Две половицы разошлись, встав почти вертикально. Из образовавшейся трещины выбился крохотный фонтанчик, сформировался в тонкую дугу, змейкой повертелся вокруг своей оси и, наконец «увидев» цель, точнехонько полился в подставленный Триш чайник.

– С ума сойти… – отмерла Алесса, когда половицы вернулись на свое место, а чайник занял свое.

– Его зовут Лей.

– Его?!

– Духа подземного ручья. Вообще-то он предпочитает колодец, но на улице сейчас такой мороз… Брр! Неохота выходить. – Триш небрежно повела оголенными плечами, но было видно, что она довольна эффектом, который произвел ее новый друг. После Ярицы магиня здорово изменилась. Волосы, прежде забранные в неизменный тугой хвост, рукою лучшего цирюльника Равенны превратились в смелую короткую стрижку по последней моде, выгодно подчеркивающую точеную шею. На верхней полке шкафа появилась коллекция шляпок, в которые алхимику было настрого запрещено прятать сыр, хлебные корки, требуху и прочую дрянь, милую для лисьего нюха. Выяснилось, что девушке идет гранатовый цвет, шелка и рубины. Пальчики, галантно целуемые на прощанье, теперь украшал первоклассный маникюр…

Гвардейцы лички задышали свободней: начальство отсутствовало либо физически, либо духовно. В общем, Шантэль стряхнул с макушки пыль веков, вспомнил, что улыбка воспринимается искренней, лишь когда вкупе с губами смеются глаза, и, кажется, даже хромать стал меньше.

Только Веррее эти перемены почему-то не нравились.

– Эй, лабораторные лисы, идемте чай пить! – позвала Триш.

Демоница и алхимик вышли из подвала, стягивая прожженные халаты. В последнее время друзья пропадали там сутками: работа над философским зельем шла полным ходом, и Лис гордо совал всем под нос рыбацкое грузило, утверждая, дескать, свинец немного пожелтел, а если кто сомневался, начинал лаять и бегать кругами. Володя прозвал Веррею «музой Бешенства».

– В конце месяца будет Большой Сев, на него и запустим оставшийся салют! – сев за стол, радостно сообщил алхимик. Красноволосая лениво отвесила ему подзатыльник.

– Что зимой сеять? – удивилась Алесса.

– Цветы жизни, – хмыкнула Веррея. – Это – День влюбленных по-орочьи.

– О-о, в этот день меня полюбят все! – паскудно захихикал алхимик.

Точно, а потом очухаются, затычки из ушей вынут, догонят и полюбят еще раз особо изощренным способом.

Вода вскипела по щелчку пальцев, однако дружескому чаепитию не суждено было состояться. Рука магини дрогнула, едва не обдав колени Метиса крутым варом на смородиновом листе. Охранный круг сработал, поняла Алесса.

– Меня нет дома! – Триш вихрем скрылась в спальне.

Обычно так реагируют на кредиторов, обиженную клиентуру и шибко назойливых поклонников – словом, публику неадекватную.

– Добрый день. Могу я видеть сударыню Триссу? – вежливо постучав, спросил Шантэль. Четверка вышла против него л’лэрдоупорным забором, не давая переступить порог.

– Ушла! В лавку! За платьем! К Большому Севу! – выпалили Метис, Алесса, Веррея и Лис.

Брови Шантэля подскочили.

– Вы ЭТО справляете?! Впрочем, – он поджал губы на алхимика, – чему удивляться… Когда барышня вернется, передайте, что я жду ее в «Лебеде». Сегодня там подают восхитительную осетрину.

Триш рискнула выйти после того, как Метис убедился, что л’лэрд действительно уехал, а не поджидает за углом.

– Знает, чем пронять, – вздохнула магиня. Дары океана она обожала в любом виде, от осетринки просто млела, но стоила царь-рыба недешево. – Но как не хочется идти…

– Может, он предложение делать пришел, а ты от него шарахаешься, – шутливо укорила Алесса.

– Не знаю, о каком предложении говоришь ты…

– Вранье!!!

– …Но сегодня я буду расплачиваться за то, что приняла предыдущее – познакомиться с духом ручья из Черногривки. По плану мы должны с ним работать, но прямой контакт с духами водоемов под силу только магистру, а я пока что – мастер третьей ступени. Сударь Шантэль будет меня до ночи выжимать, и сам опять расчихается! А главное, мучиться со мной бестолково.

Ну да, бестолково. А дух по имени Лей – плод белой горячки, являющийся к магам воды вместо традиционных бесиков…

Алесса засобиралась вместе с Триш. Пока магиня придирчиво выбирала шляпку, подошла Веррея.

– Не грусти, малышка. Сейчас твой ушастик запутался, но он поймет, что каждый сам для себя по уму выбирает Нерушимые Правила жизни, а одобряет выбор сердце. Не боги.

Не грусти… После Ярицы Вилль отстранился еще дальше, будто спохватившись…

– Ушастик меня не любит, малышка, так что ты ему скажи, – продолжила демоница. – Я не знаю, в чем дело, но тот детеныш, Вистас, до сих пор расстроен тем, что когда-то ушастик не поверил его словам. Пусть доверяет. Детеныш несет светлую искорку, не гнилую, в отличие от большинства таких, как он, и мир он видит не только глазами.

Обведя притихшую шеренгу взглядом заплечных дел мастера, Вилль хищно потер руки:

– Ну что, баранчики, начнем-с?

Баранчики несказанно порадовали слоновьей памятью, львиной отвагой, волчьей хваткой и лисьей хитростью. Семестр закончился полным разгромом студенческой лени, и Вилль расписывался в зачетках, не скрывая довольной улыбки. А чего скрывать, если сам вел птенцов в бой? За такое орденов-грамот не дают, но разве это важно, когда на твоих глазах они сбрасывают пух детской несговорчивости, оперяются, встают на крыло и готовятся взмыть над просторами империи, чтобы оберегать тех, кто живет под крылом!

Выпрямившись, аватар заложил руки за спину:

– Поздравляю, господа! Теперь вы достойны называться крылом грифона!

– Ура! Ура! Ура!

– Грустно, что вы уходите, – шмыгая, прогундосил Айрэн.

– Мне ведь тоже нужно учиться, и, поверьте, еще очень многому. Замена мне будет отличной, а я теперь с чистой совестью смогу пройти мимо, когда вы, господа Киряк и Стрельник, под формой потащите вино в казарму. Кстати, открою секрет успеха: в следующий раз заливайте не в бурдюк, а в плоскую грелку.

Настроение не омрачилось грядущей разлукой. Все-таки умение уходить на мажорной ноте, оставив за плечом только улыбки, – тоже своего рода тактическое искусство.

– Но и мы вам откроем секрет, господин Винтерфелл! – прогудел голос, густой, как из бочки. Студиозусы захихикали.

– Та-ак…

– Чревовещатель – это я! – сняв шапку, картинно поклонился… тихоня Вэйн. – И если вам понадобятся услуги фокусника – обращайтесь.

Бывший ассистент только руками развел: на безупречно воспитанного мальчика он и не думал!

– Значит, проделки с испаряющейся чернильницей и журналом, таинственно превратившимся в ворону, а потом в кота – на твоей совести?!

– Вы бы видели свое лицо, когда размотали мундир, чтобы выпустить ворону в окно!

Сейчас над стадионом в пронзительно-синем небе, какое бывает только зимой, их вилось с полсотни. Вилль попросил Кукушонка задержаться, остальные ушли в казарму.

– А вы пугали – не сдам на отлично! – победно прищурился мальчишка. Ох, уж эти темные глаза, сейчас насмешливые, но так похожие на кинжалы охотящегося сыча, когда Вистас атакует, кружась в вихре сабель.

– Нечего расслабляться. Зато теперь господин Стайн может тобой гордиться.

– Надеюсь.

– Он будет. – Ибо нет для отца большей награды, чем гордость за сына, твердо идущего верной Дорогой Жизни. – Вистас, а сейчас уже чисто по-дружески скажи, это он посоветовал рассказать мне о нежити, убившей Венедикта?

– Просто нет слов…

– Любишь читать?

– Вы все обо мне знаете, господин Стайн.

Вилль не отказался бы на недельку-другую окопаться в этой воплощенной мечте книгочея. В объемных стеллажах под потолок, расставленных по периметру зала, помещались сотни талмудов, фолиантов толщиной в ладонь, тоненьких брошюр. За витринами, оберегаемые заклятиями от ветхости, пыли и влажности, на бархатных подушках лежали древние свитки, а рядом с ними антуража ради стояли вычурные чернильницы, увенчанные лебедиными перьями.

– Библиотеку начал собирать мой пращур еще до сошествия Иллиатара, – архимаг указал на пергамент, – а переизданную «Энциклопедию» в этом году купил я. Вот, кстати, прелюбопытный законник. Взгляни.

Хозяйски пересчитав пальцем корешки, Стайн вытянул и подал Виллю книгу размером с учебник по основам дипломатии, в кожаном переплете с медными уголками.

– Свод Нерушимых Правил?!

– Переписанный с оригинала моим предком в девятьсот тридцатом году. Позволь-ка… – Полистав, архимаг остановился на странице с плетеной закладкой. – Вот они – строки, которые меня смущают. «Но превыше отца и матери, что породили тело твое и воспитали в нем разум, чти Пресветлую Богиню свою, вдохнувшую в тебя истинную сущность…» И далее… – Целитель читал легко, хотя текст шел на староэльфийском, который даже Вилль знал на четверочку с вожжой. – «И если жажда клятвопреступления смутит разум твой, и поработит его, и пожжет разум истинную сущность, то собери ветви и листья, что опали с древа твоего, сложи из них костер, взойди на него, брось к ногам своим факел и обрати тело свое в пепел, ибо внутри ты уже черен и мертв». Хм… Как это понимать? Самоубийство у вас почитается за трусость, а трусость для аватара – клятвопреступление. За грех расплачиваться грехом?

На сердце потеплело. Долго Вилля окружали люди, верующие в Иллиатара Триединого, и не с кем было поговорить о Пресветлой, а так хотелось…

– Вы же понимаете, что это аллегория. Нарушенную клятву мы искупаем кровью в бою или там, где прикажет Повелитель.

– И ты все правила помнишь?

– Они высечены на моем сердце, трактованы разумом и ныне и впредь будут руководить моим телом! – с ожидаемым пафосом ответил Вилль.

– Короче говоря, ты их вызубрил! – Стайн едва дослушал собеседника. – Тогда как твой разум трактует следующее: зачем тебя заставляли учить правила, если аватары не собирались возвращаться в Силль-Миеллон, а людей презирали? К какой присяге тебя готовили? Кому?

Вилль, признаться, оторопел. Такими вопросами аватары попросту не задаются! Да, собственно, и пришел он за ответами, а не ради того, чтобы самому ломать голову.

– Сядь! – велел архимаг и, выглянув за дверь, рявкнул: – Кленка, неси кодьяр! И чай с лимонником! Разговор будет долгим.

На короткий Вилль и не рассчитывал. Пока, сидя в кресле, соображал, как перехватить инициативу, служанка принесла чай с кодьяром. Стайн ловко смешал компоненты пятьдесят на пятьдесят и подал чашку.

– За твои подвиги, свершенные и грядущие! – Прежде чем Вилль успел не то что возразить – хотя бы осмыслить тост, мужчина опорожнил чашку. Аватар едва подтянулся, а уже наливали по новой… – Ну, надумал ответ?

– Мы обязаны жить по завету пращуров и чтить их законы.

– Вы? В смысле ты один, живой, обязан отвечать за тысячи ушедших?! За будущее?! – Из патетично вскинутой чашки щедро плеснуло. Чокнулись, выпили, пошло легче. – За сыновей!

– Вот именно: я – сын! – После третьей возбужденное состояние оппонента передалось Виллю. Хотелось спорить, доказывать, отстаивать убеждения. По-аватарьи – до хрипоты, до последнего вздоха. – Чтить законы отцов – сыновний долг! Нерушимое Правило!

Наугад распахнув книгу, архимаг ткнул пальцем в разворот:

– Правила, правила, правила… За трезвомыслие! – Ну-у, за трезвость грех не выпить. – В вашем «Своде» написано, что кольцо единственное может найти аватару жену, которая принесет ему наилучшее потомство. И там же сказано, что если аватар возляжет рядом с женщиной иной расы, то навек останется бесплодным. Как вы с Алессой решите этот вопрос? Ты же не хочешь стать клятвопреступником, усомнившись в выборе кольца?

Гвардеец тряхнул головой: тост за трезвость ума прокатил неудачно. Стайн задавал вопросы, ответы на которые не были предусмотрены Двуликой Богиней и предками. В тот миг, когда эльф впервые прижал к сердцу оборотня, согревая, мир встал на дыбы и перевернулся. Веками устоявшиеся законы рушились один за другим, и потерянный Вилль не успевал уклоняться от обломков, а жизнь все била и хлестала, сбивая с ног. Последний удар – в сердце.

– Ведь вы знаете, что я ей не ровня. И никогда не стану…

– Я на празднике видел, кто она для тебя, а ты – для нее! Кольцо выбрало не эльфийку, и даже не обычного человека, а оборотниху, которую ты должен презирать. Тебе не кажется, что это – знак грядущих перемен? Мне не кажется. Я в этом уверен!

Вилль молчал. Стайн захлопнул фолиант.

– Быть может, ответ в том, что старые правила уже не действуют? А значит, пришло время создать новый «Свод» для себя и своих потомков. Еще налить?

– Я больше не буду. Господин Стайн, к чему все это?

– К чему, к чему… Раскис ты, парень, а самое время собраться. Я жду тебя давно, думал, сразу увяжешь концы с концами. Ты где пропадал, а?

– В том числе обучал фехтованию Вистаса. – Вернуться на нужный лад было непросто, но аватар смог. Хотя бы на время. О стенку головой побьется в одиночестве.

– Как он тебе? – точно забыв предмет встречи, Стайн с жаром подался вперед.

– Хорош. А станет еще лучше, если больше времени будет уделять тренировкам, а не столичным красавицам.

– А-а, – отмахнулся архимаг, – это семейное!

Вилль криво усмехнулся. Ну да, гены – штука серьезная. После того как Веррея через Алессу передала, что мальчик является носителем магической искры, аватар заинтересовался биографией его благодетеля. Навел кое-какие справки. Так вот о похождениях Стайна разве что фантастические рассказы не писали, и не будь он целителем по профессии, сычата разгуливали бы сейчас по всей Неверре. Чтобы приручить супруга, госпожа Стайн прибегала и к методике скадарских жен, да только архимагу изощренные яды – что слону дротик. После Алой Волны он возглавлял один из ловчих отрядов за чернокнижниками и, видимо, кому-то крепко насолил. Однажды в его отсутствие на поместье напали. Увы, время было смутное, и охраны оказалось недостаточно, а красавица хозяйка силой не владела. От особняка, где летом набирался здоровья двухнедельный ребенок, осталось пепелище, все домочадцы погибли. Вернее, так люди думали.

– Его нянька вытащила, – налив себе чистого кодьяра, пояснил мужчина. – Только они и выжили.

– Вы об Алессином происхождении догадались, потому что сами так же защищали ребенка, верно?

– Верно, Арвиэль. Мы оба решили, что детям будет безопаснее расти вдали от таких родителей, как мы. Я знал Таяру еще девочкой. Да, она взяла другое имя, и саму ее не узнать через двадцать лет… Аристан и после Таяры симпатизировал южанкам, но теперь он срубил эту шушелеву дохлую сирень. А сам ожил. Наконец-то. Конечно, им с Алессой нелегко притираться друг к другу, но общая кровь смоет упущенные годы. И я желаю, чтобы тебе не пришлось когда-нибудь защищать своих детей таким способом. Ведь и от тебя зависит то, в каком мире они будут жить.

А будут ли они, дети, в этом мире без Правил? В неправильном мире…

Наверное, накрывшая меланхолия отразилась на лице Вилля. Стайн сменил тему:

– Мне вот что любопытно, Арвиэль, ты как от охраны смылся?

– У меня есть неоспоримое преимущество.

– Ах да, крылья… Но ты приехал верхом.

– Я и имел в виду коня. – По правде говоря, уйти от навязанной Шантэлем четверки сослуживцев оказалось плевым делом. Достаточно было заманить их в путаный квартал с проходными домами и дрянными дорогами, где скакун ногу сломит, а тяжеловоз пройдет тараном. – Давайте к делу?

– Валяй!

– Я узнал, что тетка Дарены работала у вас приходящей кухаркой. Ее убийство – это предупреждение? – риторический вопрос.

– Ее убили после того, как мы с Соллой Фэй, с которой вы уже знакомы, вытащили тебя из Эс О Ка. Лично я в такие совпадения не верю.

– Поэтому вы предоставили мне самому заняться расследованием. Чтобы со стороны все видели, как я сам пришел к нужным выводам.

– Чтобы следующим не стал мой сын. Другие пока не распознали в нем носителя магического гена… я надеюсь. Тебе подсказало аватарье чутье. Я стараюсь не сближаться с ним, но и держаться на расстоянии не могу. Я должен видеть, как растет сын, кем становится…

– Отличным воином и человеком, как аватар говорю. Намного порядочней, решительней и надежней своего временного преподавателя. Значит, Вистас решил, что одна и та же тварь и в городе зверствует, и Даренкину тетку с Венедиктом убила? А вы ему поверили.

– Да.

– Неужели вы думаете, что наш убийца – крылатый упырь-наемник?

– Уверен.

Вилль фыркнул:

– Господин Стайн, вам лучше меня известно, что вампиры не летают. Тем более не подчиняются никому и ничему, кроме собственной жажды крови.

В темных глазах, затененных кустистыми бровями, вспыхнули охотничьи зарницы:

– Не против, если я закурю?

– Нет. Вы его боитесь? – в лоб спросил Вилль. Околичности утомили.

– Боюсь?

– Ту тварь. Нежить, нечисть, маг или что оно такое?

Стайн сердито крякнул. Да, уравнивание с отбросами Серого Царствия архимага не обрадовало.

– По заверениям нашего общего знакомого, оно – не нечисть, не нежить и не смертный. Нечто иное, чего раньше в мире не было. После Алой Волны у нас завелись топляки и чащобники, а теперь появилось это.

– Что за общий знакомый?

– О-о, знаменитая фигура при дворе и в Ковене! Спаситель Его Величества как-никак. Это Симеон, твой бывший домовой.

Из открытой форточки пахло снегом. Кровь прилила к вискам, в ушах застучало. Внутренний волк вздыбил загривок. Аватар должен защищать Повелителя и, по возможности, предотвращать видимую угрозу. Таково Правило Свода, и оно останется нерушимым, пусть даже привычный мир катится в Бездну.

– Да, Арвиэль, осенью та тварь угрожала Повелителю, а в будущем доберется и до Тай-Линн. Цирюльник любит убивать красивых девушек…

Прикрыв глаза, архимаг у окна запыхтел трубкой. Вилль знал, что многие люди так успокаивают перетянутые нервы. Неужели правда помогает?

Сердце билось как бешеное, во рту горчило, дышать стало нечем, но вовсе не из-за дыма. Аватар налил себе чаю с лимонником, отпил, вспоминая голубые глаза и запах зеленых яблок – у каждого своя методика успокоения.

Значит, вот от какой мрази Шантэль оттаскивал щенка, якобы путающегося под ногами следователей. Симке велел замолчать подробности покушения, гвардейца вывел в отпуск с премиальными, подсунул непыльную работу. Все потому, что Повелитель заботится о своем аватаре, о друге дочери. Просто Аристан – человек, и таким, как владыки Силль-Миеллона, он никогда не станет. Человечный человек, любящий близких не меньше, чем они его, и так уж выпало, что в этот круг попал Вилль Винтерфелл из Северинга. Не телохранитель, а просто парень, неважно какой расы. Вместо того чтобы укрыться под крылом аватара, как распорядилась Пресветлая, Повелитель сам его защищает.

Мир действительно рухнул, но не в Бездну. Куда же?

– Господин Стайн, с чем мы имеем дело?

– Скорее всего, это новая разновидность кровососущей нежити, – с готовностью отозвался архимаг. – Он боится солнца и серебра – все, как обычно. Симеону удалось ранить его в ногу серебряным ножом из сервиза.

– Вилка в Симкиной лапе смотрелась бы уместнее. Как оно выглядело?

– Как человек. Мужчина высокого роста, в дорогом камзоле, в плаще и с тростью… – Замолкнув на полуслове, Стайн опустился в кресло. Повеяло крепким табаком и ледяным спокойствием. – М-да, с тростью. Самое странное, что император и Симеон видели его вблизи, но ни один не запомнил лица. Однако оба слышали вой и хлопанье крыльев.

– Нетопыриных.

– Да. Вистас их видел, крылья эти.

– Из тумана.

– Он и сам как туман уходит сквозь пальцы. Любой нежити необходимо логово, где она пережидает день, зализывает раны, складывает припасы и прячет трофеи. Мы неоднократно прочесывали Равенну и дважды – пригород, но никаких следов Цирюльника не обнаружили. Конечно, по заверениям селян, округа кишмя кишит волкодлаками и упырями, да только все мало-мальски пригодные лежбища оказались пустыми либо занятыми мелочью вроде отбившегося от стаи гуля, призрака или умертвия знатного рода, которое не может выбраться из собственного саркофага. Порталы нежить не пропускают. Тем не менее Цирюльник регулярно выходит на охоту, пьет кровь, потом маскирует укусы под ножевые раны и бросает тела в людных местах, да еще с этими розами, будто нарочно привлекает внимание. Каково, а?

Вилль задумчиво забарабанил пальцами по столешнице. Н-да, такое чудище даже Геллера не изобрела бы. Психология и быт бездомной призрачной нежити-мутанта с повадками романтичного маньяка через пару лет станет основной темой научных диссертаций. А пока что…

Пока что ситуация такова. Шантэль заставил аватара выложить свои выводы касательно Белого Ключа все тому же черному человечку непонятной должности, который выслушивал исповедь о скадарских злоключениях. В ИСС последний раз был в связи с гибелью госпожи Добролюбы, соковцы не трогали его с коростеня. Но никому Вилль не описывал убийцу богослова, тем более не говорил о его возможной связи с Цирюльником и принадлежности обоих к клану кровососов, иначе самого обвинили бы в даче ложных показаний ранее, – короче, завяз по кончики длинных ушей, покрывая родных хулиганов. С легкой руки (а точнее, тяжелого языка) пятерки пацанов во главе с «батькой» (образцовым гвардейцем, аватаром Повелителя) сейчас по раздельности ведутся дела о покушении на Его Величество, убийстве Венедикта и Цирюльнике, которого считают обычным человеком, хоть и ловким, как фокусник.

– Под «мы» вы, конечно, подразумевали не Ковен, а себя и своих сторонников.

– Естественно. За Цирюльником наверняка стоит кто-то из моих коллег, возможно, даже архимаги.

– Значит, кто-то из них может прятать его в своем доме.

– А кто мне позволит обыскать дома остальных глав Ковена? Даже старшие магистры поднимут вой, если я рискну к ним сунуться. Опять начнется балаган, какой был осенью. До рукоприкладства доходило, хорошо хоть огнешарами швыряться не начали.

– Грызетесь, когда война на пороге. Нужно собрать новый Совет и решить все вопросы разом.

– И срочно! А достоверных фактов на руках нет. – Целитель показал пустые ладони.

– Я мог бы выступить. Но вряд ли на Совет пустят того, кто, по заключению лучшего целителя империи, слетел с катушек в плену, – едко поддел Вилль.

С довольным видом архимаг откинулся в кресле:

– Вот о тебе разговор отдельный, Арвиэль. Солла Фэй – целитель и телепат. Она специализируется на тайнах подсознания. Твое поразило ее настолько, что Солла выступала на диспуте Ковена.

– Мое подсознание невозможно прочесть.

– В обычном смысле – нет. Только плавающие на поверхности яркие образы, которые Солла тщательно просеяла, расшифровала и нанизала на нитку воспоминаний, ознакомившись с тобой, твоей характеристикой и показаниями. Выступление шокировало многих.

– Чем же?

– Геллера Таннаис получила образование целителя по профилю зоомага, но все же она – лекарь, а не губитель. Мы все приносили обет непричинения вреда представителям разумных рас.

– А как же добровольцы и оплачиваемые подопытные? – Вилль нарочно умолчал о детях из многодетных семей, проданных собственными родителями, о приютских малышах и безродных нищих.

– Это совсем другое! Героическое самопожертвование во благо науки!

– Ах, та-ак… И чем вас поразило мое подсознание?

– Геллера Таннаис поступила бесчеловечно и с тобой, и со многими до тебя. Ты избежал подробностей в показаниях, но недостающее Солла прочла здесь. – Стайн коснулся пальцем виска. – К примеру, образ волчьего чучела, сжираемого молью, ассоциировался для тебя со свободой. Вот еще…

– Довольно.

– Многие, очень многие сейчас наблюдают за тобой, Арвиэль. Все больше магов склоняется к тому, что ты говоришь правду. Но, увы, пока во главе организации стоит полтора десятка равноправных людей, единодушия не будет. Мы можем только спорить и приводить аргументы для тех, кто пока держит нейтралитет. Если появятся хоть какие-то материальные факты, я настою на сборе Совета, где выступите вы с Алессой. Уверен, к вам прислушаются.

– Скверно, когда умные, сильные люди дерутся за последнее слово, а потом сомневаются в его истинности. Лидером должен быть один человек, всегда уверенный в себе и своем слове. Верно, господин Стайн?

– Ты умный парень.

– Тогда что будет значить мое слово на Совете?

– Ты знаешь легенду о Хранителях Равенны. Пока они с нами, ни один враг не войдет в ворота столицы, но беда в том, что враги родились и живут здесь давно. Война на пороге, да. Некоторые верят, что в предгрозовое время Хранители вернулись к нам во плоти – Дева и ее Волк. Не считаю нужным их разубеждать.

В восторженном изумлении Вилль едва не зааплодировал.

– Браво! Просто ёперный театр! Ловко вы раздали роли, господин Стайн. Только вот актеров забыли спросить.

– Жалеешь, что к нам приехал, да?

Аватар помолчал.

– Жалею, что Алесса приехала. Она слишком чистая для этого дерь… столичной грязи.

– И ты был чистеньким, пока в дерьме не изваляли. Ничего, скоро привыкнешь и убедишься, что в своем доме оно не пахнет.

Сомнительное удовольствие в виде шкатулки с сигаретами едва пришлось гвардейцу по карману, но Вилль сжалился над торговцем: тот разве что святые знамения не творил, продавая ее эльфу, а уж если б тот попросил трубку и кисет дешевенького самосада… Теперь шкатулка эта лежала в центре плана Равенны и прилегающих деревень с пометкой мест, где были обнаружены жертвы Цирюльника. Она отталкивала и притягивала одновременно. Вилль уже знал, что мода на сигареты пошла из Скадара, а там привилась благодаря пришельцам из параллельного мира. И зачем люди травят себя, да еще с таким удовольствием? Аватар давно привык к дыму, но чтобы добровольно пропускать смолу и копоть через собственный организм…

Впрочем, стараниями вивисекторши Таннаис какой только дряни в организме ни побывало, включая демона огня. Так что теперь о здоровье думать? Думать – только извилины путать. Так говорил Берен Грайт. Будь он рядом, и сейчас нашел бы подходящую к моменту шутку или просто подкрутил темный ус привычным жестом, покачал головой, крякнул неодобрительно: «Дурила ты, Винтерфелл! Лучше б сходил порожек песком присыпал: поутру кошка твоя на него из кринки плескала». Но туман за спиной Берена сомкнулся навсегда, следы замело снегом, а у порога его нынешнего дома в златне расцвел вереск. Раньше ушли родители и младшая сестренка, ушли, как подобает воинам-аватарам, с дымом вознесясь в Хрустальные Чертоги. Теперь брат пропал. Известий от розыскной группы больше не было, но Вилль знал, что Дан жив. Он сильный, умный, легко адаптируется в любой обстановке… Храни тебя Кружевница, брат!

Незажженная сигаретка уже пекла пальцы. Цвета крепкого кофе, почти черная, по форме она напоминала тонкое длинное веретено. И что с ней делать? В шкатулке госпожи Нэйран, которую ей кто-то когда-то зачем-то дарил (как истинный патриот, стальная дама курила только трубку), с сигаретами лежали маленькие кусачки, украшенные поделочными самоцветами. В дворцовой спальне не было никаких кусачек, кроме «встроенных». Вилль отплевался горьким табаком. Ох и посмеялся бы Дан.

Брат, братишка… Подтрунивал над младшеньким, когда тот грозил карой Двуликой Богини за беспутную жизнь, сколько раз пытался доказать абсурдность большей части Нерушимых Правил, и все это заканчивалось ссорой, иногда на грани драки. А ведь Дан во многом был прав. В «Слове Божием» тоже заключены Нерушимые Правила. Например, «не убей». Но что, если кто-то с огнем да мечом идет на твою семью, твоих родных и друзей, твой город? Стоять смиренной овечкой, пока собственная голова не покатится с плеч, и уповать на то, что душегубу воздастся за все на том свете? Нет, конечно. За тех, кого любишь, ты пойдешь на врага с мечом, с топором, с дрекольем; если отнимут – будешь рвать голыми руками; отрубят руки – вгрызешься зубами. Иначе сколка тебе цена как мужу, отцу, брату, другу… Вот о чем говорил Дан: о правиле исключения в любом Правиле. Теперь брата нет рядом. Пресветлой – тоже, а может, и не было никогда, и все знаки – лишь плод воображения, с детства развитого не по-аватарьи объемно. Детство… С ранних лет Вилль учился видеть знаки Саттары. Когда их нет – придумывать. Алесса в том же возрасте начала складывать слова и рисовала углем на печке первые свои картины. Ей разрешили приложить фантазию там, где хочется самой.

Наверное, в утро того страшного побоища Пресветлая по ошибке записала Арвиэля в мертвецы, а встречая погибших аватар у ворот Хрустальных Чертогов, не заметила, что внизу остался чудом не сгоревший мальчик. Она просто не слышала его все эти годы, как не услышала сегодня, когда он взывал к Богине снова и снова и в итоге с треском врезал кулаком в стену. К счастью, кость хрустнула, а не стена, иначе пришлось бы раскаиваться за внеплановый ремонт перед человеком, который дал аватару кров, семью и руку.

К ночи буря внутри поутихла, Вилль развернул на столике карту убийств, достал записную книжку и теперь шел вот покурить в окошко, чтобы собраться с мыслями.

В Равенне было неспокойно. На северной окраине, куда выходило окно спальни, гремел пожарный набат и расползалось по небу дрожащее зарево. Наверняка кого-то подожгли. Опять вестовые тумбы будут пестреть тревожными заголовками о бесчинстве Сознающих, затрубят глашатаи с помостов всех площадей столицы. Война не на пороге, нет. Она уже здесь, в огромном, заросшем грязью доме, что зовется сердцем империи.

Меньше года назад в домике-на-ножках – караульной будке охранников Северинга вместе со знахаркой Леськой Залесской и домовым Симкой вечерял Вилль Винтерфелл, топил печку, убирал бутылки за подчиненными, накануне ревизии заполнял «отчетник» и считал, что занят делом чрезвычайной важности. Лохматого капитана мало заботила внешность и опрятность, зато он был чист внутри. Теперь на гвардейце Его Величества шелковая рубашка с тонким серебряным шитьем по накрахмаленному вороту и манжетам, штаны из качественной шерсти, дорогой мягкий ремень и блестящие сапоги с победитовыми набойками, а отросшие до лопаток волосы подстрижены аккуратной лесенкой. Словом, хоть на парад. А на сердце черным-черно.

Старые друзья остались в Северинге, а новым своих забот хватает с гаком. Сам сделал все, чтобы Алесса приняла кровь отца и имя Эскабиан, а Симка чувствовал себя независимым. Рядом никого. Есть только ночь, облака, пропахшие дымом чужого горя, сумрак в спальне, слишком большой для одного, и эта дурацкая сигарета, что никак не хочет прикуриваться.

Сообразив, что надо потянуть в себя, Вилль зажег от свечки другую лучину и вернулся на подоконник. Да, так дело пошло! На кончике сигареты затрещал рыжий огонек, похожий на икринку. Буэ-э… Впрочем, курение оказалось не таким уж противным занятием, несмотря на горечь во рту, а процесс дымопускания увлек. Колечки не выходили, зато клубилось хоть куда, и аватар чувствовал себя младшим родичем теплоходу. Курильщик набрал полные щеки дыма, намереваясь выпустить струей. В лицо пахнуло ветром, оборотень инстинктивно вдохнул аж до селезенки…

Тут-то и выяснилось, что плакать аватары умеют. Слезы так и брызнули. Едва не вывалившись из окна вслед за сигаретой, Вилль захлебнулся лающим кашлем. Казалось, глотку терзает десяток одуревших кошек, легкие пережало и жгло нестерпимо. Раздирая ворот, Вилль поспешно кувыркнулся в комнату, пока кто из стражников не прибежал посмотреть, что за чахоточник дохает на весь парк, доплелся до стола и залпом опрокинул в себя полграфина воды.

Лоб холодила испарина. Помимо самума в глотке и общей дурноты, желудок представлялся простыней, которую усердно выкручивает после постирушки ражая кузнецова женка. Жалобно давясь в кулак, Вилль налил в стакан воды, взял новую сигарету, прикурил и вернулся на пост. Аватары не сдаются. Таково правило. Начатое дело необходимо завершить, так что если решил почувствовать себя настоящим мужиком, будь готов давиться. А зачем так решил, сам не понимал. Наверное, потому что эльфы не курят в принципе. Курят люди-человеки, и, может, когда-нибудь Алесса пристрастится. Хотя нет, она не станет. Да и не позволят. А она спросит ли? А аватар имеет право запрещать Повелительнице? А…

Очередной приступ кашля согнул напополам. Отплевавшись, Вилль запил из стакана. Так идет гораздо легче. Но аватары не должны идти легким путем – ведь это удел слабых. Вылить воду? Нет, пожалуй, не стоит. Воды в графине на донышке, а звать Фленку можно будет, только когда спальня проветрится. Иначе служанка Алессе наябедничает.

«Ну и трын-трава!» – порешил Вилль. Несмотря на ежей в горле и удушье, стало как-то полегче. Острые грани реальности смазались, вместе с дымом выкуривалась душевная усталость, и аватар чувствовал, что вот-вот наступит просветление. Сконцентрироваться на Цирюльнике…

– Ты ку-у-уришь?! – с изумленным придыханием зашипели сзади. – Винтерфелл, сдурел совсем?! Брось каку, пока я тебе ухи в табачный лист не скрутила!!!

Вилль меланхолично посмотрел через плечо. Алесса лежала животом на подоконнике, не замечая, что халатик распахнулся, послужив шикарной рамой портрету хрупких смуглых ключиц и шеи; на малиновом от ярости лице полыхали зеленые по той же причине глазищи, – смелый контраст для художницы. Поначалу парня смутила идея императора поселить в смежных комнатах на первом этаже гвардейца и принцессу, затем понял, что все сделано для пущей безопасности последней, а сегодня в закромах разума заскреблось иное, очень странное объяснение сего поступка. Теперь было просто по барабану. Барабан… Ба-ра-бан! Представилась вдруг пантера, марширующая по Равенне с барабаном на шее, во всю горлопанящая гимн империи. А за ней – полк мышей-оборотней с горнами.

Вилль прыснул, вследствие чего вдругорядь чуть не оказался головой в сугробе.

– Он еще и ржет! – всплеснула руками девушка. – Вот смотри, конь незаседланный, прибьет тебя капля никотина – ко мне потом не ползи! Выбрось!

Воля Повелительницы – закон. А в семье аватар слово мужа – закон. Н-да, дилемма…

Вилль глубокомысленно затянулся, но выпустил дым, так и не вдохнув.

– Курение – яд! Сам себя гробишь, осел! Брось немедля, кому говорю!

Принятие яда добровольно есть верный путь к самоубийству, сиречь, клятвопреступление.

– Осел бросил. – Вилль выбросил сигарету, слез с подоконника и прикрыл окно, оставив щелку для сквозняка.

В диалоге с Алессой-Повелительницей чувствовалась какая-то незавершенность, но в чем именно она заключается, аватар не мог понять. Вообще состояние было странным. Трезвый вроде, и ноги не подкашиваются, а вместо мыслей – винегрет. Приподнятый настрой пропал. Аватар снова остался наедине с огромной пустой комнатой, тьмой и ржавой каемкой пожарища за окном…

«Слушай и запоминай, Арвиэль. Нерушимые Правила – это незыблемый стержень сущности каждого из avatte d’Shaattar. Мы живем ради них и за них умираем…»

Гвардеец отпрянул: стекло в правой створке отражало его, повзрослевшего, серьезного, немного угрюмого – такого, каким Арвиэль запомнил отца.

«Аха-ха-ха! – У отражения слева были глаза шедхе и дерзкая улыбка, некогда растопившая ледяную атэ’сури Таннаис. – В Бездну Правила! Живи, как хочется, пока дышишь! Еще успеешь наплакаться! Мы ждем тебя, клятвопреступник…»

«Помни о Правилах, Арвиэль. Семья Повелителя – табу для тебя».

«Да не слушай его! Слетай к Леське, она – твоя, и только твоя!»

Захлопнув обе створки, Вилль до боли сжал переносицу, на миг зажмурился и снова открыл глаза. В стекле отражался призрак. Тяжело дышащий, с обвисшими руками и высоко задранной бровью. За спиной призрака горело черное небо и бил набат.

«Вспомни, что сказала Альтея, убийца! Там, где ты проходишь, остаются трупы!»

«Ты должен был остаться с семьей, Арвиэль. Должен был умереть с семьей. Почему ты не ушел с нами, сын?»

– Уйдите оба! – Бросившись ничком на кровать, Вилль накрылся подушкой, но голоса проникали сквозь ткань и перья. Убеждали, спорили, кричали…

Он едва шевельнулся, когда на плечо опустилась рука.

– Отстаньте!!! Ну, пожалуйста…

– Вилль, это я, Леська. – Подушку высвободили из мокрых, слабых пальцев. Аватару помогли перевернуться на спину, тревожно вгляделись в лицо, погладили по лбу холодной рукой – хорошо.

– Солнышко, ты смотрел, что покупаешь?

– Отраву… Не самую дорогую, но не дешевку.

Принцесса поджала губы:

– Ясно. Лежи, никуда не вставай и жди меня.

При всем желании встать не удалось бы: тело, включая голову, казалось набитым отсыревшими опилками. В распахнутое настежь окно дуло, остужая горящее лицо, перебирая волосы незримыми пальцами. Мебель плавала в сумраке, под потолком наворачивала круги ополоумевшая люстра, кровать переминалась с ножки на ножку. Вилль сомкнул тяжелые веки, и перед глазами вспыхнула россыпь кроваво-алых звезд. Они мельтешили, перемещались, слагаясь в узор. Звездочки эти были сущностями: последние жертвы Цирюльника отчаянно пылали, а другие смиренно дотлевали, навсегда прощаясь с Царствием Серым…

«Значит, кто-то из них может прятать его в своем доме…»

Вилль слышал, как науми мягко спрыгнула с подоконника, чем-то забулькала у стола.

– Давай пей. – Голову приподняли, губ коснулся теплый край чашки, в горло полилась сладковатая терпкая горечь.

– Что это? – Аватар сморщился. Рот наполнился противной вязкой слюной.

– Лекарство. Но побочный эффект, как от марганцовки с похмелья…

Вилль едва успел выбежать в уборную.

Действительно, полегчало, хотя стало познабливать. Приведя себя в относительный порядок, гвардеец вернулся в проветренную спальню – Алесса как раз закрыла окно и снимала с камина повешенное для прогрева одеяло. Когда Вилль закончил возиться в теплом гнездышке, присела рядом.

– Если старейшинам аулов нужен ответ, которого не сыщешь в смертном мире, они поднимаются высоко в горы, садятся на излюбленный уступ над пропастью и воскуривают трубку с чаресом. С появлением Волчьего Глаза к ним спускаются духи пращуров, чтобы дать совет от тех, кто умудрен смертью… В состав наполнителя твоей «отравы» входит горский чарес.

– Ох, Пресве… Тьфу, шушеля мать! – По крайней мере, всей жути нашлось объяснение, хотя видение себя самого в огне не отпускало. – Алесса, прости меня, пожалуйста. Я просто осел.

– Упрямый, твердолобый, не желающий идти на компромисс даже с самим собой, – подтвердила девушка. – И что тебе духи сказали?

А духи сказали: «Сдохни».

Аватары не способны жалеть и не обременяют своей болью близких, даже родных – такими их создала Пресветлая, однако выросший среди людей Вилль видел, как это происходит у них. Он не собирался жаловаться, но, с другой стороны, понимал, что в одиночку сейчас просто сломается.

– Некромант Теофан стал первым, кого я убил своими руками. – Несмотря на дурноту, Вилль сел. – Альтея считает, что я должен был дать ему шанс, но разве предатель мог бы исправиться? Он заслужил смерть – так я Альтее и сказал, а она ответила, что мои следы наполнятся кровью. Я не поверил, и зря. Так и происходит. Посольство расстреляли, потому что Одаренным понадобился я, из-за меня погиб Венедикт, его жена, селяне из Белого Ключа, одну хорошую женщину убили, когда мне помогли выбраться из СОК… Неужели я приношу только беды?

– Значит, и мои руки в крови тех, кого я не успела или не смогла вылечить.

– Ну что ты! Невозможно спасти всех!

– Ты сам ответил на свой вопрос. – Алесса улыбнулась и неожиданно поддела пальцем подбородок аватара – совсем как раньше. – Эй! Я – неплохой знахарь, Леська Залесская. Кем бы мне ни пришлось притворяться, знахарем я и останусь, а ты – парнем, который спас мне жизнь и научил верить. Для Симки ты – дорогой хозяин, а для императора, в первую очередь тот, кто вернул ему любимую женщину… и дочь. Ну разве ты приносишь беды?

– Я уже не знаю, кто я и что делаю. Только одно очевидно: нужно уничтожить Цирюльника любой ценой.

– Ты отличный боец, верный друг и парень, каких я раньше не встречала и никогда не встречу. Не закрывайся от меня и помни, что и я услышу тебя всегда и везде, чем бы ты ни решил со мной поделиться. Когда бы ни решил. Я рядом, Вилль. Всегда.

– Всегда… Алесса, кажется, я понял, что… – Вилль хотел сказать «все делал неправильно», да вместо этого подскочил в постели. – Я понял, Лесь! Понял!

И чарес был тут совершенно ни при чем.

Тот же вечер. Тот же дом, и библиотека с самим хозяином те же, только собеседников стало трое. Сидящий на подоконнике шатен лет двадцати семи щелчком пальцев распускал и гасил на ладони огненную розу – словно для развлечения, а сам из-под ресниц следил, не обернется ли белокосая девушка, будто бы разглядывавшая старинное панно с Тремя Царствиями, вышитыми шелковой нитью толщиной в волосок. Знакомая аватару Солла Фэй рассеянно листала анатомический атлас. Напускная невнимательность сторонников устраивала архимага больше, нежели пристальный взгляд оппонентов и поджатые губы, с которых вот-вот сорвется змеиное слово.

– …Я описал ему цель, дал понюхать след и настроил на боевой лад. Пришлось воспользоваться магией, но совсем немного, чтобы не навредить чутью. Если за три сотни лет качества расы не ухудшились, инстинкт сам приведет его к тому, кто является потенциальной угрозой для Повелительницы. Да, жестко, но что поделать, – закончил господин Стайн.

– Ты поторопился, Ревенгар, слишком рано! – «очнулась» Солла. – Он еще не окончательно оправился.

– С осени оправляется…

– Сколько еще мы должны были терпеть тварь на своей территории? – В запальчивости Рубин Аск повысил голос.

«Вот именно, сколько?» – мрачно подумал архимаг. Не считая прочих… неприятностей, связанных с этим делом, двое соглядатаев, отправленные обеспечить безопасность принцессе, были найдены с вырванными сердцами – это ж какой силищей нужно обладать! Тот, кого прозвали Цирюльником, не просто угрожал. Он издевался.

Видана Хрусталь все-таки обернулась. Имя не было настоящим, как и фамилия, да и родословной девушка похвастаться не могла: какой-то маг, соблазнивший бабку, какой-то берберианец, силой взявший мать…

Госпожа Фэй покачала головой:

– Я уже объясняла вам, что с ним сделали в лаборатории Таннаис. Раньше в разуме мальчика сосуществовали эльфийские мировоззрения, принципы аватар и волчьи инстинкты, а руководило ими собственное «я» Арвиэля. Завладев его телом, шедхе пытался уничтожить его как личность: загнал в угол, превратив в того малыша с побережья, застрявшего на границе смерти и жизни, а уходя, попытался прихватить с собой в небытие. Если бы Тай-Линн не оказалась рядом, Арвиэль просто сошел бы с ума. Он цеплялся за нее как за соломинку в надежде когда-нибудь выкарабкаться на твердую почву и стать собой прежним. Аватар окреп, когда Арвиэля пытались сломать в Эс О Ка: он продержался только за счет принципов и долга перед Повелителем. То обстоятельство, что Тай-Линн оказалась Повелительницей, отрезало надежду на будущее. Проще было стать верным своей хозяйке защитником, нежели гвардейцем, безнадежно влюбленным в принцессу. Юноша из Северинга добровольно похоронил сам себя, позволив аватару занять место ведущей личности.

– Вот именно. И я его осадил, – проворчал Стайн.

– Грубо, Ревенгар. Нужно было мне самой с ним побеседовать. Нерушимые Правила Саттары – последнее, что оставалось у аватара, и без них жизнь может потерять для него смысл.

– Когда он уходил от меня, был готов рыть носом землю.

– Да, Арвиэль сейчас готов на все, чтобы защитить свою… – Солла Фэй замялась, подбирая верное слово, – …любимую, но будет ли осторожен сам? Сейчас, когда его мир рухнул?

– А как же видения Даны? А предсказание святого Иалина Отшельника? Если аватар погибнет, то сколка цена драконьим пророчествам!

– Пророчества абстрактны, Руби. А я видела девушку с мечом в руке, с подвязанными косынкой волосами, и рядом – крылатого волка.

– И что, в империи много крылатых волков, готовых встать на защиту Равенны?!

– Будущее может измениться в одночасье, – отвечала провидица. – Мои сны трактуются неоднозначно. Сегодня ночью я видела волка с огненной гривой. Он прошел мимо меня, оставляя за собой следы из пепла, и не обернулся, когда я его окликнула.

– Дурное знамение! – Всегда аккуратная госпожа Фэй так разволновалась, что убрала атлас на полку с кулинарными рецептами. – Проследить за Арвиэлем?

– Можно, – кивнула девушка, – только это бессмысленно. Если аватар встал на след, он уйдет от тех, кто идет по его собственному. Он сам охотник, а не охотничий пес.

– И все-таки проследим, – решил Стайн. – Для его же безопасности.

– Ты сказал ему, что это – нежить, Ревенгар?

– Да.

– Но мы в этом не уверены…

– Оно ведет себя, как нежить, и боится серебра! – Остальные молчали. Ревенгар Стайн грохнул кулаком по столу. – Ну что вы так смотрите?! Хотите сказать, я его на смерть отправил?!