Глава 21

Оставшиеся до заката часы и даже некоторое время после группа безостановочно шла на восток. Надо было убраться как можно дальше от подземной деревни – вдруг да ночью шаконы решат возобновить погоню?

По эту сторону Великого Разлома почти сразу начинался лес. На сей раз не костяной, а каменный – высоченные деревья, похожие на калифорнийские секвойи, с корой, по твердости не уступающей граниту. Ни единой веточки. Ни единого листочка. Словно попал в бесконечных размеров Стоунхендж.

– Это еще один вид мутации, – сообщил мимоходом Моргнеуморос. – Чтобы защититься от скони, кора постепенно твердеет, пока не становится вот такой. Таких деревьев сейчас все больше и больше. Таких – и еще тех, костяных.

– А у этих заболонь тоже съедобная? – поинтересовалась Ванесса.

– Вполне возможно, – пожал плечами Моргнеуморос. – Только пока еще никому не удалось ее разжевать.

В каменном лесу с подножным кормом оказалось намного хуже, чем в костяном. Живности практически никакой не водилось, а из съедобных растений Моргнеуморос отыскал только жесткие корешки со вкусом сушеной редьки. Креолу пришлось опять творить еду магией – и он остался этим не слишком доволен. Зато Ванесса с огромным удовольствием набила рот цветочными почками мвидского визгуна.

Плутая по подземельям, Креол сотоварищи вышли несколько севернее, чем предполагали. Сверившись с GPS-навигатором, Моргнеуморос заключил, что теперь лучше всего двигаться прямо на восток – к Солевому морю. Переправиться через него – и на другом берегу будет Родзенгар, где можно попробовать разжиться транспортом.

Солевое море показалось на горизонте еще сутки спустя. Несмотря на название, морем оно не было – просто очень большое соленое озеро. До Судного Часа его питали две большие реки, однако к нынешнему времени они обе пересохли, и озеро начало умирать. Каждый год огромные массы воды испарялись без следа, и лишь крохотная часть возвращалась обратно с дождями. Не будь Солевое море таким огромным, от него давно не осталось бы и лужицы.

Последние двадцать километров иномиряне шли уже по бывшему озерному дну. Сплошной камень пополам с глиной и относительно небольшое количество скони. В изобилии росла трава солянка – ей такие условия казались просто райскими.

А вот людям и животным они не очень-то нравились. Просоленная насквозь земля в сочетании со сконью напрочь убивала желание тут жить. Пресная вода отсутствовала в принципе, а единственным источником пищи оставалась рыба в пересыхающем озере.

Моргнеуморос рассказал, что сейчас на западном берегу Солевого моря живут только одичавшие рыбаки – ихтиофаги. Кто они такие, кем их предки были до Судного Часа – бог весть. Вроде бы на этих землях и раньше были только бедные рыбацкие поселки – так уж сложилось исторически.

Так или иначе, крохотные общины ихтиофагов рассеялись вдоль всего берега, поэтому миновать их трудно. Да и незачем – несмотря на всю одичалость этих несчастных, у них есть сносные лодки.

Вот только договориться с ними будет не так-то просто – и отнюдь не по причине несговорчивости. Просто если подземельные шаконы за минувшее столетие лишились зрения, то ихтиофаги – слуха и речи. По неизвестным причинам у них отказали как слуховые нервы, так и голосовые связки – возможно, какая-то отрава в здешнем воздухе или воде.

Так что теперь эти дикари изъясняются исключительно жестами, заимствованными прямиком из азбуки глухонемых. Ни Креол, ни Ванесса ее не знали – да если бы и знали, это мало бы помогло. Плонетский язык жестов, само собой, отличается от земного.

По счастью, Моргнеуморос изъяснялся на нем вполне пристойно. По дороге он показал иномирянам несколько основных сигналов, чтобы суметь объясниться в случае необходимости.

– Указательный палец, поднятый вверх – «человек», – перечислял Моргнеуморос. – Тот же указательный палец на себя – «я». На собеседника – «ты». Если поднять вверх средний палец – «палка, оружие». Если указать средним пальцем на себя – «я с миром, оружие не применю».

– А если средним пальцем на собеседника? – спросил внимательно слушающий лод Гвэйдеон.

– Одновременно угроза и оскорбление. Так не делайте, а то нападут.

Деревня ихтиофагов разместилась на самом побережье. Каждые два-три года ее жители передвигали свои жилища восточнее – вслед за отступающим морем. Благо их хижины очень легко разбирались и переносились – ихтиофаги делали их из ребер огромных животных, похожих на земных китов. До Судного Часа эти гиганты во множестве водились в Солевом море – охота на них тогда была запрещена. Теперь же их поголовье сократилось до минимума – почти всех уже давно «разобрали» на пищу, шкуры и строительный материал.

Большинство ихтиофагов разгуливали голышом – и лишь некоторые носили своеобразные панцири из рыбьей чешуи. Ногтей и волос они тоже не стригли – лица полностью скрывались под густыми копнами, а длиннющие заточенные когти применялись этими дикарями в качестве оружия. Кроме собственных ногтей они использовали только обожженные на костре палицы, которые при близком рассмотрении оказались бедренными человеческими костями. Кости же применялись ихтиофагами и в качестве топлива – впрочем, огонь здесь разводился редко, пищу большей частью ели сырой.

При виде пришельцев тощие голопузые детишки моментально попрятались по хижинам. Мужчины, обмениваясь опасливыми жестами, тоже остались где-то позади. Встречать гостей вышли исключительно женщины – все в рыбьих панцирях, с костяными дубинками. Немолодая, но все еще миловидная женщина держала длинное острое копье из какого-то металла.

Моргнеуморос с племенным матриархом начали молчаливую беседу. Жесты в основном были одни и те же – в языке ихтиофагов всего несколько сотен слов. Моргнеуморос часто соприкасал кончики указательных пальцев – «встреча, разговор», матриарх то и дело скрещивала руки, поднимая указательные пальцы – «торговля». И оба они постоянно скрещивали все те же указательные пальцы – «лагерь, поселение».

Большинство остальных жестов иномиряне не поняли. Моргнеуморос рассказал только о паре дюжин самых основных.

В конце концов мутант повернулся к своим спутникам и хмуро известил:

– Я договорился. Завтра нас переправят через озеро.

– А сегодня ночуем здесь? – насторожилась Ванесса.

– Да. Не волнуйтесь, они безобидные.

– Шаконы тоже казались безобидными…

Однако ихтиофаги действительно повели себя вполне дружелюбно. Убедившись, что чужаки настроены мирно, они просто перестали обращать на них внимание – словно те всегда здесь и были. Жизнь в деревне очень быстро вернулась в обычное русло.

Ванесса с большим любопытством осматривала все вокруг. Впервые на Плонете она видела картины повседневного быта. И это оказалось весьма занятным.

Ихтиофаги ведут до ужаса примитивную жизнь, не обладают ничем сколько-нибудь ценным – и может, именно поэтому их никто не трогает. Периодически появляющиеся здесь путешественники редко задерживаются надолго – переправляются через озеро, иногда обмениваются разными мелочами. Сколько-нибудь заметной торговли не ведется – ихтиофаги с полным равнодушием относятся к артефактам довоенной эпохи, а у них самих нет ничего, кроме скудной пищи, большей частью состоящей из морепродуктов.

Ванесса немало удивилась, узнав, что у ихтиофагов царит матриархат. Домашним хозяйством занимаются мужчины, а женщины ходят в море на промысел. Он в основном заключается в собирании моллюсков – отважные ныряльщицы прыгают с отвесных скал и рыщут на дне, отрывая прилипшие к камням раковины.

Этому искусству здесь учатся с детских лет – местные женщины плавают и ныряют подобно амфибиям, не обращая внимания на погоду и температуру воды. Мужчины тоже плавают неплохо, но женщинам значительно уступают. Благодаря долгим тренировкам те могут погружаться на двадцатиметровую глубину и оставаться там целых три, а самые искусные – даже четыре минуты. Среди ныряльщиц Вон заметила не только молодых женщин, но и маленьких девочек, и дряхлых старух.

Кроме моллюсков ихтиофаги ловят рыбу. А еще они добывают из Солевого моря лягушек, аксолотлей, головастиков, озерных креветок, ручейников, личинок, белых червей и даже яйца водяной мухи. Она откладывает их на воде, а ихтиофаги собирают и едят, как икру. Гнезда личинок этой мухи ихтиофаги тоже едят.

Кроме того они собирают по берегам бледно-желтую комковатую массу – смесь грязи, тины, скони и еще какой-то скользкой дряни, похожей на коровьи испражнения. Из этой дурно пахнущей мерзости они делают лепешки – и едят, хотя те совершенно точно не являются съедобными.

Отведав местной кухни, Ванесса долго пыталась уговорить себя проявить вежливость и проглотить то, что неосторожно взяла в рот. Она так толком и не поняла, чем конкретно ее угостили, но вкус был, как у отрыжки пьяного матроса.

К счастью, ужин оказался немного получше. Ныряльщицы вернулись с вечернего лова, принесли рыбу и моллюсков. Их оказалось вполне возможным съесть, не зажмуривая глаз.

Более того – сегодня на ужин подали даже мясо! Самое настоящее. Обменявшись несколькими жестами с матриархом, Моргнеуморос не без удивления поведал, что ихтиофаги несколько лет назад приручили и начали пасти кернланов – мелких плонетских парнокопытных, очень похожих на земных овец.

Правда, вкусом их мясо скорее напоминает рыбу, чем баранину. Поскольку из растительности в округе встречается лишь трава солянка, большую часть рациона кернланов составляет рыбная мука. У ихтиофагов в пищу идет все – если не людям, то скоту.

Тем не менее, голодными гости спать не легли. Лод Гвэйдеон даже удостоил местные яства сдержанными комплиментами и вежливо поблагодарил матриарха. Та лишь беспомощно улыбнулась, не слыша ни единого слова – и паладин, спохватившись, пустил в ход язык жестов. Кончики пальцев левой руки прикрывают губы, затем обе ладони прижаты к сердцу – «благодарю за угощение». Матриарх в ответ снова улыбнулась, очень внимательно разглядывая собеседника. Ее глаза странно поблескивали.

Спать в хижине из китовых ребер было непривычно. Ихтиофаги позволили гостям переночевать в пустующем доме – как они объяснили, до недавнего времени тут жила одна ныряльщица с мужем, но несколько дней назад она утонула. После смерти жены молодой вдовец вернулся к родителям – ожидать, не посватают ли его снова. А хижина временно осталась без жильцов.

Правда, внутри спали только Креол с Ванессой. Моргнеуморос предпочел переждать ночь снаружи, дремля вполглаза – кажется, он все же не до конца доверял местным дикарям. Что же до лода Гвэйдеона, то он куда-то отлучился сразу после заката и вернулся только перед рассветом.

Где именно паладин провел эти часы, осталось неизвестным.

Утром Ванесса проснулась от холода. Земляной пол остыл, по дырявой хижине гулял сквозняк. Никаких очагов или хотя бы лежанок у ихтиофагов не водилось – они просто спали вповалку, прижимаясь друг к другу как можно плотнее, а зимой еще и укутываясь в шкуры. Ванесса последовала их примеру, забившись Креолу под куртку и свернувшись там клубочком. Все еще крепко спящий маг тихо засопел, приобнимая ученицу.

Перед хижиной Моргнеуморос и вернувшийся лод Гвэйдеон играли в «Землераздел» – популярную каабарскую забаву. Правила очень просты – на земле очерчивается и делится пополам большой круг, а игроки по очереди бросают в него нож. Если тот вонзился в территорию противника, та делится надвое вдоль по воткнувшемуся лезвию. Большая часть остается у прежнего хозяина, меньшая отходит к «завоевателю». Проигрывает тот, кто больше не может уместить на своей территории хотя бы одну ладонь.

Лод Гвэйдеон неизменно побеждал. Мизерикордия летела в точности туда, куда он желал ее послать – узкий керефовый клинок словно обрел собственную жизнь. Успехи Моргнеумороса в сравнении с этим выглядели скромно – он никогда особенно не увлекался метанием ножей.

– Благодарю вас за игру, лорд Моргнеуморос, – в очередной раз поклонился паладин.

– Да-да… – поморщился мутант, пробуя пальцем лезвие мизерикордии. – Хорошая заточка…

Зевая и протирая глаза, из хижины вылез Креол. Сонно поглядев на озерную гладь, он осведомился:

– Ну что, лодка готова? Когда плывем?

– Когда ныряльщики вернутся с ночного лова, – пожал плечами Моргнеуморос. – А пока можешь еще поспать.

– Отлично, – развернулся Креол.

Лодка и лодочник появились часа через полтора. Ванесса долго рассматривала это утлое суденышко – и ей все сильнее хотелось обойти озеро по суше. Пироги, на которых плавали ихтиофаги, тоже оказались костяными. Скелет какой-то крупной рыбы обтягивался просмоленной шкурой и сразу спускался на воду. Казалось, что достаточно одной сильной волны, одного дуновения ветра, чтобы отправить эту скорлупку на дно.

Но особого выбора не было. С печалью вспомнив о купленной в «Харродз» резиновой лодке, Ванесса осторожно уселась на носу пироги. Сконь порядком изъела ее борта и днище – местами красовались самые настоящие дыры.

Глухонемой лодочник вооружился парой коротких весел – рукояти костяные, лопасти из длинных рыбьих плавников – и неторопливо вывел пирогу на большую воду. На своих пассажиров он не смотрел, вид имел угрюмый и недовольный. Ванесса знала это выражение лица – так выглядят те, кому все обрыдло. То ли лодочнику недоплачивали, то ли ему просто не нравилось быть лодочником.

На Солевом море с утра стояла тишина. Жирную тягучую воду, в значительной степени состоящую из скони, не тревожили даже слабые всплески. Рыба, давно ставшая здесь редкостью, ходила на большой глубине – только там все еще сохранялись нормальные условия.

Вопреки ожиданиям, по озеру суденышко ихтиофагов шло бодро, нигде не протекало, воду бортами не черпало. Разве что сидеть в нем было неудобно.

– А сколько плыть до другого берега? – поинтересовалась Ванесса.

– К вечеру должны добраться, – пожал плечами Моргнеуморос.

– К вечеру?!

– Если повезет, то быстрее. Это все-таки второе в мире озеро по размерам… хотя теперь первое.

То, что Солевое море очень велико, стало заметно довольно скоро. Берег скрылся за горизонтом, и вокруг раскинулись водяные просторы. Словно не на озере, пусть и огромном, а в открытом океане.

Час тянулся за часом, лодочник размеренно греб, пассажиры скучали. Лод Гвэйдеон рассказал несколько анекдотов про тольнитов, Моргнеуморос ответил парой баек из армейской жизни. Креол, пользуясь моментом, повторял с Ванессой теорию метаморфизма.

Он предпочел бы провести практическое занятие, но метаморфизм – не та дисциплина, в которой можно тренироваться на крохотной качающейся лодчонке. Здесь предпочтительнее простор, твердая земля под ногами и прочная клетка наготове – на случай, если возникнут проблемы с контролем разума.

Постоянный контроль над собственным разумом – одна из основных проблем метаморфа. Слишком часто изменившееся тело начинает диктовать собственные условия, слишком часто животные инстинкты начинают довлеть над интеллектом, глуша заодно и колдовские знания. Немало магов окончили свои дни в образе бессловесного зверя, не умея вернуться в изначальное обличье или даже вовсе не помня себя прежнего.

Впрочем, свои проблемы есть у каждой дисциплины. Креолу вспомнились полученные из-за пиромантии ожоги, сломанные из-за левитации кости, оставленные демонами шрамы… Преизрядный процент магов погибает из-за собственного же колдовства. Одна ошибка в заклинании – и нет больше великого чародея, только на полу дымится кучка пепла.

В воде что-то плеснуло. Пассажиры не обратили на это особого внимания, а вот лодочник встрепенулся. Глухой, он никак не мог услышать этот тихий плеск, но все же как-то о нем узнал – и резко затабанил. Пирога встала неподвижно, словно на якоре, и лодочник невозмутимо поднялся на ноги. Ни на кого не глядя, ничего не соизволив сообщить, ихтиофаг поднял со дна костяное копье и дельфинчиком прыгнул за борт.

– Куда это он? – свесился за борт Креол.

– Может, отлить захотел? – пожал плечами Моргнеуморос.

– О, к слову!.. – тоже поднялся на ноги маг.

– Ну не здесь же! – возмутилась Ванесса.

– А где? – поинтересовался Креол, расстегивая ширинку. – Мы посреди озера. До берега еще несколько часов. Либо за борт, либо под себя. Под себя не хочу.

Ванесса закатила глаза, невольно испытывая чувство зависти. Ей тоже хотелось по-маленькому, но она при всем желании не могла отлить за борт, как это сейчас делает Креол. Оставалось терпеть и скрежетать зубами, глядя, какое наслаждение разливается по лицу проклятого шумера.

Лодочник вынырнул сразу после того, как маг уселся на место. Ихтиофаг дышал ровно и размеренно, словно это не он пробыл под водой больше трех минут. За собой дикарь тащил тушу животного, похожего на шестилапую лягушку размером с небольшую свинью.

– Лягва, – с интересом посмотрел на улов Моргнеуморос. – Давненько я их уже не видел.

Лодочник устроил убитую амфибию на дне пироги, положил рядом копье и снова взялся за весла. Только теперь он почему-то начал поворачивать суденышко в обратную сторону. Ванесса тревожно завертела головой, надеясь, что это просто пирога незаметно развернулась, пока лодочник охотился где-то в глубине. Однако нет, ничего подобного – солнце стоит все с той же стороны.

Лод Гвэйдеон и Моргнеуморос тоже это заметили. Не сговариваясь, они одновременно подняли согнутые в запястьях руки, а затем согнули их еще и в локтях – «почему повернули?». Лодочник в ответ указал на мертвую лягву, часто-часто встряхнул головой, высунул язык, крепко сжал кулак и указал себе за спину – «очень быстро портится, надо вернуться».

Креол выслушал перевод, недоверчиво улыбнулся и спросил:

– Это он шутит так?

– Боюсь, он серьезно, – с сожалением ответил лод Гвэйдеон. – Насколько я понял, это шестиногое животное чрезвычайно быстро протухает, и он спешит накормить своих соплеменников, пока добыча свежая. У них ведь нет тех морозильных шкафов, что так облегчают жизнь в твоем родном мире, святой Креол.

– В МОЕМ родном мире их как раз не было, – проворчал маг.

– Секундочку, – вмешалась Ванесса. – Вы что, хотите сказать, что мы сейчас опять полдня будем плыть обратно в деревню… а завтра что, снова весь день через озеро?! И все ради какой-то гребаной жабы?!

– Это не жаба, а гигантская лягва, – поправил Моргнеуморос. – Она только похожа на жабу.

– Да какая разница?!

– Угомонись, ученица, – спокойно велел Креол. – Я сам разберусь.

Маг несколько секунд просидел молча, задумчиво хмуря лоб, а затем поднялся на ноги, с трудом удерживая равновесие в плывущей лодке, и что есть силы пнул лодочника в спину. Тот раскрыл рот в беззвучном крике, едва не роняя весла, и бешено повернулся к Креолу. Маг смерил его холодным взглядом и процедил:

– Слушай меня, презренный червь. Глухой ты или не глухой – но если ты сейчас же не развернешься и не отвезешь меня на другой берег, я разрежу тебя на мелкие кусочки и скормлю рыбам. Даю тебе три секунды, чтобы принять решение.

Разумеется, лодочник не услышал ни единого звука. Но общий смысл он все же понял – выражение лица Креола говорило яснее всяких слов. Лодочник чуточку поколебался… а потом потянулся за копьем.

– Может, загипнотизируешь его, чтоб отвез нас дальше? – поспешила предложить Ванесса.

– Как я его загипнотизирую? – пробурчал Креол, пристально следя за движениями лодочника. – Он же меня не слышит.

– Тогда просто парализуй…

– Это можно, – благосклонно кивнул маг, резко раскрывая ладонь.

Лодочник дернулся, схватил копье… и замер неподвижно, медленно заваливаясь набок.

– Дальше придется грести самим, – констатировал Моргнеуморос.

– Придется, – пробурчал Креол, беря несчастного под мышки. – Помоги-ка.

Моргнеуморос охотно взялся за лодыжки – и мигом спустя парализованный ихтиофаг полетел в воду.

У Ванессы невольно распахнулся рот. Она в ужасе вытаращилась на это варварство и возопила:

– Вы что сделали?!

– Избавились от лишнего груза, – пожал плечами Моргнеуморос.

– Да, – хмуро подтвердил Креол. – Что не так, ученица?

– Но… но… но… Но можно же было просто положить его в уголок, спокойно догрести до другого берега, а там отпустить!

– Можно было, – согласился Креол. – Но теперь уже поздно.

– Тогда хотя бы паралич с него сними! – взмолилась Ванесса, жалостливо глядя на мутную воду за бортом. – Может, выплывет… куда-нибудь!

– Не сниму, – заупрямился Креол. – Пусть тонет.

– Ну сними, ну пожалуйста! Ну не будь ты таким мелочным!

– Я не мелочный! – обиделся маг, прищелкивая пальцами. – Вот, теперь довольна?!

Ванесса напряженно уставилась на водную гладь. Та оставалась все такой же ровной – ни всплеска, ни пузырьков. Прошла минута… другая… третья…

– Что-то он не всплывает, – произнес лод Гвэйдеон, очерчивая в воздухе перечеркнутый круг.

– Может, уже захлебнулся? – предположил Моргнеуморос.

– Скорее всего, – мрачно кивнула Ванесса. – Еще один безвинный покойник на нашей совести.

– Он был сам виноват, – отмахнулся Креол. – Лучше решайте побыстрее, кто из вас будет грести.

– Из нас, да? – покосилась на него Вон. – Сам ты, я так понимаю, не участвуешь?

– Конечно, нет. У меня ногти слишком длинные – сломаются.

– Ясно, – поджала губы Вон. – Тогда будем грести по очереди. Лод Гвэйдеон, вы первый, хорошо?

– К вашим услугам, леди Ванесса, – пересел на место гребца паладин.

– Майор, вы будете вторым, ладно? – попросила девушка. – А я пока подстригу Креолу ногти.

– Это зачем еще? – насторожился маг.

– Затем, что ты гребешь третьим.