Глава 23

«Чайка» шла в ударном темпе. До Черепашьего острова удалось добраться уже на четвертые сутки. Однако после этого пришлось еще целый день блуждать по Южному заливу – огромному, не уступающему иным морям.

Плыть приходилось очень осторожно – Южный залив невероятно мелководен. Эхолот ни разу не показал глубину более чем в пятнадцать метров. А обычно – десять, семь, а то и всего пять. Впрочем, эхолот не особенно и требовался – при прозрачности здешних вод дно видно невооруженным глазом.

– Осторожней, Василич, осторожней… – приговаривал Колобков, глядя в бинокль. – Бережней иди, на мель не напорись…

– Слушай, Иваныч, не учи кильку плавать! – наконец не выдержал Фабьев. – Я сорок лет штурманом – ни разу на мель не садился!

– Ну ты извини, Василич, я ж беспокоюсь просто.

– Не переживай, Иваныч. В Азовском потрудней приходилось. Там местами пешочком по дну прогуляться можно.

– Иди ты! – не поверил Колобков. – Серьезно?

– А что, врать тебе стану? Сам съезди, да посмотри, как на родину вернемся.

Обитатели острова Магука описали корабль «Кристурица», как длинный черный парусник. Вполне достаточно, чтобы узнать при встрече. Однако кроме этого все видевшие этот корабль, характеризовали его как «необычный». Значит, он и в самом деле должен очень сильно отличаться от привычных туземцам галер.

Света даже высказала гипотезу, что Тур Ганикт с экипажем – такие же пришельцы с Земли. Мало ли что бывает? Вдруг да окажется, что «Кристурица» – какой-нибудь теплоход или даже военный крейсер?

Версия насчет крейсера Колобкову и Фабьеву очень не понравилась. На «Чайке» никакого вооружения нет. Только пистолеты у Гены с Валерой, пара револьверов на поясе хозяина яхты и, конечно, три чокнутых волшебника.

Последнее – оружие убойной мощи, но использовать его с толком удается редко.

– Да нет, не может это быть крейсер, – заметил Угрюмченко. – И теплоход не может. У него же паруса.

– Ах да, верно… – вспомнила Света. – Но что в нем тогда такого необычного?

– Вододуй.

– А что это за вододуй?

– А это, девонька, такая хреновина вроде нагнетательного насоса. Устанавливается на корме, и выбрасывает из себя воду, позволяя судну двигаться в противоположном направлении. Типа каракатицы.

– Евлампий Петрович, а вы откуда это знаете? – удивленно посмотрела на седого беркута Света.

– Да вон он шурудит на всех парах, – указал крылом судовой механик. – Иваныч, зырь в ту сторону.

Орлиные глаза не подвели. Из крохотной бухты действительно выплывает длинный черный парусник. Носа не видно, зато корма просматривается преотлично. И пресловутый «вододуй» тоже как на ладони.

– Это не земной корабль, – заключила Света. – На Земле таких никогда не было.

– Так, братва лихая! – повысил голос Колобков, опуская бинокль. – Женщин, детей и хуймяка запихать в трюм! Серега, далеко не отходи, будешь толмачить! Гюнтер, будь другом, сгоняй за дедами. Они нам сейчас будут позарез.

На «Кристурице» землян тоже заметили. Корабль круто развернулся – паруса вздулись в противоположном направлении! – и пошел навстречу, оставляя за собой бешеный водный поток.

– Почему они не спустят паруса? – вслух произнес Фабьев, напряженно сжимая штурвал. – Они же так только мешают.

– Понты, не иначе, – предположил Колобков. – Вот мол мы какие все из себя!

– Глупо.

– Глупо, конечно. Только ты, Василич, не расслабляйся заранее. Ты с пиратами когда-нибудь встречался?

– Было дело, – хмыкнул старый штурман. – Эта сволота и в двадцатом первом веке вовсю озорует, ты не думай… Только, конечно, не такая, как на Карибах.

«Чайка» и «Кристурица» сблизились настолько, что стало видно людей на палубах. Чертанов почувствовал дрожь в коленях – на пиратском судне экипаж оказался куда как побольше. По меньшей мере полсотни головорезов с гнусными мордами. Среди них явственно выделяются двое – детина за два метра ростом и бледный мужчина, прячущий за пазухой кисть правой руки.

– Вот он какой – Тур Ганикт… – пробормотал Чертанов.

Да, несомненно это и есть знаменитый на весь архипелаг пиратский капитан. Действительно, внешность примечательная. Кроме удивительно бледной кожи – еще и белоснежные волосы, достающий почти до ключиц подбородок и два больших круга над глазами. Похожи на родимые пятна… но все же не они.

– Эллега!.. – подал голос здоровенный детина по правую руку от Ганикта. – Хааи!.. Хумма ли ха!..

– Что иностранец говорит, Серега? – спросил Колобков.

– «Стой», «бросай якорь» и все такое, – вяло перевел Чертанов.

Жадные глаза пиратов безошибочно выдавали их намерения. К тому же вдоль бортов стали подниматься странные штуковины, похожие на гарпунные пушки.

– Ридас хин склопедрагх ин щаала зи ворм туду, ханни ло!.. – выкрикнул здоровяк.

– Бросайте якорь, или наши склопедраги пустят вас ко дну, – перевел Чертанов.

– Склопедраги – это вот эти хреновины? – полюбопытствовал Колобков. – А чем они стреляют?

– Не знаю. Мне спросить?

– Ну спроси.

– Шудута мо кастинар склопедрагх ии?.. – крикнул Чертанов, приложив ладони ко рту.

– Мазинда! – гордо подбоченился рослый пират.

– Говорит, сами увидим, – перевел для всех Чертанов. – Петр Иваныч, давайте лучше сдадимся?

– Ну ты, Серега, иногда как скажешь, так будто в лужу пернул, – укоризненно посмотрел на него шеф. – Сдаваться мы не будем. Мы не за этим столько времени этого пиратишку искали. Гюнтер, где там наши деды?!

Грюнлау тем временем таки вытащил на палубу всех трех мудрецов. Удалось это с большим трудом – последнее время они вообще передвигаются крайне неохотно, предпочитая дремать где-нибудь в тихом уголке. Оля даже предположила, что у старичков начинается сезон спячки.

– Что вы от нас хотите? – недовольно проблеял Каспар, тря кулаками слипающиеся глаза.

– Вам что, жить надоело, раз вы нас тревожите? – угрюмо процедил Бальтазар, не проявляя однако особой агрессии.

А Мельхиор просто достал из левой ноздри огромную козюльку и продемонстрировал ее присутствующим. Каким-то образом он умудрился сделать этот жест угрожающим.

– Нет-нет, что вы, что вы, достопочтенные пенсионеры! – удивительно елейным голосом произнес Колобков. – Наш общий друг Гюнтер пригласил вас выйти на палубу, чтобы мы могли обратить ваше внимание на во-он то судно. Видите?..

Каспар, Бальтазар и Мельхиор уставились на подходящую все ближе «Кристурицу». В их глазах ничего не отразилось. Каспар лениво зевнул и сказал:

– Видим. Ну и что с ним?

– Да, что это за штука, и какое нам до нее дело? – брюзгливо поинтересовался Бальтазар.

Мельхиор угрожающе засунул козюльку обратно в ноздрю.

– А это, достопочтенные пенсионеры, корабль тех самых пиратов, которые спи… ой, украли вашу драгоценную башню.

Мудрецы какое-то мгновение молчали, переваривая услышанное. А потом до них дошло.

– Что-о-о-о-о-о-о?!!! – хором заблажили они, вскидывая руки. Мельхиор резко выхватил из-за уха и-визу, увеличивая ее до размеров хорошего шеста.

– Так, а теперь нам главное – отойти подальше, чтобы не забрызгало, – удовлетворенно произнес Колобков, неуловимым движением перемещаясь за спины взбесившихся волшебников.

– Где эти типы?! – дрожащим от гнева голосом выкрикнул Каспар.

– Подать их сюда! – распорядился Бальтазар.

– Да! – присоединился Мельхиор.

И тут в разговор вмешалась «Кристурица». Пиратам Тур Ганикта надоело, что странный корабль никак не реагирует на их ультиматумы. Слово было передано склопедрагам.

Бронзовые орудия выстрелили все одновременно. К счастью, не пушечными ядрами и даже не камнями. Это оказались всего лишь зазубренные гарпуны на толстых канатах. Но и этого вполне хватило.

Борта «Чайки» прошило в нескольких местах. Орудия «Кристурицы» неожиданно выказали немалую убойную силу. Несколько здоровяков-матросов тут же принялись крутить вороты, наматывая канаты на барабаны. И «Чайка» со скрипом поползла навстречу «Кристурице».

– Гинсташилла!!! – бешено заревел огромный пират, вспрыгивая на фальшборт.

– На абордаж, – автоматически перевел Чертанов.

– Петер, нам остается только драться! – решительно произнес Грюнлау.

– Придется, – мрачно кивнул Колобков. – Тут по понятиям не разрулишь. Беспредельщики какие-то, а не пираты…

«Кристурица» встала борт в борт с «Чайкой» и замерла, как вкопанная. С пиратской стороны швырнули абордажную доску, и вооруженные до зубов головорезы ринулись на беззащитную яхту. Но тут…

Разъяренные, разгоряченные мудрецы впервые за очень долгое время сумели сработать в лучшем виде. Каспар выкрикнул короткое слово, и бронзовые склопедраги с их канатами и гарпунами взлетели в воздух, обратившись стаями бабочек. Бальтазар выставил перед собой руки, и из-под его ногтей вырвались страшные огненные ливни, опалившие пиратов, заставившие их с криками прыгать в воду. А Мельхиор резко толкнул воздух раскрытой ладонью, и «Кристурица» отлетела от «Чайки», словно ее швырнул великан.

– Могут же, когда захотят… – пораженно прошептал Колобков, глядя на эту расправу.

Увы, на этом дело и закончилось. Кажется, мудрецы и сами оказались поражены не меньше Колобкова – уж очень ошарашенные у них сделались лица. А через несколько секунд они и вовсе позабыли о происходящем здесь и сейчас – Каспар захрапел, Бальтазар заворчал, а Мельхиор принялся листать толстенную книгу.

– Так, мужики, дальше работаем сами! – распорядился Колобков, вытягивая из кобуры револьвер. – Деды выдохлись!

По крайней мере, стрелять он умеет неплохо. Тир – одно из любимых развлечений. Два револьвера – одиннадцать пуль. Двенадцатая была потрачена во время испытаний маджи-маджи.

И всадить их есть в кого. Большая часть пиратов так и осталась на «Кристурице», а несколько человек попадали в море, но полдюжины головорезов таки успели перебраться на «Чайку». В их числе – капитан Тур Ганикт Длинная Рука. И тот здоровяк, что громче всех орал. Судя по внешности, это пиратский боцман – Веданок. Островитяне с Магуки описывали его именно таким.

Чертанов, разумеется, благоразумно постарался спрятаться куда подальше. Боец из него никудышный. А у пиратов и сабли, и ножи – прирежут за милую душу, даже имени не спросят.

Фабьев тоже оказался занят по самое горло. Пожилой штурман ожесточенно выкручивал штурвал, стремясь уйти от повторной встречи с «Кристурицей». Проклятый корабль с его вододуем оказался почти таким же быстрым, как «Чайка», и заметно более маневренным. Замешкайся на мгновение – и к пиратам придет подкрепление.

Довольно скоро Фабьев заметил рулевого «Кристурицы». Низенький плотный человечек без единого волоска на голове, но зато с густыми бровями. Одного взгляда хватило, чтобы понять – этот тип свое дело знает туго. Руль в ладонях лежит уверенно, движения четкие, ни единого лишнего. Корабль подчиняется, как верный пес.

– Петрович, вишь вон того лысого? – указал на него Фабьев.

– Понял, Василич! – мгновенно смекнул Угрюмченко, распахивая крылья. – Сделаем!

Огромный беркут взмыл в небеса, устремляясь к «Кристурице». Крыло у него полностью зажило – пора показать его в деле. В воздухе просвистели несколько стрел – встревоженные пираты открыли огонь по судовому механику «Чайки». Однако в отличие от обычных птиц Угрюмченко прекрасно понимал, что такое стрелковое оружие, и без особого труда уклонялся.

– Хить! – яростно выкрикивал рулевой. – Хить! Хить!

Угрюмченко прошел над ним на бреющем полете. Будь у пиратского рулевого волосы – растрепало бы ветром.

– Хить!.. – возопил рулевой, бросая руль и защищаясь руками. – Хи… гаххх!..

Описав петлю, Угрюмченко вернулся. И на сей раз круто спикировал вниз, со всего размаху нанося удар. Страшный клюв с силой ударил прямо в плешивую макушку, заставив рулевого прикусить язык и закачаться, едва удерживаясь на ногах.

«Кристурица», лишенная управления, прошла мимо «Чайки», вызвав у пиратов обозленный вой. Они бросились на обнаглевшего орла с саблями – но Угрюмченко благоразумно поднялся в воздух. Рулевой, на лбу которого на глазах набухала шишка, снова взялся за штурвал. Угрюмченко описал широкий круг, выглядывая новую возможность для десанта.

Тем временем на «Чайке» тоже шла ожесточенная драка. Люди Ганикта оказались ребятами крепкими, тертыми – их не напугала ни магия трех мудрецов, ни пистолеты Гены с Валерой. Тем более, что в такой толчее те не решались применять огнестрельное оружие – своих заденешь, чего доброго. Бравые телохранители работали руками и ногами. Гюнтер Грюнлау, в котором снова пробудился дух дедушки, орудовал штык-ножом.

А Тур Ганикт сразу вычленил среди противников капитана и молча двинулся на него. Колобков ухмыльнулся, выпячивая живот, и без лишних слов поднял револьвер.

Ганикт замер. Он прекрасно понял, что это такое. Спокойно глядя в револьверное дуло, пиратский капитан вынул из-за пазухи правую руку… и в лицо Колобкову тоже уставилось дуло. Ружейное.

– Так вот что у тебя с рукой! – с некоторым разочарованием присвистнул Колобков. – А я-то думал – колдунство или мутация-хренация… А ты, выходит, просто волыну себе вместо руки присобачил?

– Тинди сиги эйз, – коротко ответил Ганикт, левой рукой нажимая на спусковой крючок.

Колобков отшатнулся. Плечо обожгло огнем. Если бы не качка, мешающая прицелиться, Ганикт наверняка бы закончил дуэль одним выстрелом.

Не тратя зря времени, он тут же выстрелил снова. Но на сей раз Колобков был готов, и успел дернуться. Морщась от боли в плече, он вскинул револьвер и трижды спустил курок – без пауз, подряд.

Тур Ганикт скривился от боли. Две пули землянина ушли в «молоко», но третья вошла пирату в бедро, вызвав обильное кровотечение. Колобков завороженно уставился на это зрелище – кровь Ганикта оказалась темно-фиолетовой, как ежевичный сок.

Ожесточенно ругаясь и пытаясь удержать равновесие на бешено качающейся палубе, два хромоногих капитана продолжали выпускать пулю за пулей. Тур Ганикт впервые за многие десятилетия встретил кого-то, обладающего таким же оружием, что и у него. Туземцы архипелага Кромаку всегда пугались его удивительной, выпускающей огонь и смерть руки. О ней сочинили столько баек, сколько не сочиняли, наверное, и о подводных змеелюдях.

Но этот одноногий толстяк без тени смущения палит из штуковины, очень похожей на его, Ганикта, протез. А это означает, что у него, вероятно, есть и патроны для нее. Неожиданная удача. У самого Ганикта патроны почти закончились – у последней коробки уже показалось дно. Приходится расходовать бережно – а то еще немного, и легенда о «Длинной Руке» перестанет существовать.

Всего рука-мушкет вмещает пять патронов. Пять раз можно изрыгнуть огонь и смерть. Потом – перезарядка. Но сделать это в боевых условиях практически невозможно – приходится вскрывать протез и долго-долго устанавливать патроны в отведенные им гнезда. Поэтому в битве Тур Ганикт Длинная Рука может выстрелить не более пяти раз.

Вот и все. Последний, пятый выстрел. Но и стреляющая штуковина одноногого толстяка тоже смолкла. Ганикт внимательно считал – она сделала шесть выстрелов. Значит, ее предел равен шести.

Колобков бросил опустошенный револьвер на палубу. Однорукий пират тоже больше не стреляет. Похоже, патроны кончились.

Опустив руку-мушкет, Ганикт быстро пошел на Колобкова, вытягивая здоровой рукой саблю. Из простреленной ноги по-прежнему льется кровь, но пиратский капитан словно вовсе не замечает боли. А Колобков недобро ухмыльнулся, приподнял полу клетчатой рубашки и… вынул из кобуры второй револьвер.

– Хы-хы, у меня запасной! – торжествующе объявил Колобков, глядя на окаменевшее лицо противника.

В голове Тур Ганикта мысли понеслись бешеным вихрем. Первая – у врага есть еще шесть выстрелов. Вторая – он, Ганикт, совершил большую глупость, что подошел ближе. На том расстоянии, что они перестреливались до этого, да еще при качке, попасть в цель было трудно – они и попали всего по одному разу. Но сейчас, когда расстояние сократилось более чем вдвое…

В следующий миг Колобков спустил курок, а Тур Ганикт рыбкой метнулся вправо, прячась в дверной нише. Сама дверь оказалась заперта изнутри, но углубление все же худо-бедно послужило укрытием. Тур Ганикт втянул живот, плотно прижимаясь к стене, и замер, чутко прислушиваясь. Из-за деревянной ноги этот странный тип не может ходить бесшумно. Если он подойдет поближе или расстреляет оставшиеся патроны… с саблей Тур Ганикт может одолеть даже троих.

На носу тем временем продолжалась драка. Команда «Кристурицы» понесла серьезные потери. Один пират стонет, держась за сломанную руку, второй плавает в море, выброшенный за борт приемом дзюдо, третий лежит без сознания с серьезной травмой черепа, а четвертый истекает кровью, тяжело раненный штык-ножом. Однако и Гюнтер Грюнлау выбыл из игры – ему разрубили плечо саблей и порезали бок кортиком. Теперь он сидит, прислонившись к бортику, и слабеющей рукой пытается сделать перевязку.

Гена с Валерой отделались легче. Оба на ногах, готовы продолжать бой. Валере резанули ножом предплечье, но рана легкая, даже кость не задета.

И теперь перед бравыми телохранителями остался только один противник – пиратский боцман Веданок. Детина более чем саженного роста – двести десять, а то двести пятнадцать сантиметров. С такими шкафами Гене с Валерой драться еще не доводилось.

Но если бы у этого великана была только физическая сила! Стоя перед двумя противниками, он окинул беглым взглядом поверженных товарищей и произнес несколько слов.

– Чего он говорит? – угрюмо повернулся к Валере Гена.

Валера молча пожал плечами.

– Он говорит, что вы отличные воины, раз сумели втроем победить четверых абордажных бойцов «Кристурицы», – подал голос из укрытия Чертанов. – А еще говорит, что раз вы такие отличные воины, он будет драться с вами в полную силу.

– У? О? – не понял Гена.

– Уяк? – присоединился Валера.

Стоя посреди палубы, Веданок с нарочитой ленцой стянул с себя рубашку. У телохранителей выпучились глаза – из боков этого великана растут еще две руки! Правда, совсем крохотные, слабенькие – размером с младенческие.

– Вот урод-то! – высказался Валера.

– Ыгы…

Но двумя дополнительными руками дело не ограничилось. Веданок весь сморщился, напрягся… и изо лба у него высунулся бычий рог! Коротенький, изогнутый – несомненно, совершенно бесполезный. Но тем не менее – самый настоящий рог.

– Гыагир синда из казух масина-асина ликхи и нись ти цукур, ниджиж щин ха такурид никса! – прогремел Веданок, уперев руки в бока.

– Он говорит, что этот рог – волшебный рог, – перевел Чертанов. – Он делает его непобедимым.

– В смысле? – нахмурился Гена.

Но пиратскому боцману уже надоело болтать. Он с хрустом сжал кулаки и в бешеном порыве понесся на противников. Однако неуклюжие движения сразу выдали в нем бойца хоть и зверски сильного, но не слишком умелого. Гена с легкостью ушел из-под удара, и нанес страшный джэб правой. Валера также уклонился и с развороту ударил локтем в грудь.

Воздух огласили болезненные хрипы. На палубу капнула кровь. Но… но не кровь Веданока.

Великан как будто даже не заметил нанесенных ударов. Зато у Гены голова качнулась назад, а изо рта вылетел зуб. Валера же сложился пополам, хватаясь за грудь, которую словно пронзило копьем.

– Че за?.. – прохрипел дзюдоист, кашляя кровью.

– Ы! – выдавил боксер, отпрыгивая назад.

Веданок оглушительно расхохотался. Гена и Валера помотали головами в совершенно одинаковом жесте, и снова бросились на противника. Страшные удары левой и правой!.. Захват бедер, толчок, бросок!..

И Гена отлетает назад, чувствуя, как трещат ребра, а Валера падает на палубу, подброшенный в воздух неведомой силой.

Все еще хохоча, Веданок произнес несколько слов и легонько пнул упавшего Валеру. Чертанов поспешно перевел:

– Он говорит, что это такое волшебство! Чем бы вы его ни ударили – удар к вам же самим и вернется!

– Хрена себе!.. – процедил Гена, с трудом держась на ногах. – Вот это я бью, оказывается!

– У-у-у!.. – прохрипел Валера, заставляя себя подняться.

Услышанное их ничуть не удивило. Раньше, на Земле – возможно. А здесь уже привыкли к странностям. В головах одна мысль – как же пробить такую мощную защиту?

– Огнестрел применять нельзя, – сразу решил Валера.

– Согласен, – кивнул Гена.

Телохранители медленно двинулись вокруг пиратского боцмана, ища лазейки, возможные слабые места в волшебной броне. Ища – и не находя. Валера кинул в спину Веданоку зажигалку – и тут же почувствовал легонький удар в лопатку. Метательное оружие так же бесполезно, как и ближний бой.

По правому борту послышался выстрел. Тур Ганикт подбросил в воздух носовой платок – и Колобков тут же выпалил в него из револьвера. Правда, промазал.

В барабане осталось три пули. Всего три. А потом останешься безоружным и беззащитным. У Колобкова нет ничего, кроме револьвера и трости. А Тур Ганикт по-прежнему вооружен – при нем сабля, и он отлично умеет ею пользоваться.

Немного подумав, Колобков крутанул барабан, выщелкнул один патрон и вставил его в другое отделение. Затем он тщательно прицелился и начал ждать.

Тур Ганикт в своем укрытии тоже ждал. Ждал и считал выстрелы. Пока что было два. Но враг не станет стрелять, пока Ганикт не покажется.

Сложилась патовая ситуация. Тур Ганикт ждал, пока Колобков расстреляет оставшиеся патроны, чтобы рубануть его саблей. Колобков ждал, пока Тур Ганикт высунется из ниши, чтобы всадить в него пулю.

Они оба стояли и ждали.

И оба понемногу начали уставать. Воспользовавшись передышкой, Ганикт на скорую руку перемотал простреленную ногу платком, но крови все равно вытекло многовато. Колобков тяжело дышал, тоже чувствуя сильную боль в ноге – причем в правой, отсутствующей. Последнее время фантомные боли беспокоят все чаще и чаще.

– Был бы я помоложе раза в два, да на обеих ногах… – досадливо проворчал Колобков, сжимая револьвер.

Тур Ганикт в это время думал примерно о том же самом. О том, что он уже не молод – недавно стукнуло сорок пять миллентумов. Его народ живет все шестьдесят – впятеро дольше быстро старящихся людей – но тем не менее старость уже на пороге, и силы давно не те.

«Кристурица» стала легендой на архипелаге Кромаку, но сегодня она мало похожа на ту, какой была двадцать миллентумов назад. И экипаж не тот. От команды, с которой Ганикт давным-давно вышел в море, ныне остались только старый товарищ Ияко и преданный Веданок. Остальные растерялись по пути, погибли в бесчисленных стычках, перемерли от различных болезней. Малярия унесла старшего брата Веданока – великого штурмана, незаменимого в морских баталиях. Турбен Ияко, когда-то бывший лучшим бойцом, всегда шедшим во главе абордажной команды, сейчас с трудом передвигается. Подхватил «позвоночного червя» – редкостную гадость, водящуюся в Эспелдакаше.

– Я предлагаю переговоры! – хрипло выкрикнул Ганикт, с тревогой поглядывая на пропитавшуюся кровью повязку на ноге.

Увы, для Колобкова эта фраза прозвучала как «Э йи сидари трессь!». И его ответом стала револьверная пуля, просвистевшая в каком-то сантиметре от щеки Ганикта. Пиратский капитан грязно выругался и вновь плотно вжался в нишу.

Гена упал на палубу, сплевывая кровь из разбитых губ. Отличный был удар. Это уже сам Веданок припечатал противника – неуклюжий, неповоротливый, но зверски сильный и обладающий непреодолимой защитой пират.

Рядом болезненно морщится Валера. Он провел безупречный захват с броском… но швырнуло его самого. Все вложенные усилия по нему же самому и ударили.

Как можно одолеть типа, защищенного подобным волшебством?

Единственная надежда – на мудрецов. Но очень-очень слабая, призрачная надежда. Каспар, Бальтазар и Мельхиор не выказывают ни малейшего интереса к происходящей рядом схватке. Каспар спит, Бальтазар угрюмо смотрит на чаек, Мельхиор играется в «Тетрис», подаренный дочерью шефа. Хорошо хоть, что эта троица помогла в начале боя – это уже больше, чем можно было рассчитывать.

Да и смогут ли их чары пробить защиту Веданока? Что будет, если заклинания эта штука отражает так же легко, как удары и броски? Не заколдуют ли мудрецы в таком случае самих себя?

– Мысли есть? – пробасил Гена, настороженно следя за каждым движением Веданока.

– Думаю, – коротко ответил Валера, с трудом поднимаясь на ноги.

Темно-коричневый гигант с рогом во лбу оглушительно расхохотался. Сегодня ему попались крепкие противники. Сколько ударов они уже выдержали?

Чудесное свойство «возьми обратно» делает Веданока непобедимым. Если бы он захотел, то в два счета сверг бы капитана и занял его место. Но старший брат клялся Тур Ганикту в верности. И он, Веданок, тоже клялся.

Кстати, что там с капитаном? Его огнестрельная рука уже давно не подавала голоса.

Пора заканчивать с этими двоими.

Гена и Валера заняли позиции с противоположных сторон от Веданока. Тот нисколько не встревожился – пусть бьют куда хотят, чем хотят и сколько хотят. «Возьми обратно» защитит лучше тысячи доспехов. Четырехрукий гигант оглушительно взревел и ринулся на ближайшего противника.

Это оказался Валера. Дзюдоист встал в стойку, спокойно встречая топочущего Веданока. А в последний момент – резко кувыркнулся назад, цепляясь руками за фальшборт и на миг замирая вверх ногами.

– Грааааааааааа!!! – взревел Веданок, сжимая пудовые кулачищи.

– Уяк!.. – коротко ответил ему Валера, отталкиваясь от борта что есть мочи.

Дзюдоист взлетел в воздух, как птица. Перемахнул через страшные кулаки Веданока, и с размаху впечатался ступнями в бронзовые плечи. Трюк, достойный лучших акробатов.

Но на этом дело не закончилось. Пока ошеломленный Веданок на мгновение замер, Валера прыгнул дальше. Чувствуя в плечах боль, он пролетел над палубой спиной вниз… и ладони встретились с другими ладонями.

Гена цепко схватил прыгнувшего напарника за руки и, не теряя ни секунды, принялся бешено вращаться вокруг оси. Раскручиваясь сам и раскручивая Валеру.

– У! О! – процедил Гена, плотно сжимая челюсти.

– Хурахура!!! – прорычал доведенный до бешенства Веданок, бросаясь на них.

– Уяк!!! – ответил ему Валера, с силой сгибая, а потом распрямляя колени.

Удар. Один-единственный страшный удар прямо в лицо. Пятки Валеры вошли в переносицу Веданока на излете – вошли с чудовищной силой, подобно вонзенному копью.

– Мм?.. – недоверчиво промычал Веданок, закатывая глаза.

И с грохотом упал.

– Как это вы его? – подал голос ошеломленный Чертанов.

– Это секретная боевая техника, – пробасил Валера.

– Называется – «удар лучшим другом», – добавил Гена.

Телохранители посмотрели на поверженного противника и одновременно ухмыльнулись.

Колобков выстрелил в четвертый раз. Тур Ганикт отчаянно скрипнул зубами. Пусть только у одноногого толстяка закончатся патроны. Пусть только закончатся!

И они закончились. Вслед за четвертым выстрелом раздался предательский звук осечки. И еще один.

Тур Ганикт не поверил своим ушам. Он прекрасно знал этот звук – его рука-мушкет тоже изредка подводила в самый разгар боя. Неужели это означает, что враг наконец остался безоружен?

Удаляющийся стук деревяшки убедил Ганикта окончательно. Враг отступает – торопится убежать. Но на одной ноге он не может передвигаться быстро. Вот сейчас…

Пиратский капитан вылетел из ниши, как сжатая пружина. Не обращая внимания на боль в ноге, он взмахнул саблей, летя на Колобкова бурным вихрем…

…и Колобков круто развернулся. Он поднял револьвер и спустил курок.

Раздался выстрел.

– А все-таки, как это получилось? – повторно спросил Чертанов, разглядывая бессознательного Веданока.

Гена с Валерой неопределенно пожали плечами. Ничего не понимая в магии, они, однако, инстинктивно нащупали слабое место защиты противника. Эта штука возвращает удар тому, кто его нанес. Но как быть, если один человек использует другого в качестве оружия? Кому возвращать удар – тому, кто бьет, или тому, кем бьют?

Догадка оказалась верной. Заклинание не смогло «принять решения», и его хозяин выпал в нокаут.

– Шеф! – воскликнул Валера, едва отойдя от схватки.

– Угу! – кивнул Гена, бросаясь на звук выстрела.

Тур Ганикт криво усмехнулся, глядя на простреленное плечо. Проклятый толстяк схитрил. Специально переставил патроны, чтобы два отделения оказались пустыми, и возникло впечатление осечки. Неплохо.

Но он промахнулся. Прострелено всего лишь плечо, причем правое. А левая рука по-прежнему невредима и удерживает саблю.

– Хубата хи ногура… – процедил Ганикт, надвигаясь на противника.

– Эй-эй, ты что делаешь, урод?! – возопил Колобков, поспешно отступая. – В живого человека острой железкой тычешь!

Ужасно хромая, пиратский капитан догнал его уже на корме. Сабля взмыла вверх и круто пошла вниз…

– У! О! – послышалось из-за спины Ганикта.

Сабля выпала из вывернутой руки. Раненый и ослабевший, пират обмяк в могучей хватке телохранителя Гены.

– Нам его замочить, шеф? – пробасил тот.

– Все бы вам мочить, беспредельщики… – проворчал Колобков, вытирая лысину платком. – У него, может, жена, дети, мама старенькая… Не трогайте мужика, он и так инвалид.

Тур Ганикт не понял ни слова, но когда его отпустили – не стал пытаться напасть снова, только произнес несколько слов.

– Серега, чего он говорит? – спросил Колобков.

– Говорит, что его жизнь в ваших руках. Но его команда непременно отомстит, если с ним что-то случится.

– Да ничего с ним не случится, пускай расслабится. Будем вести переговоры, как белые люди.