Глава 11
Зона. Злая звезда
…И, покинув крепость, отправились они на север по правому берегу Тангутской реки, и было их пятеро: его величество король, проводник из тангутов Коба, маг-иундеец Мабахандула, джинн Бахлул ибн Хурдак и Црым, королевский шут. Еще кот-баюн, о коем тоже надобно упомянуть, хотя к людям или джиннам он не относится; кот ехал в корзине, погруженной на онагра. Шли они вдоль берега много дней и наконец добрались до места дикого и безлюдного, где река поворачивала на запад. Торчали там засохшие деревья и камни, опаленные огнем, а больше ничего. И такие же камни и деревья были за рекой, где начиналась пустошь Демонов и где упала месяцами раньше злая звезда. Посмотрел за реку его величество и произнес: «Вот перед нами эта земля, забытая Господом, и пойду я вскоре к ее холмам и долинам, чтобы взглянуть на демонов, понять их свойства и вызнать, откуда они взялись и что им нужно в этом краю. Сделав же сие, буду судить их праведным судом за смертоубийства и бесчинства и накажу по справедливости». Так сказал он, а потом добавил, хмуря грозно брови: «Мало им не покажется!»
Знаменитая хроника Майны Хабатиса «Иундея, или Путешествие Туда и Обратно», изданная в стольном граде Хайборийском в годы правления короля Марклима Первого, победителя орков, гоблинов, драконов и тварей иундейской пустоши
Црым чистил рыбу. Мелькал нож, сыпалась из-под клинка крупная чешуя, падали на землю рыбьи головы. Кот с урчанием объедал их, выбирая кусочки помягче. Посреди оврага горел костер, грелся котелок с водой, рядом стояла бадья, в которой Црым ополаскивал вычищенных рыбешек. Не очень больших, но и не маленьких, величиной в половину локтя и довольно мясистых. Рыба в Тангутке еще водилась, и Чунга, искусный рыболов, за ночь натаскал пару ведер, пользуясь не удочкой или сетями, а только увесистой колотушкой. Клим при виде рыбы удивился – казалось ему, что твари из пустоши извели окрест все живое, от деревьев и трав до мурашей и зайцев. Но возможно, они еще не добрались до реки или не понимали, что в воде тоже есть живые существа. Это зависело от их среды обитания, от того, есть ли в их мире реки, озера и моря и что бултыхается в тех водоемах.
Црым бросил рыбу в котелок, добавил сушеные корешки и вздохнул с унылым видом.
– Эх, твое величество, что пользы от меня! Королева велела за тобой присматривать, а я того не исполняю. В лесу злодеи разбойные меня пришибли, и ничем я тебе не помог. Попали к мохнатым, и опять я не у дел… А тут и вовсе с краю – в пустошь ты меня не берешь, и осталось мне лепешки печь, уху варить да развлекать иундейского мага.
– Не распускай нюни, – сказал Клим, махнув в сторону речного берега. – Там без ухи и лепешек не попрыгаешь. Но главная твоя задача – спасать меня от искушений.
Скоморох прищурился:
– Это еще от каких?
– От всяких. У эльфов побывали, с ведьмами полетали… да и русалки тоже были ничего, приятные девицы… А я как взгляну на тебя, так вспомню королеву.
– Ясно, – проворчал шут. – Поглядишь на мою кривую рожу, и вся охота пропадает.
Клим рассмеялся:
– Вроде того. Но кроме ухи и лепешек ты мог бы заняться кое-чем посерьезнее. Ты вот басни начал писать… А почему не перейти на прозу?
– Ты о чем, величество?
– О нашем странствии, о проклятой иундейской пустоши, обо всем, что с нами уже случилось и еще случится. Разве это не достойно твоего пера? Подробной хроники или хотя бы повести? Почему бы тебе этим не заняться, когда возвратимся домой?
– Толковая идея, – поддержал кот. – Ну-ка, бррось мне еще парру ррыбьих голов… можно больше…
Црым наморщил лоб и призадумался. Кажется, мысль короля попала на благодатную почву, обратив мысли шута в нужном направлении. Црым вздыхал, тер кулаком глаза, посматривал то на небо, то на котелок с кипящим варевом, то на своего повелителя. Наконец он произнес:
– Смеяться будут. Даже хохотать!
– С какой же стати?
– Не по чину мне это дело, государь. Кто я таков? Шут, хоть и королевский. Ну там басенки-побасенки еще куда ни шло, шуту простительно… А хроника случай и впрямь серьезный. Труд для большого человека, а я ростом и статью не вышел. Я, изволишь ли видеть, гном. Сочинить сочиню, пусть даже и правдиво, да не поверят моим писаниям.
– Отчего же не поверят? Есть простой выход, – сказал Клим. – Пиши под псевдонимом.
– Псе… – начал шут. – Под каким псердудимом, твое величество?
– Под новым пррозванием, сударрь, – пояснил литературно образованный баюн. – С ним никто ммне узнает, что ты – это ты. Гномью кличку дерржи прри себе, а на манускррипт ставь дрругое имя. Напрримерр, Герродот.
– Плутарх или Гай Светоний Транквилл тоже звучит неплохо, – добавил Клим.
– Понял! – Лицо шута озарилось улыбкой. – Я сочинитель, но вроде как втайне… Только имя надо выбрать подходящее. Гердоты и Путархи – это не по-нашему.
– Вира Лахерис тебя устроит?
– Тогда уж Майна Хабатис, государь.
– Почему?
– Живи Вечно слишком шикарное имечко, с большой претензией. Вроде как я буду жить в веках или читателю желаю вечно здравствовать. А если ему не понравится? Если он придурок и урод? Если скажет: чума на аффтара, в свинячью его задницу? Самое время ответить: Майна Хабатис – и тебе того же!
– Хм… предусмотрительно, – согласился Клим. – Очень предусмотрительно! Пусть будет Майна Хабатис. Твори! Ни я, ни кот тебя не выдадим.
Варево поспело. На запах съестного из пещеры вылезли Коба Тараган и мохнатый псоглавец Чунга. За ними появился Мабахандула, покрутил носом, кивнул с одобрением и устроился у котла с миской на коленях. Все были голодны, ели молча, быстро и с аппетитом – уха удалась. Глядя на старого чародея, Клим размышлял: у любого человека есть слабости, но их все меньше с прожитыми годами. Тщеславие и непомерная гордыня, поспешность в словах и действиях, тяга к власти, чинам и женщинам – все это уходит, отступает перед недугами и осознанием того, что ворота в вечность уже приоткрыты. Что остается? Беседа в приятной компании и добрая трапеза. А потому не нужно осуждать Мабахандулу, который уплетает уже третью миску ухи.
Маг будто подслушал его мысли, – отдуваясь, поставил миску наземь, откинулся на пятки и произнес:
– Еда и питье – вот узы, соединяющие каждого с каждым. И сейчас, когда мы укрепили их, я хочу, сын мой, узнать о твоих намерениях.
– Наши лазутчики рассказывают, что за холмами лежат болота, и есть там небольшая речка в ущелье, в Гнилом урочище, – промолвил Клим. – За болотами и рекой вроде бы и упала злая звезда. Я хочу туда добраться.
– Увидеть повелителя чудищ и демонов?
– Да. – Секунду-другую Клим колебался, пребывая в нерешительности, потом сказал: – Только это не чудища, почтенный Мабахандула, не чудища и уж тем более не демоны. Это машины.
– Машины, – медленно повторил маг, – машины… Что ты разумеешь под этим словом?
– Изделия рук человеческих или других созданий, у коих не руки, а щупальца или что-то в этом роде. Последнее не важно; главное, такие существа разумны и могут сотворить машины. Причем без всякой магии.
Мабахандула задумался, пощипывая длинную бровь. Выдрал из нее случайный волосок, что-то недовольно буркнул и бросил его в костер. Потом стукнул пальцем по миске:
– Вот изделие рук человеческих, а еще котел, горшки и кружки. Это машины?
– Нет. У изделий, о которых я говорю, есть механизм, и они обычно могут двигаться или порождать движение. В том случае, если снабдить их энергией.
– Столько непонятных слов… – пробормотал волшебник. – Я стар и мудр, а потому не боюсь признаться в своем невежестве, сын мой. Ты не мог бы объяснить попроще, что такое машина?
Клим поднял лежавший рядом арбалет:
– Это машина, хотя и очень простая. У нее есть механизм, рычаг с воротом, и есть источник энергии – упругий лук и тетива. Сам арбалет неподвижен, но мечет стрелы. Другой пример – мельница, в которой жернова вращаются силою ветра или воды. Но могут быть гораздо более сложные машины, которые двигаются как живые существа, могут разговаривать и…
– Убивать, – произнес тангут Коба. – Как их ни называй, мой господин, но, если они убивают, они демоны и чудовища.
Если не вдаваться глубоко в семантику, в этих словах больше правды, чем заблуждений, подумал Клим и кивнул.
– Пожалуй, я готов согласиться. Не будем спорить и закончим на этом, – промолвил он, щелкая рычагом арбалета. – Утром я отправлюсь в пустошь и попробую добраться до владыки демонов или убивающих машин. – Помолчав, оглядел своих соратников, сидевших у костра, и добавил: – На этот раз проводники мне не нужны. Я пойду один.
В волнении Коба привстал с места. Шрам на его щеке налился кровью.
– Но почему, мой господин? Разве я плохо тебе служил? А теперь нас двое, я и Чунга! И мы готовы…
Старый маг рявкнул на тангута:
– Молчи, глупец! Твое дело слушать и повиноваться, а не задавать вопросы! – Он повернулся к Климу и, успокоившись, произнес: – Будущее бросает тень перед собой, но не каждый способен прочесть его знаки. Ты это можешь, сын мой. Раз ты сказал, что пойдешь один, значит, так оно и будет. Однако я чувствую, что должен тебе посодействовать. Чем и как? Ты уже это знаешь?
– Да, почтенный. Ты мастер иллюзий, и ты говорил мне, что в твоих силах послать видения так далеко, как пожелается. Например, в середину пустоши?
– Без всякого труда, сын мой. Хоть на другой край света.
– Мне нужен один из твоих миражей, самый чудовищный и страшный. Но появиться эта иллюзия должна в определенный миг, в тот, когда я пожелаю. Это можно устроить?
– Долг старых – помогать молодым, даже если это связано с неприятностями, – вздохнул чародей и выдрал клок волос из левой брови и клок из правой. Наверняка ему было больно – он крякнул, сморщился, но тут же начал плести из волосков косичку. Протянул ее Климу и сказал: – Сожги ее, когда придет нужда. Сожги, и появится видение… Но какое? Я прожил долгую жизнь, и на каждую радостную иллюзию у меня есть десять страшных. Говоря по правде, их больше, чем желудей в дубовом лесу. Что тебе нужно, сын мой?
– Об этом мы потолкуем завтра на рассвете, – промолвил Клим и бережно спрятал косичку за пояс.
Спустившись утром к речному берегу, Клим обнаружил у переправы кота-баюна. Серый устроился на камешке и, брезгливо подергивая хвостом, косился на бурные воды. Сидел он в таком отдалении, чтобы брызги до него не долетали, и всем своим видом демонстрировал неприязнь к хмурому небу, реке и пейзажу на ее берегах. Вид и правда был унылый.
– Что ты тут делаешь? – поинтересовался Клим.
– Жду твое неторропливое величество, – ответил котяра. – Видишь ли, сударрь мой, без тебя я на дрругую сторрону ммне перреберрусь. Эта вода такая мокррая! Террпеть не могу!
– А куда ты собрался? Я вчера предупредил, что пойду один.
– Это касалось двуногих, а не меня. Один! – Кот уставился на Клима желтыми глазами. – Говорришь, один! Кажется, ты пожелал добрраться до демонических владык и побеседовать с ними?
– Истинная правда.
– Будешь толковать без перреводчика? На пальцах объясняться? Или теоррему Пифагорра ррисовать?
– Как-нибудь столкуемся. – Клим хлопнул по фляжке с зельем и поправил свисавшую с плеча кувалду. – А ты уверен, что понимаешь язык демонов? Они ведь не из этого мира, баюн, ни хайборийского, ни иундейского не знают.
– Ммне знают, чтоб я так жил! – Хатуль мадан задрал хвост и прошелся взад-вперед по камешку. – Зато я понимаю всяких тваррей, что земных, что прришлых! Прримеррно с трретьей запятой, величество. Ты рраскинь мозгами – как же без меня? Ммнет, ммне обойдешься!
– Ну и чего ты хочешь? – спросил Клим.
Кот раздраженно фыркнул.
– Иван-дуррак и тот был поумнее… На шею твою хочу, вот чего. Или на плечо. Сказал же, вода – мокррая!
– Ладно, полезай.
Клим наклонился, и котяра прыгнул ему на спину. Конечно, насчет плеча или шеи он поскромничал – разлегся поверх мешка, арбалета и кувалды так, что голова свешивалась слева, а хвост болтался справа.
– Ммне уррони, величество!
– Постараюсь, – молвил Клим и только шагнул к воде, как мелькнуло над ним нечто пестрое, небольшое и очень юркое. – И ты здесь! – произнес он, подставляя ладонь джинну. – Какими судьбами? Или мой приказ не для тебя? Или ты его не слышал?
– Слышал, о повелитель луны и звезд, – отозвался Бахлул. – Слышал и готов понести любую кару, вплоть до заточения в сосуде, как сделал некогда Сулейман ибн Дауд – мир с ними обоими! Но вот что меня тревожит, о шахиншах… Этот магический амулет, что дал тебе мудрый Мабахандула, эти его волоски…
– С ними что-то не так?
– Как сказал почтенный чародей, придется их сжечь. Но пока ты добудешь огонь, пройдет время, и ты окажешься в опасности. Враг хитер и коварен, а потому задуманное нужно делать быстро. Кто же сожжет их быстрее, чем я? – И джинн метнул в воздух яркие искры.
Не говоря ни слова, Клим пристроил его рядом с котом и начал перебираться через реку. Когда солнце поднялось на ладонь над линией горизонта, они уже миновали могилу Сосо Сайкела, а к полудню достигли холмов с разрушенными башнями. Кот уже не ехал у Клима на плечах, а бежал за ним, лавируя среди камней и пуская в ход когти на крутых спусках и подъемах. Бахлул ибн Хурдак, как и прежде, занялся разведкой, следил за небом, но летающие твари им пока не попадались. Зато по дороге пришлось расправиться с двумя шептунами и уже знакомыми растениями-хищниками, похожими на огромные капустные кочаны. Отравленных стрел в колчане стало меньше, Клим не выпускал из рук арбалет, но кувалда все еще отдыхала в своем чехле.
На холмах царило оживление; восьминогие роботы-пауки разбирали обломки башен, подтаскивали новые конструкции и громоздили их на склонах целыми штабелями. Звенел и скрежетал металл, стремительно мелькали щупальца, пыль вздымалась столбом, сотни неутомимых строителей ползали по развалинам, сбрасывая их вниз, к подножиям холмов. Поглядев на эту картину, Клим пробормотал со злостью:
– Упорные, сволочи… Ну ничего, ничего! Доберусь я до вашего помела!
– А что ты о нем думаешь? – полюбопытствовал хатуль мадан. – Помело-то ммне здешнее! Из каких палестин его прринесло? Есть идеи?
– Никаких. Но если судить по голливудским фильмам, они либо с Секунды Прайм, либо с Сириуса. Может быть, с Тау Кита.
– Ррешительно голосую за последний случай, – промолвил кот. Звенья золотой цепи вдруг сверкнули под его лапами, и он запел хриплым баритоном:
– На Тау Ките поррядки ммне те…
– Давно я песен твоих не слышал, – произнес Клим.
– Повода ммне было. А сейчас, может, и появится. Оберрнись-ка, сударрь! Оберрнись, а я еще спою! – И баюн взревел так, словно в горле его разместился целый военный ансамбль песни и пляски: – Брроня! Брроня кррепка и танки наши быстрры!
На них, лязгая жвалами, надвигались два жука.
– Не наши это танки, – сказал Клим и выпил половину фляги. Потом вытащил молот из чехла, снял волшебное колечко и разнес железных монстров в мелкие куски.
От половинной дозы сил у него прибавилось – не настолько, чтобы башни молотом валить, но на жуков вполне хватало. Теперь Клим двигался гораздо быстрее, и не всякий рысак угнался бы за ним. Кота пришлось снова посадить на плечи, но джинн не отставал, мчался впереди, словно крохотная ракета. В быстром темпе они обогнули с запада холмистую гряду и вышли к заболоченной низине, где Клим подстрелил еще одного шептуна. Низина с каждым шагом делалась все глубже и глубже, ее края, поросшие плесенью, сужались, и к мерзким запахам Зоны добавилась вонь гниющей воды.
Потом справа и слева возникли земляные откосы, почва под ногами стала вязкой и зыбкой, и сквозь нее тут и там начали просачиваться тонкие желтые струйки. Возможно, то была вода, отравленная какой-то ядовитой химией, или жидкие отходы, что текли от злой звезды. Клим остановился, глядя, как уходят в болото его сапоги, сморщил нос и пробормотал:
– Гнилое урочище… все, как говорили сталкеры, грязь да вонь… А гадючник где? Помело это проклятое?
Но корабля в виде летающей тарелки или крейсера из «Звездных войн» он пока не разглядел. Выдрав ноги из трясины, он помчался дальше, расплескивая зловонную жижу. Кот на его плечах сопел, дышал тяжело, с хрипом, – видно, местные ароматы ему тоже не нравились.
Через несколько минут Гнилое урочище осталось позади. Теперь перед ним была равнина, плоская и абсолютно пустая, если не считать клубившегося неподалеку полупрозрачного марева. Клим направился к нему, прямиком на север, отметив, что неприятные запахи исчезли и воздух стал более свежим. Он не успел сделать и двадцати шагов, как наткнулся на труп.
Собственно, это был скелет – плоть наверняка высосали шептуны. Вытянутый череп раза в два крупнее человеческого, челюсти с огромными клыками, длинный хвост и когтистые лапы… Никаких следов одежды, но на ребрах и хребте сохранилась шерсть – рыжие клочья с темными полосками.
– Оборотень, – сказал Клим, разглядывая эти останки. – Наверняка Кррх, быстрый и глазастый.
– Мир его праху! – отозвался Бахлул ибн Хурдак. – Он сейчас в раю, пьет шербет и ласкает гурий.
Клим покачал головой:
– Насчет гурий я сомневаюсь, все же он оборотень. Хотел выбраться отсюда в обличье тигра, но не смог. Вопрос: почему?
– Скорро узнаем, – мурлыкнул кот. – Куда ты собирраешься идти?
– Вон к той голубоватой дымке. – Клим ткнул в воздух посохом. – Кажется мне, больше некуда.
– Ну попрробуй, попрробуй, – произнес баюн, поудобнее устраиваясь на его плечах. – Только, сударрь мой, мчись ммне очень быстрро. Ммне люблю трряски.
Мнилось, что до марева рукой подать. Клим ускорил шаг, затем побежал, не обращая внимания на ворчавшего кота. Дымка ближе не стала, зато по дороге начали попадаться черепа и скелеты, на сей раз вполне человеческие. Клим насчитал десятка полтора, – вероятно, все эти люди блуждали по равнине, пытаясь куда-то добраться. Блуждали долго, пока вконец не обессилели. Что за смерть явилась им? Возможно, одних зарезали жуки, другие погибли от жажды и голода, а третьи стали жертвой шептунов… Клим чертыхнулся и прогнал эти мрачные мысли.
Голубоватая полупрозрачная мгла упорно не желала приближаться. По расчетам Клима, он пробежал уже с километр, когда впереди замаячило что-то знакомое. Он перешел с бега на шаг, потом остановился. Череп с клыками, когтистые лапы, клочья рыжей шкуры… На земле лежали бренные останки Кррха, сайлонского оборотня.
– Похоже, мы сделали круг, – промолвил Клим, озираясь.
– Веррное заключение, – подтвердил кот. – И что дальше?
– Пойдем в противоположном направлении. Вернемся в Гнилое урочище.
Он глотнул из фляги, повернулся к мареву спиной и помчался изо всех сил к зловонному ущелью. Не прошло и нескольких минут, как человеческие скелеты, а потом и кости Кррха снова были перед ним.
«Там ходишь, ходишь, а выхода нет… ни вперед нет, ни назад…» – прозвучали в памяти слова тангута. Кажется, так оно и было.
Опершись на посох, Клим уставился на клубившуюся неподалеку дымку. Затем промолвил:
– Что скажете, бояре? Какие будут предложения?
Джинн впал в задумчивость, зато котяра откликнулся сразу:
– Как говоррил один мой знакомец, элементаррно, Ватсон! Глаза тебе отводят. А я вот вижу все опрределенно и ясно.
– В самом деле?
– У меня много талантов, твое величество, а к ним – безошибочное чутье. – Хатуль мадан спрыгнул на землю. – Думаю, нам таки сюда. На прравое ухо от этих костей.
Брезгливо подергивая лапами, он обошел скелет несчастного оборотня и остановился в ожидании.
– Что ж ты сразу не сказал, прыткий мой! – проворчал Клим.
– А ты бы чему поверрил, своим глазам или мне?
Пожав плечами, Клим зашагал за серым проводником. Шли они не к мерцавшей на севере мгле, а как будто бы забирая к востоку – он ощущал, что солнце, перевалившее зенит, греет плечи и затылок. Все та же равнина, пустая и бесплодная, лежала перед ним, но человеческие останки – ни черепа, ни отдельные кости – больше не попадались. Означало ли это, что они идут по верному пути? В отвод глаз Климу не очень верилось, но эти слова могли трактоваться совершенно иначе – например, как защитный периметр с иллюзорными миражами или с воздействующим на психику излучением. Он размышлял на эти темы и старался не глядеть на полупрозрачное марево, которое как бы удалялось от них или, во всяком случае, не становилось ближе.
Потом что-то произошло. Словно бы лопнула некая струна или завеса, упругая, прочная, но поддающаяся усилию мышц и давлению тела. Этот разрыв был беззвучным, но чудилось, что в воздухе – или в подсознании – раздался звон, тонкий, как писк комара. Плоская равнина не исчезла, не растворилась без следа, но стала теперь обрамлением для иного пейзажа – кратера километровой ширины с обрывистыми склонами, из которых торчали каменные глыбы, опаленные огнем. И в центре этой воронки, выбитой в плоти земной, пряталась, будто паук в засаде, злая звезда – огромный космический корабль.
Клим не смог бы описать его вид и очертания; из центрального ядра, частью скрытого массой расплавленных камней, торчали пучки труб и остроконечных мачт, наросты, подобные распластавшимся по корпусу морским звездам, странные конструкции, ребристые, угловатые или закрученные спиралью, параболоиды антенн и направленные к краям воронки конические штыри. Кое-где обшивка прогнулась и треснула, или, возможно, это были не следы разрушений, а приоткрытые люки необычной формы и стыковочные порты. Корпус и выступающие из него устройства заволакивала темная пена, то ли защитное покрытие, то ли выгоревшая внешняя оболочка. Несомненно, корабль странствовал среди звезд не один год, даже не одно столетие; он выглядел древним, как египетские пирамиды или останки Ноева ковчега. Но все же он не казался развалиной, рухнувшей на планету и не способной вновь подняться в небеса, в нем ощущалась скрытая мощь и злая упорная сила.
Долго Клим его не разглядывал; выпил оставшееся во фляге зелье, посадил кота на плечи и начал спускаться вниз. Время пошло, даже побежало – через час или чуть раньше он будет нуждаться в пище и отдыхе. Конечно, если сам не станет пищей шептуна.
Вздрогнув при этой мысли, он крепче стиснул арбалет с отравленной стрелой. Впереди, под выступом, похожим на орудийную башню, темнело рваное отверстие входа. Пол камеры, что была за ним, покрывали обломки камней и земля, – видимо, уборкой экипаж не утруждался и роботов сюда не посылал. Из этого отсека расходились три тоннеля, тихих и сумрачных, освещенных неяркими полосками, бежавшими по сводам. Клим остановился перед ними и оглядел каждый проход, бормоча:
– Направо пойдешь – коня потеряешь, налево пойдешь – лишишься злата-серебра, прямо пойдешь – живому не быть. Двинуться, что ли, направо? Конь у меня уже потерян…
Баюн завозился на его плечах, защекотал усами шею, спрыгнул наземь и промурлыкал:
– Пррямо, сударрь мой, только пррямо. Так говоррит мое чутье. И если найдешь супостата, живому ему не быть. Убей кррысу на месте!
– Посмотрим, кровожадный мой. Убийство вообще-то греховное деяние, – сказал Клим и махнул рукой джинну. – Бахлул, надо проверить этот тоннель – куда он ведет и кто там обитает. Сразу никого кончать не будем, вдруг столкуемся. Ну а если уж не выйдет…
– Ничто в мире не свершается без греха, о шахиншах, – напомнил джинн и умчался вперед.
Минут пятнадцать они блуждали в нижнем ярусе звездного корабля, пробираясь в путанице коридоров и отсеков. Тут были ангары с застывшими в них механизмами, жуками, летающими тварями и огромными многоногими роботами, которых Клим прежде не встречал. Бесконечной чередой тянулись палубы, склады и хранилища, набитые непонятными устройствами, тысячами контейнеров, емкостями с чем-то жидким, отливавшим ядовитой зеленью. В гигантском зале перед Климом открылась шахта, на дне которой, среди переплетения изогнутых труб, копошились пауки, что-то ремонтировали или, наоборот, разбирали. Из шахты доносился грохот, единственный звук, нарушавший мертвую тишину сумрачного корабельного лабиринта. Наконец они вышли к широкому пандусу, закрученному спиралью. Пандус вел наверх, к мерцающим на стенах световым полоскам, и казалось, упирался прямо в потолок. Кот направился к нему.
– Чутье подсказывает, что нам сюда. Шагай за мной, величество, ммне сомневайся.
– Я вижу ослепительный свет, – промолвил джинн, паривший у самого свода. – Здесь большая арка, о повелитель вселенной. Арка, а за нею чертоги из хрусталя, достойные Сулеймана ибн Дауда – мир с ними обоими! Просторный великолепный покой, какого я еще не видел! Пол тут выложен чистым серебром, и всюду сияют светильники!
Клим стремительно взбежал по пандусу, висевшему в пустоте, будто без всякой поддержки. Арка вела в большой отсек, вытянутый в длину и простиравшийся на сотню или более шагов. Его овальные стены, плавно переходившие в потолок, были прозрачными, и за ними виднелось множество цилиндрических ячеек, залитых потоками яркого света. В каждой – раздутое тело шептуна с приникшим к нему крохотным существом, сидевшим точно наездник на огромном черве. Эти небольшие создания напоминали амеб с тонкими нитевидными щупальцами; нижние отростки впивались или прорастали в спины и бока шептунов, верхние трепетали и подрагивали, иногда касаясь прозрачной стенки. Клим застыл, взирая на этих монстров, и вдруг на одном из верхних щупальцев раскрылся глаз. Темный, круглый, выпуклый, он бессмысленно уставился на пришельца.
– Инкубатор, – пробормотал Клим, – инкубатор, где подрастает их потомство… Вот кого кормят шептуны!
Эти твари высосали все живое в округе, лесное зверье, скотину и тысячи людей, считая с погибшими воинами. Теперь их плоть стала пищей для крошечных чудовищ, принесенных кораблем из неведомого мира. Они будут расти и размножаться, пустошь станет их владением, а мир, в который они попали, – охотничьим угодьем. Ибо всему, что растет и размножается, нужна еда.
Скрипнув зубами, Клим занес кулак над прозрачной стенкой, но тихий голос кота его остановил:
– Нерразумно, сударрь. Пррикончишь одного, дрругого – что толку? Ммне этих надо убивать.
– Ты прав. – Кулак разжался. Клим оглядел стену с бесконечными этажами ячеек и сказал: – Идем дальше. К тем любителям протеина, что возрастом постарше.
Он не прикоснулся к ячейке с зародышем, но его присутствие заметили. Он шел к выходу, металлический пол отзывался тихим звоном под его шагами, а в голове нарастали беззвучные шепоты: «Чужак… чужак… чужак…» Был ли это сигнал тревоги, разносившийся по кораблю? Или только реакция тварей, обитавших в инкубаторе?..
За ним пролегал кольцевой коридор, на этот раз широкий, чистый и хорошо освещенный. Вероятно, Клим и его спутники очутились в центральной части корабля, предназначенной не для роботов, а для живых и разумных созданий. Пол здесь, как в предыдущем отсеке, сверкал металлом, в стенах зияли семиугольные проемы, ведущие в небольшие камеры, темные и пустые, но словно бы ожидающие кого-то. Клим решил, что здесь находятся жилые каюты экипажа, будущей команды, созревавшей сейчас в инкубаторе.
В одном месте коридор расширялся, и за аркой во внешней стене маячила знакомая конструкция – спиральный пандус, ведущий наверх. Джинн взлетел к высокому своду, исчез на мгновение и тут же спланировал вниз.
– Еще один чертог из хрусталя, сияющий огнями, о повелитель. И там кто-то есть! Поменьше дракона, но все-таки крупная тварь. Не желаешь ли забросить туда огненный шар, мой господин?
– Тоже неплохой варриант, – отозвался кот и замурлыкал приятным тенором: – Горри, горри ясно, чтобы ммне погасло!
– Я сказал, что жечь и лить кровь пока не будем, – произнес Клим и в несколько стремительных прыжков преодолел пандус.
Перед ним открылся большой полусферический зал с повисшими в воздухе экранами и стенами, мерцающими тысячей огней. Одни казались неподвижными, другие медленно ползли куда-то или кружили на месте, третьи метались между куполом и палубой, прочерчивая молниеносные вспышки. Зал не был пуст – в нем хватало странных штуковин, которые могли оказаться навигационными приборами, системами связи, управления двигателями, роботами или оружием. Во всей этой технике – конечно, за исключением оружия – Клим разбирался плохо и потому отступил к стене, проследив, чтобы никакой подозрительный ствол не дернулся в его сторону.
Но, кажется, все было тихо и спокойно. Крупная тварь, о которой говорил Бахлул, покачивалась в гамаке в центре зала и взирала на него тремя глазами на вытянутых стеблях. Капитан, решил Клим. На осьминога похож, только щупальцев поменьше и клюва нет. Кожа зеленая, в пупырышках, голова как пивной котел, под ним тельце скромных размеров, но общий вес внушительный, на пару центнеров потянет.
Тварь что-то булькнула и сменила окрас с зеленого на розовый.
– Переводи, – велел Клим коту. – И желательно поточнее.
– Удивляется. – Хатуль мадан уселся на задние лапы и навострил правое ухо. – Сильно удивляется, твое величество.
– С чего бы?
– Пока ммне рразобррал. Сейчас он скажет что-нибудь еще, и я освою его способ коммуникации. Как обещал, с трретьей запятой буду в теме.
Тварь снова забулькала. Кот дернул ушами и, к изумлению Клима, ответил в той же тональности. Буль-буль… буль-буль-буль… И снова: буль-бульк.
– Ясно, – промолвил кот. – Удивлен, как дикаррь с такой убогой планетки добррался до его коррабля. Говоррит… ммняу мррр… это какая-то идиома, типа того, что здесь на свинье ездят, хворростиной погоняют. Словом, ммнецивилизованные мы.
– Скажи ему, что я из другой реальности, – распорядился Клим. – В моем мире давно летают к звездам, так что я понимаю, где нахожусь.
Буль-буль… буль-буль-буль… И снова: буль-буль-бульк. Тварь пошла желтыми полосами по розовому.
– Удивлен еще больше, – сообщил кот. – Желает общаться свободнее, рради чего готов изменить свою конфигуррацию.
– Это каким же образом?
– Самым обычным. Взррослая особь этого вида способна к телесной метаморрфозе.
Джинн, сидевший у Клима на плече, зашептал в ухо:
– Стоит ли ждать, о господин земли и небес? Кто знает, в кого он превратится! Сожжем и развеем прах по лику вселенной! Отсюда и до песков Аравии!
Но трансформация уже началась, и Клим следил за ней с большим любопытством. Голова стала меньше, тело вытянулось и раздалось вширь, пара щупальцев превратилась в верхние конечности, еще одна – в толстые, короткие и кривые ноги, на лице прорезался рот, над ним – ноздря и три глаза. Руки вышли разной длины, на левой четыре пальца, на правой – семь. Ни волос, ни ногтей, ни намека на половые органы. Кожа пятнистая, где розовая, где зеленоватая или черная. Шеи нет, голова сидит прямо на плечах, живот вздутый, спина горбом… Не человек – пародия на человека!
– На этом Ките живут в кррасоте, – насмешливо мурлыкнул кот.
Бросив на него строгий взгляд, Клим произнес:
– Ты отлично справился, капитан. Поздравляю!
– Не капитан… – проскрипел монстр и смолк, подыскивая нужное понятие. – Этот особь, – он приложил к груди уродливую многопалую ладонь, – есть корабль. Такой биологический и ментальный единство. Симбиоз, функциональный связь.
Он говорил на шибере, вставляя русские слова, хрипел, сопел, делал паузы, но понять его было можно. В какой-то миг Климу показалось, что незримые пальцы роются в его голове, – видно, тварь искала термины, отсутствующие в языке иундейцев.
Рот существа распахнулся, искривились губы, и тварь с усилием выдавила:
– Твой кто? Зачем здесь? Как, если из другой реальность?
– Я археолог, и меня привела сюда преданность науке, – сообщил Клим. – Ну еще соображения гуманизма и надежда пообщаться. Цивилизованно и с пользой для нас обоих.
Некоторое время капитан – про себя Клим называл его так – рассматривал гостя всеми тремя глазами. Затем вполне разборчиво пробормотал:
– Твой понимать, что эта особь, – он снова приложил ладонь к груди, – может с твой сделать?
В дальнем углу палуба вспучилась, лопнула, и в возникшую щель полез шептун. Огромный, как колбаса с рекламного плаката.
– Мой понимать, – отозвался Клим, послал в шептуна стрелу и тут же перезарядил свое оружие. Нацелил арбалет на трехглазого и добавил: – Стрела отравлена весьма токсичным средством. Летальный исход гарантирую.
Шептун сдулся. Вместо огромного червя на палубе валялась лишь его сухая шкурка. Капитан выдвинул крайний левый глаз, осмотрел эти остатки и вернул зрительный орган на место. Теперь все три глаза следили за арбалетом и торчавшей в нем стрелой.
– Надеюсь, этой особи ясно, кто тут задает вопросы, – заметил Клим. – Так что колись, нечисть! Как археолог и гуманист, я желаю знать, зачем вы сюда прилетели.
Капитан молчал. Кожа, где розовая, где зеленоватая, потемнела. Возможно, это являлось отражением страха, гнева, неприязни, но баюн это изменение не прокомментировал. Ну и ладно, решил Клим и, не опуская свое оружие, произнес:
– У меня был нелегкий день. Я добирался сюда с большим трудом, шел по болоту и ущелью, дышал мерзким воздухом, и настроение у меня не из лучших. Не усложняй жизнь себе и другим, говори! Повторяю вопрос: зачем вы сюда прилетели?
– Не сюда, – прохрипел трехглазый, – лететь не сюда, а на другой небесный тело. Совсем другой! Быть повреждений при входе в атмосферу, сбросить скорость не удался, понял, что случиться катастрофа. Тогда действовать модулятор реальности и отправиться в этот мир. Здесь затормозить и приземлиться. Здесь предпочтительней.
Он растопырил пальцы, захрипел, забулькал, и продолжалось это довольно долго, минут пять или шесть. Клим кивнул коту:
– Переведи, баюн.
– Говоррит, что хотели захватить какую-то планету, весьма прримитивную, – сообщил котяра. – Хотели, но ошиблись – пока до нее добиррались, там много чего изобррели. Взррывчатку, ядовитые газы, летательные машины, дальнобойные оррудия. На той планете пытались сесть, сожгли лес и едва ммне вррезались в землю в пустынной области. Перребррались за гррань рреальности с помощью особого устрройства и попали к нам. Толкует, что здесь лучше. Здесь никто ммне может им сопрротивляться.
Арбалет дрогнул в руках Клима. Он оглядел просторный отсек – наверняка рубку космического корабля, – потом снова уставился на гротескную фигуру капитана и задумчиво произнес:
– Значит, лес спалили в пустынной области и едва не врезались в землю… Было такое, было! Только век назад! А сколько их корабль здесь торчит? Старец Ашрам говорил о годах, но никак не о столетии.
– Переход в другой реальность вести к темпоральный сдвиг, – пояснил трехглазый. Вероятно, он успокоился или смирился со своей участью – кожа его посветлела, снова сделавшись розовой и зеленой. Потом его физиономию затопил багрянец, и монстр буркнул: – Твой убить эту особь, но изменений нет, будет другой существо-корабль. Твой спрашивать – зачем прилетели. Твой не иметь разум и не понять великий цель! Экспансий в космос! Брать мир за миром, ширить границы! Чужой стирать, свой растить! Твой делать пищей! И не уходить отсюда никогда!
Клим похолодел. Не потому, что испугался, а по другой причине: вспомнилась ему национальная идея, внедряемая в Хай Бории по собственному его велению. Не так откровенно, не столь кровожадно, однако похоже, похоже… Экспансия и расширение границ! Новые земли и выход к морям! Эльфов потеснить, орков извести под корень, тавров приставить к сохе, а волколакам и прочей нечисти – в лоб стрелу с серебряным наконечником. Может, он в чем-то ошибся? Может быть, мысли эти навеяны крахом огромной державы – там, в его родной реальности? Может быть, есть другие идеи и другие пути?
Об этом стоило поразмышлять, но не сейчас. Разрядив арбалет, Клим забросил его за спину и сказал:
– По твоей вине погибли тысячи людей, не согласных с тем, чтобы их съели, а их землю испоганили. Так что был бы у меня паяльник, я бы знал, куда его вставить. Но убивать тебя я не буду. Даю тебе день и ночь. Или ты уберешься отсель, или сгоришь вместе с кораблем и своими квазимодами.
Плетеная косица уже была в его руке. Приподняв ее, он кивнул Бахлулу, – посыпались искры, вспыхнул язычок пламени, и волоски сгорели вмиг. Но казалось, что этот крохотный огонь породил другую вспышку, ослепительную, страшную, огромную. Посередине рубки, от палубы до сферического свода, поднялся атомный гриб. В его вершине клубились черные тучи, ножка сверкала багровыми всплесками, вокруг горели воздух, вода и земля, и в расколотом небе проступила тень космического мрака. То была чудовищная, безжалостная мощь, от которой веяло уничтожением и смертью. В пламени фантомного взрыва затмились экраны, померкли огни на стенах, и корабль словно содрогнулся в жутком предчувствии – вдруг это яростное пламя обрушится на него, сожжет, испепелит и разбросает прах по Млечному Пути.
Монстр в человеческом обличье сжался и посерел. Клим взирал на него с холодной усмешкой.
– Узнаешь, воинственный мой? Это картина из моей реальности. За последний век мы далеко ушли по пути прогресса. У нас тоже есть модулятор реальности – иначе как бы я здесь появился? И я могу послать ядерный заряд в любое место этого мира. Так что любуйся на это видение и помни: сроку у тебя день и ночь.
Он поднял кота, посадил на плечи и направился к выходу. Бахлул ибн Хурдак летел впереди, снова напомнив Климу пестрый королевский вымпел. Тоннели, отсеки, шахты и пандусы корабля мелькали перед ними точно застывшие в неподвижности змеи, готовые вдруг выйти из сна, броситься и ужалить. «Гадючник, – шептал Клим, спускаясь к нижнему ярусу, – гадючник, гнездовье паразитов…» Странно, но он не ощущал ни голода, ни упадка сил, той обычной релаксации, что наступала после действия зелья. Бодрость не покинула его, он двигался по-прежнему стремительно, почти бежал, не чувствуя признаков слабости.
Взобравшись на край огромной воронки, он повернулся к ущелью, но кот промурлыкал над ухом:
– Ммне туда. Спусти меня на землю и иди за мной. Я тебя выведу.
Некоторое время они одолевали путь в молчании. Клим размышлял, удастся ли его уловка, кот – что было удивительно – не жаловался и не требовал еды, а Бахлул ибн Хурдак задремал, присев на королевское плечо. Они миновали Гнилое урочище и вышли к холмам, где еще недавно возились среди обломков башен пауки. Но сейчас Клим не увидел ни одного робота.
Внезапно кот остановился, задрал голову, всматриваясь в лицо Клима, и произнес:
– Скажи, величество, почему ты его ммне убил? Почему ммне сжег и ммне рразвеял пыль по ветрру?
– Это не решило бы нашей проблемы. Пришлось бы заодно сжечь инкубатор, а потом выслеживать разбежавшихся монстров по всей пустоши. Очень большая возня! А как разделаться с кораблем, как его взорвать или иначе уничтожить, я, баюн, не представляю. И потому пусть разноцветный ублюдок грузит на борт всех своих тварей и всю машинерию и отправляется в космос.
– Без наказания?
– Это как посмотреть, – молвил Клим. – Срок ему назначен день и ночь – точнее, ночь и день, ведь уже темнеет. Завтра вечером увидим, что получится.
Он зашагал в сторону речного берега. «Как посмотреть, как посмотреть!» – билось у него в голове грохотом колокольного набата. Корабль был поврежден при входе в земную атмосферу и не смог затормозить, но, перебравшись в этот мир, все же опустился к северу от Тангутки. Все же опустился! Так сказал трехглазый, но означает ли это возможность продолжить полет? Снова подняться в воздух, преодолеть притяжение планеты и, включив маршевый двигатель, направиться к какой-нибудь другой звезде? По виду их корыто не в лучшем состоянии, скорее, в весьма прискорбном, размышлял Клим. Опять же пауки возились в шахте, что-то ремонтировали. А срок назначен небольшой, всего лишь день да ночь, ночь да день…
«Завтра вечером увидим, – повторил он про себя. – Увидим! Или улетят трехглазые к чертям, или будет им полный трындец и карачун. Что вдоль, что поперек – без разницы!
Хотя второй вариант предпочтительнее, подумалось ему.
На исходе следующего дня, только стали сгущаться сумерки, Клим со всей своей командой уже был на речном берегу. Небеса начали темнеть, но звезды еще не зажглись, лишь над восточным горизонтом повис бледный призрак луны. С реки вдруг потянуло ветром, но – странное дело! – он не принес из пустоши обычных мерзких запахов. Воздух казался чистым, свежим, холодным, с едва заметными привкусами гари и влажной земли. Прыгая с камня на камень, шумели речные воды, расходились круги от всплывших к поверхности рыбешек, вечерний туман окутывал скалы на другом берегу.
Они ждали. Црым, Коба и псоглавец Чунга, закутавшись в плащи, устроились на прибрежных валунах, джинн порхал над ними, кот, фыркая и что-то напевая, прогуливался у их ног. Для старого Мабахандулы прихватили циновку, и чародей, опустившись на пятки, сидел у воды, разглаживал брови и смотрел на небо. Стоя за его спиной, Клим наблюдал, как меркнет дневной свет и удлиняются тени от скал и обгоревших деревьев – они ползли на северо-запад словно стрелы, направленные в центр пустоши. К холмам с руинами башен, к Гнилому урочищу, к инопланетному кораблю…
Тишина. Только рокочет поток, да изредка плеснет у поверхности рыба…
На другом берегу наметилось какое-то движение. Гибкое рыжеватое тело в темных полосках мелькнуло среди утесов, к воде спустился огромный тигр, хлестнул по бокам хвостом. Неторопливо перешел реку, оглядел Клима и его спутников желтыми горящими глазами и ударился оземь. Встал уже человеком, нагим, мускулистым, с каплями влаги на руках и ногах. Чунга бросил оборотню плащ. Закутавшись в него и не нарушая молчания, Гррохатривашана сел рядом с приятелем.
Они ждали. Других отметок времени, кроме солнца и движения теней, у Клима не было, но что-то подсказывало ему, что должный час еще не наступил. Правда, ждать оставалось недолго, десять или пятнадцать минут.
Зона лежала перед ним пустынная и молчаливая, утыканная опаленными стволами, пересеченная оврагами, заваленная покрытыми копотью глыбами. Собственно, уже не Зона, не пустошь Демонов, а просто земля, над которой, вороша пыль, гулял ветер. Возможно, время вернет ее к жизни, вырастет снова лес, ямы заплывут щебнем и глиной, травы и мхи скроют развалины башен, скелеты животных и людей и останки их жилищ. Возможно, вернутся сюда звери и птицы, и лес наполнится щебетом, тихими шорохами, шелестом листвы и звоном чистых ручьев. Но в памяти человеческой, думал Клим, место это останется проклятым краем, и, пожалуй, никто и никогда в него не забредет и уж точно здесь не поселится. Разве что в далеком хайборийском будущем отправят сюда пару экспедиций, чтобы решить научный спор: упала ли тут комета, свалился ли метеорит или приземлилось нечто иное.
Мабахандула глубоко вздохнул, встрепенулись сидевшие на камнях сталкеры и шут, кот замер на месте с поднятой лапой. Над северным горизонтом поднималась огненная звезда, и ее восхождение сопровождали раскаты грома и сотрясение земли. В последних солнечных лучах звезда медленно, с натугой, ползла к зениту, источала пламя, тянула за собой длинный оранжевый хвост; ее полет вызвал зарницы и молнии, полосовавшие темнеющие небеса. Воздух дрожал от грохота, черная туча пыли взмыла с земли, закачались высохшие деревья на речных берегах, два или три упали с оглушительным треском.
– Началось… – прошептал Мабахандула и тут же, погрозив маленьким кулачком, выкрикнул в полный голос: – Началось! Они улетают! Проклятье им и их потомству!
– Они еще не улетают, они поднимаются в космос, туда, где нет воздуха, – молвил Клим. – Чтобы улететь к другому солнцу, нужна огромная, чудовищная скорость. Я не знаю, как они это делают, но уверен, что главный двигатель еще не включили. – Заметив недоуменный взгляд мага, он пояснил: – Сила, что унесет от нас демонов, еще не проснулась. Увидим ли мы это? Не могу сказать, мой почтенный друг. Я не слишком опытен в космической навигации.
– Тебе виднее, сын мой, тебе виднее, – произнес чародей. – Я давно заметил, что ты обладаешь удивительными знаниями, а также словами, способными выразить странное и непонятное. Подождем и будем наблюдать.
Раскаты грома постепенно стихли, прекратилась дрожь земли, пылевые облака стали оседать. Хвостатая звезда висела уже в трех ладонях над горизонтом и продолжала упорно карабкаться вверх. Выступили другие звезды, но в сравнении с огненным чудищем они казались слабыми, едва заметными точками света. Вероятно, корабль уже поднялся за границу атмосферы и совершал какие-то маневры, не очень понятные Климу. Шлейф пламени, тянувшийся за ним, занимал половину небесной сферы и висел над землей как лезвие гигантского изогнутого меча.
– Огненный клинок ифрита, грозящий смертью, – сказал джинн. – Но ты, о повелитель, справился с этими тварями не хуже, чем Сулейман ибн Дауд – мир с ними обоими! Помнится мне, что одних великий Сулейман послал в ад, мучиться в узилищах шайтана, других запечатал в сосудах, третьих казнил… Ты же, по доброте душевной, ограничился изгнанием. Милость твоя беспредельна!
– Не совсем так, – произнес Клим. – Милость милостью, но казнь еще не отменяется.
– Слишком они высоко, – подал голос скоморох. – Нам до них не дотянуться, твое величество.
– Нам – нет. Но мы отнюдь не последняя инстанция.
Мабахандула, не вставая с циновки, повернулся к нему:
– Ты говоришь о Боге, сын мой? О Благом Господе?
Клим пожал плечами, наблюдая, как постепенно гаснет свет удалявшейся звезды.
– Не могу сказать. Бог, судьба, предопределение, вселенская сила… Это только слова, и я не знаю, что стоит за ними. Но уверен, это не пустой звук. В мире существуют справедливость и воздаяние, иначе мы, люди, превратились бы в животных. А может, нас и вовсе бы не было.
След изогнутого ятагана растаял в небе. Блеск корабля померк, он был еще виден, но уже ничем не отличался от других звезд, безмерно далеких, ронявших на планету свет из Великой Пустоты. К какому солнцу проложит путь трехглазый капитан? Куда направится теперь? В каком мире попробует приземлиться и уничтожить жизнь?
«Может, зря я его отпустил?» – подумалось Климу. Но эту мысль догнала другая: сейчас он включит двигатель. Нажмет какую-то кнопку или дернет рубильник и унесется к светилам на край Галактики.
Унесется? Или нет?..
Огромный багровый цветок вспыхнул в небе. Его лепестки мгновенно раскрылись во все стороны от раскаленного ядра и начали разлетаться, словно струи праздничного фейерверка. Зарницы, подобные северному сиянию, простерлись над землей, но ни грохота, ни иного звука не долетело до Клима: то, что он видел, свершалось в пустоте, неотвратимо и безмолвно. Лепестки превратились в дождь сверкающих точек, падавших и сгоравших в атмосфере, но огненное ядро еще пылало и разбрасывало искры. Они неслись сквозь небо в тишине и молчании, а люди на речном берегу замерли в страхе и не могли пошевелиться.
Потом раздался голос, прервавший оцепенение:
– Горри, горри, моя звезда! – разнеслось над рекой, и Клим понял, что слышит строфу из знакомого романса. И снова: – Горри, горри, моя звезда!
Пел кот, горланил во всю глотку, но только эти четыре слова, и звучали они не песней, а мстительной торжествующей эпитафией. И Клим, очнувшись, повторил:
– Гори, гори и догорай дотла! Скатертью дорога!
Искры и зарницы исчезли, отпылали лепестки цветка, погасло его огненное ядро, и небо опять потемнело. Словно явившись из затмения, в вышине вспыхнули звезды, множество далеких солнц, алых и голубых, зеленоватых и золотистых, но не было среди них злой звезды. Кот смолк, только дергал хвостом и хищно урчал, шут и сталкеры загалдели, перебивая друг друга, Бахлул ибн Хурдак что-то выкрикнул на арабском или, может быть, персидском. Старый чародей Мабахандула поднялся, задрал голову к небу и произнес:
– У протянувшего руку к чужой земле и чужому добру да будет она полна пыли! – Затем посмотрел на Клима. – Не пора ли нам вернуться на луг и оседлать онагров? Что скажешь, сын мой? Каждого из нас ждет что-то приятное. Меня – отдых и хорошая еда, наших лазутчиков – награда, твоего кота – миска со сметаной, а тебя – Бомбай.
Мечтательная улыбка скользнула по лицу колдуна. Он разгладил брови и повторил:
– Бомбай! Чудесный город у лазурных вод! Обитель нашего великого пресвитера!
