кролик? Кто такой кролик и почему ты так будешь меня называть?

— На моей родине это самый свирепый хищник, и ты его точная копия.

Дроу принял горделивую позу и изрек:

— Дариа, я принимаю данное тобой имя и обязуюсь не запятнать его позором.

Я ответно вывернула бы лодыжку в па, но сил терпеть уже практически не было. Сведя коленки, я, наплевав на все, процедила:

— Кролик, а теперь будь другом, проводи меня до туалета и обмывальника, — и потянула его за собой.

Оставлять дроу в своей комнате дожидаться мою персону мне совсем не хотелось, первоначальные планы на его личность требовали внесения корректировки.

— Зачем? — ушел в непонятки этот придурок.

Мне уже пришлось из последних сил сцепить зубы и сквозь них прохрипеть:

— «Занято» вместо меня покричишь, пока заседать в туалете буду, и деньги взимать будешь со зрителей, которые в щели за мной захотят подсмотреть! Да пошли уже, хоп твою мать, пока я прям тут лужу не наделала, альбинос, на голову отмороженный.

Дорога до удобств заняла у меня рекордно короткое время, ибо я неслась к отхожему месту на третьей космической скорости, на ходу приспуская трусишки. Следующие минуты были одними из самых лучших в моей жизни. Счастливо вздыхая, я выплыла из клозета, вздохнула полной грудью и умиротворено промурлыкала:

— Что ни говорите, а долгожданное облегчение — это больше чем оргазм.

Жизнь снова заиграла передо мной всеми красками, и я практически парила над землей на крыльях любви ко всем ближним. Но, взявшись за ручку двери обмывальника, я резко рухнула с небес на землю. К Кролику, ненадолго оставленному без лицезрения моего святейшества, вернулось его ставшее мне хорошо знакомым хамство и презрение ко всем людям. По ходу пьесы, осознание того, что Избранные тоже писают, пагубно сказалось на его и без того мерзотнейшей натуре.

— Торопишься смыть с себя следы ночи с орком? — ядовито процедил он.

«Придется лечить товарища», — укоризненно прокомментировал его выпад мой вздорный характер.

«Только сильно мальчугана не опускай. В вопросах хамства он против тебя дилетант, он же болезный ни разу не ездил на дачу в последней электричке перед первомайскими праздниками», — дало напутствие милосердие.

Я обернулась и, обворожительно улыбаясь, пропела:

— Ну что ты, зайчик мой ясноглазый, я тороплюсь помыть свою спинку после близкого знакомства с твоими когтями. Кстати, позвольте полюбопытствовать, ты когда задницу подтираешь, они тебе не мешают, ничего там не царапают? Или ты их в качестве совковой лопатки используешь вместо бумаги? А может, тебе нравятся острые ощущения в столь деликатном месте?

И, глядя на наливающееся кровью лицо, помахала перед ним своим маникюром, честно предупредив, что на мои коготочки в вопросах ковыряния в некоторых его частях тела пусть не рассчитывает. Пока дроу боролся с внезапным приступом удушья, я ящеркой юркнула за дверцу импровизированного душа, закрыла ее на засов и оттуда проорала:

— Запомни, салага, хамить и рамсить — это моя привилегия, а твоя — охранять Избранную от внешних и внутренних агрессоров, не жалея живота своего. Так что прикрой свой рот, а то кишки простудишь, и вставай в почетный караул, пока я буду водными процедурами занята.

«Мать, ты не переборщила, как бы он тебя не прибил за такие наезды», — запоздало засуетилась осторожность, но я отмахнулась:

«Запущенный случай, тут только радикальные меры помогут. Но, увы, молотка для лоботомии под рукой не было, вот и пришлось вскрывать мозг добрым словом».

И, весело насвистывая, я стянула с себя то, что прикрывало мои прелести, а потом, дернув за веревочку в бочке, обрушила на себя поток остывшей за ночь воды. Подозреваю, что от моего оглушающего визга полопались все окна в ближайших домах, а дроу поставил рекорд выбивания дверей, открывающихся на себя. Глядя на его светящиеся жаждой убийства глаза, я попыталась взять ситуацию под контроль. Но от холода, вместо того чтобы спросить, какого черта он врывается без стука, я светским тоном поинтересовалась:

— Ты меня насиловать будешь или убивать? В любом случае приходи позже, я еще не совершила омовение.

— Я думал, на тебя напали темные, — пялясь на мой пирсинг, пролепетал этот охранник-недоучка.

— Аха, ну и кто в этой клетушке может поместиться, боевой хомяк или рой мух-истребителей, а? — ехидно уточнил мозг.

Но Кролик не реагировал на внешние раздражители, ослепленный болтающейся в моем пупке змейкой, держащей в пасти изумруд. Я плюнула и, не церемонясь, выперла его за дверь. Тоже мне тонкий ценитель пупочных впадин нашелся, девушка тут в первый раз по недоразумению стала практиковать холодные обливания, а он, вместо того чтобы предложить ей принести горячей воды, стоит и пялится на дармовщинку. Быстро помывшись, я наскоро растерлась полотенцем и пулей вылетела из обмывальника. Синюшное после ледяного душа тело усиленно рвалось в тепло номера, но мой взор по направлению к кровати застил ходящий по кругу, как цирковая лошадь, Кролик. Завидев меня, он быстро кинулся навстречу и с ходу огорошил:

— Откуда у тебя знак правящей династии дроу и кто в твоем роду был из их ветви?

Вопрос поставил меня в тупик. Кто только не отметился в нашем роду. И запойный гегемон, и кулаки-мироеды, врачи и инженеры, коммунисты и беспартийные, одна бабка так вообще в прадеда купца пошла, а вторая — в тапера кинотеатра «Иллюзион», вон всю жизнь по фортепьяну руками шарится. Я даже допускаю, что какая-нибудь далекая пращурка своему барину освещала канделябром дорогу в опочивальню. Но вот кого точно не было, так персонажей из других миров. У нас все женщины в роду — расистки: не то что дроу — монголо-татар до тела не допускали. Да и купленная на распродаже висюлька ну никак не могла попасть в наш ювелирный магазин из другого мира, я же прекрасно помню, что продавщица предложила мне таких змеек штук семь на выбор с разными камешками. Судьба решила либо дать мне мелкий козырь, либо подкинуть очередную подлянку. Ситуацию надо обмозговать вместе с Сосискиным в тишине и спокойствии. Все это молниеносно пронеслось в голове, и я, нацепив налицо загадочную маску, предложила Кролику посетить меня в «Спотыкаче» ближе к вечеру. Потратив еще некоторое время на взаимные расшаркивания, я наконец-то оказалась в постели.

Во второй раз удобно устроившись под одеялом, я была вынуждена вскочить от шороха, исходившего из-за двери.

— Нет, поспать мне сегодня не дадут. Кого опять принесло? — проорала я в сторону источника звука.

В ответ раздалось жалобное поскуливание. Помянув чью-то мать, я пулей вскочила и, подлетев к двери, рывком распахнула ее. Источая миазмы, в комнату вползла черная, трясущаяся ушастая гусеница, в которой я с трудом опознала Сосискина.

— О-о-о, кого мы видим, кого мы нюхаем. Это же наш пивец — от слова «пить» — осчастливил нас визитом, — потерла ручки стервозность.

— Что, похмелье, дружок? — глядя, как крупная дрожь сотрясает все его тело, поинтересовалась моя трезвость.

— Смотрю, сны алкоголика тревожны и непродолжительны, — констатировал мозг.

Подняв на меня кроваво-красные, как у бассета, глаза, колотящийся с бодуна четвероногий алкоголик просипел:

— Дашка, не будь сукой, дай…

Но я не дала ему закончить фразу и, по-лакейски отвесив поклон, подобострастно спросила:

— Похмелиться? Чего изволите-с? Могу предложить гномье вино и эльфийский первач. А может, господин желает-с духовитой анисовой водочки откушать или бражки на курином помете? Сегодняшней ночью, рискуя жизнью, козьими тропами, контрабандисты специально доставили-с, аккурат к вашему утреннему опохмелу, ваш сиятельство.

Топот лап по направлению к ширме, за которой стоял горшок, и последовавшие за этим звуки отдались в моих ушах как гимн в честь всех оптом отомщенных жен пьяниц. Через какое-то время показался заметно протрезвевший Сосискин. Но мама-врач не только учила меня гуманизму, но и постоянно повторяла, что, как бы пациент ни уверял, что он здоров, процесс лечения нужно доводить до победного конца, а папа шепотом всегда добавлял:

— А если пациент менее живуч, то до летального.

— Полегчало? — участливо спросила я.

Пес слегка наклонил голову.

— Ну, тогда, может быть, жареной селедки, приготовленной по старинному вьетнамскому рецепту семьи Сунь Хунь в Чай, или кошачьего корма? — соловушкой разлилась я.

Снова топот лап и стоны выворачиваемого наизнанку желудка. На сей раз Сосискин отсутствовал довольно долго, видимо, в памяти его еще были свежи воспоминания о запахе жареной селедки, который он почуял год назад, проходя мимо соседнего подъезда, — там на первом этаже как-то сдали квартиру вьетнамцам. Доползя до кровати, он обессиленно упал мордой в миску с растворенным в воде аспирином и, не сопротивляясь, дал запихнуть себе в пасть две таблетки алказельтера. Выставив за дверь заполненную почти до краев ночную вазу, я налила в миску воды, подхватив обессилевшее тельце засыпающего пса на руки, поудобнее положила его на кровать и наконец-то заснула.

В этот раз мне снилась яхта Абрамовича, которую тот отдал мне за долги. Я, вся в золоте и бриллиантах, на палубе, лениво развалившись в шезлонге, обитом шиншиллой, потягиваю мохито, а два негра с опахалами работают кондиционерами. Перед глазами во всей красе предстает честно заработанный остров в далеком Карибском море. На его белоснежный пляж с пальмами ласково накатывают лазурные волны, а красавец-капитан, один в один похожий на Джека Воробья, с капитанского мостика спускается ко мне. Но вместо того, чтобы поинтересоваться, готовить ли к взлету вертолет или спускать на воду катер, голосом Сосискина требует пожрать. Ну не гадство, а? Первый раз в жизни мне снится Джонни Депп, да еще без законной жены и своего выводка, а какой-то козел все разрушает! Руки сами по себе потянулись в направлении его шеи, но наткнулись на пустоту — уж кто-кто, а Сосискин прекрасно знает, какой я бываю, если меня некстати разбудить. Тоном, не предвещающим ничего хорошего, я поинтересовалась:

— Ну какого хрена ты приперся утром да еще разбудил меня на самом интересном месте? Что тебе с Сивкой-то на конюшне не спалось?

Пес возмущено тявкнул:

— Да он полночи пытался ко мне приставать, а когда угомонился, то захрапел, как медведь. Я, пока пьяный был, не слышал эти иерихонские трубы, а когда малек протрезвел, думал, земле предамся. Сама же должна понимать, что любые звуки страдающему от перепоя молотком по голове стучат.

— Да, ты вчера знатно погудел, — согласилась я. — С какого перепугу ты, элитный пес, развращал местный рюмкин-пролетариат нашей блататой-трататой? Не мог аборигенам спеть что-нибудь патриотичное типа «Солнечный круг, небо вокруг»? Что бы сказали твои предки, краса и гордость своей породы, а?

— Ой, кто бы говорил, тоже мне целка-невредимка из благородного семейства нашлась, — нахохлился пес. — Устроила из своей комнаты то ли общагу, то ли проходной двор. Не успеет в окошко один мужик выскочить, как ты из дверей под ручку с другим выходишь, а меня еще бульдожкой попрекаешь. Вместо того чтобы думать, как нам остаться в живых, устроила себе тут мальчишник, жаба безответственная, а я под кустом сидел и мерз, ожидая, пока ты кроватью скрипеть закончишь.

Крыть хоть и было чем, но связываться с вечно голодным Сосискиным себе дороже. Поэтому, быстро одевшись и прихватив кувшин, я потопала вниз выклянчивать себе горячей воды и завтрак в номер. С горячей водой мне повезло, а вот с завтраком вышел облом: очнулись мы ближе к обеду, и кухарка опять отправилась к мартену в доме градоправителя. Хозяин наотрез отказался подать мне обед, ссылаясь на торжественный ужин, который он дает постоянным посетителям в честь свадьбы, о которой я с этой суетой совершено забыла. Пришлось мне быстро закончить водные процедуры и тащиться к уже знакомой булочнице-лоточнице. На мое счастье, она оказалась на месте, и в скором времени мы с Сосискиным уплетали наисвежайшие пирожки. Развалившись в кресле, я рассказала псу о своих приключениях.

— И что ты думаешь делать? — спросил сыто отрыгнувший пес, когда я закончила повествование.

— Для начала я думаю нанять дракона, — почесывая ухо, честно ответила я.

— Дракона? — заикаясь, переспросил Сосискин.

— Совершенно верно, дракона, — подтвердила я. — И не трясись ты тут, от твоих колебаний сквозняк поднимается. Ты теперь встал на стезю алкоголика, и мне беречь свое здоровье надо, а то аспирина маловато, а выпивки тут море разливанное.

Совершено не реагируя на мою подколку, Сосискин осторожно спросил, на кой черт мне сдался дракон.

— А как ты собираешься передвигаться? На одиннадцатом номере? Я лично совершенно не горю желанием чередовать спортивную ходьбу с ориентированием на местности.

— Можно ехать на лошадях или еще на какой-нибудь животинке, — встал в позу почуявший большие траты низкорослый ревизор.

— Единственная лошадь, на которой я восседала, — это пони из зоопарка, но это было так давно, что если бы не фотография, глядя на которую так любит умиляться вся моя семейка, то сей факт выпал бы из моей биографии. И потом мне их коняги не внушают доверия, уж больно тонконогие, а ты у меня парень упитанный, боюсь, Боливар не выдержит двоих.

— Я поинтересуюсь наличием тут боевых слонов, если тебя завидки берут при виде моей атлетической фигуры, — презрительно вздернув нос, выдвинул контрпредложение ходячий окорок.

— Скорость у слонов маленькая, поэтому берем дракона. Сам подумай: у нас быстрее всего передвигаться самолетом, а тут наверняка драконом, если у кого-то хватило ума использовать их в качестве «Дракон-эйрлайнс».

— Дашка, это дорого, нутром чую — не потянем дракона, — глядя на решимость в моих глазах, враз заюлил прижимистый бухгалтер и продолжил будить мою жадность стенаниями о мировом кризисе и дороговизне жизни.

Но я стояла насмерть на своем и душила жабу на корню.

— Мне плевать, сколько это стоит! Ясно тебе? Плевать. Я не желаю отбивать задницу о седло и веселить прохожих своими падениями с ходячих велосипедов, а еще больше не хочу терять время на дорогу, я вообще хочу как можно быстрее свалить отсюда домой, к нормальным условиям жизни. По-хорошему нам вообще надо брать двух драконов, чтобы один нас вез, а второй работал огневой поддержкой, но, видя твое предынфарктное состояние, остановимся на одном.

— Давай возьмем напрокат карету, — не желал сдаваться пес.

— Дорогой мой, тебе напомнить, как ты переносишь дорогу до дачи, и это всего час с небольшим в машине с хорошими амортизаторами да с кондиционером, а тут пара месяцев в душной, подпрыгивающей на каждой кочке колымаге.

— Переживу, но на дракона денег не дам! — Сосискин решительно залез на сундук, где хранились наши финансы, и всем своим видом показывал, что никакая сила в мире не заставит его покинуть свой пост. — Ишь чего удумала, драконов ей подавай, да еще двух! Хренуши в уши тебе, а не драконы, — сердито бубня себе под нос, поудобнее устраивался на занятом плацдарме усатый Плюшкин.

Я бросила в бой засадный полк.

— Тогда осваивай, мой дружочек, на досуге искусство вить гнезда и будь готов продемонстрировать полученные навыки на первом же привале. Учти, подсаживать тебя до мест гнездовья я буду не меньше чем за тысячу золотых за каждый подъем: лечение грыжи весьма дорогостоящая штука.

— Почему это? — возмутился жмот, агрессивно подпрыгнув на деревянном отделении банка.

Оскалившись улыбкой капитализма, я подленько так пропела:

— Да потому, мой пока еще целый Колобочек, что тут полным-полно нежити и нечисти. Я-то себя могу забросить на дерево и примотать к суку, чтобы не свалиться с него во сне, а ты вот точно выше, чем на пару сантиметров от земли, не подпрыгнешь, и ночевать ты на ветках не привык, ты все больше по диванам валялся. И, кстати, ночевка на дереве не дает стопроцентной гарантии нашей сохранности: вампиры и прочие крылатые бяки очень хорошо летают, а еще лучше пьют кровь — даже у такого ходячего холестерина, как ты. Так что сам думай: или гнезда, желательно железобетонные, вить на деревьях, или зафрахтовать дракона. Чтоб даже не заикался мне о найме охранников из твоих вчерашних собутыльников или о рытье землянок по пути следования.

Сосискин ушел в задумчивость, а когда вышел из нее, предложил склонить к сотрудничеству волшебника, чтобы тот открыл нам портал сразу же к Цитадели или сделал какой-нибудь амулет перемещения. Затянувшуюся дискуссию пора было заканчивать.

— Если ты так настроен экономить на наших жизнях, то давай мы купим тебе в лавке магического секонд-хенда растоптанные волшебные туфли, и ты моментом станешь Маленьким Муком. А чтобы оправдать затраты, будешь подрабатывать доставкой пиццы. Я же тем временем буду на берегу моря искать лампу с Хоттабычем, а как найду, так сразу же затребую, чтобы он сплел мне из своей бороды ковер-самолет! Сосискин, очнись! Много ты видел тут волшебства, не считая рога Сивки? Вспомни, он рассказывал нам, что все ходят на Темного своими силами, никто их никуда не переносит. И у меня создалось стойкое впечатление, что никакого волшебства тут нет, а если и есть, то не больше, чем у товарищей из передачи «Битва экстрасенсов». Тут водопровод с канализацией отсутствуют, а ты про какие-то амулеты перемещения мне толкуешь.

Сосискин на мгновение задумался, а потом решительно согласился со мной, видимо решив, что лучше быть бедным, но здоровым, чем богатым и мертвым.

— Черт с тобой, бери дракона, но одного, и выбирать буду я, — великодушно махнул в мою сторону ушами этот образец щедрости.

Но через секунду предложил немедленно вытребовать от Эдика еще денег на всякий пожарный случай, а то вдруг демиурги еще какую пакость устроят. И как в воду глядел! Не успела я подумать об очередном транше, как вместо звяканья монет из сундука донеся звук работающего принтера. Моментом спихнув пса, я рванула крышу и увидела отпечатанный листок, в котором нам расплывчато сообщалось, что в ближайшее время наличных денег не предвидится, потому как все наши активы только что были помещены под проценты и изъять их не представляется никакой возможности. Там еще была куча фраз про выплату зарплат нанятым для управления нашими мирами специалистам, перечислялись прочие расходы на хозяйство с налогами, и все это щедро разбавлялось сожалениями, что мы не обратились на десять минут раньше.

— Нас красиво послали на три буквы, — ударился в панику Сосискин, а я, подмигнув паникеру, закурила последнюю сигарету.

— Значит, так, корнет, отставить метаться как дерьмо в проруби. Я этот кидок предвидела, и поэтому у меня давно есть план, в который уже вписан Кролик с учетом кое-каких вскрывшихся обстоятельств. Кстати, не вздумай его просветить на тему кроликов и тушканчиков Нечерноземья, он еще не вполне свыкся с мыслью, что я и есть Избранная.

— Кролик, ты назвала местного бугра Кроликом? — закатился от смеха под кровать юный натуралист. Закончив ржать, Сосискин решил отыграться за мои намеки на его излишний вес: — Что, мужик разочаровал, коли ты его так приласкала? — И, не обращая внимания на мое сердитое сопение, продолжил озвучивать свои паскудные мыслишки. — Что сопишь-то? Я же видел, как ты с ним вышла через пять минут после десантировки орка из твоего окошка. Был бы мужик ценный, хрен бы ты его через пять минут отпустила! Вон бедный орк всю ночь работал, а чтоб ты его утром не припахала, сбежал, как Березовский от прокуратуры. Нет, я, конечно, понимаю, что если мужик строчит своим детородным органом, как швейная машинка, в течение минуты, а потом с писком отваливается, то его трудно назвать жеребцом. Но зачем же сразу опускать его чуть ли не до уровня мелкого грызуна? Может, у него было длительное воздержание или еще какие проблемы сексуального характера, а ты сразу: «кролик». Мягче надо быть, девушка, мягче. Могла бы вон, к примеру, назвать его Торопыжкой или дать второй шанс показать, какой он тигр в постели. Эх, правдорубка ты моя горемычная, нет в тебе чуткости, поэтому помрешь ты в девках, — закончил свое выступление этот сексопатолог, подрабатывающий на досуге психоаналитиком.

Спускать с рук намеки на мой незамужний статус я совершенно не собиралась: одно дело когда родня, как жуки-короеды грызут мозг на тему салатов на свадебном пиру и тетешканья внуков, а другое — выслушивать всяческие намеки от своей собаки.

— Доктор Курпатов, мне очень лестно слышать, что ты думаешь, будто я многостаночница и сразу после одного мужика прыгнула под другого, но спешу тебя огорчить. У меня, конечно, хорошая физическая подготовка, благо, в отличие от тебя, я бегаю по утрам и регулярно занимаюсь фитнесом, но после акробатических этюдов с орком, дай бог ему хорошей потенции и жены не фригидной, я была не способна ни на что, кроме как пописать. Так что оставь свои инсинуации. Кроликом я его назвала исключительно из-за цвета глаз, а не за его поступательные движения. Если будешь еще выступать на тему моей половой жизни, по возвращении домой сходим мы с тобой, пожалуй, к ветеринару. Пара движений ножницами — и тебя больше не будут волновать никакие сучки и уж тем более чужие мужики. И питаться ты будешь не сайками да колбасой, а исключительно кормом для кастрированных собак.

— А что сразу-то к ветеринару? Уж и пошутить нельзя, — мигом сдал назад враз поскучневший пес.

— Пошутили, и хватит, — решительно оборвала я. Сейчас мы собираем свои вещички, расплачиваемся с хозяином этого клоповника, дожидаемся Кролика и вытрясаем из него кое-какую информацию, провиант и курево. Потом просим нас вывести из города, минуя кордоны, милостиво соглашаемся принять его предложение обеспечить нас сопровождающими до Столицы и ближе к утру, когда все перепьются на свадьбе у местного Лужкова, короткими перебежками рвем отсюда когти.

— А ты уверена, что все пойдет по твоему плану и Кролик нас тоже не кинет? — проявил осторожность пес.

— Уверена, — твердо ответила я и, многозначительно опустив взгляд на свой живот, добавила: — Давай шевели помидорами. Нас ждут великие дела, а тебя вдобавок — строгая диета — неизвестно, какие тут еще драконы водятся.