Глава девятая

Походкой робота, теряющего на ходу отваливающиеся запчасти, я выплыла из ворот и подозвала к себе Сосискина, притаившегося под какой-то телегой. Для усиления шока от нашего появления на его шее переливался стразиками (дизайнерский ход неизвестного китайского производителя) и сверкал шипами (мое креативное мышление) гламурный розовый ошейник, на котором болталась покрытая сусальным золотом косточка. Этот ошейник пес терпеть не мог, но для поддержания легенды временно смирился с его присутствием на своей шее, обещая мне многозначительным взглядом скорую расправу. Сивка оказался честным единорогом и, отказавшись примазываться к моей славе первой красавицы, сказал, что будет рядом, после чего оторвался от нас метров на сто вперед. Без всяких фанфар и ковровых дорожек началось мое, не побоюсь этого слова, победоносное шествие по городу.

Какие-то серые птички, выполняющие тут функцию ворон, завидев меня, падали с заборов. Голодный ценитель женских прелестей, вероятно, прельстившийся караваем, восторженно присвистнул в район моего зада. Я повернулась и, цыкнув через зуб, спросила:

— К тебе или ко мне?

Его падение в лужу и отборная матерщина подняли мою и без того высокую самооценку до заоблачных высот. При виде меня мамаши спешили убрать с улицы детей, а особо нервные бросались закрывать им лица своими фартуками. Вслед нам бравурным маршем несся грохот захлопываемых окон. Первый в моей жизни увиденный эльф, чтобы не ослепнуть от лицезрения небесных черт, попытался прикрыть свои глаза для надежности ушами. Сунувшийся было под ноги покрытый струпьями гоблин, глядя на мое светящееся молодостью и красотой лицо, протянул мне обкусанный пирожок, радостно приговаривая:

— А я еще думал, что урод, — и припустил по направлению к выходу из города.

— Не иначе как поскакал просить руки и сердца первой красавицы империи, — протянул ему в след Сосискин.

У беременной, имевшей глупость не скрыться с моего пути, судя по растекшейся под ней луже, вероятно, отошли воды. Либо она просто не удержала другую жидкость в организме. Глядя на ее заходивший ходуном живот, я, нежно поглаживая свою грудь, авторитетно пробасила:

— Девочка будет, вон как заволновалась при виде конкурентки.

— Почему девочка? Нам сказали, что мальчики-близнецы, — испуганно пролепетал державший ее за талию мужик.

— Обманули, — категорично качнула я бородавкой, — девка, однозначно, а второй пацан — вон как стремится навстречу к прекрасному.

Женщина с тихим стоном обмякла в руках мужа, а я, независимо хмыкнув, пошла дальше. Не успевших попрятаться зевак я отпугивала обворожительней улыбкой и почесыванием задницы. Застывшего, судя по метле в руках, местного таджика-дворника я осчастливила сунутыми под нос грязными ногтями и ласково пожурила, что метет он улицу плохо: вон я слегка почесалась, а под ногтями можно репу сеять. Узрев на противоположной стороне улицы представительницу древнейшей профессии с боевой раскраской и торчащей из фривольного декольте грудью, которая, хихикая, повисла на каком-то громадном волосатом мужике, я поспешила выразить ей свое порицание. Кто ж прям чуть ли не на улице клиента удовлетворяет? Мужика надо затащить в комнату и желательно закрыть на сто замков, чтоб, не дай бог, не сбежал, не заплатив за массаж эротический. Втянув висевшую до подбородка соплю, я ленивой походкой подошла к сладкой парочке и, отечески потрепав девицу по наштукатуренной щеке, наставительно изрекла:

— Не суетись под клиентом, он от этого потеет и выскальзывает.

Потом лениво кинула взгляд ниже пояса мужика и, направив свой коготь на то, что еще минуту назад практически рвало его штаны, разочаровано процокала:

— Облом, подруга, полежать просто так на спине не получится, тут непочатый край работы.

Я еще бы с ними побеседовала на всякие волнующие темы, но тут Сосискин вцепился мне в подол, привлекая внимание. Оказалось, здесь водились собаки, только все они поголовно были лысые, как жутко дорогие кошки или как мексиканские хохлатые левретки, которые в самой Мексике живут на помойках и составляют конкуренцию крысам. И еще у них было два хвоста и глаза как у покемонов, мечущихся в поисках туалета. Позже Сосискин узнал, что длинная шерсть у них вырастает к осени, а сейчас он с каким-то нездоровым интересом, попахивающий гастрономией, смотрел, как такая кривоногая кишка отделилась от стайки ей подобных недоразумений и пытается открыть на нас пасть. Я оглушительно рыгнула и задумчиво промолвила:

— Мне ее самой завалить или ты размяться хочешь? — И, немного подумав, уточнила: — Когда отгрызешь ей башку, ты ее в сыром виде будешь или подождешь, пока зажарю?

Бальзамом на наши нервы стал ее истеричный визг и тылы товарок с позорно поджатыми под брюхо хвостами. Сосискин развязно подмигнул мне и тявкнул:

— Я на дичь, похожую на кошачьих, пусть и дорогостоящих, не охочусь, и вообще мясо, не прошедшее санитарный контроль, в пасть не беру.

На мелочи типа сбросившего с себя всадника и умчавшегося, судя по скорости, к психиатру коня; падающие из рук прохожих всяческие кошелки и корзинки; забывших, как говорить, двух кумушек у колодца мы попросту не обращали внимания. Красоте, молодости, здоровому цвету лица, сиянию волос, белизне зубов, волнующей походке и просто божественной фигуре завидовали всегда.

Наконец Сивка остановился у какого-то заборчика и, открыв копытцем калитку, протиснулся в нее. Мы, не мешкая, сунулись за ним и оказались во дворе довольно ветхого домишки. На скрип калитки из дома вышла такая же скрипящая всеми суставами старуха с видом склочницы со стажем, но, приняв меня за смерть, шепча молитвы и пятясь задом, быстро скрылась за дверью, гремя засовами и задергивая занавески на окнах. По моему мнению, старушка решила отсидеться в подполе. Как оказалось, я слегка недооценила пенсионерку. Не успели мы перевести дух, как бормотание стихло, одна из занавесок зашевелилась, и в окне мелькнул ее затянутый бельмом глаз. Пришлось, чтобы старая любительница последних новостей не расслаблялась, громко откашляться и заорать:

— Я не ошиблась! Вон хозяйка как приветливо на меня смотрит, вот что значит, человек праведную жизнь вел, даже казни лютой не боится.

С тихим писком родственница старухи Шапокляк отползла от окна, и из дома стали доносится ритмичные удары лба об пол. Не теряя времени, я быстро стала давать команды:

— Сивка, судя по виду этой милой старушки, она никогда не была чересчур религиозной особой. Поэтому, пока она вспоминает все те немногочисленные молитвы, что учила в церковно-приходской школе, ты возьмешь Сосискина, и вы в темпе вальса метнетесь и купите мне нормальные вещи, платок и корзинку. Что не понял, Сосискин по дороге переведет.

— Дашка, а мне обязательно с ним идти. У меня нервы разыгрались. Может, я с тобой его тут подожду? — Пес явно нацелился подремать в тенечке.

Мне совершено не хотелось и дальше шокировать народ своим видом, поэтому доверить Сивке покупку очередного дамского туалета было бы не гуманно с моей стороны. Я здраво рассудила, что отправить его одного значило бы добавить работы местным гробовщикам, а завтра в городе праздник, чего мужикам работы-то подваливать? К счастью, я знала, на какую мозоль нужно надавить:

— Ты хочешь, чтобы он еще двадцать золотых профукал и купил корзинку, в которой тебе будет тесно? Да и денег на колбасу может не хватить, — невзначай проговорила я, и уже через секунду видела исчезающие в калитке хвосты.

Пока они совершали набег на местный торговый комплекс, я умылась, вытащила все лишние вещи, имитировавшие до этого мои барханы и буфера, и распихала их по сумкам. Чтобы бабка не забывала читать молитвы и не вздумала высунуть свой нос, через каждую минуту я покрикивала:

— Вот сейчас отдохну и загляну на огонек к милой хозяйке!

Не прошло и года, как мои компаньоны вернулись. Сразу чувствовалось, что на этот раз в выборе одежды участвовал обладающий невероятным вкусом и еще более невероятной щедростью индивидуум. Извлеченный из корзинки с крышкой сарафан («Мода тут такая», — глядя на мое вытянутое лицо, быстро пояснил Сивка) явно прикрывал деревянные мощи пугала на ближайшем огороде. Подозреваю, что первоначально его цвет был насыщенно-фиолетовый, но дожди и солнце оставили следы пребывания на этой великолепной половой тряпке.

«В таком бальном платье тебя не пустят даже на порог ночлежки для бездомных», — грустно произнес мой эстетический вкус.

Я тоскливо вздохнула и, приоткрыв крышку, сунула свой нос в недра корзинки в робкой надежде, что там притаилось какое-нибудь милое платьице в горошек.

«Вот на покупку корзиночки Сосискин денег не пожалел», — ядовито прошипела моя зависть.

И действительно, корзинка была довольно большая, обшитая изнутри мягкой тканью, а на дне ее лежала весьма толстая подушка. А вот платьица там, к большому сожалению, не оказалось, впрочем, как и рубашки без батончиков.

— Значит, мне платьишко мы с чьего-то забора или порога уперли, а себе корзиночку с перинкой приобрели? — Зло сощурив глаза, я уставилась на патологического жадину.

— Дашк, ну чего ты, — сразу залебезил он в ответ. — Тебе это платье только до магазина дойти, а там сама себе выберешь, что тебе надо. Зачем деньги-то на ветер зря кидать? Сама же говорила, что на колбасу не хватает. А корзиночка мне на время всего пребывания тут пригодится, и потом ее с собой можно забрать будет, в нее знаешь сколько грибов влезет. А на перинке я у твоей кровати спать могу.

Но я была неумолима:

— Или через пять минут ты, экономный эконом хренов, мне приносишь нормальное платье и рубашку, или все оставшееся время проводишь на овсяной каше, сваренной на воде, а если тут нет овсянки, я найду, чем ее заменить, и, поверь, это будет не паштет.

Взглянув в мои глаза, Сосискин торопливо кивнул и, подталкивая мордой Сивку под коленки, резво выскочил на улицу. Назад они вернулись ровно через пять минут — я специально засекла по вытащенным из сумки часам. На сей раз угроза традиционного английского завтрака почти победила жабу Сосискина. Третий по счету туалет был кричащего оранжевого цвета, а в комплекте к нему шли зеленая рубашка, серый плащ и коричневый платок. Успокаивая себя тем, что, согласно научным исследованиям, все животные являются дальтониками, я молча переоделась в эту мечту клоуна-алкоголика, который пропил свой гардероб и теперь вынужден выступать в этом костюме, собранном с миру по нитке. Перед выходом на улицу Сосискин, недовольно ворча, влез в корзинку, а я проорала на прощанье:

— Извините, хозяйка, обозналась, но я к вам на днях зайду! — И горной козочкой выскочила со двора.

Сивка, бодро потряхивая притороченными сумками, вел меня, с трудом тащившую корзинку, на постоялый двор к своему старому знакомому. Там он собирался нас сдать в надежные руки, а сам сбегать к градоправителю и узнать план мероприятий на завтра.

Пока мы шли в местную избу-едальню и по совместительству нумера, я наконец-то смогла спокойно рассмотреть Аккон. Создавалось впечатление, что я попала в старинный европейский городок. Все улицы были чистенькими, в воздухе витали ароматы свежего хлеба и чего-то напоминающее шоколад, дома сияли свежей краской и вымытыми окошками, кругом росли деревья и цвели цветы. Все прохожие были аккуратно одетыми, с улыбающимися лицами — и это несмотря на длящуюся уже прорву лет войну. Одним словом, идиллия, но мне до чесотки в носу… Захотелось понюхать выхлопных газов, вляпаться ногой в собачью какашку, ободрать носки туфель о брошенную бутылку, чтобы в автобусе мне кто-нибудь наступил на ногу и обматерил, короче, меня со страшной силой потянуло на родину. Наверное, я действительно по-настоящему люблю свою родину, ненавидя при этом свое государство. Ведь недаром стоит мне оказаться за границей и почти сразу я начинаю считать дни до возращения. Сидящий в глубине меня патриотизм молча высказал мне свое одобрение, а Сивка наконец-то сообщил, что мы прибыли. Представший перед нами «Хилтон» местного образца напомнил мне о первых частных гостиницах в Крыму.

— Да, это не пять звезд, — тоном колхозника, впервые попавшего в Турцию, но строящего из себя утомленного деньгами олигарха, презрительно протянул высунувший на мгновение свой нос из корзины Сосискин.

— Ну, и как называется этот салун в виде притона? — удрученно спросила я и взялась за ручку двери.

— «Спотыкач», — отпихивая меня от двери, проинформировал Сивка.

— А почему «Спотыкач»? — растерялась я. — Тут что, хозяин гном, а фирменный напиток самогон?

— Нет, — нетерпеливо зацокал копытцами Сивка. — «Спотыкач» — потому что тут порожек высокий и все спотыкаются, а самогон у нас эльфы гонят. — И, оттеснив меня боком, первым протиснулся в дверь.

Через секунду мое упавшее тело констатировало, что автор названия этой чертовой дыры совершенно с ним не промахнулся. При падении я выпустила из рук корзинку, и немногочисленные сидящие в зале могли разглядеть Сосискина — во всей красе, от души поливающего меня матом. Наконец он замолчал, и воцарилась мхатовская пауза. Все, включая даже какую-то рыбку в пузатой склянке, пялились на нас.

— Э-э-э, уважаемые, здрасте, — заблеяла я и без перехода заголосила голосом бабки, которая в какой-то детской сказке перед началом фильма из окошка высовывалась: — Горе-то какое у нас приключилось! Влюбилась колдунья черная да в братца моего меньшего, говорит, женись на мне добрый молодец, будем жить с тобой поживать, сладко кушать на пирах княжеских, да на перинах лебяжьих ночевать, да Темному лорду прислуживать. Вскипела тут кровушка молодецкая у братца моего милого, огнем сверкнули его сини оченьки, скинул с кудрей своих да пшеничных шапку новую, разомкнул уста свои сахарные да молвил с гневом в голосе: «Негоже светлым молодцам жениться на колдуньях темных да в холуях у Темного лорда хаживать». Взял он востру сабельку дедову, с фронтов принесенную, да снес голову колдунье проклятой. Покатилась голова ее да по сырой земле да в сторону замка черного — и услыхали мы: «Что б ты козлом стал, идеалист хренов, что б ты жил на одну свою зарплату. Чтоб ты ездил всю жизнь на „жигулях“, а в жены чтоб тебе блондинка классическая досталась и теща была вечная и проживала с тобой на одной жилплощади». Сверкнула молния, прогремел громушка, набежали тучи мрачные, опустилась ночь страшная. А когда взошло ясно солнышко, то увидели мы вместо братика козленочка маленького. Зарыдала сизой горлицей наша матушка, закручинился богатырь-батюшка, а колдун наш, за прогулы из школы отчисленный, только и смог обратить козленочка в зверюшку странную. А чтоб говорить мог братец мой, повесил на шею амулет чудодейственный. И пошла я искать волшебника, чтоб расколдовал он братца милого. Семь хлебов железных сгрызла я, семь посохов чугунных об нечесть поганую переломала я, семь сапог каменных стоптала — все волшебника ищуще. Да не нашла того кудесника, что поможет горю горькому. Вот теперь идем мы с ним в Столицу к магам тамошним, — может, там падет заклятие мерзкое.

Проговорив скороговоркой всю эту ахинею, молясь, чтобы хоть половина из нее была понятна окружающим, я, размазывая сопли и слюни, пошла к стойке, у которой тусовался Сивка. Сосискин, уныло свесив уши, плелся за мной, чуя спинным мозгом, что в ближайшее время комфортабельные прогулки в корзиночке за такой провал ему не светят.

— Знакомься, Дариа, это мой друг Яфор, а это ее… — Сивка запнулся, а я быстро кивнула в сторону Сосискина:

— Брат мой, Такс. — И сунула свою ладошку для поцелуя.

Пока мужик растерянно крутил мою конечность в своей совковой лопате, по недоразумению называющейся «рука», я быстро кинула на него оценивающий взгляд. Выше среднего роста, чуть загорелый, волосы и борода пепельные, резкие черты лица. Вопреки расхожему мнению о владельцах питейных заведений, никакой «подушки безопасности» в виде жировых отложений от усиленного потребления пива у него не имелось. Наоборот, он был весь какой-то крепкий, напоминая скорей крестьянина, чем утонченного бармена. Про таких как раз и говорят: «Крепко на ногах стоит». Короче, мужик как мужик, ничего для меня возбудительного, если бы не его глаза. Когда он закончил любоваться на мой маникюр и кинул на меня взгляд, я увидела вертикальный зрачок.

— Когти-то ненастоящие, — усмехнулся в бороду он.

«Оборотень», — выдвинул гипотезу мозг.

«Точно оборотень, вон и запах псины присутствует», — подтвердило колотящееся в районе пяток сердце.

«Ну подумаешь оборотень, не сожрет же он тебя, в конце концов, прям сразу, а даст сначала помыться и продаст миску супа», — философски заметили голод и чистоплотность.

— Военные трофеи, — ответно усмехнулась я и поинтересовалась наличием номера, супа, лохани с горячей водой и туалета.

Номер, на наше счастье, оказался в наличии, обед обещали подать в ближайшее время, правда, заранее извинились за его скудность: кухарка сейчас готовила завтрашний пир и должна вернуться только к ужину. Вот с лоханью меня ждал большой облом. По причине лета помыться предложили в обмывальнике и, подведя меня к закопченному окну, гордо показали на будочку во дворе. Обмывальник сразу же напомнил мне построенный папой у нас на даче душ — такой же весь кривобокий и непонятно как еще не рухнувший, только вместо железного бака наверху стояла бочка с водой. Нам, суровым туристам с двухдневным опытом мытья различных частей тела с помощью кружки, не к лицу было привередничать, поэтому я радостно закивала, всем своим видом показывая восхищение инженерньм гением неведомого строителя. Еще я попросила принести мне какое-нибудь корыто (желательно с теплой водой) для стирки. От предложенных услуг прачки я отказалась: мол, не белоручка там какая-то, сама свое бельишко постираю. Скептически поглядев на мои руки, Яфор крикнул сынишке, чтобы тот показал нам номер.

Вихрастрый мальчишка провел нас по лестнице на второй этаж и приглашающе распахнул последнюю дверь по коридору. Номер оказался довольно просторным, с широкой кроватью. На одной из стен висел полированный лист металла, заменяющий в этом мире зеркало. У окна стоял огромный сундук с торчащим из крышки ключом, пара стульев, столик типа нашего журнального был сервирован на двоих очень красивой глиняной посудой. Еще в комнате наличествовала ширма, за которой я нашла большую круглую чашу с дыркой, стоящую на кованой трехногой подставке (их ответ нашей раковине), под которой стояло ведро, полочка с двумя кувшинами с водой и стыдливо прикрытая крышечкой ночная ваза.

— Просто и без изысков, — подвела итог моя притязательность.

Закончив осматривать наши временные хоромы, я сказала мальчишке спасибо и сделала жест рукой по направлению к двери: мол, давай, пацан, вали отсюда, тетка сейчас заголяться будет. Коридорный, вместо того чтобы скрыться с моего горизонта, выжидательно стоял и смотрел на меня. Тут до меня дошло, что ему требуется дать на чай. Рука потянулась к сумке, в которую я убрала кошелек, но на полпути застыла, услышав рассерженный голос Сосискина:

— Ты, пацан, чего стоишь-то? Ждешь у моря погоды, что ли? Давай вали отсюда, вон тебя там папка зовет, свиньям пора давать. И на руку ее не смотри, это она за ремнем в сумку полезла попрошаек всяких отгонять.

После этой фразы парнишка испарился, а Сосискин прочел мне целую лекцию о том, как вредно развращать людей деньгами.

— Вот за что ему деньги давать? Сумки ты сама перла, он даже корзинку пустую не прихватил, а сопровождение постояльцев входит в стоимость номера. Такие, как ты, только балуют персонал, а потом жалуются, что полотенца не вовремя меняют, что белье серое и обслуживание номеров хромает. А все почему? Потому что привыкают к шальным деньгам и начинают халатно относиться к своим обязанностям. Чего им стараться-то? Зарплату все равно какая-нибудь дурочка подкинет на пиво и сигареты.

Ввиду близкой возможности помыться я даже не стала вступать с ним в дискуссию. Покидав в сундук вещи, предварительно оставив грязные, я собрала сумку с банно-прачечными принадлежностями и направилась к обмывальнику. Уже на выходе меня поймал Сосискин и затребовал, чтобы закрыла сундук на ключ, а ключ повесила ему на ошейник, к которому впоследствии присоединился и ключ от номера.

Для начала я посетила нормальный туалет, ну, относительно нормальный, хорошо-хорошо, обычный деревенский сортир. Мне было плевать на эстетику, посиделки под кустом в ожидании того, что сейчас кто-то выскочит из соседних зарослей с криком: «Не ждали, а мы приперлись!», а я, можно сказать, не при параде, меня порядком утомили. А потом, поставив Сосискина в почетный караул, я долго и с наслаждением мылась. Заключительным аккордом моему гимну чистоте стало постиранное белье. Думаю, долгими осенними ночами видевшие его жители будут гадать: зачем нужны эти кружевные лоскуты на веревочках, от каких злых духов отпугивает футболка с портретом Че Гевары и какой зверь еще недавно бегал в такой замечательной полосатой шкуре?