Глава одиннадцатая
В лавке сидел тролль. Горилло-шкафоподобный, покрытый рыжей шерстью мужик, развалившись, громко чавкал. Окинув нас ленивым взглядом, он скривился при виде веселой расцветочки моего костюма и снова уткнулся в огромную лоханку, продолжив методично работать челюстями, — явно посчитал нас несерьезными покупателями.
Я огляделась. Все стены, витрины и прилавки были завалены всякими непонятными для меня железяками, кольчугами, а по углам стояли бронемайки, бронекальсоны и различной модификации кастрюли на голову. При виде всего этого я сразу почувствовала себя на месте жутко ревнивой жены, которая вечно везде таскается за мужем и поэтому, вместо того чтобы жаловаться по телефону маме на мужа-козла, вынуждена находиться в магазине, торгующем автозапчастями. Только если ей за ее мучения вполне могла перепасть дешевенькая помада, изготовленная руками трудолюбивых китайцев, то мне от хронически безденежного Сивки и такой роскоши можно было не ожидать. С отсутствующим видом я рассматривала все эти мечи, кинжалы, сабли, рапиры и то, что я не знаю, как называется, потому как холодное оружие всегда было вне сферы моих интересов. Никакой блеск стали, изящество рун, пробегающих по клинкам, гарды в виде оскалившихся зверей не могли меня заставить выдохнуть страшное женское: «Хочу!!!» Мне было глубоко фиолетово даже созерцать самоцветы, украшающие рукоятки этих хреновин, потому что единственные булыжники, которые могли бы вызвать во мне интерес, это камешки повышенной каратности в ювелирных изделиях.
Если для кого-то меч и был продолжением руки, то у меня эти фаллические символы не вызывали никакого желания удлинить ими даже мизинец на ноге. Чтобы потянуть время до оглашения отрицательного результата нахождения здесь, я подозвала восторженно пялившегося на волнообразный дрын Сивку и на ушко сказала:
— Сивка, а вот когда мы шли к Яфору, я там с девкой видела похожего мужика, только он поменьше был в габаритах. Это был тоже тролль?
— Нет, Дариа, это полукровка, видимо, его мать — человеческая женщина или орка.
Я нервно закашлялась, а Сивка, скабрезно улыбаясь, добавил:
— Среди женщин всегда найдутся любительницы в некотором роде выдающихся частей тела мужчин.
У меня совершено не было желания просвещать Сивку на тему преследующего многих мужиков заблуждения, а также ценности размеров кое-чего, поэтому я отошла к стенду с какими-то топориками. Очень быстро устав натирать себе глаза об этот металлолом, я направилась к прилавку с кинжалами. В конце концов, уходить без покупки было неудобно, мы ж побеспокоили звоном колокольчика у двери такого занятого товарища, да и кинжал послужит неплохой заменой тупому кухонному ножу, за который я взяла манеру хвататься. Поковырявшись с умным видом в куче холодного оружия, я выбрала украшенный всего одним скромным мутноватым камешком тесак, напоминающий мамин любимый разделочный нож.
— Сколько? — спросила я, подойдя к местному продавцу-кассиру.
— Пятьдесят золотых. Это работа мастера Громоглода Младшего, — дыхнул мне в лицо вчерашними щами тролль.
Услышав сумму, я протяжно свистнула. Нет, я теперь такая богатая, что все обитатели Рублевки — нищета против меня, но отдавать такие деньги за кусок металла, да еще без алмаза «Граф Орлов» на рукоятке, показалось мне верхом расточительства.
— Дариа, не раздумывай, бери. Это вполне приемлемая цена, мастер Громоглод Младший не так известен, как Громоглод Старший, — начал убеждать тот, кто отвалил двадцать золотых за тряпку, которая от силы тянула на пять медяшек. (После получения сдачи от продавщицы булок я уже имела представление о том, что тут явно не знали, что такое инфляция и высокие цены.)
Я с жалостью посмотрела на удобно лежащий в ладони кинжал и тихонько поинтересовалась у Сивки, сколько процентов скидки я могу выжать из этого симпатяжки.
— Не хочу тебя расстраивать, но если ты скинешь хотя бы ползолотого, то завтра у нас поднимется на небе четвертая луна.
Я не желала сдаваться просто так и выпускать из своих цепких ручонок то, что в них попало, даже если мне это на фиг не надо. Ничего не поделаешь, мы, женщины, все такие, цапнем что-то, а потом думаем: «А на хрена я это купила, да еще за такие деньги?»
— Я попробую. Если не получится, уйдем. Попытка не пытка.
— Дариа, мы можем позвать Сосискина, если нож так тебе понравился, — особо не веря в чудо, отозвался любитель покупать не торгуясь.
— Я смотрю, Сивка, у тебя задница уже зажила и ты не боишься лишиться еще одной ее части. Если мы его позовем, он тебе полфилея оттяпает только за то, что ты меня сюда затащил. Учти: я тебя сдам при первой возможности и скажу, что ты еще подбивал меня купить этот кинжал. Мне свое здоровье дороже.
От таких несправедливых, с его точки зрения, слов Сивка задохнулся от возмущения, но мне было не до него. Я нацелилась торговаться до победного, зря, что ль к бабушке на работу постоянно ходила и она меня учила сбивать цену? Да она меня лично придушит, если узнает, что я ее посрамила в глазах коллеги.
Начать решила издалека.
— Уважаемый, я с рождения копила на подарок для отца к его выходу на пенсию, но у меня не хватает несколько монет. Вы не могли бы в честь завтрашнего бракосочетания дочери многоуважаемого градоправителя уступить мне его за сорок пять золотых?
— Пятьдесят, — равнодушно ответил тролль, даже не посмотрев в мою сторону.
— Живу я на границе империи, но, услышав, что в вашей лавке продаются изделия работы мастера Громкохрюка Среднего, я проделала долгий путь, отбиваясь перочинным ножом от насильников и грабителей, чтобы порадовать больного отца, а вы не хотите уступить мне пару монеток, — продолжала гундосить я.
— Пятьдесят золотых, и не Громкохрюка Среднего, а Громоглода Младшего, — все так же равнодушно ответил он.
Волосатый бизнесмен явно не хотел идти мне навстречу. Я вздохнула и выудила из своей памяти те незабываемые минуты, которые провела, отчаянно торгуясь на восточных базарах. Для пущего раззадоривания вспомнила стамбульский опыт и ринулась в бой:
— Сорок пять, или я покидаю эту лавку детских игрушек.
— Мое слово пятьдесят, — уже заинтересованно ответил хозяин скобяной лавки.
— Тридцать пять, или я сажусь на крыльцо твоей лавки и буду говорить каждому входящему, что ты продаешь крысючьи подделки.
Видимо, крысючьи подделки — больное место всех местных производителей, потому как через минутное молчание, мучительно сопя, он выдавил:
— Сорок девять золотых и девяносто девять серебрушек.
— Тридцать, или я скажу градоправителю, что ты скрываешься от налогов и ведешь черную бухгалтерию.
— Сорок девять и девяносто восемь, — сквозь зубы процедил хозяин лавки в ответ.
«Ха, видимо не так тут чисто с бухгалтерией, коли волосатик поплыл», — захлопала я про себя в ладошки.
— Двадцать пять, или я донесу императору, что ты не только утаиваешь налоги, но и поставляешь оружие Темному лорду. Вот он обрадуется — там как раз недобор в гарнизон на границу.
— Демон с тобой, сорок восемь и половина золотого — и проваливай отсюда, — взревел он в ответ на мои инсинуации.
— Двадцать, или завтра дам на тебя наводку темному колдуну, он как раз ищет подопытного для нового эксперимента, — пропела я на эти попытки меня разжалобить.
Тролль налился кровью и, нависнув надо мной, заорал так, что со стен попадал почти весь арсенал:
— Сорок девять — и чтоб духу твоего тут не было!!!
Еще через полчаса моего откровенного шантажа и беспочвенных наездов я мило предложила:
— Пятнадцать, бесплатные ножны, мешок с эмблемой магазина и пятидесятипроцентная скидка на все последующие покупки.
— Забирай и проваливай отсюда, — почти плакал тролль, кидая мне ножны.
Я неторопливо отсчитала пятнадцать серебряных монет и под его налитым яростью взглядом положила их на прилавок, растянув губы в улыбке крокодила. Зря он думал, что уже отделался от меня, я еще не отомстила за то, что он не осведомился о моем драгоценном здоровье и не предложил чашечку кофы, когда я осчастливила его магазин своим визитом, и плевать, что тут кофия нету, мог бы предложить чего-нибудь другого.
— Ты что, издеваешься? — прохрипел этот мерзкий жадина.
— А разве я говорила что-то за золото, дорогой? Ты же не хочешь, чтобы завтра весь город узнал, как ты обманываешь покупателей? — наивно хлопая ресничками, пропела моя стервозность.
После милой и продуктивной для меня беседы я получила назад десять серебрушек, еще один, уже богато украшенный крупными камнями, кинжал, практически невесомую длинную кольчугу (на фиг не нужна, но мне хотелось сделать правнуку Кинг-Конга приятное) и статус почетного клиента со скидкой в восемьдесят процентов на все, кроме брони для тела. Я здраво рассудила, что эти железки замучаешься снимать, когда в туалет захочешь или спину почесать. Я могла вырвать еще какую-нибудь железку и увеличить размер скидки до девяноста процентов, но надо же было троллю чем-то расплачиваться за визит к лекарю после разговора со мной. Оставив практически ограбленного хозяина пребывать в коматозном состоянии, я, пожав ему руку на прощанье со словами: «С вами было приятно иметь дело», — направилась с вещами на выход.
— Дариа, но ты забыла купить меч, — каким-то отстраненным от всего мирского голосом проговорил мне в спину Сивка.
— А я просто не почувствовала его тут. Наверное, мой меч лежит и ждет меня в другом месте, — повернувшись на ходу, ответила я и впечаталась кому-то в грудь.
— Смотри, куда прешь, шлюха, — раздалось у меня над макушкой.
— Прет дерьмо у тебя из ушей, урод, — отвесила я ответный комплиманс и, подняв глаза, встретилась с полыхающими злостью красными глазами беловолосого мужика.
«Так, быстро добивай его и валим отсюда», — поддержала меня гордость.
— Рот закрой, а то кишки простудишь, ушлепок, — презрительно процедила я и, отодвинув его с пути, пошла вперед.
Но когда я практически уже открыла дверь, почувствовала на себе сжавшую мое плечо руку.
— Наглая тварь, посмотрю, как ты запоешь, когда я тебя найду. Молись всем богам, что я сейчас тороплюсь забрать свой заказ, но я обязательно найду тебя и покажу, как дроу учат уважению, — прошипел униженный и оскорбленный.
— Пою я фальшиво, — окрысилась я и, не оборачиваясь, стряхнула его руку с плеча.
Медленно выйдя на улицу, я достала трясущимися от ярости руками сигарету и, наплевав на всю конспирацию, прикурила. Какая-то мразь конченая посмела мне нахамить, тоже мне, на хрен, козырь дивный нашелся, убивала бы на месте таких уродов.
Хлопнула дверь, и ко мне подлетел перепуганный до дрожи в копытах Сивка:
— Дариа, что ты наделала? Ты только что нанесла смертельное оскорбление хозяину подлунного города. Он жестоко расправляется даже за косой взгляд в его сторону!!! — закудахтал он.
Судя по вибрациям Сивки, я действительно только что наехала на местного авторитета.
— Вам надо срочно бежать из города! Еще пара часов — и вы не сможете покинуть его пределы, даже в доме градоправителя он вас найдет. — Закончив наводить на меня ужас, единорог схватил меня за рукав рубашки зубами и потянул за собой.
— Сивка, если мы сейчас уйдем из города, то через пару часов он пустится в погоню и настигнет нас на дороге, а я всегда мечтала умереть в кровати, а не сдохнуть, как подзаборная пьянь, на обочине жизни! — Весь мой характер встал в позу. — И вообще, никто из мужчин в моей семье никогда не показывал, убегая от противника, свои тылы, исключения составляли тактические отступления при появлении сторожа сада, куда они совершали налет за яблоками.
— Причем тут мужчины?! — заорал Сивка. — Ты не мужчина, ты женщина. Нет, ты даже не женщина, ты Избранная и не имеешь права погибнуть от своего невоздержного языка!
— А я и лошадь, я и бык, я и баба, и мужик. Так что расслабься, никуда я не побегу, у меня богатый опыт общения с такими типами, разрулю ситуацию, — отмахнулся великий русский авось.
— Нет, ты не понимаешь… Он не станет слушать твои извинения, он просто убьет тебя!
— Поверь, мой наивный друг, такие, как он, сразу не убивают, им нравится смотреть, как они причиняют кому-то боль. В крайнем случае, я всегда могу показать свои крылья.
— Он может просто метнуть в тебя кинжал, а потом только увидит их, — практически рыдал этот трус.
— Ну, значит, сегодня работаешь осветителем: включишь свой рог на всю мощность. Сосискин начнет молиться на мой светлый образ, а я буду вертеться как курица-гриль, чтобы он увидел мою спину. Все, хорош барагузить, веди меня в магазин с платьями — буду себе приличный саван подбирать. В тех тряпках, что вы мне купили, даже умирать стыдно, не то что мужика принимать.
Глядя на меня, как на приговоренную к казни, то вздыхая, то охая, Сивка повел меня на другую улицу.
По дороге, бросая взгляд на мое спокойное лицо, он видимо решил, что какой-то дроу мне как слону дробина и значительно повеселел. Едва мы дошли до местного универмага, единорог, как истинный мужик, сказав, что побежит к градоправителю, смылся, наказав не скучать и никуда не уходить без него.
С самым независимым лицом я вошла в бутик и поняла, что Сивка очень хотел реабилитироваться за косяк с сарафанчиком в «плюшки-булочки», купленный в магазине крысючих подделок под видом последней новинки прошлой гномьей коллекции. Я попала в мир гламура, причем гламура с большой буквы. Если бы сюда занесло Сергея Зверева, то эта «звезда в шоке» забыла бы, как ругаться матом. Платья, рубашки, юбки и какие-то совершено невозможные конструкции, жилетки всех цветов и оттенков щедро были украшены бантиками, рюшечками, оборочками, вышивкой, воланчиками, кружавчиками, стразиками, перышками и аппликациями из шкур натуральных Чебурашек самого разного окраса. Стройными рядами стояли нарядные сапожки и туфельки на головокружительных каблуках. В воздухе удушающее пахло сладкими духами, а на резных банкетках лежали всевозможные думочки и подушечки. Этот причал для блондинок мало напоминал посещаемые мною магазины спортивной одежды. Меня резко затошнило, и мне со страшной силой захотелось смыться отсюда на свежий воздух… Но, взглянув на свой попугайский наряд, я укорила себя за малодушие и решительно двинулась вдоль вешалок и манекенов.
— Чем я могу вам помочь? — отвлек меня от поисков наименее вычурного прикида мелодичный голосок.
Я недовольно повернулась и посмотрела на симпатичную эльфийку-полукровку, которая профессионально улыбалась мне. Видимо, местные управляющие периодически проводили с обслуживающим персоналом тренинги по работе с клиентами, если она даже в такой чувырле, как я, углядела потенциальный кошелек. Но куда им, наивным средневековым менеджерам по продажам, тягаться с поднаторевшими в их отшивании московскими покупателями! Если бы тут бывали тетки из наших краев, то, вместо того чтобы испуганно отшатнуться и позорно бежать в подсобку от фразы: «Вы можете помочь мне только материально», произнесенной с самым зверским выражением лица, она бы просто мило посмеялась и не стала бы мне отсвечивать.
Наконец я выбрала самое скромное в этом фейерверке карнавальных нарядов платье, в тон ему рубашку, платок и туфли на самом низком каблуке, которые я в обычной жизни не надела бы под расстрелом из-за его высоты. Приметив отгороженную красивой шторой половину магазина и посчитав ее за примерочную, я пошла мерить вещи. Но вместо примерочной очутилась в отделе эротического белья. Уж на что я спокойно отношусь к таким вещам, предпочитая чулкам плотные колготки, а ажурным лифчикам те, в которых грудь не вываливается при каждом шаге, но тут даже меня пробрало, и я захотела почувствовать себя красоткой из журнала для взрослых. Всевозможные корсеты, полупрозрачные пеньюары, шелковые чулки, игривые подвязки так и призывали померить их. Это были работы какой-нибудь талантливой гномки, а в том, что это изделия их знаменитых мастериц, я не сомневалась ни минуты, держа в руках корсет. Сразу чувствовалось, что гномки знали толк не только в удовольствии, но и в удобствах.
Уж не знаю, какому инквизитору пришла «гениальнейшая» идея зашнуровывать корсет сзади. Дураку же понятно, что спереди женщине это сделать удобнее и быстрее. Я не знаю, как в прошлые века мужчины воевали с этими шнурками и крючочками сзади в стремлении побыстрее добраться до столь манящих их частей тела, но наши мужики до сих пор часами путаются в застежках лифчика. Тут же создатель корсета расположил шнуровку спереди, облегчая мне задачу по облачению в постельные доспехи. Местные зеркала отразили мисс «Плейбой», не знаю за какой месяц. Белый корсет с родными стрингами (как знала — сегодня привела в порядок зону бикини, а то выглядывающая из-под них прическа а-ля Анжела Дэвис вызывала бы диссонанс во всем образе) прекрасно оттеняли мой загар и выгодно подчеркивали все нужные вогнутости и выпуклости. Ноги в чулках с кружными подвязками да еще обутые в туфли на довольно высоком каблуке казались ходулями. Обычно я подчеркиваю их длину и красоту ладно сидящими джинсами и дорогими, удобными кроссовками, а не разрезами по самое не балуйся, именуемыми среди наиболее смелых девушек «иди за мной», но сейчас я признала возможности шпилек. Мне сразу захотелось стать мадам Помпадур, заиметь бархотку с камеей на шею, высокий белокурый парик со страусиным пером, на вздымающейся груди — пикантную мушку, а у ног чтоб непременно был Людовик XV.
И когда я в своих мечтах дошла до того момента, когда Людовик переписывает на мое имя Версаль и все прилегающие к нему территории, включая Париж, в зал влетел эльф, явно прискакавший разбираться, кто так напугал его сотрудника. Ввалился и, сделав и без того не маленькие глаза неприлично большими, восторженно шевеля ушами и плотоядно облизываясь, вылупился на меня. Я выжидательно уставилась на этого вуйеариста: мол, ты только посмотреть зашел или, может, ответно что-то покажешь?
Пауза затягивалась, я совершенно не собиралась визжать и метаться в поисках вещей для прикрытия телес — пусть посмотрит на то, что ему не обломится, но маслено заблестевшие глазки эльфа стали наводить на меня тоску. Наконец я процедила:
— Ну что, чего стоим, кого ждем, когда платить будем?
Он не реагировал, судя по его обалдевшему виду, грезил наяву и представлял, как будет рассупонивать на мне эту сбрую и что же еще такого интересного можно у меня увидеть. Следующая фраза заставила его обмереть:
— Золотой, или я сворачиваю просмотр.
А что? Надо же мне как-то компенсировать пять серебрушек, оставленных в оружейной лавке.
— Да, да, конечно, сейчас, — залопотал этот любитель клубнички, хлопая у себя по карманам.
Он нашарил мешочек, не отрывая от меня глаз, вытащил золотую монетку и протянул ее мне. Я, усмехаясь, забрала ее из его трясущейся конечности и демонстративно сунула в вырез корсета. Его потные ручонки, которые потянулись к вожделенным тесемочкам и веревочкам, бессильно упали, когда он услышал:
— Теперь вали отсюда, ты заплатил только за поглядеть, на потрогать у тебя средств не хватит, а откроешь свою пасть, я заору так, что сбежится полгорода и все узнают, что ты меня изнасиловал прям на своем рабочем месте. А потом посмотрю, насколько после этого у тебя упадет не только выручка.
Посмотрев на меня как дитя, у которого отняли конфету, обиженный ушастый похотливец, тоскливо вздыхая, удалился и оставил меня одну. Я быстро сняла вещички, призванные раззадоривать мужскую часть населения в любом мире, и переоделась в выбранные мной одежки. Увиденное вполне меня устроило: темно-синий сарафан, бледно-голубая рубашка — все с минимальным количеством вышивки, как говорится, скромненько и со вкусом. Правда, каблук мог быть и поменьше, но изготовитель обуви и владелец магазина считали иначе. Напоследок замотав голову белым платком на манер чалмы, слегка подкрасившись и подушившись выуженным из косметички пробником любимых духов, моя душенька лебедушкой проплыла по направлению к кассе. За прилавком стоял тот же самый эльф, и, судя по приклеенной улыбке, он уже взял себя в руки. Когда я подошла расплатиться, он вежливо поинтересовался, не та ли я ларда, что только что практически разорила досточтимого оружейника Гроходрюха. От этих слов меня всю перекорежило — терпеть не могу тех, кто подглядывает и подслушивает. В лавке нас было трое, значит, этот чекист-надомник стоял под дверью и чикерил.
— Я смотрю, у вас уши не только очень большие, но и чересчур чуткие, но я могу лично в полевых условиях и без наркоза провести операцию по их уменьшению, чтобы некоторые не отирались под чужими дверями и не разносили сплетни.
— Что вы, ларда, я и не думал подслушивать. Просто я послал своего домашнего духа к уважаемому Гроходрюху с приглашением на ужин, и он стал невольным свидетелем вашего разговора.
Я не была настроена миндальничать и поэтому сурово изрекла:
— Значит, мы не будем тратить время друг друга напрасно, вы мне просто скажите реальную стоимость этой вещи, чуть-чуть добавите себе на жизнь, и мы разойдемся как в море корабли.
Вот так мне практически задаром достался наряд, за который другая отдала бы довольно приличные деньги.
Пока Сивки не было, я, заприметив на противоположной стороне кафешку под цветным навесом, отправилась туда отдохнуть и слегка перекусить. Что ни говори, а мотать нервы окружающим — весьма утомительное занятие. Очередная полуэльфийка принесла мне восхитительно пахнувшую чашку какого-то напитка и умопомрачительное пирожное. Избавившись от комплексов, порожденных жадностью Сосискина при выборе мне одежды, я смогла спокойно рассмотреть сидящих вместе со мной в кафе и проходящих мимо по улице людей. Если с внешним видом представителей иных рас мне все было понятно, то я никак не могла понять, что меня настораживает в людях. И, как ни странно, окружающих съедал такой же нездоровый интерес ко мне. В очередной раз поймав на себе взгляды проходящей мимо компании девушек, я не удержалась и полезла в сумку за зеркалом, думая, что у меня потекла тушь. С боевой раскраской все, к счастью, оказалось в порядке, но, глядя на свое отражение, я поняла, в чем заключается подвох. Мы всегда безошибочно выделяем в толпе прохожих иностранца. Чем-то он неуловимо отличается от нас: то ли черты лица чуть другие, то ли выражение глаз, то ли походка и посадка головы.
Вроде человек такой же, как и все прохожие, но мы всегда поймем, что он чужак. Моя легенда в очередной раз дала трещину, затеряться в толпе не получится, за что очередное человеческое спасибо трем весельчакам.
От невеселых мыслей меня отвлек вернувшийся и нашедший меня в кафешке Сивка. Он сиял как тульский пряник. Градоправитель, уже не надеявшийся на его появление, был настолько счастлив, что даже не поинтересовался, где его носило столько времени.
— Я так спешил к тебе, что отказался даже от ужина, а там знаешь какие вина подаются, — сделал прямой намек вымогатель.
— Хорошо, веди меня в рюмочную, только недолго, нам еще Сосискину еду покупать, — поддалась моя уступчивость.
По дороге к точке розлива алкогольных напитков, к счастью, нам попалась мясная лавка, где я, не торгуясь, отоварилась по полной, в противном случае меня ждала бы приличная истерика, а мою пятую точку — пузырек зеленки. Поплутав в каких-то переулках, мы добрались до забегаловки, где наливали не только пепси. Увидев размер ведерочка, в котором плескалось заказанное Сивкой пойло, мне бы, дуре, подбить его стремление надраться прям на взлете, но я ушла в свои мысли, а когда через какое-то время вернулась с небес на землю, он был уже тепленький. Быть санитаркой и тащить на себе в голову раненого водкой бойца мне совершено не хотелось, да и опыта транспортировки пьяных единорогов у меня не было. Вот пьяного мужика, а если постараться, то и двух, это я пожалуйста, а заплетающегося четырьмя ногами единорога, увы, не доводилось таскать домой. Но именно в этом качестве мне пришлось выступить.
По дороге к постоялому двору для начала Сивке приспичило посетить ювелира. Оказывается, насмотревшись на меня, ему очень захотелось украсить свои уши сережками. Потом был художник, гном из молодых живописцев, который осуществил давнюю мечту Сивки, нарисовав на не пострадавшем от зубов Сосискина боку русалку. Только вместо головы у нее был череп, а в руках она держала пузатую бутылку и огромную кружку. Все это обрамляла надпись. Мне не сказали, что там было начертано, но подозреваю что «Все бабы б…». На вопрос, чем он вообще за все расплачивается, Сивка пробухтел что-то невразумительное, а на вопрос, как он завтра будет участвовать в предстоящей церемонии, он просто меня послал по матери. Пьяный, поющий во всю глотку местные скабрезные частушки, с хреновой тучей всяких колечек и прочих сережек, сверкающих в обоих ушах, и трясущий браслетом, продетым в ноздри, с пятном от зеленки на одном боку и с совсем не невинным цветочком на другом, подмигивающий всем проходящим девушкам абсолютно пьяным глазом, Сивка вызывал у прохожих примерно те же чувства, что и поутру. Двух потрясений город мог и не пережить, надо было заканчивать сольный номер единорога как можно быстрее, но такси тут не ездили, а мы до кучи еще и заблудились.
Как всегда в такой ситуации, только что буквально кишевший под ногами народ испарился. Я уже не надеялась найти хотя бы умертвие, когда услышала впереди шаги. Я полетела на этот звук и выпалила:
— Простите, вы не подскажете, как мне пройти к постоялому двору «Спотыкач», а то мы с моим другом заблудились.
Последние слова я произносила по слогам. На меня, улыбаясь, смотрел… орк!.. Авторы любовных романов, когда описывают первую встречу главной дурочки с ее ожившей девичьей мечтой, в таких случаях пишут: «Ее сердце затрепыхалось испуганной птицей, от прерывистого дыхания грудь волновалась, как бурная река, глаза распахнулись в немом восхищении…» — ну и дальше по списку. Авторитетно заявляю: врут, причем нагло и безбожно. Когда я увидела воочию мужчину своей мечты, я его тут же захотела, прям сейчас и немедленно, и если бы не пьяный в хлам Сивка, требовавший буксировки в стойло, и не голодный Сосискин, я бы его ссильничала не сходя с места. Нет, это не был мой далекий Хришенька, это был совершено другой орк, но он был почти такой же, и мне пришлось впиться ногтями себе в ладони, чтобы привести себя в чувство. Орк смотрел на меня с ленивой усмешкой, прекрасно осознавая, какое впечатление он на меня произвел.
— Кого же прекрасная ларда имеет в друзьях? — промурлыкал этот похититель моего сердца.
Голос был достаточно грубоват, и поэтому я смогла отмереть и, усмехнувшись, сказала:
— Я его не имею, я его домой пьяного веду. — И показала на пытавшегося уже лечь спать под забором Сивку.
Орк, увидев моего пьяненького коняшку, заржал и, подойдя к нему, легко взвалил на плечо. Не обращая на меня никакого внимания, этот тяжелоатлет двинулся вперед. За ним, как японка в традиционной обуви, выворачивая ноги на каждом шагу, отчаянно мечтая оказаться на месте Сивки, семенила я.
Единорог, как все пьяные, ходил по кругу — это я выяснила примерно через пять минут, когда увидела знакомый постоялый двор. Вежливо поблагодарив орка, скинувшего с плеча, как мешок с картошкой, Сивку, я, с сожалением вздохнув, зашла практически в родные пенаты. Попросив Яфора забрать валяющегося у ворот пропьянота, бегом направилась кормить Сосискина. Если бы не целая корзина копченостей и довольно приличный кусок мяса, меня бы порвали на части. Сосискин поглощал еду быстрее, чем мающийся похмельем высасывает бутылку пива. В процессе его насыщения я похвалилась покупками и в красках расписала свой поход по местным торговым центрам. Пес похвалил меня за мою бережливость, но при этом он заявил, что сумел бы сторговаться еще дешевле. Пребывая в воспоминаниях об орке, я даже не стала его разубеждать в обратном. Если ему хочется думать, что кто-то бы заплатил целый золотой за счастье видеть его в корсете, то кто я такая, чтоб его разубеждать. Наконец он насытился и великодушно согласился сопровождать меня к ужину. На мое счастье, кухарка вернулась, и я вполне нормально поела.
— А народу-то на этой малине прибавилось, — заметил находившийся в крайне благодушном настроении Сосискин.
И действительно, почти все столики в зале были заняты, и народ методично опрокидывал в себя кто рюмки, кто кружки, а кто-то пил прям из горла. Да и контингентец демонстрировал лица, не отягощенные интеллектом. На нашу беду, к столику подошел чуть отрезвевший Сивка и затребовал себе выпивку. Яфор приволок нам на стол бутыль мутной бормотухи, а для меня маленький кувшинчик гномьего вина. Гномье вино… Что я могу сказать об этом? Те из нас, кто помнит, что такое настоящее крепленое, поймут, что я испытала, когда сделала глоток. Это была совсем не амброзия.
«Портвейн „Три топора“», разбодяженный «Агдамом», — вынесла свой вердикт печень и порекомендовала воздержаться от дальнейшего распития.
Видя скорченный мной кисляк, пес, до сих пор не нюхавший даже пробку и признававший только запах колбасы и вкус отборной вырезки, потребовал капнуть себе винца в мою пустую тарелку. Лакнув, этот начинающий алкоголик признал, что гномы таки умеют делать вино, а я зажралась. Как на грех, в этот момент крепленая червивка сделала свое черное дело, в голове слегка зашумело, и мне похорошело. Рядом нарисовался гном с какой-то мандулой и спросил, что прекрасная ларда хочет услышать. Ларда, все еще пребывающая в романтических переживаниях, пожелала что-нибудь лирическое. Малорослый менестрель поклонился и, аккомпанируя себе на этой бандуре, запел.
Голос был хороший, играл он превосходно, только от мотива и слов у меня сводило скулы. Естественно, этот местный акынистый бард пел о прекрасном воине, отправившемся в поход против Темного лорда, о его верной жене, которая, нацепив пояс верности, осталась вышивать под окошком. И все эти саратовские страдания тянулись куплетов пятьдесят. Когда он наконец заткнулся, какой-то заплетающийся голос, звучавший рядом со мной, выдал:
— А повеселей слабать можешь, но только не «Мурку»!
Холодея от догадки, я повернулась и увидела пьяного Сосискина и валяющийся рядом пустой графинчик из-под вина. Пока я приходила в себя, этот свинтус доковылял до барда, попросил какого-то гоблина подсадить его за стойку и что-то зашептал на ухо гному. Тот начал перебирать струны, подбирая мотив, пес утвердительно кивнул, через минуту зал взорвало:
Алешка жарил на баяне,
Гремел посудою шалман,
В дыму табачном, как в тумане,
Плясал старый одесский уркаган.
В одной хавире повезло блатному Ваньке,
Удачно он обмолотил скачок.
Купил закусочную в центре Молдаванки,
Где был одесский вещевой толчок.
На это дело он угробил тысяч триста,
Купил товару, пива, водки и вина.
На остальные деньги нанял баяниста,
Чтоб танцевала вся одесская шпана.
Там собирались фармазонщики, воришки,
Туда ворованные шмотки волокли.
Вино рекой там, домино, бильярд, картишки —
Такую там малину развели.
Как главный штымп, он занял место у прилавка
И заправлял вовсю еврейской кухней блюд.
На кухне жарила его подруга Клавка,
Официантом был Абрашка Вондергуд.
Стояла грозная фигура у порога:
То вышибала был Микола Дверь Закрой.
Уж коли выпил, без шумихи, ради бога…
Не то — душа с тебя долой!
Устал Иван Блатной крутить свое кадило,
Поставил верный самогонный аппарат,
Однако эта установка намудрила —
И он пошел работать в мясокомбинат.
— А теперь все хором, — гавкнул дирижирующий лапой пес, и ему отозвался пьяный хор, пристукивающий кружками по столам:
Алешка жарил на баяне,
Гремел посудою шалман,
В дыму табачном, как в тумане,
Плясал старый одесский уркаган.
Видимо, действительно ничто так не сближает людей, как водка. Судя по рожам присутствующих, песня прошла на ура, и, как ни странно, все поняли, о чем она. Я было сунулась стащить Сосискина со стойки, но на меня так посмотрели любители шансона, что пришлось позорно бежать на улицу. Выйдя на крыльцо, я стала пялиться на луны и придумывать миллион и одну казнь для своего пса. Когда я дошла до четвертования, раздалось:
— Ты позвала, я здесь. — Из темноты на меня вышел орк.
Но я сейчас была уже далеко не так розово настроена и поэтому, сделав удивленные глаза, ответила:
— Мужчина, вы, наверное, хрен с гусиной шеей попутали, я никого не звала.
Орк засмеялся красивым грудным смехом:
— Зачем ты обманываешь себя. Я же видел, как ты смотрела на меня и хотела, чтобы я к тебе прикоснулся.
— В первый раз так близко орка видела, — буркнула я, и, что характерно, ведь не соврала же.
— Ты вся вспотела, когда смотрела на меня.
— Взопрела, пока этого мерина сивого на себе перла.
Снова смех и тихое, ударяющее по оголившимся нервам:
— Опять врешь, у тебя даже запах изменился.
— Давно не мылась, ветер поменялся, а ты стоял с подветренной стороны. И вообще, моя девственность принадлежит вашему предводителю, так что прошу пардону, мне пора козу доить.
— Откуда ты знаешь нашего предводителя? — вдруг напрягся этот совратитель.
— Каждый день вижу в своих лучших эротических снах. Так что прошу меня простить, вынуждена вас покинуть, отправиться спать и видеть очередной сон с его участием.
— Если передумаешь, я буду ждать тебя в течение одной четверти первой луны, — прошептал он и попытался снова уйти в темноту.
Я передумала очень быстро. Вдруг это последний раз, когда согрешить доведется. «Мне ж еще с местным бугром рамсить, и неизвестно, чем все закончится», — соврала я своей девичьей чести.
— Через две четверти второй луны, — скороговоркой выпалила я и кивнула на самое крайнее окно.
Вбежав в зал, я попросила Яфора отнести Сосискина спать вместе с Сивкой на конюшню и ни в коем разе не давать ему запасной ключ от номера. Яфор понимающе усмехнулся и пообещал выполнить мою просьбу. Пока я поднималась по лестнице, в спину мне неслось:
Императорский централ, ветер северный.
Этапом в рудники, зла немерено.
Но не упырь обычно губит,
А эльфийский самогон.
Пока ждала орка, я быстро переоделась в длинную футболку: демонстрировать свою Третьяковскую галерею на теле мне совсем не хотелось. Погруженная в тяжкие раздумья, какие позы мне сегодня лучше не практиковать, я даже не заметила, как он возник в комнате. При виде орка мне захотелось схватить его и кинуть на кровать, но все же, когда он сделал шаг мне на встречу, у меня хватило сил прошептать:
— Отвар выпей, и так, чтоб я видела.
Орк… Орк меня не разочаровал, я не знаю уж, как выдержала эту ночь вся мебель в этой комнате, включая сундук. Правда, он постоянно пытался стащить с меня одежонку, чем весьма мешал мне целиком отдаваться процессу. Когда в очередной раз я уклонилась от его попыток меня ее лишить, он, тяжело дыша, спросил:
— Ты что, стесняешься?
Я прикусила себе язык до крови, чтобы истерически не расхохотаться. Так хотелось сказать: милый, если бы ты на спор еще на первом курсе института провел целый день загорая на нудистском пляже под прицелом взглядов кучи извращенцев и просто любопытствующих граждан, то ты давно бы исключил из своего лексикона глагол «стесняться». Но, к сожалению, ему надоело терпеть преграду на моем теле и он попросту порвал ее. Вот тогда я уже завертелась как вошь на гребешке, чтоб, не дай бог, он не увидел мои крылья.
А после мы умиротворено лежали в кровати и курили: я сигарету, а он трубку. Прерывать идиллию мне совершенно не хотелось, но засыпать и просыпаться я предпочитала одна. Надо было как-то покультурнее сказать, что товарищу пора выкатываться по месту своей прописки. Но орк меня опередил:
— Я таких, как ты, еще не встречал, ты очень странная. Ты не спросила моего имени и не назвала своего, согласилась провести со мной ночь, но принять тебя за проститутку может только молодой дурак.
«А бог-то все же есть. Он принял тебя за честную нимфоманку, а не за продажную девку», — успокоила меня гордость.
— Ты куришь, но какие-то странные палочки, а не трубку, — тонко подметил орк.
— Последняя гномья разработка, мне продали опытный образец, но скоро вы все перейдете на них, — выкручивалась как уж на сковородке моя изворотливость.
«Пора бы уже ему заткнуться, а то придется обновить кинжал», — подняла голову моя кровожадность.
А этот Мюллер, вместо того чтобы замолчать, видя, что разговор начинает меня тяготить, продолжал:
— На твоем правом плече, — он слегка надавил на моего наколотого дракошку, — знак дракона, но люди не настолько любят драконов, чтобы так выражать свое восхищение ими. Что он означает для тебя?
— Любовник как-то раз был из их племени, вот в память о незабываемой ночке и сделала, чтоб не забывать о бабской дурости.
Орк усмехнулся:
— На твоем другом плече странные узоры, но в нашем мире никто так не рисует. — И он погладил браслет в виде кельтского узора на предплечье.
— Э-э-э… ну я часто теряю браслеты, вот и решила таким обзавестись, — чувствуя, что как-то это малоубедительно звучит, попыталась склеить отмазку я.
— У тебя на бедре щит воина, на сундуке я видел кольчугу и кинжалы, но у тебя нет на ладонях мозолей от оружия, а на теле — следов от кольчуги. Значит, ты не воин, но зачем-то встала на дорогу войны, — выдал очередную логическую цепочку орк.
— Кольчуга понравилась, как на мне сидит, а кинжалы в подарок к ней получила. — Я уже откровенно нервничала.
Он резко перевернул меня на живот и спросил:
— От каких злых духов охраняет этот хранитель? — И ткнул пальцем в Барда Симпсона на ягодице.
— Оберег от нетрадиционного секса, — пискнула я и сделала попытку перевернуться назад.
Но он мне не давал это сделать и, как завороженный, стал кончиками пальцев повторять контуры моих крыльев.
«Потрахалась, называется, что толку-то теперь ворочаться, как тюлень, если уже спалилась», — ядовито прошипела конспирация.
Я лежала и материла сама себя, а он все трогал мою татуировку. Надо сказать, что она и вправду была хороша. Это были не какие-то там крылья как у Эроса и не банальные перья орла с герба пендосов. Это были крылья кетцаля, точно такие же, как у бога древних майя Кулькана, или, как еще его называли, Кетцалькоатля. Причем это была не банальная татушка, а выпуклая. Подобную я увидела у одного брутального мужика и до жути захотела себе такую же. Правда, у него Кулькан был целиком выколот на спине, а мне хватило денег только на крылья. Мастер, а по совместительству мой бывший одноклассник, долго отказывался от заказа, ссылался на то, что такое никогда не делал. Мол, не факт, что крылья получатся выпуклыми. Но я пригрозила ему, что выйду за него замуж, и он согласился, но предупредил, что за последствия не отвечает. Крылья вышли даже лучше, чем я надеялась, а вот наколотый к ним в довесок щит получился хотя и жутко красивым, но обычным.
Царившая в комнате тишина давила мне на затылок больше, чем рука орка на шее. Наконец он убрал руку и, перевернув меня, с надеждой в голосе спросил:
— Ты Избранная? А то странное существо, поющее непонятные песни, твой священный зверь?
Глядя в его пылающие надеждой глаза, врать мне почему-то сразу расхотелось, да и не поверил бы он, слишком я выпадала из образа местной.
— Избранная. Но если ты сейчас вскочишь и понесешься по городу с диким воплем: «Радуйтесь, люди и нелюди, к нам пришла Избранная, она живая, и я только что ее трахал», то хотя мне этого и не хочется, но придется научиться пользоваться кинжалом. Я, правда, до сегодняшнего дня ни разу его в руках не держала, но с помощью твоего горла, быстро восполню пробелы в моем образовании.
Он вскочил и начал лихорадочно одеваться.
«Во как торопится растаять в тумане, может галстук и носки забыть надеть, и жена задаст ненужные вопросы. Вот мужики пошли, то не выпрешь, то собрался, как в армии по побудке», — съехидничал внутренний голос.
— Почему ты не сказала мне сразу, кто ты? — закончив одеваться, с детской обидой спросил мой совсем недавний любовник.
Я встала и неторопливо достала из сундука новую майку. «Надеюсь, он на мне ее не порвет, а то мужиков много, а вот чистых маек у тебя больше нет», — некстати напомнила о себе экономность.
— А что, должна была?
Кивок.
— И как ты себе это представляешь? Привет, я Избранная, но ты мне так понравился, что пошли скорей в постель.
— Зачем ты так? — укоризненно качая головой, ответил он, а я начала закипать:
— Что бы изменилось, если бы ты сразу узнал, кто я? Отказал бы мне в доступе к своему телу?
— Да, отказал бы. Но не тебе, а себе. Ты для нас священна.
«Привет психоз», — поздоровались нервы, отпустили вожжи, и меня понесло:
— Я не священная корова, и не святая, и, уж как ты понял, отнюдь не монашка. Я — женщина, понимаешь, живая женщина, со всеми своими желаниями. Когда я увидела тебя, то захотела, и мне было плевать на свою избранность, и на то, что я могу сдохнуть в любой момент, — тоже. Мне на все было плевать, и на то, что я для кого-то священна и неприкасаема, понимаешь? Я вообще не хотела, чтобы ты узнал, кто я, но тебе обязательно надо было рвать на мне вещи, а потом рассматривать мои татуировки.
— Почему ты скрываешь, что ты Избранная? Каждый, кто узнает в тебе ее, сочтет за честь воевать под твоими знаменами.
— Вот поэтому я и скрываю, кто я. У меня нет никаких знамен, кроме носовых платков. И тот, кого ты принял за священного свирепого зверя, всего лишь мое домашнее животное. И мы с ним совершено не хотим собирать команду самоубийц и начинать движение на Темную сторону.
— Почему? Я не понимаю. Все орки пойдут с тобой!
— Ты, наверное, не понял: я не желаю, чтобы кто-то с радостью шел за мной. Это только моя партизанская война, я хочу, чтобы как можно дольше никто не узнал, что я пришла в этот мир. Поэтому ты сейчас уйдешь отсюда и забудешь, что видел меня.
Этот идиот отрицательно покачал головой, чем окончательно сформировал во мне желание начать учиться владеть холодным оружием.
— Если ты хочешь, я сейчас уйду, но я поеду к предводителю и скажу, чтобы он начал готовиться к походу, а когда придет время, ты позовешь нас. Возьми этот кинжал. Покажи его любому орку, он без слов поймет, кто ты, и тогда ты можешь рассчитывать на помощь. — Проговорив все это, он шагнул в окно.
— Хришеньке привет! — крикнула я на прощанье. Этот паразит повернулся и, весело подмигнув, сказал:
— Обязательно передам, ты будешь ему отличной женой, — и спрыгнул.
Я высунулась из окна и заорала вдогонку:
— Я в гарем даже любимой женой не пойду, так что обломится твоему предводителю!
— Он пока не женат, — раздалось в ответ, и все стихло.
«Ух, какой хлопотный денек и бурная ночка выдались», — подвел итог мозг, и я с ним полностью согласилась, вытягиваясь на кровати.
Но не успела я удобно на ней устроиться, как из бесшумно открывшейся двери материализовался дроу и встал напротив меня.
«Мать, ты сегодня на редкость популярна», — съехидничала я про себя.
— Что-то ты припозднился, пару минут назад ты мог меня скомпрометировать в глазах общественности.
— Дал тебе время насладиться последними минутами на этой земле, — прошипел он и достал нож. — Но, ты можешь попытаться меня убедить оставить твою никчемную жизнь, если будешь так же себя вести, как с этим грязным орком.
— Подглядывал, значит, ай-ай-ай, и не стыдно тебе, большой мальчик, давно пора с девушками общаться, а ты все в замочные скважины подсматриваешь, а еще авторитета из себя корчишь, фраерок. Все, вали отсюда, приемные часы кончились, все претензии в письменном виде моему секретарю, когда он проспится, — позевывая флегматично, предложила моя наглость.
Дроу одним движением перетек на кровать и замахнулся на меня ножом. Вместо испуга в глазах и криков о пощаде мой потенциальный убийца услышал:
— Не играй с кинжальчиком, пальчик поранить можешь, или ручка дрогнет от напряжения, убьешь ненароком Избранную и будешь потом себе волосья на жопе рвать.
— Врешь, тварь. Ты никакая не Избранная, а простая шлюха, которая пытается отсрочить свою смерть, — делая зверские глаза, прошипел дроу.
— Могу крылья показать, доверчивый ты мой, — предложил проснувшийся инстинкт самосохранения.
Дроу отшатнулся и кивком головы показал, что я могу встать с постели и показать ему знак Избранной.
Я неторопливо встала, стянула майку и повернулась к нему спиной. Через секунду, почувствовав как острый коготь начал трогать мои лопатки, во мне возмутилась чистоплотность:
— Ты смотри, аккуратнее там своими когтями, не поцарапай, неизвестно, где ты там ими ковырялся, и хорошо, если только в носу.
Дроу тяжело сопел (видимо, осознавал, что только что чуть не пришил надежду своего мира), а потом не нашел ничего лучше, как ляпнуть:
— А почему они не раскрываются?
— У тебя член всегда стоит или только в определенные моменты? — огрызнулась я, натянула майку, повернулась к нему и застала потрясающую картину.
Тот, кто еще минуту назад был готов меня убить, сейчас стоял на коленях, опираясь на одну руку, а второй протягивал мне свой нож, рукояткой вперед.
— Какой потрясающий вид, какой трагизм, какая патетика, — захлопало в ладоши отмщенное самолюбие. Но мне этого было мало. Гордость требовала экзекуции, и я не заставила себя ждать. — Это тебе за шлюху! — Я от души вмазала дроу по уху кулаком. Видимо, я не рассчитала силу удара и довольно ощутимо расшибла себе костяшки пальцев. Дуя на пострадавшую часть организма, я уже миролюбиво предложила: — Вставай, сама не люблю в коленно-локтевой стоять, говорить будем.
